Текст книги "Двум смертям не бывать"

Автор книги: Наталья Шнейдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 8

Даже если Рамон и страдал поутру от похмелья, со стороны это было незаметно. Когда Эдгар, накануне засидевшийся за полночь, продрал глаза и постучался в комнату брата, тот уже сидел над какими-то бумагами.

– Как ты? – осторожно поинтересовался Эдгар.

– Жив, как видишь. – Рамон провел пальцами по виску, поднял голову: – Ты завтракал? Я тоже нет, пойдем.

Уже успевший привыкнуть к тому, что хозяину дома подают то же что и всем остальным, Эдгар удивился, когда слуга поставил перед братом глубокую тарелку с почти непрозрачным варевом, исходящим горячим паром и густо пахнущим чесноком. Заметил он и то, как Рамон улыбнулся, смущенно и немного виновато.

– Что это? – спросил Эдгар, едва слуга вышел принести вино. Наверное, не стоило так осторожничать, едва ли тот понимал, что говорят господа, но молодой человек, никогда не имевший прислуги так и не научился относиться к ней, словно к живой мебели.

– Местное варево – Рамон снова усмехнулся. – Хвосты, ноги, хрящи ставятся вариться к вечеру и к утру превращаются вот в это. – Он поднял ложку с густой жидкостью.

– Незаменимая штука с перепоя. Но не помню, чтобы вчера просил это приготовить. Я что, сильно буянил напившись?

– Нет, кажется.

– Хорошо. А то было испугался, что впервые в жизни налакался до беспамятства и что-то выкинул. Иначе с чего бы?

– А ты не думаешь, что слуги могли просто посчитать пустые бутылки и сделать выводы?

– Да, пожалуй. – Он принялся было за еду, потом поднял голову, пристально посмотрел на Эдгара:

– И перестань меня разглядывать. Я жив, спокоен, и не собираюсь уходить в запой или устраивать дебош.

Эдгар, смутившись, принялся за рыбу.

– Вечером отметимся на балу, потанцуем. – Продолжал Рамон.

– Я не танцую.

– Куда денешься. Потом я тебя много с кем познакомлю, пригодится. И исчезну, как только позволят приличия.

– А я?

– Ну и ты, если хочешь. И если получится. Я-то здесь никому низачем не сдался, а вот ты теперь важная птица.

– Да какое там…

– Увидишь. – Пообещал Рамон. – Кстати, поедим, отдай слуге одежду, пусть приготовит.

– Да там нечего готовить.

– Постой. – Рамон отложил в сторону ложку. – Хочешь сказать, что все, что на тебе – и больше ничего?

– Нет, но… там то же самое, что и на мне. И… – Эдгар обнаружил, что краснеет. Он никогда не стыдился собственной бедности и уж тем более никогда не завидовал брату, разбрасывавшему серебро, по мнению самого Эдгара направо и налево. Но…

– Так. Обет или не на что пошить было?

Эдгар промолчал.

– Так. – Повторил Рамон. – по завещанию отца, в день шестнадцатилетия ты должен был получить двадцатую часть от дохода с наших земель за время, прошедшее с его смерти. И дальше ежегодно двадцатую часть годового дохода. Последние три года я сам тебе пересылал…

– Да, спасибо…

– Но это мелочь, только-только прожить не голодая. А вот то, что за предыдущие пятнадцать лет – там выходило немало. Ты получил эти деньги? У матушки было записано, что да.

– Нет. – Эдгар встретился взглядом с братом. – Твоя мать оплачивала мне жилье и учебу – до пятнадцати лет. На еду, и все остальное я зарабатывал сам – сколько себя помню. И после того, как мне исполнилось шестнадцать, ничего не изменилось. Разве что те деньги, которые присылал ты… прости, я забыл поблагодарить, так же, как и за то, что сейчас живу за твой счет.

– Так. – Снова сказал Рамон. Недоуменно посмотрел на хрустнувший в пальцах черенок ложки, бросил на стол уже негодную деревяшку. – И я тоже хорош: думал, что если не просишь, значит ни в чем не нуждаешься.

– Так я и не…

– Угу. Я знаю, сколько стоит пуд дров в столице зимой. А еще пергамент, чернила и книги. И заметил, как ты раздался в поясе за то время, что мы вместе – но решил было, что это оттого, что ты стал мало двигаться. А оказывается, просто начал есть вдосталь.

Эдгар уперся взглядом в столешницу. Поднять глаза казалось невыносимым.

– Учителю фехтования как умудрялся платить?

– Я ему книгу написал.

– Что?

– Наставления по воинскому искусству… он диктовал, я писал. А вместо платы он меня учил.

– Ясно. Доешь, возьмешь слугу и пойдете вместе выберете из моих вещей то, что не стыдно будет надеть вечером. На балу узнаешь у герцога, сколько ты еще тут пробудешь, и утром пойдем к портному.

– Я не…

– А я тебя и не спрашиваю. Начнешь ломаться – одену силой. До тех пор, пока ты не принял постриг и обет бедности вместе с ним – будешь одеваться и жить так, как это делают люди нашего положения. – Рамон поднялся.

– Куда ты?

– Сыт, спасибо.

Он поднялся в свою комнату, спустя короткое время вернулся, и исчез на улице. Эдгар кое-как дожевал кусок – есть расхотелось совершенно, и пошел искать слугу. Как оказалось, предупредить того Рамон не забыл.

Спустя примерно час брат вернулся. Зашел в комнату Эдгара, положил на стол увесистый кошелек.

– Здесь то, что ты должен был получить в шестнадцать лет.

– Зачем?

– Затем. – Отрезал он. – Поговорить с матерью и сказать все, что я об этом думаю, не получится, но…

Эдгар прикинул кошелек на вес, заглянул внутрь. Столько золота он не видел никогда в жизни.

– Откуда?

– Кое-что продал – на том свете драгоценности ни к чему. И заложил дом на два года. Успею – выкуплю. Не успею – опять же, в могиле он мне не пригодится.

– Я не возьму.

– Возьмешь.

Какое-то время они мерялись взглядами. Эдгар сдался первым.

– Спасибо.

Было невероятно неловко. Эдгар все же заставил себя поднять глаза на брата и удивился – тот тоже выглядел пристыженным.

– Не за что. – Буркнул Рамон. – С одеждой разобрались?

– Да.

– Тогда я зайду, когда пора будет ехать.

Сам бал Эдгар запомнил плохо. Все слилось в нечто шумное, яркое, голосистое. Ему никогда не приходилось бывать на такого рода собраниях. Всю жизнь Эдгар избегал даже школярских попоек – и не потому что не мог много пить, засыпая едва ли не с глотка хмельного. Просто не знал куда себя приткнуть посреди веселящихся не слишком-то близких людей.

Он и сейчас бы предпочел отсидеться где-нибудь в углу, если уж нельзя сбежать. Но рядом был Рамон, который, точно специально, вел его от одной группы к другой, представлял, что-то рассказывал. И приходилось знакомиться с людьми которые были Эдгару совершенно не нужны, которые – можно поклясться – забудут о нем едва ли не через четверть часа после того, как сам Эдгар исчезнет с глаз долой. Приходилось улыбаться, поддерживать разговор, стараясь быть – о, нет, не остроумным, этого бы не вышло ни за какие коврижки – но хотя бы просто вежливым собеседником.

– Зачем ты это делаешь? – прошипел Эдгар, улучив миг, пока брат тащил его от одной компании к другой.

– Что?

– Все это? Я чувствую себя медведем, которого водят на цепи. Мишка, попляши! Мишка, покрутись!

Рамон остановился:

– Затем, что ты и есть медведь на площади. И все они только и ждут, чтобы ты ошибся, дав повод улюлюкать и бросать огрызками. Мало того, что новичок здесь – так еще и незаконнорожденный. Тогда как любой из них может не запнувшись рассказать свою родословную на два века назад – и неважно, что майорат отошел старшему брату и не осталось ничего, кроме коня, доспеха, да горстки людей. Когда сам никто и за душой ни гроша, остается лишь кичиться голубой кровью. И фыркать в адрес тех, кому не повезло с предками.

– Ты тоже можешь перебрать родословную на два века… больше.

– Могу. – Кивнул рыцарь. – И среди моих – наших – предков есть, кем гордиться. Но кроме этого я и сам кое-что стою. Впрочем, сейчас не о том, не сбивай с мысли. Так вот: ты новичок – и от того, как тебя примут сегодня, будет зависеть, станешь ли ты желанным гостем в любом доме.

– Я не хочу быть желанным гостем.

– Тогда станешь изгоем. – Отрезал Рамон. – Так что улыбайся и делай вид, будто безумно счастлив здесь находиться.

Эдгар вздохнул и «сделал вид». Вовремя – к ним подошел герцог.

– Рад приветствовать вас здесь – сказал он после предписанного этикетом обмена поклонами. – Тебя, Рамон. И тебя, Эдгар. Твой брат много лет служит мне верой и правдой, и я его ценю превыше многих. Надеюсь, что смогу сказать то же и о тебе.

Эдгар снова поклонился.

– Я сделаю все, что от меня зависит. Я не могу служить тебе мечом, как это делает… – он на миг замялся – брат, но мой разум и перо в твоем распоряжении.

– Перо зачастую разит вернее меча. Ты остановился в доме Рамона?

– Да, господин.

– Я прикажу выделить тебе покои во дворце.

Эдгар бросил взгляд на брата – тот медленно опустил ресницы.

– Это честь для меня, господин.

– Тогда завтра слуга поможет тебе переселиться. Я отправил весть о твоем прибытии в Белон, но пройдет не меньше недели, пока они пришлют сопровождающего. И в полдень жду у себя – нам будет что обсудить.

– Да, господин.

– Что ж, значит, о делах завтра, сегодня будем веселиться. Счастлив знакомством.

Едва герцог отошел, к ним устремились какие-то люди. Кое-кого Эдгар узнал – их уже сегодня знакомили, другие были не знакомы, но жаждали познакомиться. Все снова завертелось чередой лиц, улыбок разговоров, и Эдгар едва сумел дождаться, пока не объявят очередной танец, и можно будет ускользнуть от толпы.

– Вот повезло, ничего не скажешь – проворчал он.

– Повезло. – Совершенно серьезно подтвердил Рамон. – Герцог мог бы сказать ровно то же самое – но так, что ты бы почувствовал себя тараканом, над которым занесли башмак. А он был благосклонен – и это заметили.

– Если это называется «благосклонность», то я не хотел бы знать, как выглядит немилость.

– И правильно.

– Но переезд ведь не значит, что мы больше не увидимся.

– Как получится, и как герцог позволит. Ты теперь на службе, привыкай.

Рамон хотел было сказать что-то еще, когда на глаза легли мягкие ладошки.

– Угадай?

Рамон пробурчал что-то неразборчивое, обернулся. Замер, разглядывая девушку: каштановые пряди кольцами вокруг лица, зеленые глазищи.

– Лия?

– Узнал! – обрадовалась она.

На взгляд Эдгара, девушка была хорошенькой – вот только бы еще умела вести себя как подобает. Это ж надо – прилюдно вешаться на шею мужчине. Причем в прямом смысле: подпрыгнула и повисла, а Рамон подхватил ее за талию и раскрутил, причем хохотали оба так, что на них стали оглядываться.

– Рад тебя видеть. Правда. – Сказал он поставив наконец, девушку.

– Не верю – Она скорчила капризную гримаску. – Заходил к нам, и не спросил меня.

– Ну, извини. – Рыцарь изобразил дурашливый поклон. – Решил, что не стоит беспокоить девушку в день бала, у нее и без того дел по горло.

Он снова улыбнулся, подмигнул:

– И скажи, что я был не прав.

– Скажу. – Она топнула ножкой. Оба снова рассмеялись.

– Ты изменился. Не могу точно сказать, что именно, но… Заматерел, что ли.

Рамон пожал плечами:

– Не знаю, наверное, со стороны виднее. А ты совсем взрослая.

Он пригляделся, пытаясь понять, что же в ней – не считая оформившейся фигуры – стало другим. Другим настолько, что он едва мог узнать девчонку, с которой – было дело – лазили по деревьям, разыскивая дикий мед. Тогда Рамон относился к ней скорее как к недорослю, тем более, что Лие вечно что-нибудь взбредало в голову – не каждый мальчишка угонится. Вроде бы все то же самое – но взгляд и выражение лица стали неуловимо другими. Рамон попытался было снова увидеть пацанку – не получилось. Перед ним стояла девушка.

– Пойдем танцевать? – брякнул он и почему-то смутился.

– Потом – отмахнулась она. – Если танцевать, то придется петь. А я соскучилась и хочу поговорить. – Она вдруг залилась краской. – Извини, я, вовсе не хотела сказать, что… – девушка окончательно смешалась, опустила ресницы.

Глядя на стремительно пунцовеющие щеки, Рамон почувствовал, что сам готов покраснеть.

– Это ты прости – веду себя как настоящий невежа. Давай, я вас познакомлю, и пойдем искать твоих, раз уж ты не хочешь танцевать.

– Отец вон там, – подхватила она с явным облегчением. – И Нисим. Старший брат с женой не пришли, она на сносях и плохо себя чувствует.

– Отлично. – Сказал Рамон. – То есть, на самом деле я не то хотел…

Он вздохнул покачал головой. Лия рассмеялась.

– Представь нас, и пойдем. Отец будет рад с тобой поговорить.

Рамон про себя выругался последними словами, совершенно не понимая, что происходит.

– Эдгар, мой брат. А это Лия.

– Наслышан. – Эдгар склонился к руке. – Брат рассказывал о тебе немало хорошего.

С Рамоном определенно творилось что-то странное. Он всегда держался со спокойной уверенностью человека, знающего себе цену – и этой уверенности, правду говоря, Эдгар люто завидовал. А сейчас брат вел себя так, что Эдгар даже забыл о собственной стеснительности. Он был… растерян, пожалуй самое точное слово. Как будто столкнулся с чем-то совершенно неожиданным, и не знал, как реагировать.

Впрочем, Рамон довольно быстро пришел в себя – и вскоре они уже разговаривали с родителями девушки. Амикам понравился Эдгару спокойным достоинством. А еще он не разглядывал молодого человека, точно диковинку, и это успокаивало.

Кругом веселились, слуги разносили вино. Рамон увел Лию танцевать, и они исчезли в кружащемся рондо. Эдгар обнаружил в отце девушки неожиданно внимательного собеседника и сам не заметил, как просто поддерживая диалог ввязался в настоящий спор, а когда заметил, немало удивился – виданное ли дело, посреди бала обсуждать природу философского камня. Попутно молодой человек узнал, что кто-то из местных алхимиков, перегнав в кубе вино, получил прозрачную, невероятно крепкую выпивку. Впрочем, Эдгар пропустил бы это мимо ушей, если бы не вновь появившийся, уже под руку с Лией, Рамон. Тот, наоборот, начал расспрашивать, и, как Эдгар и опасался, буквально после нескольких фраз их обоих пригласили испробовать новый напиток. Хоть прямо сегодня – дом Амикама открыт для них в любой день.

– Сегодня я и без того явился незваным. – Покачал головой Рамон. – Завтра Эдгар должен предстать пред герцогом, и во что это выльется – неизвестно.

– Тогда через три дня. Мне подарили ястреба, и я как раз собирался проверить его в деле. Поохотимся, а потом пообедаем. Ну, и попробуете.

– Нечего там пробовать. – Проворчала Лия. – Гадость.

– Сейчас это самый модный в городе напиток. – Нисим помахал кому-то рукой, извинился и исчез в толпе. Вскоре он чинно прошагал мимо, ведя девушку в танце.

– Хорошая девочка. – Улыбнулся Амикам, глядя им вслед. – Жаль только, полгода она встречается лишь с сыном, и до сих пор не понесла. Будет обидно, если у них ничего не выйдет.

– По мне, так рано волнуешься. – Дернула плечиками Лия.

Эдгара покоробило. Обсуждать такие вещи вслух, да еще при девушке… Впрочем, та вела себя так, будто подобные разговоры нечто совершенно естественное.

– Вот если еще через год не получится, тогда будет повод беспокоиться. – Продолжала она так спокойно, словно обсуждала сегодняшнюю погоду. – Но, думаю, его не будет – оба здоровы, а значит, все сложится.

– Неужели юной деве пристало говорить о подобном? – не выдержал Эдгар, и тут же схлопотал от брата ощутимый тычок в бок.

– А что плохого в детях? – удивилась Лия.

– Но… – молодой человек поймал взгляд Рамона и счел нужным заткнуться. – Прошу прощения. Я совсем недавно в этих краях и еще не привык к вашим обычаям. Там, где я вырос, не пристало обсуждать с девицами… причины, приводящие к рождению детей.

– Да, полагаю, лошади у вас не жеребятся, а куры не несут яйца. – Хохотнул Амикам. – Но я тоже становлюсь невежлив. Приношу свои извинения. Если хочешь, поговори об этом с Хасаном, когда будешь у него учиться. Он полагает, что когда боги дали разные обычаи разным народам, они знали что делали. И каждый народ получил те законы, которые лучше всего будут способствовать его процветанию.

– Мне трудно судить о таких вещах. – Ответил Эдгар. – До сей поры я не покидал родины и незнаком с чужими обычаями.

– Тогда тем более поговори с Хасаном. Он много странствовал и много видел. И как никто другой умеет объяснить, что нет плохих народов и плохих законов, а есть лишь пристрастный взгляд, желающий видеть лишь то, что «неправильно».

Эдгар поклонился:

– Благодарю за урок – я его запомню.

Амикам кивнул и перевел разговор на придворные сплетни. Рамон, извинившись, отвел брата в сторону. Тот ожидал выволочки, но услышал только:

– Мы с Лией собираемся уходить. Ты с нами, или прислать людей тебя встретить?

– Не девица, не пропаду. – Ответил Эдгар. – Сознавать, что кто-то специально о нем заботится было непривычно и потому неприятно.

– Ты второй день в незнакомом городе. Пообвыкнешь – будешь ходить один когда и где вздумается, сейчас тут спокойно. Но пока или мы тебя проводим, или, если хочешь здесь остаться, подожди, пока я доберусь до дома и пришлю людей.

– Я с вами. А отец не против?

– Здесь девушка, как только вступает в брачный возраст сама себе хозяйка. Но я у него спросил – и он не против. – Улыбнулся Рамон. – Пойдем, мы тебя проводим.

– А почему не сначала Лию?

– Потому что она хочет потом проехаться верхом по берегу и посмотреть на закат – когда солнце садится в море, это красиво.

Эдгар открыл рот, закрыл, потом все же решился:

– Рамон… здесь так и положено? Это порядочная девушка?

– О чем ты? – изумился тот. – Поняв, расхохотался.

– Это порядочная девушка. И когда она говорит «покататься верхом и посмотреть на закат» это означает именно то, что сказано: покататься верхом и посмотреть на закат, а не забраться в постель. Как, впрочем, и большинство местных девушек.

– Но…

– Почему я тебя отсылаю?

– Да. То есть я не знаю язык и обычаи, я не знаю, о чем с ней можно говорить, а что сочтут за оскорбление…

– Поэтому тоже. Но еще и потому, что… – Рамон задумался – Потому что я сам не знаю, как себя вести. Я оставил девчонку, которая была совсем как мальчик. В смысле, вела себя как мальчишка – с ней можно было удрать на рыбалку или облазить прибрежные скалы, разыскивая яйца в птичьих гнездах. Даже когда она вступила в брачный возраст – я ведь уезжал, когда ей было четырнадцать, и, как сейчас припоминаю, фигура у нее начала меняться раньше – я не заметил, потому что она была… другом. А сейчас… Словом, не знаю. Нужно разобраться. – Он мотнул головой. – Становлюсь косноязычным. Поехали.

По пути домой Рамон успел трижды проклясть этикет. Неприлично, видите ли, являться на бал верхом, а должным выездом молодой человек так и не обзавелся. Теперь пришлось сперва провожать Эдгара, приказывать седлать коня, причем только для себя – дамских седел в доме отродясь не водилось, а Лия, хоть и умела ездить по-мужски, сейчас была в платье. Дождаться, пока слуги закончат, ведя коня в поводу добраться до дома девушки, подождать и там…

– Кажется, до заката мы не успеем. – Рамон подсадил девушку в седло.

– Успеем, если поторопимся. Догоняй!

Они помчались по городу, распугивая редких прохожих. Булыжная мостовая звенела под копытами, разнося эхо по улицам.

– Ворота не закроют? – крикнул Рамон, когда они оказались за стенами. Ночевать на берегу, без оружия и еды не хотелось.

– Нет – обернулась Лия. – Уже давненько на ночь не закрывают. Тихо вокруг.

Рыцарь отметил для себя расспросить герцога и Амикама как только появится возможность. Вместо того, чтобы напиваться а потом маяться с похмелья, лучше бы разузнал, как идут дела. Когда он покидал Аген, в городе можно было безопасно передвигаться в любое время суток, а вот за ворота без надежной охраны старались не высовываться. Похоже, Авгульф не терял время даром.

Чайки взлетали из-под копыт, кроя всадников последними словами на своем, птичьем языке. Лия придержала коня. Рамон спешился, подхватил ее за талию, помогая спуститься. По большому счету девушка не нуждалась в помощи – они оба знали это, но она и не возражала, а чувствовать себя сильным мужчиной, ухаживающим за красивой женщиной было, пожалуй, приятно. Рамон хмыкнул про себя – раньше подобные мысли в голову не приходили. Что ж, они оба выросли, придется привыкать. И постараться, чтобы дружба никуда не делась – не так уж много у него друзей, какого бы пола те ни были. Чем дальше – тем меньше. Три года назад он не обратил бы внимания на выходку Дагобера – там, в лагере собирающейся армии. Сейчас… с Дагобером можно было разговаривать, как ни в чем не бывало – он кстати, так и не понял, почему Рамон тогда вызверился – можно было смеяться и пьянствовать. А вот верить ему уже не получалось, и где-то глубоко внутри саднило при мысли об этом. Было бы жаль потерять и девочку… хотя какая она, к бесам, девочка.

– Сколько тебе лет? – невпопад спросил Рамон, убирая ладони с тоненькой талии.

– Семнадцать. А тебе?

– Двадцать.

– Правда? Я почему-то всегда думала, что ты намного старше… лет на шесть может даже десять. – Лия засмеялась. – Еще удивлялась, почему такому взрослому дядьке со мной интересно.

Тихо шелестело море, провожая день. Они брели по берег, болтая без умолку, как когда-то перебивая друг друга. Рамон снял шоссы, остывающий песок чуть пружинил и прибой легонько касался босых ног. Глядя на спутника, и Лия разулась, подоткнула подол платья за пояс, так, чтобы можно было забрести в воду хотя бы по щиколотку.

– Хочешь искупаться?

– Нет.

– Разучился плавать? – она улыбнулась, брызнула водой с ладошки.

– Не разучился. Просто…

– Перестань, у нас испокон веков лезут в воду все вперемешку и ты об том знаешь.

– У нас нет. – Сказал Рамон, радуясь, что в сумерках плохо видно. – Отвык за три года.

– Жаль… я одна тоже не буду.

– Как-нибудь в другой раз.

– Ну да, куда торопиться. – Согласилась Лия. – Скажи, ты женат? Ваши женщины странные – постоянно путают дружбу с вожделением. Да и мужчины не лучше.

– Тебя кто-то обидел? – встревожился Рамон.

– Нет… Он был из свиты герцога, приехал уже после тебя. Не обидел… Просто я не сразу поняла, что он бывает в доме не только потому, что набивается в друзья к отцу… и что его интерес ко мне не только дружеский – а мне он нравился именно как приятель. Получилось некрасиво. Что такое «шлюха»?

– Мммм… – Рамон смутился. – Публичная девка. Извини.

– За что? Примерно так я и поняла.

– Хочешь, я вызову его?

– Он уехал. – Лия помолчала. – Так ты женат? Вдруг кто-то тоже перепутает, и напишет ей… нехорошо получится.

– Был женат. Она умерла.

– Прости. Соболезную.

– Не стоит. – Пожал плечами Рамон. – Грешно так говорить – но в конечном счете все обернулось к лучшему. Наверное, ей нужно было выйти замуж за того, кто бы смог оценить кротость и добронравие. И сделать ее счастливой, вместо того, чтобы тяготиться.

– Ты ее не любил?

– Любил? – он снова пожал плечами. – О любви поют трубадуры по замкам. В нее играют рыцари на турнирах. Яркая накидка, прикрывающая вожделение.

– Ты изменился…

– Прости. Не стоит говорить о таких вещах с девушкой.

– Ничего. – Лия покачала головой. – Солнце село. Поехали домой.

– Я сказал что-то не то?

– Нет. – Она тряхнула волосами и села на попавшуюся корягу, обуваясь. – Просто уже поздно и я устала. Поехали домой.