Текст книги "Княгиня Ольга"

Автор книги: Наталья Павлищева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 13

Наконец тронулись от Витичева вниз в сторону Ржева, к Варяжскому острову.

В устье реки Трубеж за громадой Змиевых валов едва виднелся Переславль, а справа над рекой нависала гора Заруб. С нее были хорошо видны окрестности, и здесь подождали отставших. Плыли пока еще по своим землям, а потому не слишком беспокоились. Дальше по степи прошли еще мимо Канева и Родня до устья Сулы, где последняя безопасная гавань Воинская Гребля. Впереди были пороги и степь со всеми ее угрозами. Кочевники могли притаиться за любым кустом, в каждых зарослях камыша, в каждой балке. Люди тревожно вглядывались в берега, ожидая появления степняков. Славяне всегда пытались защититься от их набегов, как могли. Вон Змиевы валы в незапамятные времена выкопали, хотя говорят, что это еще змий, запряженный древними воинами в плуг, вспахал, да так и помер за работой. Похоже, уж очень высоки да длинны. Валы валами, а ухо держи востро да лук со стрелами наготове.

Тяжелее всего было на днепровских порогах. Первый из них звали Иссупи, то есть Не спи. Как тут заснешь? Река в этом месте узкая, а посередине обрывистые острые скалы выступают из воды островами. Из-за грохота водяных струй, то набегающих на скалы, то падающих вниз, не слышно людских криков. Пришлось высадиться на берег и пойти пешком. У каждой ладьи остались по нескольку человек, раздевшись догола, осторожно протащили их вдоль самого берега. У следующего порога, Улворси, или Островунипрах, все повторилось, снова сходили на берег, снова люди перетаскивали ладьи мимо камней, стоя по пояс в воде. Третий не зря звали Геландри, то есть Шумный, а у четвертого Айфор, значит Неясыть, пришлось выносить на берег и все вещи, слишком тяжело тащить. Остальные пороги – Варуфорос, или Вулнипрах, Леанди, или Веручи, Кипящая вода и последний Струкун, или Напрези (Малый порог), проходили уже привычно. Но к вечеру с ног валились все: и те, кто тащил ладьи, и те, кто то и дело высаживался на берег, боясь с одной стороны, ревущей воды, а с другой – нападения степняков, и те, кто их защищал.

Никому не показалось лишним принести жертвы богам на острове Хортица у огромного дуба. Едва живая от усталости княгиня молча наблюдала, как дружинники князя рубили голову петуху. Бедной птице выпало быть принесенной в жертву Перуну. Купцы больше толпились у идола Волоса, своего бога скотницы – казны и богатства.

Глава 14

Какой он, византийский император Роман Лакапин? Ольге рассказали, что Роман стал сначала регентом при своем зяте Константине, а потом объявил себя кесарем, отстранив зятя от власти окончательно. «Василеопатр»… это слово почему-то насмешило княгиню, а ее смех испугал купца-грека, рассказывавшего о малолетнем Константине Багрянородном, его нелепой женитьбе и претендентах на власть. Ольга поняла, что в самой Византии надо держать свои мысли при себе.

Она смотрела на воду, струящуюся вдоль борта ладьи, на белые облачка на горизонте и при этом внимательно слушала рассказы о правителях Царьграда и их непростых взаимоотношениях. А где просто? Власть всюду требует жертв и осмотрительности.

Отец Константина Багрянородного император Лев сделал своего сына соправителем, когда ему было всего три года. Ольга помнила, об этом рассказывал еще Карл, князь Олег воевал Царьград как раз в те времена. Императоры делали наследников своими соправителями еще при жизни, чтобы после их смерти не разгоралась вражда за трон. Что ж, разумно, если сын не один, то тяжело разобраться между собой. Только не очень помогало это и византийским василевсам. Вместо Константина правил сначала патриарх Николай Мистик, потом мать маленького императора Зоя Карвонопсида, но не так давно бедолагу женили на дочери другария византийского флота Романа Лакапина. Ольга удивлялась, Константину и пятнадцати не было, рано жену брать. Грек только усмехнулся: мол, кто ж его спрашивал? Роман стал василеопатром, отодвинув в сторону зятя. Почему? У тестя сила, у зятя пока только ум. Он молод, ума для того, чтобы править, маловато. Ольга соглашалась, но ум даст со временем и силу.

Но на трон Царьграда претендовал еще и болгарский царь Симеон. «Он-то почему?» – удивлялась Ольга. Ей объясняли, что Симеон был воспитан в Константинополе, целых десять лет провел в Магнаврской школе, его даже звали полугреком. Он стал царем болгар по воле своего отца Бориса, который сначала добровольно отказался от власти, уйдя в монастырь, а потом вдруг вернулся, ослепил своего сына Владимира и сделал наследником Симеона. «За что?!» – ужасалась княгиня. Борис ввел христианство в своей стране по требованию Византии, потом жестоко подавлял мятежи против него, а когда ушел в монастырь, его сын Владимир попытался вернуть в страну язычество. Это грозило Болгарии большими бедствиями со стороны Византии, и Борис предпочел погубить собственного сына, отдав власть третьему по счету, воспитанному в Константинополе Симеону. Но Симеон уже через год стал воевать с Византией и воюет до сих пор. Он даже смог заключить с ромеями договор о браке между Константином и своей дочерью, чтобы самому сесть на константинопольский престол. Но вернувшаяся из ссылки мать Константина этот договор расторгла. Болгария сильна, очень сильна, а Симеон хорошо знает слабые места своих противников. Роману тяжело держать оборону против грозного болгарского царя.

Ольга раздумывала о непрочности власти. Даже оставленный правителем Константин пока беспомощен, как ягненок. С одной стороны, Роман, у которого сила армии Византии, с другой – болгарский царь Симеон, взяв Константинополь, он вряд ли оставит теперь жизнь Константину, тот станет ему не нужен в зятья. Но и сам Роман тоже непрочно сидит. Не только в Симеоне дело, свои же могут сбросить. Княгиня вспоминала князя Олега, столько лет воспитывавшего малолетнего Игоря, думала о том, как сложится все в Киеве дальше. У князя Игоря нет наследника, кто станет править, случись с ним что? Как сделать власть прочной? Для этого мало быть наследником, нужна и крепкая дружина, и власть не только в стольном граде, а по всей земле. Когда князь Игорь не слишком удачно ходил через хазар, Ольга в полной мере почувствовала опасность малейшей слабины со стороны киевского князя. И тут поняла, что нельзя сидеть только в Киеве или ходить в полюдье каждую зиму. Когда князь в полюдье, Киев почти беззащитен, когда сидит в Киеве, те же древляне сами по себе. Как этого избежать? Надеялась, что в разумном Царьграде найдутся ответы на эти вопросы, но и у них непорядок….

Глава 15

Патриарху Николаю Мистику донесли, что со стороны русов в составе купеческого каравана прибыла жена князя Игоря княгиня Ольга. Остановилась вместе со всеми на подворье Святого Маманта. Патриарх удивился, такого еще не бывало, чтобы жена князя приплыла одна, да еще и не требовала себе парадной встречи. Зачем она здесь?

Николаю доложили, что Ольга одна из трех жен князя русов, славится своим умом и хозяйственностью, знает греческий, родом варяжка, детей от князя нет. Прибыла в Константинополь, чтобы самой познакомиться с тем, как управляется огромная империя, чему-то научиться. Патриарх усмехнулся, учиться, конечно, хорошо, но кто же ей станет раскрывать все тайны? Русь хотя и союзник, но Византия уже имеет горький опыт. «Одного научили», – вздохнул Николай Мистик, вспомнив Симеона. Но, немного поразмыслив, он все же решил встретиться с княгиней, кто знает, какие семена бросит она в почву отношений Константинополя с Киевом… Иногда то, чего не могут мужчины, сможет одна-единственная женщина. Правда, чаще это ведет к вражде и войнам, но бывают исключения.

Подворье Святого Маманта находится за городскими стенами: опасаясь за свою столицу, император Лев записал в договоре с князем Олегом, что купцы имеют право входить в город только безоружными и небольшими группами. Конечно, отсутствие оружия приводило к грабежам русских, но они хорошо знали, куда ходить не стоит, и ссоры возникали не так часто. Как будет передвигаться княгиня? Ее охране нужно оружие. Патриарх распорядился выделить киевской княгине охрану из числа императорской. Они варяги и поймут друг дружку быстро.

Ольгу удивило, насколько быстро все прознали греки и позаботились о ее охране. Добромир, часто ходивший в Царьград, усмехнулся:

– Они, княгиня, не тебя защищают, а себя. Это чтобы знать, куда ты пойдешь. А про твой приезд известно от чиновников, они же нас в первый день переписали. Смотри, греки тебя не пустят, куда не нужно.

Ольга кивнула:

– Да и пусть, сама не пойду. Мне, главное, понять, как управляются.

Добромир только головой покачал, ну и женщина! Другие сидят в теремах, носа за двор не выказывая, а эта вон куда поплыла. Говорят, у нее и в Вышгороде свой порядок лучше киевского. Для себя решил, что на следующий год товар возьмет у княгини, хотя ту и не обманешь, цены сама увидит нынче, но она теперь знает, каким трудом достается это плаванье.

Патриарх Николай Мистик вопреки собственному решению не стал встречаться с русской княгиней, только приставил к ней своих людей, чтоб показывали, что спросит, и наблюдали заодно. Каждый вечер к нему на доклад приходили двое: Феофил и Ираклий, и рассказывали странные вещи. Княгиня не просто умна, она разумна, вникает во все, что видит вокруг. Ее интересует не просто устройство империи, а то, как управляют ремесленниками и купцами, как образуются цены, как распределяется выгода… Княгиня ничего не спрашивает об армии и оружии, не интересуется вопросами веры.

Последнее замечание не очень понравилось патриарху, зато натолкнуло его на мысль попытаться убедить княгиню Ольгу принять у себя в Киеве священников из Византии. Там уже есть христиане, пусть направленные Константинополем священники проповедуют святое учение среди язычников. Он, конечно, помнил, как бесследно сгинули в языческой массе славян отправленные с Аскольдом проповедники, но продолжать все равно надо. Княгиня живет отдельно от князя в Вышгороде. Это хорошо, пусть из Вышгорода начнется проповедование. Патриарх распорядился подобрать подходящих людей, числом с десяток, он потом сам подумает, кого и сколько посылать. А в качестве приманки стоит пригласить разумную княгиню на прием к императору, женщины, даже самые разумные, больше падки на внешний блеск, чем мужчины. Пусть посмотрит, как можно жить, как ее могут принимать, если станет христианкой.

Сам Роман не возражал, ему тоже донесли, что киевская княгиня разумна, а главное, красива. Красивых женщин, да еще и умеющих думать, Лакапин любил, он согласно кивнул головой: «Пусть придет». Конечно, прием не будет организован для нее лично, слишком много чести, да и прибыла она почти инкогнито, но на ближайший день в Большой дворец пригласить можно.

А патриарх уже подобрал священника, который не просто должен последовать за русской княгиней в далекий Киев, но стать там ее духовным наставником, привести княгиню к истинной вере. Таким, по мнению Николая Мистика, вполне мог стать священник Григорий.

Ольга ничего не имела против присутствия рядом с ней Григория, тот умен и может многое толком объяснить.

Объяснять действительно пришлось, и делать это оказалось весьма тяжело. Пытливый ум молодой княгини легко продирался сквозь пышные витиеватые речи чиновников, Ольга замечала, что за красивым фасадом старая прохудившаяся внутренность. Особенно тяжело Григорию было, когда княгиня начинала задавать вопросы про власть и ее переход от одного императора к другому. Говорить, что есть, нельзя, а лгать или замалчивать русская архонтесса не позволяла, как и уходить от ответа.

Власть богоданная, то есть данная Богом. Но на земле все от богов, значит, и власть тоже? Император Византии облечен божественной властью, он равен богу на земле. Но он император Византии, а как же для других земель? Византия самая могущественная страна, поэтому ее император самый могущественный. А если найдется кто-то, кто победит Византию? Например, если болгарскому царю Симеону удастся разбить войска Романа Лакапина, он станет богом на троне, ведь он тоже венчан на царствие? Куда смотрел Бог, когда венчали императорской короной Михаила Пьяницу, когда власть захватывали? Ольга осторожно не уточнила, кто именно, понимая, что если прозвучит имя Романа Лакапина, ей не поздоровится. Но и этих вопросов хватило, чтобы Григорий в ужасе перекрестился, с такой подопечной недолго и на плаху угодить.

То, что недоговаривал священник, княгиня понимала сама. Императоры такие же люди, как и князья, например, они тоже борются за власть, женятся, едят и пьют, любят и ненавидят… Но их пребывание на троне освящено патриархом. Ольга спрашивала: «Патриарх главнее императора?» И снова вызывала тихую панику в душе у Григория: «Нет, император священен». – «Но ведь патриарх может и не венчать на царствие?» – «Не может». – «Почему?» – «В происходящем воля Божья, если будет таковая, то человека венчают, а нет, так и не получит трон, сколько бы ни желал». Снова и снова переспрашивала княгиня, зачем тогда венчать, ведь если воля Божья, то власть будет и без патриарха? Чтоб все остальные видели, кого избрал Господь своей волей. Ольга задумалась, Божья воля не всегда выбирает самого лучшего, позволяет власть отбирать, как это сделал Роман у своего зятя… Почему? Сама себе отвечала: отобрал, потому что Константин молод и слаб. «Значит, Господь помогает сильным?» Вопрос снова ставил в тупик священника. Тот отвечал: «Достойным». – «Чем Роман достойнее Константина?» Григорий начинал сердиться на дотошность русской архонтессы, она желала понять разумом, а он пробовал научить верить. Верить в Божий промысел, в правильность его воли, научиться вообще не задумываться, правильно что-либо или нет, ведь пути Господни неисповедимы. Он лучше знает, что для людей хорошо, а что плохо. Он заботится о душах, а человек о бренном теле.

Долгие тяжелые разговоры выматывали священника так, что он готов был признать свое поражение в просвещении архонтессы. Знал бы, что его ждет в Киеве, отказался бы заранее. Ольга еще сотни раз будет спорить и возвращаться к одним и тем же вопросам, пока наконец не поверит сама душой, а не разумом.

Уже во время первого приема княгиня поняла, что Романа Лакапина меньше всего волнует устройство и благосостояние далекого Киева, он больше озабочен собственными делами. Есть почему. На Византию наседает Болгария, там у власти воспитанный в Константинополе Симеон, третий сын князя Бориса. Казалось, болгарский царь должен, напротив, поклоняться Византии, но у Симеона были свои виды на Большой Константинопольский дворец, во время предыдущей войны он заставил византийцев подписать договор, по которому Константин должен был жениться на дочери Симеона. Но вернувшаяся из ссылки мать императора Зоя этот договор разорвала, Константин женился на дочери Романа Лакапина и передал в руки тестя правление огромной империей. Передал, как говорят, добровольно, объявив, что тот благомысленнейший и вернейший, что заменил ему отца… Вернейший Константина тут же от власти отодвинул совсем и, похоже, возвращать не собирался.

Романа больше беспокоила Болгария и гораздо меньше собственный зять и какая-то русская архонтесса. Она красива и умна, но это только женщина. Женщины могут привести к трону, если они высокородны, но Романа не интересовала власть в далеком Киеве. Он был готов наладить отношения с сильной, хотя и далекой страной и использовать ее силу в своих целях, но не более. Впрочем, саму княгиню русов император согласен посадить рядом с собой на трон. На время. Пока не надоест.

Ольга жалела Константина, с детства оказавшегося игрушкой в руках тех, кто использовал его в борьбе за власть, наверное, вспоминала себя, юной девочкой попавшей в княжеский терем и ставшей никому не нужной. Она тогда смогла выстоять, а Константин так и остался разменной монетой. Однажды княгиня пробормотала это, сидя на ипподроме и наблюдая за императором и стоящим сзади него бедолагой Константином. Оказавшаяся рядом знатная женщина, Ольга слышала, что она жена Феофана, не последнего человека при матери Константина Зое Карвонопсиде, удивленно приподняла бровь:

– Вы увидели главное в трагедии Константина… Для чужестранки это удивительно. Вы очень наблюдательны.

Ольга изумилась не меньше, она произнесла фразу по-варяжски, уж никак не рассчитывая, что кто-то в Константинополе сможет ее понять и тем более ответить.

Заметив смущение княгини, женщина улыбнулась:

– Мой отец варяг, он из тех, кто всегда охранял спокойствие императорского трона Константинополя. Дома он часто говорил с нами на родном языке.

Ольга еще некоторое время разговаривала с Евдокией, правда, уже по-гречески. Княгиня знала греческий лучше, чем Евдокия варяжский. Красавица-византийка все же предупредила Ольгу, что в Константинополе многие знают чужие языки и свой собственный надо держать за зубами. Княгиня уже поняла это, но все равно была благодарна за совет. Они еще долго говорили о чем-то, Ольга хвалила константинопольские храмы и дворцы, Евдокия посоветовала сходить не только в главные и большие, а пройтись по меньшим, там уютней и настрой другой.

Этот совет запал Ольге в душу, день спустя она так и сделала. Константинополь действительно разный – парадный и высокий в центре, он гораздо ниже и теснее, проще ближе к окраинам и уж совсем грязный и нищий в закоулках. Конечно, княгиня не пошла на самые окраины, понимая, что это опасно, но в сторону от Большого дворца отправилась с удовольствием. Как и во множество торговых лавок и на рынок.

Однажды ей показалось, что впереди мелькнул знакомый силуэт. Неужели Евдокия? Что она делает так далеко от центра города? Женщина, очень похожая на недавнюю знакомую Ольги, направилась к храму. Княгиня вспомнила ее слова про храмы, что чуть дальше от центра. Почему-то захотелось посмотреть, в каком храме молится Евдокия и как это делает.

Ольга шагнула внутрь. В храме горели несколько светильников, свет был приглушенным, сладковато пахло. Княгиня уже знала, что это ладан.

Евдокия взяла свечку и подошла к висящему на стене изображению женщины с маленьким ребенком на руках. Остановившись, она что-то зашептала, точно просила. Ольга понимала, что так и есть, женщина о чем-то молила богиню. Княгиня стала с любопытством оглядываться, рассматривая убранство храма. Кроме изображения женщины с ребенком, на стенах были еще изображения мужчин. Они не стояли как языческие идолы, а были нарисованы, перед всеми горели такие же свечи, какую зажгла Евдокия. Ольга подумала, что, видно, всех их о чем-то просят, но не приносят плоды или цветы, а жгут свечи. Она усмехнулась, вот для чего византийцам столько воска! Но самым удивительным, что увидела Ольга, был большой крест с распятым на нем человеком, очень похожий на тот, что завещала ей бабка и советовала прятать подальше от чужих глаз старая Владица!

Княгиня так задумалась, что не заметила, как подошла Евдокия, даже вздрогнула от прикосновения ее нежной маленькой ручки.

– Как сюда попала русская княгиня? По городу нельзя ходить без охраны…

Большие темные глаза женщины смотрели доброжелательно. Почему-то с ней Ольга не могла держать себя надменно, глядеть, как на других, свысока. Княгиня даже слегка смутилась:

– Мои носилки там… – она показала на вход, – я хотела посмотреть, как молятся христиане.

Евдокия могла бы возразить, что княгиня это уже видела, но промолчала. Ольга перевела взгляд на изображение, перед которым только что стояла Евдокия. Та, казалось, поняла невысказанный вопрос, улыбнулась:

– Это Богоматерь.

Русской княгине было не очень ясно, пришлось объяснить. Евдокия даже вздохнула:

– У кого женщинам просить, как не у нее?

– О чем? – невольно вырвалось у Ольги.

Евдокия чуть отвернулась и ответила в сторону, княгине даже показалось, что в ее прекрасных глазах блеснули слезы.

– О сыне…

Ольга вздрогнула от этих слов и снова оглянулась. Женщина с младенцем на руках смотрела строго. Княгиня уже знала, что ребенок – сын Бога. Сначала это удивило Ольгу, разве все люди не Божьи дети, внуки? Но сейчас думалось не о том. Мать младенца Богоматерь можно попросить о сыне? Всем или только христианам?

Кажется, Ольга спросила об этом вслух. Евдокия пригляделась к ней внимательней, чуть задумчиво ответила:

– Она матерь Иисуса, ее чтят христиане… если веришь в нее искренне и попросишь сердцем…

Ответ был очень осторожным, княгиня не поняла слово «искренне», не столь хорошо знала греческий. Евдокии пришлось объяснять.

Они остановились у дверей храма, продолжая разговор. Прохожие с любопытством поглядывали на двух красивых знатных женщин, одна из которых была одета не по-константинопольски. Впрочем, чужестранцы в столице Византии не редки, одежд всяких хватает, и людей скорее интересовала красота женщин. Византийка темноглазая, с длинными каштановыми волосами, та, вторая, напротив, светловолосая, синеглазая, держится прямо, голова горделиво вскинута. Что их связывает между собой?

А связывала женская судьба, может, потому и потянулись друг к дружке с первого взгляда. И Ольге, и Евдокии нужен был сын. У первой сын погиб, у второй родились уже три дочки. Чтобы удержать мужа, ей нужно родить мальчика, иначе ее Феофан возьмет себе другую жену, а ее отправит в монастырь. Вот и пришла красавица молить Богоматерь о помощи, о заступничестве перед Богом.