Текст книги "Елена Прекрасная. Красота губит мир"

Автор книги: Наталья Павлищева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Разлив остатки напитка еще из одного и старательно вытряхнув последние капли, Аид раздал чаши и поднял свою:

– За дружбу!

– Хоррошее пр…предлож-жение! – не сразу смог осилить слово Тесей. За дружбу пили уже третий день.

Они опустошили чаши, и Пирифой вдруг объявил:

– Щас спою!

– Ни-ни! – возмутился Аид. – Я сам, ты не умеешь, я сам!

– Ум… ик! Умею!

Стоило Пирифою запеть, как Аид бросился закрывать ему рот ладонями, потом махнул рукой и пообещал:

– Научу! Подвинься.

– Не могу.

– Почему?! Ты меня не уважаешь? Не хочешь подвинуться?

– Уважаю, – чуть подумав, заявил Пирифой, – но я приклеен.

Аид снова махнул рукой:

– А, хрен с тобой! Я рядом посижу!

Он действительно пристроился на ступеньку входа, обнял Пирифоя за плечи и начал выводить какую-то песню про девицу, что шла за водой, красиво качая бедрами… Немного погодя они орали уже в два голоса один другого хуже.

Тут Аид заметил героя:

– О, еще один! А пить больше нечего, – он развел руками, показывая на пустой бурдюк. – Опоздал! Ха, опоздал!

Пирифой присмотрелся к пришедшему и объяснил Аиду:

– Это Геракл.

Тот поморщился:

– Хрен с ним. Че надо-то?

– Я за ними пришел, – кивнул Геракл на приятелей.

Аид чуть подумал, потом замотал головой, крепче обнимая Пирифоя:

– Того забирай, этого не отдам! Я его петь учу!

– Это я тебя учу!

– Не, ты не можешь учить, ты… ты слов не знаешь… а я знаю! Вот слушай:

«…девка бедрами виляла-а… меня завлекала…»

От их голосов очнулся Тесей и не менее противно завел свое про потерянного в бою коня. Геракл едва сдержался, чтобы не закрыть уши руками.

В двери появилась Персефона, голова ее была перевязана. Геракл приветствовал богиню и поинтересовался:

– Чего это они?

– Третий день пьют и песни орут. Надоели уже! Забери хоть одного, потише будет.

Аид поднял голову на жену и громко объявил:

– Бабы – дуры! Все!

Обиженная Персефона ушла обратно.

Тесей был пьян мертвецки, а потому мало что понял даже тогда, когда часть его седалища осталась на камне. Геракл уносил на спине непривычно раненного друга, а сзади два голоса орали песню о красотке с красивыми бедрами…

Харон только покачал головой:

– Что же на земле творится, если люди там пьют каждый день?

Тесей, на мгновение раскрыв глаза, вдруг заявил:

– Разбавлять надо! Ик!

И снова заснул мертвецким сном до самого дома.

Геракл вынужден был устроить его на ночь в одной из пещер, тащить на себе это бесчувственное тело, от которого к тому же страшно разило перегаром, не слишком приятно, да и оторванный зад у приятеля кровоточил слишком сильно. Обработав рану, он присел на камень, с изумлением разглядывая Тесея. Герой Аттики выглядел не лучшим образом, и Геракл начал сомневаться, что это только из-за долгого сидения на камне, скорее от нескольких дней откровенного запоя. Где они вино-то взяли?

Придя в себя, Тесей первым делом поинтересовался, нет ли чего опохмелиться. Геракл сунул другу под нос чашу с разбавленным вином. Глядя, как тот морщится, расхохотался:

– Это тебе не с Аидом неразбавленное пить!

– А как я здесь оказался?

– Я притащил.

– А… оторвал как?

– С седалищем вместе.

– Ой… – застонал Тесей. – Слышь, Геракл, спасибо тебе, не то спился бы. Аид он, зараза, крепкий, пьет и не пьянеет.

Геракл вспомнил песню про девицу и ее бедра и усомнился. Тесей покачал головой:

– Это после целого бурдюка, а несколько чаш не берут.

– Где вы вино взяли?

– Сначала Аид у какой-то тени отобрал, а потом понравилось, отпустил одного погулять наверх с условием, чтобы тот два бурдюка принес… Столько неразбавленного вина за несколько дней… – Чуть помолчав, Тесей попросил: – Геракл, ты это… ты не говори, что мы сидели задницами приклеенные.

– Я скажу, что вы были к скале цепями прикованы. Сам не проболтайся.

Тесей только вздохнул.

– Куда мне теперь? Персефона сказала, что Елена замуж за Менелая вышла, а мать мою ее братья себе как рабыню забрали.

– Эфра у Елены служанкой, ей там неплохо. А мир велик, Тесей, найдется и тебе в нем место, зад залечишь, тогда и подумаешь.

В Арголиду прибыл Одиссей. До сезона, когда можно будет выходить в открытое море, еще оставалось время, и царь Итаки приехал в Спарту.

Одиссею всегда не сиделось дома, Пенелопа видела мужа довольно редко, иногда Менелай думал, что, может, поэтому она и верна рыжеволосому рассказчику? Хотя нет, Пенелопа просто из другого теста, чем Елена. Если бы Менелаю вздумалось годами мотаться по морям, наезжая домой изредка, то, пожалуй, всякий раз он заставал супругу с очередным дитем на руках, к которому сам не имел бы никакого отношения.

Рассказчиком Одиссей был отменным, его повествованиями заслушивались все, потому и любили, когда этот крепыш оказывался рядом. Правда, едва ли его обожали те, кого грабил сам Одиссей, но для всего Эгейского моря, и не только него, пиратство было столь привычным делом, что на грабителей даже не слишком и обижались. Не этот, так другой, не другой, так третий.

Менелай тоже обрадовался, предстояли долгие часы занимательных повествований приятеля.

Одиссей действительно очень многое поведал, царь Итаки не сидел подолгу дома, но не всякий, многое повидав, умел так занятно об этом рассказывать! Разве мало и без Одиссея было беспокойных людей, но почему-то именно его байками заслушивались, где бы он ни оказывался. Агамемнон смеялся, что Одиссей, пожалуй, смог бы уболтать даже Медузу горгону.

Самое занятное, что никто не замечал грани, за которой реальность в его рассказах плавно перетекала в его же выдумки. Только когда он начинал говорить о совсем уж небывалых вещах или событиях, слушатели понимали, что их давно обманывают! Но на этот обман почему-то никогда не обижались, сам Одиссей подозревал, что его рассказы куда больше любят именно за небывальщину, чем за настоящее, а потому беззастенчиво врал всякий раз, как приходилось открывать рот, повествуя о своих приключениях.

Он не догадывался, что пройдут годы и ему придется рассказывать о настоящих приключениях, которые далеко превзойдут все его выдумки.

Но пока он каждый вечер развлекал слушателей и развлекался при этом сам.

Вот-вот задует нужный ветер, и корабли снова отправятся в путь. На сей раз Одиссей поплывет с Агамемноном в Трою на свадьбу к царевичу Гектору. Как ни уговаривал царь Итаки и Менелая присоединиться, тот упорно отказывался. Позже Менелай не раз задумается, не зря ли отказался? Но сделанного не воротишь.

Они стояли на верхней террасе дворца, вглядываясь в даль, где за лесами плескалось море. Спарта от него недалеко, но и не близко. И все же у спартанского царя, как и у всех остальных, есть свой флот. Какой же ахейский царь без кораблей? Спросить почему, лишь усмехнутся, пожмут плечами, скажут, что ради торговли… Никто не ответит правду, что ради пиратства, грабежа. Да, торгуют, сами возят товары, но все больше попросту грабят, часто даже один другого. И никто не обижается, потому что сегодня ты, завтра тебя, а послезавтра снова неизвестно как повернет ветер…

Одиссей чуть нахмурился, заметив, как Елена внизу на скамье под деревом вовсю кокетничает с одним из гостей. Менелай смотрел на это совершенно спокойно.

– Как ты можешь не обращать внимания на то, что творит твоя жена?!

– А что ты предлагаешь, вызывать на поединок всякого, кому приглянется Елена или кто понравится ей самой? Либо я бы уже погиб, либо окрестности вокруг Спарты были усеяны трупами.

– Но ведь она наставляет тебе рога!

– Она не виновата, что Зевс наградил ее такой любвеобильностью, а Афродита подарила всеобщую мужскую любовь. Елена и сама не рада этому.

– Ну да, не рада! Скажешь тоже! Я бы попросту выгнал жену, узнав, что она завела любовника!

Менелай вдруг вздохнул:

– Я бы не выгнал, а отпустил, если б она сама знала, кого хочет.

Одиссей чуть покосился на друга, потом мысленно махнул рукой и возразил:

– Мне кажется, я знаю, кого она хочет…

– Агамемнона? Не-ет… разве только на месяц, не больше. Елена всегда хочет то, чего у нее нет. И Агамемнона тоже. Одно дело наставлять рога мне и Клитемнестре и совсем другое получить его в свое распоряжение надолго.

Одиссей смотрел на друга, обомлев.

– Говорят, что я самый разумный, но мне далеко до тебя, Менелай.

Тот рассмеялся:

– Да нет! Ты разумен во всем, а я только в том, что касается моей жены. Просто я ее люблю, поэтому и понимаю, что с ней творится.

– Понимаешь даже лучше, чем она сама.

– Конечно, со стороны виднее.

– И все-таки я не понимаю, как ты это терпишь?

– Сколько у нее любовников и как часто Елена проводит ночи в их объятиях? Уверяю тебя, их попросту нет. Ночами я сам обнимаю свою жену.

– Ну да? – фыркнул Одиссей.

– И вот когда Елена забывает, что она в объятиях мужа, которого должна ненавидеть из-за несвободы или презирать из-за вседозволенности, она становится другой. Это совсем другая Елена, Одиссей, такой ее не знает даже Агамемнон, клянусь!

Одиссей с легким сомнением смотрел на Менелая. А тот улыбнулся:

– Ты не задумывался, почему дети рождены от меня, хотя их отцом мог бы быть любой?

– Почему? – кажется, физиономия царя Итаки не была озарена отблеском ума в тот момент.

– Потому что женщины рожают от любимых, а любит она только меня. Хотя пока об этом не догадывается.

– Гм… а если не скоро догадается?

– Я подожду…

– Я бы на твоем месте все-таки не оставлял ее с разными красавцами надолго…

– Этого, – Менелай кивнул вниз, где Елена принимала знаки внимания очередного поклонника, – можно вообще не бояться. Он уже допустил главную ошибку.

– Какую?

– Твердит о неземной любви.

– Я бы тоже твердил…

– Поэтому я тебя и не боюсь! – расхохотался Менелай и тут же поправил сам себя: – Да нет, тебя я не боюсь, потому что ты мой друг. А Елене не стоит говорить «люблю», она предпочитает слово «желание». Имей в виду, если станешь соблазнять, нужно рычать: «Я безумно тебя хочу-у!», лучше подействует. Но глупец разжег в Елене ее желание, потому мне следует поторопиться увести ее в спальню, пока не воспользовался кто другой. И так бывает всякий раз.

С этими словами Менелай направился к выходу из дворца. Одиссей увидел, как он подошел к супруге и, крепко обняв ее за талию, притянул к себе, что-то зашептал на ухо… Красавица подчинилась его воле. Когда они проходили мимо, направляясь в спальню, Менелай вдруг лукаво подмигнул приятелю. Его рука крепко держала супругу…

Через час Одиссей увидел выходившую из гинекея Елену. Жена Менелая поправляла прическу, с чувством облизывая губы. Не зная, что за ней наблюдают, женщина сладострастно потянулась. В этом движении было столько неги, что Одиссей понял: Менелай действительно удовлетворил жену, ну, и себя, конечно…

Чуть позже он смеялся:

– И часто ты так?

– Часто. Это только кажется, что она спит с другими, они ее дразнят, а я пользуюсь. Кокетничая с мужчинами и соблазняя их, она куда больше возбуждается сама, а потом попадает ко мне в объятия. Но при этом считает, что изменяет и меня терпеть не может.

– Послушай, а если ее все-таки позовет Агамемнон? Он-то знает, что нужно говорить не «люблю», а «хочу!».

– Знает. Но он знает и то, что, получив Елену полностью, он тут же ее потеряет. И будет рогат куда больше, чем я, или попросту убьет. Потому что Агамемнон не станет выжидать, пока в Елене разгорится пламя желания от сладких слов и взглядов других…

– А ты сам не пробовал говорить ей эти сладкие слова?

– Конечно, пробовал! Но я же муж, которого полагается ненавидеть, как пса Цербера, охраняющего запретные владения.

– Но это когда ты дома, а если уезжаешь?

– Когда я не дома, стараюсь об этом не думать.

– Да… тяжело тебе приходится с такой женой!

– Терплю.

– Ладно, хватит о женщинах. Скажи, ты не передумал? Может, все-таки поплывешь на свадьбу троянского царевича? Там многие будут…

– Нет! – расхохотался Менелай. – Из Артридов там вполне достаточно Агамемнона. А ты плывешь?

– Я – да! Где еще встретишь столько друзей и знакомых сразу?

– А еще врагов?

Одиссей пожал плечами:

– У меня нет стольких врагов, как у Артридов. Маленькая Итака никому не мешает, и ее царь тоже.

– Скажи лучше, почему Агамемнон так настаивает на том, чтобы плыл именно ты, ведь даже меня так не уговаривает.

– Агамемнон что-то хочет понять про Трою, а для этого ему нужны мои глаза и уши. Ясно, что он хочет понять, можно ли воевать с Приамом и как это лучше сделать.

Менелай покачал головой:

– Я не знаком с Приамом, но все, что я слышал о его царстве, убеждает, что Троада Агамемнону не по зубам.

– Одному ему – да, но если соберутся все ахейцы…

– Зачем всем ахейцам Илион (Троя)?

– Золото, золото, золото, Менелай!

– Даже самая богатая казна Азии не стоит того, чтобы ради нее тащиться туда. – Менелай чуть подумал и вздохнул: – Но ты прав, Агамемнон потащится. И найдет, чем зацепить остальных ахейских царей.

Знать бы ему, насколько это верно!

Младший Артрид смотрел вслед скрывавшимся за мысом судам. Он проводил корабль старшего брата до самой Эвбеи, дальше нужно выходить в открытое море, чего Менелаю делать вовсе не хотелось, да и смысла не было. Дальше Агамемнон, Одиссей и еще пара кораблей ахейцев поплыли уже без сопровождения. Царь Микен плыл, не боясь пиратов, это в очередной раз подтвердило слухи, что сами пираты подчинены именно Агамемнону, а потому его и его спутников не тронут.

В самой Троаде его тоже не тронут, потому что на время таких торжеств, как свадебные, заключается негласное перемирие и все забывают свои свары, хотя свар с троянцами и их соседями у ахейцев не было и так – слишком далеко. Разве что побережье пограбить… Но там поди докажи, чьи были грабители.

Агамемнон вдруг решил отправиться на свадьбу троянского царевича Гектора. Менелай понимал, что не в свадьбе дело, поплыл на разведку, захотелось собственными глазами увидеть более богатый город, чем его собственные златообильные Микены. Самого Менелая Троя не интересовала, слишком далеко и затратно, чтобы снаряжать корабли и отправлять людей. Но он понимал, что если брату все же вздумается туда плыть, то придется поддержать… Ничего, может, лично побывав в Трое, Агамемнон убедится, что Приама лучше не трогать?

А сам Агамемнон в это время стоял на палубе, вглядываясь в морскую даль. От Эвбена до Троады недалеко, но передумать он успел многое. Когда по правому борту показался Лесбос, Одиссей со своего корабля показал, мол, скоро будем на месте. Царю Итаки всегда не сиделось на месте, он не раз бороздил морские просторы на своем утлом суденышке, не доверяя нынешним строителям кораблей. Агамемнон вполне доверял знаниям и чутью Одиссея, потому показал своему капитану:

– Следуй за ними.

Одиссей действительно уверенно провел корабль ко входу в Гелеспонт и к бухте Трои, где Скамандер впадал в море. И тут его ждала неприятность! Нет, Одиссей не ошибся, на горизонте действительно виднелась Троя, и бухта та самая, только на царском пляже, куда он собирался пристать, кораблей почему-то не было, зато обнаружилась охрана, которая с берега знаками давала понять, что туда нельзя!

Возмущенный Одиссей заорал не своим голосом, что он царь Итаки и прибыл на свадьбу Гектора! К «Пенелопе» уже вовсю гребли на лодчонке, и сидевший в ней стражник, видно не из последних, так же громко орал, что Приам запретил кому бы то ни было вообще приставать к царскому пляжу.

– Туда, туда, подальше! – махал руками стражник.

Конечно, это самое «подальше» они уже проскочили из-за уверенности Одиссея, ведшего корабль именно к царской пристани. Пришлось разворачиваться и перестраиваться в узком пространстве маленькой бухточки. В другое время Агамемнон бы обиделся, и не обращая внимания на стражу, пристал там, где счел нужным. Но сейчас он крутил головой, пытаясь понять и запомнить все, что видел.

Когда они наконец нашли местечко, где приткнуться между совсем не царских суденышек, возмущенный Одиссей, все же набив морду кому-то из местных, примчался изливать свою злость к Агамемнону:

– Впервые вижу такую наглость – заставлять царей приставать рядом с купчишками!

– Здесь одна бухта?

– Да нет, с другой стороны есть еще бухта Геракла. Но там открыто и не так удобно, да и до самой Трои далековато.

– Как думаешь, там просторней?

– Конечно, все стремятся сюда!

– Значит, нам туда.

– Это почему?

– Не хочу стоять среди толчеи, если ты со мной, то пока не вытащили корабли на берег, поспеши!

Они действительно обогнули мыс и пристали в бухте Геракла. Теперь Одиссей плыл на корабле Агамемнона, а его «Пенелопа» шла следом. Здесь берег оказался не таким удобным, а пляж узким, зато просторно. Одиссей все кипятился:

– Я бы лучше и вовсе отправился обратно. Так оскорбить царей!

– Не злись на Приама, он поступил мудро, иначе места на пляже все равно не хватило бы, и гости между собой передрались. А там нам даже удобней. Что это? – царь Микен показал на большой дворец на возвышении.

– Радость царя, летний дворец Приама. Все равно я Приаму это унижение припомню!

– Не сейчас, позже…

По тому, как смотрел на видневшуюся вдали Трою Агамемнон, Одиссей понял, что микенский царь что-то замышляет.

– Воевать с Троей, что плевать против сильного ветра – тебе же в бороду и вернется, – вздохнул царь Итаки. – Приам хитрый, у него вокруг одни союзники, что фракийцы, что дарданцы, что мизийцы…

– Кто нам мешает превратить их в своих союзников? Или перессорить?

По быстрому взгляду Одиссея Агамемнон понял, что пока не стоит так уж откровенно разговаривать… Хотя Одиссей и без того прекрасно понимал, зачем микенский царь потащился в такую даль поздравлять совершенно незнакомого ему царевича со свадьбой. Да и не он один, прислужники Приама тоже не дремали, с момента появления кораблей в бухте Трои за ними установилась плотная слежка.

Пока это Агамемнона беспокоило мало, пусть следят, когда ему понадобится, он найдет способ избавиться от назойливого внимания.

Теперь следовало решить, пора ли уже идти в город для встречи с царем Трои или еще нужно подождать. Пока Одиссей крутился среди прибывших раньше, к Агамемнону скользнул никем не замеченный такой же неприметный человек. Не то воин, не то купец, каких множество предлагает свои незамысловатые товары, неизвестно, привезенные из дальних стран или попросту награбленные. Но царь встретил человека с явным удовольствием:

– Проходи, Плакид, я рад тебя видеть живым и здоровым.

Вошедший поклонился, приветствуя царя, сказал положенные слова и уселся на ворох шкур, брошенных в угол:

– Мне не сразу удалось обмануть бдительность соглядатаев Приама.

– Тебе помогут уйти отсюда незаметно. Сейчас я налью вина, бери свежие лепешки, мед, сыр… Если не можешь задержаться надолго, то скажи только основное.

– Я могу, но не вызовет ли у твоих людей подозрение столь долгое общение с троянцем?

– Вызовет, – согласно кивнул Агамемнон, протягивая полную чашу. – Потому на первый раз ограничимся.

– В Илион прибыло множество царей из соседних земель. Почти все уже здесь – из Лидии, Мизии, Карии, Ликии, хеттский царевич, фракийский, ну и, конечно, из Дардана сам отец Андромахи царь Ээтион.

– Илион, – поморщился Агамемнон, – терпеть не могу это название! Пусть будет Троя.

Гость пожал плечами:

– Пусть, это дела не меняет. Приам действительно богатейший из азиатских царей, даже хетты, которым он подчинен, и те не столь богаты золотом.

– Он платит им дань?

– Нет, только посылает свое войско, когда это нужно. Приам уже много лет не воюет сам, но имеет очень сильную армию, особенно конницу, которой и командует его любимый Гектор.

– Как может быть сильной невоюющая армия?

– Именно для того Приам и отправляет ее то и дело на помощь то хеттам, то дарданцам, то еще кому-нибудь. Содержит армию тот, кто зовет, она не стоит троянскому царю ничего, добычу приносит немалую и опыта набирается тоже.

– Хитро. В чем главная сила Трои и ее слабость?

– И сила, и слабость Трои сейчас в одном-единственном человеке.

– Царе? Приам держит всех крепкой рукой?

– Нет, хотя рука действительно крепкая. Не Приам, а Гектор – сила Трои. Именно его конница держит в повиновении соседей и земли внутри Троады. Даже если не будет Приама, Гектор удержит Илион.

Агамемнон не заметил оговорку Плакида, не до того.

– С ним можно договориться?

– О чем?

– Его можно убить?

– Очень трудно, иначе давно уже сделали бы это. Гектора любят воины, за него встанут стеной покрепче троянской, а он сам не так уж любит золото, для него важнее честь в бою. Поэтому Приам не боится сильного старшего сына.

– Есть же придурки… А остальные сыновья Приама?

– Их много и они сильны. Конечно, в семье не без урода…

– Кто? – в глазах царя Микен блеснул нехороший огонек. Плакид невольно поежился, хорошо, что в полумраке шатра этого не видно.

– Парис. С этим сыном связана странная история. До рождения мальчика Приаму и Гекубе предрекли, что он станет причиной гибели Трои, и родители решили отнести дитя в лес на съедение диким зверям. Что уж там вышло, то ли Гекуба не смогла убить собственного сына, то ли действительно его выкормила сначала медведица, а потом подобрали пастухи, неизвестно, только Парис остался жив.

– А как его нашли?

– У Приама и Гекубы есть дочь-прорицательница Кассандра.

– Ну и детки!

– Она всегда говорит правду о будущем, только никто не верит. Она узнала в пастушке брата, а потом все подтвердилось…

– И теперь этот пастушок живет во дворце?

– Да, и доставляет папаше с мамашей и остальным немало хлопот. Он словно наверстывает упущенное за столько времени. Капризный красавчик, которому позволяется все.

В это время к Агамемнону пришел Одиссей, и Плакиду пришлось удалиться. Агамемнон согласно кивнул ему на прощание:

– Приноси свои безделки, я выберу среди них подарок для невесты.

– Принесу завтра же.

Одиссей кивнул вслед Плакиду:

– Где-то я его видел?

– У купцов лица одинаковые.

– Возможно. Агамемнон, царь приглашает к себе на прием. Это пока не свадебный пир, но большой прием. Вернулся из похода Гектор…

– Когда?

– Сегодня.

– Поспешим.

Агамемнону было очень интересно посмотреть на самого сильного человека Троады, сильного пусть не физически, но морально. Что ж, если главная сила Трои и ее слабость – Гектор, значит, именно к нему нужно приглядеться получше.

Троя – это не одна крепость, как и Микены и остальные города тоже. Городские здания вольно раскинулись не только по главному холму, но и далеко вокруг и даже по равнине реки Скамандер. Агамемнон мысленно усмехнулся – вот такое расположение жилых построек, лавок, мастерских лучше всяких стен говорит о могуществе Приама. Не тесниться в крепости и вольно строиться вокруг могут только люди, совершенно уверенные, что никто не рискнет на них напасть. В Микенах тоже стали возводить дома по всему склону лишь когда поняли, что против Агамемнона не рискнут выступать. Здесь это делают давно, и потому раскинули куда шире. Да и Троя стоит не в пример лучше Микен, у Агамемнона город хоть на перекрестке дорог, но это дороги Пелопоннеса, а у Трои под боком Геллеспонт.

Они медленно подъехали к огромным воротам с высоченной башней. Вот когда Агамемнон испытал удовольствие – его Львиные ворота и стена не хуже! Хотя, нет, стены у Трои куда мощнее всего, что он видел. У Микен высоты добавляла сама скала, на которой стояла крепость, а здесь кладка из немыслимо тяжелых камней была столь плотно подогнана, что оставалось дивиться, как такое вообще возможно.

Всезнающий Одиссей уже рассказывал:

– Это Шеанские ворота, их еще Великими называют. А стены возводили Посейдон и Аполлон, потому так велико и так крепко.

Ехавший сзади Агамемнона Ксандер проворчал:

– Ага, боги… египетские мастера это делали. Привез Гектор таких, которые секреты египетских построек знают, вот и сделали…

Агамемнон резко обернулся:

– Откуда ты знаешь?

Ксандер перепугался:

– Я… я не знаю… я так подумал…

– Ладно, потом поговорим.

Вступили под своды огромной надвратной башни, где было гулко, прохладно и темно. Зато когда после этого полумрака выехали на улицу, ослепило все – и широкая дорога, и высоченные дома с огромными окнами по ее сторонам, но главное, отделка крыш, входов и окон. То ли Троя действительно столь богата, чтобы даже крыши были бронзовыми, то ли это ловкая подделка, но все вокруг блестело, отсвечивало, ослепляло.

Агамемнон обратил внимание на то, что входные ворота окованы бронзой, потому их называли еще и Золотыми, решил, что это медь, но теперь, бросив взор на крышу видневшегося огромного дворца на самом высоком месте города, значит, и округи, которая блестела на солнце явно не медным, а золотым блеском, понял, что о богатствах Приама даже не подозревал. Тогда же он понял и другое – или эти богатства перейдут к нему, или он сам отправится к Аиду. Лучше бы первое, а значит, он сделает все, чтобы так и было.

Царский дворец, окруженный высокими стенами двумя воротами, казался крепостью в крепости. Их встретил чиновник, быстро задал необходимые вопросы и показал на тщедушного человечка:

– Тетрол будет вашим сопровождающим.

Больше всего в этом Тетроле Агамемнону не понравились бегающие глазки, их взгляд невозможно поймать, но уже немного погодя царь Микен удовлетворенно кивнул: он успел заметить жадный взгляд троянца, брошенный на крупный перстень. Ничего, и в Трое найдутся свои предатели, и подле Гектора тоже…

Тетрол показал на красивые ворота слева:

– Там гинекей, туда нельзя!

Агамемнон хохотнул, направившись к запретным воротам:

– А я как раз туда и собирался!

И увидел-таки глазки Тетрола, в них метнулся ужас.

– Нет, нет, прошу вас!

– Да нужны нам троянские бабы, у нас свои во сто крат краше! – Заметив, как усмехнулся Тетрол, мол, где уж вам, Агамемнон снова рассмеялся: – Сестра моей супруги Елена – самая красивая женщина на Земле, разве в Трое это неизвестно?

Троянец явно засомневался, микенский царь захохотал громче:

– Неудивительно, Троя так далеко от остального мира и от Олимпа, почти на задворках! Не знать, что дочь Зевса и Леды спартанка Елена названа богами самой красивой женщиной…

Оставив коней у ворот, они уже вошли в царский мегарон, поэтому раскатистый голос Агамемнона слышали многие. Во всяком случае, последнюю фразу точно.

Ему навстречу со своего места поднялся царь Приам, он сегодня был в настроении и сам приветствовал гостей, правда, еще и для того, чтобы не говорили, мол, Приам уже немощен. Царь Трои был рослым, стройным, несмотря на годы, и до сих пор красивым. Возраст выдавали только глубоко врезавшиеся морщины у глаз и губ и еще седые чуть вьющиеся волосы, подхваченные золотой полоской на лбу. Пристальные светлые глаза словно выцвели от долгих лет жизни, но живости не потеряли. Сухопарая фигура полна силы и жизни. Царь Приам так же крепок, как его Троя. И хотя он, как и город, не знал войн, никто не усомнился бы, что это воин.

– Приветствую тебя, царь Троады, от имени всех ахейцев.

– Я много слышал о тебе, Агамемнон. Твои Микены становятся сильным городом. Добро пожаловать в Илион. Я распорядился отвести тебе дворец в Верхнем городе, тебя проводят туда после приема.

– Благодарю, я воин и легко могу находиться в палатке на берегу, но не против жизни в красивом дворце! – расхохотался Агамемнон. Он всячески старался делать вид, что, по меньшей мере, равен Приаму и просто заглянул на огонек к приятелю. Наверное, у многих сложилось такое впечатление.

– Приветствую, Одиссей, давненько ты не бывал в наших краях.

– Приам, по старой дружбе ты бы мог позволить моей старушке «Пенелопе» пристать к своему пляжу! – не удержался, чтобы не подколоть хозяина Одиссей. Тот развел руками:

– Правило одинаково для всех, стоит разрешить тебе, как не будет отбоя от остальных. Прости.

Приама уже отвлекло появление следующих гостей, но он все же остановился на минутку, осматривая богатые ларцы с дарами, которые едва втащил следом за Агамемноном Ксандер.

– Благодарю, Агамемнон, ты очень щедр. Моим женщинам понравятся украшения. Или это подарки невесте?

– Нет, что ты! Невесту ждут отдельные дары, я поднесу их в свое время.

– Еще раз благодарю. Одиссей знает здесь многих и познакомит тебя.

С этими словами Приам отошел от ахейцев, а Одиссей уже действительно показывал Агамемнону гостей и хозяев, комментируя. Он не всех знал, но многие в ответ кивали шустрому разговорчивому царю Итаки. Агамемнон не удержался:

– Одиссей, тебе нестрашно. Имея столько приятелей, ты можешь долго жить и безо всяких доходов, только посещая их по очереди!

– Это Гектор, – вдруг показал на вошедшего Одиссей. Агамемнон смотрел во все глаза, хотя было достаточно одного-единственного взгляда, чтобы понять, что он видит перед собой достойнейшего из царей!

В молодом царевиче боги сочетали все – красоту, мужественность, ум, светившийся в карих глазах, благородство. Агамемнон почувствовал откровенную зависть, и, к его изумлению, впервые эта зависть была не черной, а белой, так люди завидуют птицам. Царь невольно шепнул:

– Если б не Троя…

Для себя он уже знал, что если бы не Троя, то он искал дружбы с Гектором, и в этой дружбе не было бы никаких подводных камней, зависти, злости и обмана. Но судьбе угодно поставить их по разные стороны стен Трои, а значит, они непременно будут воевать. И еще одно понял Агамемнон – ему совсем не хочется сразиться в поединке с этим красавцем, победа будет невозможна, либо будет стоить жизни обоим.

Неожиданно к Агамемнону подошел красивый молодой мужчина, чем-то неуловимо похожий на Гектора, но без того благородного мужества, которое так выгодно отличало наследника Приама.

– Я Парис. Это правда, что спартанка Елена самая красивая женщина на Земле?

Агамемнон совершенно забыл о своих словах, он думал о Гекторе и силе Трои с ним связанной, поэтому вопрос о любовнице застал его врасплох.

– А? Елена… да, она действительно самая красивая. – В этот момент в мегарон вошла царица Гекуба с двумя дочерьми. Только глянув на них, Агамемнон с чистой совестью подтвердил: – Самая красивая!

Приход царицы отвлек присутствующих, и некоторое время Агамемнон Париса больше не видел.

Конечно, сравнивать Гекубу с Еленой было нельзя, все же она годилась жене Менелая почти в бабушки. Кроме того, Гекуба была больна, ее высохшая кожа не радовала ни белизной, ни чистотой, морщины вокруг глаз, тощая шея, обвисшая, тщательно скрываемая грудь… Но и девушки, появившиеся вместе с царицей, тоже явно проигрывали спартанской красотке. Одна из них была хотя и миловидна, но простовата, с еще не развившейся фигурой, про нее Одиссей сказал: «Лаодика». Агамемнона скорее заинтересовала вторая. Не сказать, чтоб красавица, но от всей стройной фигуры, чистого своей строгостью лица, зеленых глаз веяло такой силой породы, что царь Микен даже поежился: как бы не увлечься…

В следующее мгновение понял, что так и произойдет, потому что Одиссей произнес: «Андромаха». Вот кому принадлежали длинные ноги, крепкая грудь и изумительные зеленые глаза! Это была невеста Гектора… И может быть, именно потому, что Гектору будет принадлежать эта женщина, как и этот город, Агамемнону вдруг невыносимо захотелось, чтобы они принадлежали ему самому! Царь даже на мгновение прикрыл глаза, стараясь справиться с нахлынувшим чувством. Теперь он точно знал, что придет в Трою, чтобы завладеть дворцами Приама и этой женщиной! А еще для того, чтобы этот человек не завладел его собственным дворцом и женщинами.