Текст книги "Открыта вакансия телохранителя"

Автор книги: Наталья Бульба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Может, ты расщедришься и на дальнейшие объяснения?! – Я уже не кричу. Я рычу. Понимая, что не хочу слышать то, что он мне скажет.

– Это значит, что она предложила себя ему в жены. А он – принял ее предложение. Так что фактически Таши Арх’Онт с того момента является невестой даймона Закираля. И я не думаю, что готов сказать об этом ее отцу.

И мы с эльфом, выражая удивительное единодушие, с этим соглашаемся. Понимая, что единственное, что мы можем в этой ситуации сделать, – убить его. Причем до того, как она узнает о своем новом статусе.

Глава 11

Наташа

Я крепилась ровно до тех пор, пока Карим, едва ли не в приказном порядке, не заставил меня лечь в постель. Пригрозив при этом, что не покинет мою комнату до тех пор, пока не убедится, что сон, который я буду ему демонстрировать, не перестанет быть притворным.

Правда, стоило моей голове лишь коснуться подушки…

Я не уплыла в сновидение – я в него свалилась. Со странным ощущением пустоты, которая обволакивала меня и тянула в раскрашенную в черно-белые цвета бездну. С блеском серебра на кончиках дрожащих ресниц, с всполохами бесцветного пламени, что проявляло себя струящимся маревом горячего воздуха.

И первое, что меня встретило в том, не имеющем ориентиров иллюзорном мире, – его голос. Стелящийся дуновением легкого ветерка, что является предвестником надвигающейся бури:

– Я говорил, что найду тебя.

Его глаза приближаются настолько, что я могу рассмотреть каждую изумрудную искорку, очерчивающую контур его зрачков. И каждую его мысль, которая всплывает мне навстречу из завораживающей и пугающей глубины.

– Нет!

Я пытаюсь отшатнуться, но грезы отказываются мне подчиняться, и я едва ли не захлебываюсь в бушующих вокруг меня эмоциях: его, моих, наших. Сплетающихся в разноцветный комок радости, ожидания, отчаяния, надежд и сомнений. И я вязну в этой паутине, проваливаясь все глубже и глубже.

А он продолжает улыбаться странной, беззащитно-нежной улыбкой и протягивать мне руку, гладкая кожа которой украшена серебристым орнаментом – переплетением спиралей, что перемешиваясь, накладываясь друг на друга, выплетают узор, от которого очень трудно отвести взор.

– Ты та, которую я столько ждал. – И стон-мольба срывается с его губ: – Не покидай меня.

– Нет! – И я вскидываюсь, пытаясь снова и снова вырваться из объятий кошмара.

И, к моей радости, мне это удается. И вместо черной бездны вижу встревоженный взгляд Карима.

– Что? – Он сидит на краю кровати и нежно гладит мою руку, которая судорожно комкает ткань одеяла.

– Ничего страшного. – Хрипло. И очень неискренне: – Просто плохой сон. Надо было вытащить из спячки тарагора – он бы стянул с меня остатки чужой магии. Да только боюсь, сил у меня на это пока нет.

Его губы улыбаются, но глаза под кустистыми бровями полны беспокойства.

– Я, конечно, не твой Васька. Но если ты хочешь поговорить…

Все, что я могу, – усмехнуться в ответ. Разговор о Закирале сродни прогулке по тонкому льду: много адреналина и результат, который весьма предсказуем.

– Тебе интересны метания женщины, которая не может определиться, кто из окружающих ее мужчин сумел произвести на нее большее впечатление?

– Ну… на этот вопрос я могу ответить и сам. – И он довольно добродушно фыркает. – Причем без долгих разговоров и обсуждений каждого кандидата: скорее всего именно тот, по чьей вине ты сейчас боишься сомкнуть глаза. И тогда все, что мне остается, – лишь выяснить, какой именно след он оставил в твоей душе, и не стоит ли после произведенного им эффекта перевести его в разряд особо опасных врагов.

Трудно спорить с тем, что очень похоже на правду. Да только легче от этого не становится: многогранные карие глаза Закираля, с изумрудно-серебряной окантовкой удивительной красоты едва ли не сводят с ума, продолжая преследовать меня.

И не только во сне.

И смертоносная мягкость его движений, когда самый обычный наклон головы становится изысканным действом. Когда неожиданная улыбка связывает крепче, чем произнесенные клятвы. Когда журчащий обертонами низкий голос…

И я замираю. Надеясь, что внимательный взгляд Карима не заметит, как отливает кровь от моего лица.

Да здравствует первая неясность!

И эта гордость, граничащая с высокомерием, о которой говорится, как только речь заходит о даймонах? Признание других рас недостойными называться даже пылью под их ногами? Уверенность в том, что лишь они созданы, чтобы повелевать Веером миров?

А сколько нелицеприятных слов в их адрес произносится, когда в разговоре всплывает их отношение к женщинам… Не к тем, кто, как и он, закрывает голову и тело черным полотном, а к другим.

Вот только со мной… Он был изысканно вежлив, если это перевести в наши категории политеса.

Но я очень сомневаюсь, что на него так могли повлиять мои родственные связи.

– Мне трудно тебе что-то сказать, Карим. Все слишком запутанно. И я чувствую, что перестала что-либо понимать.

– Тогда тем более тебе стоит это обсудить. Возможно, это сможет помочь тебе увидеть то, чего ты не замечаешь, захваченная эмоциями.

Как ни грустно, но и с этим приходится согласиться. Не с тем, что я чего-то не замечаю – мгновения нашей встречи, одно за другим скользят перед моими глазами. А с тем, что чувства огненной волной проходят по моему телу всякий раз, как его взгляд, услужливо подбрасываемый памятью, касается меня.

– Наверное, ты прав. Но мне еще не приходилось откровенничать на такие темы с мужчиной. – И я пытаюсь ему улыбнуться. Пусть и лишь для того, чтобы хоть слегка ослабить душевное напряжение.

– Увы… Даже если я предложу тебе представить, что перед тобой не мужчина, вряд ли тебе это поможет. Ведь проблема не в этом. В тебе, как это ни пытались вытравить из твоей души, очень сильно чувствуется демонская сущность: ты независима и предпочитаешь полагаться только на себя. Хотя надо признать, у тебя есть для этого все основания. Пойми, кроме твоего отца есть и другие, кто готов тебе помочь. И не только прикрыв твою спину в бою, но и утирая твои слезы и давая глупые советы, которым ты вряд ли будешь следовать.

И я снова невольно улыбаюсь. Он действительно очень похож на моего отца. На того, каким его знаю лишь я. Да еще, возможно, мои братья, хотя вряд ли: их уважение он завоевывал совершенно иным способом.

– Хорошо. – Я киваю, соглашаясь. И устраиваюсь удобнее, поднимая подушку выше и откидываясь на нее. – И с чего же мне начать?

– Да хоть с чего. – Улыбка. Отеческая нежность. Понимание во взгляде. Которое должно меня успокоить.

Да только моя рука сама тянется к простенькой сережке в моем ухе – кристаллу возврата. И в ушах звучат слова отца: «Твоя жизнь для меня дороже всего. Если поймешь, что ты не можешь удержать ситуацию, возвращайся сюда. Ни одна проблема этого мира не стоит того, чтобы ты чувствовала боль».

– Можешь с самого начала. Можешь с того места, которое посчитаешь особенно важным. А можешь – с самого главного.

И я заставляю себя опустить руку – я еще могу держаться. И мне очень хочется помочь отцу. Не ради его уважения, не ради того, чтобы он мог гордиться своей дочерью – наши отношения строятся совершенно на других чувствах, и мне не нужно доказывать ему что-либо, для того чтобы завоевать его любовь. Она у меня была, есть и всегда будет.

Я просто хочу ему помочь.

– Не знаю, готова ли я к главному… – Со странной робостью в голосе, которой мне раньше не приходилось за собой замечать.

Ну Закираль, встретимся мы с тобой…

– Тогда расскажи про дракона. Это ведь именно тот, из-за которого разгорелся бой в королевском дворце?

– Именно. – Наконец-то я могу не контролировать собственные эмоции. Воспоминания о нашей первой встрече с этим ящером давно стали одними из самых приятных. – Их с Роланом, оказывается, давно мир не брал. Точно причины не знаю, но могу предположить, что кто-то у кого-то увел девушку. Судя по тому, что именно Тамирас бросился отбивать меня у демона, приняв за его любовницу, этот подвиг совершил мой брат.

– А ты? – Искренняя заинтересованность и радость от того, что я больше не прячу от него свои глаза.

– О-о-о… Я тогда была совсем юная, и внимание красавца– дракона очень хорошо совпало с битвой за право самой строить собственную жизнь. Так что Тамирас был очень хорошим поводом изысканно и увлеченно потрепать всем нервы.

– То есть ни о каких глубоких чувствах речь не шла? – Его взгляд становится насмешливым, и я уже прямо-таки вижу, как, при малейшей возможности насолить дракону, ответ на этот вопрос будет передан ему.

Хотя… Зря я так про Карима думаю. Этот не поделится информацией даже со своим господином. И все это ехидство лишь для того, чтобы меня слегка раззадорить и вытащить из начинающейся хандры.

– Как только я начала осознавать, чем мальчики отличаются от девочек, мне начали вбивать в голову, чтобы я никогда не влюблялась в драконов и эльфов. Тем более серьезно. А я всегда была барышней понятливой и наставления отца и братьев слушала внимательно.

– И выполняла? – И вновь весьма приличная доля ехидства. Теперь уже в голосе.

– Когда они совпадали с моим собственным мнением. Кстати, первое, что предложил мне Тамирас, – сделку. Лишь подыграть ему. Это уж он потом, когда увидел, как я с Роланом сражаюсь, понял, что я обладаю не только смазливой мордашкой.

– Но сегодня все, что он делал для тебя, выглядело очень серьезно.

– Именно это меня и напрягает. Мне с обещанием отцу надо разобраться, а здесь со всех сторон сплошные поклонники. Работать спокойно не дают. – И ведь сама себе не смогу ответить, насколько горечь, что звучит в моем голосе, притворна.

Видеть самозабвенно смеющегося Карима мне еще не доводилось: густой бас, перекатывающийся, словно огромный валун по насыпи из мелких камушков.

– Ты не будешь против, если я предложу им не тратить свое красноречие, пытаясь доказать, что они обладают множеством достоинств, на которые тебе стоит обратить свое внимание. А еще лучше передам твои слова, что тебя, кроме поручения повелителя, ничего больше не интересует.

– Этим ты значительно облегчишь мою жизнь. Тем более что в эту компанию напрашивался еще один. – Последние слова я произношу уже не шутливым тоном.

И улыбка сходит с его лица. А глаза больше не светятся лукавством: они холодные и стремительные в том, как улавливают оттенки моих внутренних переживаний, отражающихся на лице.

– Что сказал тебе даймон?

– Что обязательно найдет меня. – Я отвечаю быстрее, чем понимаю, что этого делать не стоило.

– Что еще? – И вновь жестко и хлестко. Так, что нет возможности не ответить.

– О чувстве юмора: я и не знала, что черные воины не только понимают наши эмоции, но и сами похоже выражают свои. Об их женщинах. – И я пожимаю плечами. – Мы много о чем говорили.

Но, как ни странно, это его не успокаивает, несмотря на мои надежды. И вопрос, совершенно не тот, которого можно было ожидать, звучит ударом последнего гвоздя в крышку моего гроба:

– После чего он с тобой заговорил?

– Это так важно? – Я хоть и пытаюсь сопротивляться, но уже давно начала понимать, что за той сценой в доме, активной участницей которой я стала, кроется нечто совсем иное, чем мне казалось.

– Даже слишком. – Но видя, что такой ответ меня вряд ли удовлетворит, вынужденно добавляет: – Даймоны такого уровня, как Закираль, с женщинами других миров без серьезных причин говорить не будут: пожелай он у тебя что-то узнать – воспользовался бы услугами своих приспешников. Но чтобы сам… – И пауза. За которой может следовать лишь ответ. На тот вопрос, истинного смысла которого я так и не сумела понять.

– Я попросила его показать мне свое лицо. – Чем дальше я произношу слова, тем мертвеннее становятся глаза воина. Пока не блекнут совсем, не в силах справиться с тем волнением, которое он испытывает. – Что тебя смутило? – Уже тихий шепот, больше похожий ни скулеж.

– И он это сделал? – Его рука, удерживающая мою, чуть заметно подрагивает.

– Да. Он снял платок. А когда мы уходили, ворвался в комнату и без покрывала.

И он проводит свободной рукой по лицу, словно пытаясь уничтожить вставшую перед его глазами картину.

– Что же ты наделала, девочка. – Но эта минутная слабость проходит так быстро, что я начинаю сомневаться: была ли она вообще. – Ты должна как можно скорее покинуть этот мир. А до тех пор, пока ты этого не сделаешь, пусть твой отец тебя спрячет.

– Извини, Карим. – И я качаю головой. И продолжаю, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно сдержаннее. Не выдавая родившееся в груди не самое радостное предчувствие. – Но то, что ты мне предлагаешь – слишком серьезно, чтобы я могла согласиться с тобой, не понимая, почему я должна это сделать.

– Ты уверена, что хочешь услышать мои объяснения?

По тому, как он это говорит, я достаточно быстро понимаю – не хочу. Но должна. И не только из-за того, что должна осознать, насколько серьезно все то, что заставляет его предложить мне столь радикальные меры. Но и подтвердить подозрения отца и братьев в отношении самого Карима, которые считают, что он не столь прост, как пытается казаться.

– Не уверена. Но судя по всему, выбора у меня нет. Во что еще я вляпалась?

Прежде чем начать говорить, он на мгновение отводит взгляд. Словно еще раз обдумывает те слова, которые ему придется произнести. Его лицо заостряется, взгляд застилается дымкой, а ладонь сильнее сжимает мою руку, готовя меня к неизбежному.

– Ты – невеста Закираля. – Он говорит с неожиданной насмешкой и чуть мрачноватой улыбкой, но у меня не возникает даже мысли о том, что это может быть шуткой. Потому что горечь, звучащая в его голосе, относится в первую очередь к нему самому. И слова скорее служат обвинением своей неспособности предотвратить ситуацию, чем желанием меня напугать.

– Я?! – Вопросительно приподняв бровь и усмехнувшись. И все лишь с одной целью: скрыть ужас от одного допущения того, что это может быть правдой.

– Попросив его снять платок, ты предложила себя ему в жены. Этот ритуал так и называется: предложение себя. У даймонов женщин значительно меньше, чем мужчин, поэтому, несмотря на то, что правят мужчины, именно дама выбирает себе спутника жизни. Когда он показал тебе только лицо – ситуация была еще обратима. У него оставалась возможность после раздумий отказаться, и все, что он мог потребовать от тебя, – дать клятву, что ты никогда и ни с кем не поделишься полученным знанием. Хотя в отношении женщин других рас уже и это чревато неприятностями: клянутся честью, а этим качеством никого, кроме себя, они не наделяют. Но он обнажил голову и, значит, дал согласие.

А у меня перед глазами та короткая заминка: его рука отстегивает край платка, и мой ошеломленный взгляд скользит по его коже, по чуть более светлому контуру четко очерченных губ, по резким граням его лица. Мое восхищение плещется через край, и его взор становится мягче и теплее.

Не знаю, кому из нас он давал шанс, но только теперь я могу понять, что значила эта пауза – он ждал. И лишь увидев мой восторг, сделал свой выбор.

И остается всего один вопрос: «Зачем?» Да только задать его некому.

– Это можно как-то изменить?

– В тот момент помолвка еще не была окончена. И ты вполне могла избежать дальнейшего общения с Закиралем, став женой другого. В этом случае даймон был бы опозорен. Но у него был шанс остаться в живых, который он сам у себя отнял. Показав тебе свое тело, он фактически признал помолвку совершенной и объявил себя твоим женихом.

На этом месте мое мужество решило меня до лучших времен покинуть, и реплика, которую я с трудом выдавливаю из своего сжатого словно тисками горла, звучит излишне жалобно:

– Но он просто торопился…

Если я рассчитывала, что все это обернется не очень добрым, но розыгрышем, – я сильно ошибалась. И Карим, после тяжелого вздоха, лишает меня последней надежды:

– Как бы он ни торопился, соблюдение кодекса, который они чтят превыше внешних обстоятельств, более важно, чем чей-то там побег. Так что…

– И те, – я кивнула головой на дверь, имея в виду тех троих, что остались в кабинете, – об этом знают? – Все еще в панике, но уже пытаясь осмыслить то, что мне подкинула стерва-судьба.

– Дракон знать должен. Да и эльф – тоже. Про Элизара не скажу. Но думаю, что, если и нет, они с ним этой новостью поделятся.

Что ж. Наш разговор не очень-то радовал меня приятными моментами. Но есть один вопрос, который, я думаю, будет неприятен уже ему:

– А ты об этом откуда знаешь?

Вот только… На его губах загадочная улыбка и легкий прищур глаз. Выдавая все его намерения.

– Извини, девочка, но с этим ответом я пока повременю. Лишь добавлю, чтобы ты до конца осознала всю серьезность того, что произошло. Не позже чем через год ты должна назвать Закираля своим мужем и позволить ему ввести тебя в свой дом, в каком бы мире он ни находился, – иначе ему придется добровольно уйти из жизни. Но я не думаю, что он так просто согласится на такой исход.

– И единственным вариантом избежать этого для меня является побег?

– Да. Даже если ты и считаешь, что сможешь с ним справиться. И вот еще, все остальные, скорее всего, оберегая от лишних тревог, не станут говорить тебе правды. Поделиться с ними тем, что тебе все известно, или нет – решай сама. Но я бы этого делать не стал: во всей этой истории и так слишком много личного, а это будет только мешать. Да и тебе самой будет легче не видеть сочувствия в их глазах. И при первой возможности свяжись с отцом. Вот ему-то об этом надо знать.

– И он меня спрячет в лабиринтах под своим дворцом, выставив вокруг него уйму своих личных гвардейцев. А прислуживать при этом будет сам или, в крайнем случае, доверит это моим братьям.

– Это о чем таком интересном вы здесь разговариваете? – Ни я, ни Карим не услышали не то что стука – звука открываемой двери. И появление Тамираса в непосредственной близости становится для нас полной неожиданностью. Надеюсь, он услышал меньше, чем мне бы хотелось. – За что тебя должны упрятать в подземелье? – И ухмылка во все его драконье лицо. И зрачок становится ýже, сдавая своего хозяина.

– Карим посетовал, что в моем возрасте мне бы уже не мешало семьей обзавестись, детками. Вот мы и решили обсудить возможные кандидатуры на роль моего мужа: как раз до тебя и добрались. – Я как можно невиннее улыбаюсь. И весьма глупенько хлопаю ресничками. Глубоко пряча свое очень далекое от безмятежности состояние.

По тому, как он ехидно скалится, можно однозначно понять: он не поверил ни единому моему слову. Но предпочел не настаивать. То ли для лучшего сохранения своей нервной системы, то ли… Слышал все, что ему было необходимо знать.

– Карим, я как целитель вынужден настоять на том, чтобы эта барышня отдохнула. И как можно дольше. Так что…

Намек слишком прозрачен, чтобы его не понять. И воин, улыбнувшись и чуть заметно качнув головой, еще раз предупреждая об опасности, выходит из комнаты.

– Я не буду спать. – А я продолжаю ту игру, которую начала еще в логове даймона. Глупой девочки-переростка, которая отказывается слушать большого и мудрого дракона. С полным наивности взглядом и беспочвенными капризами.

– А я разве тебя спрашиваю: будешь ты или нет. Мне показалось, что я утверждаю, что именно этим ты и будешь заниматься.

– Не буду. – Самое главное слюну не пустить. Для полноты демонстрации из себя идиотки.

– Таши… – Его улыбка хоть и продолжает оставаться насмешливой, но глаза уже покрываются тонкой пленкой льда.

– Да, дорогой. – И еще раз ресничкой об ресничку.

– Таши, у тебя есть выбор. Или ты позволяешь мне наложить на себя заклинание сна, или…

– Или? – Интересно, это мне так просто удалось вывести его из себя настолько, что он готов сложить свои полномочия, или это он сам добился того, чтобы я его до этого довела?

– Я отправлю вестника твоему отцу и потребую, чтобы он тебя отозвал. – И по тому, как он это говорит, у меня рассеиваются последние сомнения: как только я дам ему хоть малейший повод – он им воспользуется.

– И часто ты меня будешь так шантажировать? – Чуть насмешливо, но не скрывая того, что мне более чем понятно, что стоит за его словами.

– Только в крайних случаях. – И вновь проявляется улыбка. Не успокаивая, а лишь добавляя холод во взгляд.

– Этот случай ты считаешь крайним?

– В тебе бушует азарт; слишком многое произошло. Да и встреча с даймоном – событие неожиданное и памятное. Но я вижу то, чего ты пока не замечаешь: ты истощена настолько, что еще несколько часов, и без серьезной магической подпитки ты подняться уже не сможешь. То заклинание, что тянуло из тебя силы, воздействовало и на твою внутреннюю структуру, а такие вещи не проходят бесследно.

Это что?! Еще не успев жениться, он собирался стать вдовцом?! Ну Закираль… Ты у меня еще узнаешь, что такое обманутые девичьи надежды.

Поймав себя на том, что начинаю строить грандиозные планы мести черному воину, едва не прикусываю язык. Эти мысли появились так неожиданно, что я едва не засмеялась прямо во время проникновенной речи своего летающего друга.

Если бы при этом не пугало то, что мое сердце, вопреки всем доводам разума, кажется, определилось по вопросу кандидата на жениховство. И что прикажете мне с таким выбором делать? Вербовать даймона в наши ряды или продолжать убеждать себя в том, что я не слышу, как бьется сердце в моей груди всякий раз, когда речь заходит об этом чернокожем красавце?

Хотя есть и еще один вариант: все не так страшно, как это представляет мой несостоявшийся любовник. И мне даже понятно, зачем он это делает.

– Ладно. Предлагаю компромиссный вариант. Ты помогаешь мне уснуть, но обещаешь, что без моего участия вы не начнете никаких активных действий.

– А если я не соглашусь?

– Если ты не согласишься… Я расскажу Ролану, что свистнула для тебя из его хранилища тот самый кинжальчик, что висит у тебя на поясе. Меня-то брат простит, а вот тебя… Кто там у тебя в очередных подружках значится?

– Растешь… – Вот теперь с явным удовольствием и растягивая звуки. – Я уже начинаю гордиться знакомством с тобой.

– С кем, как говорится, поведешься…

– Договорились. Воины Алраэля хоть и отправились на поиски дома, где тебя держали, но вряд ли найдут там что-нибудь интересное: наш даймон умеет исчезать, не оставляя следов. А чтобы эльф с графом не порывались кидаться совершать подвиги, я их напою. Ты ведь не против?

– Не против. Только не передеритесь там. А то начнете выяснять: кто, зачем и почему…

– Хорошо. Я послежу за порядком. А теперь – давай-ка баиньки.

И его рука потянулась к моему лбу.

– Подожди.

– Что еще?

– Скажи, почему именно ты?

Он всегда был умным и умудрялся понимать меня даже тогда, когда я и сама себя не очень-то понимала. Вот и теперь лишь пожал плечами, прежде чем ответить.

– Ролан посчитал, что я достаточно заинтересован в том, чтобы с тобой ничего не случилось.

– Ролан? Ты… Противный, гадкий ящер. Да чтобы у тебя хвост…

Я не успеваю закончить угрозу в адрес его хвоста, потому что сильные, но нежные пальцы уже касаются моей головы и я начинаю проваливаться в мягкие объятия беспамятства. В котором не нашлось места ни для чьего проникновенного взгляда.

Закираль

Мой план…

Глубокий вдох, чтобы успокоить сердце, готовое сорваться в пропасть восторга. Я давно уже отказал себе в праве произносить это слово, что едва не срывается с моих губ, пытаясь опередить контроль.

Все еще рано.

И пусть все идет так, как и должно идти – не зря же меня так долго держат в этом захудалом мире…

Но я вновь обрываю себя на полуслове: самое страшное для командира отдельной мобильной разведгруппы армии вторжения – недооценивать своего противника и переоценивать свои собственные таланты. Так что… Я знаю, что значит терпение. И я знаю, ради чего.

Мое дыхание спокойно, а взгляд ясен. И тени волнения нельзя рассмотреть в моих кажущихся расслабленными движениях. В том, как я скольжу по комнате в танце, что выполняется без оружия, но требует очень высокой концентрации, которая прячется за кажущейся легкостью исполнения и дается не каждому воину, а лишь тому, кто умеет держать в жесткой узде свое тело, свои желания и устремления. И когда я заканчиваю последний ритуальный жест благодарности, которым воин одаривает себя, осознавая собственное мастерство в выполнении канона, – моя мысль стремительна и легка.

И это именно то, ради чего мгновения колоссального напряжения сменяли состояние полной опустошенности и отрешенности от всего, что подразумевается под словом «жизнь». Ради того, чтобы осознать, как мал ты по сравнению с величием Хаоса, который является и местом сосредоточения, и местом отдохновения для тех, кто ему служит и поклоняется. Ради того, чтобы оценить себя и свою способность идти к той цели, что стоит перед нами – его воинами, жизнь которых построена на служении и подчинении: служении целям рода и Дарианы и подчинении Кодексу чести.

Теперь опуститься на одно колено и, смиренно склонив голову, закончить ритуал. Не забыв проследить за тем, чтобы это звучало уверенно и торжественно:

– Лишь самый достойный, лишь тот, кто полностью соответствует образцу черного воина, имеет право продолжить жизнь. Свою собственную и проявленную в своих детях.

И уже мысленно добавить, благодаря мощным ментальным щитам позволяя ехидству проникнуть во внутренний голос: «Для всех же остальных – немедленная смерть. Как только об этом нарушении станет известно тем, кто имеет право карать».

Что ж… можно и подниматься. Распространяя вокруг себя ощущение полного удовлетворения и экстаза. Хоть я и сам приобрел возможность отбирать и даровать, с тех пор как стал алтаром [1]1
  Алтар– глава ветви рода. Обычно ими становятся сыновья главы рода.


[Закрыть]старшей ветви рода, за мной продолжает смотреть множество глаз. И те, кто не сумел возвыситься так же, как я, ухватятся за любую возможность лишить меня всего, чего я достиг.

Так что теперь более чем когда-либо я должен соблюдать осторожность. Понимая, что только от меня зависит, смогу ли я взять еще больше – то, на что даже не смел надеяться. О чем даже не пытался мечтать, видя вершиной своей военной карьеры – положение талтара [2]2
  Талтар– глава рода.


[Закрыть], главы первого по могуществу рода на Дариане.

Вот только…

С некоторых пор у меня появилась и иная цель. И очень хорошо, что для ее достижения мне пока еще не так много пришлось нарушить, чтобы об этом узнал кто-нибудь, кроме меня самого.

С удовлетворением отметив, что дыхание продолжает оставаться спокойным, несмотря на резкость заключительных связок, я накидываю набиру [3]3
  Набиру– верхняя одежда, обычно из плотной черной ткани, состоящая из двух частей, закрывающих голову и тело даймона. Для мужчин является обязательной вне своего дома. Для женщин – приветствуется. Первоначальной причиной появления набиру стали возникшие мутации в ходе генетических экспериментов, в результате которых на Дариане и возникла раса даймонов. В дальнейшем эти же эксперименты привели к значительному уменьшению количества женщин, что дало им право выбирать избранника, но не по внешнему виду, а по иным качествам: уму, доблести и т. д. Поэтому мужчины носят набиру.


[Закрыть]на полное сил тело и подхожу к окну, из которого виден дом управителя Камариша. Он хоть и скрыт за широкой полосой высоких деревьев (и пусть они почти полностью облетели, они продолжают прятать дом от любопытных глаз), я ясно вижу каждый его выступ, каждую колонну, что его украшает, каждый витраж, что расцвечивает его внутреннее убранство. Вижу не зрением – памятью. Не только потому, что много раз рассматривал все это на тех кристаллах, на которых мои разведчики запечатлевали все, куда они только смогли проникнуть. Но и потому, что видел это воочию и сам. Гуляя по аллеям парка скрытый заклинанием невидимости, против которого, и я не могу этому не радоваться, у моего противника не нашлось контрмер.

И я, вспоминая свои похождения, когда ткань плащей воинов из охраны эльфа едва не касалась моей одежды, разрешаю себе улыбнуться.

Хорошо, что моя улыбка скрыта плотной тканью, а в моей команде нет достаточно сильных эмпатов, чтобы ощутить отголоски моих чувств, скрытых ментальной защитой. За одну нее я могу лишиться всего, что у меня есть: своей ветки, положения в роду, детей и, что для меня сейчас является самым главным, – своего права отдавать приказы и вести за собой воинов. Без чего мой план будет невозможно и дальше воплощать в жизнь.

Именно теперь… Когда она так близко.

Та’шии. И пусть ее имя на языке Лилеи звучит совсем иначе, для меня она всегда будет утренней звездой. Той, которая проявит в моей жизни новую грань – грань обладающего Единственной.

Легкое ментальное касание и я позволяю Агирасу, своему теру [4]4
  Тер– принадлежащий своему господину. Но относится не к слугам, а к воинам. Причем право служить передается от отца к старшему сыну или ближайшему родственнику мужского пола. Иногда, если родившаяся девочка отказывается от права материнства и становится жрицей (женщина-воин), она также может получить статус тера. Аналог: телохранитель, помощник, советник.


[Закрыть], который дожидается разрешения за плотно закрытой дверью, войти в комнату.

Он останавливается у самой двери, склонив низко голову, и ждет, пока я позволю ему говорить.

– Я слушаю.

– Мой алтар, контроль над домом управителя Дер’Ксанта установлен. Интересующая моего господина женщина находится на третьем этаже правого крыла.

– Ее охраняют? – Мой голос звучит четко и ровно: в моем возрасте и при моем статусе даже нотка эмоций является непозволительной роскошью. И длительное пребывание в чужом мире не сможет стать оправданием для ее проявления.

– Четыре воина охраны у дверей. Постоянный патруль вокруг самой резиденции: движение патруля хаотично, отследить какой-либо ритм не удалось. На ней обнаружено несколько маяков, установленных драконом, и свернутая матрица большого перехода, которую засек пространственник.

Его взгляд, направленный на меня, не поднимается выше определенной точки, подчеркивая его нахождение в моей власти. И, несмотря на то что он принадлежит мне со своего рождения и уже много раз я мог убедиться в его преданности, я все еще не готов приблизить его настолько, чтобы позволить смотреть мне в глаза.

– Удалось что-нибудь услышать? – Я вновь отворачиваюсь к окну. Продолжая боковым зрением наблюдать за ним. Не для того, чтобы поймать его на возможной непочтительности к своему алтару, кем я являюсь не только для него, но и для всех тех, кто служит мне и принадлежащей мне ветви рода. Лишь для того, чтобы он еще раз смог убедиться: его господин контролирует все и всегда.

– Да, мой алтар. Часть ее разговора с воином графа, которому мой господин на развалинах портала подкинул активатор. Он рассказал ей об обряде предложения себя и советовал как можно быстрее покинуть этот мир.

– Что она? – Ни тени беспокойства не отразилось в моем голосе. Правда, здесь, действительно, не за что было переживать.

– Она не дала конкретного ответа. Но судя по ее эмоциональному фону, она этого не сделает. Если кто-либо более сильный не заставит ее принять решение.

– Это все?

– Да, мой алтар. Вошедший дракон помешал их дальнейшему разговору. Да и наши приборы в его присутствии работают очень плохо: больше услышать мы ничего не смогли.

– Я понял. Ты хорошо выполнил свою работу и можешь идти.

– Да, мой алтар.

Прежде чем выйти, он прикладывает руку к груди и низко склоняет голову в жесте полного повиновения. Немного ниже, чем это сделал бы тер другой ветви по отношению к своему алтару: я уже имел возможность отметить, что мои подчиненные меня по-своему любят. Я хоть и строг, но никогда не забываю хвалить, если мой приказ выполнен как положено.

А сейчас моя похвала более чем заслужена, и он действительно принес хорошую весть: те устройства слежения, которые мне удалось внедрить в ее ауру и тело, дракон обнаружить не смог. А значит… Даже если она и покинет этот мир, найти ее будет совсем несложно.