Текст книги "Янычары. «Великолепный век» продолжается!"
Автор книги: Наталья Павлищева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Султанша умела убеждать…
Хамид-паша страшно переживал, но каяться к султану не пошел, видно, знала Михришах Султан о нем что-то такое, что заставило пашу быть покорным.
Но обнаружилась небольшая загвоздка. Французы не пожелали делать что-то без одобрения своего короля. Даже те, кто работал по приглашению Хамида-паши и был к нему весьма лоялен, хотели получить санкцию на поддержку будущего султана от имени Его Величества короля Людовика XVI. Они поступали верно, ведь, окажись втянутыми в заговор по собственной инициативе, сами и отвечали бы.
Без участия французских специалистов участие садразема становилось бессмысленным, а это ставило под угрозу и весь план. Конечно, можно бы все остановить, но заговорщики зашли уже слишком далеко и в своих действиях, и в надеждах на будущее. И все же они долго не могли решиться. Подтолкнуло известие о беременности любимой наложницы султана Айше Хатун.
Заручиться согласием французского короля можно было только с помощью личного обращения к нему шехзаде Селима. Это было смертельно опасно, но человек, переправлявший почту посольства, утверждал, что ее ни разу не проверяли. Попробовали просто отправить послание, в котором не было ни строчки о заговоре, просто переписка будущего правителя Османской империи с правителем Франции.
Король Людовик ответил, был любезен, заверял в искренней дружбе и поддержке всех начинаний. Ничего особенного, если бы и попались, обвинить не в чем.
Но никто не обвинил, обмен письмами прошел без малейшего замечания. И тогда после колебаний Михришах Султан убедила Селима в необходимости решающего шага. Шехзаде написал королю, сообщая о скорой смене власти и прося, чтобы французы поддержали Хамида-пашу.
Никто из заговорщиков не подозревал, что за человеком, который возил тайную дипломатическую почту, давно наблюдали люди главы султанской охраны Махмуд-бея. Они донесли, что гонец встречался с Михришах Султан, значит, снова повезет что-то во Францию. Не будь эта встреча тайной, вопросов не вызвала бы. Абдул-Хамид решил бы, что султанша тайно заказывает во Франции разные безделушки. Но именно таинственность, которой окружили отправление второго письма, заставила Махмуд-бея кое-что предпринять.
В порту была спровоцирована драка, в которой оказался замешан гонец. Он не был участником, но именно в него вцепился один из драчунов, в результате схватили и притащили в тюрьму всех. Во время всех этих событий письмо у гонца «пропало». Конечно, он искал, но сказать, что именно ищет, не смог.
Махмуд-бей, увидев печать шехзаде Селима, немедленно переправил послание султану. Текст привел Абдул-Хамида в негодование, но у него хватило разума успокоиться, прежде чем предпринимать какие-то шаги.
– Махмуд-бей, нужно узнать, кто из янычар стоит за этим. Шехзаде даже при поддержке Хамида-паши и французов без янычар ничего не сможет.
– Мне известно, Повелитель.
– Кто?
– Сам ага янычар Кубат. И кто его поддерживает, тоже знаю.
Султан не стал спрашивать откуда, знать все, что может угрожать безопасности Повелителя, – обязанность Махмуд-бея.
А сам бей не стал рассказывать, что одного из янычар не так давно поймали на игре в кости, причем играл он, делая крупные ставки. Люди бея позволили ему выиграть немного, потом подвели под страшный проигрыш и предложили выкупить себя, рассказав все, что знает о настроении в войске.
Наступила минута, когда янычар-предатель выдал все, что знал, и стал попросту не нужен, потому что на него косо поглядывали свои же. Главное – он назвал тех, кто участвовал в подготовке заговора вместе с Кубатом-агой. Понимая, что это смертный приговор и возвращаться в свою казарму ему нельзя, янычар потребовал большую сумму денег, чтобы бежать из Стамбула. Махмуд-бей, ненавидевший предателей, хотя и пользовавшийся их услугами, только кивнул.
Но вместо побега янычар-предатель угодил в яму. Понимая, что сейчас будет попросту засыпан живьем, он принялся кричать, призывая небеса в свидетели, что Махмуд-бей обманщик, обещал деньги, а сам расправляется с тем, кто ему помог. Бей подошел к краю ямы, спокойно пожал плечами:
– Я свои обещания всегда сдерживаю, держи свои деньги.
И бросил в яму большой кошель. Следом по знаку главы султанской охраны полетели комья земли. Янычар завыл-забился, стал бросаться на стены ямы, пытаясь выпрыгнуть или хотя бы зацепиться, умолял о пощаде, обещая вернуть все деньги и верно служить дальше… Его вопли и стоны долго доносились даже из-под земли, но потом стихли. Возле безымянной могилы до утра остались сидеть два стража, чтобы, упаси Аллах, никто не услышал криков предателя и не попытался откопать его.
На рассвете один из стражей не выдержал и шепотом предложил второму:
– Давай откопаем и заберем кошель с деньгами? Ему-то все равно уже, а нам пригодятся.
Сомневались долго, но потом взялись за заступы.
Предатель лежал, скрючившись, и вытащить кошель из его цепких мертвых пальцев оказалось не так-то просто. Пока это сделали, пока снова засыпали могилу, солнце давно поднялось в небо. Понимая, что их отсутствие вызовет ненужные вопросы, два стража наспех почистились и почти бегом отправились в казармы, решив поделить деньги позже. Кошель остался за пазухой одного из них.
И надо же было такому случиться, чтобы в неподходящий момент этот кошель выпал!
Через четверть часа преступники уже стояли на коленях перед Махмуд-беем. Выслушав объяснения, бей только поморщился:
– Туда же!
Ему некогда переживать из-за подлости этих двоих, погубивших себя из жадности.
– А деньги?
– Отдать нищим, больше толку будет.
Махмуд-бею действительно некогда – он занимался уже гонцом со странным письмом.
Началось расследование заговора, но в полной тайне, чтобы не спугнуть участников и не вызвать янычарский бунт раньше времени. Хитростью Махмуд-бея ага янычар Кубат был вызван во дворец, а его люди, которых назвал казненный предатель, почти все под благовидным предлогом собраны во дворе казармы. Двор, как молчаливые тени, окружили огромные дильсизы – личная охрана Повелителя. Считалось, что они немые, потому что никто не слышал от дильсизов ни звука, но так ли это, могли ответить два человека – Махмуд-бей и сам султан.
А дальше во дворе произошла расправа Абдул-Хамида над виновными янычарами.
Все это время Кубат-ага ждал в Тронном зале под неусыпным взором все тех же дильсизов, стоявших у дверей словно каменные изваяния. Агу янычар пригласили в Тронный зал и попросили подождать, мол, Повелитель сейчас будет. Поскольку ни Махмуд-бея, этого верного пса султана, ни кого-то другого в зале не было, Кубат-ага не стал беспокоиться.
Неужели султан что-то почувствовал и решил заключить с агой сделку? Для себя Кубат решил, что на сделку согласится, даже выдаст остальных участников, но только если Абдул-Хамид выполнит его условия. Конечно, эти требования касались особого положения янычарского войска и его, аги, тоже. А также щедрых даров и денежных выплат независимо от походов. Ну, и еще кое-что…
А Абдул-Хамид все не шел, и спросить, где султан, не у кого, дильсизы упорно делали вид, что они изваяны из камня, однако, когда ага шагнул к двери, два изваяния шагнули друг к другу, напрочь закрывая ему проход. Кубату стало не по себе, но он успокоился, решив, что этим двоим просто приказано стеречь Тронный зал, даже усмехнулся: а если султан о нем забудет, придется до утра стоять? Присел на ступеньку перед троном, насмешливо подумал, а не сесть ли на сам трон, но потом решил не рисковать, с этими двумя ему не справиться, а оружие у него отобрали, как всегда делали, когда допускали к трону. Пожалел, что отдал, без своего меча было неуютно.
Время текло медленно, потому, когда услышал знакомое «Дестур!» («Внимание!»), даже обрадовался. Оказалось – зря.
Михришах Султан первой узнала, что гонец не только не доставил письмо, но и вообще его лишился. У нее крепло ощущение, что это катастрофа.
Послала евнуха к Кубату-аге, но тот принес неприятные новости: Кубата-аги в казарме нет, зато там зачем-то собраны янычары.
– Ты не был во дворе?
– Нет, туда не пускают.
Больше ничего слуга не знал.
Второй слуга, отправленный к садразему, принес еще более страшное известие: Хамида-пашу вызвали во дворец, зачем – неизвестно.
Михришах Султан заметалась по своим покоям.
– А Селим?!
– Шехзаде в своих покоях, – спокойно сообщил евнух.
– Пусть немедленно придет.
Пока сын шел, передумала все, что угодно. С трудом дождалась, когда за служанками закроется дверь.
– Входи, лев мой, нам нужно срочно поговорить.
Селим уже знал о янычарах и Хамиде-паше. Михришах попыталась успокоить его, но скорее делала это для себя. Она твердила, что просто янычары начали бунтовать раньше времени, потому вызваны Кубат и Хамид-паша.
Сын покачал головой:
– Теперь уже все равно. Если султан узнает содержание письма к королю, то не спасет ничего.
– Как ты можешь так говорить?! Еще ничего не потеряно. Ты единственный наследник, другого нет. Абдул-Хамид тебя любит. В конце концов, что произошло, ведь заговор не случился, никто же не пострадал?
– Валиде, к чему это? К чему был весь этот заговор?
– Разве ты не понимаешь? Я желаю только одного – чтобы ты стал султаном, ты вполне достоин.
– А как же дядя, разве он не достоин?
– Абдул-Хамид просто вернулся бы в привычное для него место. Он так долго пробыл в Клетке, что не ощутил бы потери.
– Валиде, как вы можете так говорить?! Сколь неразумно я поддался на такие уговоры!
– Все, что я делаю, лев мой, я делаю только ради тебя.
– Не нужно больше ничего ради меня делать, прошу вас! Вы понимаете, что мне в лучшем случае грозит Клетка, в худшем – вообще меч палача?
– Этого не будет! Султану придется сначала казнить меня, чтобы добраться до тебя.
Селим усмехнулся:
– Вы полагаете, его это остановит?
Михришах схватила сына за руку:
– Тебе нужно немедленно бежать!
– Куда бежать?
– В Багдад… в Кабул… в Париж, наконец! Сегодня же. Я все организую.
Селим смотрел на мать чуть насмешливо:
– Успокойтесь уже, валиде. Жить всю жизнь, как принц Джем, скитаясь по чужим дворцам в чужих странах, я не буду, лучше уж меч палача.
– Нет, – взмолилась мать, – нет, ты не должен так говорить. Это несправедливо – умирать таким молодым и полным сил, и даже сидеть в Клетке тоже несправедливо для тебя.
– Для меня несправедливо? Но ведь дядя провел в этой Клетке почти сорок лет по воле моего отца. Это было справедливо?
– Когда твой отец взошел на престол, Абдул-Хамид уже сидел в Клетке.
– И отец выпустил брата? Нет, хотя прекрасно знал, каково это – сидеть в одиночестве. Нет, еще семнадцать лет отец правил, зная, что его родной брат томится взаперти.
– Далась тебе эта Клетка! Больше говорить не о чем?
– Теперь, пожалуй, не о чем, – кивнул Селим в сторону двери, из-за которой слышался шум и топот многих ног.
Дверь распахнулась, и на пороге появился начальник охраны султана Махмуд-бей.
Он склонился перед султаншей, не нашедшей нужным даже прикрыть лицо:
– Султанша… Шехзаде, Повелитель прислал меня за вами.
– В Клетку или сразу в тюрьму?
Махмуд-бей покачал головой:
– Нет, пока нет. Султан желает поговорить с вами. – И тихонько добавил: – Если будете разумны, то…
Селим едва заметно усмехнулся. Будь он разумным, не оказался бы в такой ситуации.
– Селим?.. – ахнула Михришах Султан.
– За свои поступки надо отвечать, валиде.
Глядя вслед сыну, Михришах застонала и без сил опустилась на диван. Ей показалось, что видит своего обожаемого мальчика в последний раз.
«Я убью его, если он посмеет тронуть моего сына!» – решила женщина, забыв о том, что еще вчера сама делала все, чтобы свергнуть султана.
А шехзаде Селим пока ехал во дворец.
Махмуд-бей сделал все, чтобы доставка шехзаде к Повелителю не выглядела арестом, их сопровождала только пара охранников, хотя недовольных янычар в городе было предостаточно, при желании Селим вполне мог попросту сбежать. От умного юноши не укрылось напряжение, в котором находился Махмуд-бей, но он не сделал ни единого неверного движения.
Бежать? Но зачем и куда? Бежать – значило оказаться в руках людей мелких и недостойных и при этом вне закона. Верно говорят: предавший единожды предаст еще много раз. Разве он мог довериться янычарам после того, что произошло?
Перекупили одного, перекупят и других.
Нет, если уж добиваться трона, то открыто. Хотя какая теперь разница, вздохнул Селим.
Топкапы замер…
Стамбул замер…
Империя притихла…
Случилось невероятное – раскрыт заговор против султана, в котором принимал участие первый (и пока единственный) наследник трона шехзаде Селим! Но не сам заговор (сколько их было и сколько еще будет!), даже не его разоблачение потрясло всех, а то, как султан наказал виновных.
Прежде всего, он сам явился к янычарам. Это было необычно и очень опасно для султана. Янычары решили, что Повелитель пришел просить мира, а потому собирались во дворе, насмешливо ухмыляясь. Абдул-Хамид ждал молча, на его лице не отразилось ни единого чувства, оно было спокойным и почти безмятежным. Это несколько сбило спесь янычар, однако они все равно чувствовали себя уверенно.
Окинув взглядом толпу из двух десятков вооруженных воинов, которые запросто могли его растерзать, Абдул-Хамид вдруг усмехнулся и начал говорить. Сначала негромко, почти шипя, что вынудило янычар затихнуть, чтобы расслышать слова Повелителя.
– Мое войско недовольно мной… Молчать!.. Мое войско недовольно мной, но вместо того, чтобы отправить к Повелителю своего агу и изложить причины недовольства, оно начинает бунтовать и организовывать заговор?!
Голос перерос почти в рык и вдруг снова стал тихим, но это было шипение аспида перед жертвой:
– Вам неизвестно, что я стал султаном по воле Аллаха?
Абдул-Хамид говорил вкрадчиво и угрожающе одновременно.
– Вам неизвестно, сколько лет я, послушный Его воле, ждал и терпел, чтобы стать Его Тенью на Земле?! – Голос снова громыхал на весь двор, и вот эти переходы от вкрадчивого шипения к гневу были особенно страшны.
Кто из янычар не помнил, сколько всего перенес в своей Клетке нынешний султан, прежде чем сесть на трон Османов?
– Вы?! Вы выступаете против воли Аллаха?! Вы, ничтожества, недостойные стирать пыль с ног настоящих ревнителей веры, смеете оспаривать эту волю?!
Стая ворон испуганно взмыла в небо, потому что теперь султанский голос громыхал на весь двор. Янычары обомлели, никто никогда не слышал от Абдул-Хамида повышенного тона, все знали, что султан добр, мягок, а следовательно, слаб. И вдруг такое…
– Требуете награды вы, неспособные одержать ни единой победы?!
Обомлел даже верный Махмуд-бей, глава султанской охраны.
– Сложить оружие! Мы не уверены, что вы все его достойны!
Воины замешкались, что вызвало новый приступ гнева:
– На колени, неверные! На колени!
Янычары, словно против своей воли, послушно опустились на колени, протягивая обходившим их дильсизам свои сабли. Такого давно никто не видел, если видели вообще, – янычары, гроза империи, сдавали свое оружие по приказу Повелителя, которого еще час назад считали слабым и никчемным.
Дождавшись, пока находившиеся во дворе будут разоружены, Абдул-Хамид снова навис над стоявшими на коленях янычарами:
– Ваши зачинщики ответят за свой бунт против Аллаха.
Это мгновенно родило надежду в сердцах янычар – ответят зачинщики, значит, им, кроме вот этого унижения, уже ничего не грозит? Глава охраны Махмуд-бей тревожно покосился на султана: неужели все обойдется вот этим внушением? Но опустившие сейчас головы янычары завтра поднимут их снова и тогда больше не сложат оружие по первому рыку своего Повелителя. Люди с оружием унижения не прощают, надо хотя бы в тюрьму пару десятков самых активных кинуть, чтобы остальные на время присмирели. Или Абдул-Хамид рассчитывает, что их испуга хватит надолго?
Видимо, и янычары почувствовали облегчение, кое-кто начал исподлобья насмешливо коситься на султана, мол, это все, на что его хватило? Пусть у них забрали сабли, но это не единственные, есть еще боевые, те, с которыми не страшно будет пойти против султана, который только и умеет, что изредка попугать.
И тут снова произошло то, чего не ожидали даже дильсизы и Махмуд-бей. Султан снова повысил голос до гневного:
– Но и вы ответите тоже!
Резко развернувшись, пока не опомнились стоявшие на коленях, Абдул-Хамид сделал знак Махмуд-бею, тот скорее по привычке, чем осознанно, повторил приказ своим вооруженным людям, и… удары мечей посыпались на шеи и спины возопивших янычар. Кто-то попытался прорваться к сложенному перед султаном оружию. Дильсизы, окружившие Повелителя плотным кольцом, на мгновение растерялись, и тут сам Абдул-Хамид снова совершил то, чего от него не ожидали: не успела охрана опомниться, как меч султана отсек руку янычара, протянувшуюся к сабле!
Как в этом грохоте, криках и мешанине из тел остальные сумели разглядеть то, что произошло, неизвестно, но все вмиг затихло. Янычары прекратили сопротивление. Абдул-Хамид вложил свой меч в ножны и, круто развернувшись, отправился прочь со двора. Бойня продолжилась уже без него. Никто не попросил пощады, но никто и не был прощен. Все находившиеся во дворе янычары оказались казнены, их головы выставлены на всеобщее обозрение, а народу прочитан фирман о заговоре и попытке совершить переворот:
«…волей Аллаха мы остались живы, уничтожив тех, кто восстал против Его воли!..»
Заговор никого не удивил, мало ли их было? И участие в нем янычар тоже не удивило. Теперь все ждали, как султан накажет зачинщиков. По городу ходили слухи, что один из зачинщиков – наследник престола шехзаде Селим, а еще его валиде.
– И великий визирь Халил Хамид-паша тоже…
– И еще много кто…
– И чего своей очереди не дождаться, ведь Повелитель вон сколько лет ждал…
– …и был вознагражден Всевышним за проявленное терпение…
– Давно было пора наказать этих янычар…
Город, чувствовавший, что янычары вот-вот перевернут свои котлы и начнется бунт с погромами, был попросту благодарен султану, опередившему свое неистовое войско.
Любой бунт янычар вызывал не только свержение султана и возведение на престол нового, но прежде всего разграбление города. В такие дни жители Стамбула, купцы, все от мала до велика прятались по своим норам, чтобы только не оказаться разоренными, не сгореть и не быть убитыми неистовой толпой, которой все равно, кто ты.
Вернее, не все равно – прежде всего грабили лавки самых богатых купцов, разоряли еврейские и христианские дома, святыни, убивали иноверцев. Не из-за веры, просто потому, что убийство иноверца не каралось в отличие от правоверного.
Но и мусульманам доставалось, кто не успел спрятать, увезти свое добро, лишался его в одночасье. Полыхали дома и целые районы города, кричали обездоленные, обнищавшие из-за погромов люди, на улицах валялись трупы тех, кто посмел защищать свое добро, во время бунта и на несколько недель после него Стамбул становился адом.
Потому, хоть и были янычары единоверцами, их гнева боялись иногда больше султанского. Султанский касался избранных, а бездумный бунт вооруженной толпы, представлявшей страшную темную силу, сметал на своем пути все.
На сей раз султан Абдул-Хамид успел предотвратить бунт, пресек его в самом начале, жестоко наказал янычар, чего от мягкого и богобоязненного Повелителя никто не ожидал, и Стамбул ему благодарен.
Оставалось наказать зачинщиков. Однако бунта не было, то, что султан успел пресечь его в самом зародыше, оставляло участникам заговора надежду, что все янычарами и обойдется. Потому вызванный к Повелителю садразем Халил Хамид-паша шел в Тронный зал почти спокойно. Вернее, сердце давно упало в пятки, но великий визирь старательно скрывал это от всех. Надежда умирает последней, а надежда у него была.
Султан Абдул-Хамид сам выбрал Хамида-пашу на роль великого визиря, вытащив из провинции, доверял, считал правой рукой. Если Кубат-ага не начнет выдавать соратников по заговору, то все может обойтись. Повелитель уже наказал янычар, он может наказать и их агу, но не узнать об остальных. Хамид-паша только на это и надеялся, иначе оправдываться перед султаном ему будет нечем.
В Тронный зал он вошел почти уверенным шагом и тут же замер, потому что сам Абдул-Хамид сидел на троне, опираясь локтем о колено, и разглядывал стоявшего безоружным со склоненной головой и без своей шапки агу янычар. Неужели Кубат-ага начал выдавать сообщников? Сердце великого визиря ухнуло вниз, едва начав подниматься.
– Повелитель… – склонил голову Хамид-паша, когда за ним закрылись двери зала.
Султан жестом показал великому визирю, чтобы тот встал рядом с Кубатом-агой. Это не означало ничего хорошего, но Хамид-паша встал. Теперь Абдул-Хамид разглядывал обоих, все так же молча и внимательно. Садразем заерзал, пытаясь понять, что бы это значило.
Они почти ровесники – садразем и ага янычар, обоим за сорок, но один темноволосый, невысокий, с тонким умным лицом, второй – высокий, крепкий, светловолосый, в его зеленых глазах больше решительности, чем раздумий. Так и должно быть, ведь турок возглавляет визирей империи, а когда-то попавший в Стамбул по девширме босняк – ага янычар.
Абдул-Хамид разглядывал их и пытался понять, что объединило таких разных людей. Едва ли меж ними полное согласие, ведь Хамид-паша всегда слыл единомышленником султана, привлекая в страну многочисленных иностранных специалистов, приветствуя французских инженеров и военных экспертов, им организовано военно-инженерное училище Мюхендисхане-и-Хумаюн, где преподают французы, он ратовал за реорганизацию армии и в то же время за мир с Россией, потому что нынешняя армия к большой войне не готова.
Кубат-ага, наоборот, сторонник сохранения янычарского войска в прежнем его виде, он терпеть не может иностранцев, особенно военных, считая их привлечение предательством, и всегда готов воевать даже против России, даже понимая, что потеряет большую часть своих подопечных.
Но эти двое объединились с третьим – единственным на тот день наследником престола шехзаде Селимом, столь не похожим ни на садразема, ни на агу янычар, да еще и решили воспользоваться помощью короля Франции Людовика XVI, только бы свергнуть его, Абдул-Хамида? Он понимал Селима – мальчишку, которому не терпится опоясаться мечом Османов и которому к тому же со всех сторон нашептывают в уши, что пора брать власть, даже если к ней не готов. Абдул-Хамид понимал даже Кубата, ведь янычары ненавидели его самого с первой минуты восхождения на престол, как только поняли, что никаких подарков, поблажек или подачек со стороны султана не предвидится.
Но Абдул-Хамид не понимал Халила Хамида-пашу, которого вытащил из провинции и сделал сначала заместителем садразема, а потом и великим визирем, с которым обсуждал все реформы и был един в мыслях и устремлениях. Оказывается, не един, оказывается, юный Селим для Хамида-паши был бы более удобен.
Вот он стоит, беспокойно перетаптываясь с ноги на ногу в ожидании султанской воли…
Нет, скорее пытается понять, что знает и чего пока не знает Абдул-Хамид, выдал ли его Кубат-ага, не проболтался ли случайно шехзаде Селим.
– Ничего не хотите мне рассказать?
Визирь и ага только переглянулись, словно бы в недоумении. Дильсиз у двери кивнул Повелителю, словно подавая какой-то знак. В ответ Абдул-Хамид кивнул.
Кубат, который стоял подле трона уже больше часа, пока султан куда-то удалялся, напрягся. Садразем тоже, сердце противно заныло, тем более султан встал, протянул руку в сторону, ближайший охранник вложил в нее какие-то листы.
Нет, не какие-то… Сердце Хамида-паши заныло уже не на шутку, он знал, что́ именно на этих листах – это переписка шехзаде Селима с королем Франции. И в этой переписке было сообщение о готовящемся заговоре с просьбой французским военным поддержать. Такое письмо было крайне неразумно, Хамид-паша предупреждал шехзаде, чтобы тот не доверял письмам, да и зачем просить короля, если военные тесно сотрудничают с самим великим визирем.
Вообще привлекать французов было опасно, без санкции своего правителя они поддерживать переворот не имели права, а получив такое разрешение, вполне могли выдать сведения о подготовке заговора.
До выдачи дело не дошло – люди султана узнали тайну раньше, чем о ней осведомили короля. Листы в руке султана означали, что пришел конец всем заговорам. Кубат-ага этого еще не понял и смотрел вопросительно.
– Кубат-ага, я только что казнил немало твоих людей за участие в заговоре против воли Аллаха.
Глаза главы янычар вопреки его воле вытаращились, он пытался что-то сказать и не мог.
– Мы опоясаны мечом Османов по воле Аллаха, и не янычарам оспаривать эту волю. У тебя больше нет тех, кто сегодня был в казармах, а те, кто оставался дома, будут казнены там.
В этот момент двери Тронного зала открылись и в него вошел шехзаде Селим в сопровождении Махмуд-бея. Сердце Халила Хамида-паши даже не стало ухать вниз или подниматься. Оно замерло в ожидании тяжелой участи. Что это будет – ссылка, казнь? Визирь незаметно вздохнул – что ж, за дело. Заговорщики никогда не оставались безнаказанными, если заговоры раскрывали.
Махмуд-бей провел Селима в Тронный зал, который в этот раз был почти пуст. Кроме самого Повелителя там находились главные заговорщики – великий визирь Халил Хамид-паша и ага янычар Кубат. Мрачные немые дильсизы застыли у дверей, и Махмуд-бей – позади султана.
Огромные двери за спиной Селима закрылись, как всегда, беззвучно, отрезая Тронный зал от внешнего мира. «И от самой жизни?» – невольно подумал шехзаде.
Султан стоял, пристально рассматривая великого визиря. Селим остановился в паре шагов от двери, склонив голову:
– Повелитель…
Абдул-Хамид своей головы в его сторону не повернул, зато протянул листы бумаги, которые держал в руке:
– Шехзаде объяснит, почему счел возможным вести переписку с королем Франции за моей спиной? И что за заговор, в котором шехзаде и его сообщники просят французского короля помочь?
Селим опустил голову еще ниже. Что он мог сказать в свое оправдание, что не хотел ничего дурного для самого султана? Но вот стоит Кубат, который опровергнет эти слова, ведь главным условием участия янычар было свержение Абдул-Хамида.
И что переписка велась без его ведома, тоже сказать не может – тогда возразит великий визирь.
Но, даже имея такую возможность, Селим не стал бы лгать, это недостойно. Если сделал – умей ответить за свой поступок. Сожалел ли он? Нет. Боялся? Тоже нет, потому что бояться, когда над твоей головой занесен меч (и справедливо занесен), бессмысленно.
– Мы виноваты перед вами, Повелитель, но у нас не было дурных мыслей о нашей родине.
– А я, значит, для этой родины не гожусь? Что не так, а, Хамид-паша? Волей Аллаха я провел столько лет в Клетке, а потом его же волей стал султаном Османов. Вы оспариваете волю Всевышнего?
– Повелитель, единственным нашим желанием было…
Но что сказать дальше, визирь просто не знал, а потому замялся. Султан ждал, насмешливо глядя на своего ставленника. Так и не дождавшись, повернулся к Кубату:
– А янычары чем недовольны?
– Нарушением наших традиций, Повелитель. – В отличие от Хамида-паши, Кубат не боялся смерти и чувствовал себя уверенно.
– Каких традиций? Идти в бой с саблями против ружей? Носить неудобную для нынешних походов форму? Проигрывать одно сражение за другим и терпеть поражение в каждом походе никогда не было традицией Османов! Вы требуете подарки, но при этом не можете выстоять против русских. Не потому, что слабы или никчемны, а потому, что не хотите воевать по-новому. Янычарское войско, не желая меняться, становится небоеспособным и ненужным. Что вам остается – свергать султанов?
Он сделал жест Махмуд-бею, тот повторил жест дильсизам, и через мгновение Кубат уже был в их крепких руках.
– За меня отомстят, Повелитель! Янычары не простят моей казни! – Последнее слово глава янычар выкрикивал уже за дверью, его выволокли в боковой коридор, и почти сразу послышалось хрипение вместо криков.
Абдул-Хамид процедил сквозь зубы: «Увидим…» и повернулся к Халилу Хамиду-паше:
– Хамид-паша, я сделал тебя великим визирем в надежде, что ты будешь моей правой рукой, моим помощником в деле реформ. Но ты использовал данную тебе власть против меня же. Зачем тебе этот мальчик на троне? – султан кивнул на стоявшего молча Селима. – Янычарам он нужен, чтобы сделать игрушкой в своих руках, Михришах Султан – чтобы стать валиде, но тебе зачем? Ты же прекрасно понимаешь, что Селиму не позволили бы совершить и десятой доли того, что мы с тобой задумали, Кубат и его люди попросту прекратили бы все.
Садразем молчал, опустив голову. Ему самому все произошедшее казалось наваждением. Все, что делалось с участием французов, с их помощью, было согласовано, больше того – задумано вместе с султаном. Абдул-Хамид не только не противился, но и всячески участвовал в изменениях, происходивших в стране, приветствовал иностранных специалистов в Стамбуле.
Визирь спрашивал себя, зачем поддался на уговоры Михришах Султан, но ответа не находил.
– Ты не учел одного: у шехзаде Селима, неважно, станет он султаном или нет, не будет детей. Это особенность его здоровья. Да-да, не смотри на меня так, не только у его матери, но и у меня есть свои люди всюду. Так, Селим? Я сказал правду?
Шехзаде кивнул, не в состоянии вымолвить слово. Оказывается, дяде известно и это тоже!
– Сядь он на трон, наследника не осталось бы вообще. Что тогда? Ты этого хотел? Вы твердите о благе страны, но делаете все, чтобы ее развалить! Я сделал тебя великим визирем и доверил тебе государственную печать, но ты, связавшись с французским королем, предал и меня, и государство.
Голос султана уже громыхал. Это было настолько непривычно, что Хамид-паша и Селим, никогда не слышавшие от Повелителя громкого звука, обомлели. А Махмуд-бей снова сделал знак дильсизам, которые шагнули ближе к визирю.
– Повелитель?! – ахнули Хамид-паша и Селим в один голос.
Разумом они понимали, что возможен такой финал, но верить в это не хотелось.
Абдул-Хамид сделал жест, останавливая охранников, те замерли, словно псы, выследившие добычу.
– Я доверился тебе, мне тебя и наказывать.
А дальше произошло то, чего не ожидал даже Махмуд-бей, знавший султана лучше остальных. Абдул-Хамид вдруг вытянул меч из ножен и одним резким ударом… снес голову Хамиду-паше!
Селим стоял, не в силах оторвать глаз от крови, заливающей ковер. Но даже страха перед предстоящей собственной казнью не было, настолько его потрясло собственноручное исполнение приговора дядей.
– Запомни эту сцену, Селим. Единожды предавший предаст снова, такого нужно уничтожить. И сделать это самому. Тот, кто вынес приговор, должен его исполнить. – Абдул-Хамид вытер клинок о полу собственного халата, вложил меч в ножны и бросил так и стоявшему столбом племяннику:
