Текст книги "Миг бесконечности. Том 1"
Автор книги: Наталья Батракова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
За дверью сделали долгую паузу, точно что-то обдумывали.
– Людка, ты, что ли? – спросили наконец неуверенно.
– Я! – тут же отозвалась Полевая. – Я… А вы кто? Откуда вы меня знаете?
– От верблюда. Сосед я ваш… Бывший.
– Дядя Леша?… Алексей Андреевич? Алексей Андреевич, вы меня узнали?
– Пока нет, – ответил мужчина. Чувствовалось, что он продолжает думать. – От той Людмилы, которую я знал, Паша не ушел бы.
– Он там, – уверенно прошептала Катя.
– Дядя Леша! – взмолилась Люда. – Дядя Леша, он жив?
– Жив, что ему станется.
– Дядя Леша, умоляю, пропустите меня к нему!
– Пропустить, говоришь? Ты хоть понимаешь, до чего мужика допекла?
– Виновата, дядя Леша. Я… я, наверное, слишком сильно его люблю, – всхлипнула она. – Дядя Леша, миленький, пустите.
– Ладно, не реви… А кто там с тобой?
– Подруги: Лена и Катя. Паша их знает.
– Хорошие у тебя подруги, голосистые. Мертвого разбудят… Пусть побудут снаружи.
За дверью что-то дважды скрипнуло, затем звякнуло, в образовавшемся проеме показалось грязное, сморщенное, давно не бритое лицо. Пахнуло сыростью, чем-то плесневело-затхлым.
– Ладно, иди, буди своего Павла. Неровен час, хибару начнут сносить, а он у тебя, поди, килограммов под сто. Сами не вытянем.
Людмила мышью юркнула в дверь, которая тут же захлопнулась.
– А вдруг этот бомж соврал, и его там нет? – заволновалась Колесникова. – Что тогда?
– Она же узнала бывшего соседа, так что будем ждать, – нетерпеливо взглянула на часы Проскурина. – Я пока на работу позвоню.
Отойдя от подъезда, она набрала мобильный Атрощенко, но тот не ответил. Не отвечал и рабочий. Неужели отлучился? Это не похоже на Александра Петровича. Обычно спокойный и уверенный, он кардинально менялся перед лицом повышенной ответственности, и если сдавал номер, то редакцию просто колошматило. В такие дни отмечалась повышенная возбудимость коллектива, кто-то постоянно с кем-то спорил, с пеной у рта отстаивал свою позицию. Случалось, люди ссорились по-настоящему. И всему виной была нервозность одного человека: он без конца давал указания, проверял, правил, заставлял переписывать, метался между столами.
Честно говоря, журналисты поопытней и постарше старались взять отгул, когда Атрощенко был выпускающим редактором. Пусть молодняк поборется за место под солнцем, а они поберегут нервы, уж как-нибудь договорятся между собой и дадут свои статьи в номер Проскуриной или Росомахина.
А ведь когда-то и Атрощенко, и Камолова, и Росомахин фигурировали в списке кандидатур на должность главного редактора! Атрощенко на тот момент был самым молодым, самым активным и самым амбициозным. Но, слава Богу, кто-то в Москве не зациклился на букве «А» и вовремя понял, что Александру Петровичу рановато быть руководителем. Время показало, что ему, скорее всего, не дано им быть от природы. Взять ту же Жоржсанд: спокойна, уравновешенна, но стоит ей раз рявкнуть – неделю все строем ходят. А здесь… Ни себя организовать, ни рабочий процесс. К слову, Анатолий Францевич сам отказался от должности главного редактора. Мол, терпеть не может как руководить, так и руководителей.
– Веня, что там у нас? – набрала она Потюню. – Атрощенко не отвечает.
– Небось, снова к унитазу побежал, – хмыкнул фотокор. – И я его понимаю: под Сосновскую целую полосу отвели, а ты даже на планерку не явилась. Все от мужа не можешь оторваться? Я специально вчера вечером сюда приезжал, хотел тебе фотки показать. Хорошо хоть Стрельникова была, – обиженно шмыгнул он носом.
– Проблемы, Веня, непредвиденные возникли.
– Помощь нужна? – тут же сменил он тон.
– Спасибо, сама разберусь. Атрощенко успокой, скажи, скоро буду.
– А статью о Сосновской написала?
– Написала, – невесть зачем соврала Катя. – Правда, надо немного доработать. К тебе просьба, пока не забыла: статья о Дудинцеве.
– Это скульптор, что ли?
– Он самый. Отбери его фотографии.
– Еще вчера сделал. С тебя причитается. Хорошо, что хоть объявилась.
– Спасибо, Венечка. До встречи.
Отключив телефон, Катя перевела взгляд на продолжавшую нервничать Ленку. В этот момент в глубине подъезда что-то загрохотало, заскрипело, послышался топот ног по лестнице. Открылась дверь, на сей раз широко, и в проеме показался большой, заспанный, небритый, весь помятый Павел Валентинович Полевой. Глядя на него, только человеку с больной фантазией могло бы прийти в голову, что такой субъект преподает в университете и имеет докторскую степень.
Хоть день был довольно пасмурным, Павел сразу сощурился, прикрыл ладонью глаза от света, а чуть привыкнув, недоуменно уставился на Катю с Ленкой.
– Дайте закурить, – похлопав по карманам мятого пальто, наконец хрипло выдавил он.
– У меня только легкие, – протянула ему зажигалку и пачку сигарет Проскурина. – А где Людмила?
– С дядей Лешей разговаривает, – махнул он рукой.
Минут через пять за спинами послышался голос Полевой, а через секунду из раскрытой двери вышла и она сама с большой дорожной сумкой.
– Спасибо, дядя Леша, – поблагодарила она появившегося следом бомжа.
– Ты, главное, помни, что я тебе сказал… Негде будет потом искать. Дом со дня на день снесут.
– Я поняла… Вот очки, – протянула она мужу блеснувшую оправу.
– Ну, все, Павел, прощай, – мужчина подал было заскорузлую, потрескавшуюся руку, но вдруг застеснялся и спрятал ее в карман.
– Почему прощай? – не понял Полевой. – Мы теперь в Серебрянке живем, заезжайте. Я попробую помочь решить вашу проблему. Сейчас, – стал он шарить у себя по карманам, – на чем бы адрес записать?
– Вот, – Катя достала из сумочки ручку и розовый блок листков.
– Проспект Рокоссовского, дом… квартира. Номер телефона домашний… мобильный… кафедра. Дядя Леша, звоните в любое время суток, – протянул он розовый листик старику.
– Обязательно позвоню… Прощай, сынок, – не глядя сунул тот бумажку в карман. – Доставил радость, приехал в гости. Иди домой. Там тебя ждут.
Павел опустил голову, затем сгреб старика в охапку, крепко прижал к себе, мягко отпустил, подхватил дорожную сумку и, не оглядываясь, зашагал к стоявшей неподалеку машине. Следом заторопились женщины.
Старик проводил их взглядом до угла, поднял голову. Не обнаружив закрывавших небо ветвей, с грустью посмотрел на свежие спилы деревьев, что росли вместе с его детьми, которые после смерти жены и хитрых разменов оставили его без квартиры. Вздохнув, вытянул из кармана яркий листок, смял его в руке, перевел взгляд туда, откуда слышался шум работавших машин, и разжал пальцы.
– Пора переселяться… – пробормотал он…
Высадив Полевых у подъезда, Катя развернулась, выбралась из лабиринта дворов на проспект и помчалась в сторону редакции. Часы на приборной доске показывали ровно двенадцать.
– Странно… Не отвечает, – озадаченно посмотрела на мобильник Колесникова. – И в приемной занято, – пожаловалась она подруге. – Придется звонить водителю… Андрей?… Игорь Николаевич далеко? Мне нужна машина… То есть как «еще не выходил»?… Хорошо… Где я буду? Какой адрес редакции? – перевела она взгляд на подругу. – Ладно, буду там ждать.
– Ну что? – не вытерпела Катя.
– Оказывается, он с девяти утра на Революционной. Мне ничего не сказал.
– А что там? – машинально спросила она и тут же прикусила язык.
Что за структура находится на этой улице, Проскурина хорошо знала. Когда-то и ее туда вызывали, интересовались, как платили за статьи в некой негосударственной газете, где одно время она числилась нештатным корреспондентом.
– Наказание, что ли, какое сверху? – чертыхнулась она, проехав мимо Восточного вокзала: впереди, перед перекрестком с Партизанским, виднелся длинный хвост машин. – Проспект перекрыли! Как по заказу!
Нарушая все правила движения, она включила левый поворот, пересекла две сплошные, вернулась на круг и свернула на Тростенецкую.
– Так даже удобнее, – сделала она вывод, хотя на обычно полупустой в это время улице было немало машин. – А ты не заметила странной связи: у всех после той охоты в Островце возникли проблемы! Кого ни возьми! Тебя, меня, Людку, твоего Игоря… Ладно, не горюй. В первый раз, что ли? Разберутся и отпустят.
– Три года назад после подобного «разберутся и отпустят» у Игоря случился первый микроинфаркт.
– Вот только ты не вздумай реветь! – заметив слезы на задрожавших ресницах Колесниковой, повысила голос Катя. – У меня и без того от Полевых голова гудит. Что тебе еще сказал водитель?
– Сидеть у тебя в редакции и ждать звонка… А если его посадят, что я буду делать одна? – тихо всхлипнула Ленка.
– Типун тебе на язык! Кто его посадит?! Что-то я не слышала, будто твой муж не в ладах с властями. К тому же у банка есть иностранные соучредители. Просто так, голыми руками, ни банк, ни твоего Колесникова за холку не возьмешь. Ну пощиплют, ну надавят, ну заполучат отступные. Мы же не знаем, за что его вызвали? Вдруг одна из кассирш приняла поддельную купюру? – стала она успокаивать подругу.
«Хотя вряд ли за такую мелочь управляющего на Революционную потащат…» – только успела она подумать, как вдруг в зеркале заметила севший на хвост джип «Мицубиси».
Приблизившись почти вплотную, водитель авто начал требовательно сигналить и мигать фарами. Катя включила правый поворот, чтобы пропустить вперед нервного гражданина, но перестроиться никак не удавалось: шел слишком плотный поток машин.
– Вот козел, неужели не видит?
Между тем водитель джипа выехал на встречную, обошел ее слева и нагло втиснулся перед самым носом.
– Ну что творит идиот! Гаишников на него нету!
Только она успела это произнести, как перекрывший обзор темно-зеленый «Мицубиси» резко затормозил. Опоздав с реакцией на какие-то доли секунды, «БМВ» Проскуриной тюкнул носом в его блестящие дуги. За спиной раздался резкий скрип тормозов. Отдав должное мастерству водителя позади идущей машины, Катя не выдержала, в сердцах ругнулась, заглушила двигатель и выскочила из салона. Ленка бросилась следом.
– Что зенками хлопаете, коровы? – тут же шагнул им навстречу разъяренный мужик лет сорока. – Плететесь еле-еле, а теперь еще педали перепутали?
Последовала сочная нецензурная брань.
– Вы же меня подрезали и меня обвиняете?! – возмущенно ахнула Катя.
– Научись сначала по земле ходить, а потом за руль садись! Будешь теперь за дуги платить! – осматривая место удара, зло бросил он. – Я в них две «штуки» угрохал!
– За свои дуги сами будете платить! Тем более на них лишь царапины! – осматривая места повреждений, включилась в перебранку Колесникова. – А у нас бампер, капот, фара! – перечислила она. – Я – свидетель того, как вы на встречную выскочили и как нас подрезали! Катя, не слушай его и вызывай ГАИ!
– Вызывай! Да я вас мигом прав лишу!
– Что вы сказали? Это вы нас прав лишите? Да видали мы таких! – вытянув телефон, Катя решительно набрала 102 и приложила трубку к уху.
– Ах, у вас уже нет заднего номера? – между тем язвительно заметила Колесникова. – Так вот через десять минут не будет и переднего! Прав, между прочим, тоже!
– Хам! – комментируя поведение виновника аварии, произнесла Катя, дожидаясь, пока снимут трубку.
– Грубиян! – поддакнула Ленка. – Просто мерзавец…
Больше добавить она ничего не успела. Взбешенный детина резко вспрыгнул, развернулся и с размаху шарахнул ее кулаком в лицо. Застыв на доли секунды от такой убийственной сцены, Катя, как в замедленной съемке, проследила за полетом подруги на капот «БМВ», непроизвольно опустила руку с телефоном, машинально сделала шаг вперед…
В следующее мгновение перед ее глазами что-то промелькнуло, непонятный глухой звук совпал с яркой вспышкой, сознание пронзило резкой болью, в голове помутилось, картинка на экране погасла…
Последовавшие один за другим два удара оказались настолько внезапными и сильными, что обе женщины так и не успели понять, что же произошло.
Катя пришла в себя… лежа на асфальте. Сквозь постепенно редеющую пелену в глазах она уловила тени бегущих к ним людей, шевельнулась… Тело отказывалось слушаться, голова гудела, лицу было нестерпимо больно, потоком лились слезы. Попавшие в рот капли показались обжигающе-горько-солеными… Кто-то помог ей встать, кто-то протянул носовой платок, салфетки, кто-то вызвал милицию, «скорую», кто-то подал разбитый мобильник, на который, по-видимому, еще и наступили.
Через какое-то время подъехала машина ГАИ, за ней «скорая» с сиреной, мелькнуло встревоженное лицо Колесникова, до которого наконец смогла дозвониться жена. А во всей этой суматохе никто и не заметил, когда исчез водитель «Мицубиси». Вместе с автомобилем.
Оставив для разбирательства людей из службы безопасности и отказавшись от услуг «скорой», Игорь посадил находившихся в шоковом состоянии женщин в свой «Мерседес» и повез прямо в больницу. Обследование показало: в целом ничего страшного – ссадины, синяки, легкое сотрясение да швы под надбровной дугой у Кати. Плюс ко всему окончательно заплывший глаз. Судя по повреждениям – а у обеих больше пострадала правая сторона, – неизвестный мужчина был левшой.
Кипя от ярости и забыв о собственных неприятностях, Колесников поставил на ноги всех, кто мог отыскать виновника. И пусть номерного знака на его машине не было, свидетели и сами женщины смогли достаточно подробно описать и водителя, и его автомобиль. Так что через час Игорь уже имел на руках список всех подобных «Мицубиси», зарегистрированных в Минске и области, со всеми данными на их владельцев. К вечеру ему доставили аналогичный список по республике.
Проигнорировав робкую просьбу Проскуриной отвезти ее в редакцию, он привез напичканных успокоительными и обезболивающими средствами женщин к себе домой, самолично уложил в кровать, оставил на попечение домработницы и тут же умчался.
Надо ли говорить, что, едва Катя коснулась головой подушки, перенасыщенный событиями последних суток мозг привычно заблокировал сознание от всех реалий и нырнул в параллельный мир…
7
…Вокруг творилось нечто невообразимое… Образы героев и фон, на котором они появлялись, представляли собой немыслимую кашу – все перемещались, менялись местами, лицами, телами… С оглушительным рокотом сновали диковинные машины и механизмы, откуда-то сверху доносилась бравурная оперная ария, и вдруг на весь «экран» расплывалось давно не бритое лицо старого бомжа дяди Леши, который как-то стеснительно улыбался. Сделав попытку улыбнуться ему в ответ, Катя с удивлением обнаружила, что ничего у нее не получается: скулы свело, непослушные губы наглухо сомкнулись, а вместо них остался аккуратный машинный шов. Собрав все силы, она все же попыталась их разомкнуть, но, почувствовав резанувшую боль, застонала, подняла извиняющийся взгляд на старика, но на его месте уже был улыбающийся Виталик…
Боль мгновенно переместилась и сконцентрировалась в глубине груди…
«Анестезия отходит, – поняла сквозь сон Катя. – Надо вставать и как-то добраться, наконец, до работы».
Раскрыв глаза, она заметила рядом с кроватью предусмотрительно поставленный стакан воды, подтянула за ручку сумку и нащупала упаковку обезболивающего. Запив таблетку, она снова откинулась на подушку и закрыла глаза. Спать больше не хотелось. Ничего не хотелось: ни думать, ни двигаться, ни куда-то ехать.
«Однако придется, – с тоской осознала она. – Впервые за десять лет работы задание Жоржсанд не выполнено. Ох, и скандал завтра будет! Хорошо хоть Дудинцева успела закончить и сбросить корректорам. Надеюсь, Атрощенко догадался, чем заткнуть дырку. Но Сосновскую сегодня надо сделать во что бы то ни стало. Иначе… Иначе даже не знаю, что будет. Никому не интересно, какие такие причины помешали сдать в срок статью. Кого волнует, что я застукала мужа с любовницей? Что до смерти напилась Людмила, и мне пришлось заботиться о ней и ее детях? А уж о сегодняшней аварии и говорить не хочется. Разве что заметку написать о хамстве на дорогах. А вечером еще предстоит разговор с Виталиком…»
Почувствовав, что боль снова стала отступать, Катя заставила себя встать, подошла к зеркалу и ужаснулась: в таком виде нельзя не только на работе, но и на улице показываться! А ведь уже начало шестого!
«Придется брать отгулы… К среде отек сойдет, синяки пожелтеют, легче будет спрятать все это безобразие под тональником. Жаль, швы снимут только через неделю… – прикоснулась она кончиками пальцев к заклеенным пластырем местам. – Только бы следов не осталось… Надо позвонить в редакцию с домашнего телефона Колесниковых».
Вместо Атрощенко трубку совершенно неожиданно снова снял Веня.
– О, привет, пропажа! Тебя все обыскались. Я в том числе.
– Телефон у меня разбился. А ты-то чего обыскался?
– Да так, поблагодарить хотел… Правда, теперь вот все поджилки трясутся, – шмыгнул он носом. – У меня ведь трое детей.
– Что-то я не улавливаю связи.
– Да связь простая. Завтра вся общественность содрогнется не только от статьи о Сосновской, но и от снимка, который я откопал в своем архиве и решился вставить. Ей там лет девятнадцать: такая откровенная фотка, я тебе скажу! Я как статью прочитал, сразу понял: сейчас или никогда!
– Подожди: какая статья?
– Классная! Моя тебе уважуха! Хорошо быть у Жоржсанд на особом счету и писать все, что тебе заблагорассудится.
– О чем ты? – никак не могла взять в толк Катя.
– Ну как же? Один факт, что она тут судиться собралась со своим бывшим продюсером из-за песен, чего стоит! Кстати, как ты это разнюхала? Да за этот материальчик вся желтая пресса СНГ уцепится! Хоть и заимеет кучу судебных исков!
– Какие иски? Постой… – стало медленно доходить до Кати. – Ты имеешь в виду… Но я ничего не писала о Сосновской. Я просто не успела этого сделать!
– Здрасте! А кто же тогда успел? Сама сказала: статья готова, надо только чуток доработать. То-то Мария Ивановна жаловалась: что с Проскуриной? Никогда не делала столько ошибок. Петрович полдня пытался то с тобой связаться, то с Жоржсанд, чуть инфаркт не схлопотал. В конце концов приказал дать статью о Сосновской в номер. Минут через пять повезут в Дом печати.
Почувствовав, как похолодело в груди, Катя перевела дыхание.
– Веня, Оля на месте? – боясь поверить в то, что случилось, спросила она.
– Нет, у нее сегодня какой-то зачет. А зачем она тебе?
– А затем, что эту статью я в глаза не видела. Ее Стрельникова вчера вечером писала. Сказала, хочет попробовать, и я отдала ей все материалы. Вечером она зачитала мне начало по телефону, я забраковала, сказала, что сама утром сделаю. Выходит, она все-таки ее дописала и сбросила в папку к корректорам.
– Ну да… Там ее и нашли. С твоего адреса пришла.
– Правильно, она за моим компьютером работала. Слышь, Вень, ты можешь мне прочитать ее полностью?
– Могу. Подожди минутку… Пока найду, рассказывай, что у тебя там стряслось.
– Столько всего навалилось, не пересказать. Из последних событий – разбитая машина, телефон, фингал в пол-лица, швы. Кстати, неплохая тема – хамство на дороге. Но все это меркнет в сравнении с тем, что я от тебя услышала. Читай.
– Так, открыл… Слушай… «Лана Сосновская приехала в Минск судиться. Звезда не поделила свои песни и дочь с бывшим продюсером…»
– Стоп! – оборвала его Катя. – Я хорошо помню, что она собиралась назвать статью типа «Звезды не гаснут».
– Там это есть, не переживай. Слушай дальше… «Звезды не гаснут, если они рождены быть звездами. Не метеоритами, не пылинками-песчинками в бесконечности Вселенной, а именно звездами. Мог ли кто поверить, что Светлана Соснова – маленькая худенькая девочка из заурядного районного центра – станет знаменитой и ее приезд на родину будут освещать все средства массовой информации?
Лана Сосновская не появлялась в Минске больше года, но за это время во многом преуспела: заручилась поддержкой небезызвестного продюсера Семена Губермана, записала несколько новых песен, сняла клип и, что самое важное, заполучила статус невесты крупного московского бизнесмена Аркадия Снежкина.
С журналистами Лана решила встретиться прямо в аэропорту Минск-2. Поговаривали, что она собирается прилететь на собственном самолете, который ей подарил на день рождения жених, но она прибыла обычным рейсом Москва – Минск и устроила пресс-конференцию в VIP-зале. Певица была в прекрасном расположении духа и рассказала, что приехала поучаствовать в двух ток-шоу, на Первом канале и ОНТ. Главная тема, – конечно же, поездка Сосновской в будущем году на „Евровидение“ и предстоящее в связи с этим турне по Европе. Но сначала – Беларусь. Здесь звезда начинала свою карьеру, и отсюда она собирается начать свое первое европейское турне.
– Я очень соскучилась по белорусским зрителям, которые всегда меня тепло принимали, – растроганно призналась певица. – В Беларуси живут мои родители и лучшие друзья, с которыми я могу поделиться самым сокровенным.
Поделиться Лане, как выяснилось, есть чем. Правда, сама певица эти факты тщательно скрывает. Но шила в мешке не утаишь. Одна из однокурсниц Сосновской по Университету культуры на днях призналась, отчего у Ланы возникли серьезные проблемы в отношениях с ее бывшим продюсером Евгением Стекловым. Как только Сосновская взлетела на вершины российских хит-парадов, Стеклов получил окончательную отставку и затаил на бывшую подопечную обиду. Дошло до того, что он сорвал несколько выступлений звезды, заявив, что все права на ее старые песни принадлежат ему. Местные концертные агентства не рискнули пойти против Стеклова, который пригрозил судебными исками, если кто-то все-таки устроит концерт Сосновской.
Певица приняла вызов бывшего продюсера и собирается подать на него в суд первой. Возможно, для этого она и прилетела в Минск. И вполне возможно, что дело удастся решить миром, поскольку у Сосновской на руках главный козырь – трехлетняя дочь Юля, отцом которой и является Евгений Стеклов. Говорят, он в ней души не чает, хотя и не признает публично, потому что официально женат на дочери крупного чиновника и огласка данного факта ему ни к чему.
Певица на все вопросы о личной жизни отвечает кратко: „Я невеста, и я счастлива“. О дочери и своих отношениях с бывшим возлюбленным Лана пока предпочитает умалчивать, хотя в музыкальной тусовке это давно не секрет. Смогут ли они договориться, станет понятно в ближайшие дни. Если в белорусской столице появятся афиши Ланы Сосновской, значит, звездной войны не будет.
Звезды не гаснут, если это кому-то нужно».
– Там еще кое-что было, я пропустил, не читал. Ну, ерунда всякая об училище, первом муже, пластических операциях, – пояснил Потюня.
– Бред какой-то, – Катя опустилась в ближайшее кресло, так как ноги отказались выдерживать тяжесть обмякшего тела.
«Кошмар!.. Что же делать? – путались в голове мысли. – Одно ясно: надо убирать это с номера. На замену можно дать статью о скульпторе!»
– Веня! Какой объем?
– Чего? Статьи? Без фоток и рекламы две трети полосы получается.
– Значит, так. Выручай. Надо срочно делать замену. Посмотри, корректуру Дудинцева сделали?
– …Сделали. Скобка стоит.
– Замечательно! Кто из ответсеков на работе?
– Майков. Только что мимо пробежал. Наверное, в Дом печати поехал.
– Немедленно его останови! Пусть убирает статью о Сосновской и меняет на Дудинцева. Я позвоню Атрощенко, объясню ситуацию.
– Влетим на штрафы…
– В любом случае это меньше, чем судебные иски. А то и того хуже… Я буду в редакции минут через пятнадцать – двадцать.
– Ясно. Хотя ничего не ясно… – протянул Веня. – Ох и влетит те-бе-е… и мне за компанию.
– Тебе не влетит, я позабочусь. Сейчас не это главное. Лови Майкова, а я вызываю такси.
Заскочив к себе домой, Катя отыскала черную трикотажную шапочку, которую можно было натянуть ниже бровей, попробовала замазать фингал тональником, но вскоре поняла, что бесполезно. Заклеенные лейкопластырем швы не спрячешь, заплывший глаз не откроешь. Пришлось поменять обычные очки на солнцезащитные с диоптриями.
Забившись на заднее сиденье такси, она набралась духу и позвонила Атрощенко. Разговор вышел нервный, однако стало ясно, что своим решением снять материал камень с души выпускающего редактора Проскурина сбросила.
Влетев в редакцию, она снова поменяла очки и тут же столкнулась с Потюней. По испуганному выражению его лица и по тому, что на некоторое время он лишился дара речи, можно было понять: в таком виде на люди ей лучше вообще не показываться.
– Ты… Ну… Э-э-э… Надо же, как тебя разукрасили… – наконец промямлил он. – Теперь тебя запросто можно снимать для криминальной хроники… Я сейчас, – и тут же испарился.
Катя быстро прошла, вернее, долетела до комнаты корректоров, где за стеклянной дверью виднелась спина Марии Ивановны Сотниковой.
«Бабуля», – так тепло звали ее в редакции.
Закаленная советскими временами, она могла работать сутками и искренне, до слез переживала за самые незначительные текстовые погрешности, просочившиеся в печать. Мужа у нее давно не было, дети выросли и разъехались, так что обладавшая необычайным жизнелюбием, оптимизмом и отзывчивостью женщина, можно сказать, душой и телом принадлежала коллективу газеты. Заодно выполняла роль забытого профсоюза: помнила даты рождения всех без исключения сотрудников – от начальников до вахтеров – И не забывала по такому случаю испечь фирменный «Наполеон».
Познакомились Катя и Мария Ивановна давно: вместе работали в одной из газет, которые плодились в начале девяностых как грибы после дождя, вместе же перешли в «ВСЗ» и, несмотря на солидную разницу в возрасте, дружили.
– …Все давно готово, Катенька, – не поднимая головы, успокоила Мария Ивановна. – Хорошо, что я еще вчера сделала Дудинцева. Майков уже поменял текст, вот снова проверяю. Ох, что будет, что будет! – вздохнула она.
За спиной послышалось бурчание ответсека Лени Майкова, хмурого здоровяка с лохматыми бровями и грозным басом. Из-за недружелюбного внешнего вида его многие побаивались. Особенно новички и особенно при первом знакомстве. Однако стоило узнать Леню ближе, как становилось ясно: добрее человека не сыскать. И поможет, и подскажет, и подвезет, куда надо, без лишних просьб. А уж о его умении сверстать газетные страницы целые легенды ходили!
– Струсила? – укоризненно пробубнил Майков. – На тебя это не похоже. Если хочешь знать мое мнение, то классная статья получилась! Я редко во что вникаю, когда работаю, но за этот материал я бы тебя на соискание какой-нибудь премии выдвинул.
– Готово! – обрадовала его корректор, и он тут же скрылся за дверью. – Господи, Катенька! – внимательно всмотревшись в лицо Проскуриной, всплеснула она руками. – Веня рассказал, что на тебя напали, избили, но не до такой же степени! Что же творится на наших улицах! С этим безобразием надо немедленно разобраться, наказать…
– Уже разбираются, Мария Ивановна.
– Девочка моя, тебе же, наверное, больно! Как это случилось?
– Вы извините, но об этом после, – не чувствуя сил и желания делиться подробностями дневного инцидента, как можно мягче отказала Катя. – Сначала разберемся с номером.
Взглянув на редакционные часы на стене, она прошла к рабочему месту и устало опустилась в вертящееся кресло. Скользнув взглядом по выключенному монитору, клавиатуре, разноцветным папкам, она остановилась на фотографии в стеклянной рамке: счастливая семейная пара во время последнего отпуска.
«А ведь параллельно с этим существовала и Анастасия Сергеевна. И сразу из аэропорта в тот день он, скорее всего, понесся к ней, – всматриваясь в улыбающееся лицо Виталика, припомнила она. – Я осталась дома разбирать чемоданы, а он позвонил кому-то и умчался якобы на работу. У меня даже мысли никакой не возникло… Глупая доверчивая баба. И ведь как странно: вот сейчас думаю, вспоминаю, а на душе полный штиль. Правду говорят: клин клином вышибают. Видно, не зря мне сегодня врезали: нейтрализовали душевную боль болью физической и одним махом решили такой непростой вопрос. Этакая анестезия чувств, желаний, переживаний. Да еще вот Сосновская. Что же Майков так долго возится?» – с нетерпением бросила она взгляд на электронные часы.
– Я поехал в Дом печати, – наконец возник он у ее стола, положил папку, не торопясь застегнул на куртке молнию, поднял воротник и достал из кармана перчатки. – Не горюй! Атрощенко удалось договориться и перенести время сдачи номера. Он уже там, ждет меня.
– Я с тобой, – подхватилась Катя.
– Еще чего? С такой физиономией только имидж газеты портить, – подхватив папку, категорически отказал Леня. – И с Атрощенко тебе нечего лишний раз встречаться. Вам и так завтра по первое число от Жоржсанд достанется. А если по правде, жаль, что ты решила поменять статью, – вздохнул он и повернулся к выходу. – Ладно, сдамся – отзвонюсь.
– И ра-а-а-з! – вдруг раздалось сбоку от Катиного стола. Тут же слабоосвещенное помещение озарила вспышка, раздался легкий щелчок. – Еще кадрик! И два-а-а!
– Веня, ты совсем рехнулся? – зажмурив нетравмированный глаз, прикрылась она рукой. – Ненормальный, что ли?
– Нормальный – ненормальный, но завтра сама спасибо скажешь, – рассматривая снимки в окошке цифрового фотоаппарата, усмехнулся Потюня. – О сегодняшней истории со статьей скоро все забудут: так, рабочий момент. Чего не скажешь об этих снимках. Тебе еще долго будут сочувствовать, как и поносить того мерзавца, который поднял руку на женщину. Кать, не в службу, а в дружбу: объясни, почему ты в последний момент отказалась от публикации? Неужели Стрельниковой позавидовала? Мы ведь не в Москве живем, где жареных фактов – выше крыши! Представляешь, как вырос бы рейтинг газеты?
– Веня, ты прекрасно понимаешь, почему я это сделала. Это первое. Второе: статью писала не я.
– Ну и что? Я знаю, зато другие не знают. Подпись-то твоя.
– Подпись – моя, это верно. И я привыкла нести за нее ответственность. В первую очередь перед газетой, перед людьми, которые ее делают, а не перед сомнительными рейтингами. В любом случае я во всем виновата, и отвечать завтра тоже буду я.
– А Стрельникова?
– А что Стрельникова? С нее взятки гладки – стажерка. Окончит свой университет, устроится в нашу газету, станет любимицей у Жоржсанд. Ты ведь сам сказал: статья классная.
– Ладно, не боись! Со временем и на нее найдется какая-нибудь Стрельникова, – пряча фотоаппарат в футляр, хмыкнул Потюня. – Ленька прав: нечего тебе показываться в Доме печати. Езжай домой, отлежись. Больно, наверное? – посочувствовал он.
– Ничего, заживет. Главное, чтобы следов не осталось.
– А кого признали виновным в аварии? Того козла, который вас побил?
– Предварительно его. Но он сразу сбежал. Так что из-за отсутствия второго участника инцидента разбирательство затянется. И обращаться в страховую компанию пока не имеет смысла. В милицию заявление мы с Ленкой уже подали.
– А свидетели были?
– Полно! Так что теперь я бестелефонная и безлошадная, – вздохнула Катя.
