Текст книги "У самого синего моря. Итальянский дневник"

Автор книги: Наталья Осис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Рождество
Часть первая. Описательная

В Геную я влюбилась так же, как и в Сандро, – незаметно для себя, а когда сообразила, что попалась, было уже поздно. Короткий роман с этим городом, безусловно, был бы приятен, но долгие отношения с ней сулят волшебные открытия день за днем. И чем дальше – тем лучше. Генуя очень разная – торжественная и светлая около площади Феррари, мрачно-величественная в средневековом Старом городе, шумная и суетливая, как всякий приморский город, в припортовых улочках, спокойная и ухоженная, как Париж на картинках, в буржуазных кварталах Кариньяно… По ней можно ходить неделями и месяцами, и каждый раз она будет новой и неизменно прекрасной. Генуя прекрасна, прекрасна без дураков, но для дураков выдумали слоган: Genova è bella, pulita è ancora più bella– это новая социальная реклама. На всех мусорных машинах нарисована тетка красоты неописуемой – с одной стороны слегка попачканная, а с другой стороны уже помытая – чистотой так и блещет, и подписано: «Генуя красива, а чистая – еще красивее».

Если честно, красота Генуи, по-моему, как раз в некой непричесанности. Ну не туристический это город пока! Стоит все как было, вот так бы и оставить… Вот у нас, например, в Петькиной комнате есть старая фреска, что на ней было нарисовано – неизвестно, но когда думаешь, что это еще в четырнадцатом веке рисовали – легкая дрожь пробегает вдоль позвоночника… А если все это отчистить и отреставрировать – ерунда выйдет. Пыль веков, как патину, нельзя счищать: она смягчает и облагораживает, придает значительности, и не столько объектам, сколько нам самим – смотрим и причащаемся к великой истории человечества. А там под пылью и патиной, может, была аляповатая безвкусица, может, конечно, и шедевр, но лучше не рисковать. Вон стоит несчастная Пизанская башня – то ли гриб, то ли фаллический символ, и никакого тебе замирания сердца. А вывод? Нечего было ее чистить!

Так что Генуя перед Рождеством являет собой мой идеал красоты: окурков на тротуаре не видно, потому что темнеет рано, а на уличном освещении экономят. Зато на каждой улице развешаны гирлянды – и так, и эдак, и вот так. И тебе звезды, и тебе арки, и тебе светящийся шатер и все прочее, на что фантазии хватило. В каждой витрине стоит вертеп – многофигурная композиция на тему Рождества произвольного размера; я видела и вертепы из трех фигурок (Мария, младенец Иисус, он же Джезý бамбино, и Иосиф, он же Джузеппе), и монументальные скульптурные группы вполмагазина, с пещерами, натуральным мхом, фонтанчиками и звездами. Одних только волхвов одиннадцать штук однажды насчитала, животные опять же всех видов – как вчера с Ноева ковчега. Только не подумайте, что негоцианты (то есть лавочники по-нашему) это все в ущерб себе нагородили. Продается в магазинах все подряд, и цены при этом, по выражению Сандро, аморальные. Согласна. Но все равно все носятся как безумные и скупают все, что видят.

Мне бы понаслаждаться, проникнуться рождественским настроением, но не тут-то было! Я же мама! Пожалуйте, мама, принимать участие в благотворительном базаре. Я, признаться, сначала подумала: вот какие молодцы – никто с родителей денег не вымогает, все честно-благородно, сделаем поделки, продадим, деньги детскому саду. Ага, это детям поделки, а мамам – сласти печь! А я максимум, на что способна, это на шарлотку! Поди ее продай, если она выглядит, как… ну как она выглядит? Никак она не выглядит, если ты не знаешь, какова она на вкус! Пришлось печь бисквитики по рецепту из детской книжки про мышонка Атильо. Три раза пекли. Первый раз они вышли очень симпатичными, но неразгрызабельными. Это накануне. Выкинули. С утра единственная моя надежда – Сандро – упорхнул на работу, посоветовав класть поменьше муки . Va bene. Положила поменьше – получились дивные такие лепешечки, похожие на какашечки. Есть здесь такие пирожные, называются brutti ma buoni, то бишь страшненькие, но вкусненькие, – так вот эти brutti ma buoniрядом с нашими просто птифурами показались! Последнюю порцию я вынимала из духовки в тот момент, когда Сандро (тоже мне муж!) в окружении коллег и друзей уже поджидал меня на площади Меридиана, где торжественно открывался благотворительный базар. Оказалось, что присутствовать на таких мероприятиях и покупать свое же и коллегам (а в нашем случае – дирекции театра) скармливать – прямой гражданский долг. Ну ничего, все обошлось. Вполне съедобными оказались бисквитики по рецепту мышонка Атильо. Петька дулся от гордости и социальной значимости (он выполнил высокохудожественную раскраску бисквитиков) и принимал комплименты, а я ругалась по-русски, как печальная проститутка из фильма про интердевочку.

Но это все были еще цветочки! Ягодками оказалась елка в детском саду. Это у нас родители сидят и смотрят, как их чада читают высокую поэзию про снежок и елочку, а здесь родители развлекают детей. Меня, например, записали в родительский хор.

Пять репетиций, ненормальная мамаша – профессиональный хормейстер и неуемный восторг всех, кого в этот хор распределили. Мои отговорки про отсутствие голоса никто слушать не стал, а как только я заикнулась про то, что итальянский мне не родной, все сказали: это ничего, у нас все песни будут по-английски, все будем петь с акцентом. Ну мы и пели! Честное слово, даже в школьном хоре, поющем про Алешу и порошу, я себя чувствовала лучше. Слушатели были в восторге, исполнители были в восторге, хормейстерша своей манерой дирижировать напоминала мультяшного персонажа, а все вместе мы отчетливо напоминали сцену из плохого голливудского фильма. Дети отнеслись к происходящему с сочувствием – им обещали во втором акте вкусненького и газировки – итальянцы вообще не представляют себе праздника без еды… Так что в итоге все вкусно поели – опять же свежеиспеченного, домашненького, тепленького. Воспитательницам, думаю, еще на неделю еды хватило…

А Петя на вопрос «Как праздник?» ответил: «Ну разве же это праздник? Там же были только дети и люди».

Рождество

А что касается самого Рождества, то есть его, так сказать, содержательной части, это, видите ли… гм… За содержанием надо было в церковь ходить, а поскольку я туда не ходила, мне осталась только внешняя канва. Сели-выпили-закусили. Хотя для итальянцев будет точнее «сели-поели-запили». Но суть-то от этого не меняется, верно? Точно, хоть и немножко обидно. Так что давайте, господа, ради собственного спокойствия считать, что суть (читай – истина!) была рядом, даже известно, куда за ней ходить надо, а… мы туда не пошли!

Снег
Из ряда вон выходящее событие

У нас выпал снег. Сколько лет ТАКОГО не было в Генуе, точно неизвестно: то ли десять лет, то ли двести. Цифры все называют разные, но поражены все одинаково. СНЕГ!

Снег, чудесный снег всю ночь валил хлопьями, засыпал и дома, и улицы, и пальмы, и лавры в кадках. Но, скажу вам по секрету, вы все это видели миллионы раз. Заснеженный лавр ничем не отличается от заснеженной елочки. Впрочем, как и все остальное. Красиво. Светло. Небо белое. Другими словами: просто снег.

Первым проснулся Петька и прибежал спрашивать, сделаем ли мы снеговика прям у детского сада, чтоб все видели. Ну, натурально, сделаем, надо только выйти пораньше. Петьку смелó с нашей постели, следом смелó Сандро – ему непременно требовалось высунуться вслед за Петькой на террасу и убедиться, что это снег, а не сладкая манна. Полагаю, манне здесь удивились бы меньше.

И тут начал звонить телефон Сандро. Сначала позвонила журналистка, которая хотела сегодня брать у Сандро интервью. Плача и причитая, она рассказала что живет «на самом верху» – Генуя, как река, стекает вниз с гор, и есть те, кто живет «наверху», «наверху-наверху» и «на самом верху» – и сильно сомневалась, сможет ли спуститься вниз со своего верха. Сандро ее успокоил, как мог, убедил не подвергать свою жизнь риску ради интервью и из дома сегодня ни в коем случае не выходить. Потом позвонили подряд человек пять из театра. Подчиненные говорили неуверенными голосами: я, конечно, попробую сегодня добраться до работы, но… не знаю, не знаю… Сандро бодро говорил: « Con calma!(Спокойно!) Приходи, когда сможешь». Про тех, кто наверху, речь даже и не шла. Звонили те, кто живет вплотную к морю. Коллеги говорили: ну ты видал, а? Это ж сколько навалило? Сантиметры!!!!!

Пока суд да дело, мы собрались и вышли на улицу. Красота! Снег валит стеной. Тишина. Небо даже не белое уже, а какое-то сиреневое. Я немедленно заскучала по нашим с Катькой завтракам в «Этаже» и «Бункере». Сидеть бы сейчас в таком кафе, чай попивать и смотреть, как падает снег. Ну, думаю, сделаю себе подарок – пойду и посижу полчасика в кафе, а потом уже за работу. Ха! Школы-то закрыты. Детские сады тоже. Сантиметровый снег перед детским садом был даже не тронут. То есть таких идиотов, как мы, больше не нашлось. Кому еще, как не русским, могло прийти в голову тащиться в детский сад, когда снег выпал? И как это непонятно, почему школы закрыты? А вдруг кто поскользнется и упадет?

Дети с удовольствием поскальзывались и падали вдали от своих школ. За полчаса на всех улицах выросли снеговики. В снежки играли все, кто отважился выбраться на улицу. Бежали в порт – смотреть, как снег ложится на воду. Бежали на главную улицу города – кататься на пластиковых пакетах за неимением санок. Бежали к фонтану – смотреть, не замерзла ли вода и как она взаимодействует со снегом.

Петьку увела гулять Сильвия, и к обеду я стала уже беспокоиться, не пора ли мне ее выручать. Нашла их в кафе за горячим шоколадом, в компании, разросшейся до пяти человек – мокрых и счастливых. Я спросила Сильвию: «Слушай, а тебе работать сегодня не надо?» Компания счастливых и мокрых людей посмотрела на меня нехорошо. Помолчали. А потом Сильвия сказала: «Слушай, у вас когда море к Москве подойдет, я тебя тоже спрошу – ты сегодня будешь работать или все-таки купаться?»

Сицилия
Катанья и Палермо

Решила записывать впечатления в режиме реального времени. Не знаю, как это делается вообще, у меня это делается сложнехонько. В нашей милой семейке никто тебе по-простому не скажет, что так нельзя и вообще глупости все это. Тебя мягко уводят в сторону от темы, как ребенка, ей-богу. Я, кстати, теперь вполне понимаю Петьку, который сердится на то, что ему вечно зубы заговаривают. Вот, например, последние две недели он строит машинку по производству золота. Очень полезная машинка должна получиться. Бросаешь туда монетку, она делает хрям-хрям – и нá тебе, целая коробка золота. Поначалу все было хорошо: он себе строил, всем рассказывал, все радовались, а потом что-то там не заладилось в постройке и потребовалась помощь взрослых. (Взрослым надо было раньше соображать, когда строительство только начиналось!) И теперь нам ежевечерне надо объяснять Пете, как такую машинку делать. Гнилые отмазы типа «ты ее придумал, ты и строй» не проходят. Поэтому мы его по вечерам забалтываем, и, отходя ко сну, Петька бормочет: «Ну вот, а про машинку для золота опять забыли…»

Вот и мне наш папа заговаривал зубы, чтобы я не брала с собой компьютер. Последним его аргументом было то, что в самолете мне его все равно не разрешат включать. Я очень удивилась, но оказалось, что это правда: включить его в самолете можно было только после специального разрешения командира, а разрешения командира, видимо, выдаются за отдельную мзду, предусмотренную местными авиалиниями – мы же на Сицилию летим!

Говорят, что на Сицилии тебе даже дверь в театр не откроют, пока ты не заплатишь. Не важно, кто ты такой, что ты там привез и откуда ты приехал. Каждый сицилиец, в том числе вахтер, швейцар, официант (командир корабля тоже, надо думать), – всегда царь горы. Говорят, ежели ты сицилийцу дашь понять, что ты тоже не конь в пальто, а и у тебя если не гора, так бугор имеется, то сицилиец по некой специальной, своей, сицилийской, классификации твой бугор оценит, и… неизвестно что. Результаты оценки по этой классификации непредсказуемы. Может, ты бугор, а может, и нет – заранее не определишь.

Ага, прилетели. На улицах, как после атомной войны, ни-ко-го. В чем дело? Холода наступили. Температура плюс десять градусов. Ужас, если вдуматься, поэтому все сидят по домам, носу не высовывают, и оценить правильность рассказов о сицилийцах у меня нет никакой возможности. За неимением лучшего решила оценивать город. Называется Катанья. Стоит прям у подножия вулкана Этна. Из вулкана вьется дымок. В городе ощущается стойкий запах этого дымка. Везде. Очень почему-то напоминает запах русского железнодорожного вокзала. Город весь выстроен из вулканического камня. В сувенирных лавках – поделки из вулканического камня. Например, поцелуй Родена – весь черный и пористый. И все остальное – тоже черное и пористое. А сам город на что похож? На Воронеж с пальмами. Ну хорошо, не Воронеж, а Белгород. Или Старый Оскол. С пальмами. Вот теперь точно: Старый Оскол с пальмами! Объяснила? Нет? Ну поезжайте в Старый Оскол – все поймете. Заодно железную дорогу по пути понюхаете для полноты впечатлений.

От вокзала – забор-забор-забор. Потом – дыра в заборе, в дыру видать необъятный пустырь, на пустыре разбиты палатки. По другой стороне улицы – блочные дома. И так несколько километров. Есть еще, конечно, исторический центр – улочки, площади, лесенки и садики. Все очень мило, но слишком быстро заканчивается. Мне почему-то было очень грустно в Катанье, в первую очередь из-за пустыря, во вторую очередь из-за того, что посмотреть на сицилийцев в массе не удалось (мороз стоял! понимаете, мороз!), а главное, из-за результатов глобализации, которые на Сицилии оказались не экономическими, а эстетическими.

Еще в Москве, когда разыскивали сувениры для очень милых швейцарских коллег, мы натыкались либо на матрешек, либо на большие магазины, которые есть в каждом большом городе: Benetton, Zara, Max Mara, Calzedoniaetc. Какой смысл перемещаться в пространстве, если все везде одно и то же? Думаете, что магазины – это не существенно? Я тоже так раньше думала, но вот как раз здесь, в Италии, открыла для себя множество мелких лавочек, в которых продают то, что сделали, а делают те же, кто продает. Как же это чудесно!

Тошнит меня теперь от больших магазинов и – чуть было не написала «общественных столовых» – больших ресторанов. Это какая-то в корне неправильная чудовищная советско-американская идея. Давайте я сразу признаюсь: я в Америке не была, так что, может, я совсем не права, и там полно своих прекрасных маленьких забегаловок, где меню состоит из трех блюд, написаны они от руки, готовит хозяин сам, да так, что пальчики оближешь… Может, и есть, но, опять же, не американские, а итальянские… А если серьезно, то скажите, сколько мы времени в день не заняты своей работой? Утром – десять минут за завтраком. Днем – час за обедом. Вечером… Нет, я понимаю, что у всех разная жизнь, но вот у некоторых большинство послерабочих часов проходит удручающе однообразно: купить еду, принести еду, приготовить еду, съесть еду. А все разнообразие заключается в том, что иногда в кровать падаешь, помыв посуду и почистив зубы, а иногда, падая в кровать, думаешь: да гори они синим огнем, и зубы, и посуда…

И вообще, чем отличается, в сущности, искусство кулинарии от театрального искусства? И то и другое недолговечно. И то и другое бывает разного качества. И то и другое восходит к древнейшим временам («хлеба и зрелищ!»). И то и другое может служить источником чистой радости. Так почему театр – это, понимаете, храм, а еда – это фастфуд разной степени быстроты, но равной степени обезличенности?

Можно, разумеется, не обращать внимания на оценивающие взгляды метрдотелей дорогих ресторанов и острой ненависти официантов (не видели? А вы на их спины смотрели? Нет? Какие выразительные у них спины!). Только на хрена нам весь этот апофеоз лицемерия, называемый хорошим сервисом, если бывает пища, приготовленная с любовью, стаканы, раскрашенные с улыбкой, стол, сделанный специально для тебя и занавески, простроченные бабушкой на стареньком «зингере». Да не важно, что у тебя, нет бабушки, она не умеет шить или у нее нет «зингера»! Та бабушка, которая тебе поможет выбрать ткань, расспросит тебя про твою семью и квартиру и прострочит для тебя шторы, будет тебе как родная. А занавески будут… Вы меня спрашиваете, где эти бабушки? Нет, это я спрашиваю, где эти бабушки! И зачем нам Coinвместо бабушек, Zaraвместо тетушек, хлебозавод № 2 вместо знакомого булочника, супермаркет вместо мясника и пирожника, а ресторан «Пушкин» вместо милого и смешного дядьки, у которого ресторанчик три на три метра, а кухня пятнадцать на пятнадцать и который помнит лучше тебя, что ты ела здесь в прошлый раз?

Я знаю, что у нас в России этого всего мало. В России этот класс уничтожали с редкой настойчивостью. Но вот когда в Катанье видишь вывеску Мах Maraна стареньком домике с балконами, разноцветным бельем на веревке, облупившейся краской и прочими атрибутами старых итальянских фильмов – так грустно… Ужас! Хочется толстую тетку с грудями как две дыни, усами и перманентом, которая бы причитала над твоей худобой: « Dio mio!Всего сто сантиметров в бедрах! Как же ты будешь себе мужа искать?» Чтоб ее муж улыбался себе в усы, строча на «зингере», и бормотал себе под нос, что ЭТА синьорина уж как-нибудь, да найдет, а ты бы гордо сообщала, что уже нашла, а тебе чтобы говорили: «Ах, простите, синьора, колечко такое маленькое, я и не заметила», а дядька с усами сказал, что и не сомневался, а тетка с усами говорила: «Да я знаю, куда ты смотришь! Простите его синьора, он вечно только вид делает, что шьет…» – а ты бы на это…

Но вместо всего этого есть три фифы у вешалок, пустой зал, и взгляды, сканирующие твою платежеспособность. Да люблю я и Макса, и Мару, и свои штаны, пошитые трудолюбивыми Дольчей с Габбаной, провались они пропадом! Нет, я не имею ничего против гомосексуалистов!

Все, ребята, приехали. Мы уже в Палермо. Про красоты природы я вам потом расскажу, а сейчас я пойду сок пить. Свежевыжатый. Из сицилийских апельсинов. Апельсины сорок чентезимо килограмм. Один сок, пожалуйста. О, как он на меня посмотрел! А… это я его от футбола отвлекла… Гм, извините, а каноли у вас есть? Понимаете, мне сказали, что на Сицилии… каноли… или каноне… Или канетте? «Черт подери, канетта – это же косячок!» Что-то сладкое, называется… «Черт возьми, как же оно называется? Или это она? Оне?» Спасибо. Извините. А сдача? Опять не понимает! Ну и что мне теперь, в «Макдоналдс», что ли, идти?

В Италии вообще, по-моему, чем дальше от туристических троп – тем лучше. Про Катанью я вам наврала, конечно, там была масса интересных вещей: трогательный слоник на главной площади – символ города, горы апельсинов на каждом углу – примерно как в Москве арбузов в начале осени; мостовые, усыпанные конфетти – мы приехали на следующий день после карнавала; восхитительный кофе – гораздо вкуснее и дешевле, чем на севере Италии; огромный парк в центре города: дорожки, беседки, статуи, фонтаны, – и над всем этим царит Этна. Если бы не Этна, Катанью можно было бы упрекнуть в избыточности. Ну, знаете, немножечко как Софи Лорен – всего много: губ, глаз, волос, энергии. Под красотой мы все-таки привыкли понимать гармонию, а гармония, по-моему, тяготеет скорее к аскетизму, чем к избыточности. Сицилия похожа на ту красавицу, которая, собираясь на званый вечер, надевает на себя все, что у нее накопилось в шкатулках и гардеробе. В Сицилии красота переливается через край, нормальная реакция – зажмуриться и сказать: «Да пошли вы все, хочу в Летний сад!» Но если открыть глаза и поднять голову – увидишь огромную, вполнеба, Этну, дымок над ней, и как-то сразу делается не по себе… Не только потому, что начинаешь думать о недолговечности красоты, но и потому, что хочется думать об этом в другом каком-нибудь месте, подальше отсюда.

Подальше отсюда – Палермо. Еще один сундук с бабушкиными платьями и драгоценностями. Парча, кружево и вышивки валяются вперемешку со старыми платьями, побитыми молью шалями, разбитыми елочными игрушками и неизвестно чьими фотографиями. Про фотографии я едва успела подумать, как наткнулась на рынке между фруктами и хлебом на лотки со старыми карточками: люди в пенсне и люди в форме (что это за форма? кто эти люди?), бодрые физкультурники, гигантские велосипеды – чудеса, одним словом.

Будете в Палермо, бога ради, не останавливайтесь у этих карточек. Вообще лучше бы на рынке не останавливаться. Пройтись – милое дело. Но вот покупка…

Мы, например, остановились купить гигантские лимоны – cedri. В России мне такие никогда не попадались, но, оказывается, специальное русское название все-таки имеют – цитроны или цедраты. Мне больше нравится второе, потому что у них толстенная, мягкая и очень вкусная шкура (именно что цедра!). Мы решили купить три штуки: одну для себя, одну для Сильвии и одну для нонны. После получаса препирательств с продавцом купили десяток, как бы со скидкой, но цены-то нигде не написаны, цены назначаются произвольно в зависимости от внешнего вида покупателей, мы в данном случае были покупателями с Севера, а посему заплатили бездну денег, были за руку отведены в пекарню, где нам впарили еще и мешок хлеба. Овощник ради такого дела бросил свой лоток и сам руководил погрузкой хлеба в наши рюкзаки. При большом стечении народа. Заодно мы узнали, что у него дочь замужем за северянином, что он к нам как к родным, а то мы все боимся сицилийской мафии – верно? Родители его зятя специально приезжали узнавать, не мафиозная ли семья. Боялись! – добавляет он радостно. А что нас бояться? Мы вот честные негоцианты (их уже штук двадцать вокруг нас столпилось, честных), все у нас в открытую, пойдемте, я вас еще в рыбный ряд отведу. Вот, оливок еще возьмите. А ветчины? А апельсинов? Ну хоть специй купите!

Когда мы выбрались и отдышались, мы были навьючены как два осла (очень точная метафора в данном случае) и остаток дня провели не столько под синим небом Сицилии, сколько под своими рюкзаками.

Teatranti– так здесь зовут людей театра – были, напротив, очень сдержанны и деловиты. Шикарно одетый дядька оказался рабочим сцены, держался он очень сухо и официально, провел нас по театру, поразил меня знанием всех деталей, начиная от гримерок и заканчивая фонарями, удивленно и, как мне показалось, неприязненно на меня посмотрел, когда я восхитилась театром, но под конец отвел нас в кафе-кондитерскую, где угостил таким завтраком, какого я в жизни не едала.

За завтраком рассказал удивительную историю. Точнее, две. Одну о театре, который мы осматривали. Вся его строгая красота – результат пожара. Театр выгорел весь, осталась одна коробка, в нем уже начали играть потихоньку, но целиком никак не восстановят. Ну, говорю я, не беда, abbia pazienza, то бишь не все так сразу – надо иметь терпение. «Ага, – говорит он, – la abbiamo già da vent’anni– у нас уже двадцать лет терпение вместо театра. Но это еще что! Вот театро Массимо – самый большой оперный театр в Италии – был закрыт на реконструкцию двадцать лет, так все служащие этого театра получали зарплату (все двадцать лет!), а вахтеры ухитрялись еще и сверхурочные получать. Вот это мафия!»