Текст книги "Шулер с бубновым тузом"

Автор книги: Наталья Солнцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 15

Продолжение истории Николая Крапивина

Пока Анна лежала в клинике, я решил кое-что проверить. Моя предусмотрительность позволила мне попасть в арендованную квартиру без ведома жилички. Я заранее взял у хозяина два комплекта ключей, для Анны и для себя.

Теперь мне не составило труда привезти на квартиру эксперта по живописи. Он был озадачен, увидев «Шулера с бубновым тузом», и почти сразу заявил:

– Это копия полотна Жоржа де Латура, господин Крапивин. Причем довольно грубая.

– Копия? – переспросил я, хотя не сомневался в его правоте. Анна сама говорила о том же.

– Безусловно, – без колебаний подтвердил эксперт. – Сейчас я навскидку определю, как давно она сделана. Так-с… само подлинное полотно де Латура датируется семнадцатым веком, а этой работе примерно… год-два от силы.

– Сколько? – поразился я.

– Не буду утомлять вас техническими подробностями, – усмехнулся эксперт, – но можете быть уверены, что картина написана совсем недавно. Учитывая качество исполнения, она не представляет никакой ценности.

В его глазах застыл немой упрек: «Не стоило везти меня сюда из-за этакой безделицы!»

– Надеюсь, размер гонорара утешит вас, – обескураженно вымолвил я, протягивая ему конверт с деньгами.

Маститый искусствовед без стеснения заглянул в конверт и удовлетворенно кивнул.

– В случае надобности готов проконсультировать вас, – добавил он. – Обращайтесь.

«Семейная реликвия! – мысленно вознегодовал я. – Память о бабушке! Какая беззастенчивая ложь! А главное, во имя чего Анна меня обманула? Если эта мазня дорога ей, так бы и сказала. Черт! Как я сам не замечал свежесть красок и новизну полотна?!»

Я зачарованно уставился на картину, пытаясь угадать, что еще кроется в ней. Она неспроста привлекла мое внимание еще там, в халупе Ремизовых. Вот и сейчас нечистый на руку игрок с чертами убитого Джо словно потешался надо мной. Казалось, его губы кривятся в ехидной улыбке…

Я тряхнул головой, рассеивая наваждение.

– Вы собирались приобрести эту картину? – сочувственно осведомился эксперт.

– Нет.

– Продать?

– Ни то, ни другое, – раздраженно буркнул я, и он деликатно замолчал.

Как и было обещано, я отвез его домой. Всю дорогу мы не проронили ни слова.

– Если вам еще потребуется мой совет, буду рад услужить, – сказал эксперт на прощание.

Возвратившись в офис в дурном расположении духа, я созвонился с детективом и поставил перед ним дополнительную задачу: узнать, кому из обрусевших французов в девятнадцатом веке принадлежал большой сад в Старом Крыму.

– Постараюсь, – обнадежил меня Томашин.

– Новости есть?

– Я тут разыскал женщину, которая дружила с Вероникой Ремизовой, и выяснил, что в молодости, еще до рождения дочери, та несколько лет встречалась с неким Олегом Коноваловым. Он работал метеорологом в горах, к Ремизовой приезжал от случая к случаю. Они часто ссорились, мирились, но окончательно порвали отношения, когда Коновалова уволили с метеорологической станции. Он перешел жить к Веронике, но ничего хорошего из этого не вышло. Мужик запил, начал распускать руки… в общем, Ремизова не выдержала и дала ему от ворот поворот. А сама с горя закрутила роман с отдыхающим. Они познакомились в санатории, между ними вспыхнула страсть, в общем…

– Как фамилия отдыхающего? – нетерпеливо перебил я.

– Крапивин.

Сыщик смущенно замолчал, понимая, что речь вряд ли идет об однофамильце его клиента. Скорее, о близком родственнике.

– Крапивин, значит?

– Андрей Крапивин, из Москвы, – подтвердил детектив. – Ремизова призналась подруге, что забеременела от этого москвича. Он, правда, ни о ее беременности, ни о рождении ребенка так и не узнал. Подлечился, уехал, и будто отрезало. Ни звонка, ни письма, пропал человек. Ремизова со своей стороны тоже не сообщила ему о дочери.

– Почему?

– Гордая была. Не хотела навязываться. Как подруга ни уговаривала ее отыскать папашу ребенка, та ни в какую. Нет, и все. Хотя в санаторной карточке имелись данные Крапивина, Вероника информацией не воспользовалась. Когда родилась дочка, она все же записала отцом девочки Андрея Крапивина, – без его ведома, разумеется, – и на том успокоилась.

– Н-да… – процедил я сквозь зубы.

То, что накопал детектив, пока не расходилось со словами Анны. А я, признаться, рассчитывал на другое.

– А Коновалов? Не ревновал Веронику к приезжему?

– Она тщательно скрывала от всех свой санаторный роман. Возможно, Коновалов ничего не знал. Он опустился, не выходил из запоев и вскоре умер. Подруга Ремизовой утверждает, что Коновалов даже не замечал беременности бывшей любовницы. Или просто не реагировал. Водка мозги съела.

– Как умер Коновалов?

– Говорят, зимой валялся пьяный во дворе и замерз насмерть.

– Были у Вероники еще поклонники?

– Похоже, нет, – ответил сыщик. – Жила ради ребенка, ни на кого не глядела. По крайней мере, так считает ее подруга. Медсестра Ремизова смолоду отличалась скрытностью и вырастила такую же скрытную дочь. Нюрка, как ее окрестили соседи, уродилась гонористая и нелюдимая. Оттого и в санатории с коллективом не поладила, и замуж не вышла. Сама без гроша в кармане, а нос драла выше некуда. Мужчины обходили ее стороной, женщины недолюбливали. От одиночества и безденежья она с Джо спуталась, с местным жуликом и картежником. А как его в драке зарезали, бросила дом и укатила.

– Одна?

– Говорят, с каким-то залетным хахалем. Остановился у нее на пару деньков, она его и окрутила.

– Ну-ну… что за хахаль? – спросил я, отлично понимая, что речь идет обо мне.

– Пока не знаю. Выяснить?

Если Томашин и догадывался, кто увез Нюрку из дому, то не подал виду.

– Не надо. Это не актуально, – обронил я. – Займись-ка лучше французской графиней и ее могилкой.

Мы словно прощупывали друг друга, и каждый старался не сболтнуть лишнего.

Я не сообщил детективу ни о своем недавнем визите в Старый Крым, ни тем более о насильственной смерти сестриного бойфренда. И теперь выпытывал, что тому удалось пронюхать. Томашин оказался не лыком шит, ловко обходил острые углы.

– Завтра у меня встреча с кладоискателем, – доложил он. – Технику я ему передал, он чуть не задохнулся от счастья.

– А по камушкам что?

– Работаю. Сим обещал показать мне старое кладбище… но там дорогу построили, часть могил ушла под асфальт. Местные черные копатели бредят сказкой про ожерелье, только лично я в это не верю. Кто два века назад решился бы везти из-за границы в Петербург на перекладных шестьсот штук драгоценных камней? На диких российских просторах всякое могло приключиться. Тем более с женщиной.

– Но женщина-то была не простая, – подчеркнул я.

– Согласен. А все же везти с собой такой груз – рискованно. И еще: почему в Россию?

– Далеко, наверное. Затеряться проще.

– Вы думаете? – усмехнулся детектив.

После этого разговора меня одолело недовольство собой. Какого черта я связался с частным сыщиком? Вдруг он раскопает, кто убил Джо? Или возьмет и найдет бриллианты?

«Это смешно, Нико, – развеселился мой двойник. – Над загадкой длиною в двести лет бились многие умы, не чета твоему Томашину. А воз и ныне там. И вообще, сдались тебе те камни, дружище? Все, кто так или иначе касался их, нажили себе беды!»

* * *

Каждый мой день начинался со звонка Гене Приходько, у которого я справлялся о здоровье Анны.

Я опасался, как бы пациентка не сбежала. Детектив в отъезде, а мне самому недосуг следить за ней. Расширять круг людей, посвященных в нашу семейную историю, было бы неразумно. Я шел на определенный риск. Едва сойдут следы пластической операции, Анна может махнуть в неизвестном направлении. Лицо у нее теперь новое, осталось только поменять документы, и поминай как звали.

«Новые документы без денег не выправишь, – успокаивал я себя. – А денег сестрице взять негде, кроме как у меня. Если Анна замыслила побег, то не раньше, чем выудит из моего кармана требуемую сумму. На это понадобится время».

В глубине души я переживал, что в один прекрасный момент она исчезнет из клиники, и я больше ее не увижу. Неужели во мне проснулись родственные чувства?

Когда я думал об Анне, мне в голову лезли самые ужасные и порочные мысли. Стигмат на ее теле казался мне неким дьявольским знаком, чертовой отметиной. Она снилась мне полуобнаженная, с ножом в руках, занесенным надо мной… с обольстительной и жестокой улыбкой на устах. Я просыпался в холодном поту и до утра не мог глаз сомкнуть.

Следующей ночью она опять являлась ко мне – бледная и дрожащая от страсти, жаждущая моих поцелуев. Но едва мы сливались в объятиях, из ее груди вырывался душераздирающий стон, она отталкивала меня и убегала прочь. Напрасно я звал ее и умолял вернуться. Анна исчезала вдали, в тумане буковой аллеи, под стук колес и лошадиных копыт. Мой мощный «мерс» не мог догнать ее карету. Я прибавлял скорость, но расстояние между нами не уменьшалось…

На третью ночь она вдруг начинала рыдать и показывать мне следы побоев. Ее кожа кровоточила, волосы слиплись, а под левой ключицей багровел свежий ожог. Я клялся отомстить ее обидчикам, но Анна отказывалась называть их имена.

«Меня предали, – в слезах повторяла она. – Меня все предали. И ты тоже…»

Я не высыпался и ходил в офисе как сомнамбула, действуя почти бессознательно и разговаривая невпопад. Первой мое странное состояние заметила матушка.

– Ты ужасно выглядишь, Нико, – испугалась она. – Как с креста снятый. Тебе необходимо отдохнуть. Съезди куда-нибудь на неделю. Хоть на дачу. Тишина, воздух, речка, лес. В детстве ты обожал гулять по лесу…

– В загородном доме ремонт, ма! – оборвал я ее.

– Первый этаж почти готов. Тебе одной комнаты хватит. Я отпущу с тобой Лизу, она там все приберет, будет тебе готовить.

Матушка согласна была ради меня лишиться домработницы. Я оценил ее жертву, но вежливо отказался.

– У меня куча дел. Я не могу отлучиться.

– Твой отец в последние годы тоже не мог никуда отлучиться – работал, работал! И где он теперь? Всех денег не заработаешь, Нико.

– Не волнуйся, ма, разгребу немного дела и будем отдыхать. Потерпи.

Она, неудовлетворенная, удалилась в свою спальню и закрылась там, а я, предоставленный сам себе, вернулся мыслями к Анне. Картина, которую она привезла с собой из дому как память, была написана пару лет назад!Эта открывшаяся бессмысленная ложь вызвала у меня новую волну подозрений. Что-то в этой картине есть. Но что?

Я разглядывал полотно в лупу с лица и с изнанки. Потом извлек его из рамы. Ничего особенного ни рама, ни полотно в себе не заключали. Никаких условных обозначений, никакого тайника… никакой зацепки!

Нехитрый сюжет картины, изображающий игру в карты между дамой и двумя кавалерами, один из которых плутовал, не наводил меня ни на какую догадку. Разве что напоминал об убийстве Джо. Судя по происшедшему, плут выбыл из игры.

Проведя собственноручную «экспертизу» копии «Шулера», я постарался придать картине тот же вид, который она имела до этого. Анна не должна ничего заметить. Иначе…

– А что будет? – вслух пробурчал я. – Скажу, что ничего не трогал. Пусть докажет.

С этим я улегся спать. И опять передо мной явилась Анна: в руках она держала синюю шкатулку и жаловалась на государя императора. Он-де посягнул на самое сокровенное.

«Какой император? – пытался объяснить я. – Царя скинули еще в тысяча девятьсот семнадцатом. Нынче у нас президент, Анюта».

«Не называй меня так! – взбеленилась она. – Я тебе не Анюта!»

«А кто же ты?»

Но она меня не слушала и все сокрушалась, что из столицы послали за шкатулкой самого генерала Дибича. И что Таврический губернатор приказал своему чиновнику для верности изъять все ее шкатулки.

«Напрасно я рассчитывала на благородство барона Боде! – негодовала сестрица. – Он спасовал и тотчас предъявил требуемое нарочному губернатора!»

«Раз тебя так волнует шкатулка, держала бы ее при себе», – ввернул я.

Из прелестных голубых глаз Анны хлынули слезы.

«Вся беда в том, что к тому времени я… умерла!»

Я успокаивал ее, как мог, и в какой-то момент заметил, что мы говорим по-французски: и я, и она. Я привлек ее к себе и поцеловал в висок. Прядь ее душистых волос щекотала мне щеку.

«Je t’adore… – охваченный нежностью, прошептал я. – Je t’adore [6]6
  Обожаю тебя ( фр.).


[Закрыть]…»

Кто-то тряхнул меня за плечо, и я очнулся. Это была моя мать, Берта Евгеньевна Крапивина.

– Нико-о!.. Нико!.. – взывала она, нависая надо мной. – Проснись!..

– Что? – вскинулся я.

– Ты говорил во сне.

Я приподнялся и сел, медленно приходя в себя. Говорить во сне не входило в мои привычки.

– Правда? И что же я выболтал? Военную тайну?

Я отшучивался, но мой кислый юмор только встревожил матушку. Неужели я проговорился о сестре? Не может быть. Внутренний запрет, который я наложил на эту опасную тему, должен был сработать.

– Ты бормотал по-французски, – сообщила она, округлив глаза. – Я ничего не поняла.

– Слава богу…

Глава 16

За завтраком мне кусок не лез в горло.

– Почему ты не ешь? – пристала ко мне родительница. – С тобой что-то творится, Нико. Уж не влюбился ли ты?

Я вскочил из-за стола, как ошпаренный, и перевернул чашку с кофе.

– Ой! – вскрикнула матушка, всплескивая руками. – Моя любимая скатерть!

– Я куплю тебе новую…

С этими словами я отправился одеваться. У меня в груди все горело. Я нервничал и не попадал в рукава рубашки. Уходя, я забыл попрощаться с матерью.

Звонок Гены Приходько застал меня на полдороге к паркингу. Было прохладно, в воздухе висел утренний туман.

– Привет…

– Хочу тебя обрадовать. С твоей протеже все хорошо, – бодро отрапортовал доктор. – Думаю, мы выпишем ее раньше, чем рассчитывали.

Я слушал и не понимал, о чем он. Ах, да! Анна поправляется… вернее, ее швы заживают, отеки рассасываются, и скоро я смогу ее увидеть.

– Кстати, ее шрам исчез, – добавил Гена. – Теперь совершенно ясно, что мы имеем дело со стигматом.

– У тебя были сомнения?

– Врач обязан сомневаться. Пока точно не поставит диагноз. Впрочем, стигматы – это не болезнь. Их появление тесно связано с психикой человека. Пациентка получила правильное лечение, и все уладилось.

– Чем вы ее лечили?

– Успокоительными препаратами, мой друг. Образование язвочек или красных пятен на коже – один из симптомов истерии.

– Выходит, Анна – истеричка?

– Я бы сказал, она склонна к истерии, – мягко ответил Приходько. – Тебе следует обращаться с ней бережно.

– Куда уж бережнее?

– Учись терпению, Коля.

– Когда ты ее выпишешь? – спросил я, усаживаясь в машину.

– Надеюсь, через неделю.

– Она все еще не принимает посетителей?

– Она чрезвычайно ранима и застенчива. Надо дать ей время привыкнуть к новому облику.

«Видел бы ты ее над трупом любовника! – мысленно воскликнул я. – Нашел застенчивую!»

По пути в офис я застрял в пробке и проторчал в ней около сорока минут. За это время я успел перебрать множество вариантов дальнейшего развития событий. Когда Анна выйдет из клиники…

Я зазевался, и мне злобно посигналили водители, которым я мешал двигаться вперед. Я тронулся, продолжая размышлять. Вереница автомобилей медленно ползла по мокрому от поливальных машин проспекту. Я вспомнил, что начал разбирать личные бумаги отца, но потом забросил. Покопаться в них опять? Может, там отыщется какой-нибудь намек на его связь с Вероникой Ремизовой?

«Ты до сих пор не удосужился досконально изучить содержимое домашнего сейфа? – возмутился второй Нико. – Руки не дошли? Или ума не хватило?»

Я позвонил секретарше, предупредил, чтобы меня не ждали, и решительно повернул домой.

– Что случилось, Николай Андреич? – ахнула Лиза, открывая мне дверь. – Вы что-то забыли?

– Да, забыл, – кивнул я, на ходу сбрасывая туфли.

– Вы потише, Берта Евгеньевна отдыхают.

Она скрылась в кухне, а я поспешил в комнату, которая служила библиотекой. Там стоял письменный стол отца, шкафы с его любимыми книгами. Добравшись до сейфа, я выгреб оттуда все бумаги и уселся просматривать их. Кое-какие документы, договора, письма, не представляющие для меня интереса. В деревянном ларчике – военные награды моего покойного деда. В отдельном ящичке – золотые украшения матери…

Ничего, проливающего свет на загадку Анны. Может, и нет никакой загадки?

Внезапно в памяти всплыла «синяя шкатулка» из моего нынешнего сна. Я схватил ларчик с наградами и внимательно осмотрел его – обычный кипарис, покрытый лаком. Из наград – орден Красной Звезды, медаль «За отвагу»… Я выложил все на стол, обнажив дно, оклеенное зеленым сукном. Под сукном прощупывалось что-то плотное. Рука не поднималась оторвать этот лоскут ткани. Кипарисовый ларчик наверняка принадлежал деду, как и награды.

– Ладно, потом приклею…

Я рванул суконце, и увидел под ним лежащую рубашкой вверх игральную карту, пожелтевшую от времени…

* * *

Из дома я помчался в клинику пластической хирургии, но по дороге остыл и передумал во что бы то ни стало добиваться встречи с Анной. Насильно мил не будешь.

Припарковавшись чуть поодаль, я сидел в машине и ломал голову, что бы все это значило: объявившаяся вдруг сестра, нож в груди Ковбоя Джо, картина Жоржа де Латура, карта, обнаруженная на дне кипарисового ларца. Чертовщина, да и только.

– Поглядим, кто кого, – процедил я сквозь зубы.

Это относилось то ли к неведомому врагу, то ли к Анне, то ли к моему язвительному двойнику.

Я запутался и поддался мысли обратиться к ясновидцу или ясновидице. Даже мой отец, материалист и прагматик, не чурался заглядывать «за занавес». Почему бы и мне не прибегнуть к этому малоизученному методу?

«Не все пророчества исполняются, – напомнил мне второй Нико. – Используй по назначению собственные мозги, а не надейся на чужие».

«У меня уже башка трещит от твоих советов!» – вызверился я.

Мой оппонент саркастически расхохотался и замолчал. Он умыл руки.

Я же изнывал от голода, недосыпания и неопределенности, которая никак не разрешалась. Даже моя находка – карта из ларца – добавила вопросов. Я почти не удивился, увидев изображение на обороте карты. Вы тоже догадались?

Это оказался бубновый туз!

– Тройка, семерка, туз! – пробубнил я известную фразу из «Пиковой дамы». – Ваша дама бита! Ваша дама…

Я споткнулся на полуслове, когда на площадку перед клиникой свернул темно-серый «ниссан-кашкай». Мое сердце екнуло при виде этой машины. Похоже, у меня развивалось шестое чувство, которое превосходило мой ум. Я вообще не узнавал себя. Одно то, что я потерял интерес к Лоре, вернее, к сексу с ней, говорило о коренной внутренней ломке, которую я переживал.

«Ниссан» припарковался между белым внедорожником и вишневой легковушкой. Я замер в ожидании. Но из машины никто не вышел. Окна были затемнены, и я, как ни напрягал зрение, не мог рассмотреть водителя. Погода не способствовала наблюдению: сыпал мелкий дождь, капли стекали по лобовому стеклу, и я включил дворники.

Я был уверен, что именно этот «ниссан» ранее следил за мной. Что он здесь делает? Приехал по мою душу? Я подавил желание подойти, вытащить непрошеного соглядатая из автомобиля и надавать ему по шее. Так я все испорчу.

Интересно, видит он меня или ждет, когда я появлюсь? Значит, ему известно о моем знакомстве с Геной Приходько и о пациентке, которую я протежировал. Мы с водителем «ниссана» соревновались в терпении. У кого первого сдадут нервы?

У него они оказались крепкими. Мы сидели, каждый в своем авто, и ничего не предпринимали.

«Что, если он ждет вовсе не меня, а кого-то другого? – гадал я. – Например, сотрудника или пациентку клиники? В любом случае не мешает выяснить, кто он и что ему нужно».

Я остро пожалел об отсутствии Томашина. Он бы лучше справился с этой задачей.

Через час у меня заныл пустой желудок. Напрасно я не перекусил дома, как предлагала Лиза. Вспоминая сочный омлет и румяные оладьи со сметаной, я глотал слюну и злился на себя за безалаберность. Чертов «ниссан» перестал казаться мне подозрительным. Это мог быть обычный автомобиль, а водитель не выходит, потому что на то есть причина. Он просто использовал площадку перед клиникой, чтобы поставить машину.

Следующие полчаса стали для меня сущей пыткой. Мне уже было плевать, кто сидит в «ниссане», и я подумал о гонораре, который заплатил частному детективу. За такую работу он запросил не так уж много.

Легкий на помине Томашин позвонил спустя пару минут и развлек меня подробным докладом. Он сообщил, что великолепный сад в Старом Крыму в интересующее меня время принадлежал некоему барону Боде…

– Секундочку! – перебил я. – Кому-кому?

– Барону Боде, – повторил детектив. – Этого господина привезли в Россию родители, семья обосновалась в Крыму, где получали землю французы-эмигранты. В зрелом возрасте барон Боде управлял имением в Судаке, занимался виноделием, поставлял к царскому двору рислинг и бордо…

– Нельзя ли ближе к делу? – снова перебил я. – Какое отношение барон имел к бриллиантам?

– По сути, никакого. Зато он водил близкое знакомство с княгиней Голицыной и ее приятельницей графиней де Гаше…

Я пытался сообразить, где я слышал о бароне Боде. «Напрасно я рассчитывала на благородство барона Боде!»– вспыхнуло у меня в уме. Эту фразу произнесла Анна, но где… когда? Во сне! Точно… она мне снилась, и…

– Обе дамы бывали у него в гостях, – тем временем объяснял Томашин. – По слухам, барон даже предлагал графине купить у него сад. Боде нуждался в деньгах для виноградников под Судаком, они долго торговались, потом графиня де Гаше заболела… словом, сад она так и не успела приобрести. Вскоре нарочный привез барону сообщение от графини: она-де совсем расхворалась и просит приехать проститься. Боде отправился в Старый Крым, но опоздал.

– Графиня де Гаше умерла?

– Да, – подтвердил детектив. – Накануне, почувствовав себя плохо, она жгла бумаги и отдавала последние распоряжения служанке. Барон прибыл в Старый Крым через сутки после кончины графини. По его же письменному объяснению, данному губернскому чиновнику, он обнаружил в ее комнате кожаный баул и внутри него темно-синюю шкатулку. Шкатулка была опечатана представителем городской власти. По требованию барона ее распечатали при свидетелях, однако она оказалась пуста. Именно барона Боде покойная назвала в числе своих душеприказчиков и поручила ему распродать оставшееся после ее смерти имущество. Часть вещей она подарила на память княгине Голицыной. Все прочее барон выставил на аукцион, а некоторые предметы выкупил сам.

– Откуда такие сведения?

– Я нашел в Судаке одного местного краеведа, учителя истории на пенсии. Просто кладезь полезной информации! Говорит по-французски и переписывается с учеными-историками из Парижа. Они пришли к единому мнению, что таинственная графиня де Гаше и якобы умершая в Лондоне авантюристка Жанна де Ламотт – одно и то же лицо.

Меня бросило в жар, сердце отчаянно заколотилось. Так я и знал! Кладоискатель Сим сказал примерно то же. После своей мнимой смерти в Лондоне Жанна некоторое время скрывалась, а затем объявилась в России, в Санкт-Петербурге под именем графини де Гаше. Она поселилась в скромном, но приличном особняке и жила уединенно, избегая великосветского общества. Постепенно графиня обзавелась полезными знакомствами. По вечерам в ее гостиной зажигались свечи, у парадного останавливались богатые экипажи, откуда выходили знатные особы, среди которых была и госпожа Бирх, придворная дама императрицы.

Крыши домов утопали во мгле, а в уютной комнате пылал камин, в бокалах пенилось шампанское. Дамы в изящных туалетах, раскрыв рот, слушали рассказы француженки о чародее Калиостро и альковных тайнах Версаля. Графиня называла себя ученицей Великого Копта, дамы благоговейно вздыхали, ахали и закатывали глаза.

Мадам де Гаше заинтересовались при дворе. Способствовала ли этому Бирх, или царю доложил об «аристократке в изгнании» начальник тайной полиции, неизвестно. Так или иначе, император пожелал лично встретиться с француженкой.

«Вы носите не свою фамилию, – якобы заявил он графине. – Назовите мне настоящую».

На что дама потупилась и прошептала: «Мой долг повиноваться вам, сир… но я назову свою фамилию только вам одному».

Они долго беседовали тет-а-тет, после чего графиня вышла от государя. По ее лицу ничего нельзя было прочитать. Вернувшись домой, она приказала паковать вещи и собираться к отъезду. А вскоре графиня де Гаше в компании двух благочестивых дам отправилась в Крым…

– …это были княгиня Голицына и баронесса Крюденер, – донеслись до меня из трубки слова детектива. – Они рассчитывали обратить в христианскую веру крымских татар. Де Гаше присоединилась к ним то ли по просьбе царя, то ли по собственной инициативе.

Мои мысли текли параллельно с докладом Томашина и удачно состыковались в финале. В тот же миг «ниссан-кашкай» тронулся с места и выехал с площадки перед клиникой.

– Извини, я перезвоню…

Я бросил мобильник на сиденье и включил зажигание. Номера «ниссана», как назло, были забрызганы грязью. Я ехал на расстоянии, боясь спугнуть его. Он словно не чувствовал слежки, не прибавлял газу и не стремился оторваться. Я расслабился и потерял бдительность. Меня одолевала сонливость. Пару раз я клюнул носом и подумал, что в таком состоянии мне лучше не кататься по городу.

Где-то на Рязанском проспекте «ниссан» потерялся. Куда и когда он свернул в пелене дождя? Я разозлился на себя и поехал обедать в ресторанчик, где подавали блюда французской кухни. Я пристрастился к ней в Европе.

Вкусная еда и две чашки крепкого кофе подействовали на меня благотворно. Ожидая официантку со счетом, я набрал номер детектива. Тот не отвечал. Вероятно, был занят.

Вместо того чтобы ехать в офис, я купил цветы, вино и завалился к Лоре. Мне хотелось отвлечься. Я застал ее сонной и раздраженной. На мой глупый вопрос: «Ты дома?», она заявила, что у нее сегодня выходной.

– Давай проведем его вместе, киска, – предложил я.

Она начала ломаться, но обещание купить ей новые летние наряды сделали ее сговорчивее. На зарплату танцовщицы не разгуляешься, если при этом надо снимать отдельную квартиру в Москве. Время от времени я подкидывал Лоре деньжат, подозревая, что у нее есть и другие «спонсоры».

То, что произошло потом, вызвало у меня брезгливое недоумение. Неужели раньше я млел от ласк этой бесстыжей костлявой барышни, которая выделывала в постели заковыристые коленца, словно на сцене своего варьете. Ее разработанные икры вдруг показались мне некрасивыми, груди плоскими, а ее любимые кружевные панталоны до колен, которые должны были возбуждать меня, рассмешили. Я запутался в дурацких атласных ленточках, когда снимал их, и ощутил сбой эрекции. Мне чудом удалось довести дело до конца. Ожидаемое блаженство разочаровало меня. Я с трудом сумел не подать виду, как мне тошно. Лежащая рядом на шелковой простыне Лора выглядела селедкой на тарелке.

Анна, бесспорно, деревенщина, и до Лорика ей как до облаков. Зато в ней крылась тайна, которая возбуждала меня посильнее заученных приемов искушенной в сексе танцовщицы. Я представил, как Лора с тем же фальшивым пылом отдается богатым завсегдатаям ночного шоу, и меня передернуло.

«Твоя Анюта тоже спала с карточным шулером, – не преминул уколоть меня второй Нико. – И вообще, не смей думать о ней, как о женщине. Она твоя сестра!»

«Ну и что? – мысленно возразил я. – Древнейшие цивилизации, например, Египет, возвели кровосмешение в ранг закона».

«Ты не в Египте, – усмехнулся мой двойник. – Тебе не поздоровится, если ты начнешь приставать к сестре. Отец проклянет тебя с того света!»

Я застонал от стыда и тоскливого сожаления. Лора лениво повернулась ко мне, спросила:

– Хочешь еще?

– Нет.

Я встал и отправился в ванную. Десять минут под контрастным душем привели меня в чувство.

– Оставишь мне на чай? – лукаво осведомилась Лора, продолжая лежать голой, скрестив длинные ноги и воображая, что это жутко эротично. На полу валялись ее кружевные панталоны и корсет с розовыми бантиками. Боже! Ничего пошлее нельзя придумать.

Я натянул рубашку, брюки и подошел к окну. С пятого этажа открывался вид на залитую дождем улицу. Между домами лежали мрачные тени. Я взглянул на часы – уже половина шестого. Ого! Постельные забавы затянулись. А мне давно пора…

Я не успел додумать, куда мне пора, как мой взгляд наткнулся на темно-серый «ниссан-кашкай» внизу, во дворе.

– Иди сюда! – позвал я Лору.

Она грациозно приподнялась, вытянула жилистую шею и пропела:

– Повтори-и-им? Только стоя я не люблю! Ложись, котик…

– Иди сюда! – резко повторил я, подавляя желание выругаться.

Она обиженно вскочила, подошла и обняла меня сзади за шею. От нее пахло средством от пота и вином, которое она выпила, пока я мылся.

– Чья это машина вон там? – показал я пальцем вниз.

– Где?

– «Ниссан» цвета мокрого асфальта.

– Не знаю, котик…

Я взял ее за плечо, оторвал от себя и притиснул к подоконнику.

– Пусти, больно! – пропищала она, думая, что я собираюсь заняться с ней сексом в этой позе. – Ты шалун, котик…

– Смотри сюда! – прорычал я, тыча пальцем в оконное стекло. – Внизу машина, «ниссан», видишь?

– Там много машин… жильцы ставят…

Я выдохнул и отпустил Лору. Она не обязана знать всех владельцев авто, которые паркуются во дворе.

– Прости, киска. Я не в духе сегодня.

– Дурак, – захныкала она, потирая плечо. – Синяков наставил. А мне завтра на сцену.

– Вот тебе компенсация, милая.

Я бросил на подоконник деньги и заторопился в прихожую. Авось, на сей раз подозрительный «ниссан» не уйдет от меня.

«Мало ли в городе таких машин? – скептически отнесся к этому двойник. – С чего ты взял, что внизу стоит та самая?»

Но я почему-то не сомневался в своей догадке. Как водитель «ниссана» вычислил меня? Знал, что Лора – моя любовница?..