Текст книги "Последняя любовь Аскольда"
Автор книги: Наталья Шатрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава пятая
После ухода ключницы и Ярины княгиня устало подошла к оконцу, сняла заслонку, поставила ее на пол и высунулась в открытый проем, с жадностью вдыхая свежесть морозного утра.
Ключница и девушка удалялись по мосткам. Следом за ними шел паренек, которого они не замечали. Его походка, движения рук, посадка головы были странно знакомы княгине, хотя она готова была поклясться, что никогда не видела юношу прежде. Вот он воровато огляделся, повернув в ее сторону лицо, и сердце женщины замерло в груди.
«Наваждение какое-то», – решила она и поспешно вставила заслонку обратно в оконце, убеждая себя, что замерзла, и действительно ощутила вдруг озноб по всему телу.
Княгиня медленно направилась в опочивальню, расположенную рядом со светелкой, прилегла на ложе, не потрудившись убрать гору подушек и одеял из легчайшего лебяжьего пуха. Прикрыла глаза, но образ паренька не исчез. Он так был похож на ее погибших братьев-близнецов, что она не смогла отогнать воспоминания, навеянные этой встречей.
Вспомнила счастливое доброе детство, которое провела в этих хоромах и в этом дворе, играя с братьями-княжичами и сыном тиуна Гордятой.
Гордята, самый старший из них, слыл в компании заводилой. Он придумывал интересные игры и состязания на выносливость. Ему беспрекословно подчинялись и княжичи, и княжна, благоговея перед его силой и умом.
Шли годы, и однажды княжна по-новому взглянула на Гордяту. Она заметила, что он высок, могуч в плечах и красив лицом. Девушка влюбилась. Гордята не был дурачком и, заметив красноречивые взоры, ответил взаимностью.
Юная любовь не осталась тайной двух сердец. Поскольку в Киеве знатных и богатых семей было не так уж много, никто не сомневался, что княжна выйдет замуж за старшего сына княжеского тиуна.
Мирная жизнь закончилась неожиданно. Князь-отец умер в одночасье, не оставив наказа, кому сесть на княжение. Едва его отправили на краду, братья-близнецы подрались между собой из-за права на стол. Бабка-повитуха, принимавшая роды, давно умерла, а больше никто не знал, кто из княжичей родился первым.
Много слез выплакала княжна, примиряя родных братьев, но ничего не добилась. И Гордята переживал. Он не мог остаться в стороне и примкнул к одному из друзей, предав другого.
Воюя за власть, княжичи забыли о чести и совести. Не опомнились даже, когда мужи города обратились к проплывавшим мимо на боевых ладьях иноземцам с просьбой примирить братьев, погрязших в раздоре. Два варяжских воина, тоже братья, Аскольд и Дир, быстро навели порядок, и в результате княжичи, чей род восходил по прямой линии от Кия, основателя города, оказались за пределами Киева.
Княжеский стол заняли безродные варяги, опиравшиеся на свою многочисленную боевую дружину. Княжну они взяли в заложницы, угрожая убить ее, если братья надумают вернуть утраченную власть.
Страхи новых князей были напрасными – даже за пределами княжества братья продолжали враждовать. Аскольд и Дир между тем быстро завоевали уважение киевлян. А знаменитый поход на Царьград, куда они первоначально и направлялись, принес им славу и был воспет в сказаниях гусляров. И даже извечные славянские враги – хазары притихли, почуяв грозную силу полян, и уже не требовали так нагло дани, как бывало при старом князе.
Оставшись одна среди чужеземцев, поддерживаемая в неволе лишь няней-ключницей, княжна затосковала и заболела. Аскольд, узнав о хвори заложницы, велел привести с Лысой горы знахарку.
Старая горбатая женщина в ветхом плате, надвинутом по самые глаза и закрывающем пол-лица, долго осматривала княжну. Потом приготовила отвар и велела пить его три раза в день. Она удалилась, постукивая клюкой, и стук этот долго слышался княжне, сознание которой затуманил недуг. Ночами девушка просыпалась в поту, прислушиваясь: не раздается ли страшный звук, извещающий о приближении старухи?
Ведовской отвар был отвратительным на вкус и на вид – в нем плавал какой-то сор, лапки и головки насекомых. Княжна давилась, но пила. Хворь не отступала. Девушка таяла на глазах, вовсе перестала вставать с постели, боялась дневного света и бредила по ночам.
Ключница, не вынеся страданий любимицы, бросилась в ноги Аскольду, умоляя его разрешить позвать волхва – служителя капища Перуна[34]34
Перун – бог грозы (грома), войны, покровитель князей и воинов. В пантеоне Киевской Руси почитался как высший бог.
[Закрыть] на Красной Горке. Волхв приходился родным дядей княжне по материнской линии, владел врачеванием и чародейством.
Аскольд долго не звал волхва, поскольку не желал лицезреть на княжьем дворе кого-либо из родни бывших князей. Но все же ему пришлось согласиться принять чародея, чтобы не стать виновником смерти невинной княжны.
Волхв с трудом выцарапал племянницу из лап смерти. Понюхав старухино зелье, он сморщился, выплеснул его в окно и приготовил новое питье, не менее горькое, но зато чистое. Всю зиму он наведывался в хоромы княжны и только весной наконец поставил девушку на ноги.
Не успела княжна оправиться после болезни, как стала женой Аскольда. Самое обидное, что никто не спрашивал ее согласия на брак. Однажды ее пригласили в гридницу, где она узнала, что пришла на собственную свадьбу.
За дубовыми столами сидели именитые горожане, довольные решением князя взять в жены женщину из рода Кия. Знатные мужи чувствовали себя неуютно, так как по их милости выгнали из Киева законных правителей, поэтому обрадовались брачной сделке, надеясь, что старинный род не прервется.
Надежды именитых горожан оказались напрасными: дети не появились. В течение долгих лет князь, если не был в походе или поморье, приходил к жене каждую ночь. Наследник стал особенно необходим после гибели сына Аскольда в битве с болгарами. Но жена его была бесплодна.
Княгиня почему-то думала, что причиной бесплодия явилось зелье злой ведьмы, и как-то послала гридней на Лысую гору найти ее. Гридни вернулись ни с чем. Старуха давно умерла, и по колдовскому обычаю прах ее развеяли по ветру.
В конце концов князь оставил жену в покое. Он не только перестал приходить к ней в опочивальню, но и вообще не желал видеть, запретив появляться в своих хоромах. Княгиня не огорчилась. Она давно смирилась со своим бесплодием, а прикосновения мужа вызывали в ней отвращение.
Шли годы, накапливая в душе женщины злобу и ненависть к мужу. Она презирала его за то, что он варяг-иноземец, за то, что он принял христианство, за то, что он погубил ее братьев и насильно женился на ней. Но как избавиться от него, не знала.
Однажды к князьям на службу поступил воин с небольшой дружиной. Княгиня при встрече сразу узнала Гордяту, хотя лета изменили его. Лицо избороздили морщины, и оно приобрело мрачное выражение. Колючий взгляд проникал в самую душу. Но сладко екнуло сердце в груди женщины, когда Гордята еле заметным кивком головы указал ей в сторону темных сеней.
Находиться наедине с чужой женой было смертельно опасно, но мужчина презрел обычай предков, чтобы переговорить без свидетелей. Княгиня давно уже знала о смерти своих непутевых братьев, перебивших друг друга, но Гордята принес другую весть. После гибели одного из княжичей его молодая жена отошла в мир иной, родив мальчика. Гордята, страшась происков киевских князей, отдал ребенка на воспитание чужим людям, повесив ему на шею княжеский оберег.
Княгиня, слушая его рассказ, утирала слезы платочком, веря и не веря в свершившееся чудо. Все-таки боги не оставили без внимания ее мольбы и приношения. Хорошо еще, что она не приняла христианства вслед за мужем, не вняла его настойчивым уговорам, хотя долго колебалась, прежде чем отказаться, ведь Аскольд говорил ей: «Христос поможет обрести нам наследника, потому что вера в него творит чудеса».
Князья Аскольд и Дир уверовали во Христа после похода на Царьград. Жители осажденного Царьграда вынесли ризу Богоматери и окунули в море. Тут же поднялся шторм и разметал боевые славянские и варяжские ладьи. Спустя семь лет киевские князья приняли первого епископа, присланного патриархом Фотием из Византии. Епископа пригласили на собрание, где сомневавшиеся в новой вере попросили показать им чудо. Епископ бросил в огонь святое Евангелие. Книга не сгорела, а лишь обуглилась по краям, и епископ, бережно достав ее из огня, торжественно провозгласил, что учение Христа бессмертно.
Но княгиня сомневалась. Она хотела иметь детей, но боялась преступать обычаи предков. И была права. Оказывается, боги испытывали ее на верность, а вдали уже рос настоящий наследник киевского стола.
Пристроив княжича, Гордята несколько лет скитался в чужих землях, собрал свою дружину и, соскучившись по родному городу, решил вернуться, надеясь на благородство варяжских князей. Поскольку низвергнутых княжичей давно не было в живых, Аскольд и Дир перестали страшиться за свой стол, подобрели, а успешные военные походы принесли уверенность во всенародной любви. Они охотно приняли на службу вчерашнего врага, поверив в его чистосердечное раскаяние. Гордята своей дружиной пополнил поредевшие в походах ряды воинов. Затем он снискал славу отважного воина, вошел в доверие князей и был назначен воеводой.
А княгиня успокоилась, имея в союзниках влиятельного воеводу, полностью ей преданного, готового в любое время прийти ей на помощь, и терпеливо стала ждать своего часа, возложив последнюю надежду на подрастающего где-то наследника.
– Ох, лебедушка моя, – запричитала над княгиней ключница, коснувшись ее лба ладонью, – ты вся в огне.
Княгиня приподняла голову и посмотрела на няню мутным взором, снова обессиленно откинулась на подушку, прошептала:
– Мамка, позови Ярину.
– Далась тебе эта девка! Ты же ничего про нее не знаешь. Отравит еще тебя. Вон ты отвар ее выпила, а стало хуже.
– Сама я виновата, окно открывала – вот и продуло меня.
– Лучше я за дядей твоим на Красную Горку пошлю служку, – гнула свое ключница.
– Незачем, мамка, старого человека тревожить, – недовольно свела брови княгиня. – Знаешь ведь, что после того, как Аскольд принял христианство, волхв зарекся ходить сюда. Нет, дядю незачем беспокоить. Зови Ярину.
– Хорошо-хорошо, – не стала больше спорить ключница и крикнула девку: – Сходи за Яриной!
Вскоре, запыхавшись, вбежала в опочивальню Ярина. Она не видела княгиню всего полдня, но в первый миг не узнала ее. Светлые пряди волос с мелькавшей кое-где сединой разметались по подушке. В них почти утонуло скуластое лицо с ввалившимися глазами и заостренным носом. Худые костлявые руки покоились поверх беличьего одеяла.
Ярина вплотную подошла к больной.
– Занедужила я что-то, Ярина, – прошептала женщина сухими обескровленными губами.
– Ничего, поправишься, – успокоила девушка и повернулась к ключнице: – Мне нужны холодная вода, рушники и крутой кипяток для трав.
Всю ночь Ярина и ключница попеременно дежурили у постели больной, меняя ей холодную повязку на лбу и отпаивая сушеной малиной и травами. Под утро жар спал, и княгиня покрылась липким потом.
– Надо бы поменять рубаху и постель, – облегченно вздохнула Ярина, едва держась на ногах после бессонной ночи, – иначе жар обратно воротится.
Девушка проворно откинула одеяло и потянулась к шнурку, стягивающему ворот тонкой белой сорочки. Ключница полезла в сундук за сменой белья и не заметила, как Ярина, раскрыв ворот, испуганно замерла: во впадине между отвислыми грудями покоился хорошо знакомый ей костяной оберег, изображающий коня на скаку. Свет от сальника падал на глаза коня, и они блестели красным сказочным огнем.
Невольно Ярина потянулась пальцами к оберегу, но опомнилась и отдернула руку. Жест не остался незамеченным. Княгиня удивленно посмотрела на девушку.
– Какой красивый оберег, – прошептала Ярина.
Она постаралась всеми силами скрыть свой трепет. Неужели княгиня догадалась, что она уже не раз видела такой оберег и даже держала в руках? Сколько раз Дар плакал, когда она в детстве отбирала у него красивую игрушку, за что получала затрещины от строгого отца.
– Да, этот оберег умеет зачаровывать, – улыбнулась княгиня. – Все князья нашего рода носили их с рождения. Теперь остались только двое: я и еще один…
Княгиня осеклась, заметив укоризненный взгляд ключницы. Ярина сделала вид, что пропустила последнюю оговорку мимо ушей. С помощью ключницы она проворно поменяла на княгине влажную сорочку на чистую и сухую, завязала ворот, скрыв таинственный оберег.
Потом она долго мучилась, ворочаясь без сна ночью в своей постели. Страх вцепился острыми когтями в душу и не отпускал ни на миг. Как быть теперь? Открыться Дару или промолчать? А вдруг княгиня прознает о его обереге? Но откуда? Дар носит его близко к сердцу и никому не показывает, избегая лишних вопросов и помня наказ отца беречь его пуще глаза.
Наконец Ярина приняла окончательное решение ничего не говорить ему. Пусть Дар живет в неведении – от греха подальше.
Глава шестая
Княгиня быстро поправлялась. На третий день она уже вставала с постели.
– Я теперь в неоплатном долгу перед тобой, – поблагодарила она Ярину. – Проси, что хочешь, для тебя любой награды не пожалею.
– Да мне ничего не надо, – смутилась Ярина. – Ты очень добра ко мне, княгиня, и этого мне достаточно.
Она помнила о данном брату обещании замолвить за него словечко, но теперь боялась даже имя его произнести при княгине.
Судьба же всегда распоряжается по-своему.
Через седмицу княгиня пожелала выйти погулять и во дворе вновь увидела паренька, показавшегося ей знакомым.
– Погляди, мамка, на того юношу, – обратилась она к ключнице. – Не похож ли он на моих братьев?
Ярина, сопровождавшая княгиню на прогулке, похолодела. Ключница долго рассматривала Дара, но яркое морозное солнце слепило глаза, отражаясь от снега.
– Не могу никак разглядеть, – вздохнула старуха. – Может, подозвать его поближе?
– Это мой брат Дар, – вмешалась Ярина. – Он, наверное, пришел меня проведать. Из-за твоей болезни, княгиня, мы с ним давно не виделись.
– Твой брат? – Княгиня отвернулась от паренька, сразу потеряв к нему всякий интерес: мало ли похожих людей на свете?
Дар неприкаянно слонялся невдалеке. Подойти к сестре он стеснялся, но и уйти, словно не заметив знатных женщин, считал неучтивым. Ярине стало его жалко.
– Княгиня, помнишь, ты говорила, что выполнишь любую мою просьбу? Не сочти за труд, подыщи какую-нибудь службу для моего брата. Он очень мается от безделья, живя в избе для странников.
Княгиня задумалась, посматривая на Дара, затем властно махнула рукой, подзывая его к себе. Едва он приблизился, ключница изумленно ахнула, но, заметив неодобрительный взгляд госпожи, зажала рот рукой.
Княгиня пристальнее всмотрелась в лицо ничего не подозревавшего юноши. Нет, что бы ей ни говорили, он очень похож на княжичей, но вместе с тем в нем много и чужих черт. Да и не обман ли это зрения? Сколько воды утекло с тех пор, как она в последний раз видела братьев.
Доброе открытое лицо Дара успокоило княгиню. «Надо Гордяту послать проведать племяша, иначе я сойду с ума, видя в каждом парне княжича», – решила она.
Подойдя к княгине, Дар отвесил низкий поклон.
– Твоя сестра хлопочет о тебе, – улыбнулась женщина. – Есть у меня на примете дело для тебя, но не знаю, справишься ли?
– Справлюсь, – уверил юноша.
– Ну, я вижу, ты такой же смышленый, как сестрица твоя. Дело это тебе в самый раз. Моему дяде на Красной Горке нужен помощник. Пойдешь служить Перуну?
Обрадованный Дар бросился княгине в ноги. Помощник служителя Перуна! Что может быть почетнее этого?!
– Да не меня благодари, – рассмеялась женщина, – а сестрицу свою. Очень она о тебе печется, себя забывая.
Окончательно оправившись от болезни, княгиня повезла ребят на Красную Горку. Счастливому Дару не терпелось поскорее добраться до места. Ярина тоже радовалась: теперь брат не будет маячить на княжьем дворе, мозолить княгине глаза. Авось та со временем позабудет о нем. Ярина достаточно наслушалась перешептываний и пересудов княжеских слуг об отношениях между княгиней и князем и понимала, что ее доверчивый братец мог легко стать орудием мести. Поэтому она не хотела признаваться госпоже, что Дар – не родной брат.
Они миновали крепостные стены и посады, подъехали к высокому холму, на вершине которого находилось круглое капище с деревянным Перуном посередине. Со всех сторон капище было окружено насыпным валом.
У входа в пещеру на склоне холма гостей поджидал старец в ветхом залатанном рубище до пят, подпоясанном простой веревкой. Седые немытые, нечесаные космы торчали в разные стороны. Глаза на морщинистом сером лице неприветливо смотрели из-под кустистых белых бровей. Волхв опирался на такой же древний, как он сам, посох с навершием, изображающим змеиную голову.
Едва служитель Перуна признал в нежданной гостье княгиню, морщины на его лице разгладились, глаза подобрели. А когда он разглядел Дара, то и вовсе заулыбался беззубым ртом.
– Кого ты привела ко мне, душа моя? – восторженно воскликнул он.
Ярина похолодела.
– Нет, дядя, этот юноша чужой. Его зовут Даром. Он брат вот этой милой девицы, – княгиня махнула в ее сторону рукой. – Ярина исцелила меня от лихоманки. За это я обещала пристроить ее брата. Помнится, дядя, ты жаловался, что у тебя нет помощника?
Старец выслушал женщину бесстрастно, ничем не выдав своего разочарования, затем ответил:
– Я рад, что ты помнишь о моих нуждах. Жаль, что юноша не знатного рода, но, думаю, мы поладим с ним. – Волхв повернулся к Дару. – Проходи в мои покои, с этого дня это твой дом.
Старец посторонился, пропуская паренька в пещеру. Дар, наскоро попрощавшись с сестрой и поклонившись княгине, проскользнул в узкий проход и скрылся в полумраке.
Потекли размеренные зимние дни. Общение с княгиней и приготовление лечебных напитков занимали почти все время Ярины. Но все же иногда она бегала на Красную Горку проведать брата и волхва. Не столько тоска по Дару звала туда, сколько желание учиться всем тем премудростям, которыми в совершенстве владел старец.
Он великолепно проводил все обряды служения Перуну, сам изготавливал деревянных идолов и различные священные предметы, необходимые для культа и ритуалов, вырезал костяные магические мужские и женские обереги с заклинаниями. Волхв владел знаниями о таинствах природы, предсказывал погоду, читал по звездам и луне. Болезни он лечил не столько травами, сколько заговорами, имеющими чудодейственную силу, – это более всего поражало Ярину.
Старец охотно делился своими многочисленными познаниями и с Яриной, и с молодым помощником. Дара он полюбил как сына, готовя его в свои преемники, видя в нем продолжателя своего дела.
С каждым годом все тяжелее становилось волхву в одиночку противостоять злым силам, неожиданно обрушившимся на дело всей его жизни. Раньше капище Перуна не вмещало всех желающих окропить кровью жертву, приносимую богу войны и покровителю князей и воинов. Перед походами князья и дружина просили у Перуна снисхождения в бою и победы над врагом. Но капище опустело после того, как Аскольд и Дир приняли христианство. Все меньше воителей приходят теперь проведать Перуна. А крестьянам и горожанам бог войны вовсе ни к чему. Один лишь воевода Гордята со своей немногочисленной дружиной не забывает почтить Перуна и навестить старого волхва.
Разве ведал служитель капища Перуна, что на старости лет придется нищенствовать и предаваться воспоминаниям о прежних счастливых днях изобилия. Лишь святая вера в отмщение поддерживала его силы. Забытый бог еще покажет злодеям, кто хозяин на этой земле, и обрушит на головы нечестивцев гром и молнию, болезни и беды.
Глава седьмая
Наступили колядки. Накануне праздника Ярина помогала подружкам прясть лен. Оставлять кудель на коляду нельзя – Мокошь[35]35
Мокошь – богиня женской судьбы, покровительница прях.
[Закрыть] рассердится и пошлет злых духов запутать пряжу. Допоздна сидели девицы без еды и отдыха, шурша веретенами, напрягая глаза под тусклым светом лучинок, но закончили всю работу, намеченную ключницей, и, усталые, легли спать.
А спозаранку всех разбудил грохот: кто-то ломился в избу. Девушки повскакали с лежанок и стали одеваться, с опаской озираясь на дверь – вот-вот она распахнется, и ватага ряженых влетит в помещение.
Хохот и шум подняли с постели и Ярину. Она быстро натянула новую красную рубаху, подаренную княгиней на праздник, и закрыла лицо берестяной маской, после чего уже спокойно сунула ноги в сапожки и накинула на плечи кожух.
Засов, не выдержав напора, отлетел. Дверь распахнулась. Толпа ряженых ввалилась в избу и смешалась с девицами, натянувшими маски. Тех, кто, замешкавшись, не успел скрыть свое лицо, стали мазать сажей. Девушки визжали, брыкались, прятались по углам и за печью, но их всюду доставали неумолимые преследователи.
Перемазав всех, ряженые с дикими криками выскочили во двор и понеслись к княжеским хоромам. Вместе с ними увязалась и Ярина.
Около избы княгини толпа немного присмирела, а в сенцы вошли, чинно кланяясь.
Здесь их уже ждали ключница и княгиня в парадной одежде. На голове княгини красовался венец, изображающий небо с небесными светилами и Дажьбогом[36]36
Дажьбог – бог солнечного света, тепла, плодородия.
[Закрыть]. Чело ее украшали височные кольца. От венца спускались рясны[37]37
Рясны – украшение в виде цепочки.
[Закрыть] с птицами. К ряснам были подвешены серебряные колты[38]38
Колты – парные полые подвески.
[Закрыть] с изображением крылатых вил[39]39
Вилы – божества влаги, им приписывалась способность «запирать» воды, лечить, предсказывать смерть.
[Закрыть], держащих в руках чаши с водой. Богатое ожерелье, напоминавшее распустившиеся зеленые ростки, покоилось на плечах женщины. На груди висела длинная цепь с двумя змеиными головами. Эти головы соединялись солнечным кольцом. Продуманный до тонкости ритуальный убор отражал полную картину мироздания: небо, землю, подземное царство. Завершал наряд красный навершник, расшитый золотыми нитями.
Княгиня держала в руках большой обрядовый горшок, наполненный доверху пшенной кашей. Горло горшка было разрисовано знаками, обозначающими поворот солнца от зимы к лету. Каждого из ряженых княгиня угощала ложкой каши, а ключница подавала кусочек пирога. Наполняя вновь ложку кашей, княгиня безустанно повторяла обращение к Дажьбогу, прося его наполнить закрома новым неиссякаемым урожаем.
Отведав из рук княгини ритуальной каши, ряженые вышли во двор. Смиренность враз покинула их. Завизжали девицы, запрыгали вокруг них парни, дурачась и беснуясь. Крикливая веселая толпа вывалилась за княжеские ворота и рассыпалась по улице, стуча во все усадьбы. Колядовальщиков встречали приветливо: кормили кашей или бросали в холщовые котомки сладости и пироги.
В одной из изб Ярина попробовала каши и заспешила к выходу, но неожиданно открылась одна из боковых дверей в сенцах, и чья-то цепкая рука схватила ее за запястье, быстро втянув в холодное помещение.
Дверь захлопнулась. Ярина увидела перед собой мужчину в простой холщовой рубахе и портах, стоявшего босыми ногами на чистом деревянном полу. В окошко под потолком задувал ветер. Тусклый свет освещал ряды кадок, горшков, туесков, кожаных мешков вдоль стен и лицо мужчины.
Признав в нем спасителя, не давшего разгулявшимся гридням позабавиться над ней, Ярина успокоилась и расслабилась.
Мужчина сорвал маску с ее лица.
– Я так и думал, что это ты, – улыбнулся он, провел ладонью по гладким волосам девушки, затем резко прижал ее спиной к шершавой бревенчатой стене и припал ко рту жадным поцелуем.
Ярина задохнулась от неожиданности, попыталась оттолкнуть наглеца, но настойчивые руки еще сильнее сдавили хрупкое тело, отметая всякое сопротивление.
Вопреки девичьей скромности Ярине понравились настырность и требовательность рук и рта мужчины. По телу ее разлилась безмятежная блаженная истома, сердце наполнилось чудесной сладкой мукой, требующей чего-то непонятного, какого-то выхода изнутри. Девушка обмякла, приоткрыла губы, впуская горячий настойчивый язык мужчины.
Трудно сказать, чем бы все закончилось, но со двора послышались призывные крики: девицы заметили исчезновение одной из них и подняли переполох.
Руки мужчины ослабли. Ярина вырвалась и метнулась к двери. Тут же сильная рука схватила ее за косу и потащила назад. Девушка охнула от боли. Коса была отпущена, но плечи вновь оказались сжатыми тисками могучих рук.
– Скажи, как звать тебя? – прошептал мужчина.
Ярина подняла голову, посмотрела в его глаза. В них плескалось озеро в дождливую погоду, пугающее желающих искупаться серостью и холодом. А ведь ей показалась страсть в его голосе. Неужели он глумился над нею?
– Отпусти меня, – прошипела она и забила кулачками в твердую грудь.
– Не шути со мной, девица. – Рука мужчины скользнула под ее кожух и сжала трепещущую грудь. – Ты настолько прекрасна, что я еле себя сдерживаю.
Опасная угроза, произнесенная сладким голосом, подействовала.
– Яриной звать меня. Я служу у княгини и могу пожаловаться ей, если не отпустишь сейчас же.
– А я – воевода Гордята. Слыхала про такого?
Ярина кивнула, лишившись на миг дара речи: кто ж не слышал про удалого воеводу?!
– Значит, ты – не рабыня. И то хорошо. – Гордята разжал руки. – А я думал, что выкупать тебя придется.
Девушка перевела дыхание и, стараясь казаться невозмутимой, гордо проследовала к двери.
– Ярина, – окликнул воевода, – ты маску забыла!
Она вернулась. Не глядя на мужчину, выхватила из его рук маску, натянула на лицо и уже бегом бросилась к выходу, позабыв о гордом спокойствии.
Девушки встретили Ярину вопросами.
– Да пить мне захотелось. Я у хозяйки ковш воды попросила, – отмахнулась она от наседавших девиц.
Хорошо еще, что маска скрывала и смущенное лицо, и багрянец щек. Но всезнающих девиц не так-то легко провести.
– Какую хозяйку? Воевода-то вдовец, – посыпались подковырки и шуточки. – А может, ты самого Гордяту пить просила? Уж он-то любой девице даст воды напиться!
Ярина растерялась: надо ж так попасться. А воевода тоже хорош – без зазрения совести подставил ее. Бабник!
– Да ладно вам, чего к девчонке привязались, – вступилась одна из подружек, – и так время потеряли. Не опоздать бы к воскресению огня. Волхвы его уже, наверное, высекать начали. Пойдемте скорее.
Ватага ряженых поспешила к воротам крепости, но едва не была сбита несущимися во весь опор лошадьми. Молодежь бросилась врассыпную, и никто не обратил внимания на повозку, в которой лежал раненый воин.
Оправившись от испуга, колядовальщики вновь двинулись из крепости. Они уже спускались по Боричеву взвозу, когда сзади послышался окрик:
– Ярина, погоди!
Девушка остановилась и обернулась. От крепости бежала сенная девка.
– Ярина, княгиня послала за тобой. Князя Аскольда привезли раненного. Бери скорее свои снадобья и иди в покои князя.
По дороге Ярина узнала подробности случившегося. Один из подвластных киевским князьям родов, не желая платить дань, устроил засаду, рассчитывая вывести предводителей полянской дружины из строя. Дир сумел уберечься, а Аскольд был ранен. Теряя сознание от потери крови, князь велел везти его в Киев, отчасти потому, что не доверял местным знахарям, но самое главное – не хотел умереть без исповеди.
Воины Аскольда, наскоро перевязав его рану, двинулись в обратный путь, нигде не задерживаясь, меняя лошадей в весях, где совсем недавно собрали дань. А часть дружины во главе с Диром осталась преследовать врага и продолжать полюдье.
В Киев Аскольда привезли полуживого. Отмочив и отодрав грязные тряпки от раны на груди, Ярина облегченно вздохнула: кровотечение остановилось. Рана была неглубокой и на первый взгляд не задела жизненно важных органов, что давало надежду на скорое выздоровление.
Ярина перевязала рану чистыми полотнами. Князь по-прежнему был без сознания, его лихорадило. Пришлось отпаивать его всевозможными травами, насильно разжимая зубы, и следить, чтобы не захлебнулся. Глядя на мертвенный вид мужчины, юная ведунья засомневалась, выживет ли он.
Ярина провела в княжеских покоях больше суток. Спать удавалось урывками, сидя на низком сиденье в изголовье широкого ложа. Оставить больного на попечение кого-либо из служек и уйти спать девушка не могла. А вдруг в это время он надумает помирать? Какими глазами она посмотрит на княгиню, доверившую ей жизнь мужа?
Князь метался в бреду, разговаривая и вопя на чужом непонятном языке. Ярина, глядя на немолодого, но крепкого воина, чуть не плакала от своего бессилия. Она перебирала в уме все свои действия и не находила в них изъяна. Почему же болезнь не отступает, жар не спадает, а князь не приходит в себя?
На вторую ночь за бревенчатой стеной раздались смех и девичий визг. Ярина, прикорнувшая на сиденье в полудреме, встрепенулась, прислушалась, невольно завидуя девкам, которые гадали, веселились, справляя солнцеворотные колядки.
День и ночь напролет горожане гуляли: жгли костры, катали горящие колеса, чтобы солнце повернулось на лето и дни стали длиннее; лепили снежных баб, олицетворявших зиму, и кидали в них снежками, вынуждая покинуть Киев. Одна Ярина сидела будто в заточении, не смея оставить раненого князя.
Ярина протерла глаза, потянулась, огляделась, в который раз восхищаясь убранством княжеских покоев. Здесь все дышало чужеземной роскошью. Красовались яркие покрывала и половики, привезенные из дальних земель. Стены были увешаны плотными тканями, разрисованными диковинными птицами и цветами, ослепляющими очи. Князь покоился на тонких покрывалах и подушках из лебяжьего пуха. Беличье одеяло с изнанки покрыто темной ворсистой тканью, теплой и мягкой на ощупь. И сиденье под Яриной удобное, не то что жесткие славянские лавки.
Все в покоях князя в диковинку деревенской девушке, но не зависть к богатству переполняла ее, а удивление тому, насколько разными людьми были муж и жена – князь и княгиня. Князь тяготел к роскоши и удобству, княгиня – к добротности и простоте.
Вдруг Ярина заметила настороженный взгляд немигающих глаз, спохватилась, вскочила с сиденья:
– Ох, князь, ты очнулся! – и засуетилась, не зная, то ли поить его отварами, то ли звать людей, дежуривших у двери.
Епископ целыми днями сидел перед покоями, молясь о выздоровлении благодетеля, уходя под вечер с наказом позвать его, если князь перед смертью придет в себя. Ярина уже знала, что для христианина умереть без отпущения грехов все равно, что для нее не попасть на огненную краду для очищения души, и клятвенно обещала непременно предупредить епископа.
– Сейчас я кого-нибудь позову, – девушка метнулась к выходу.
– Не уходи, – остановил ее тихий голос.
– Я не уйду далеко, только позову служку или старшего мужа. Они сходят за епископом.
– Никого не хочу видеть, – поморщился князь. – А где Дир?
– Он не вернулся в Киев. Решил наказать мятежников.
– Хорошо. – Аскольд прикрыл глаза, задремал.
Ярина отошла к столу, налила из кувшина в серебряный кубок воды, отпила глоток. Князь не умрет. В этом она уже не сомневалась и радовалась, что сама смогла выходить раненого человека. Ей никто не помогал и не давал советов. Теперь она с гордостью может называть себя целительницей.
