Текст книги "Проделки небожительницы"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Хм, – раздалось на том конце, и Кузьмич сразу же понял, кто с ним собирается разговаривать.

Ноги его подкосились, в горле отчего-то пересохло, он присел на стул и приготовился к неприятному разговору. Звонил, несомненно, Зарудный.

– Я недоволен, – начал он без всякого предисловия, – вы гарантировали, что с вашим человеком все пройдет как по маслу, что с ним не может быть никаких накладок.

– Я был уверен, – пробормотал Кузьмич, – он просто вынужден был согласиться на мое… на ваше предложение… ему ничего больше не оставалось.

– И тем не менее он отказался, – констатировал Зарудный. – Таким образом, вы допустили утечку информации.

– И ваши люди тоже, – буркнул Кузьмич, сообразив, что Маркизу удалось уйти живым от погони.

– Да, он оказался весьма проворным. И голова у него отлично соображает, а главное – быстро!

– Я же говорил, – осмелился вставить Кузьмич.

– Конечно, его устранение – это вопрос времени, – спокойно продолжил Зарудный, – но дело в том, что, во-первых, времени очень мало, а во-вторых – может просочиться информация об этом деле, а такое недопустимо. Так что ты, Кузьмич, очень меня подвел.

В голосе Зарудного появились человеческие нотки, и от этого Кузьмич еще больше испугался.

– Отчего вообще ты остановил свой выбор на этом… Маркизе? – спросил Зарудный.

– Вы сказали, что вам нужен ловкий, сообразительный человек, мыслящий не совсем традиционно, – вздохнул Кузьмич. – Сами знаете, что сейчас происходит в городе. Все бандитские группировки заняты друг другом. Потому что эти… золотолицые, как их называют, в масках и с мечами, рубят ихнюю братию в капусту почем зря.

– Слышал, – усмехнулся Зарудный, – дело доходит до абсурда. Братки сидят по домам и шепотом пересказывают друг другу леденящие душу подробности. Мистики в этом деле наворочено – жуткое дело! В церковь стали бегать…

– А отрубленных голов так и не нашли, – подхватил Кузьмич, – сами посудите, можно ли к ним сейчас обратиться для серьезного дела? А Маркиз – сам по себе человек, всегда один работает… ну, берет иногда напарников, когда нужно. И тут как раз такое совпадение случилось, что колье он взял…

Кузьмич просто физически ощутил, как на том конце Зарудный озверел.

– Мне не нравятся совпадения! – прорычал он.

– Что делать, – по-стариковски вздохнул Кузьмич, – уж не обессудьте, но больше я вам никого предложить не могу.

– Значит, все-таки Маркиз… – протянул Зарудный. – Ну ладно, найдем, как его заставить… К вечеру я человека за колье к вам пришлю.

Надежда Николаевна проводила тетю Васю до отдела искусства Древнего Востока и оставила там. Она решила, что заслужила немного времени для спокойной прогулки по Эрмитажу. Все было на месте, все такое привычное, с детства знакомые экспонаты. Надежда в который раз возблагодарила бога, что ей повезло родиться в большом городе, да не где-нибудь, а в Санкт-Петербурге, где есть такой замечательный музей, как Эрмитаж. Она зашла в зал, где стояли знаменитые часы-павлин, и полюбовалась из окна на очаровательный висячий сад. На уровне второго этажа была насыпана земля, и росли там цветы и настоящие деревья. Из других окон виднелась Нева, обычно свинцово-серая, но сегодня в ней отражалось синее осеннее небо.

Надежда постояла немного у окна, вздыхая и скучая о муже. Отчего они никогда не ходят вместе в Эрмитаж? Ему вечно некогда, он все время работает. Конечно, сейчас жизнь такая, что без работы не проживешь, но вот она, Надежда, вроде бы и работает не так много, а времени у нее вечно не хватает. Так что надо еще спасибо тете Васе сказать – вытащила ее, Надежду, в Эрмитаж.

Надежда вспомнила про тетю Васю, охнула и заторопилась на третий этаж, где в зале с ассирийскими экспонатами они с теткой договорились встретиться.

– Надя! – окликнула ее тетя Вася в зале испанского искусства.

Надежда с ходу пролетела ползала, притормозила у двух апостолов Эль Греко, которые укоризненно поглядели на нее со стены, и обернулась.

Тетя Вася сидела на бархатном диванчике и выглядела не то чтобы присмиревшей, но какой-то тихой. Не было грозного огня в ее глазах, пенсне не сидело на носу, а тихо висело на шнурочке, и она совсем была не похожа на Станиславского. Надежда поняла, что тетка очень устала. Утомленная, очень старая женщина…

– Тетя Вася, вы как здесь? Решили свои проблемы?

– А нет никаких проблем пока, – улыбнулась тетка, – выставка приедет через два дня, хотела я походить по Эрмитажу, вспомнить былое, да вот, что-то утомилась…

– Может, вам плохо? – забеспокоилась Надежда.

– Пойдем-ка мы на воздух, – сказала тетя Вася, – а сперва хорошо бы где-нибудь чайку выпить.

Они устроились тут же, в кафе на первом этаже. Тетя Вася медленно прихлебывала чай и невидяще смотрела прямо перед собой, потом тихо заговорила:

– Я жила на Васильевском острове, преподавала в университете, писала книгу об ассирийской космогонии классического периода, казалось бы – какое отношение ассирийская космогония имеет к политике? Но один бездарный доцент, от чьей теории я не оставила камня на камне в своей работе, написал на меня донос. Якобы я в своих исследованиях сошла с рельсов классового подхода, отклонилась от марксистских научных методов… короче, я еще очень легко отделалась, мне дали всего пять лет. Видимо, сказалось то, что Ассирия вряд ли засылала к нам своих шпионов.

Там, на Севере, – это была такая нецелесообразная работа! Мы, четыре женщины с высшим образованием и научными степенями, заготавливали лес. Нас охранял боец, очень симпатичный молодой человек, явно деревенский. Я понимаю, это было необходимо, а вдруг мы – действительно враги народа? Но этому бойцу было холодно, он грелся около костра, и в этом костре сжигал все то, что мы за смену успевали заготовить. Это было так глупо! Вполне можно было использовать нас на каких-то более полезных работах. Например, Востроградская, доктор технических наук, умела очень хорошо готовить. Но я отвлеклась.

Тетя Вася неодобрительно поглядела на шумных китайцев, обосновавшихся за двумя соседними столиками.

– После освобождения я отправилась на место проживания, которое назначили мне по суду…

– В ссылку? – уточнила Надежда.

– На место проживания, – твердо возразила тетя Вася, – в Нукус. Надо сказать, там собрались совершенно замечательные люди – ученые, искусствоведы. Такого художественного музея, как в Нукусе, нет во многих крупнейших городах страны. А сколько там замечательных археологических древностей!

– И ассирийских? – осторожно поинтересовалась Надежда.

– И ассирийских, – не моргнув глазом, подтвердила тетя Вася. – Конечно, жизнь там довольно трудная, – продолжила она, – особенно тяжело было в первые годы… Но интеллигентного человека не должны пугать мелкие бытовые неудобства вроде скорпионов в сортире…

– Вроде чего?! – в ужасе переспросила Надежда.

– Ничего особенного, – презрительно фыркнула тетя Вася, – скорпионы в сортире – совершенно обычная вещь. Сортир у меня во дворе…

– Что, и сейчас?!

Тетя Вася не удостоила племянницу ответом и продолжила:

– А скорпионы – вполне обычный элемент тамошней фауны. Как и сколопендры, фаланги, тарантулы… Вот каракурт – это похуже, его укус смертелен, а скорпион – такая мелочь.

Надежда вздрогнула, представив себе скорпиона в своем чистеньком, облицованном голубым кафелем туалете.

Словно прочитав ее мысли, тетя Вася поправила пенсне, взглянула на Надежду так, как Станиславский, должно быть, смотрел на Немировича-Данченко, когда они ссорились по вопросу о том, с чего начинается театр – с вешалки или с буфета, и провозгласила:

– Вы все здесь невероятно избалованы! Теплый ватерклозет развращает! Привыкнув к нему, человек скатывается в болото мелкобуржуазной изнеженности! – Выпив чашку крепкого горячего чая, она оживилась и принялась за старое.

Надежда, оставшись в этом вопросе при своем особом мнении, решила сменить тему.

– Тетя Вася, но вас же должны были вскоре реабилитировать… Или это называется как-то по-другому… Ну, после смерти Сталина?

– Вскоре?! – с пафосом повторила тетка. – Конечно, если пять лет – это вскоре! Я приехала в Нукус в пятьдесят втором году, а мое дело пересмотрели только в пятьдесят седьмом. Видимо, это дело было очень незначительное. До него долго не доходили руки.

– В пятьдесят седьмом? – переспросила Надежда. – Но почему же вы тогда не вернулись?

– Ха! – Тетка гордо закинула голову, и пенсне свалилось с ее носа, закачавшись на шелковой ленточке. – Я связалась с университетом. И поинтересовалась судьбой того доцента, чей донос послужил причиной моего ареста. Он был уже профессором и заведующим кафедрой. Как ты считаешь, могла я вернуться? Я предпочла остаться в Нукусе. Тем более что уже привыкла к тамошней жизни, а главное – наткнулась на интереснейшую научную тему.

В местном краеведческом музее хранились глиняные таблички, найденные при раскопках в начале века русским археологом Аргуновым. Фонд Аргунова пятьдесят лет стоял неразобранным – сам он умер от лихорадки в 1910 году. А никто из серьезных специалистов в Нукусе не бывал и не видел его находок. Бытовало мнение, что Аргунов раскапывал в Каракалпакии захоронения скифов или сарматов. Но я увидела эти таблички и не поверила своим глазам. Этот стиль ни с чем невозможно спутать – крылатые быки, драконы, рогатые рыбы, – настоящий ассирийский стиль! И я совершенно не удивилась, когда нашла на некоторых табличках ассирийские клинописные надписи. Это огромное открытие! Значит, влияние ассирийцев распространялось даже до степей Каракалпакии! Я написала об этом статью в «Вестник» Академии наук. Публикация произвела фурор, хотя Зайценогов – тот профессор, о котором я уже говорила, – пытался злопыхательствовать и поставить под сомнение мою научную квалификацию. Тем не менее меня приглашали в Москву и Ленинград, но я отказалась.

– Почему? – перебила Надежда тетку.

– Один раз мне уже пришлось полностью изменить свою жизнь. Васильевский остров я поменяла на Нукус не по своей воле, но еще раз все менять – не хочу! Буду жить в Нукусе до конца своих дней и продолжать исследование коллекции Аргунова.

– Но сейчас-то вы все-таки приехали! – не удержалась Надежда от шпильки.

– Я же тебе говорила, – начала тетя Вася с легким раздражением, – меня пригласили руководители Эрмитажа, а главное – мне просто необходимо сравнить таблички из коллекции барона Гагенау с аргуновскими. – И она ткнула пальцем в картинку на буклете.

– Тетя Вася, – ужаснулась Надежда, – неужели вы привезли из Нукуса всю его коллекцию?!

– Что ты, это очень маленькая ее часть! Я, конечно, хотела бы взять гораздо больше, но тогда пришлось бы заказывать железнодорожный контейнер, а у меня не хватило средств на его оплату.

Спектакль шел отлично. Зрители смеялись в нужных местах и даже хлопали по ходу пьесы, а не только в конце.

В последнем действии на Ольге был мужской костюм – черный бархатный камзол, кюлоты, а под камзолом – белоснежная батистовая рубашка с кружевами. Парика не было – ее собственные волосы как раз были нужной длины. По пьесе героине полагалось переодеться в юношу, и Ольга с удовольствием играла мальчишку – она имитировала походку, чуть сутулилась и загребала ногами, делала это чуть нарочито, потому что зрители знали, что она – не мальчик, а ее возлюбленный по пьесе – якобы нет. Когда она в качестве кавалера танцевала с очень богатой и глупой дамой, кто-то из зрителей даже крикнул: «Браво!»

Все кончилось хорошо, как во всех комедиях Гольдони.

Зал хлопал, актеры вышли кланяться. Ольге полагалось за короткое время быстренько переодеться в шикарное длинное белое платье с серебристым отливом и принимать аплодисменты зрителей уже в туалете невесты, при полном, так сказать, параде.

Она стремглав бросилась в свою гримерную, чтобы успеть – на все про все выходило у нее пять минут. За сценой никого не оказалось, у них вообще была маленькая труппа, так что все артисты раскланивались, осветитель – он же рабочий сцены, сидел в своей будке. Режиссер же вышел на поклоны вместе с артистами.

У дверей гримерной навстречу Ольге шагнул молодой человек с огромным букетом роз в руках.

– Простите, я из газеты, хотел взять у вас интервью…

– Вы с ума сошли! – крикнула Ольга. – Мне же нужно на сцену! После, после…

Она открыла дверь, но парень вдруг сильно толкнул ее внутрь, и она, пролетев несколько шагов, приземлилась прямо в объятия другого парня. Сообразив, кто перед ней, Ольга пыталась крикнуть, но тряпка, пахшая чем-то острым и неприятным, заткнула ей рот и нос. Она забилась в руках бандитов, как пойманная рыбка, вдохнула резкий запах и затихла. Парни мигом закатали безвольное тело в специально принесенное одеяло, подхватили сверток и вынесли его через служебный вход. Вахтерша сидела за своим столиком и безучастно смотрела прямо перед собой, ни на что не реагируя – ее тоже угостили солидной порцией хлороформа.

Зрители требовали выхода главной героини. Герой-любовник самолично сбегал за ней, но нашел в пустой гримерной только смятое серебристое платье и рассыпанные по полу темно-красные розы.

Зрители понемногу разошлись. Ольгу нигде не нашли и очень удивились, заметив, что все вещи ее тоже на месте. Наконец кто-то углядел, что с вахтершей у служебного входа что-то неладно – она слишком крепко спала. Пока брызгали ей в лицо водой, пока били по щекам – прошло очень много времени. Наконец вахтерша очнулась и с трудом вспомнила, что почти перед самым окончанием спектакля постучался в дверь молодой человек с большим букетом роз, она, вахтерша, открыла, думая, что это посыльный, а дальше что-то пахучее брызнуло ей в лицо, и больше она ничего не помнит.

Сопоставили розы, рассыпанные на полу в гримерке, с ее словами и пришли к выводу, что Ольгу Чижову похитили неизвестные злоумышленники.

Было одно место у Маркиза, где он хранил деньги и кое-какие необходимые вещи, так сказать, на черный день. Туда можно было наведаться только вечером, что он и сделал, посчитав, что черный день настал. Угораздило же его связаться с этим колье! Но уж очень ему хотелось обойти Лейбовича.

Маркиз собрал немногочисленные вещи, прихватил деньги и новые документы. Потом он позвонил верному человеку насчет машины, договорился, где тот будет ждать его, и хотел уже оставить мобильник в тайнике, но тот вдруг зазвонил издевательским звонком.

– Здорово, Маркиз! – раздался грубый голос в трубке. – Тебе твоя краля хочет привет передать.

– Нужны мне ваши приветы, – вздохнул Маркиз: он уже понял, что произошло непоправимое.

– Значит, так, слушай сюда быстро и не перебивай! – посуровел голос в трубке. – Если через час ты не будешь на станции метро «Невский проспект», то девулю твою мы разнесем на молекулы.

– Какие слова знаешь, – хмыкнул Маркиз.

– Ты не думай, я не только слова умные знаю, но и дело свое хорошо понимаю. Девкой твоей сам, лично, займусь, потом ребятам ее отдам, а после этого она, если не окочурится, сама смерти запросит.

– Слушай, чего вам от меня надо? – с чувством спросил Маркиз. – Я ничего не знаю, ничего не слышал, вообще сейчас сделаю ноги по-быстрому. И к метро «Невский проспект» тащиться – нашел дурака! Чтобы вы меня там прихлопнули? Так что девчонке я все равно не помогу, а своя рубашка, как говорится, всегда ближе к телу.

– Не боись, Маркиз, – заговорили в трубке, – найти мы тебя и так со временем найдем. Хоть на краю света достанем! Но сейчас время дорого. И хозяин тебе важное дело хочет поручить. Так что ты бы не тянул резину, а соглашался побыстрее. Времени мало остается. А убивать тебя в этом случае никто не собирается, и даже девку мы тебе вернем в сохранности, относительно, конечно… – в трубке заржали.

«Так я вам и поверил», – подумал Маркиз, но вслух сказал:

– Ладно, знаю, что все равно вы до меня доберетесь. Дай-ка мне с девушкой поговорить, а то, может, вы ее уже того… на тот свет отправили.

– После наговоришься, – заворчал голос, – неохота мне…

– А тогда пошли вы все на хрен! – заорал Маркиз. – Это я твоему хозяину зачем-то нужен, а не он мне.

– Ладно, не кипятись, – примирительно буркнул мужчина, – сейчас поговоришь…

В трубке установилась относительная тишина, очевидно, ее просто положили, не отключая. Вдалеке слышался неясный говор, хлопнула дверь.

«Это за Лолой кто-то пошел, – сообразил Маркиз, – значит, они держат ее где-то рядом, чтобы она под рукой была, в случае чего…»

Маркиз прислушался и вдруг уловил какие-то посторонние звуки. Как будто колокол начал бить гулко и громко.

«Да ведь это же часы! – догадался Маркиз. – Где-то неподалеку от того места бьют башенные часы».

Он машинально поглядел на свои наручные часы и усмехнулся: те, городские, спешили на три минуты.

Через некоторое время в трубке послышался голос Лолы.

– Ленечка… – она всхлипнула, – спаси меня.

– Доигралась! – не выдержал он. – Доигралась в своем театре!

– Ну, знаешь! – Маркиз просто воочию увидел, как высохли слезы у нее на щеках. – Я, конечно, виновата, но ты тоже вел себя как собака на сене!

– Хватит! – В трубке послышалась какая-то возня. – После будете отношения выяснять! Если доживете, конечно…

– Леня, спаси меня! – истошно крикнула Лола. – Они меня убьют! Я стану трупом, как бедный Йорик!

– Ах ты, сука! – заорали в трубке. – Еще кусается!

Послышался звук удара, и телефон отключился.

«Совсем от страха ума лишилась, – Маркиз пожал плечами, – какую-то чушь театральную несет…»

Он тяжело вздохнул и убрал в тайник вещи. Придется ему вступить в контакт с бандитами. Девчонка, конечно, идиотка, и сама во всем виновата, но втравил-то ее в это дело он, Маркиз! Если бы в свое время он не вытащил ее из «Синего попугая», кем бы она была? Мелкой мошенницей, обирающей таких же, как она, жуликов. Зарабатывала бы понемножку на хлеб с маслом и на тряпки, играла бы в своем театре. Ну, когда-нибудь поймали бы ее на «горячем», отлупили бы как следует, но не убили. А он взял ее в напарницы, втравил в серьезные операции. Теперь Лоле грозит ужасная смерть.

Маркиз, в общем, был противником насилия, оттого он и выбрал такую бескровную профессию. Он прекрасно знал, что проявляет сейчас недопустимую слабость, но решил поглядеть, как будут дальше развиваться события. А там, глядишь, ему придет в голову какая-нибудь мысль – как спасти Лолу.

На станции метро «Невский проспект» Маркиз уселся на скамейке, и тотчас же к нему подошел мужчина делового вида, очень прилично одетый – модный плащ, галстук, очки в позолоченной оправе.

– Мне поручено вести с вами переговоры, – приветливо произнес он.

Он достал из кожаного кейса буклет, который Маркиз уже видел у Кузьмича.

– Выставку привезут через два дня. Вот номер рейса компании «Люфтганза». Отвечать за безопасность экспонатов будет некий Макс Белофф, русский эмигрант, уже давно живущий в Германии. Статуэтка львиноголовой Ламашту – небольшая, длиной двадцать пять сантиметров. Она будет находиться в самом маленьком ящике. У вас уже есть план операции?

– План операции я всегда разрабатываю сам и никого в него не посвящаю, – твердо ответил Маркиз.

– Допустим, – протянул молодой человек. – Надеюсь, вы знаете, чем вам грозит малейшая оплошность. Патрон не прощает ошибок, вам будет очень трудно доказать свою профессиональную пригодность, – он выразительно посмотрел на своего собеседника.

– Еще один важный вопрос, – не моргнув глазом, продолжил Маркиз, – а потом займемся выяснением деталей. Вопрос же касается оплаты.

– Вот как? – молодой человек поднял брови. – А разве спасение вашей девушки не является достаточной платой?

– Ну-ну, вы слишком хорошо обо мне думаете, – вздохнул Маркиз, – я с большим удивлением открыл в себе некоторый альтруизм, но не до такой же степени… Статуэтка львиноголовой Ламашту – очень ценная вещь! Так, навскидку, я определил бы ее цену в десятки миллионов долларов.

– Ну, уж это вы загнули, – усмехнулся молодой человек, – здесь, в России, можно говорить только о реальной цене…

– Итак? – настойчиво спросил Маркиз.

– Назовите сами реальную цену, – быстро проговорил его собеседник.

– Двести тысяч долларов, плюс возмещение всех расходов на операцию, – четко выговорил Маркиз.

– Думаю, мы договоримся, – немного помедлив, ответил его собеседник.

Они еще некоторое время уточняли мелкие детали, после чего Маркиз кивнул молодому человеку в очках и скрылся в вагоне поезда. Его собеседник закрыл кейс и направился к эскалатору. Поднявшись наверх, он сказал в мобильный телефон несколько слов. Выслушав ответ, он убрал мобильник и устремился к поставленной перед ним только что цели.

Кузьмич посмотрел в глазок. На площадке перед дверью стоял аккуратный молодой человек очень делового вида. Плащ, галстук, очки золоченые, чемоданчик кожаный в руке. Посмотрел на часы: ценит, паскуда, каждую минуту! Пришел ровно в десять, хоть часы по нему проверяй.

Кузьмич загремел замками, отворил свою бронебойную дверь. Делец вошел, вежливо поздоровался. Старик отвернулся, побрел к себе в кабинет, шаркая стоптанными тапками, косясь на гостя. Тот осторожно шел следом, перешагивая через завалы хлама, которыми была знаменита квартира скупщика, брезгливо поглядывая на ободранные обои, морщась от кошачьих запахов. Тут и один из котов выскочил из угла и с диким мявом бросился гостю под ноги. Гость вздрогнул, отбросил кота ногой. Кузьмич оглянулся, недовольно проворчал:

– Не обижай животное! Оно за себя постоять не может.

Молодой человек скривился, но промолчал.

Вошли в кабинет. Кузьмич сел за стол, потер руки. Старый, невзрачный, вязаная старушечья кофта поверх тельняшки, цепкий осторожный взгляд… Выдвинул ящик стола, достал мешочек черной замши, развязал шнурочек и выложил на стол живое мерцание-сверкание, пригоршню света – бриллиантовое колье.

– Вот, – промолвил Кузьмич с грустью скрипучим стариковским голосом. – Передайте Артему Ивановичу, с моим крайним уважением. Поздравляю – хорошая вещь.

Напоследок он подержал колье в руках, повернул его разными сторонами к свету – оно пускало яркие искры. Бриллианты высверкивали чистым сиянием. С сожалением старик опустил колье обратно в мешочек, затянул шнурок, подал гостю. Тот взял мешочек осторожно рукой в желтой кожаной перчатке.

Кузьмич посмотрел на эту перчатку недоверчиво: что это он – отпечатки пальцев оставить боится? Брезгует, что грязно у старика в квартире, или…

На всякий случай скупщик незаметно вытащил из ящика «вальтер», сжал его под столом в левой руке. Гость медлил, неторопливо расстегивая замки «дипломата», чтобы спрятать туда колье.

– Ну что, – угодливо усмехаясь, поинтересовался Кузьмич, – поймали Маркиза-то?

Молодой человек поднял на старика удивленные глаза.

– Нас с вами это, кажется, не должно интересовать.

В переводе на человеческий – куда, блин, ты нос суешь, не твоего ума дело!

– Да нет, я так только, – промямлил Кузьмич, – полюбопытствовал…

Гость открыл наконец чемоданчик, осторожно спрятал в него мешочек с колье, поднял на старика серые спокойные глаза, проговорил:

– Артем Иванович просил меня поблагодарить вас за то, что вы так быстро нашли и вернули его вещь.

«Поблагодарить, – подумал старик, – небось с Лейбовича он всю сумму содрал! И получается, что колье ему досталось совершенно даром! Неплохо устроился господин Зарудный! За моральный ущерб – двадцать тысяч баксов получил! А мне хоть бы что-нибудь отстегнул за хлопоты!» – но вслух он сказал совсем другое:

– Всегда рад хорошему человеку услужить. Передайте ему…

Что он хотел передать Зарудному, осталось неизвестным, потому что его молодой гость спокойным быстрым движением достал из кейса маленький голубой баллончик и выпустил в лицо скупщика струю густого серебристого тумана.

Кузьмич закашлялся, хотел было выстрелить из-под стола, да руки не послушались, и все вокруг ему стало как-то безразлично. Он сомлел, откинувшись на спинку стула. Нижняя челюсть вяло отвалилась, по подбородку потянулась ниточка слюны. Молодой гость неторопливо отставил «дипломат», достал пластмассовую коробочку с заранее подготовленным шприцем, осторожно поднял безвольно повисшую руку старика и, отвернув манжету рубашки, сделал укол.

Тело Кузьмича передернула короткая судорога, и он затих уже навеки. Гость наклонился над ним, на всякий случай проверил пульс, хотя и знал, что это лишнее. Достал из кармана старушечьей кофты связку ключей. Взял «дипломат», спрятал в него использованный шприц. Внимательно огляделся по сторонам – не оставил ли он тут чего-либо ненароком. В коридоре ему снова попался под ноги кот, но, кажется, уже другой. Сейчас, не сдерживая своей неприязни, гость сильным ударом ноги отшвырнул кота, поморщился, глядя на царивший в квартире беспорядок. Таких, как этот Кузьмич, следовало бы уничтожать просто из гигиенических соображений, как уничтожают переносчиков болезнетворных микробов, но его устранили не за это. Просто – бизнес.

Гость вышел из квартиры, запер бронированную дверь и выбросил ключи в мусоропровод. Взглянул на часы – было четверть одиннадцатого. Вся операция заняла пятнадцать минут.

Макс негромко кашлянул, чтобы привлечь внимание барона.

У старика была такая неприятная манера: вызвать человека к себе в кабинет и долго не замечать его присутствия, углубившись в какой-нибудь драный манускрипт или ветхую инкунабулу. Вот и сейчас он сидел, разглядывая сквозь увеличительное стекло старинную монету, и делал вид, что не замечает Макса.

Услышав кашель, барон поднял удивленные глаза и воскликнул:

– О, дорогой мой, вы уже здесь? А я увлекся и ничего не вижу… Взгляните, какая прелесть!

Макс подошел к столу, взял лупу и уставился на золотой кругляшок. Профиль надменного старика в венке, по кругу – надпись: «Веспассиан принцепс».

Ничего особенного. Вежливо улыбнулся, посмотрела на барона. Тот, видимо, ожидал восторгов.

– Очень мило. – На большее Макс не был способен.

– Вся прелесть этой монеты, – обиженным и одновременно менторским тоном начал барон свою очередную лекцию, – в том, что буква «Е» в имени императора несколько повернута! Эта-то неправильность и делает монету уникальной. Неправильности придают разнообразие жизни, мелкие врожденные особенности создают своеобразие человеческой внешности и даже человеческого характера. Вот вы, например, – рыжий, и это делает вас своеобразным…

«А вы – зануда и болтун, но это не добавляет вам обаяния», – подумал Макс, но развивать эту мысль не стал: барон хорошо платил, и за это вполне можно было потерпеть его болтовню.

– Что ж, это не имеет отношения к нашему сегодняшнему разговору. – Как будто прочитав мысли Макса, барон убрал монету в футляр и откинулся на спинку кресла. – Вы знаете, дорогой мой, я посылаю часть своей коллекции в Россию. Выставка будет проходить в петербургском Эрмитаже. Конечно, я дополнительно застраховал коллекцию на время поездки – Россия считается у страховщиков зоной повышенного риска, и полис обошелся мне в копеечку. Но тем не менее я хочу, чтобы вы сопровождали эти вещи. Я очень верю, дорогой мой, что под вашим присмотром ни один предмет не пострадает. Вы как-никак знаете эту страну…

Еще бы Максу не знать страну, в которой он родился и вырос, страну, из которой он бежал пятнадцать лет тому назад на лыжах через финский лес, оглядываясь на бегу, вслушиваясь в отдаленный собачий лай и глотая снег, чтобы утолить жажду и выровнять дыхание.

– Да, господин барон, – вежливо кивнул Макс, – но за время моего отсутствия эта страна очень переменилась.

– Это не страшно, дорогой мой. – Барон взглянул на него слегка насмешливо. – Вы сможете найти там людей, которые за умеренную плату расскажут вам об этих переменах.

– Да, господин барон, – снова кивнул Макс, – можно мне полюбопытствовать, какую именно часть коллекции мне предстоит сопровождать?

– Можно. – Барон выложил на стол большой роскошно изданный каталог. – Это будет «Ассирийское наследство».

Макс присвистнул: даже в знаменитой коллекции древностей и произведений искусства барона фон Гагенау «Ассирийское наследство» было подлинной жемчужиной. Прекрасное собрание клинописных табличек, древних глиняных печатей, изображений богов и демонов.

Макс переворачивал глянцевые страницы каталога и всматривался в чудовищные и выразительные силуэты мускулистых бородатых богов, крылатых львов, быков и драконов. Под изображением рогатого чудовища он прочел подпись: «Рыбо-козел, символ великого бога Эйя».

«Рогатый змей – бог Нингижзида», – прочел он рядом трудно произносимое слово.

«Звезда-богиня Иштар».

Это имя было Максу хоть немного знакомо.

Он перевернул еще одну страницу и увидел фотографию золотой статуэтки.

Статуэтка изображала женщину с головой львицы.

Макс замер, его слегка зазнобило, комната на мгновение поплыла перед глазами. Никогда прежде он не замечал за собой такой реакции на произведение искусства, но эта статуэтка, вернее, эта богиня, никого не могла бы оставить равнодушным. В каждом изгибе ее тела, в каждой складке кожи таились непреодолимый соблазн и безграничное зло одновременно.

Львиная голова лежала на женских плечах органично и естественно, морда львицы не была страшной или уродливой, она выражала обычную для хищника голодную злость, но само тело богини излучало коварство и злобу, страх и зависть, бесстыдную похоть и ненасытную жадность… Все семь смертных грехов таились в этом теле, да какие там семь! В ней были скрыты десятки и сотни смертных грехов глубокой древности, давно позабытые, самые названия которых неведомы убогой христианской морали.

– Что… что это?! – спросил Макс, когда ему удалось справиться со своим голосом.

– А-а! – Барон смотрел на него с чуть заметной усмешкой и явным интересом. – Я вижу, мой дорогой, она вас задела! Не каждый видит настоящую сущность этой богини! Это – Ламашту, львиноголовая Ламашту, поднимающаяся из подземного мира и ведущая за собой болезни и несчастья, озлобленные тени мертвых, ночные призраки, духов-инкубов Лилу, овладевающих во сне женщинами, и суккубов Лилит, терзающих по ночам мужчин. – Барон захлопнул каталог и закончил совсем другим голосом, сухим и деловитым: – Об этой статуэтке я особенно беспокоюсь. Мало того что она мне просто очень нравится, я вообще почти никогда не выставляю ее, – кроме того, это одно из самых дорогих в мире произведений искусства. Ну, и вообще, она прекрасна! Кажется, вы это, мой дорогой, тоже заметили, хотя видели пока что только ее фотографию. Все необходимое вы получите у Вернера, в том числе и чек с достаточной суммой на непредвиденные расходы.

Аэропорт Петербурга поразил Макса своими крошечными размерами и жуткой теснотой. В прежние времена, когда сам он жил в этом городе, люди так редко летали за границу, что этого здания – размером с придорожную закусочную – им было вполне достаточно.