Текст книги "Алмазная принцесса"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– А может, волка? – краснея и смущаясь, проговорил хозяин «Фольксвагена», долговязый интеллигент в строгих металлических очках. – Я вообще-то волка представлял…

– Волка?! – возмущенно переспросил бородач, и его брови вздыбились. – Это не ко мне! Это ты, мил-человек, ошибся адресом! Если ты хочешь, чтобы твою машину расписывал Анатолий Клюквин, – значит, получишь льва или тигра, пантеру или гепарда, в крайнем случае – кугуара, он же – пума, даже снежного барса, или, по-научному выражаясь, ирбиса. Но никаких волков, никаких драконов, никаких змей и других пресмыкающихся! И никаких, извиняюсь за выражение, растительных орнаментов! Анатолий Клюквин специализируется по хищникам семейства кошачьих! Понятно тебе?!

– Понятно! – стушевался интеллигент. – Хорошо, раз вы так говорите – пусть будет леопард!

– Ну вот это – другое дело! – Лицо бородача расплылось в улыбке. – Приходи завтра, мил-человек! Будет твой леопард готов в самом лучшем виде!

Владелец «Фольксвагена» удалился, а бородач повернулся к Василию Макаровичу:

– Ну, здравствуй, мил-человек! Что, хочешь своего «жигуля» обновить? Хорошее дело, своевременное. Но только сразу тебе скажу – крупного хищника я тебе не советую. Лев, или тигр, или, к примеру, леопард – это для машины посолиднее, покрупнее, на «Жигулях» он смотреться не будет. Не тот масштаб, понимаешь! Тебе, мил человек, подойдет кто-нибудь помельче, пошустрее – к примеру, рысь или камышовый кот…

– Какой кот? – удивленно переспросил разговорчивого бородача Василий Макарович.

– Камышовый, – охотно ответил бородач. – Он поменьше рыси, но побольше домашнего кота… к твоей машине в самый раз подойдет! И по размеру, и по характеру… такой же непредсказуемый. Никогда не знаешь, что в следующий момент учудит.

– Как-то я не знаю… – протянул Василий Макарович, почесав в затылке и с сомнением оглядев свою машину. – Как-то я не готов. Я вообще-то по другому делу…

– По какому еще другому? – насторожился бородач. – Я никакими другими делами давно не занимаюсь, кого хочешь спроси!.. Уже года три как не занимаюсь!

– Вы ведь Анатолий Клюквин? – уточнил на всякий случай Василий Макарович.

– Ну я… – признался бородач и подозрительно оглядел гостя с ног до головы.

– Вот вы-то мне и нужны. Я вообще-то из милиции… – И Василий Макарович предъявил насторожившемуся художнику свое служебное удостоверение.

Удостоверение было самое настоящее, со всеми полагающимися подписями и печатями, просто, выходя на пенсию, Василий Макарович его не сдал – заявил начальству, что потерял в лесу, когда ходил за грибами. И теперь время от времени использовал красную книжечку в интересах очередного расследования.

Клюквин внимательно рассмотрел удостоверение и мрачно спросил дядю Васю:

– Ну и чего вы от меня хотите?

– Только консультацию! – заверил его Василий Макарович.

– Какую еще консультацию?

– Да вот у нас по одному уголовному делу машина проходит. К сожалению, свидетели номер ее не запомнили, зато запомнили, что это был черный «Опель» с картинкой на борту…

– С какой еще картинкой? – поморщился Клюквин.

Он не любил, когда к его искусству применяли это легкомысленное определение.

– Ну с этой… вот которую вы рисуете.

– С аэрографией, что ли?

– Ну да, вот с этой самой!

– Так ты так и дыши… а что на этом «Опеле» было конкретно нарисовано?

– Так вот как раз пантера! Почему я к вам и приехал, потому что мне умные люди подсказали – если тигр или там пантера, так это непременно работа Толи Клюквина!

– И кто же это у нас такой умный? – поинтересовался бородач.

Дядя Вася сделал вид, что не расслышал – у сотрудников милиции, как и у журналистов, не принято раскрывать свои источники.

– Ну, допустим, так и есть – большая часть тигров, львов, пантер и леопардов выходит из моей мастерской… – признал наконец Клюквин. – И чем же я вам могу помочь?

– Понятно, чем: сообщите номер этого «Опеля», а если можно – фамилию и прочие данные владельца. Этим вы окажете следствию неоценимую помощь…

– Да я бы всей душой, – с явным сомнением проговорил Клюквин. – Только сами понимаете – машин через мои руки проходит много, все не упомнишь…

По его хитрому лицу явно было видно, что, если бы он что-то знал, все равно не спешил бы делиться информацией с представителем компетентных органов.

– А что – вы их никак не отмечаете? – невинным голосом поинтересовался Василий Макарович. – Никак не записываете? Не ведете учет?..

– Ах, вот вы с какой стороны заходите! – надулся Клюквин. – Так бы сразу и сказали, что из налоговой! А то – помощь следствию… а у меня, между прочим, с налогами полный порядок! Меня в налоговой очень уважают!

– Да я же сказал – мне до ваших налогов никакого дела нет! – заверил его дядя Вася. – У меня человек пропал, может быть, убийство произошло! Так что ваши налоги мне до лампочки… но если вы со мной не хотите поговорить откровенно – тогда придется пригласить других сотрудников, а вот они могут заинтересоваться вашим учетом…

– Ну ладно, я разве против… – Клюквин пошел на попятную. – Говорите, пантера там? Черная?

– Почему черная? Розовая!

– Как это – розовая? – удивился бородач.

– Ну как – известно как! Как в мультфильме… – И Василий Макарович в доступной ему форме напел популярную мелодию из мультфильма «Розовая пантера».

– А, так вот какая там пантера! – Клюквин отчего-то обрадовался. – Так это не моя работа, это не иначе как Машкина! Вот ведь девка безалаберная!

– Машкина? – переспросил дядя Вася. – Что это за Машка такая? И где ее найти?

– А чего ее искать-то? – Клюквин обернулся к раскрытой двери своего гаража и громко крикнул:

– Машка, волчья сыть, ошибка природы! Ты что там делаешь? Танцуй сюда в темпе вальса!

Из гаража донеслось металлическое бряканье, недовольное ворчание, и на пороге возникла долговязая девица лет двадцати с выстриженными неровными прядями волосами, выкрашенными в розовый и сиреневый цвета. В руках у нее была половая тряпка, а на лице – выражение крайнего недовольства.

– Чего делаю, чего делаю! – пробурчала она, откидывая упавшую на глаза сиреневую прядь. – Вы мне сами велели пол вымыть в вашем свинарнике! Хоть бы иногда для интереса порядок здесь наводили! Самому-то не противно? Одних пустых бутылок столько, что, если их сдать, можно «Бентли» купить!

– Ты не больно тут умничай! – прервал девицу Клюквин. – Лучше скажи – опять левачила? Опять у меня за спиной кому-то машину разрисовала?

– Ничего я не разрисовывала! – огрызнулась девица. – А если вы мне зарплату уже два месяца не платите – должна я на что-то жить? Или одним воздухом прикажете питаться? Так воздухом я не умею, у меня организм молодой, растущий…

– Кризис сейчас! – Клюквин перешел в глухую оборону. – И потом, я же тебя взял в обучение, раскрываю тебе все свои профессиональные секреты… это тоже, между прочим, денег стоит, и очень больших! Знаешь, какие сейчас курсы дорогие! Короче, сознавайся сей же момент – кому розовую пантеру нарисовала? Вот видишь – уже человек из милиции по твою душу пришел!

Девица испуганно взглянула на Василия Макаровича и шарахнулась в сторону, намереваясь удрать, но бдительный Клюквин ловко ухватил ее за рукав:

– Куда?! Я за тебя отвечать не собираюсь!

– Ладно, вы уж не обижайте девушку! – выступил вперед Василий Макарович и повернулся к Маше:

– Да ты не бойся, дочка, у меня к тебе только пара вопросов как к свидетелю…

– Ничего не знаю! – поспешно ответила девица. – Никаких машин не разрисовывала, он все врет…

– Анатолий, вы пока займитесь своими делами, – обратился дядя Вася к бородачу. – Мы с Машей буквально две минуты поговорим… ну максимум четыре…

– Да хоть двадцать! – недовольно фыркнул Клюквин и скрылся в гараже.

Оставшись наедине с Машей, Василий Макарович выжидательно посмотрел на нее.

– Он мне нисколько не платит… – пробурчала та обиженно. – Жлоб такой… только и знает – работой всякой нагружать… то пол ему в гараже помыть, то машину чужую надраить, то через весь город мчаться с каким-нибудь дурацким поручением, а денег вечно не допросишься… надо же на что-то жить? Ну иногда, когда его нет, бывает, разрисую кому-нибудь машину…

– Это понятно, – кивнул дядя Вася. – Я тебя за это нисколько не осуждаю. Каждый человек зарабатывает как может. Я вот с тобой разговариваю, хотя хотел бы чем-нибудь другим сейчас заниматься. Ты мне скажи – чей это черный «Опель», на котором ты розовую пантеру нарисовала?

– Черный «Опель»? – переспросила девица, и в ее глазах промелькнул испуг. – Не знаю никакого «Опеля»!

– Вот только этого не надо! – строго взглянул на нее дядя Вася. – Я знаю, это твоя работа, так что лучше сразу расскажи. Вопрос тут серьезный, этот «Опель» у нас по такому делу засветился… похищение человека, а может быть, даже убийство! И если не хочешь загреметь за соучастие…

– Он не мог никого убить! – испуганно вскрикнула Маша. – Он не такой!

Она тут же прикусила язык, но было поздно: слово – не воробей, вылетело – не поймаешь. Дядя Вася уставился на нее рентгеновским взглядом и проговорил строгим голосом, предназначенным специально для допросов:

– А теперь – четко и подробно: кто такой «он»? Что ты про него знаешь?

– Ничего не знаю, случайно оговорилась… – залепетала девица, размазывая по лицу дешевую тушь со слезами. – Что вы все на меня… обидеть бедную девушку ничего не стоит… что вы все как будто сговорились… и Анатолий вечно с претензиями, и вы теперь тоже на мою голову…

– Да, тебя, пожалуй, обидишь! Ты за себя постоять умеешь! – Дядя Вася окинул взглядом ее крепкую фигуру. – Только ты пойми: если ты незнакомому человеку машину разрисовала – это одно дело, ты просто свидетель. А вот если ты хозяина «Опеля» лично знаешь, а мне ничего не скажешь – это уже выходит соучастие… так что лучше расскажи, как дело было…

– Да я с него и денег не взяла! – сообщила Маша, вытирая слезы рукавом и постепенно успокаиваясь. – Я ему задаром эту пантеру нарисовала…

– Что это вдруг? – недоверчиво переспросил Василий Макарович, окинув девицу изучающим взглядом. – По тебе не скажешь, что ты благотворительностью занимаешься! Что-то не вижу в тебе ничего общего с матерью Терезой!

– При чем тут благотворительность? – фыркнула девица. – Я что – на полную лохушку похожа?

– Чего нет, того нет! – вздохнул дядя Вася. – Почему же тогда денег не взяла?

– Потому что это не кто-нибудь, а сам Упырь! – с восхищением выдохнула Маша.

– Кто?! – испуганно переспросил Василий Макарович.

– Упырь!

– Господи, только нечистой силы мне не хватало! – Дядя Вася машинально перекрестился.

– Да при чем тут нечистая сила? – презрительно взглянула на него собеседница. – Темный вы человек! Упырь – это знаменитость! Фронтмен «Мертвецкой»!

– Еще не легче! – Дядя Вася заморгал глазами. – Ну объясни ты мне по-человечески!

– Трудно с вами, с пенсионерами! – вздохнула Маша. – «Мертвецкая» – это группа такая, некро-панк-рок, а Упырь – лидер этой группы, по-нашему – фронтмен…

– Музыкант, что ли? – догадался наконец далекий от молодежной культуры Василий Макарович.

– Ну да, гитарист, и вокалист, и шоумен… в общем, крутой чувак! Понятно, я с него денег брать не стала…

– Час от часу не легче! – проговорил дядя Вася. – А где этого Вурдалака можно найти?

– Не Вурдалака, а Упыря! – строго поправила его девица. – А найти его проще простого: сегодня вечером, в половине восьмого, у них сейшен в «Персике»…

– А теперь, пожалуйста, то же самое по-русски! – потребовал Василий Макарович.

Маша презрительно хмыкнула и пояснила, что выступление группы «Мертвецкая» во главе с Упырем состоится этим вечером в известном клубе «Пресса и кофе», в просторечии именуемом «Персик». И что вышеупомянутый Упырь там, как всегда, устроит такое… такое… все в осадок выпадут…

И на дополнительный вопрос дяди Васи Маша ответила, что в миру Упыря зовут Петей, а фамилию она не знает. Шоумену фамилия вообще ни к чему.

Василий Макарович здраво рассудил, что он со своим возрастом и внешним видом будет слишком бросаться в глаза на такого рода концерте, и решил привлечь к операции Василису.

Я с ног до головы осмотрела себя в зеркале и осталась не слишком довольна.

Конечно, я выбрала самые трепаные джинсы, надела черный свитер с вышитой блестками надписью «Я люблю генно-модифицированные продукты» (сама не знаю, как он оказался в моем шкафу) и наложила на лицо тройной слой грима, но все равно выглядела слишком прилично для некро-панк-рок-концерта. Пришлось густо обвести глаза черным. На покойника я все равно не стала похожа, а сильно напоминала медведя-коалу. Тогда я нарисовала губы темно-красной помадой и повязала голову черной банданой.

– Ну как? – повернулась я к дяде Васе.

– Жуть! – честно ответил он. – Кто увидит – умрет на месте!

– Если бы… – уныло проговорила я, – но больше я ничего не могу придумать.

Напоследок я позвонила Татьяне Степановне, задала ей несколько вопросов, получила на них несколько подробных ответов и вышла из дома с тяжелым сердцем.

Мои опасения подтвердились: парень при входе в клуб оглядел меня подозрительно и осведомился:

– Женщина, вы случайно адресом не ошиблись? Здесь не Киркоров выступает!

– Я знаю, кто здесь выступает! – произнесла я высокомерно. – Меня сюда Упырь пригласил!

Парень взглянул на меня более уважительно и даже сделал скидку на билет.

Я прошла в зал и заняла место поближе ко входу, чтобы перехватить этого самого Упыря, как только он появится.

Зал был оформлен довольно необычно. На сцене виднелся прислоненный к стене гроб, рядом с ним – два скелета (помню, точно такой стоял у нас в школе в кабинете анатомии), на низком столике горели черные свечи в медном подсвечнике.

Но особенно колоритной показалась мне здешняя публика.

Вроде я не такая уж старая, тридцати еще нету, но в этом зале почувствовала себя настоящим ископаемым: здесь собрались совсем юные личности, многим было на вид едва ли больше пятнадцати. Основную массу составляли унылые девицы в черном с неровно выстриженными розовыми волосами и огромными черными тенями вокруг глаз и приблизительно такие же юноши. Я предположила, что попала на тусовку так называемых эмо,но вскоре поняла из диалогов своих соседей, что это вовсе не эмо,а совсем другая группа – некро.Мне это название ничего не говорило, кроме того, что оно имеет отношение к покойникам.

Краем уха я слышала оживленные (если так можно выразиться) разговоры местной публики.

– Светка Длинная опять повесилась, – говорила долговязая веснушчатая девчонка в наброшенной на плечи ажурной черной шали своей курносой подружке.

– Ну и как – удачно? – переспросила та без особенного интереса.

– Ну да, конечно, удачно! Ее Виталик из петли вынул, потом у них такая любовь была…

– Везет же некоторым! – завистливо вздохнула курносая. – А я в среду наглоталась таблеток, лежу, уже глюки начались, по стенам зеленые тараканы поползли, под потолком оранжевые бабочки летают, а никто не идет, никто меня спасать не торопится… пришлось самой «Скорую» вызывать, еле до телефона доползла! Еще немножко – и вправду бы окочурилась!

– С таблетками осторожнее надо, – со знанием дела прокомментировала приятельница. – Перед тем как глотать, надо убедиться, что телефон близко… а я вот на днях вены резала…

– Ну и как? – заинтересовалась курносая. – Поделись впечатлениями, а то я тоже собиралась…

– Ну что тебе сказать? Сперва очень круто – лежишь в теплой воде, во всем теле такая легкость – как в космос полетела! Вода постепенно краснеет… красиво! Я еще музыку поставила классную – как раз Упырь соло на гитаре заделывал… но тут как раз мамаша вломилась, «Скорая», переливание крови, в общем – обломали весь кайф!

Время начала концерта наступило, и наконец возле двери раздался дружный вопль: в зале появились участники некро-панк-рок-группы «Мертвецкая».

Впереди шел сутулый парень, закутанный в полуистлевший саван. Лицо его было покрыто очень художественно выполненными трупными пятнами, изо рта торчали длинные желтоватые клыки.

– Упырь, я тебя обожаю! – вопила какая-то девица, кидаясь на шею своему кумиру. – Упырь, укуси меня!

Солист послушно куснул ее в тонкую шейку, и девица радостно завизжала.

Я заработала локтями, чтобы пробиться к Упырю, но его поклонницы создали вокруг него плотное кольцо. Тогда я вспомнила дяди-Васины уроки и применила их на практике. Несколько ловких пинков, обманное движение, пара ударов локтями в уязвимые точки организма – и я оказалась рядом с Упырем.

– Тебя укусить? – осведомился он деловым тоном, увидев меня прямо перед собой.

– Нет уж, спасибо! – ответила я брезгливо. – Потом еще уколы от бешенства делать придется!

– Тогда, может, тебе автограф нужен? Давай программку, я на ней распишусь!

– Без этого тоже обойдусь! Мне бы поговорить с тобой об одной нашей общей знакомой…

– О какой это? – спросил он подозрительно.

– О Татьяне Окуневой!

Его глаза округлились:

– Не знаю такой!

– Кончай заливать! – отрезала я. – Я знаю, что несколько дней назад она села в твою машину возле цветочного магазина и с тех пор ее никто не видел. И еще я знаю, что ей угрожает серьезная опасность. Так что нам непременно нужно поговорить…

– Не о чем нам разговаривать! – ответил Упырь словами из старой советской песни. – Проходи мимо, вон девчонки в очередь стоят за автографами!

– Успеют девчонки! – отмахнулась я. – И ты успеешь их всех перекусать! У меня дело важное и серьезное. И хватит, Петя, придуриваться. Татьяну Окуневу он не знает! Конечно, у нее в школе была другая фамилия, Сазонова! И скажешь, ты с ней за одной партой не сидел и в одном ансамбле не пел? Первое место на конкурсе юных вокалистов не получал?

– И не юных вокалистов, а молодых талантов… – пробурчал он, – а ты что – из милиции?

– Нет, конечно! – усмехнулась я. – Если бы я была из милиции, то не приперлась бы на этот шабаш в таком виде. Меня тетка Танина послала, она волнуется очень. Так что давай колись, где ты Таню держишь, мне некогда…

– Хорошо, – неожиданно согласился Упырь. – Давай поговорим после концерта. Тут за сценой есть такая комнатка… я буду тебя ждать, а то сейчас, сама понимаешь, никакого разговора не получится…

Действительно, его поклонницы собрались с силами и снова кинулись к нему, оттеснив меня в сторону.

Я заняла место поближе к стене и приготовилась к длительному ожиданию.

Тем временем группа пробилась к сцене и начался концерт.

Упырь втиснулся в гроб и прямо оттуда запел низким замогильным голосом:

– Мертвые мальчики,

Номерок на пальчике,

Ни любви, ни жалости,

Цвета побежалости,

Позабудь стеснение,

Позабудь сомнения…

Неприятность крупная:

Наступает трупное окоче-не-ни-е!..

Многочисленные фанаты дружно подхватили за ним:

– Трупное окоче-не-ни-е!..

Дальше был исполнен еще десяток песен примерно такого же содержания. Упырь то прятался в гроб, и его закрывали крышкой, то снова вылезал из него, гремя костями. Остальные участники группы поддерживали его по мере возможности – подпевали надтреснутыми кладбищенскими голосами, изображали воскресших покойников, играли на гитарах и барабанах (кстати, вместо палочек барабанщик использовал берцовые кости).

Наконец все это кладбищенское веселье завершилось. На бис группа исполнила особенно полюбившуюся публике песню «Тяжело лежать в могиле, ручки тоненькие сгнили» и дружно покинула сцену, гремя костями и страшно тараща глаза.

Публика потянулась к выходу, обсуждая концерт, а я стала пробираться в комнату за сценой.

Там музыканты дружно пили водку, закусывая ее салом и огурцами. Упыря среди них не было.

– А где Упырь? – спросила я барабанщика – длинноволосого мужчину с обрюзгшим лицом и уныло свисающим носом.

Он посмотрел на меня подозрительно – видимо, привык защищать своего шефа от слишком назойливых поклонниц.

– Он со мной хотел поговорить после концерта.

– Ну ладно, проходи, вон там он! – Барабанщик показал на низкую дверь в дальнем конце комнаты.

Я толкнула дверь, пригнулась и пробралась в тесное и пыльное помещение, видимо, предназначенное для хранения сценического реквизита. Здесь были сложены все предметы, недавно украшавшие сцену, – бутафорские скелеты, столик с подсвечником и, конечно, гроб. Только Упыря здесь не оказалось.

– Эй! – окликнула я на всякий случай, невольно понизив голос. – Эй, как тебя… Упырь!..

Ответа не последовало, но я заметила торчащий из гроба тяжелый ботинок.

– Ну у тебя и шуточки! – проговорила я, подходя к гробу. – Неужели на сцене не наигрался в покойника?

Упырь действительно лежал в гробу и не подавал никаких признаков жизни.

– Слушай, ты мне уже надоел со своим черным юмором! – Я подошла к гробу и присела на табуретку. – Кончай придуриваться, нам действительно нужно поговорить. Куда ты увез Татьяну?

Он по-прежнему не отвечал, и меня это уже начало раздражать.

– Слушай, дело не шуточное! – я повысила голос. – Меня наняла Татьянина тетка, она не находит себе места. Женщина пожилая, ей такие переживания ни к чему. Так что кончай прикалываться и веди себя как мужчина!

Упырь молчал.

Я здорово разозлилась, наклонилась над ним, схватила его за воротник и сильно встряхнула.

И тут увидела, что горло Упыря было разрезано опасной бритвой.

Как я догадалась, что именно бритвой, а не десантным ножом, или офицерским кортиком, или старинным кинжалом, или каким-нибудь еще холодным оружием?

Очень просто: именно бритва с остро отточенным окровавленным лезвием валялась на груди мертвого Упыря. А его одежда и саван были залиты темной кровью.

– Мама! – проговорила я вполголоса.

Вполголоса – не из соображений конспирации, а только потому, что на более громкий выкрик не хватило сил. Если бы силы были – я завопила бы, как ненормальная, невзирая на опасность.

Правда, у меня еще оставалась слабая надежда, что это – продолжение концерта, кошмарная шутка в духе некро-панк-рока… но эта надежда была очень слабой и бледнела с каждой секундой, точнее – с каждой каплей крови, вытекающей из перерезанного горла Упыря.

Я метнулась к двери, но за ней послышались приближающиеся шаги, она начала приоткрываться с жутким скрипом… Я инстинктивно шарахнулась обратно, заметалась по крошечной комнатке и юркнула в открытый шкаф с театральным реквизитом. Едва успела захлопнуть за собой дверцу шкафа, как в комнату заглянул барабанщик и нетерпеливо проговорил:

– Эй, Упырь, ты скоро? Водка стынет! Пацаны обижаются, что ты отрываешься от коллектива…

Не дождавшись ответа, он протиснулся внутрь, шагнул к гробу и увидел мертвого Упыря.

В первый момент, как и я минуту назад, он решил, что приятель просто неудачно шутит.

– Упырь, кончай прикалываться! Ты, блин, не на сцене, и я – не малолетка обкуренная!

И тут он разглядел перерезанное горло приятеля, раскрытую бритву и окровавленный саван.

Реакция его была примерно такой же, как у меня. Только слова вырвались другие.

– Матчасть твою единым госэкзаменом! – проговорил музыкант вполголоса, но затем повысил голос: – Мертвяк! Череп! Кровосос! Упырь навернулся!

В дверях появились остальные музыканты.

– Че случилось-то? – протянул один из них.

– Что, не видишь? Помер наш Упырь! Прирезал его кто-то!

– Доигрался!

– Кто ж это его?

– Да вот только что тетка какая-то сюда вошла… Наверное, это она его и оприходовала! Больше некому! То-то она сразу показалась мне какой-то подозрительной…

Я замерла от ужаса и даже перестала дышать.

Это ведь они обо мне!

В этот момент я даже не обиделась на «тетку». Меня трясло от страха – ведь я действительно окажусь главной и единственной подозреваемой в жутком убийстве!

– Надо милицию вызвать… – проговорил наконец один из музыкантов и вытащил из кармана мобильный телефон.

– Черт, здесь нет сигнала! – проговорил он через несколько секунд. – Я выйду, мужики, а вы пока тут побудьте… следите, чтобы ничего не трогали…

– И я с тобой… и я… – Остальные участники группы дружно кинулись прочь, столкнувшись в дверях, оставив возле трупа растерянного барабанщика.

– А я что? – пробормотал тот. – Мне что – больше всех надо? Да кто ж его здесь тронет? Кому он нужен-то? – И барабанщик тоже выскочил из помещения.

Я выбралась из шкафа.

Нужно было срочно отсюда удирать, пока не появилась милиция!..

Я тихонько заглянула в соседнюю комнату – туда, где только что выпивали музыканты. Там никого не было – стояли только откупоренные бутылки с водкой и недоеденные бутерброды, на самом видном месте красовалась распотрошенная селедка, невольно напоминая знаменитую картину. Художника не помню, там еще селедка на грязной бумаге лежит и стакан до половины налит. И все на эту селедку любуются и говорят, что она гениальна. То есть не она, а он, художник.

Я пересекла комнату, выскочила в коридор и едва не столкнулась с каким-то озабоченным дядькой с золотыми зубами. Метнувшись в другую сторону, скрылась за дверью, на которой был нарисован женский силуэт.

В нос мне ударил странный, немного приторный запах.

Перед треснувшей раковиной в желтых ржавых потеках стояла сутулая девчонка с розовыми растрепанными волосами. Она курила толстую самодельную папиросу, выпуская через ноздри тот самый сладковатый дым. Увидев меня, она удивленно заморгала густо накрашенными ресницами и протянула:

– Померещится же такое!

Я невольно бросила взгляд на свое отражение в зеркале и увидела саван с нарисованным на нем скелетом. Видимо, этот саван висел в шкафу, где я пряталась, и я в него случайно влезла.

Я сделала обкуренной девчонке козу, защелкала зубами и бросилась в дальний конец туалета, где увидела закрытое на шпингалет окошко, густо замазанное белой масляной краской.

– Ты кто? – крикнула мне вслед девчонка.

– Твоя галлюцинация! – ответила я, дергая шпингалет.

– А, ну тогда ладно! – Объяснение ее вполне устроило, и она снова затянулась подозрительным дымом.

А я распахнула окошко и выскочила на улицу.

К счастью, этаж был первый, я приземлилась удачно, ничего себе не сломав, и припустила по пустынной улице как можно дальше от злополучного клуба.

Пробежав пару кварталов, я услышала вдалеке тревожное завывание милицейской сирены.

Вы не поверите, но всю дорогу до дома Василия Макаровича я пробежала. Машину взять побоялась, уж очень приметно выгляжу, а в метро такое чучело если и пустят, то запомнят надолго. Конечно, саван с нарисованным скелетом я сообразила выбросить по дороге в сугроб, однако оставались еще эти очковые глаза и бандана… С другой стороны, конечно, хорошо, что я загримировалась, сейчас смою макияж, и никто меня не узнает.

Дядя Вася долго не открывал на звонок, так что мне пришлось стучать в дверь ногами.

– Ну что такое, ключи забыла…

Слова застряли у него в горле. Он молча втащил меня внутрь и запер двери на все замки. Не снимая ботинок, я протопала прямо на кухню и плюхнулась на стул.

На кухне царило полное благолепие. Уютно горело бра над столом, уставленным всевозможными вкусностями. Посредине красовалось целое блюдо румяных аппетитных пирожков. Рядом с ним пристроились две вазочки с вареньем – крыжовенным и малиновым. Чуть поодаль – глубокая тарелка с домашним сдобным печеньем, и уж совсем на краю стола – тарелка с «хворостом». На полу между столом и холодильником удобно развалился Бонни, а у окна на стуле сидела наша клиентка Татьяна Степановна.

– Здрассти! – прохрипела я. – Давно не виделись…

– Василиса, ты чего, – укоризненно загудел дядя Вася, – человек к нам со всей душой… Гостинцев вон принес…

– Вы уж не обессудьте, – заговорила Татьяна Степановна, – денег-то вы с меня совсем мало взяли, так я уж… вот… пирожков спекла да печеньица… А могу еще ватрушку…

Дядя Вася счастливо вздохнул – он обожает домашнюю ватрушку. И Бонни тоже.

– А чего это вы в таком виде? – полюбопытствовала Татьяна Степановна. – Есть известия про Танюшу?

– Да, Василиса, как дела? – спохватился дядя Вася.

– Хреново! – зло буркнула я. Видят же, что человек на пределе, как говорится, на грани нервного срыва, так сразу расспросы, даже чаю не предложили.

И вывалила им все без стеснения – про концерт, про убийство Упыря и про то, что я еле выбралась оттуда, избежав обвинения в убийстве.

– Стало быть, Танюша жива? – обрадовалась Татьяна Степановна. – Просто прячется где-то… Ух, сердце отпустило…

– Да погодите вы! – невежливо отмахнулась я. – Вы во что нас втянули? Ведь Упыря убили-то, чтобы он не проговорился, где ваша Таня прячется.

– Ты уверена? – Дядя Вася покосился на пирожки.

Все ясно, продался за еду. И Бонни тоже.

– Я к тому, – заторопился мой голодающий партнер, – что там, на концерте, такое безобразие творилось, его кто угодно прирезать мог… Сама же говоришь: там все психи…

Я поглядела на дядю Васю очень выразительно, и он замолчал на полуслове.

Перед моим носом появилась чашка горячего чая.

– Кушайте пирожки, пока они теплые, – засуетилась Татьяна Степановна.

После еды жизнь стала казаться не такой мрачной.

– Одно мы знаем точно, – сказала я, отодвигая пустую чашку. – Племянница ваша в опасности. Наверно, муж бывший ей угрожал или эта Ольга, она и решила спрятаться. Уговорила Петю Упыря ей помочь.

– Точно, – закивала Татьяна Степановна, – они в школе дружили очень. Петька такой славный парень был…

– Видели бы вы его сейчас, – вздохнула я, потом вспомнила, каким я видела Упыря – мертвым, в крови, с перерезанным горлом, и еще больше расстроилась.

– Куда он ее мог увезти? – спросила я скорее для разговора, без надежды на ответ.

Однако Татьяна Степановна, видно, и впрямь многое знала про жизнь своей племянницы.

– Раньше они на дачу ездили… – неуверенно заговорила она. – Помню, Лида, сестра, однажды очень на Танюшу рассердилась, что та ночевать там осталась, а ее не предупредила. Мобильников-то тогда, конечно, не было… У Петиных родителей дом в деревне. От бабки вроде бы остался. Ну ребята туда летом на выходные и катались. Грибы там, ягоды, рыбалка… Мать Петькина ту дачу не любила, отдыхать всегда на море ездила… Как же это место называлось… что-то деревянное… не то дубы, не то осины, не то березы… вспомнила! Липки! Точно, деревня Липки по Мурманскому шоссе!

– Надо ехать в Липки, – вздохнул дядя Вася, – завтра же с утра и поедем.

Дядя Вася с Бонни проводили Татьяну Степановну до метро, у меня уже ни на что не было сил.

Наутро мой напарник принялся ворчать. Не то вновь плохо себя почувствовал, не то просто встал не с той ноги. Я приготовила большой термос с крепким кофе и завернула остатки пирожков. Бонни мы, посовещавшись, решили не брать – придется вывозить Татьяну, а Бонни в машине занимает все заднее сиденье. Бонни по этому поводу устроил грандиозный вой, но мы его проигнорировали.

Всю дорогу до дачи дядя Вася меня пилил и воспитывал, как будто получал за это почасовую оплату.

– Вечно ты влипаешь в какие-то неприятности! – ворчал он своим простуженным голосом, краем глаза следя за заснеженной дорогой. – Никуда тебя нельзя одну отпустить… учу тебя, учу, а все без толку… ну прямо как ребенок…