Текст книги "Следы (СИ)"

Автор книги: Наталья Третьякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– А ты все такой же нахал, – улыбнулась она ему.

– Девушка, с Вами невозможно вести себя по-другому! Шутка. Иди ко мне. Я так соскучился.

Он еще раз поцеловал ее, чмокнув легко и просто.

– Заходите под мою руку. Я веду Вас, куда душа Ваша пожелает.

– Ну, тогда я мороженого хочу. Жарко. Лето как никак на дворе, – улыбнулась Наташа.

–Идем. К павильону, где угощают самым лучшим мороженым.

По тенистым дубовым аллеям они двинулись к кафе-мороженому. Столики стояли у фонтана, который тоже создавал дополнительную прохладу. Они сели напротив друг друга и сделали заказ.

Андрей взял в обе ладони руку Наташи. Он долго смотрел, улыбаясь, в ее глаза, как будто хотел загипнотизировать, впитать ее всю в себя.

– Что это ты сегодня удивительно тихий? – спросила Наташа.

– Я просто, молча, радуюсь. Спасибо, что пришла. Знаешь, я не смел надеяться, что ты снизойдешь до меня. Мне скоро возвращаться в часть. Нас срочно оповестили, что в стране сложилась не очень хорошая ситуация. Мы должны быть на месте. Поэтому, я перед отъездом очень хотел тебя увидеть, понимаешь? И попросить у тебя прощения, потому что ты – замечательная девушка. Я не смею надеяться на то, что мы всегда будем вместе. Но, я, наверное, всю жизнь буду искать такую, как ты. Мне с тобой хорошо и легко. Вот, возьми мой адрес, – вынув из кармана листок, протянул он Наташе, – на всякий случай. Может, когда-нибудь напишешь мне. Во всяком случае, я не хочу быть для тебя потерянным безвозвратно. Ты сама решишь, как тебе быть. Позовешь – я приду и останусь с тобой. Если нет – то ты будешь самой большой потерей в моей жизни. Я много думал о тебе. Мне так хотелось завоевать твое сердце. Но я не хочу опять оставаться в проигрыше, не смогу конкурировать больше ни с кем. Один раз мое обаяние не помогло растопить твоего сердца. Ты выбрала Павла. Сейчас ты выбираешь того, кого ждешь. Я уважаю твой выбор. Но знай, когда твое сердце будет свободно от зависимостей – я готов разделить с тобой судьбу. Прости, если когда-то был слишком навязчив. Я не хотел тебе зла. Я просто так неумело пытался повернуть тебя в свою сторону. Наташа, ты мне очень дорога. Перед тобой сейчас находится самый искренний человек на свете. Выбор, как всегда, за тобой. Ты оставила свой след в моем сердце. Надеюсь, что и ты всегда будешь вспоминать обо мне с теплотой. А теперь . . . не будем о грустном. Где там наше мороженое? Пора охладит голову и чувства.

Андрей повернул голову в сторону официанта, всем взглядом вопрошая о невозможности больше ждать.

Наталья любовалась его профилем. И думала, какой же след он, Андрей, оставил на ее душе, на ее сердце? Глубокий и несмываемый годами, или легкий, едва заметный? Это решит время. А сейчас ей было просто хорошо находиться с ним рядом, слушать его голос, ощущать тепло его руки, купаться в его взгляде. И просто жить, радуясь, что он, в данную минуту, находится здесь, за столиком, в шаговой доступности.

Принесли мороженое, лежавшее волнистой горкой в прозрачной креманке на высокой ножке, ароматное, посыпанное тонкой стружкой шоколада и залитое у основание густым темным сиропом. Наташа взяла ложечку, зачерпнула, и положила в рот, на язычок. Андрей смотрел, не отрываясь. Его возбуждало даже то, как она это делала.

– Что ты так смотришь на меня?

– Я завидую мороженому?

– Это как?

– Я хочу оказаться на его месте. Я мечтаю, чтобы ты меня съела, слизала, проглотила.

– Ну и фантазии у тебя, Андрей. Давай, ешь. А я посмотрю, как это делаешь ты.

Андрей зачерпнул ложкой, но не сам закинул себе в рот, а протянул к ее губам, касаясь холодом нежной поверхности.

Наташа смотрела во все глаза на него. Он очаровывал ее. Возбуждал. Она раскрыла губы и разрешила войти в свое тепло этой холодной вкусной ложке с ванильным содержимым. Она проглотила, растопив на языке, эту вкуснотищу. Уголок ее губ был вымазан мороженым. Андрей положил ложку. Встал. Обошел стол. Склонился над ней. И языком слизал капельку белой ванили, чем окончательно свел ее с ума.

Наталья перехватила руками его голову и позволила его языку проникнуть дальше, в сладость, тепло и холодность. Дыхание было сбито. И плевать было на то, что кто-то мог их увидеть сейчас, целующимися. Мир просто перестал существовать. Они пили, ели друг друга, ощущая вкус ванили и шоколада. Они тонули в аромате и чувственности.

Наталья отстранилась от него и прошептала:

– Я сегодня нормально поем? Или твои поцелуи должны мне заменить все?

– Я сам хотел заменить тебе все в твоей жизни. Прости. Я просто не могу спокойно реагировать на тебя.

– Иди на свое место. Я азартна. Поэтому, моя месть тоже будет ужасной.

– Что ты придумала?

– Садись, узнаешь.

Андрей сел. А Наталья зачерпнула своей ложкой мороженого и протянула ему. Он раскрыл губы. Наташа вложила мороженое в его рот. Андрей прикрыл глаза.

– О, как вкусно!

Наташа убрала ложку и большим пальцем руки провела по его губам. Он вздрогнул, не ожидая от нее такого смелого поступка. Глаз не раскрыл, а губами перехватил ее палец и легко коснулся подушечки кончиком языка. Наталью встряхнуло. Она не знала, до каких пределов можно продолжать эту игру. Она выдернула свой палец.

Андрей открыл глаза и увидел, как она поднесла подушечку пальца и положила себе в рот, облизав.

– О, как вкусно! – повторила она.

Взгляд его потемнел. Наталья поняла, что ступила на опасную грань между чувственностью и страстью, которая может несокрушимо свалиться на нее. Но, кругом были люди. Порядочность еще преобладала в них. Надо было сдерживать порывы.

Наташа не выдержала его взгляда, опустила глаза.

– Извини, пожалуйста, но ты первым начал. Не провоцируй меня, пожалуйста, умоляю. Я не могу устоять. Но надо. Пощади меня, Андрей. Ты уедешь, я уеду. Мы разбежимся по разным городам. У каждого будет своя суетная жизнь. Мы не можем сейчас поддаться порыву, как бы ни хотелось. Давай, просто доедим мороженое, и ты меня проводишь до автобусной остановки. Даже не до дома. Потому что я не хочу лишних вопросов от своих родителей и подруги, которая сейчас живет у меня.

– А, может, пойдем ко мне? Я очень тебя прошу.

– Нет, это не возможно. Здесь, на людях, ты позволяешь слишком много смелых, интимных поступков, заводя меня своей игрой. А у тебя дома случится непоправимое.

– Это не игра! Я, правда, наслаждаюсь тобой. Я . . . хочу тебя, Наташа. Очень хочу дотянуться до далекой холодной звезды и сделать все, чтобы она растаяла в моих руках.

– Растает у тебя сейчас мороженое. А когда звезда растает, от нее не останется даже света. Лучше, любуйся ей издалека, и пусть она освещает твой путь тоскливыми ночами.

– Нет, ты просто невозможная девушка. Но ты права. Я не буду больше искушать тебя. Заводить себя. Зная, что ни к чему наши отношения не приведут. Хотя, могли бы. Мы подходим друг к другу. Я это понял еще там, на Иссык-Куле, когда увидел тебя на волейбольной площадке среди болельщиков. Ты сразила меня наповал. Честно. Но . . . все. Я не смотрю на тебя. Ты не смотришь на меня. Мы просто едим мороженое и идем гулять. Я пешком провожу тебя до остановки . . . которая находится около твоего дома. Я так решил.

И Андрей, взяв ложку, начал черпать растаявшую жидкость. Наталья последовала его примеру. Ей уже не хотелось ни этого мороженого, ни этих посиделок за столом. Она опустила взгляд, вперив его в белоснежную скатерть, по которой ползала алая божья коровка. Наташа подставила лепесток розы, чтобы это небесное создание вползло внутрь бутона, обретя новое жилище. Андрей наблюдал за ней, слегка улыбаясь.

В конце концов, они доели свое мороженое, расплатились и вышли из-за столика. Андрей приобнял ее за плечи. Они пошли вдоль тенистых аллей, мимо гуляющих мамочек с колясками, играющих малышей, стариков, сидящих по лавочкам. Они шли, создавая иллюзию счастливой молодой пары, у которой самое интересное в отношениях будет впереди, хотя все это было далеко не так. Но им необходимо было чувствовать тепло друг друга. Быть рядом. Чувствовать красоту уходящего дня. Их дня, в котором они останутся навсегда.

Память никогда ничего не стирает, возвращая людей к самым приятным воспоминаниям жизни. Этот день был золотым, венчальным в их таких непонятных и непростых отношениях.

Андрей проводил, как и обещал, до остановки, на которой было людно. Наташа сама остановила его здесь, боясь опять свалиться в искушение чувствовать его телом.

Наташа посмотрела на него прощальным взглядом.

– Спасибо, что был в моей жизни. Нет, спасибо, что ты есть в моей жизни. Но, нам пора расставаться. Правда. Я не забуду тебя.

– Иди, Наташенька, но знай, что мое сердце – в твоих руках. Будет трудно – позови меня. Я всегда откликнусь на твой зов. Прощай. И не поминай лихом.

Андрей легко коснулся ее губ. Было видно, как ему трудно уходить, ставить финальную точку, но ничего поделать было нельзя.

Он развернулся и стал удаляться, не оборачиваясь. А у Наташи сжалось сердце от боли, от очередной потери в ее жизни.

НОЧЬ.

Наташа вернулась домой, когда день догорал за окном. Вернулась задумчивая, потерянная. На пороге ее встретила Кира. Она сразу почувствовала, что с подругой что-то не так:

– Тебя обидели? – встревожено спросила она.

– Нет, что ты. Наоборот. Это я сама во всем виновата. Я умею в этой жизни терять. Просто чемпионка по потерям. Не спрашивай сейчас ни о чем. Я потом сама тебе все расскажу.

– Хорошо. Пойдем ужинать.

– Я не хочу. Я мороженого наелась. Наверное, на всю жизнь, – горько сказала Наташа.

– Ну, тогда, в постель? Я уже расправила ее. Иди, мойся и «баиньки».

– Спасибо тебе за заботу. Это я тебя должна утешать, а получается все наоборот. Я скоро.

Наташа вошла в ванную. Разделась. Включила воду. И села под струю воды, которая смешивалась с ее слезами. Наталья обхватила голову руками, стала раскачиваться из стороны в сторону. Сердцу было больно. Хотелось выть от тоски. Душа просто разрывалась. Но, надо было приводить себя в чувство. Жизнь продолжалась. Такая странная и непонятная жизнь.

Наскоро искупавшись, Наталья вышла из ванной, прошла в комнату и рухнула в постель. Кира вернулась из кухни.

– Есть хочешь?

– Ой, нет, я уже ничего не хочу. Кира! Мне плохо. Правда. Очень плохо.

– Кто посмел тебя обидеть? Кто этот нехороший человек?

– Кира! Ты не представляешь, насколько он хороший. Но не мой. Я могла бы вас познакомить. Но знаю, что буду умирать от ревности. Пусть лучше он уезжает далеко. Так далеко, что невозможно до него дотянуться. А так хочется. Мне хочется до него дотянуться. Подарить ему целый мир под названием «Я». И он будет самым счастливым на свете человеком. Но не могу. Господи! Ну, что я за дура такая, Кира! Почему мне Господь посылает такие испытания? Я уже не хочу никого ни любить, ни быть кому-то нужной. Все так не понятно в этом мире. Кира! Спаси меня от самой себя.

И Наталья разрыдалась.

– Успокойся, моя девочка! Я у тебя просила защиты и утешения. А тут тебя спасать надо.

– Кира! Как жить? Как поторопить время, чтобы заглянуть в будущее: как там сложится моя жизнь, кто станет ближе, с кем я останусь по жизни.

– Да если бы мы знали, что ждет нас завтра, у нас жизнь была бы совсем другой, Наташа. Не мучь себя. Живи по сердцу. Живи чувствами.

– А если этих чувств с переизбытком. Скажи? Я, правда, такая испорченная? Скажи мне?

– Нет. Ты слишком хорошая. Поэтому и притягиваешь к себе хороших людей. Помнишь, я тебе сказала, что тебя невозможно не любить. Мужчины чувствуют это. Сражаются за тебя. Хотят быть твоим всем. Но право выбора всегда оставляй за собой. Чувства не вечны. Надо искать надежность и опору в этом мире. Кто тебе ближе? Тот и будет рядом. Или не будет, если ты этого не захочешь! А вообще, мы еще молодые. Зачем нам сейчас серьезно загружаться чувствами? Нам сейчас главное – получить профессию, состояться в этой жизни. Быть полезными, прежде всего, себе. Веришь, у нас все будет хорошо! Правда!

– Кирочка! Самое главное мое приобретение в этой жизни – это ты: моя подруга, мой товарищ, моя мама. Мое все. Меня Господь вознаградил такой подругой. Я люблю тебя. И поверь, это самые искренние слова. Мы вместе. Я тебя никогда не предам.

Девчонки обнялись. В глазах обеих стояли слезы.

– Ну, рассказывай. Кто запал тебе в сердце, что опять с корнем пришлось вырывать его оттуда?

– Кира. Веришь, ничего не значащий курортный роман вдруг превратился в муку, в испытание на прочность данным раннее обязательствам.

– Это как с Азизом?

– Нет. Тут другое. По-своему. Интересное. Не возможное. А знаешь, в запрете есть своя прелесть: вроде есть внутренняя свобода, но в то же время словом лежит запрет. Это как горячее и холодное, черное и белое. Я когда нахожусь в таком состоянии – живу. Чувствую. Кайфую. Правда. Я чувствую в этом свою фишку. Это не значит, что я хочу нравиться всем. Но я хочу быть любима СВОИМИ людьми. Своими мужчинами. Понимаешь, это сложно понять. Но это так. Я хочу быть любимой. Я желаю это всем своим сердцем. Мне необходимо знать, что меня любят. Это ущербность? Я не знаю. Я не прощаю равнодушия. Кира! Я никогда не была такой. Но, после того, как Павел растоптал мою любовь, пренебрег мною мне требуются доказательства в собственной значимости. Может, это срабатывает комплекс неполноценности? Я не знаю. Но, спасибо Павлу за науку. За то, что я пытаюсь разобраться в себе. За то, что он дал мне право выбора своей дороги. И пусть я оставлю массу следов в мужских сердцах, но это будут МОИ следы – неповторимые, незабываемые, вечные. Я хочу быть единственной и неповторимой. Хочу. И знаешь, наверное, по жизни я – разрушительница. Иду и разрушаю мужские сердца. Месть? Нет. Это – самоутверждение! Которым я живу. Пойми, я сама страдаю от этого. Но, ничего поделать с собой не могу. Из меня, наверное, получится замечательная супруга – любящая, верная, заботливая. Но я боюсь, что если не достаточно меня будут любить – я никогда не буду терпеть. Ничто меня не остановит : ни дети, ни осуждения людей, ни порицание родственников, ни уговоры подруг. Но . . . сейчас не хочу думать. Я хочу чувствовать. Мне больно от придуманной, и в то же время реальной любви, от потери любящих и любимых людей.

Наталья изливала свою душу, свои страдания, а Кира слушала, не перебивая, понимая, что очень нужно выговориться, чтобы стало легче. Этот ночной крик души позволял Наталье разобраться в себе, а Кира была немым свидетелем всего того, что в данную минуту происходило с ее подругой.

Наталья рассказала Кире историю развития отношений с Андреем, не утаивая даже каких-то личных ощущений. С кем бы еще Наталья могла в этом мире поделиться переживаниями? Только с той, которая слишком хорошо ее знала и понимала.

Девочки уснули только под утро.

НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА.

Девочки прожили еще три дня в разговорах, в тревоге, стараясь побороть негативные чувства, которые мешали радоваться. Каждая переживала свой личный ад, но они и помогали друг другу преодолевать боль разочарований.

Наталья с Кирой все делали вместе: ходили на базар, убирали в квартире, готовили на кухне. Они всегда легко находили общий язык, понимали с полуслова или полувзгляда. Их лето продолжалось.

Один раз утром зазвонил телефон. Наталья, как всегда, подошла к аппарату.

В трубке раздался голос мамы Павла – Нины Петровны:

– Здравствуй, Натулечка!

– Здравствуйте! Как я рада Вас слышать! – обрадовалась Наташа.

– Я в городе Фрунзе. Приехала в командировку. Очень хочу тебя увидеть, моя девочка!

– Хорошо. Где и когда?

– Давай встретимся у железнодорожного вокзала, у памятника? Через час сможешь?

– Ну, конечно! Я обязательно приду.

– Я буду ждать!

– Увидимся!

Наталья положила трубку. Глаза ее блестели.

Кира услышала позитив в голосе Наташи, и спросила ее:

– Кто тебя так обрадовал?

– Нина Петровна! Она приехала с Алма-Аты. Назначает мне встречу. Ты не обидишься, если я не возьму тебя с собой?

– Нет. Я найду, чем мне заняться.

– Хорошо, Кира. Я пойду одеваться. Хочется прийти вовремя.

– Конечно, беги, – улыбнулась Кира.

Наташа быстро оделась, и уже через двадцать минут стояла на остановке, чтобы дождаться троллейбуса, который довезет ее до вокзала.

Сердечко выскакивало из груди. Так волновала ее эта встреча.

Выскочив из троллейбуса, Наталья легкой походкой пошла к памятнику Фрунзе – полководцу и военноначальнику, стоявшему напротив здания железнодорожного вокзала.

Детство Натальи прошло в этих местах, поэтому встреча с памятником, находящимся на бульваре Дзержинского, была своеобразным ритуалом возвращением домой.

Каждое дерево, каждая клумба, каждая скамья были исследованы еще в далеком Наткином детстве. Поэтому чувство ностальгии по давно ушедшему самому замечательному времени было щемящим, радостным. Оно умножалось из-за ожидания встречи с любимой Ниной Петровной, которую Наталья не видела более полутора лет.

Наталья подошла к памятнику. На высоком постаменте стоял могучий конь, державший на спине грозного усатого седока – величественного и смелого. Когда Наталья была крошкой, ей казалось, что этот памятник самый большой и величественный. Но сейчас он как бы уменьшился в размерах, потому что Наталья сама подросла, стала выше.

Она пошла вкруговую, вспоминая каждую деталь скульптуры. Наталья улыбалась. Ощущение было такое, как будто девушка пришла в гости к родственнику, которого не видела очень давно. Она приложила руку к теплому граниту, которым была облицована стела. И так захотелось назад, в свое беззаботное детство с его скромными заботами, с его интересами познания окружающего мира. Сколько в этом парке было зарыто «секретов», она уже и сама не помнила. Но щемящее грудь чувство вызывало невольные слезы на глазах.

– Здравствуй, Натулечка! – раздалось за спиной.

Наталья обернулась. Она увидела маму Павла, одну из самых замечательных мам на свете, которая любила Наташу как свою родную дочь, по которой Наталья очень соскучилась.

Наташа подошла к Нине Петровне и крепко обняла ее. Говорить о чувствах не приходилось. Все было и так понятно. Они стояли, остро переживая обоюдное волнение от этой встречи.

Наталья отстранилась и произнесла:

– Вы не представляете, какой подарок для меня сделали. Только сейчас я почувствовала, как я по Вас соскучилась, как Вы мне дороги!

– Натулечка, девочка моя, я тоже очень рада. Не могла не увидеть тебя. Пойдем в тень?

– Да, прогуляемся по бульвару. Там сейчас хорошо.

Они пошли, обнявшись. Не могли вымолвить ни слова.

Вдоль всего бульвара были высажены вековые дубы, которые, переплетаясь кронами, давали защиту от жары, создавали тень, в которой нежились на лавочках мамочки с детьми, старики, молодые люди. Кто-то совершал пробежку, кто-то сидел, развернув газету. Здесь проходила своя жизнь горожан, и Наталье было приятно, что она тоже была причастна к этой жизни с раннего детства. И именно здесь ей предстоял непростой разговор с Ниной Петровной относительно судьбы Павла. Как говориться, дома и стены помогают. Ее стенами в данный момент было все то, что росло, щебетало, раздавалась детскими голосами, свежо журчало в арыках, ощущалось кожей и впитывалось запахами зеленой свежести.

Наталья присела с Ниной Петровной на свободную скамью с изогнутой спинкой. Разговор не могли начать, потому что обе залюбовались шустрой белкой, которая спустилась к кормушке и что-то, держа в лапках, поедала с хрустом.

– Просто сказка! – улыбнувшись, сказала Нина Петровна.

– Да, добрая сказка из моего детства. Я выросла на этом бульваре. Мне здесь очень хорошо.

– А сейчас как живет моя девочка?

– Все потихоньку. Наслаждаюсь отдыхом. Радуюсь дому, по которому очень соскучилась за долгий учебный год.

– Расскажи мне о себе: где учишься, как? Что происходит в твоей жизни?

Наталья начала неспешный рассказ о том, как ей жилось эти полтора года, которые были проведены в разлуке с этой милой доброй женщиной.

Единственное, что упускала из повествования – это перенесенные страдания из-за ее сына, с которым они расстались по его вине. Но Наташа понимала, что тему «Павла» они не обойдут, поэтому внутренне настроила себя как можно спокойнее отнестись ко всему, что узнает.

– Значит, у тебя есть молодой человек, которого ты ждешь с армии?

– Да. И дождусь.

– Я знаю это. Потому что ты самый верный своему слову человек. Я это точно знаю. Веришь, спустя столько времени меня до сих пор не отпускает боль от того, что ты не стала НАШЕЙ. Я очень любила и люблю тебя, моя девочка. И осуждаю родного сына за то, что он не удержал своего счастья. Но Бог ему судья. Он – мой сын. И, по-своему, наказан переживаниями и сомнениями. Мне очень жаль, что вы не вместе. Потому что вы оба – мои дети. Как я мечтала о том, что вы создадите счастливую семью. До сих пор злюсь на него, знаешь за что? За то, что он не проявил себя как мужчина, и, извини за крепкое слово, не «трахнул» тебя, чтобы ты уже никуда от нас не делась. Я многое понимала, знала, что интимная сторона жизни не обошла вас стороной, что вы любите не только платонически друг друга. Но, если бы он сделал тебя своей женщиной, мы бы сейчас не сидели здесь и не говорили об этом с такой горечью. Он оказался слабым, и мне жаль!

– Вы не правы! – стала защищать Павла Наташа. – Ваш сын – самый лучший. И он тоже умеет держать слово, данное кому-то. Именно из-за обещания моим родителям не «делать глупостей» мы имеем сейчас то, что имеем. Павел – честный человек. И как никто другой умеет держать крепкое мужское слово.

– Ты так говоришь о нем, как будто он тебе не безразличен.

– Ну, конечно же, нет. Я всегда уважала и любила его. И это чувство до сих пор живет в моем сердце. Просто так распорядилась судьба, а некоторые люди приложили массу усилий, чтобы повернуть ситуацию вспять. Я говорю о Марине. Как она кстати? Добилась Павла?

– Они уже почти год, как женаты.

Это известие сразило Наталью на повал: весь ужас отразился ни лице, в горле встал комок. Она не понимала, как можно было простить то падение с высоты, которое случилось благодаря Марининой прихоти.

Нина Петровна с сочувствием посмотрела на Наталью. Она понимала, как тяжело сейчас переживает девушка. И ей было больно от того, что больно сейчас всем.

Они молчали, не в силах вымолвить ни слова. Спустя какое-то время Наталья сделала глубокий вздох, чтобы прогнать комок, застрявший в горле, и дрогнувшим голосом спросила:

– Как это случилось?

– Еще в больнице, когда Павел лечился от этого падения, Марина уговорила его жениться на ней. Она готовила свадьбу. И в конце августа, когда мой сын, плохо соображающий о том, что происходит вообще, женила его на себе. Вот, посмотри на фотографию, – доставая из сумки фото, сказала Нина Петровна. – Разве он похож на счастливого жениха? Его как на каторгу ведут. Рука сломанная в гипсе. Лицо все черное. Господи, я все время плачу, когда смотрю на все это. Я была против этого брака. Всеми фибрами души восставала против этого насилия над моим сыном. Мне даже казалось, что его опоили чем-то, одурманили, приворожили. Я не могу смириться, что Марина – моя невестка. Я не люблю ее. Год прошел, а мне до сих пор больно! Ты не знаешь, как она ведет себя с ним. Груба, постоянно на повышенных тонах, все указания в приказном порядке. Наташа, у моего бедного сына нет жизни.

– Если он позволяет супруге ТАК вести себя, значит, его ВСЕ устраивает. И не драматизируйте. Это уже их личная жизнь. Они сделали СВОЙ выбор.

– Наташа, ты не понимаешь, о чем говоришь! Когда у тебя будут свои дети, ты поймешь. После нежной, любящей девочки, готовой для Павла на все, он вдруг получает в напарницы по жизни корыстную и жесткую жену. Это как небо и земля.

Наташа всматривалась в образ некогда любимого Павла, который был изображен на свадебной фотографии. Действительно, счастья там видно не было. В лице была какая-то обреченность, болезненность.

«Что же ты наделал с собой? Что же ты сделал со своей жизнью?» – плакало сердце Натки. – «Не смог любить меня, не удержался от неправедного шага, и ЧТО получил в итоге?»

Нина Петровна наблюдала за эмоциями, которые отражались на лице девушки. Она сама остро переживала за нее, за сына, за себя, за всех пострадавших в этой любовной истории.

Наташа спросила:

– Свадьба была в конце августа, когда я уезжала на учебу? Значит, действительно, страница нашей истории с Павлом закрылась именно в те дни. Я, как будто чувствовала еще за год до этих событий, что наше последнее лето закончилось, и остро переживала это обстоятельство. Я предчувствовала. И мне очень жаль. Все могло бы быть по-другому, но . . .

– Возьми себе на память это фото.

– Хорошо, я заберу. Но не обещаю повесить его в рамочке на стенке, – с горечью и сарказмом ответила Наталья. – Знаете, я все равно желаю ему простого человеческого счастья. Он заслуживает это. И ОН до сих пор мне дорог.

– Может, ты вернешься к нему? – с надеждой в голосе спросила Нина Петровна. – Не бывает безнадежных ситуаций.

– Он женат. А чужое счастье я разрушать не буду. Я не знаю, как сложится моя жизнь, но точно знаю, что никогда не позволю стать любовницей женатого мужчины. Никогда. Я – собственница. Если мое – то все! Половинчатого счастья мне не надо. У Павла была я – целиком и полностью его. Он не сумел оценить моего отношения к нему, моей любви к нему. Променял на ЭТУ, – ткнув пальцем в фото, сказала Наталья. – Теперь это его крест. Мне, правда, жаль, что я его упустила. Но возвращать не буду. Он – не мой! Он сам сделал СВОЙ выбор. Извините, мне трудно об этом говорить. Раны на сердце еще не затянулись.

– Ты любишь моего сына? – спросила Нина Петровна.

Наталья только кивнула головой.

– Девочка моя, я так тебя люблю. Как я мечтала, что ты – моя дочь всегда будешь рядом. Как я ошиблась.

– Я тоже сожалею, что все так произошло. Но, потерявши, не плачут. Надо идти вперед, радоваться и просто жить!

Они обнялись. Больше говорить было не о чем. В другой обстановке и при иных обстоятельствах, как в старые давние времена, они бы общались без умолку. Но, главная тема разговора была исчерпана. Им обеим было больно, но так необходимо попросить друг у друга прощения и признаться в любви.

Нина Петровна проводила Наталью до остановки. Они нежно распрощались. В глазах обеих стояли слезы.

Наталья приехала домой в «разобранных» чувствах.

– Что опять случилось? – спросила Кира.

– Да, жизнь испытывает на прочность. А так – все в порядке относительном. Знаешь, убежать от себя не получается, – ответила Наталья. – Я уже хочу вернуться к учебе, чтобы, погрузившись в нее, больше ни о чем не думать. Кира, пойдем, купим билеты на поезд? Уже пора подумать об обратной дороге.

– Завтра этим и займемся, – ответила Кира.

Девчонки легли спать. Наталья не стала рассказывать о переживаниях трудного дня. Она спрятала в альбом фотографию, на которой была изображена такая странная свадьба ее любимого далекого человека.

ПЕРЕЛОМ.

Утром 17 августа ничего не предвещало неожиданного.

Кира уехала неделю назад, чтобы подготовиться к новому учебному году, собрать вещи. Наталья же тоже времени даром не теряла. Она читала много литературы, экономила каждую минуту свободного времени. А еще остро переживала за Игоря. Она писала ему письма все так же часто, но ответа не получала. Игорь и не звонил. Наталья не знала, вернулся он из так называемой командировки или нет. Все было непонятно и тревожно.

Наталья лежала в постели и смотрела телевизор. Вдруг фильм прервали, и на всех каналах стали показывать волнующихся людей за длинным столом, которые сообщали всей стране, что они отстранили Михаила Горбачева от управления страной и взяли бразды правления в свои руки. Говорившие с экрана телевизора о перевороте не выглядели супергероями: голоса дрожали, руки тряслись. Было не понятно, что эта горстка людей хочет сделать со страной – Советским Союзом.

Граждане страны слушали этот бред, смотрели прямые репортажи о захвате Белого дома, и не понимали, как правительство допустило переворот в стране. Горбачев находился на отдыхе с семьей, далеко от столицы. В Москву ввели войска, а народ поднялся на защиту страны от ГКЧП. То, что показывали, было страшно. По Белому дому стреляли. В стране наступил хаос. Ни на минуту не возможно было оторваться от телевизора. Все остро переживали кризисную ситуацию в политических кругах. Кто-то хаял Горбачева, который со своей перестройкой и гласностью довел страну до жесткого обнищания, кто-то защищал президента, кто-то откровенно агитировал за анархию. Люди волновались, жили в предвкушении страшных событий. Пролилась первая кровь: люди в Москве бросались под танки, желая остановить тяжелую военную технику, которая должна была стрелять еще по Дому правительства. Нервозность людей дошла до предела.

Родители Натальи переживали, как дочь теперь отправится на учебу, но билеты были уже куплены, а желание вернуться в Магнитогорск большим.

Несмотря ни на что, в последнюю декаду августа Наталью с Кирой родные собрали в дорогу, посадили на поезд, увозящий их до Челябинска, и далее до Магнитки. Жизнь продолжалась.

СНОВА ВМЕСТЕ.

Девочки вошли в общежитие и сразу направились в комнату, где жила Юлия. Их подруга с нетерпением ждала приезда девочек. И вот они снова вместе. После объятий и быстрого тарахтенья, чтобы в незначительное количество слов вложить пересказ событий такого длинного лета, девчонки дружно отправились к коменданту, чтобы требовать себе новую комнату. Кира верила, что будет так, как они хотят. И для пользы дела еще приготовила небольшой «магарыч», чтобы быть более убедительной в желании приобрести отдельную комнату.

Наталья с Юлей остались снаружи кабинета коменданта общежития, а Кира смело шагнула за порог, прикрыв за собой дверь.

– Как думаешь, у нее получится убедить коменду? – спросила тревожно Юля.

– Конечно! Иначе бы Кира не была Кирой! Надейся на лучшее.

Киры не было с полчаса. Девчонки в коридоре подпирали стену спиной, им не терпелось узнать результат убеждения.

Наконец, дверь приоткрылась, и оттуда вышла улыбающаяся Кира.

– Ну, все! Дело сделано! Пойдем выселять жильца из комнаты, которая нам предназначена.

– А почему «жильца»? – спросили девочки.

– Потому что одна пустая комната осталась на втором «мужском» этаже, и в той комнате, которую нам разрешили занять, с начала августа живет парень. Вот с ним сейчас и поговорим, чтобы он переезжал в соседнюю, к другому парню. А то им будет слишком жирно жить по одному человеку в комнате. И, кстати, «магарыч» сыграл свое дело! – улыбнувшись, ответила Кира.

Девушки спустили свои вещи с третьего этажа на второй, подошли к комнате и постучали в дверь.

– Войдите, – раздалось за дверью.

Девчонки ввалились внутрь. И остолбенели. На кровати лежал . . . Димка собственной персоной.