Текст книги "Мадам Помпадур. Некоронованная королева"

Автор книги: Наталья Павлищева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Наталья Павлищева
Мадам Помпадур. Некоронованная королева

Счастье в жизни предскажет гаданье…

Мадам Лебон так устала… не хотелось никого ни видеть, ни слышать… Что-то сегодня тяжело дались гадания, надо подумать о том, чтобы сократить количество посетителей. Средств к существованию достаточно, можно и не вкладывать столько сил в каждое пророчество, чтобы не потерять слишком много энергии, не то на саму себя не останется.

Она чуть хрипловато крикнула Розалине:

– На сегодня достаточно, остальные пусть придут завтра.

Конечно, это расстроит тех, кто не смог попасть немедленно, но надо же считаться и с ее возможностями. Большинству просто нечего говорить, который день ни единого яркого лица, у всех совершенно обычные судьбы, даже придумать нечего. И зачем им нужно знать свое бесцветное будущее?

Услышав за дверью шум разочарованных отказом посетителей, она решила прийти на помощь Розалине и попросить оставшихся явиться завтра с утра, мол, сегодня слишком устала.

Ожидавших в приемной было немного – меньше десятка человек. Мадам Лебон скользнула по ним взглядом, словно проверяя, нет ли чего интересного, и уже открыла рот, чтобы попросить покинуть ее дом до завтра, как вдруг увидела женщину с девочкой лет восьми-девяти. Обычная женщина и обычный ребенок, из тех дурнушек, которые со временем вырастают в хорошеньких барышень или так и остаются серыми мышками. Но на мгновение, всего на мгновение Лебон увидела ее совсем другой – блистательной дамой рядом с… королем!

С трудом справившись с желанием просто потрясти головой, гадалка замерла и вдруг знаком позвала женщину с девочкой за собой, пробурчав:

– Остальные завтра.

В комнате полумрак, так гадалке проще отрешаться от окружающих житейских проблем и вообще от суетного мира за дверью.

Посетители, видно, выходили из приемной, оттуда доносились голоса и шаги, но это уже не было важно для Лебон, она села на свое место, достала новую колоду карт и кивком указала на стул по ту сторону большого стола. Женщина примостилась на краешек, девочка встала рядом.

Под пронзительным взглядом гадалки Жанне было жутковато. И зачем матери понадобилось вести ее к этой страшной женщине? Зачем ей знать свое будущее? Жила бы и жила, как раньше.

Взгляд гадалки притягивал, девочка невольно уставилась в черные, как сама ночь, глаза своими зелено-голубыми, непонятного цвета большими очами. Лебон прощупывала ребенка, недовольно морщась. То, что она уже видела в будущем этого тощего голенастого создания, никак не сочеталось с настоящим. Мать явно небогата, экономит на всем, вон как вцепилась в старенький кошелек с небольшой суммой денег, наверняка принесла ровно столько, сколько гадалка берет за сеанс, и ни единого су лишнего.

Но не мать интересовала гадалку, даже если женщина попросила бы поведать о собственном будущем, Лебон стала говорить о девочке. Она могла сказать все уже сейчас, но хотела, чтобы карты подтвердили видение, а потому старательно тасовала колоду, продолжая разглядывать девочку.

Тощий голенастый жеребенок, одни углы, никакой фигуры и неизвестно, будет ли, только большие глаза непонятного цвета, в которых кроме страха ум, причем немалый. А еще губки бантиком, словно созданные для жарких поцелуев. Но гадалку не обмануть: ни сейчас, ни потом это создание этих самых поцелуев жаждать не будет, она холодна как статуя. Нет, девочка живая, умненькая, хотя и перепуганная, но она внутри холодна к мужчинам и такой останется навсегда. Мать может не бояться за девственность дочери и не ждать амурных страстишек с молодыми людьми, а будущий муж – супружеской неверности, пыл не тот. Скорее эта малышка (Лебон не сомневалась, что девчонка почти не подрастет) будет любить кого-то единственного и всю себя ему отдаст.

Лебон даже губами пожевала, тогда почему же она видит такое будущее? Французские короли вовсе не отличались монашеским поведением издревле, да и дама рядом с королем в ее видениях тоже не монашка… Однако нынешний король Людовик XV – примерный семьянин и любовниц просто не имел.

– Как тебя зовут?

– Жанна Антуанетта.

Мать затарахтела:

– Расскажите о ее будущем. Выйдет ли дочь замуж?

– Замуж? – Эти клуши, приводящие дочек, вот таких тощих или, напротив, упитанных, как копченые свиные окорока, всегда хотят знать одно – выйдут ли их глупышки замуж. Интересно, а сама девчонка хочет знать это же? – Ты тоже хочешь знать, выйдешь ли замуж?

Девочка пожала плечами, гадалка была права, ей все равно.

Сделав отвращающий знак и прошептав нужные слова (мало ли что покажут карты, всегда надо защититься самой), Лебон разложила их веером, и с каждой следующей картой в ней крепла уверенность, что чутье не обмануло, карты подтверждали то, что увидела внутренним зрением.

Мать напряженно наблюдала, она никогда не бывала у гадалок, а потому не поняла, что поведение Лебон необычно, гадалки редко сами делают первый шаг, а уж тем более не разглядывают клиентов вот так откровенно, это лишь в том случае, когда видят что-то необычное. Зато странность поняла Розалина, она с интересом посмотрела на девочку, ничего не увидела и тихонько замерла в углу, словно готовясь снять нагар с основательно прогоревшей свечи.

– Замуж выйдет, но главное не в том. Она будет любима королем, будет рядом с королем.

– Кем?! – кажется, это в два голоса спросили мать девочки и Розалина, не поверившие своим ушам. Девочка молча смотрела своими большими непонятного цвета глазами.

Лебон еще раз проглядела карты и повторила:

– Она будет фавориткой короля. Удивительно, но это так.

Именно слово «удивительно» задело мать девочки, она поджала губки, словно пророчество оскорбило ее, а не обрадовало. Для каждой матери ее дитя самое красивое и лучшее, а уж для мадам Пуассон, абсолютно уверенной в своей привлекательности, а значит, и будущей привлекательности дочери, сомнений в блистательном будущем ребенка не было вообще.

Девочка отреагировала несколько странно – она серьезно, слишком серьезно для девятилетнего ребенка поинтересовалась:

– Король будет меня любить?

Интересно, какой смысл это дитя вкладывает в слово «любить»? Но Лебон кивнула:

– Будет, и довольно долго. Но за ее успех заплатишь ты.

Если в кошельке мадам Пуассон и была пара лишних монет, то сейчас дама о них забыла, гадалка ничего больше сообщать не собиралась, но для матери достаточно услышанного, она схватила дочь за руку и, на ходу благодаря мадам Лебон, поспешила прочь. Интересно куда, не к королю же в спальню?

Женщина просто не заметила вторую фразу, до такой степени ее поразила первая. А зря, потому что такими словами гадалки тоже зря не разбрасываются.

Лебон задумалась: что должно произойти, чтобы свершилось предсказанное ею? Людовик XV окружен блестящими красавицами, в фаворитки короля не просто трудно, а невозможно попасть, а уж удержаться и того сложнее. Неужели этот гадкий гусенок так расцветет, что сможет затмить красавиц из благородных семейств? Ни для кого не секрет, что не только в спальню короля, но вообще к нему поближе не попадают вот такие дочери не слишком состоятельных матерей. Тем более к примерному семьянину Людовику, у которого фавориток нет вообще.

Когда Розалина, проводив этих последних посетительниц, вернулась в комнату, Лебон все еще сидела, уставившись в никуда.

– Розалина, узнай, кто такая эта мадам Пуассон. Фи, какая фамилия! «Снулая рыба»! И как она собирается с таким именем завоевывать место при дворе? Постой, а это не тот ли Пуассон, который вынужден был в прошлом году бежать из Франции из-за махинаций с хлебом, будучи обвиненным в растрате?

– Да, он. Это его супруга и дочь.

– Замечательно! Я только что предсказала дочери бывшего лакея и преступника место на королевском ложе. Как ты думаешь, что должно произойти – у короля пропадет вкус и способность соображать, распутство при дворе достигнет таких пределов, что станет все равно, кого и с какой улицы брать в постель, или эта девочка действительно будет того стоить?

– Последнее. Девочка спокойно поинтересовалась у матери, что она должна сделать, чтобы стать лучше всех, затмить придворных красавиц и быть достойной места подле короля.

– Даже так? Тогда я не ошиблась. Хотя столь странного гадания у меня еще не было.

Позже, укладываясь спать, Лебон пробормотала:

– Хорошо бы, чтобы эта девочка не забыла меня, когда станет править Францией…

Розалина молча подоткнула одеяло под бок своей хозяйки, удивляясь, что увиденное сильно задело мадам Лебон, если она даже по прошествии нескольких часов продолжала думать о своем предсказании. Видно, у девчонки и впрямь удивительное будущее.

На следующий день Розалина решилась спросить то, о чем молчала вчера:

– А почему за успех дочери должна заплатить мать и чем она заплатит?

– Ну, кто-то же должен платить по счетам. Дочь тоже заплатит, но позже, и ее оплата будет зависеть от нее самой. А мать заплатит быстро и собственной жизнью.

Интересно, если бы мадам Пуассон все же поинтересовалась платой, может, и не стала бы так рисковать? Тогда история Франции, а с ней и Европы могла быть другой.

Но мадам Пуассон свято поверила в пророчество.

Мадам Пуассон в тот вечер тоже было не до сна. Жанне не исполнилось и пяти лет, когда Франсуа Пуассон оказался вынужден бежать из Франции из-за обвинений в махинациях с поставками хлеба и поселиться в Гамбурге, оставив жену с двумя детьми в Париже. Вся налаженная и уже довольно обеспеченная жизнь вдруг в одночасье рухнула. Конечно, прелестную мадам продолжал поддерживать давний обожатель Ле Норман де Турнеэм, и положение соломенной вдовы не слишком обременяло Пуассон, но к трудностям она не была готова.

Маленькую Жанну Антуанетту отдали в обитель урсулинок, этого пожелал прежде всего господин Пуассон, оплачивавший пребывание девочки там. Воспитание монастырь давал вполне приличное, и заботились о детях в нем хорошо, но такое положение дел совершенно не устраивало мадам Пуассон. Она прекрасно понимала, что блестящий брак для ее дочери просто невозможен, тем более если господину Пуассону не удастся добиться отмены вынесенного ему смертного приговора. Тогда к чему внушать девочке принципы добродетельного поведения?

Мадам по себе знала, что хорошенькая умная девушка может добиться куда большего, вовсе не полагаясь на защиту мужа. Сама она добродетельным поведением не отличалась никогда, зато именно это позволило ей не особо бедствовать даже теперь, хотя мадам и жаловалась на недостаток денежных средств. А как не жаловаться, если приходилось постоянно экономить? Муж содержал Жанну в монастыре, а вот мадам Пуассон с сыном приходилось жить довольно скромно.

Девочка в монастыре довольно часто болела, у нее вообще слабое здоровье. Матери приходилось то и дело забирать ребенка домой.

И вдруг такое пророчество! Мадам очень верила в подобные предсказания, да и Лебон слыла очень серьезной гадалкой. Уже дома мадам Пуассон задумалась над тем, что Лебон сама позвала Жанну и принялась рассказывать о ее будущем: это что-то значило.

Фаворитка короля… это не просто положение, это возможность обеспечить себя и свою семью на многие годы вперед. Конечно, не все фаворитки заканчивали свои жизни хорошо, обычно после отставки они оказывались попросту удаленными от двора, но, во-первых, когда это еще будет, во-вторых, лучше все же попасть ко двору и потом быть удаленной, чем не видеть его вообще. А нынешний король, хотя и красавец, ничуть не похож на своего прадеда, предыдущего короля Людовика XIV, он просто образец для подражания мужьям. Людовик XV вел исключительно добродетельный образ жизни, любил свою супругу, дочь бывшего польского короля Станислава Лещинского Марию, и ежегодно делал с ней детей. За три года брака их уже четверо (в первый раз королева родила девочек-близняшек).

О какой фаворитке с таким королем может идти речь?

И вдруг мадам Пуассон осенило: ну конечно, король Людовик влюбится в ее дочь, как только впервые увидит! Мысли женщины двинулись в новом направлении. Королева старше супруга почти на восемь лет, дамы старятся быстро, еще немного – и Мария Лещинская станет просто клушей со множеством отпрысков вокруг. Возможно, тогда короля и потянет на молодых красавиц.

Мадам Пуассон забыла обо всем, торопясь с подсчетами и прикидкой. Жанне девятый год, через десяток лет она станет достаточно взрослой, чтобы понимать все что нужно и не бояться ничего. Мужчины любят девственниц, значит, девочке нужно внушить, что беречь свое сокровище следует для самого важного покровителя.

И вдруг у мадам просто оборвалось сердце. Одно дело быть просто приятной кокеткой, которой восхищаются знатные буржуа и даже герцоги, но без претензий. И совсем другое – блистать при дворе! Для этого следовало многому научиться…

Совершенно недостаточно просто обладать упругой грудью и крепкими бедрами. Чтобы быть приятной его величеству, девушка должна быть достаточно образованной, чтобы судить об искусстве, должна уметь прекрасно танцевать, петь, хорошо бы играть на музыкальном инструменте, разбираться в живописи, музыке, поэзии, архитектуре…

Это означало, что Жанне нужны учителя музыки, вокала, танцев, нужно бывать в обществе и так далее… У мадам Пуассон даже дух перехватило от грандиозности предстоящей работы с дочерью. Конечно, научить женским уловкам, умению носить наряды и придумывать их почти из ничего Жанну сможет она сама. А вот для остального нужны наемные учителя, и весьма дорогие.

Теперь женщиной овладело уже настоящее отчаянье. Супруг был вынужден удрать в Гамбург, правда, он прихватил неплохую кубышку, но ей-то оттуда ничего не перепадало. Отец оплачивал пребывание Жанны в монастыре у урсулинок, но что там за воспитание? Нет, оно неплохое, но только не для алькова короля. Мадам Пуассон прекрасно понимала, что господин Пуассон ни за что не согласится обучать дочь, например, танцам или верховой езде, да это в обители и невозможно.

В волнении женщина даже встала с постели, махнула рукой сунувшейся в дверь заспанной служанке, что все в порядке, и долго стояла у окна, кутаясь в шаль. А потом сама подбросила дров в камин и села перед огнем. Ситуация казалась неразрешимой.

Чтобы дочь смогла блистать при дворе, а мадам Пуассон ни на минуту не усомнилась в пророчестве Лебон, ей нужно дать определенное образование. У отца средства на это есть, но он ни за что не даст, стоит только узнать цель, с Пуассона вполне хватало репутации его супруги. И урсулинки в монастыре тоже не станут учить девочку танцам или вокалу, не будут показывать «галантные» картины, чтобы объяснить взаимоотношения дам и кавалеров. Но где же без господина Пуассона взять деньги? После бегства мужа мадам Пуассон сумела через суд разделить их имущество, чтобы сохранить собственное совсем небольшое состояние, матери не жаль было бы потратить ради успеха дочери и последние деньги, но их просто недостаточно.

Вот об этом и размышляла мадам Пуассон в часы бессонницы. У нее достаточно состоятельные покровители, например многолетний любовник Ле Норман де Турнеэм. Генеральный откупщик относился к мадам как к собственной жене, разве что не жил с ней в одном доме. Он овдовел много лет назад, помог своей любовнице удачно выйти замуж и почаще сплавлять господина Пуассона в разные командировки. Но одно дело – поддерживать любовницу и совсем другое – оплачивать образование ее дочери.

Ее дочери… А почему не его? Это была великолепная идея! У мадам Пуассон даже ладони вспотели от понимания гениальности найденного выхода. Почему бы не сказать, что малышка Жанна дочь Ле Нормана? Кому сказать? Любовнику? Ведь даже она сама точно не знала, от кого именно родила дочь, это вполне могло быть правдой. Конечно, Жанна не слишком похожа на толстого, неуклюжего генерального откупщика, но если вдуматься… Мадам Пуассон принялась сравнивать лицо Ле Нормана с лицом дочери и с радостью обнаружила, что сходство все же есть, у них непонятного цвета глаза, не то с голубым, не то с зеленым оттенком.

Радости женщины не было предела, хотя теперь ей предстояла нелегкая задача убедить Ле Нормана, что Жанна его дочь и это стало понятно только сейчас. Но это уж она сделать сумеет! А как быть с Пуассоном? Ничего, перетерпит, терпел же до сих пор всех любовников жены. И все же влияние отца на дочь нужно немедленно исключить. Пуассон мгновенно отошел на задний план, хотя он и так не был для супруги слишком важен. Решено, девочка больше не вернется в монастырь, но вовсе не потому, что там плохо, а потому, что воспитаннице обители урсулинок место в добродетельной супружеской спальне, но никак не в спальне женатого короля.

Теперь предстояло убедить Ле Нормана, что Жанна его дочь, и воспитать так, чтобы та могла блистать в свете. Мадам Пуассон, словно старая полковая лошадь, услышавшая звук трубы, была готова броситься в атаку, но сдерживала себя, понимая, что излишним рвением может испортить все дело. Интересно, что ни желания самой Жанны, ни даже короля в расчет не брались, мадам Пуассон всей душой поверила в гадание Лебон и принялась претворять его в жизнь.

Ле Норман как обычно засиделся за счетами. Генеральный откупщик был трудоголиком по натуре и не мыслил себе пустого времяпровождения. К тому же куда надежней все проверить самому, чтобы не попасться на чьей-то необязательности или простом злом умысле.

Слуга Николя уже третий раз снимал нагар со свеч, морщась. Хозяин собрался сидеть до утра? Нет, Николя совсем не тревожили бы поздние бдения господина Ле Нормана, если бы не приходилось и самому коротать ночь, сидя в кресле в ожидании вызова. И чего не лечь спать пораньше, пожилой ведь уже. Ле Норман давным-давно овдовел, но жениться снова явно не собирался, зато все якшался с этой красоткой Пуассон. Николя нравилась аппетитная дамочка, так умело наставлявшая рога своему мужу, но он не был против отсутствия в доме хозяйки, которая, несомненно, гоняла бы слуг куда сильнее, чем это делал неприхотливый откупщик.

Если подумать, то жизнь слуги была вполне сносной и без женитьбы хозяина, только вот долгие бдения досаждали. Ле Норман еще и рано вставал, потому Николя приходилось урывать время для сна посреди дня, а уж о личной жизни и говорить не стоило, тут дело вообще худо, не притащишь же красотку в кресло, в котором высиживаешь часами. Раньше откупщик много разъезжал, но он и Николя всюду таскал за собой, потому слуга мог наверняка сказать, что его детей по всей Франции разбросано множество. Ничего, пусть живут, главное, чтобы никому не пришло в голову разыскивать папашу.

Когда, наконец, господин Ле Норман соизволил закончить расчеты и улегся спать, уже забрезжил рассвет. Николя тоже смог устроиться поудобней, чтобы досмотреть сон. Но, как обычно, сон не продолжился, а ведь был весьма пикантный: дочь хозяина мясной лавки, где он периодически бывал, только-только приподняла свои юбки, чтобы показать Николя ножки куда выше колен… Разве теперь заманишь эту аппетитную задаваку в свой сон? Николя вздохнул и плотнее закутался в плащ, под которым спал, ее и наяву-то не заманишь, придется смотреть во сне всякую гадость.

Долго спать не пришлось, едва только на улицах началось привычное утреннее движение, господин Ле Норман поднялся, чтобы одеваться, завтракать и отправляться по делам. Бедный Николя, так и не сумевший еще раз увидеть во сне аппетитные ляжки Мари, поплелся на кухню приказывать, чтобы несли завтрак.

Но день определенно не задался, во всяком случае, для слуги. Ле Норман не успел никуда уйти, как в его дом явилась страшно взволнованная мадам Пуассон. Любовница никогда не приходила в этот дом по утрам, утром она отсюда чаще выходила, потому приход мадам взволновал и откупщика:

– Что случилось, дорогая?

Дорогая залилась слезами, очаровательно промокая их платочком и осторожно следя за реакцией любовника. Ле Норман, как любой нормальный мужчина, не переносил дамских слез, он знаком отослал слугу и повел даму к дивану:

– Ну-ну, успокойтесь, утрите слезы и расскажите, что случилось? Неужели что-то страшное?!

– Нет, нет… только…

– Дети?

Пуассон замахала ручкой, словно не имея сил сразу начать повествование. Потом еще раз звучно шмыгнула носиком и всхлипнула с непередаваемым отчаяньем:

– Нам придется уехать…

– Снова Пуассон?! – нахмурился откупщик, готовый добиться отсроченной смертной казни для своего соперника.

– Не совсем… он… он…

– Ну что он?

– Он заподозрил, вернее, он даже уверен, что я родила Жанну не от него…

Ле Норман просто вытаращил глаза на любовницу, хотелось спросить, есть ли вообще кто-то, кто в этом сомневается. Помнится, Пуассона вовсе не было в Париже, когда была зачата Жанна. Ох, и славно они тогда покувыркались… Луиза Мадлен, бывшая де Ла Мот, ставшая мадам Пуассон, всегда была умелой в альковных делах.

И тут Ле Нормана осенило:

– А… а от кого?!

Мадам еще раз громко шмыгнула носом и прошептала:

– Пуассон утверждает, что Жанна все больше становится похожей на вас. Глаза одинаковые…

У бездетного одинокого Ле Нормана даже сердце на мгновение остановилось.

– А вы сами?

– Я давно это подозревала, у девочки много ваших черт и характер тоже похож.

– Ну да? – откупщику все еще не верилось. В пожилом возрасте вдруг понять, что у тебя есть не только племянники, но собственная дочь – дорогого стоило.

– Да. Простите, что обременила вас таким знанием, это вас ни к чему не обязывает, просто мне хотелось, чтобы вы попрощались с дочерью.

– П-почему?!

Мадам Пуассон присела перед рухнувшим в большое кресло господином Ле Норманом, взяла его руку в свои:

– Ах, простите меня, умоляю, простите. Господин Пуассон настоял, чтобы я отдала девочку в монастырь урсулинок в Пуасси и жестко контролирует все ее воспитание и образование. Теперь, когда он твердо уверовал, что это не его, а ваша дочь, он вообще намерен заставить девочку стать монахиней.

– Ну уж нет, я этого не допущу!

– Я тоже, потому и хочу увезти ее куда-нибудь. Только куда… да и на что жить?

Мадам снова залилась слезами, на сей раз орошая ими руку своего благодетеля, словно забыв выпустить ее из своих цепких пальчиков. Это уже слишком, Ле Норман был готов как минимум убить господина Пуассона, если другого выхода нет.

Но все оказалось несколько легче, Жанну всего лишь требовалось не возвращать в обитель.

– Так в чем же дело? Не возвращайте.

– Не все так просто, – мадам Пуассон, поняв, что первый шаг сделан вполне результативно, принялась развивать наступление. – Супруг оплачивал обучение Жанны в обители и, если я не смогу дать девочке образование, может через суд добиться, чтобы дочь отдали ему.

– Неужели нельзя учить ее дома?

– Можно, только это стоит немалых денег, которых у меня нет, я не смогу оплачивать обучение своей дочери в Париже. – Она намеренно сделала акцент на слове «своей», получилось хорошо, в меру заметно, но ненавязчиво.

Ле Норман вытаращил глаза на любовницу:

– Но ведь Жанна и моя дочь!

– Ах, дорогой, я не хочу, чтобы вы думали, что я открыла вам тайну ради каких-то денег. Мне совестно, вы и так слишком добры ко мне.

Она позволила любовнику уговорить себя принять его участие в судьбе девочки.

– Дорогая, набросайте план обучения девочки и приведите ее ко мне вечером, я хочу поговорить с Жанной. Подумайте, чему можно и нужно учить хорошенькую девушку, только без вот этих монастырских штучек…

– О да, конечно!

Обучать монастырским премудростям свое чадо мадам, безусловно, не собиралась.

– А теперь мне пора по делам, встретимся вечером. И не вздумайте отдавать мою дочь на растерзание своему Пуассону.

Мадам Пуассон подарила любовнику мимолетный, но горячий поцелуй и выскользнула за дверь. Увидев едва успевшего отскочить от двери Николя, она неожиданно подмигнула слуге. Тот все мгновенно понял и заговорщически шепнул в ответ:

– Я скажу хозяину, что ваша дочь очень похожа на него.

В руку слуги перекочевала монета, тут же исчезнувшая в складках его одежды.

Когда через пару минут задумчивый Ле Норман действительно поинтересовался у Николя, помнит ли тот дочь мадам Пуассон, прохвост уверенно ответил:

– Малышку, так похожую на вас? У мадам, кажется, еще есть сын, но того я видел всего один раз.

Получив еще одну монету, Николя пожалел, что о сходстве малышки Жанны Пуассон не приходится говорить каждому встречному или хотя бы хозяину десяток раз в день.

– Если они придут вечером, пока меня еще не будет дома, не давай им скучать.

– Конечно, я буду ходить на руках, бегать на четвереньках, лаять и мяукать…

– Глупости, лучше предложи им сладости и разожги камин, сегодня прохладно.

Николя подумал, что для самого себя господин Ле Норман камин разжигать не стал бы.

Господин Ле Норман в тот день работал крайне рассеянно, чего с ним никогда не бывало, а потому очень удивил своих помощников. С изумлением наблюдая за непривычно задумчивым генеральным откупщиком налогов, один из его секретарей Франсуа ломал голову над тем, что же могло привести патрона в такое состояние. Но событие явно было неплохим, потому что господин Ле Норман время от времени загадочно и довольно улыбался, словно знал какой-то секрет. Так бы и гадать Франсуа, но откупщик вдруг поинтересовался:

– Чему должны учить девушку из благородной семьи? Где взять таких учителей?

Сказать, что вопрос сильно озадачил секретаря, значит не сказать ничего. Бедолага даже не сразу понял, что хочет знать его патрон.

– Ну, чему и кто учит девушек в Париже?

Франсуа едва не ляпнул, мол, смотря каких девушек и для чего, но вовремя сдержался, сообразив, что едва ли господин Ле Норман стал бы интересоваться воспитанием девушки вольного поведения, такую обучили бы и без него. Значит, здесь дело серьезней. А уж когда следом Ле Норман вдруг тихонько поинтересовался, помнит ли секретарь мадам Пуассон и ее дочь, до Франсуа дошло, какую именно девушку откупщик имел в виду.

– Как вы считаете, у малышки Жанны со мной есть что-то общее?

Секретарь совершенно честно ответил:

– Ее глаза похожи на ваши.

Ле Норман едва сдержался, чтобы не завопить:

– Что же вы раньше все молчали?!

Работы после такой беседы не получилось вовсе. Махнув рукой на дела, господин Ле Норман поспешил домой, жалея, что наказал мадам Пуассон приехать только вечером. Исправлять положение пришлось Николя, который немедленно был отправлен в дом Пуассон звать мать с дочерью к обеду. Сам обед тоже был заказан изысканный. Господин Ле Норман не мог дождаться, когда же увидит свою малышку, будучи уже совершенно убежден, что это его дочь.

Мадам Луиза Мадлен Пуассон после утреннего визита к своему многолетнему любовнику не могла найти себе места. Поверит ли Ле Норман, не передумает ли за день, ведь она не оставила себе путей к отступлению, если он засомневается, то лучше бы вообще ничего не начинать. Служанка Луиза с удивлением следила, как мечется по своей небольшой спальне мадам, гадая, что могло привести красавицу в столь сильное возбуждение? Хозяйка ездила к Ле Норману, своему покровителю. Неужели этот толстяк мог обидеть мадам? Странно, откупщик так привязан к госпоже Пуассон…

Подняв дочь с постели раньше обычного, мадам сама проследила, чтобы девочку умыли и причесали особенно тщательно, а уж за одеванием наблюдала и вовсе придирчиво. Понятно, дело касается Жанны; видно, мадам передумала отправлять дочь обратно в монастырь урсулинок. Тогда куда же?

И вдруг явился слуга господина Ле Нормана с приглашением на обед! Вот так вдруг? Но мадам Пуассон, видно, обрадовалась такому известию, она даже пошла красными пятнами от возбуждения. Девочка поняла все по-своему, когда они уже садились в карету, чтобы ехать в дом генерального откупщика, Жанна осторожно поинтересовалась:

– Мы едем к королю?

– К королю? О нет, пока не к нему. Мы едем к господину Ле Норману, которому ты должна понравиться.

– Зачем?

– Тогда он даст денег на твое обучение.

– Но сестры в обители учат меня читать и писать, а еще петь псалмы и молиться.

– Боюсь, малышка, что королю нужно не это.

– А что нужно королю?

– Чтобы блистать при дворе, нужно уметь петь, танцевать, декламировать стихи, хорошо знать поэзию, разбираться в живописи, архитектуре и еще много в чем. Если ты понравишься господину Ле Норману, он оплатит учителей для всего этого.

Девочка серьезно кивнула:

– Я постараюсь понравиться.

Мать и не сомневалась, малышка Жанна всюду слыла очень приветливой, приятной девочкой, говорили, что у нее врожденное умение ладить с людьми и очаровывать их. Дай-то Бог, чтобы удалось очаровать господина Ле Нормана… или отца? Мадам Пуассон не могла бы сказать наверняка, от кого именно родила дочь, но не от Пуассона точно, того просто не было в Париже в определенное время.

Мадам осторожно пригляделась к дочери, хотя за нынешнее утро успела изучить, кажется, каждую черточку ее лица досконально. В Жанне, несомненно, было что-то от Ле Нормана, и это что-то – глаза, особенно их цвет. Конечно, у генерального откупщика глаза уже изрядно выцвели и прятались под складками век так, что иногда было трудно понять, есть ли они вообще, но Луизе Мадлен казалось, что она помнит глаза любовника, какими те были прежде – именно такого непонятного цвета.

Взволнованный не меньше самой Луизы Мадлен господин Ле Норман встречал любовницу с, как он уже был уверен, своей дочерью едва ли ни на крыльце. Мадам Пуассон поняла, что ее задумка удалась. Но она даже не подозревала, насколько!

Оказавшись в объятиях пожилого толстяка Ле Нормана, Жанна вдруг почувствовала, что ей вовсе не неприятно, она даже с чувством ответила на его поцелуй, в свою очередь чмокнув в щеку. Хозяин дома так расчувствовался, что вынужден был тайком смахнуть скупую мужскую слезу со щеки.

Обед оказался выше всяких похвал, Ле Норман норовил угодить прежде всего маленькой Жанне, подсовывая лучшие блюда, тщательно следя, чтобы ее тарелка была полна, на месте, где она сидела, ниоткуда не сквозило, а огонь камина не оказался слишком жарким. Мадам Пуассон с изумлением наблюдала за любовником: для Ле Нормана, казалось, перестали существовать все женщины, девушки и девочки на свете, кроме вот этой очаровательной малышки.

Конечно, Жанна еще была голенастым, не оформившимся олененком, но возбуждение и удовольствие от того, что она оказалась в центре внимания, сделало девочку хорошенькой. Стало ясно, что, немного развившись, она действительно превратится в красавицу, пусть не первую во Франции, но достаточно привлекательную для того, чтобы поспорить с королевой. Мария Лещинская, конечно, недурна собой, но частые роды и время сделали свое дело. И хотя король был верен королеве и фавориток не имел, все прекрасно понимали, что это вопрос времени.

Увлекшись такими размышлениями, Луиза Мадлен едва не допустила главную ошибку: она уже открыла рот, чтобы рассказать о пророчестве госпожи Лебон, но вовремя сообразила, что неглупый Ле Норман сразу смекнет, почему вдруг обнаружилось сходство девочки с ним, и прикусила язык. Пусть он сам придет к мысли, что ей нужно прекрасное образование и все остальное, что позволило бы чувствовать себя свободно в блестящем обществе, а уж как попасть в это общество, придумают позже.