Текст книги "Сезон охоты на падчериц"

Автор книги: Наталья Саморукова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– Ой, Гриша, как все странно.

– Но согласись, задумка на пять баллов.

– Пожалуй. Однако непонятен мотив. Зачем Федору это надо? И что все-таки случилось с девочками? Это он их, получается, убил?

– Насчет девочек торопиться с выводами не будем. Их тела пока ищут, и я не исключаю, что найдут. Мотив – это да, без него никуда… Но мотив всегда найдется.

– Пока мы его не определим, мы ничего не выясним. Кстати, действительно ли Фредди погиб в ту ночь – вполне можно определить с точностью до ста процентов. Существует же анализ ДНК.

– Да. Именно об этом я уже давным-давно подумал. Но мы не можем афишировать свой интерес к этой теме. Анализ надо провести, чтобы никто ничего не знал. Даже Ангелина. Она вполне может оказаться причастной ко всей этой истории.

– Не похоже.

– Возможно, она просто не ожидала именно такого исхода. Но в первой части действия она могла подыграть мужу.

– И как мы все это провернем?

– Настена, ты меня обижаешь. Я все уже почти провернул. Осталось обеспечить образец для сравнения.

– Что провернул? Какой еще образец?

– Один знакомый патологоанатом помог мне разжиться, извини за детали, некоторым количеством волос покойного, ну и еще кое-чем по мелочи… Однако сам по себе анализ этих фрагментов ничего не даст. Надо иметь то, с чем это можно сравнить.

– Ты это имеешь?

– Тут требуется твоя помощь.

– О господи! И какая?

– Ничего страшного. Дело в том, что у Федора есть сын. Вполне взрослый дядя тридцати с небольшим хвостиком лет. Как раз твой размерчик. Познакомишься с ним, под благовидным предлогом разживешься прядью из его шевелюры…

– Гриша, как ты себе это представляешь?! – в ужасе воскликнула я. Воображение угодливо подкинуло картинку, как я бегаю за незнакомым мне мужиком с большими ножницами и пытаюсь отхватить у него клок волос.

– Уж не знаю, вам, девушкам, виднее.

– Елки-палки, я никогда ни с кем не знакомилась по собственной инициативе.

– Вот заодно и потренируешься. Полезный, между прочим, навык.

Интересно, к чему это Гришка сказал? Что он имел в виду? Что у меня все так плохо, что мне непременно надо срочно начинать поиск?

Приняв мое недоуменное молчание за согласие, Гришка довольно крякнул и медленно тронул машину с места.

– Настя, может быть, ты все-таки объяснишь, что происходит?

Сегодня Лешка был чуть больше Лешкой, чем тогда, в аэропорту. Видимо, давно не виделся с Леночкой. В нем не было и намека на притворную дурашливость, и глаза уже не бегали из угла в угол, когда он смотрел на меня. Смотрел внимательно и с тревогой. Он всегда смеется, когда я называю его самым красивым мужчиной в мире. Но он и правда для меня такой. Не знаю, красив ли Лешка с точки зрения классических канонов. Пожалуй что недурен. Но на мой личный вкус – он идеальный. Такой, как надо. Как будто специально для меня придумали.

Я смотрела на него, и сердце просто рвалось на куски от отчаяния – как мне теперь с ним общаться? Наплевать на все и сделать вид, что ничего не понимаю? Но притворяюсь я плохо. Да я дотронуться до него не могу, так мне тошно. Призраки Леночкиных рук так и мельтешат перед глазами. Но он и сам не спешил до меня дотрагиваться. Он словно бы избегал прикосновений. И это тоже было еще одним доказательством в пользу Санькиной гипотезы.

– Леша, мне кажется, ты все прекрасно понимаешь.

– Что я понимаю?

– Что со мной происходит.

– Прости, не понимаю. Если дело в твоей работе, то тогда объясни, я не варвар, не буду к тебе приставать. Я сам еще не отошел от той новогодней ночи. До сих пор сны кошмарные снятся. А у тебя была еще это поездка…

– Вот именно. У меня была трудная работа. Я очень устала. И у меня нет сил на подобные разговоры. Можно я пойду спать?

– Иди, конечно. – Лешка окончательно загрустил и потянулся за пультом.

Когда он осторожно прилег на краешек кровати, ноги мои похолодели. Если он сейчас… Ох, мне придется устраивать безобразные сцены. А так не хотелось. Хотелось одного – чтобы все нехорошее смылось, растворилось, испарилось без следа. Но для этого нужно было время. Я старательно задышала как можно ровнее и даже вполне правдоподобно всхрапнула. Лешка робко натянул на себя одеяло и выключил ночник. По-детски обняв подушку, он вздохнул так горестно, что душа моя стремительно метнулась к нему, но тело кулем осталось лежать на своей половине кровати.

Прошлой осенью, когда мы с Лешкой наконец завершили ремонт в его квартире и переехали сюда, казалось, что в жизни наступила долгая безмятежная полоса. В гостиной поселился самый шикарный диван из всех, что только удалось найти в Москве. На нем можно было жить, не вставая сутками и только иногда делая пробежки на кухню и обратно за новой порцией бутербродов. Мы так и делали, пересмотрев все старые и новые фильмы, выспавшись на два года вперед и перечитав прорву книг, Лешка по специальности, я – всякий дамский мусор. Может быть, чересчур безмятежное существование противопоказано людям? Когда каждый вечер хочется со всех ног бежать домой, теряешь чувство опасности, расслабляешься. Забываешь вовремя навещать стилиста, до ночи не вылезаешь из мягкого халата… Да и не только в этом, наверное, дело.

Человек – существо дикое. Веками и тысячелетиями он вел непростую борьбу за жизнь, закалялся в сражениях и схватках то с врагом, то с природой, голодал, бежал от чумы и холеры, спал в пещерах и на соломенных матрасах. Его тело привыкло к лишениям, а душа к страху за собственную шкуру. Это уже в крови. И когда все слишком уж хорошо и спокойно, наступает разлад в организме. Слишком благополучные люди вымирают как класс. Еще древние римляне прочувствовали на себе всю губительную силу процветания. Конечно, бытует мнение, что выродиться им помог свинцовый водопровод, но мне кажется, не стоит сбрасывать со счетов благостную сытость, в которой они погрязли и в итоге утонули.

Я всю жизнь придерживалась мнения, что сдаться никогда не поздно. Как бы фигово ни сложилась ситуация, стоит попытаться сбить масло из сметаны, в которой тонешь. Но за последние несколько месяцев окончательно уверилась в том, что все будет хорошо. Отныне и присно. И теперь мне в десять раз обиднее было осознавать, что мое любовно налаженное бытие вкупе с бытом летит псу под хвост.

Лешка, повозившись, уснул. А я, нашарив тапочки, тихо пошлепала на кухню. Ее дизайн был подарком одного из благодарных клиентов. И хоть со временем я немного попривыкла к ярким, точно в райском саду, диковинным цветам на стенах и стрекозам на шторах, в минуты слабости мне непременно хотелось выкрасить здесь все в монотонный бежевый цвет. И шторы в мелкий горох повесить.

Сделав большой бутерброд с сыром, ветчиной и колбасой, усадив на колени кота Вениамина, который в итоге этот бутерброд и сожрал, я в очередной раз вспомнила Венецию и те часы, когда последний раз общалась с близняшками.

Коротко переговорив с портье, мы поднялись на второй этаж, где практически рядом располагались все три наших номера. Фимин в центре коридора, через номер от него девочки и рядом я. Что-то мне тогда показалось странным. Я сосредоточилась, пытаясь до мельчайших деталей выстроить в памяти поминутную хронику событий. Вот мы подходим к лифту, мальчик в ливрее суетится рядом, уверяя, что сейчас отвезет наш багаж и тут же спустится следом. Анна и Мария смеются и шутят, что еще не настолько стары, чтобы не подняться на два пролета вверх на собственных ногах. Они одеты в одинаковые хорошенькие курточки из какого-то стриженого меха. Именно в них они летели из Москвы, вызывая зависть у всех находящихся рядом женщин. Еще я точно знала, у них были при себе стильные узкие красные курточки. А вообще одежды они взяли с собой немного. Все уместилось в два небольших кожаных чемодана от известного модельера. У Фимы была при себе большая спортивная сумка, у меня пластиковое корытце на колесиках. Вот! Конечно. В лифт услужливый итальянец втащил не четыре чемодана, а пять. Пятый, довольно объемный баул, я видела впервые. Ни в Индии, ни в Гонконге, ни в Голландии девочки не совершали никаких крупных покупок. Откуда же взялся чемодан? Я точно помнила, что еще в аэропорту его не было.

И еще кое-что странное. Представители итальянского правосудия попросили меня проверить вещи сестер и Фимы. Гардероб телохранителя я помнила очень плохо, но наряды девочек невольно бросались мне в глаза на протяжении всего путешествия. Все они оказались на месте, включая стильные шубки и яркие пуховики.

Едва я успела устроиться в номере, в дверь постучали. Сестры зашли какие-то очень тихие. Тогда я не придала этому никакого значения. Они зачем-то еще раз переписали все мои координаты и сказали, что хотят сфотографироваться со мной. Я удивилась, но согласилась. Девочек ежеминутно обуревали разнообразные желания. Им хотелось то соленых огурцов с кока-колой, то гулять ночью, то приставать к кому-то из прохожих, а то и вовсе чего-нибудь из рук вон выходящего, например, секса с Фимой. Мы сделали несколько фотографий – я с Анной, я – с Марией, что само по себе уже было довольно смешно. Потом они пригласили меня пообедать, но я, сославшись на усталость, отказалась.

Все, больше я их не видела. Когда утром постучала к ним в дверь, мне никто не ответил. Молчали и телефоны. Решив, что девицы опять отправились в свои опасные походы по городу, я напряглась. Безопаснее было оставаться в гостинице, потому что любое место в городе до той поры, пока его изучали две прелестные российские туристки, было небезопасным. Я слегка перекусила тем, что нашла в баре, потом долго отмокала в горячей ванне. Несмотря на то что в номере неплохо топили, всюду чувствовалась холодная влажность. И только в ванной было тепло. Когда девочки не появились и к вечеру, я переполошилась уже не на шутку. Ну а дальше все и так известно.

Сан-Микеле… Остров-кладбище. Что за странное место они выбрали для прогулки? Нужен был хоть какой-то формальный повод, чтобы туда отправиться. Да еще вечером, да еще оставив в номере всю теплую одежду. У них была там встреча? Глупо, они не могли не знать, что их не пустят в такой час. Хотя…

Я достала путеводитель, нашла карту Венеции. Остров Сан-Микеле неровной кляксой пристроился где-то сбоку, он занимал не такую уж и маленькую территорию. Думаю, на него можно было при желании попасть, минуя пост охраны. Возможно, девочки все-таки встречались с кем-то. Возможно, только потом они устроили представление. Зачем? Вывод был более чем очевиден – привлечь к себе внимание. Сделать так, чтобы их рассмотрели и запомнили.

– Настя, надо расставить все точки над “i”. – Санька смела со стола ворох рабочих бумаг и водрузила в центр большую турку с кофе. Она сегодня была при параде. Черные волосы вились мелким бесом, белоснежный джемпер плотно льнул к телу, очки в тонкой золоченой оправе были как-то особенно изящно сдвинуты на нос. За время романа с Олегом она стремительно похорошела, и я окончательно убедилась, что некоторым женщинам страдания и лишения только на пользу.

– Саня, но ведь это унизительно, как ты не понимаешь?

– А не унизительно чувствовать себя дурой? Уж лучше все увидеть собственными глазами, чем сохнуть над океаном горя.

– Ты сегодня образно излагаешь, – с натугой улыбнулась я.

То, что предлагала Санька, показалось мне заманчивым, но признаваться в этом так вот сразу было стыдно. Предлагала же она проследить за парочкой. Некоторый опыт слежки у нас с ней уже был. Не слишком, правда, удачный.

– Это, мать, совсем не сложно будет. Я тут кое-какой планчик накидала мысленно. Пей кофе, а то остынет.

– Да не пью я горячий, ты же знаешь.

– Прости, забыла. Ну так вот…

Пока мы, споря и перебивая друг друга, строили схему нашего следственного мероприятия, в Санькин крохотный кабинет то и дело пытались прорваться коллеги. Но она лишь раздраженно махала на них рукой. Не так давно из рядового менеджера Саньку повысили до начальника отдела. Она теперь тут была большой шишкой и могла запросто заниматься личными делами в рабочее время. Хотя все равно я не понимала, как она выдерживает в такой структуре. Фирма была склеена по западному образцу. В основе кадровой работы лежала строгая иерархия, сотрудников постоянно гоняли на какие-то развивающие семинары и корпоративные посиделки, на которых даже водки выпить было нельзя. Впрочем, русский человек всегда найдет способ приспособиться. Санька специально распустила слух, что спит с директором, и теперь ее не трогали. Боялись.

Глава 8.
Когда к нашему столику подошел Анвар, мы с Гришкой растерянно замерли.
Он был совершенно, бесповоротно лыс.

Слежка за любимым мужчиной – занятие преотвратительное. Но я сказала себе, что только удостоверюсь. Мне надо знать, действительно ли все так страшно, как я себе вообразила. А может, еще страшнее, чем видится? Что же ты будешь делать в этом случае, Настенька? Там видно будет, – решила я.

Сейчас передо мной стояла еще одна непростая задачка. Предстояло познакомиться с неким Анваром Поповым, сыном Фредди от первого брака. Кстати, почему он Анвар? Что за странная фантазия посетила его русопятого отца, когда он давал потомку имя? От Анвара, если судить по фотографии, в отпрыске Федора ничего не было. Классическое славянское лицо, мягкое и немного мятое. В том, что он сын своего отца, сомневаться не приходилось. Лет через десять его брюшко достигнет эталонного размера, и он станет полной копией папаши. Пока на брюшко, как и на второй подбородок, был только намек.

Гриша слегка упростил мне задачу. Под предлогом того, что нам надо собрать как можно больше информации обо всех членах семьи, он договорился с Ангелиной Романовой организовать нам встречу с Анваром. Та найдет повод и пригласит парня выпить кофе. В два часа мы встречались с ней, а в половине четвертого в кафе должен был зайти ее сводный родственник. Якобы для обсуждения проблем с недвижимостью. Ангелине досталась вилла в Испании, и она хочет поговорить, не стоит ли ее продать. С точки зрения нормального человека подобные мысли, пришедшие в голову матери, еще не успевшей оплакать своих детей, были запредельно кощунственными. Но Ангелина уверила – в их среде это нормально. Никто не удивится и не ужаснется.

– Понимаете, – с каким-то отчаянием пыталась объяснить она, – здесь ты существуешь, словно в двух измерениях. То, что творится внутри, – она коснулась пальцем кулончика на груди, – остается только там. Никого не интересуешь ты сама, а лишь то положение, которое ты занимаешь, и те выгоды, которые можно получить от общения с тобой. Да что я вам объясняю прописные истины… Но когда ты живешь в этом каждый день, каждый час, когда ты ежеминутно должна не быть, а выглядеть, ты постепенно приобретаешь еще одну – внешнюю, показную сущность. Порой трудно сказать, какая из двух настоящая. Для многих настоящей становится именно показная.

Не знаю, как ей удалось, но сегодня Романова выглядела почти нормально. Мастерски наложенный макияж скрыл следы горя, голова уже не падала бессильно на грудь. Ее внутреннее напряжение выдавала лишь едва уловимая вибрация пальцев. С первого взгляда даже и не заметно, но, когда она ставила чашку на блюдце, посуда чуть слышно дребезжала.

– Ангелина Степановна, – мягко обратился к ней Григорий, долго чесавший коротко стриженный затылок и все никак не решавшийся раскрыть рта, – мы ведь почти ничего не знаем о девочках. А информация нам чрезвычайно нужна.

– Я знала, что вы спросите. Но… Только поймите меня правильно, не думайте, что я пытаюсь уйти от ответа… Дело в том, что я и сама очень мало о них знаю.

– Вы имеете в виду, что последнее время у вас не было возможности тесно общаться?

– Да, конечно, и это тоже. Федор пристроил их в одно очень престижное заведение. Это даже не колледж, что-то вроде частный школы, где дети совершенствуют некоторые предметы перед тем, как продолжить образование. Невообразимо закрытое заведение! Я не была там ни разу, муж был только при оформлении документов. Связь с внешним миром минимальная, никаких визитов, никаких телефонных звонков. Только электронная переписка, да и то под строгим надзором воспитателей.

– Прямо как школа для трудных подростков. Уж не хотите ли вы сказать…

– Догадались, да? Именно так, школа для трудных подростков.

– Были основания?

– Еще какие. У них с самого детства какой-то особый склад характера, еще с того времени, когда они были совсем крошками. У меня голова шла кругом, я все никак не могла понять, как эти маленькие исчадия ада могут быть моими детьми. Я их люблю… любила… очень. Их невозможно не любить. Но и поставить их в какие-то рамки было выше моих сил. Как только они научились ходить, я потеряла над ними власть. Они всегда делали, что хотели.

– Что же?

– Сначала обычные детские шалости. Воровали конфеты, точнее, брали то, что им было нужно. Невозможно было запретить или спрятать. Они смотрели ясными глазами и делали по-своему. Могли разбить витрину кухонного шкафа, чтобы достать лакомство. А если им не удавалось добиться своего, они мстили. Изощренно, такое и взрослому в голову не придет. Как-то раз мы их наказали, так они вместо шампуня налили во флакон клей. Светлана первая пошла в ванную, ей потом пришлось бриться под ноль. Смешно вроде бы, но девочкам было тогда всего по четыре годика.

– А к врачу вы их водили?

– Да сколько самых лучших врачей мы прошли! Но те лишь разводили руками. У девочек были потрясающие интеллектуальные данные, большие способности к математике, химии, физике. Они легко, просто играючи выучили несколько языков. И у них всегда, с самого раннего возраста была очень уравновешенная психика. Чего не скажешь обо мне, – грустно усмехнулась Романова. – В них нет страха. Ни перед чем. Ни перед людьми, ни перед самими собой. Ни боль, ни наказания их удержать не могут. Не могли…

– А бить не пробовали? – хмуро спросил Гришка.

– Пробовала. Но… я же говорю, они ничего не боялись. Можно было до посинения их лупить, а они только улыбались и смотрели с вызовом.

– А Фредди? – подала я голос из уголка, в который вжалась во время разговора.

– Фредди очень сильный человек. Судя по его внешности, никогда и не подумаешь. Увалень. Но не случайно он достиг таких высот. Была в нем несгибаемая воля и колоссальная внутренняя мощь. Сама не сразу разглядела. Думала, он станет удобным мужем. Я тогда очень устала от всех проблем. Карьера в театре не ладились. Конечно, были любовники, воздыхатели. Но оставалось четкое ощущение, что жизнь катится под откос. Что все, я уже еду с ярмарки. И так мне хотелось приехать в чистый уютный дом, где столы от пирогов ломятся, где все в порядке, всего в достатке. И стала я, как теперь говорят, клеить богатого папика. На тусовках он бывал нечасто, но успел меня разглядеть. А вот я его – нет. Только уже после свадьбы и разглядела. Знаете, выходила по расчету, а потом влюбилась, как девчонка. Околдовал он меня. Щедрый был, и не только в финансовом плане. Тратил время на мои театральные дела, вникал в ситуацию с девочками, пытался найти с ними контакт. И ведь нашел! Не знаю, как ему удалось их уговорить на эту школу, но уговорил, уломал. Они уехали, и я почувствовала себя просто как птица в полете. Так мне стало хорошо, покойно. Они писали такие человеческие письма. Не сразу, но года через полтора стали нормальные дочери, я уж не знала, какому богу молиться. А когда они вернулись, я и вовсе была на седьмом небе от счастья. Их было просто не узнать. Светлана мне тогда, помню, сказала: неужели переросли всю свою дурь? И вот чем все это закончилось. Я сломлена.

– А Светлана кем вам приходится? – осторожно спросил Гриша и нервно затушил сигарету. На нас то и дело косилась официантка. Ангелина, не в силах справиться с эмоциями, опять плакала, роняя хрустально чистые слезы в тарелку с французским супом.

– Светлана – моя старая подруга. Мы дружим с ней уже почти двадцать лет. Она отличный врач, и пару лет назад я упросила ее переехать к нам окончательно, хотя она и раньше практически жила у нас. У меня есть некоторые проблемы со здоровьем, мне надо каждые три часа делать уколы, а сама я так и не научилась. Она одинокий человек и стала для нас членом семьи.

– Сахарный диабет? – посерьезнел Гришка.

– Да, что-то вроде того, – неопределенно покрутила рукой Романова.

– Ангелина Степановна, понимаю, как вы устали, – Гришка зачем-то достал из кармана очки, которые надевал в исключительных случаях, и озвучил свой главный вопрос, – но я не могу не спросить: кто отец девочек?

Романова вздрогнула. Маленькая слезинка, застывшая на ее щеке, прочертила кривую дорожку к подбородку.

– Отец… случайный человек в моей жизни, совершенно случайный. – Женщина вдруг пошла пятнами, цвет ее лица стремительно менялся от безжизненно белого до красного и обратно. – Мы с ним были очень мало знакомы. Просто мужчина, который быстро ушел из моей жизни.

– И про девочек он ничего не знает?

– Н-н-нет, – выдавила Ангелина и покачнулась. Она пребывала в каком-то почти обморочном состоянии, и мы поняли, что пора с этим разговором закругляться.

В маленький зал кафе несколько раз заглядывала встревоженная Светлана, которая все это время терпеливо ждала свою подругу в машине.

Когда к нашему столику подошел Анвар, мы с Гришкой растерянно замерли. Он был совершенно, бесповоротно лыс.

– И что прикажешь теперь делать? – прошептала я.

– Не знаю…– выдохнул коллега, – но что-нибудь придумаем.

– Да уж. – Я удрученно смотрела на гладкий как коленка затылок нашего нового знакомого. Припав к руке Романовой, потом на несколько секунд застыв в скорбном поклоне, Анвар церемонно сел.

– На фотографиях у него были волосы, – пытался оправдаться передо мной Гришаня.

– Были, да сплыли, – мрачно констатировала я, размешивая сахар в чашке кофе. Из какого места мне теперь прикажете брать материал для сравнительного анализа ДНК?

Следовало срочно придумать повод, чтобы завязать дальнейшее знакомство с сыном Федора. Все в нем было от отца, даже легкая брезгливость, с которой он касался наших рук в приветствии. Интересно, в честь кого назвали мальчика? В честь лучшего друга из Абхазии? Или, может быть, в роду у Фредди имелся какой-нибудь залетный абрек? Как бы там ни было, Анвар являл собой достойного представителя золотой московской тусовки. Такой парень мог рассматривать мою кандидатуру разве что в качестве поломойки. Да и то на даче. С какой стороны к нему подкатить, я не представляла. А подкатить к нему, лысому или нет, было позарез нужно.

Ангелина представила нас как юристов, помогающих ей в мелких делах, связанных с наследством. Основную работу исполнял личный нотариус семьи, мы же, по наспех придуманной версии, якобы должны были заниматься продажей заграничной недвижимости, точнее, проверкой благонадежности вариантов ее обмена.

– Я хочу продать виллу в Испании, ты ее знаешь. Думаю, нет смысла оставлять капитал в этом месте. Говорят, что цены там встали. И возможно, в ближайшее время чуть упадут.

– Геля, кто тебе сказал такую глупость? – возмутился Анвар. – Если ты непременно хочешь продать дом, то давай я его куплю. Но как честный человек, должен тебя предупредить – цены там будут только расти. Это райское место, все хотят иметь там недвижимость.

– Ну не знаю…– задумалась Ангелина. – Я хотела бы иметь дом во Франции, но без дополнительных денег мне такую покупку сейчас не потянуть.

– Во Франции? Так бы сразу и говорила. Отчего женщины так любят эту страну? Всем подавай дом во Франции. Я надеюсь, не в Париже?

– Нет, я предпочла бы что-то более приземленное. Хочется тишины, покоя…

– Понимаю, дорогая, понимаю.

Меня порядком тошнило от этого типа, но я изо всех сих старалась вжиться в роль и поймать момент, когда можно вклиниться в беседу. Момент вскоре настал.

– А я все никак не могу найти дизайнера, – сокрушался Анвар. – Мне предлагают чудовищные, просто чудовищные проекты и пытаются содрать за все это варварство совершенно немыслимые деньги. Каждый ведь мнит себя гением.

– Наума Светозарова рекомендую, – вступила я.

– Не смешите меня, милочка. У него знаете сколько заказов? Мне придется быть сто двадцать первым в очереди. А жить где-то надо уже сейчас.

– Могу устроить, – небрежно бросила я, глядя, как у собеседника отвисает челюсть. Он не ожидал от меня такой прыти.

– Вы это серьезно? – настороженно спросил он.

– Более чем. Гарантирую.

Анвар тут же полез за визиткой. Нынче крутые люди пишут на визитке только имя и фамилию, перечислять регалии считается дурным тоном. У наследника стояло только имя. Черные буквы на матовой белой бумаге. Смотрелось солидно. Надо будет тоже такие заказать, подумала я.

С Наумом я имела счастье познакомиться прошлым летом, когда по его просьбе ломала голову и ноги, разыскивая убийц его подруги. С той поры Наум так полюбил меня, что спасу от него никакого не было. Для начала он изуродовал нашу кухню, потом нацелился на гостиную, но под благовидным предлогом нам удалось отказаться. Однако Наум не терял надежды. Время от времени он приглашал нас с Лешкой в престижный ресторан и заводил разговоры о роли интерьера в жизни современного человека. Я была уверена, что он не посмеет отказать мне в маленькой просьбе. К тому же я доподлинно знала, что очередь, в которую якобы выстраиваются его заказчики, просто миф. Наум тщательно подогревал страсти вокруг своей персоны.

– А ты что тут делаешь? – внутренне холодея, спросила я Теодора, маленького карликового поросенка. Он радостно вилял попой, демонстрируя, как рад меня видеть. Рядом с порогом валялся изрядно погрызенный половик, а около полки с тумбочкой исходила едкой вонью лужа. Если вам будут говорить, что у карликовых хрюшек, таких модных в этом сезоне, замечательный характер и они совсем не пахнут, не верьте. Свиньи, даже очень маленькие, воняют именно так, как им положено. Ведут себя тоже соответственно происхождению. Но Теодор со всеми его гнусными повадками – это еще полбеды. Если я вижу Теодора, значит, у нас гости.

Только не подумайте, что я не люблю гостей. Напротив. Мне нравится, когда приходит Гриша с женой, или Санька, или кто-то из Лешкиных коллег. Нравится соорудить на ужин что-нибудь простенькое, но веселенькое, открыть для дорогих людей пару бутылок хорошего вина, потрепаться с ними за жизнь, посмотреть вместе кино. И Петуховы, с которыми я успела сдружиться на прежней квартире и которые теперь приходят на праздники всем своим многочисленным семейством, мне в радость. То, что их такса Нюра регулярно делает кучу в моих тапочках, меня раздражает, но не злит. Однако есть люди, с которыми я предпочла бы видеться на нейтральной территории. И желательно как можно реже.

Папина младшая сестра Маргарита, увы, принадлежала именно к последней категории. Уж не знаю, в кого она пошла, вроде дед с бабкой были приличными людьми. Эта же мымра источала столько яда, что уже на десятой минуте общения с ней хотелось повеситься. Все-таки как причудливо тасуются гены. Не знаю, много ли зависит от воспитания, но, глядя на Маргариту, я понимала: это никакому воспитанию не поддается. Откуда ее принесло?

– Настенька, – чмок, чмок, чмок, – моя радость, ты что-то ужасно выглядишь!

– Вот уж не ожидала, Маргарита Ивановна, какими судьбами? – скорчила я кислую мину, кося глазом на наглого свина, точащего зубы о край журнального стола. Стол с хрустом крошился, Теодор смачно отплевывался. Ладно, этот стол мне все равно никогда не нравился.

– Извини, дорогая, не было возможности предупредить тебя. Но твой, хм, сожитель сказал, что, разумеется, ты не будешь возражать, если я остановлюсь у вас на пару дней.

– На пару? – в ужасе воскликнула я.

– Ну может, на три, на четыре. Мне надо решить тут кое-какие дела. Пока не знаю, сколько времени это займет.

– Ты что, с ума сошел? Ты зачем ей такое позволил? – зашипела я на Лешку, зажав его в коридоре.

– Настя, но это же твоя родственница. Как я мог ей отказать?

– Очень просто ты ей мог отказать. Я тебе сто раз про нее рассказывала, и ты мог понять, что она за человек. Какого черта ей понадобилось в Москве?

– Замуж она собралась, – захихикал Лешка.

– Куда?

– Замуж, ей в агентстве несколько кандидатур подобрали. Пока со всеми не перезнакомится, не уедет. Она мне тут уже коротко поведала, где раки зимуют.

– Мужики – скоты! – тоном, не допускающим возражений, вещала Марго. – Их надо брать за рога и вести прямиком в стойло. О нет, девочка моя, я давно не питаю никаких иллюзий. У меня, если так можно выразиться, интерес сугубо меркантильный. На многое не замахиваюсь, мне нужен крепко стоящий на ногах мужик. Квартира, дом, машина, работа. Раз в год в отпуск в Испанию, два раза в неделю качественный секс, остальное я и на стороне доберу. Чтобы все, как у людей. После сорока я созрела для семьи.

Лешка сидел как пришибленный и подозрительно косился в мою сторону. Я вяло кивала головой, потому что хорошо знала: просить тетушку угомониться – все равно что тушить пожар керосином.

– Сейчас три кандидата. Один – частнопрактикующий гинеколог, у второго свой автосервис, третий трудится на государство, но место теплое.

Сыто икнув, Марго щедро намазала на булочку икры и отправила кусок в жадно открытый рот Теодора. Свин не захотел ужинать на полу из миски. Вереща дурным голосом, он запросился к столу и теперь гордо восседал на коленях у хозяйки.

– Начать я решила с гинеколога. Видный мужик и еще не старый, всего шестьдесят. Вдовец, дети взрослые. Я ему сразу свои позиции обозначила – романтика мне ни в одно место не уперлась, у меня конкретный подход. Он одобрил.

– Так уж и одобрил? – вставил словечко Лешка.

– А что ты думаешь, милый? Думаешь, у баб бывает другой мотив? Особенно когда климакс не за горами. – Марго выразительно зыркнула в мою сторону. – Женщине устроиться надо. А уж она тебе под это любую философию обеспечит. Правда, Настька? Я просто честная. Ничего не скрываю. Умный мужик это ценит.

Лешка еще более подозрительно покосился на меня. Я отставила тарелку с недоеденным салатом, аппетит пропал, как и не было.

– Какое убожество вы тут развели! – Она брезгливо оглядела нашу гостиную, которой мы с Лешкой гордились чрезмерно. – С деньгами коли плохо, так нечего пыжиться, купили бы что-то простенькое, но со вкусом. А так, ни пойми что, потуги на роскошь.

Я изо всей силы пихала Лешку под столом, чтобы он не вздумал открывать рот, но он все-таки не сдержался.

– А нам, знаете, нравится, мы на свой вкус ориентировались.

– Ну это ваши проблемы, – равнодушно бросила Маргарита и, не сказав “спасибо”, небрежно встала из-за стола.

Не в силах далее терпеть этот беспредел, я проскользнула в спальню и залегла с кипой свежих журналов. Лешка сам выдал Маргоше гостевой комплект – постельное белье и банный халат.