Текст книги "Двум смертям не бывать"

Автор книги: Наталья Шнейдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 9

Эдгар так и не понял, с какой целью герцог переселил его во дворец. Наверное, дело было в соблюдении приличий – другого объяснения он не находил. Ученому предоставили покои, выделили слугу, и на этом внимание Авгульфа закончилось. Даже обещанная аудиенция ограничилась недолгой беседой, больше напоминающей допрос: где и чему учился, тема диссертации, рекомендательные письма (которыми, впрочем Эдгара снабдили загодя), и главное – понимает ли он, насколько серьезна задача? После того, как невеста герцога станет его женой, малейшая ее ошибка или даже то, что может быть просто истолковано как «неусердие в вере» бросит тень не только на нее саму, но и на учителя. И на мужа, у которого и без того нелады с представителями церкви. Те никак не могут понять, что не время объявлять войну за веру, сравнивая с землей храмы местных богов. У покоренного народа можно отнять многое – но забери у него идолов и он взбунтуется.

Эдгар слушал, кивал, отвечал на вопросы и ждал, когда это закончится. От герцога он вышел совершенно вымотанный – на экзаменах уставал куда меньше. Там хоть было известно, какого ответа ждут, а сейчас – поди пойми. Ученый в который раз повторил про себя, что если это благосклонность, то он не хотел бы знать, что такое опала.

К счастью, если не считать единственной беседы герцог не проявлял интерес к гостю, и тот оказался предоставлен сам себе. Впрочем, не совсем так. Рамон не пожелал оставлять брата в покое. Как и обещал, он затащил того к портному и этот визит стал сущим кошмаром. Ладно бы просто мерки сняли и отпустили – так нет же, пришлось выбирать из предложенных тканей. От разноцветных отрезов рябило в глазах, а когда дело дошло до обсуждения вышивок только нечеловеческое усилие позволило скрыть зевоту. Впрочем, Рамон заметил. А заметив, ткнул брата в бок и заявил, что по последней столичной моде кавалерам предписывается завивать волосы и бороду, так что нужно еще озаботиться щипцами для завивки. Что значит не носишь бороду? Надо отрастить. Представив, на что это будет похоже, и сколько времени займет Эдгар едва не взвыл. Выражение лица у него, видимо, стало весьма красноречивым, потому что брат рассмеялся. А потом, смилостивившись, сообщил, что здесь столичная мода понимания не нашла – воину приличествует скромность, а завиваются пусть дворцовые франты. Эдгар возблагодарил небеса за явленную милость и поплелся вслед за братом знакомиться с Хасаном.

Учитель ему понравился, чем-то напомнив университетских профессоров. Тех, что степенно занимались наукой, не обращая внимания ни на что, кроме нее. Учить языки Эдгару тоже было не привыкать – уж если сумел осилить те на которых говорили и писали основатели церкви, то уж с ныне существующим, да еще и находясь среди людей, которые на нем говорят, тем более должен справиться. Конечно, времени мало, но молодой человек надеялся, что сможет уговорить кого-то в Белоне учить его дальше. Да хотя бы нижайше попросить короля дать ему учителя, в конце концов. Тому должно польстить внимание к их языку. И к их обычаям.

Вот обычаи казались труднее всего. То, что он всю жизнь считал неслыханным, здесь было в порядке вещей, а уклад, который самому Эдгару казался должным и разумным вызывал в лучшем случае недоумение. Он отчаялся понять, почему девушке не зазорно отправиться на прогулку наедине с мужчиной. Почему женщина, которая дома навеки бы заслужила клеймо падшей, здесь считалась готовой к замужеству. Зачем, наконец учить девушек наукам наравне с юношами. К чему женщине, скажем, философия – что, зная ее, она будет рожать более крепких и здоровых детей?

Это невозможно было понять. Оставалось только запомнить и стараться не сесть в лужу. Но как не сесть в лужу, если на обещанную прогулку по городу Рамон притащил Лию? И вместо того, чтобы любоваться на безусловно прекрасные здания, добрых полчаса пришлось убеждать себя, что девушка, проводящая время в обществе двух мужчин и без старшей родственницы или хотя бы служанки – это прилично. И даром, что за все время, пока бродили по улицам они даже рукавами друг друга не коснулись, воспитание кричало – что происходящее – ужасно, неправильно и неприлично. За время жизни в столице Эдгар успел насмотреться на гулящих бабенок, даже – как сейчас ни стыдно об этом вспоминать – хаживал к одной такой. Ни облик Лии, ни ее манеры ничуть не походили на то, что подсовывали воспоминания, и Эдгар велел воспитанию заткнуться. Он не пожалел об этом. Девушка знала историю города с самого основания – приправленную легендами, конечно, как без этого. Рассказчицей она тоже оказалась великолепной. Эдгар спросил про статую на храмовой площади – и пожалел что не взял с собой письменные принадлежности. Хотя, с другой стороны где здесь записывать, посреди улицы.

Он всегда считал, что хороший проповедник обязан знать веру той страны, куда он пришел. Проповедь – это клинок разящий, но чтобы он достиг цели, нужно разобраться, кто противник. Иначе служение превратится в войну с призраками. Он собирался начать расспросы – но позже, может быть, даже уже в Белоне, когда освоится и найдет кого-то, кто сможет рассказать. А оказалось, что рассказчик – точнее, рассказчица – вот она, под боком, только спроси. Эдгар и спросил.

Рамон откровенно зевал, глядя по сторонам, а Эдгар сидел рядом с девушкой на ступеньках храма и спрашивал, спрашивал, спрашивал – пока брат довольно бесцеремонно не заявил, что даже самые замечательные легенды не заменят сытого живота, а они, помнится, ели давненько. И вообще, пожалеть надо девушку, скоро охрипнет.

Эдгар смутился. Потом все-таки спросил:

– Ты позволишь потом еще раз расспросить – и записать?

– Если хочешь, я сама напишу – ответила Лия. – Правда, я делаю ошибки на письме, все-таки язык чужой.

Только сейчас Эдгар осознал, что все это время все понимал. К легкому акценту оказалось очень просто привыкнуть, и он даже не понял, что девушка разговаривала на чужом языке. Несколько часов. Женщина.

– Ты умеешь писать? – спросил он первое, что пришло в голову – только потому, что молчание стало неприлично затягиваться – и понял, что все-таки опростоволосился.

– Конечно. – Удивилась Лия. – А как иначе?

Эдгар вздохнул.

– Прошу прощения. В моей стране грамотен не каждый мужчина.

– Здесь тоже. – ответила она. – Низшим сословиям грамотность ни к чему. Но я – не крестьянка и даже не дочь купца.

Ученый взглянул на ехидную физиономию брата и решил дальше тему не развивать.

– Я буду очень благодарен, если ты запишешь то, что рассказала сегодня.

Лия кивнула.

– Вот и славно. Договорились, наконец. – Влез Рамон. – Вон там есть корчма – и если я сейчас не поем, то точно кого-нибудь покусаю. Книжники, тоже мне.

– Брось – Лия толкнула его локотком в бок – Просто ты все это слышишь… в какой раз?

– Не знаю. Но не в первый. Погоди, в отместку я попрошу брата рассказать тебе священное писание, будешь знать. Раза три.

– Сам же первый и заснешь – фыркнул Эдгар. – Безбожник.

– Фанатик!

– Мне подождать, пока вы подеретесь, или все же войдем, и закажем поесть? – поинтересовалась девушка.

– Ну вот, не дали подраться. – Вздохнул Рамон. – Воистину, все зло от женщин.

Эдгар искренне надеялся, что брат забудет о приглашении на охоту. Или хотя бы поедет один. Мало ли, что звали двоих – понятно же, кого хотят видеть, а кого пригласили лишь из вежливости. Самого ученого уже порядком утомили новые впечатления, хотелось хотя бы день не вылезать из комнаты во дворце, а еще лучше ввалиться в дом Рамона и ничего не делать. Совсем ничего. «Думать» Эдгар за дело не считал.

Но, похоже, Рамона желания брата не слишком-то волновали – потому что он не поленился с вечера прислать Хлодия с напоминанием – мол, заедет перед рассветом, прихватив коня для Эдгара, пусть будет готов и выйдет. Чужого не пустят во дворец в потемках.

Приди Рамон сам, Эдгар бы попытался поспорить – но Хлодий и записка простора для споров не оставляли. К тому же, ученый крепко подозревал, что откажись он – и неугомонный братец найдет способ пробраться во дворец и вытащить родича за шкирку, точно нашкодившего кутенка. Так что на следующее утро он стоял у дворцовой ограды, ежась от предрассветного холода и проклиная все на свете. Довольная мина Рамона радости не прибавила.

– Вот скажи, на кой ляд тебе сдалось меня выгуливать. – Проворчал Эдгар, взбираясь в седло.

– Это не мне сдалось. Надо, чтобы тебя запомнили и приняли. Я не смогу опекать тебя всю жизнь.

– И как это столько лет прожил без такой заботы?

– Сам удивляюсь – хмыкнул Рамон. – Поехали.

– Пойми, я не светский человек. Все, чего я хочу – заниматься наукой. Проповедовать. А не играть в эти ваши игры.

Рамон придержал коня, поравнялся с братом.

– Раньше надо было думать. Независимо от того, был ли выбор, когда ты соглашался на эту авантюру – сейчас его нет. Либо ты в свете, либо изгой. Когда все это кончится – вернешься в столицу, засядешь в башню из слоновой кости и хоть до конца жизни носа оттуда не высунешь. Может, я успею проводить тебя, может нет, судьбе виднее. Но все, что зависит от меня, я сделаю.

– Вот ведь дал господь няньку – проворчал Эдгар.

– Не переживай, скоро освободишься.

– Типун тебе на язык!

– Да я не о том, – Рамон засмеялся. – Отсюда до Белона две недели, если не торопиться. Гонца отправили. Так что меньше чем через месяц уедешь к своей ученице.

– Жду не дождусь.

– Не сомневаюсь.

Похоже, продолжать разговор Рамон не хотел – но Эдгар не унимался.

– Скажи, тебе не надоело быть всезнающим и всемогущим?

– Чего???

– Перестань смеяться, перебудишь полгорода.

– И то правда. – Рамон честно попытался «перестать», но вместо смеха вышло хрюканье, и рыцарь развеселился еще пуще. – Ты серьезно?

Эдгар помолчал, подбирая слова:

– Пока мы ехали – ты был… живой. А сейчас – словно памятник. Никогда не ошибающийся и непреклонно уверенный в своей правоте. Очень напоминающий свою матушку – та тоже не слишком-то спрашивает, что ты хочешь, главное – то, что тебе якобы нужно. Для твоего же блага.

Рамон ответил не сразу.

– Со стороны это действительно выглядит так?

– Я обидел тебя?

– Что за манера: сперва сказать, потом извиняться? – Рыцарь сжал поводья так, что хрустнули суставы. – Ты не ответил.

– Именно так. Я чувствую себя не то непослушным сынком, не то бестолковым оруженосцем – о котором ты, как любой хороший господин, заботишься – но не слишком-то обращаешь внимание на то, что считаешь капризами. Господину лучше знать.

– Пожалуй, ты прав. – Медленно произнес Рамон. – Я привык повелевать людьми и привык к тому, что должен держать себя в руках. Никаких колебаний – внешне – что бы я ни думал на самом деле, люди должны видеть спокойного и уверенного в том, что делает, господина. И никаких ошибок, потому что ошибившись, погублю не только себя.

– Я понимаю.

– Ничего ты не понимаешь. Ты всю жизнь отвечал только за себя. Но… – он выдавил, медленно, точно через силу. – Ты прав. Ты – не мой человек, и я не вправе распоряжаться тобой так, как делал то до сих пор. Какими бы ни были мои намерения. – Рамон тряхнул головой: – Проводить до дома? Во дворец еще не пустят – доспишь у меня.

– Не надо. Нас звали обоих.

– Да. Пришлось бы извиняться.

Они молчали довольно долго.

– Рамон…

Молчание.

– Прости меня.

– Брось. Сам нарвался.

– Ну…

– Хватит, я сказал. Но никогда… – он все-таки сорвался на крик. – Слышишь, никогда не сравнивай меня с матерью!

– Не буду.

До дома Амикама братья ехали молча и глядя в разные стороны. Хозяин встретил их во дворе, тут же были Лия и Нисим с девушкой. И еще одна пара, которая приветствовала Эдгара, как знакомого. Молодой человек напряг память – действительно, их представляли на балу.

– Только вас ждем. – Сказал Амикам. – Поехали.

Эдгар всегда полагал, что охота – дело многолюдное. Словно подслушав его мысли, хозяин дома добавил:

– Сегодня, почитай, только свои, рано еще для ястребов. Вот осенью будет охота так охота. А сегодня – развеемся слегка.

Эдгар еще раз оглядел кавалькаду, недоумевая, где же обещанные ястребы. Удивился, что все женщины устроились в седлах по-мужски, да и одеты, насколько он понимал, отнюдь не в приличествующую дамам одежду. Он помотал головой, отгоняя привычное уже возмущение. Хватит. Пора, наконец, как и советовал брат, начинать думать самому, а не повторять то, что предписывало воспитание. У этого народа есть поверье, что павших воинов провожают к престолу богов девы битвы. Эдгар попытался было представить себе деву битвы в бальном платье и едва сдержал смех. Поймал вопрошающий взгляд брата.

– О чем я и толковал все это время. – Сказал Рамон, отсмеявшись. Слишком уж бурно разыгралось воображение, дорисовав впридачу тщательно завитые локоны, драгоценности и опущенный долу – как и полагается приличной девице – взгляд.

– Нужно было время, чтобы привыкнуть.

– Знаю. Сам таким был. Только я еще, дурак, спрашивать стыдился.

– Да ладно.

– Вбил в башку, что если начну расспрашивать, буду выглядеть деревенщиной. – Рамон хмыкнул. – Говорю же, дурак был. Вон, Лия подтвердит.

– Это ты-то стеснялся спрашивать? – девушка, ехавшая впереди, рядом с отцом, придержала коня, поравнявшись с ними. – Да я поначалу чуть язык не отболтала, рассказывая.

– Это уже не «поначалу». А после того, как я стал относительно сносно по-вашему говорить, а Хасан мозги вправил. И то взрослых спрашивать было неловко. А потом и не понадобилось.

– Ты был такой смешной. С одной стороны – такой взрослый, а с другой – удивлялся вещам, которые знает каждый ребенок.

– Спасибо хоть тогда промолчала.

– Я бы и сейчас промолчала, если б сам разговор не завел.

– Язык мой – враг мой. – Рамон развел руками, нарочито изображая раскаяние. Не выдержал, рассмеялся. Эдгар поймал себя на том, что и сам улыбается до ушей.

– Похоже, теперь моя очередь задавать глупые вопросы.

– Можешь начинать хоть сейчас. – Ответила Лия.

– Благодарю за великодушие, госпожа. Тогда, с твоего позволения, начну. Пока свидетелей немного – опозорюсь, хоть не при толпе.

На самом деле, он понятия не имел, о чем расспрашивать. Правильно заданный вопрос несет в себе половину ответа, но для того, чтобы задать его, нужно понимать хоть что-то. А Эдгар ощущал себя, словно невежа из сказок, не умеющий ни ступить, ни молвить. На его счастье, кавалькада выехала за ворота, и Амикам пришпорил коня. Пришлось поступить так же, а на полном скаку не больно-то поговоришь.

Они миновали перелесок, дальше расстилались поля, стоящие под паром. Солнце, наконец, выглянуло из-за края земли, заискрилось в росе. Из-за горизонта показались силуэты шатров, и вскоре охотники подъехали к маленькому лагерю. Забрехали псы, загомонили люди. Теперь-то Эдгар понял, что зря удивлялся малочисленности предстоящей охоты. Просто слуги выехали загодя, как бы не с вечера – вместе с собаками птицами и припасами, приготовив все к появлению господ. Оставалось только понять, для чего нужно было собираться ни свет, ни заря, и Эдгар тихонько спросил об этом Лию, пока ее отец отдавал распоряжения.

– Лето. – Ответила она. – В жару ястребы становятся ленивы, так что лучше выезжать с утра или под вечер. Отец решил с утра.

– Значит, к полудню мы вернемся?

– Нет. – Амикам, оказывается, все слышал. – Я предпочел бы вернуться в город перед закатом. Есть слуги, есть вертелы, запас вина и хорошее общество. Что еще нужно для того, чтобы приятно провести день, отдохнув от городского гама?

Он бережно принял на перчатку ястреба. Голова птицы была закрыта клобучком, позвякивал бубенчик в хвосте. Еще один ястреб перекочевал на руку Нисима, третьего – к немалому удивлению Эдгара взяла Лия. Остальным, по-видимому, отводилась роль гостей, наблюдающих зрелище.

Один из слуг что-то сказал, махнул рукой.

– Здесь неподалеку просянище – негромко перевел Рамон. – В таких местах перепелок уйма. Была бы осень, сказал бы – славная будет охота.

– А сейчас?

– По разному моет повернуться. Впрочем, ястребы еще не начали линять, так что, думаю, будет весело. – Он помолчал немного, потом тихо добавил. – Мне кажется, Амикам почему-то не хочет сегодня оставаться в городе. Не слышал, ничего сегодня не затевалось?

– Откуда ж мне знать?

– И мне вчера не до того было. Ладно. Появится повод – спрошу.

– А может, тебе просто кажется?

– Все может быть. Во всяком случае, ничего серьезного – а то я бы запомнил. Посмотрим. – Повторил Рамон.

Первую перепелку затравили быстро – Эдгар даже не успел толком ничего понять. Вроде отвлекся на мгновенье, а когда услышал крик, поднимающий ястреба, хищник уже рухнул в высокие стебли проса.

– Слетка взял. – В голосе Амикама послышалось разочарование.

– Ничего. – Лия дождалась, пока отец вернет птицу на перчатку, кивнула слуге. Тот спустил с привязи собаку.

– Быстро. – Заметил Рамон, когда над землей порхнула перепелка. – Пожалуй, сегодня и впрямь добрая охота будет.

– Девушка звонко крикнула, поднимая руку, ястреб сорвался с перчатки, помчался за добычей. Эдгар не мог оторвать взгляд от птиц, несмотря на то, что зрелище казалось первобытно-жестоким. Как всегда ни к месту подумал, что теперь понимает, почему в старые времена монахам была запрещена охота под страхом строгой епитимьи – куда более строгой, чем та, что накладывалась за прелюбодеяние. Невозможно, наблюдая за охотником и добычей, не пустить в сердце азарт, неподобающий тому, кто отрешился от мира.

Ястреб вцепился когтями в жертву, рухнул. Лия завизжала, спрыгнула с коня, помчавшись на звук колокольца.

– Наконец-то стала на себя похожа. – Усмехнулся рядом Рамон. – А то уж думал, подменили девчонку.

– Хочешь сказать, благонравные манеры тебе не по вкусу? – Нисим неслабо пихнул его локтем в бок. – А сестренка так старалась вести себя прилично.

– Да ну тебя. – Показалось Эдгару или брат действительно смутился? – Благонравные девы скучны и предсказуемы до тошноты.

– Я ей передам.

– Только попробуй!

Тем временем Лия вернулась. Ярясь на двуногих, посмевших отобрать добычу, птица топорщила перья, когтила толстую кожу перчатки.

Рамон спешился рядом с девушкой.

– Подсадить?

– Не надо. Дальше по полю, пешком. – Она отвела с глаз упавшую прядь. На лбу осталась кровавая полоса.

Словно подтверждая ее слова, на землю спустились и остальные, двинулись в поле вслед за собаками, выискивающими очередную перепелку. Рядом остались лишь слуги, придерживающие лошадей.

Рамон вытащил из седельной сумки кусок полотна, плеснул воды из фляги – вытереть испачканную ладошку. Девушка подняла лицо.

– Все равно еще десять раз перемажусь. – Вопреки словам она терпеливо ждала, пока Рамон отчищал кровь.

– Значит, десять раз вытрем. Пока не засохла.

– Так и этак потом отмываться.

– Вот же бестолковая. В кои-то веки выдалась возможность поухаживать – и не дают.

Она рассмеялась.

– Решил маменькой заделаться?

– Да что вы, сговорились что ли? – Рамон в сердцах отвернулся. Заткнул за пояс сложенную в несколько раз ткань. – Сперва Эдгар, теперь ты.

– Не сердись. – Девушка коснулась его локтя. – Пойдем остальных догонять. Нисим вон еще одну взял.

– Не сержусь.

Эдгар честно пытался сосчитать, сколько же перепелок добыли охотники. Именно потому, что Рамон предупредил – можно даже и не пытаться, все равно ошибешься. Но должен же брат хоть раз оказаться неправ. Тем более, что сложного в том, чтобы удержать в памяти число, а потом увеличить его на единицу? И вроде бы получалось, жаль только, что проверить себя можно будет только в конце.

Он понял, насколько устал, лишь когда Амикам посмотрел на солнце и сказал, что на сегодня хватит, вот сейчас по последней, для ястребов, те честно заслужили. Когда схлынул азарт и оказалось, что кони маячат силуэтами где-то на горизонте. И вроде бы ничего особенного не делал. Ну, ходил по полю. Кричал и улюлюкал вместе со всеми. Эдгар считал себя крепким и выносливым – по крайней мере, для книжника. Но если ему тяжело, то каково женщинам?

Но к его удивлению, никто не жаловался. Разве что охотничья сумка Лии перекочевала на плечо к Рамону, а сама девушка казалась притихшей по сравнению с утренним. А так – шла себе рядом с мужчинами, негромко разговаривая. Эдгар прислушался, убедился, что не понимает, в который раз пожалел о том, что не знает языка. Как и полагается вежливым хозяевам, общие разговоры вели на языке гостей, но когда компания разбилась на группы, все стали говорить как удобней – и Эдгар почувствовал себя брошенным. Впрочем, вскоре они добрались до лагеря и к хозяевам вернулась вежливость. Охотники расселись в круг на срубленных бревнах – Эдгара скрутило от такого расточительства, он слишком хорошо помнил, сколько стоят дрова в столице.

– Считаем? – сказал Амикам, вынимая из мешка птичку.

Эдгар припомнил, сколько у него получилось, и приготовился торжествовать.

Он ошибся на полдюжины.

До настоящей летней жары было еще далеко, но солнце уже припекало. Пока прислуга возилась, ощипывая и насаживая на вертел добычу, господа коротали время за вином и разговорами. Отказываться от вина не годилось, оставалось лишь тоскливо предвкушать, когда хмель подействует. Эдгар отчаянно завидовал людям, способным пить и не пьянеть – сам он хмелел едва ли не с одного глотка. Хорошо хоть, не становился буен подобно некоторым, а просто сами собой закрывались глаза. Велика радость сидеть, подпирая падающую голову и изо всех сил стараясь не заснуть прямо за столом. Или, как сейчас, прислонившись к столбу, удерживающему полог от солнца. Здесь тоже считали, что загар – удел простолюдинов, и избегали его всеми силами. И это, пожалуй, было единственным, что объединяло местные понятия о красоте с теми, к которым привык Эдгар. У него на родине считали, что женщина должна быть хрупкой и нежной, здесь ценили крепкое сложение и широкие бедра. Лия по местным меркам была заморышем – слишком невысокая, слишком худая. Эта мысль была последней – глаза все-таки закрылись. Окончательно.

Амикам оглянулся на уснувшего гостя.

– Разбудить?

– Не надо. – Ответил Рамон. – Будет готово, сам подниму. Не везет парню – совсем пить не может.

– Действительно, не везет. Но почему он не предупредил – у меня найдется чем напоить гостя и без вина.

Рыцарь пожал плечами:

– Постеснялся, наверное. Не был бы таким скромником – цены бы не было.

– Мне он показался хорошим мальчиком. Но…насколько ты ему доверяешь?

– Он мой брат, и я его люблю.

Амикам успокаивающе поднял ладонь.

– Погоди, не сердись. Я готов извиниться. Просто в городе стало слишком много, как вы их называете… попов. Я беспокоюсь.

– Эдгар не принял сан.

– Но готовится.

– В любом случае, здесь он тоже не задержится.

– Да, я слышал. И это еще один повод для беспокойства. Ты знаешь, что ваш герцог собирается надеть корону – только при этом условии король Белона отдаст ему дочь?

– Нет. Но это предсказуемый шаг. По крайней мере – уж прости за откровенность – лучше пусть он наденет корону здесь, чем попытается снять ее с головы брата, ввергнув страну в беззаконие.

– Ты заботишься о своем народе, я о своем, так и должно быть. – Сказал Амикам. – Но насколько я знаю, у вас король считается помазанником бога на земле. Значит ли это, что для того, чтобы стать им, ваш герцог должен получить разрешение вашей церкви?

– Да. – Рамон помолчал. – Я понимаю, куда ты клонишь. Что может потребовать церковь взамен? Земли. Приходы. Десятину. Первые два – забота герцога, если не считать того, что раздавать он будет земли, завоеванные у вас, и на них же строить приходы…

– Я сохранил свои владения. Быть предателем выгодно.

– Тогда десятина тебя коснется.

– И только?

– Да, пожалуй. – Рыцарь подумал немного, кивнул. – Да, все, насколько могу судить.

Амикам посмотрел вслед дочери, пошедшей справиться у слуг, скоро ли подадут дичь.

– Сегодня в городе жгут ведьму. – Сказал он. – Второй раз за год. И если первая была из ваших – уж не знаю, правда ли, наши волхвы сказали, что в несчастной не было ни капли силы – то та, что умрет – умерла – сегодня – дочь одной из знатных семей. Когда-то знатных, война их здорово подкосила. Именно поэтому я не хочу возвращаться в город до вечера – пока поутихнут волнения и разговоры. В прошлый раз Лия непонятно зачем пошла на казнь и прорыдала потом сутки.

– Она настолько впечатлительна?

– Я не знаю, виновна ли в чем-то злом эта девушка. – Амикам сделал вид, что не услышал. – У тех, кто ее обвинил, и вправду за два дня передохла вся скотина. Суд решил, что виновна. Но кто поручится, что под предлогом борьбы с ведьмами не начнут хватать всех подряд?

– Скажи, а как ваша вера относится к ведьмам?

– К видящим? С этакой смесью страха и уважения. От них бывает польза, бывает зло.

– К тем, козни которых доказаны.

– Если ведьма сотворила зло, она умрет.

– Кто поручится что под предлогом… – Рамон не договорил. – Ты понял.

– Да. Но я знаю, что ждать от наших волхвов. И понятия не имею, чего ожидать от ваших.

Рыцарь покачал головой.

– Как по мне, так гори огнем все это племя – независимо от виновности. Но правосудие есть правосудие.

– Ты веришь их виновность?

– Я верю в правосудие.

Амикам перевел взгляд на возвращающуюся дочь.

– Спасибо за откровенность. Меняем тему.

– Сейчас принесут. – Лия присела рядом. – Чего вы такие смурные оба?

– Говорили о политике. – Ответил Рамон.

– Действительно, тоска зеленая. Нашли время и место.

– О, уже готово. – Сказал Амикам. – Буди брата, а то голодным останется.

Здравствуй.

Как водится, оказалось, что «решить» и сделать» – отнюдь не одно и то же. Я думал, что все будет просто – ну, не считая разговора с матушкой на который я пока так и не решился. Говорить придется – не сбегать же из дома тайком. В конце концов я не юная дева, выбирающаяся из окна в ночи, чтобы поспешить к неподходящему возлюбленному. Так что говорить придется – но потом. Как можно позже, иначе она превратит оставшееся время в сущий кошмар. А дел слишком много для того, чтобы усложнять жизнь еще и скандалами.

Ты, наверное, скажешь: нашел из чего создавать проблему – экая невидаль собраться на турнир, когда на сборы на войну обычай предполагает сорок дней, а ты уложился в две недели. И будешь прав, если бы не одно «но»: я безоружен и бездоспешен. Смеешься? Я бы тоже смеялся на твоем месте. Только в последний раз я надевал доспех… да, незадолго до того, как погиб Авдерик. Пять лет назад.

Нет, с ним ничего не сделалось – да и что с ними может сделаться в сундуке? Изменился я. Кольчуга едва достает до колена и узка в плечах, а гамбезон и вовсе не сходится. Щит и копье – их тоже нет – не пригодятся, я ведь не рыцарь. Точнее не пригодится копье, щит нужен. Хорошо хоть шлем по-прежнему налезает – видимо, за прошедшие годы ума в голове не прибавилось. И мечи – выбирай – не хочу из семейной коллекции. Пока я выбрал тот, что привезли после гибели Лейдебода. Там видно будет.

Вроде бы все просто – кольчугу и прочее можно заказать (а может быть, поговорить с оружейником и вовсе надставить), и мы пока не нищие. Не так богаты, как когда-то (если верить семейным легендам, разумеется), но и не нищие. Если бы не то, что своих денег у меня нет. Потому что они мне как бы и не нужны – ну на что тратиться человеку выбирающемуся из своей комнаты только в библиотеку, да по нужде? И, в общем-то неважно, что я сейчас считаюсь хозяином замка – ты знаешь, у кого ключ от сундука с золотом. Не знаю, как ты смог вырвать у нее право вести дела – но как только ты уехал, все вернулось на круги своя.

И попросить у нее столько, сколько нужно для того, чтобы вооружиться я не могу. Слишком много денег, а, значит, слишком много вопросов. И идеальная возможность в очередной раз показать, насколько я от нее завишу. Ну да, завишу – шагу не могу без матери ступить. Знал бы ты, как это утомительно.

Словом, просто пойти и купить я не могу – значит, придется выкручиваться, придумывать поводы для того, чтобы выпрашивать меньшие суммы и копить. И надеяться, что успею. Я еще подумаю, как это провернуть – но, похоже, мне придется учиться прятаться, интриговать и манипулировать. Не те умения, которыми стоило бы гордится, но что мне остается? Я молюсь только об одном – чтобы все получилось.

Рихмер.