Текст книги "Копи царицы Савской"

Автор книги: Наталья Солнцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Я больше ему не нужна! – прошептала Глория, оглядываясь в поисках телефона.

Вдруг где-нибудь в ящиках стола или среди книг на полках обнаружится заряженный мобильник? Судя по телевизору в ее комнате, Агафон не чурался современной техники. Она осторожно, затаив дыхание, обошла мастерскую. Чего здесь только не было! Кипы бумаг, испещренных какими-то расчетами и буквами неизвестных ей алфавитов, реторты с разными жидкостями, фигурки всевозможных божеств... Похоже, усопший исповедовал все существующие в мире религии. Коробки с засушенными травами, минералы, раковины, коллекция монет... Глория не разбиралась в нумизматике, однако умела интуитивно отличать стоящие вещи от подделок. Почему-то она была уверена: карлик собирал подлинники, будь то гобелены, картины или причудливые сосуды. Возможно, их изготавливали не так давно, зато вручную и в единственном экземпляре.

Она натыкалась на разные предметы, о назначении которых не имела понятия. Телефон ей так и не попался. Мраморные бюсты великих философов наблюдали за ней выпуклыми белыми глазницами. Медные кувшины «с джиннами» пугали ее. Казалось, вот-вот из узкого горлышка появится сначала дымок, а затем и грозный обитатель. Хозяин-то умер – к кому теперь перейдут джинны?

– Глупо... как глупо...

Случившееся походило на дикий, идиотский розыгрыш. Хозяин мастерской вот-вот встанет, лукаво подмигнет ей и расхохочется, довольный произведенным впечатлением. Но тот не вставал.

Глория старалась не поворачиваться в сторону страшного дивана с застывшим на нем телом, не думать, что находится один на один с покойником. Как врач она констатировала смерть Агафона, а как человек... продолжала ощущать его присутствие. Он будто бы смотрел на нее и потешался над ее страхом. Она все еще оставалась его пленницей. Даже мертвый, он сохранял власть над ней...

Глава 13

Колбин торопливо жевал бутерброд, запивая сваренным секретаршей кофе.

– Отвратительное пойло, – кривился он. – Надо гнать эту девицу! Купил отличные зерна, дорогую кофеварку, а она умудряется все испортить.

У него было скверно на душе. Доходный проект пущен насмарку, дела стоят. Зебрович из-за жены как будто слегка тронулся умом. Ходит сам не свой, глаза воспаленные, мутные... Но в милицию идти категорически отказывается.

«Подождем еще сутки! Глория жива... я чувствую... Главное – не погубить ее!»

«Жива, жива, – кивал заместитель скрепя сердце. – А что, если мы время упустим?»

«Это моя жена! Мне и решать!»

Кто бы стал спорить? Колбин с утра вызвал Лаврова для доклада. Тот ничем не порадовал.

– Все, Петр Ильич! Тупик...

– Спекся, Рома?

– Выше головы не прыгнешь... Надо спецов привлекать. Пока не поздно.

Колбин постукивал пальцами по столу, ощущая во рту неприятную горечь. То ли печень разыгралась, то ли кофейные зерна оказались пережаренными... Тьфу! День сегодня не заладился.

У начальника охраны запищал в кармане сотовый.

– Извините... – Лавров встал и отошел к окну. – Что?.. Как уехал? Куда?.. О, черт!.. После чего?.. Ему позвонили?.. Не знаешь?.. Дармоеды! – выругался он, ловя себя на том, что подражает боссу. – Кретины!

– Кто уехал? Анатолий?! Куда?

«На кудыкину гору!» – мысленно ответил он Колбину. А вслух произнес:

– Я побежал, Петр Ильич... Надо его догнать. Мало ли что ему в голову взбредет? Мои парни думают, ему позвонили насчет жены. Он сорвался, сел в машину и был таков! Приказал за ним не следить.

– И твои ослы послушались? Зебрович наверняка хлебнул виски... он же не просыхает!

– Люди устали, – разозлился Роман. – У всех нервы! Все не железные, между прочим...

Он махнул рукой и вышел, хлопнув дверью.

* * *

В мастерской не оказалось никаких других часов, кроме песочных. Глория прикинула, что они рассчитаны минут на десять... Она сидела в кресле с такой же бархатной обивкой, как и диван, поджав ноги и трясясь в ознобе. Мертвец остывал, а она не могла выйти из этого ужасного склепа! Окон в цокольном этаже сделать не потрудились, дверь оставалось запертой. Санта как сквозь землю провалился...

Глория не могла вспомнить, закрывал ли Агафон замок после того, как впустил ее в святая святых своего жилища. И куда дел ключи. У нее не хватало духу подойти к покойнику и обшарить его карманы.

– Господи... – молилась она, взывая к неведомым высшим силам. Ибо никакие другие не вызволили бы ее из ловушки, куда она угодила по собственной глупости. – Господи! Спаси и сохрани...

У нее стучали зубы, а подмышки взмокли от холодного пота. Она машинально переворачивала часы, когда песок полностью пересыпался из колбы в колбу. Сколько раз она так делала? Бог весть...

Наконец она пересилила себя, встала и на дрожащих ногах приблизилась к дивану. Карлик лежал все в той же позе – вытянувшись на спине, глаза у него были закрыты, левая рука свисала до пола. Глория сглотнула: горло сжимал спазм. Только бы не упасть в обморок...

«Как тебе не стыдно, – корила она себя. – Ты же врач! Смерть не должна пугать тебя. То, что перед тобой, – всего лишь безжизненное тело. Вспомни, сколько раз ты видела такие же тела, когда училась в медицинском! Тогда многие завидовали твоей выдержке и хладнокровию...»

Едва дыша, Глория проверила карманы брюк карлика: пусто... Его странная блуза с широкими, собранными на запястьях рукавами вовсе не имела карманов. Никакой цепочки на шее, никакого пояса со связкой ключей... В какой-то момент ей показалось, что мертвец пошевелил пальцами. Она с криком отскочила назад. Лампы мигнули, и свет стал слабее. Вероятно, упало напряжение.

«А вдруг по какой-нибудь причине отключится электричество, и я останусь в кромешной тьме... рядом со страшным телом?» Эта мысль привела ее в неописуемый ужас.

– Я здесь с ума сойду! – завопила Глория. – Эй! Санта-а! Санта! Выпусти меня отсюда!

Ее вопли отражались от глухих толстых стен, не проникая наружу. «Тролль» был прав. Ее никто не услышит... И через некоторое время в мастерской найдут уже два мертвых тела. Женское и мужское. Глория представила недоумение человека, заставшего подобную картину. Он сломает себе голову, пытаясь понять, что здесь произошло.

– Санта! – изо всех сил крикнула она. – Санта! Да где же ты запропастился?!

Голос охрип, сбитые руки саднили, затылок раскалывался от боли.

В дверях что-то щелкнуло, грохнуло, и они со стуком распахнулись. На пороге стоял седовласый великан собственной персоной.

– Санта-а... – простонала Глория, оседая на пол. – Где же ты был так долго?.. Где ты был?..

Она плакала, размазывая по лицу слезы не то радости, не то безысходности. Сейчас она не думала, как поведет себя слуга, когда поймет, что лишился хозяина. Сейчас Глория испытывала облегчение, что она больше не одна в этой жуткой мастерской...

Санта пока не видел лежащего на диване тела и растерянно моргал.

– Где ты был? – повторяла Глория, будто ее заклинило. – Где ты был?

– Ездил за продуктами.

Глаза великана бегали по комнате в поисках хозяина. Наконец он увидел,издал нечленораздельный звук, похожий на бульканье, и кинулся к дивану. Рухнул на колени, приложил ухо к груди карлика и застыл... Глории казалось, что она слышит шорох песчинок, пересыпающихся в часах, такая повисла тишина.

– Он... не дышит... – Санта обернулся к ней с гримасой безмерного страдания, исказившей его лицо. – Он не дышит! И сердце не бьется! Что ты... что ты с ним... сделала?

– Это не я! Не я! Санта! Клянусь... всем, чем хочешь!

– Что ты с ним сделала?

– Это не я! Он сам! Сам... ему стало плохо... сердце, наверное. Приступ! Я врач, Санта! Я хотела ему помочь... Но здесь не оказалось лекарств! А выйти я не могла... Телефона тоже не оказалось! У вас вообще есть телефон?

Глаза великана наливались слезами и кровью. Он смотрел на женщину, как на пустое место. Он не понимал, о чем она говорит.

– Хозяин... он... никогда не болел...

– У вас есть телефон? Нужно позвонить! Вызвать «скорую»...

Глория почти кричала, чтобы до Санты дошли ее слова. Она хотела добавить «...и милицию», но вовремя прикусила язык.

Великан отвернулся от нее и опять склонился над карликом. Он плохо соображал, но смысл разыгравшейся здесь трагедии начинал доходить до него.

– У вас есть телефон? – в очередной раз спросила она.– Есть... наверху...

Он был полностью поглощен лежащим на диване телом... тем, что случилось с человеком, которого он пару часов назад оставил в добром здравии и отличном расположении духа. Великан ласково, нежно приподнял голову покойника, прижал к груди и зарыдал. Это был не плач – это был рев дикого зверя, утратившего детеныша...

У Глории волосы зашевелились на голове. Она оглянулась на дверь, – и о чудо! – Санта забыл запереть ее. Его широкая спина, обтянутая спортивной курткой, сотрясалась от рыданий. Он ничего не видел и не слышал... Разразись сейчас гром и молния, Санта бы не повернулся.

Глория осторожно, не дыша, попятилась к двери... Она ступала на цыпочках, благодаря судьбу за мягкие тапочки, предоставленные ей в пользование. Она молилась всем богам, чтобы великан не обращал на нее внимания... еще хотя бы минуту или две...

Она не помнила, как взлетела наверх по крутой темной лестнице, как пронеслась по коридору... как оказалась в прихожей... В глаза ей бросились оленьи рога, несколько пар обуви – больших и маленьких мужских туфель и ботинок... массивная, в виде морды льва, дверная ручка... Сердце молотом стучало в ребра, отдавая в виски, во рту пересохло...

Призывая на помощь всех святых, в которых она до сих пор не верила, Глория навалилась на входную дверь... и чуть не упала. Ее тюрьма распахнулась легко и беззвучно, выпуская узницу на свободу, в объятия хмурого дня, в сырость и холод заросшего сиренью двора. На площадке перед домом стояла машина. Глория метнулась мимо, к воротам... О черт! Закрыты! Калитка?..

Нажав на кнопку автоматического замка, беглянка очутилась на улице – грязной деревенской проселочной дороге с желтыми от мать-и-мачехи обочинами. Вдоль дороги тянулись покосившиеся деревянные заборы. Глория оглянулась – куда бежать? Подальше отсюда... к людям, у которых есть телефон, которые помогут ей позвонить мужу...

За заборами чернели необитаемые развалюхи, дощатые сараи без крыш, дикие сады с едва пробивающейся листвой. Это была заброшенная окраина деревни. На дороге – ни души, только облезлая тощая собака выглядывает из дырки между штакетинами, водит носом...

В разъезженных колеях стояла вода, и Глория промочила ноги, – она сообразила, что выскочила из дому в чем была: в тапочках, шелковых шароварах и халате. Даже куртки не прихватила. Оставалось молиться, чтобы по пути встретилась какая-нибудь машина или на худой конец телега с лошадью. Но ни стука копыт, ни шума мотора не доносилось до ее ушей...

Скоро заборы закончились, и с одной стороны проселка показались запущенные пашни, окаймленные лесом, с другой – заросли высоких кустов. Глория запыхалась, вспотела, мокрые ноги замерзли и заплетались. Очевидно, она выбрала не то направление, но возвращаться было страшно. Вдруг Санта спохватился и уже ищет ее повсюду? На машине он в два счета догонит пленницу. Эта мысль заставила Глорию свернуть в орешник – ринуться напролом через кусты, не чувствуя, как больно хлещут и царапают ветки. Ее преследовал образ хохочущего карлика, словно тот не верил в ее спасение. «Беги, беги! – подтрунивал он над измученной Глорией. – Все равно не убежишь! Теперь мы с тобой неразлучны...»

Хватая ртом воздух, она прислонилась спиной к стволу дерева – отдохнуть, отдышаться. Сердце выпрыгивало из груди, в глазах темнело. «Зря ты это сделала, – нашептывал карлик. – До города далеко... а ночь близко. Замерзнешь без одежды, с мокрыми ногами, простудишься...»

Глория подумала о волках. В здешних лесах они вполне могли водиться. На дорогу ей выходить опасно, в лесу еще страшнее. Выход один – идти назад в деревню, искать людей... просить о помощи...

«Каких людей? Где они? – посмеивался карлик. – Зато Санта обрадуется! Мимо него не прошмыгнешь...»

Ветер стих, и в холодном прозрачном воздухе звуки разносились далеко. Хруст веток, звонкое теньканье синиц, журчание ручья в ложбине. Глория прислушалась. Где-то залаяли собаки, и она, раздвигая ветки, пошла на этот звук человеческого жилья... Будь что будет! Но провести ночь под открытым небом, раздетой, в лесу... этого она не вынесет.

Запахло хвоей. Беглянка углубилась в молодой ельник. К счастью, лесок оказался редким, чистым. Под ногами мягко пружинил мох. Глория опустила глаза и увидела, что тапочки порвались, вот-вот развалятся. Босиком она и шагу не ступит. Собачий лай приближался, к нему примешивался шум колес. Неожиданно в просвете между деревьями показались лошадь и сидящий на телеге мужик...

У Глории голос пропал от волнения.

– Э-э-эй... – прохрипела она, не в силах сдвинуться с места. – Помогите-е...

Следом за телегой трусила мохнатая рыжая дворняга. Она с заливистым лаем бросилась в лес.

– Ты чего, Кудлатый? – крикнул мужик. – Дичь почуял?

Дворняга подбежала к Глории и зарычала. Мужик глазам своим не поверил. В лесу, откуда ни возьмись, баба в пестрых штанах, халате и тапочках...

Глава 14

Москва. Конец XIX века

Андре вернулся из Африки другим человеком. Он не помышлял более о путешествиях и жил уединенно на окраине города. Он начал писать книгу о дальних странах, где ему довелось побывать, но вскоре забросил это занятие. Рента от подмосковного имения позволяла ему вести не роскошную, но обеспеченную жизнь. Однако с каждым годом доходы таяли. Коммерческой жилки у Андре не было, и единственным способом поправить дела являлась выгодная женитьба. Поскольку он совершенно отошел от общества и порвал все дружеские связи, свести знакомство с подходящей девушкой не представлялось возможным. И он обратился к свахе, чтобы та нашла ему богатую невесту. Будущую женитьбу Андре воспринимал как неизбежное зло, которое придется стерпеть ради привычной праздной жизни. Заботиться о хлебе насущном претило ему. Все свое свободное время Андре посвящал изучению библейской истории о царице Савской. Зачем эта женщина проделала нелегкий и полный опасностей путь длиною в три года? Неужели только ради того, чтобы познакомиться со славным царем Израильским и вкусить его мудрости? Почему в Писании нет ни слова о местонахождении ее собственного царства? И почему там даже не упоминается ее имени? Не потому ли, что она прибыла из той самой страны Офир, где Соломон брал золото? Ведь его корабли, отплывая из порта на Красном море, возвращались обратно тоже через три года.

Андре сопоставил эти три года с тремя годами пути царицы Савской и призадумался. Соломон согласился дать царице Савской то, что она у него просила. Она же привезла с собой и дала Соломону «сто двадцать талантов золота и очень много благовоний и драгоценных камней: больше никогда не прибывало столько благовоний, сколько царица Савская дала царю Соломону». Что могла просить для себя эта женщина? Мудрости? Ну уж если так, то мудрости непременно особенной, сокровенной, недоступной простым смертным...

«И царь Соломон дал царице Савской то, что она пожелала...»

Почему подношения царицы перечислены довольно подробно, а ответный дар царя Соломона не назван?

– «То, что она пожелала...» – бормотал Андре, словно в бреду. – «То, что она пожелала...» Что она могла пожелать? И почему Соломон не отказал ей?

Этот вопрос не давал ему покоя ни днем ни ночью. Если царица прибыла из страны Офир, тогда ясно, почему Соломон дал ей то, что она просила, – в обмен на дальнейшую беспрепятственную выработку золота...

Но не одно только золото будоражило воображение бывшего путешественника. Пуще всего волновала его найденная внутри каменных африканских развалин круглая пластинка с изображением женского лица и странными письменами, которую он подобрал рядом со скелетом. Очевидно, одежда погибшего истлела от времени, дождей и ветров, а пластинка осталась, так же как крестик и металлические пряжки.

Женщина на пластинке казалась Андре прелестной и таинственной царицей Савской – она околдовала его, свела с ума. Он изучил множество источников, где упоминался сей библейский персонаж, – от Третьей книги Царств до восточных легенд, еврейских преданий, алхимических трактатов и эфиопского фольклора. В одних царица представала чуть ли не жрицей культа нежной страсти... в других – могущественной и воинственной правительницей, в третьих – демоницей с козлиными копытами, коварной искусительницей иудейского царя. А греки и римляне вообще считали ее сивиллой и приписывали пророческий дар. Восточные же легенды называли ее Билкис – чистая и безупречная возлюбленная, с которой Соломон на время разделил трон и ложе. И с той поры тысячи красивейших жен и наложниц не помогли ему забыть несравненную Билкис...

Эти противоречивые сведения убедили Андре в одном: в человеческой истории нет более загадочной и непостижимой женщины, чем царица Савская.

Он решил сам искать у нее ответа – запирался в своей спальне, закрывал шторы, зажигал свечу и в трепетном свете пламени часами пристально вглядывался в золотой лик, отлитый неизвестным мастером. Увы... царица не раскрывала своей тайны. Тогда Андре хватался за лупу и старательно изучал письмена на обратной стороне золотой пластинки. Эти буквы не походили ни на один из известных ему алфавитов, но мысль о том, чтобы показать их другим исследователям, даже не приходила ему в голову. Эти непонятные закорючки вспыхивали у него в сознании огненными знаками, мелькали и кружились, повергая его в транс и помрачение рассудка...

Наутро он, словно пьяный, выходил к завтраку, пугая экономку бессвязной речью и блуждающим взглядом.

– Что с вами, сударь? – спрашивала она. – Уж не послать ли за доктором?

Врач, который пользовал Андре, подозревал у него расстройство нервной системы из-за перенесенной в Африке лихорадки и прописывал покой, валериану и опиумные капли.

Кроме того, по ночам к больному являлся Мануэль – по его лицу текла кровь, губы беззвучно шевелились, руки тянулись к горлу Андре... не дотянувшись, бессильно падали... «За что ты убил меня? – читалось в глазах проводника. – За что?»

Андре просыпался в холодном поту, вскакивал, распахивал окно и судорожно вдыхал ночной воздух. Он до сих пор не мог поверить, что поднял руку на своего верного спутника, можно сказать товарища...

Без Мануэля обратный путь по саванне превратился для него в сущий кошмар. Он заблудился, чудом не стал жертвой голодных хищников... и если бы не народ мата-беле [6]6
  Мата-беле – название африканского племени.


[Закрыть] , который приютил его, вероятно, умер бы от истощения и страха.

Вспоминая тот роковой день, когда они с Мануэлем случайно набрели на каменные руины, которые безуспешно искали, Андре воображал себе уже не один, а два скелета внутри разрушенной крепости... Теперь новые путешественники, наткнувшись на останки исполинских сооружений и обнаружив человеческие кости, будут гадать, какая участь постигла сих несчастных.

Андре горько раскаивался в содеянном, в то же время понимая, что не он убил проводника, а некая злая сила толкнула его на столь жестокий поступок. Он не хотел никого убивать! Он только защищал ее... златоликую красавицу, которую не мог делить ни с кем. Вероятно, сам царь Соломон приказал отлить изображение царицы Савской на память о блистательной гостье. А на обороте пластинки зашифровал координаты страны Офир. Так все и было...

Андре фантазировал и совершенно уверился в своих фантазиях. Он не давал себе труда подумать, как пластинка могла попасть из древнего Иерусалима в глубину Южной Африки, да еще оказаться в заброшенном каменном городе. Принес ли ее с собой тот, кто нашел там свою смерть... или она лежала в земле между камней и ждала, пока за ней придут...

– Ты дождалась, моя ненаглядная, – шептал безумец. – Я пришел за тобой. Это фатум. Теперь ты моя! Моя навеки!..

Разве не само провидение вывело его из долины реки Лимпопо в Софалу, порт на берегу Мозамбикского пролива? Андре смутно припоминал проделанный путь. Казалось, Африка не собирается выпускать его из своих жарких объятий. Но он все же добрался до порта. Голландец, капитан торгового судна, согласился взять его на борт. Уже перед отплытием Андре подхватил лихорадку, но и тут судьба благоволила к нему, и он вовремя оправился. Разве не чудо, что ему удалось вернуться на родину и уберечь свою драгоценную добычу от чужих рук?.. В этом он усматривал знак свыше, некое обещание, которое должно было исполниться. Но что обещала ему женщина с золотым лицом, он понять не мог...

Осенью, когда в московских двориках осыпалась листва, а в садах собирали антоновку, Андре женился. Его жена принесла с собой фарфоровые сервизы, пуховые перины, горы подушек, вышитое гладью постельное белье и приличное приданое. Родом из купеческого сословия, она соблазнилась дворянством мужа и его недюжинным умом. Половину того, что говорил Андре, она пропускала мимо ушей, состроив умильную мину. Она гордилась своей партией, тогда как он скрыто негодовал. Андре казалось, что вместе со статусом холостяка он утратил нечто куда более ценное – свободу. То время, которое он всецело посвящал загадке царицы Савской, теперь приходилось уделять капризной и недалекой супруге. В его воспаленном мозгу родилось подозрение, что венценосная красавица уязвлена его изменой. Ему даже приснился сон, где блистающая украшениями царица в короне со страусовыми перьями заявила, что не потерпит рядом с собой соперницы...

Москва. Наше время

– Говорил я – глаз с него не спускать! – бушевал Колбин. – Ослы! Раззявы! Уволить всех к чертовой матери!

Он сорвался. Готов был пустить в ход кулаки. Таким начальник охраны его еще не видел. Красный, потный, дерганый, подбородок дрожит.

– Они сделали что могли, – оправдывал ребят Лавров. – Поехали следом... догнали...

– Поздно! Поздно догнали! – орал Колбин. – Нельзя было пьяного за руль пускать!

– Анатолий Валентинович вроде не собирался никуда ехать... Какая муха его укусила? Значит, судьба...

Начальник охраны опустил голову и вздохнул. Колбин ослабил узел галстука, рванул ворот рубашки. Ему не хватало воздуха...

– Может, окно открыть?

– К дьяволу! – рявкнул Колбин. – Как это случилось? Как это могло случиться, я тебя спрашиваю?!

– Все под Богом ходим...

– Ладно... расскажи мне...

– Авария, Петр Ильич. Шеф летел на большой скорости, не справился с управлением... Ребята не виноваты. Не силой же было его удерживать? Он же никого не послушал бы!

Роман провел рукой по лбу, смахивая испарину.

– Да знаю я, – буркнул Колбин, остывая. – Как теперь быть-то, Рома? Все коту под хвост! В тартарары! Жизнь, бизнес... Компания без Анатолия и года не протянет. На нем все было завязано. Он всему голова! А нынче мы без головы остались...

Колбин впервые открыто признавался в своей несостоятельности. Как деловой человек он был тенью Зебровича, исполнителем – добросовестным, педантичным, но напрочь лишенным плодотворной инициативы. Все идеи генерировал шеф, а Колбин их воплощал.

– Дурак! – вырвалось у него. – Из-за бабы шею себе сломал. Глупо, Рома!

– Почему глупо? Любил он ее, видать...

– Любил... любил! – Колбин со свистом втянул в себя воздух. – Было бы кого! Вертихвостку, смазливую пустышку... Из-за таких не умирают, Рома!

Начальник охраны хотел возразить, но удержался.

– Там все... чисто было?

– В каком смысле? – не понял Лавров.

– Ну... авария?

– Да вроде чисто. Зебрович разогнался сильно... Его вынесло на встречную, а там грузовик... «Мерс» всмятку, водитель тоже... Подушки даже не спасли...

– Почему же это его вдруг вынесло?

Начальник охраны пожал плечами. Он сам хотел бы знать почему...

– Ты очевидцев опросил? Были очевидцы?

– Конечно. Место оживленное.

– Кто-нибудь видел, как все произошло?

– Там боковая дорога... второстепенная... Один парень обмолвился, будто бы сбоку мотоциклист вынырнул, как из-под земли... Зебрович небось руль-то крутанул, его и вынесло...

– Вот! – Колбин вскочил, подошел к окну и распахнул настежь створки. Он задыхался. – Вот, Рома! Мотоциклист! Ты мне этого мотоциклиста отыщи... во что бы то ни стало...

– Так... я там же, на месте пробовал почву прощупать. Мотоциклиста больше никто не видел. И тот парень, свидетель, не совсем уверен. Сам не отрицает, что ему могло почудиться! Мотоциклист мелькнул, дескать, и пропал...

– Скрылся, что ли?

– Если он аварию спровоцировал, нипочем не объявится, – уверенно заявил Лавров. – Он должен был пропустить «мерс» Зебровича, а не ехать наперерез... Его вина! Он правила нарушил. Шеф был нетрезв и сильно превысил скорость...

– ...но на встречную выехал из-за мотоциклиста! – закончил фразу Колбин. – Правильно?

– Ну да... в результате чего и врезался в грузовик.

– Ищи мотоциклиста, Рома! – приказал Колбин. – Теперь я твой непосредственный начальник. Изволь исполнять.

Они разговаривали в его кабинете – комнате с полукруглым эркером, выкрашенной в светло-шоколадный цвет. Колбин любил коричнево-бежевую гамму. Даже костюмы и рубашки подбирал в кофейных тонах.

Лавров раздраженно кивнул. Он был уверен, что мотоциклиста искать бесполезно, да и ни к чему.

– А что шофер грузовика показал? Он видел мотоциклиста?

– Нет. Впрочем, у него голова разбита. За достоверность его слов я бы не ручался... Зачем нам мотоциклист, Петр Ильич? – не выдержал начальник охраны. – Был... не был... теперь-то уж ничего не исправить. Пусть его ищут те, кому положено. У нас и без того забот хватает!

Лавров подумал, кому достанется компания. Зебрович погиб, его жена исчезла. Прослеживается корыстный мотив. Из наследников остались родители погибшего, но их как раз можно «обработать» и принудить продать долю сына за бесценок. Вряд ли они хорошо разбираются в бизнесе и понимают что почем. Самое заинтересованное лицо здесь – Колбин. Он не просто сотрудник, заместитель – он был партнером Зебровича... и, безусловно, совладельцем. Если Глория не вернется...

– Лучше бросить все силы на поиски жены... – Роман кашлянул, – то есть... вдовы Зебровича.

– Лучше?! Кому лучше? Кажется, ты сам отказался ее искать, предлагал привлечь спецов! Или я ослышался?

– Обстоятельства изменились. Ее по-любому искать придется. Она же теперь наследница...

– Я помню! – взвился Колбин. – Не хуже тебя соображаю, Рома! Только вот не надо... не надо делать меня козлом отпущения! Мне не выгодна смерть Анатолия, потому что бизнес вел он... а я был на подхвате. Понимаешь разницу? Мы неплохо зарабатывали благодаря его мозгам. И к пропаже Глории я не имею никакого отношения! Никакого!

– Значит, надо ехать в милицию... нести заявление. Как мы потом объясним, что...

– Пусть родственники заявляют! – оборвал Лаврова «новый начальник». – Это их семейное дело. Пока был жив Анатолий, он отвечал за свою жену, а не мы. Он все решал! С него и спрос.

– Он погиб.

– У Глории есть мать с отцом, наконец! Поезжай к ним, объясни, как можешь, положение вещей и... они должны принимать решение. Они!

Роман вышел от Колбина с тяжелым сердцем. Ситуация развивалась по самому мрачному сценарию, и он терялся, как быть. Интересно, Зебрович оставил завещание? Он был молод, полон сил и энергии... Вряд ли ему приходили в голову мысли о собственной смерти.