Текст книги "Как я мужа искала (СИ)"
Автор книги: Наталья Колесова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
Инна опять перешла на шепот:
– Ну какой-какой! Мы с ним по Интернету списались, помнишь?
– Это такой старый дед?
– И вовсе он не старый! – обиделась Инна.
– А сколько ему?
– Пятьдесят восемь.
– А тебе?
– Тридцать два.
Я выразительно молчала. Инна занервничала.
– Это у нас мужик как на пенсию – так хоть в гроб клади! А они там в самом соку, ну видела же фотографии! Чего нам с Семкой ждать? Когда наш родной папочка-козел нагуляется? Слушай, дашь свою беленькую кофточку? Я сейчас похудела, она мне в самый раз.
– А австралийца покажешь?
– Ага, а вдруг он на тебя клюнет! Вот когда у нас все наладится… Слушай, а давай мы твои данные в Интернет сбросим?
– Ну да, – хмыкнула я. – Тут с русским-то Ваней не разберешься, а ты мне еще аборигена подсовываешь… А ты что шепотом?
– Так я своим не говорю, сглазят!
– А я?
– А ты не глазливая!
– Ну, тогда ни пуха ни пера!
– К черту! Буду держать тебя в курсе!
Я положила трубку и минут пять попредставляла себя на солнечных и лазурных берегах Австралии. А еще там есть кенгуру…
Я уже предвкушала обед – первый нормальный после однодневного вынужденного поста – когда гад Буров перебросил мне на стол две дискеты.
– Отнеси Глебу.
– Я? – вытаращила я глаза. – Зачем? Ведь есть же сеть! И почему я?
Буров хлопнул себя по коленке, возмутившись:
– Во дожили! Начальство говорит: иди и сделай, а она в ответ – зачем? Иди, тебе говорят! Очередь в столовой мы тебе займем…
На лифте я в этот раз не поехала. Наверное, надеялась, что шеф, не дождавшись меня, плюнет и испарится куда-нибудь. Особой симпатии в его взгляде я сегодня не уловила. А вдруг он решил меня уволить за склонность к алкоголизму? Или предложит лечиться? Так, успокаивая себя, я бодрым черепашьим шагом одолела за полчаса несколько пролетов и робко просунула нос в приемную. К несчастью, Лена отсутствовала – и куда ее черт унес? Так бы отдала дискетки ей…
Я доплелась до приоткрытой двери, осведомилась робко:
– Можно?
– Разумеется, – откликнулся шеф слегка раздраженно, отчего я окончательно пала духом.
– Вам Сергей… Дмитрич сказал передать… вот, – осторожно, как взрывчатку, положила дискетки на стол и приготовилась удрать.
– Садитесь, – бросил шеф, не оборачиваясь от окна. Так, мы по-прежнему не в духе… Я осторожно села в кресло и сморщилась, когда его кожа заскрипела, уминаясь под моим весом. Повисла тишина. Хоть бы радио включил, размышляла я уныло, разглядывая ковровое покрытие под ногами. Интересно, его вкус или подсказка дизайнера? Я бы выбрала что-нибудь поярче… Тут шеф обернулся, прервав мои замыслы относительно переделки интерьера его кабинета, сел за стол, разглядывая какие-то бумаги. Надеюсь, не приказ о моем увольнении.
– Мама передавала вам привет, – сказал он так неожиданно, что я некоторое время тупо молчала, пытаясь связать себя и его маму. Когда, наконец, пауза стала неприличной, я догадалась сказать:
– А… о… очень приятно. И ей привет.
– Она обвиняет меня, что я вас споил.
Я махнула рукой:
– Ну, я сама большая девочка… вы тут ни при чем.
– И все же, – сказал он и умолк. Так, экивоками обменялись, похоже, говорить больше не о чем. Сматывайся. Я вновь, как алиби, предъявила дискетки:
– Это вам Буров велел передать.
– Спасибо, – рассеянно сказал Глеб и смахнул дискеты в ящик стола. Я уже приготовилась встать, когда шеф сцепил руки в замок и спросил – задумчиво:
– Наташа, я вам мало плачу, да?
– Ну, денег всегда не хватает, – бодро пожала я плечами. – А это… вы о чем?
Он молча смотрел на меня, и я почувствовала, что начинаю краснеть:
– Вы о моих туфлях, да?
Похоже, моя одна-разъединственная пара намертво врезалась ему в память.
– …ну, это не потому, что вы мало… хотя если больше, кто ж откажется… знаете, я вообще безалаберная насчет денег, у меня их нет через неделю после получки, и не знаю, где… вообще преклоняюсь перед теми, кто умудряется скопить… а я коплю-коплю, во всем себе отказываю, а потом – бух, ну что я, не работаю, в конце концов… а еще три года за квартиру выплачивать… и лечение…
Тут я поняла, что все больше скатываюсь к интонациям: 'Подайте Христа ради на хлебушек… и заткнулась. Глеб пару раз моргнул.
– Лечение? Какое лечение? Вы больны?
– Я? Почему?! А… нет, знаете, то зубы, то желудок, чувствуешь себя как развалюха… Какой же я буду лет через пятьдесят, если доживу? А вы себя старым представляете? Я как посмотрю на этих бабулек с клюкой – жить не хочется…
Глеб Анатольевич сидел, подперев голову кулаком, и неотрывно смотрел на меня – похоже, мой нервный треп его завораживал. Я спохватилась:
– О чем это я?
– О туфлях, – кротко напомнил шеф. – А сколько стоят женские туфли?
– Кожаные? – уточнила я. – Импортные? В фирменных магазинах?
Подумала и сказала цену. Шеф опустил руку.
– Тогда конечно…
– Да я в такие магазины просто как в музеи хожу. Правда, продавцы пристают… Вы знаете, – доверительно сказала я, – мне кажется, они просто издеваются! Ну видят же, кто к ним пришел – и что спрашивать, что меня интересует!
Тут я заметила, что шеф явно развлекается, и заткнулась. То у меня язык к небу прилипает, то трещу, как пьяный попугай….
– Вообще-то мне еще повезло! – с нездоровым оптимизмом закончила я. – Вот когда я полгода сидела без работы – вот где был кошмар!
– Обычно я сам принимаю работников, – неожиданно сказал Глеб. – Но вас что-то не припомню.
– Вы тогда в отъезде были, мне зам по кадрам подписывал… А что?
– Тогда ясно. А то бы я вас точно запомнил…
Скорее бы уж – точно не принял.
– Это уж вряд ли, – усомнилась я. – Внешность у меня среднестатистическая, умственные данные тоже…
Шеф не сделал даже вежливой попытки возразить. Потер большим пальцем бровь. Спросил – в свою очередь:
– А вообще мы о чем?
– Вы собирались мне повысить зарплату? – с надеждой подсказала я.
Глеб глянул с сомнением.
– Разве? Что-то не припомню…
Звук шагов скрыло мягкое покрытие, шефовский взгляд скользнул над моей головой.
– Лена, два кофе, пожалуйста.
Я сжалась, получив в затылок заряд недоуменно-презрительного: 'И я еще должна ЭТОЙ кофе подавать?!
– Минуточку, Глеб Анатольевич, – пообещала она и явилась действительно через минуту – прямо 'бистро'! Вплыла с прозрачным подносиком, на котором стояли чашки в блюдцах, кофейник, сахарница и миниатюрная коробка конфет. Изгибаясь, как кошка, выставила это все на стол передо мной и вопросительно взглянула на шефа. Тот с явной благосклонностью скользнул взглядом по ее заднице.
– Спасибо, Лена.
Она махнула на меня густыми ресницами – поднялся ветер – и с достоинством удалилась.
– Пейте, – предложил Глеб, не заметивший постигшей меня тяжелой контузии. Уволок чашку к себе за стол. Я осторожно взяла конфету – самую маленькую коробку притащила, жмотина! – откусила, прикидывая, как бы выручить с получки хоть на полкило шоколадных… Глеб не спешил продолжать разговор, чему я была очень рада – на дармовщинку хоть конфет наесться. Только когда в коробке осталась всего треть, я с сожалением и усилием от нее отстала. Допив кофе, вопросительно взглянула на шефа.
– Наливайте еще.
Позавчера шампанским накачивал, сегодня отпаивает… Я послушно налила – все равно в столовую уже опоздала.
Шеф покрутил свою пустую чашку – у него были сильные твердые пальцы (слава Богу, без колец, ненавижу!) – и за хрупкую прозрачную посудину было страшновато. Поставил чашку на стол, скрестил на груди руки и неожиданно заявил:
– Сергей, конечно, парень неплохой…
Я похлопала глазами и уточнила зачем-то:
– Буров? – как будто у нас с ним была куча знакомых Сергеев.
– Но мне кажется, строить в отношении него брачные планы не стоит, – закончил он.
– Мне тоже так кажется, – согласилась я. – А как насчет вас?
Слова вылетели автоматом – так, для поддержания беседы. Я готова была откусить себе язык, но это бы уже не помогло, и мне оставалось только глупо улыбаться. Шеф откинулся на спинку кресла, глядя на меня с любопытством.
– Планы в отношении меня? А вы их строили? – помедлив, поинтересовался он. Я поднесла к губам чашку и утопила в ней свой длинный язык. Глеб явно обрадовался новому развлечению.
– И как, с вашей многоопытной точки зрения, я подходящая кандидатура для брака?
– Со мной? – слабо уточнила я.
– Вообще.
Глеб уперся руками в стол, слегка раскачиваясь в своем вертящемся кресле и не сводя с меня смеющихся глаз.
– Начнем с внешности. Я урод?
Я с тоской смотрела на него. Шеф готовно продемонстрировал мне фас и профиль. Не был он уродом, хоть и не был смазливым – терпеть не могу красавчиков – и я со вздохом признала это:
– Нет.
– Следующее – как насчет мозгов?
– Ну, если вы создали и руководите такой фирмой…
– Так. Значит, мозги есть? Оставим в покое мой ангельский характер, и не смотрите на меня так – ангельский, точно.
Мы рехнулись – вот что точно.
– Как насчет моего материального положения?
– А что с вашим материальным положением?
– Оно приемлемо?
– Для кого?
– Ну, скажем, для девушек вашего достатка?
– Лучше скажите – НЕдостатка, – пробормотала я. И вздохнула. – Да.
– Что – да?
– Для девушек моего э-э… достатка ваш э-э… достаток вполне приемлем.
– Ага, – сказал Глеб. – Теперь насчет вас. Что для вас – лично для вас – главное в мужчине?
– Огласить весь список?
Глеб ждал, подняв брови. Я подперла рукой голову.
– Вроде бы за такую же нищету выходить нечего, что нищету плодить… И урода тоже не хочется, хотя знаете, есть такие обаятельные… И секс для меня не последнее дело…
– Знаю, – пробормотал Глеб. Я немедленно затолкала назад вполне естественный вопрос – откуда?
– И чтоб голова варила, и юмор, и внимание… – я затормозила, приметив блуждающую на лице шефа странную улыбку.
– Чтоб не пил, не курил и цветы всегда дарил…
– Ну да, примерно. А вы?
– Что я?
– А у вас какие требования к женщине? В смысле, к жене?
– У меня… – Глеб посмотрел в окно. – Мало требований. Я хочу, чтобы она меня любила.
Я вежливо помолчала. Но так как шеф по-прежнему смотрел в окно, спросила:
– И все?
Он поднял брови.
– Считаете, этого мало? Просто любила – просто так, ни за что, со всеми моими недостатками. Просто.
Он посидел, глядя на свои руки, приподняв брови, точно сам удивлялся своим словам. Потом посмотрел на часы и сказал обыденно:
– О чем вы думаете? Вам к вечеру нужно сдать программу, а вы тут разговоры разговариваете.
– Я? – я в свою очередь посмотрела на часы – ну надо же, как время летит за разговором! Особенно, за таким содержательным… Начальство право, право, во всем право. А если не право, смотри правило первое.
– Спасибо за кофе, – я с трудом выбралась из кресла: оно явно не было создано для деловых переговоров – настолько расслабляюще действовала его мягкость и глубина. Шеф, не глядя на меня, уже набирал номер телефона – тоже, наверное, наверстывал упущенное со мной время. Я на всякий случай кивнула ему и удрала из кабинета. Строевым шагом пересекла приемную под прицельным взглядом Лены – расслабься, детка, оставила я тебе твои конфетки!
На столе у меня лежала 'сладкая парочка' – коржик с пирожком. Тетки подняли сочувственные глаза.
– Что так долго? Без обеда осталась…
– Много вопросов? – спросил Буров, не отрывая глаз от экрана.
– Каких вопросов?
– По дискетам?
Я и думать про них забыла.
– Всего два…
Ну да – про мои несуществующие туфли и про моего несуществующего мужа. Рассеянно расправляясь с пирогом, я смотрела на экран. Странно как-то это было слышать от него. Любовь. В нашем возрасте как-то даже неприлично его употреблять – засмеют. Ну – влюбился, втюрился, втрескался – куда еще не шло. Теперь не умирают от любви. Насмешливая трезвая эпоха. Лишь падает гемоглобин в крови. Лишь без причины человеку плохо. Лишь сердце барахлит ночами. Но «неотложку», мама, не зови – врачи пожмут беспомощно плечами – теперь не умирают от любви… И вообще какой-то странный разговор у нас вышел: деньги-туфли-Буров-замужество-он… Тьфу, черт, опять не туда нажала…
Я перешагнула через порог и едва не угодила в ведра с водой, стоящие у порога.
– Чего это у вас? Потоп? Или пол моешь?
– А! – Нинка отмахнулась, подхватила ведра и пошлепала на кухню. Я пошла следом.
– Где твои?
– К маме спихнула на субботу. Хоть отоспаться, соскакивают ведь ни свет ни заря…
Нинка штопала. Аккуратная стопка носков лежала на столе, своей очереди дожидалась еще разноцветная куча.
– Садись. Есть будешь? Нитки кончились, счас…
Подхватила ведра и удалилась в комнату. Вернувшись, поставила ведра и оседлала табурет. Я подозрительно заглянула. Вода.
– Нин, ты чего это? Грудь качаешь?
Нинка скривилась.
– Грудь! Залетела я.
– Ну?
– Пальцы гну! Я уже лет пять аборт не делала. Боюсь. Одна на работе посоветовала тяжести таскать. Вот и таскаю с утра.
– Ну?
– Что – ну? Как слону дробина. Это же только в сериалах – чуть споткнулся, сразу выкидыш. А тут хоть дрелью высверливай!
Я задумалась.
– Нин, а у Кусовых ремонт…
– И что?
– Так им мебель надо двигать. Может, попросишься?
– Не могу, – рассеянно отозвалась Нинка, – у меня хондроз… У, злыдня! Жрать, спрашиваю, будешь?
– Я сегодня без обеда, – честно предупредила я. – Все подмету.
– Ладно, мой сегодня во вторую, еще поджарю.
Уплетая картошку с капустой, я предложила:
– Может, девочку родишь?
– Да иди ты!.. Я что, больная? Смейся-смейся, вот выйдешь замуж, узнаешь! Будешь толстой, как я, психованной, и скрестись через месяц!
– Вот типун тебе на язык!
Нинка, пригорюнившись, смотрела на драные носки:
– У этих мужиков-сволочей одна проблема – встанет-не встанет. А у нас, – Нинка начала загибать пальцы, – месячные – раз, девственность – два, беременность – три, роды – четыре, аборты – пять…
Мы дружно вздохнули над тяжелой женской долей.
– Не ходи замуж, Наташка, – вдруг сказала Нина. – Ничего хорошего там нет. Роди себе ребеночка…
Известная песня! Как все хорошо – так ты бедная, несчастная, одинокая, безмужняя, а как что не так – счастливая, никаких проблем… Ненавижу!
– А кстати, – тут же нелогично оживилась Нинка, – я тут объявление прочитала – как раз про тебя!
Соскочила, запнувшись за абортивное средство, вода щедро плеснула на пол. Нинка, выругавшись, сгребла ведра и с шумом вылила в ванну. Притащила свернутую трубочкой газету.
– Так, где он, я же обводила… А, вот! Брюнет, глаза карие, спортивного… 170,80,35… нормально… материально независим, детей нет. Хочет, так… стройную, сексуально раскрепощенную, без жилищных проблем… ну вылитая ты!
– Ты куда смотришь! – я ткнула пальцем. – Ему же модель нужна: 90-60-90… Да еще наверняка блондинка с ногами от коренных зубов…
– А ты объявления не давала?
– Его надо еще сочинить… ты погляди, какие они все здесь умные, красивые, нежные, сексапильные… А что, давай! Только всю правду: не умная, не красивая, нервная, ленивая, мужчин люблю, но недолго… Думаешь, кто-нибудь откликнется?
– Разве что такой же ненормальный. Нет, ну его, этого брюнета! Знаешь, я где-то читала, что брюнетам нужны блондинки и наоборот! Так, какие у тебя глаза? Почти карие… угу, у него должны быть серые, синие, голубые, а волосы если не блондинистые, то русые…
Нинка уставилась на меня с надеждой. Я честно перебрала свое окружение: в памяти упорно всплывали почему-то только стальные глаза Глеба. Изыди! Я сдалась и решительно заявила:
– Не нравятся мне блондины!
– Да? А кто тебе нравится?
– В данный момент никто! Но мы квиты – я им тоже не нравлюсь. Нин, а ты мужа любишь?
Такой простой вопрос, похоже, поставил ее в тупик. Нинка выпятила нижнюю губу. Спросила настороженно:
– А что?
– Любишь или нет?
Она пожала плечами, забрала у меня тарелку.
– Ну…
– Что – ну?
– Ну люблю, а что?
– Да ничего, – я полезла из-за стола.
– А чего ты тогда? – подозрительно спросила Нинка, сопровождая меня в прихожую. Я тяжело вздохнула:
– Откуда я знаю? Пока, спасибо за ужин!
Я поглядела в глазок и с некоторым недоумением открыла дверь.
– Привет, – сказал Макс, сходу сунув мне в руки гигантскую шоколадку.
– Привет. А где Динка?
– Дома. Я тут мимо проезжал, решил зайти…
Такое впечатление, что рядом с моим домом проходит кольцевая общегородская автомагистраль – все ездят мимо… Я задала дежурный вопрос:
– Кофе будешь?
– Лучше чай.
– Сосуды бережешь? – я убрела в кухню, пожимая плечами. Макс – муж моей хорошей приятельницы и в гости приходит исключительно со своей половиной. И что его принесло? Только собралась расслабиться перед телевизором…
Он занимательно трепался, я старалась соответствовать, и все шло отлично, пока не перестало отлично идти. Макс поразмял ноги, прошелся по кухне, выглянул в окно – и как-то разом очутился рядом, нежно меня обнимая.
Начинается, подумала я. Макс уже вел прочувствованную речь о том, как давно я ему нравлюсь, и что он давно хотел приехать (и что же не приехал?), а я с тоской думала – ну, опять! Почему-то все окружающие мужчины относятся к холостым девушкам по принципу: 'Я знаю-знаю, хочешь, я точно знаю, хочешь, хочешь, но молчишь… Спокойствие, только спокойствие! Когда Макс опять полез с поцелуями, я отстранилась и с печалью в голосе произнесла:
– Макс, ты парень очень приятный, но Дина – моя подруга и это нечестно по отношению к ней. И вообще, у меня правило – не встречаться с женатыми мужчинами…
– А с кем ты тогда встречаешься? – изумился Макс, снова потянувшись ко мне. Теперь главное – повторять, повторять, повторять, авось дойдет. Дошло через несколько минут возни и взаимных уговоров. Макс пересел на свой табурет и, поболтав о том о сем, побрел до жены до дому.
– Бай-бай, – сказала я, с облегчением закрывая за ним дверь. Надеюсь, на этот раз обойдется без эксцессов – осталось только выяснить окольными путями, скажет ли он Динке о своем визите. А то если кто-то из нас упомянет, а другой нет, могут возникнуть подозрения… О, Господи, вот и скрывай то, чего нет!
Давным-давно, когда я была еще молодой и зеленой, таким вот самым образом я и потеряла лучшую (тогда) подругу. Не ожидавшая такого вероломства от ее любимого мужа, я закатила ему жуткий скандал и с треском выставила за порог. Полдня промучилась – раскрывать ли подруге глаза на ее неверного супруга, а к вечеру позвонила сама Маринка и обвинила меня в том, что я пытаюсь разрушить ее семью, что такого предательства она от меня не ожидала – и тэ дэ и тэ пэ… Чувствовалось, только в силу своей интеллигентности она удерживается от более сильных выражений. Я только беспомощно мекала в трубку, но что значит слово подруги, которых хоть пруд пруди, против слова любимого (и вовремя подстраховавшегося) мужчины, с которым она намеревалась провести всю жизнь! Сейчас-то я понимаю – Марина просто выбрала то, что ей дороже. Мудрая женщина. А я с тех пор твердо усвоила одно – в любом случае виноватой останется женщина. По принципу: 'дыма без огня не бывает' или еще радикальней – 'сучка не захочет, кобель не вскочит'.
Выйду замуж, мрачно пообещала я себе, ни одной подруги на порог не пущу – а вдруг только я такая честная-благородная?
Только я собралась отправиться в ванну, чтобы ответственно лечь спать пораньше, как зазвонил телефон.
– Здравствуй.
– Привет, Оль!
Длинная пауза.
– Как живешь? – мертвым голосом спросила Оля.
– Хорошо, – осторожно сказала я.
– А мы с Антоном расходимся.
Я беззвучно и длинно вздохнула.
– Я ему вещи собрала.
Я поглядела на ногти. Вещи она собирала каждые несколько месяцев в течение последних четырех лет. И каждый раз звонила мне и сообщала, какой он подлец, и как ей сейчас плохо и больно… Первые разы я горячо поддерживала ее решимость и сочувствовала ее страданиям. А последнее время просто выполняла роль хорошей подруги – то есть выслушивала ее излияния с соответствующими 'а, да-да, и что? вот сволочь… Но сейчас я тупо пялилась в стенку и чувствовала, что лимит моего терпения и эмоций на сегодня уже исчерпан.
– Да куда вы денетесь! – перебила грубо. – Так и будете трепать друг другу нервы до самой смерти! Извини, я спать хочу!
На том конце трубки воцарилось потрясенное молчание. Я поскорее нажала на рычаг, пока меня не обвинили в черствости и эгоизме. Завтра буду терзаться угрызениями преступной совести. К черту такую любовь, Глеб Анатольевич! Мне и без нее нескучно!
Разлагающее влияние короткого рабочего дня – субботы – и отсутствие начальства сказывалось на всех. Нина Дмитриевна возилась с цветами, Буров увлеченно мочил монстров, Галочка отсыпалась после бурно проведенной ночи, Таня печатала очередной реферат для своего Игорюхи. В такой разлагающей атмосфере мне с большим трудом, с раскачкой удалось усадить себя за подчистку хвостов.
– …Ну что, девчонки, – Буров звучно хлопнул в ладоши. – Давайте закатимся куда-нибудь!
– Знаем мы ваши катания…
– А что за повод?
– Повод законный – пятерку отмотал в глебовской конторе.
– Прямо сегодня?
– Тика в тику! Ну, Нина Дмитриевна?
– Да куда мне, старухе, с вами!
– Эта старуха нас еще всех за пояс заткнет! Танюх?
– Ой, я не знаю… Стирки у меня…
– Иди-иди, расслабишься, – сказала я, выключая компьютер. – Не сдохнут без тебя твои мужики.
– А ты что увиливаешь?
– Да я больше не пью.
– И меньше тоже! Галка, хватай ее!
После недолгих препирательств Буров затолкал всех в свой 'Форд' и отвез в 'Старый город'. Там мы и просидели часов до шести – Буров с Галочкой 'приговаривали' графинчик водки, Таня с Ниной Дмитриевной – бутылку красного, а я, строго блюдя пост, грустила над безалкогольным пивом. Когда семейные вспомнили о существовании своих домашних, уже изрядно набравшийся Буров вдруг выдвинул идею:
– А давайте нагрянем к Глебу!
– А давайте! – радостно вскричала Галочка. Глядя на нее, закивала и Таня. Я, как единственная трезвая, сказала сурово:
– Рехнулись! Ты ему хоть брякни!
– Брякну-брякну. Девочки, в машину!
– Так, – решительно сказала Нина Дмитриевна. – Я – домой, а вы хоть к Глебу, хоть к Путину…
Мы вылезли на шестом этаже, и Буров повлек нас к приоткрытой напротив лифта двери.
– А вот и мы! – заявил радостно, распахивая ее чуть ли не до самой стены. В прихожей стоял Глеб – в линялых джинсах и светлом пуловере, лениво похлопывая себя по бедру сложенной газетой. Его рука замерла, когда он увидел, каких именно 'дам' приволок с собой Буров. Надо отдать ему должное – с лицом он справился быстро – но мне очень-очень захотелось домой.
– Извините, Глеб Анато…
– Здравствуйте, Глеб Анатольевич! Мы к вам без приглашения…
– Ничего-ничего, проходите.
– Мы тебе сюрприз… бормотал Буров, разуваясь. – Большой сюрприз. Что у тебя пить?
Да уж, сюрприз… Я сморщилась, оглянувшись на близкий лифт – господи, ведь самая трезвая… Интересно, а выпускают отсюда тоже по звонку? Шеф, помогавший Татьяне снять плащ, склонил голову набок, выглядывая меня из-за двери.
– А вы что там топчетесь, Наташа? Заходите скорее!
– Ага…
Я перевалила через порог, потянула на себя входную дверь.
– Подождите, я сам.
Я отшатнулась к стене, чтобы он мог закрыть дверь, но Глеб все равно задел меня твердым плечом.
– Извините. Снимайте плащ.
Разуваясь, я перехватила его взгляд, брошенный на мои ноги, и молча поклялась сегодня же выбросить проклятые туфли – похожу в сапогах… черт, там же еще набойки надо менять…
Где-то в недрах квартиры уже гремел Буров. Я осторожно поглядела на Глеба.
– Ну… проходите, – негромко сказал он. Я оглянулась – в прихожей хоть маленькую свадьбу играй. Пробормотала себе под нос:
– Боюсь, заблужусь.
– Идите на голос! – посоветовал Глеб, улыбаясь до ушей. И чего лыбится, чему радуется?
Буров уже вовсю хозяйничал, опустошая холодильник. Сунул мне упакованную в целлофан ветчину.
– На, режь!
– Может, закажем чего-нибудь? – спросил Глеб. Буров отмахнулся.
– Да не напрягайся! Мы ж по-простому…
– Да, Глеб Анатольевич, мы на минутку, – подхватила Таня, которой тоже было не по себе. – Мы не хотели вам мешать…
Буров вручил ей сыр.
– Строгай!
Глеб открыл бар и начал задумчиво изучать его содержимое. Откуда-то издалека доносились восторженные громкие вздохи Галочки – она совершала турне по шефовской квартире. Разделение труда, подумала я, ожесточенно терзая ветчину. Глеб сноровисто доставал бутылку за бутылкой – он явно переоценивал наши возможности. Таня так же энергично кромсала различные деликатесы, добытые Буровым. Сам Буров вскрывал консервные банки и уволакивал их в комнату.
Посреди прекрасного вечера Татьяна вдруг вспомнила, что у нее существует семья, и засобиралась домой. Мы хором возмутились ее тираном-мужем, и Таня, слабо посопротивлявшись, согласилась на фальшивое алиби. Домой к ней звонила Галочка. Голосом примерной школьницы младших классов она долго извинялась, что, сорвав с работы, буквально закатав в ковер, как восточную невольницу, увезла его любимую жену справлять свой с мужем юбилей: 'Десять лет, вы же понимаете! . Да-да, ее доставят домой, да-да, проводят, ах, простите, все получилось так спонтанно… Потом вступила Таня. Пару раз кивнув, пару раз дадакнув, она повесила трубку и застенчиво нам улыбнулась. Ура, вскричали мы и уволокли ее обратно на 'юбилей'. Интересно, выдержит ли Галочка хоть с одним из своих мужей такой огромный срок?
Танцевать с Буровым все равно что танцевать с осьминогом: только и успеваешь возвращать его руки на положенное место. Я покосилась на вторую парочку – Галочка покачивалась в нежных объятиях шефа – и внезапно устав, сказала:
– Пошли покурим!
Буров готовно согласился. Я заняла любимую шефовскую позицию на подоконнике – на моем и консервная банка не поместится, не то что чья-то задница. Предупредила:
– Только форточку открой, а то Глеб бросил.
– Да? – Буров выколупывал из пачки последние сигареты. – А ты откуда знаешь? Вчера выяснили?
– Нет, раньше.
– Да-а-а? – Буров щелкнул зажигалкой. Прикурил, выдыхая дым над моей головой. Его рука заскользила по моей коленке.
– Бу-уро-ов! – угрожающе сказала я, отдирая его ладонь – она поддалась, но только для того, чтобы переместиться мне на бедро. – Руки прочь от моей задницы! Ну, Буров!
– А?
Засмеявшись, он наклонился, прихватывая громадной лапой мой затылок. От него пахло спиртным и табаком, но целовался он будь здоров, и я не сразу спохватилась. Уперлась руками в его твердую горячую грудь – это было все равно, что спихивать с дороги танк… Отпустил он меня только когда в кухне зажегся свет – да и то не сразу. Отпустил, слегка отодвинувшись, подмигнул темным пьяным глазом и затянулся изрядно прогоревшей сигаретой. Я глянула поверх его могучего плеча на Глеба – тот застыл на пороге со стаканами в руках, словно раздумывая, не податься ли ему обратно. Решил, что не стоит, и, сказав на ходу:
– Извините, – прошел к мойке. Я слезла с подоконника и поспешно ретировалась с кухни.
Таню провожали долго и упорно, с неоднократными возвращениями к столу, чуть ли не с песнями-плясками… Наконец мужики пошли усаживать ее в вызванное такси. Ну все – если ее еще пару раз поцелуют на прощание – девушка будет счастлива все выходные… Я поглядела на напевавшую Галочку. А мы-то что? Двое на двое? Я вообще-то на такой расклад не рассчитывала – несмотря на все мое уважение к нашим начальникам.
– Галь, – сказала я осторожно. – А тебе домой не пора?
– Не-а… у меня дома ни-ко-го!
– У меня, в общем-то, тоже… – пробормотала я. – Но мне пора.
С трудом разыскала свою сумку. Так, а где зонтик? Надев плащ, я бродила по глебовским хоромам в поисках где-то оставленной косметички, а нашла вернувшегося хозяина. Глеб окинул меня скептическим взглядом. Судя по его ясности, большую часть тостов шеф все-таки умудрялся пропускать – несмотря на всю бдительность Бурова.
– Наташа? – спросил спокойно.
– Я домой.
Он помолчал.
– Вас ждут?
– Нет.
Он кивнул и спокойно забрал у меня сумку.
– Снимайте плащ.
– Глеб…
– Я все понял. А теперь снимайте плащ и идемте обратно к столу. Мы с Сергеем мужики умные.
Звучало это, конечно, очень… успокаивающе.
– Ничего себе сексодром!
Мы разглядывали спальню, которую Глеб определил под 'девичью'. Галочка со знанием дела подпрыгивала на кровати, я просто бродила, открыв рот, туда-сюда, дотрагиваясь до стен, штор, мебели, кровати. Мимоходом приоткрыла ящик прикроватной тумбочки, заглянула и быстро задвинула. А ты что ожидала там увидеть? Сказки Андерсена?
В дверь постучали.
– Войдите! – радостно вскричала Галочка. Заглянул Глеб.
– Не спите? Полотенца и халаты в ванной. Зубные щетки в шкафчике. Если что-то будет нужно…
– Да, Глеб, я хотела спросить… – Галочка махом оказалась возле двери, шагнула, увлекая хозяина в коридор. Как это она быстро опустила 'вы' и отчество… Я весь вечер на этом спотыкалась. Я оглянулась со вздохом. Ну что, время умываться и спать? И какого лешего осталась? Людям только мешаю… Вернулась напевавшая Галочка, взяла сумочку и пошла в ванную. Так, это наверняка надолго, я пока полежу…
Среди ночи жутко захотелось пить – объелась соленого. Я посидела на кровати, прислушиваясь. Сквозь плотные шторы пробивался шорох не прекращавшегося дождя и сочился слабый свет фонаря. Тихо посапывала Галка. Из комнаты 'мальчиков' доносился чей-то звучный храп. Ну ладно. Я натянула свитер и, утопая подошвами в ворсе, двинулась в ночной поход. Падающий откуда-то неяркий свет – ночник? – не дал мне заблудиться. Я посидела в туалете, разглядывая потолок – со шваброй в руке не допрыгнешь… Так, а здесь, кажется, нужно завернуть налево и будет кухня. Я завернула налево и вросла в пол.
На кухне, удобно устроившись на низком диванчике под мягким светом лампы, сидел Глеб и с карандашом в руке изучал какой-то журнал. Он поднял голову и молча посмотрел на меня. Чувствуя себя ужасно неловко, я пробормотала:
– Я… пить…
И еще пару раз для верности махнула рукой в сторону раковины, словно он был глухонемым или иностранцем. Глеб мягко поднялся, молча налил стакан воды из белого матового кувшина. Пока он это проделывал, я спешно пыталась натянуть на колени свитер – он всегда казался мне длинноватым, но не теперь… Глеб протянул мне стакан, не трогаясь с места. Пришлось все-таки перешагнуть порог кухни. Пока я пила, Глеб прислонился спиной к столу. Я скосила глаз – он смотрел на стакан, будто считал глотки. Я немедленно поперхнулась, закашлялась и зажала себе рот, услышав, как в соседней комнате смолк храп Бурова. Кивая и утирая выступившие слезы, вернула стакан Глебу.
– Спасибо, – и остро ощущая его взгляд, отправилась вон. Уже на пороге меня настиг голос Глеба.
– Наташа.
– А?
Он все еще держал стакан на ладони, словно взвешивал.
– Посидите со мной.
Я застряла на пороге. Глеб добавил, ставя стакан на стол:
– Если вы, конечно, не очень хотите спать.
Какой 'спать'! Сна ни в одном глазу и он это видит. Сбежать сейчас – все равно что расписаться в трусости… Я молча повернулась и села на второй диванчик – через низкий стол от Глеба. Снова попыталась натянуть свитер на голые коленки. Глеб взял со своего места плед, передал мне.