Текст книги "Браслет императрицы"
Автор книги: Наталья Александрова
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
По неискоренимой привычке разбираться в своих эмоциях она тут же задумалась о причине своего плохого настроения – и очень быстро поняла, в чем дело.
Люсю срочно вызвали на работу. У них что-то стряслось – и срочно понадобилась Люся, ее опыт, ее квалификация. То есть Люся очень востребована, она ценный специалист, без которого и дня не могут обойтись. А она, Надежда, теперь обычная домохозяйка и не нужна никому, кроме мужа и кота…
«Но это не так уж плохо! – возразила она сама себе. – Семья и дом – это самое главное в жизни женщины! Быть хранительницей домашнего очага – что может быть прекраснее?»
Но в глубине души она понимала, что этого ей мало, что ей нужно еще что-то… нужно еще какое-то занятие, чтобы занять голову, за долгие годы инженерной работы приученную к решению сложных задач, еще какое-то занятие, которое даст ей столь необходимое чувство самоуважения, чувство своей нужности…
За этими раздумьями она шла по улице мимо витрин магазинов и окон кафе. И вдруг услышала призывный стук. Надежда остановилась и заглянула в ближайшее окно. И там, в окне, Надежда увидела Нину Чересполосову. Нина махала ей рукой, делала призывные жесты, что-то говорила. Слов Надежда не могла слышать через стекло, но догадалась, что Нина зовет ее в кафе.
«Вот угораздило же встретиться, – недовольно подумала Надежда, – и чего она тут расселась? Делать, что ли, нечего? Шла бы домой мужу обед готовить…»
От этой мысли она едва не поперхнулась, помотала головой и показала Нине на часы – дескать, спешу, тороплюсь, времени совсем нету на пустую болтовню. Но то ли получилось это у нее неправдоподобно, то ли Нинке и вправду до зарезу нужно было, но она сделала такое умоляющее лицо, что Надежда сдалась.
– Ну, что еще такое… – пробормотала она, но тем не менее вошла в кафе и подошла к Нининому столику.
– Надя, – взволнованно проговорила Нина, едва Надежда села рядом с ней, – как хорошо, что я тебя заметила! Мне очень нужно с кем-нибудь поговорить…
Надежда хотела ответить резко, в том духе, что у нее хватает собственных дел и недосуг работать психоаналитиком на общественных началах, но вдруг она заметила, что лицо у Нины вовсе не такое оживленное и счастливое, как на дне рождения. Углы рта были скорбно опущены, под глазами проступили тени, в самих глазах плескалась тоска.
Надежда присела за столик и оглядела Нину не спеша. Вид был не слишком приятный. Собственно, Надежду удивила только тоска в глазах, потому что жидкие неухоженные волосы, полное отсутствие косметики и какой-то бесформенный балахон вместо платья были вполне привычными вещами.
Проглотив едва не вырвавшиеся резкие слова, Надежда приготовилась слушать. Но тут подошла официантка и принесла Нине жидкий травяной чай и сухое пирожное.
– Мне кофе, – решительно сказала Надежда, – и горячий бутерброд с ветчиной и сыром!
– Надя! – повторила Нина трагическим тоном, едва дождавшись ухода официантки, но тут же взяла себя в руки, нервно сглотнула и продолжила тоном ниже: – Извини, что я гружу тебя своими проблемами, но мне больше не с кем об этом поговорить. Понимаешь, – она смущенно потупилась, – у меня ведь совсем нет опыта общения с мужчинами, а ты два раза была замужем…
«Ужас какой! – подумала Надежда. – Неужели Нинка на шестом десятке лишилась невинности и теперь мне придется просвещать ее в плане интимных отношений?»
Однако все оказалось куда безобиднее. Или куда сложнее.
– У тебя с мужем проблемы? – вздохнула Надежда. – Ну, излагай уж, так и быть…
– Понимаешь, Надя, – продолжила Нина, смущенно опустив глаза, – Георгий… он, конечно, замечательный, очень заботливый, внимательный и все такое, но мне иногда начинает казаться… начинает казаться, что я его совсем не интересую.
Явилась официантка с заказом. Кофе был крепкий и сладкий, бутерброд пахнул вкусно, но Нинка смотрела такими несчастными глазами, что Надежде кусок не лез в горло.
– В интимном плане, что ли, ты его не волнуешь? – уточнила Надежда. – Ну, это бывает, особенно в нашем возрасте… Хотя… вы ведь недавно женаты…
– Да нет, я не об этом. – Нина покраснела. – Я бы не стала об этом… мы с тобой не настолько близки…
– А о чем тогда? – Против воли в голосе у Надежды прозвучало недовольство.
Вот чего ей надо, этой Нине Ч.? Вроде бы никогда они близко не общались, а теперь она усиленно набивается в подруги. Скучная она девка была и в молодости, а уж сейчас-то… И еще жалуется, что муж ею не интересуется! Да она в зеркало-то хоть когда-нибудь на себя смотрела? Ведь это уму непостижимо – так одеваться! Ведь тому, что на ней надето, даже и названия не подберешь! Что это – халат уборщицы? Арестантская роба? Костюм химзащиты? И эти реснички белесые, как у теленка… И брови… Вот интересно – волосики у Нинки жиденькие, а брови как у скотч-терьера!
Тут Надежда осознала, что занимается злопыхательством, а это, как известно, совершенно бесполезное времяпрепровождение.
– Ну, так о чем ты хотела со мной поговорить? – гораздо мягче спросила она. – Только давай уж быстрее, а то у меня времени мало…
– Понимаешь… – Нина замолчала ненадолго, отпила чаю, едва заметно поморщилась и отставила чашку, – в интимном плане… ну, я не знаю… но это не главное!
Надежда удивилась – а что тогда главное? Вот если бы они тридцать лет прожили, тогда можно было бы утверждать, что это – не главное. Хотя тут тоже могут быть разные мнения, но не стоит в разговоре с Ниной в это углубляться, а то Надежда и до вечера домой не попадет.
Нина глубоко вдохнула, как будто собиралась броситься в холодную воду с обрыва, и наконец выпалила:
– Самое главное – он все время говорит только о моей знаменитой бабушке! С утра до вечера только и разговоров, что о Нине Слепневой! Что я о ней помню, что знаю… Да какая она была, да как выглядела, да как себя вела, да с кем время проводила, полную биографию ее требует! Всех друзей-знакомых я должна знать, а кого я помню-то? Все давно умерли… Всю квартиру перелопатил, все ищет разные фотографии, бумаги, что от бабушки остались!
– Ты же сама говорила, что нужно все это разобрать, что муж тебе очень помогает в этом…
– Ну да, ну да… – Нина снова отпила остывшего чаю, – я собиралась ремонт сделать, кое-что подвыбросить, так он на меня накричал прямо! Это, говорит, очень важно, каждая мелочь! А что там важно-то? Альбом старый с фотографиями нашел – два вечера над ним просидел, все рассматривал, любовался, как будто он женат не на мне, а на ней!
– Ты что – ревнуешь его к своей бабушке? – удивленно переспросила Надежда.
– Выходит, что так… – протянула Нина, сама не веря своим словам, – а чего он… – В голосе ее появились плаксивые нотки.
– Ну и ну! – Надежда покачала головой. – Такого мне не приходилось слышать! Бывает, что мужчина увлекается своей тещей – даже фильм такой был, с Катрин Денёв в главной роли, но чтобы бабушкой жены, да к тому же еще покойной… Слушай, может быть, ты это выдумала? Может, ты нафантазировала?
Нина посмотрела на нее грустно, и Надежда устыдилась. Уж чего-чего, а фантазии у Нинки и в юные годы не было ни на грош. Так откуда же ей сейчас-то взяться?
– Все-таки мне кажется, что ты слегка драматизируешь… – неуверенно сказала Надежда, хотя если допустить, что Нинкиного мужа интересовало наследие ее бабушки, тогда понятно, для чего он женился на этой тетехе.
– Если бы так… – вздохнула Нина. – Вот как ты думаешь – зачем я ходила на эту выставку?
– Какую выставку? – Надежда сделала непроницаемое лицо.
– Не притворяйся, я вас с Люсей там видела, просто признаваться не захотела… – смутилась Нина.
– Все еще боишься, что Люська у тебя мужа уведет? – не утерпела Надежда. – Зря ты так…
– Так зачем, по-твоему, я на выставку пошла? – Нина неуклюже перевела разговор на другое.
– Ну, зачем люди вообще ходят на выставки? Чтобы полюбоваться картинами, повысить свой культурный уровень… опять же, там выставлены картины твоей бабушки…
– Да сдались мне эти голые комсомолки! – раздраженно выпалила Нина. – А бабушкиных работ мне и дома хватает!
– Тогда зачем же?
– А это меня Георгий отправил! Велел пойти на эту выставку и непременно узнать, кому принадлежит бабушкин автопортрет! И выяснить адрес этого человека…
– А зачем это ему? – поинтересовалась Надежда. – Он что – хочет купить этот портрет?
– Если бы я знала! – выдохнула Нина. – Так вот, Надя, скажи мне, как опытная женщина, – это нормально? Такое бывает в семейной жизни, чтобы муж буквально помешан был на старухе, которой уже лет двадцать на свете нету?
В голосе Нины прозвучала самая настоящая ненависть.
– Ты успокойся… – Надежда погладила Нину по руке, – знаешь, что мы сделаем? Оставь ты эту бурду, чай свой зеленый, никакой от него радости! А мы закажем сейчас тебе кофе – крепкий и сладкий, с пенкой, ты от него сразу приободришься!
Она махнула рукой официантке и заказала чашку кофе и кусок лимонного пирога. Нина молчала и выводила чайной ложкой непонятные узоры на столе.
– Ты скажи… – начала Надежда, осторожно подбирая слова, – что ты про своего мужа знаешь?
Ну, я к тому веду, что, возможно, если бы ты узнала его поближе, вам было бы легче найти с ним общий язык… Ну, познакомились вы на выставке, это ты мне говорила, а потом… он тебе про себя что-то рассказывал? Ну, откуда родом, где учился, где работал, кто его родители…
Она ожидала резкой отповеди – дескать, тебе какое дело и что ты тут вынюхиваешь. А в этом случае Надежда готова была встать и уйти. Не прощаясь. Или нет, лучше на прощание сказать, что знать она Нинку не желает, и пускай она сама разбирается со своим подозрительным муженьком, а у нее, Надежды, нет ни желания на это, ни времени. У нее своих собственных дел хватает. Но Нина не стала заедаться, она с готовностью начала говорить:
– Ну, родился он в городе Острове, это в Псковской области…
«Так-так, – Надежда мгновенно вспомнила слова Ларисы, – и все тебе он наврал, не жил он никогда в Острове, иначе знал бы, как жители этого города себя называют…»
– Я когда в паспорте увидела, удивилась, не знала, что такой город есть… – говорила Нина, – знаешь, я ведь даже фамилию поменяла. До чего мне это Ч. надоело! У Георгия фамилия хорошая, простая, короткая – Шмелев.
– Значит, ты теперь Нина Шмелева? – улыбнулась Надежда. – Похоже на С…
Она прикусила язык, но Нина поняла и расстроилась, однако продолжала:
– Учился он в Пскове, в Политехническом институте, а потом родители его переехали, потом отец умер, а сейчас и мамы в живых нету. У него ни братьев, ни сестер, вообще родственников никаких.
Официантка принесла заказ, и тут у Нины в сумочке зазвонил мобильник.
– Да? – спросила она, с трудом его отыскав. – Да, слушаю, Гера! Почему не беру? Да, конечно… говорила, обещали передать ему мой телефон, этот человек сам со мной свяжется! Ну что ты кричишь, что смогла, то и сделала… а ты всегда недоволен…
Нина внезапно замолчала и стала напряженно слушать, прижав трубку к уху. Лицо ее постепенно менялось. Вместо легкого недовольства и обиды на нем проступила озабоченность, которая в свою очередь уступила место радости и довольству жизнью.
– Да, Герочка! – защебетала Нина. – Конечно, Герочка! Конечно, дорогой, сейчас бегу. Извини, что задержалась, уже лечу! Соскучилась очень!
Она стала быстро-быстро запихивать в сумку телефон.
– Ты куда? – спросила Надежда. – Мы еще не договорили!
– Некогда, Надя, мне по кафе рассиживаться и с подружками болтать! – обрезала ее Нина. – Муж дома голодный сидит, меня ждет! Ты сама замужем, должна такие элементарные вещи понимать!
И пока изумленная Надежда хлопала глазами, Нинка схватила сумку и пальто и убежала, не заплатив.
«Больная она, что ли? – думала Надежда, допивая вторую чашку кофе и ковыряя ложечкой лимонный пирог, которого ей совсем не хотелось, но не пропадать же добру. – Сама меня сюда затащила, сама плакала в жилетку, выговориться хотела, а теперь еще нахамила! Нет, точно Нинка больная, причем на всю голову…»
Мужа побежала кормить! При мысли о том, какую отраву Нина подаст сегодня мужу на ужин, Надежда ощутила вполне объяснимое злорадство.
От кофе в голове прояснилось, и Надежда вспомнила, каким фальшиво-радостным стал голос у Нины, когда она послушала по телефону слова своего мужа. А ведь раньше говорила вполне нормально. Зомбирует он ее, что ли?
Пока ехала в маршрутке, Надежда Николаевна выработала план действий. Конечно, самое умное было бы послать Нинку ко всем чертям. Однако, учитывая ситуацию с убитым Владимиром Рукавицыным, есть в этой истории нечто… непонятное, скажем так. И прежде всего это Нинкин муж Георгий. Кто он такой? Откуда он взялся? Свалился Нинке как снег на голову и почти сразу женился! А она и согласилась. Как говорила Надеждина соседка Валентина, некоторым женщинам так замуж хочется – готовы за Чикатило выйти!
Так-то оно так, но… В общем, Надежда Николаевна убедила себя, что ей необходимо получить информацию об этом Георгии. Допустим, он закончил Псковский политехнический институт. Но что он делал потом? Где жил, где работал, был ли женат? Если окажется, что он, допустим, находился на лечении в психбольнице, то это многое объясняет – и одержимость бабушкой, и женитьбу на внучке.
Если же он жил как все люди, то пускай объяснит Нине свое пристрастие к ее бабке.
А вот если он окажется связанным с криминалом, тогда нужно эту дуреху Нинку выручать из беды. Хотя она этого и не заслуживает.
Надежда помнила, что ее соученица Ленка Пантюхина вышла в свое время замуж за парня из Пскова. У его родителей был дом в деревне на речке Плюссе, Надежда как-то гостила у Ленки с маленькой еще тогда своей дочкой Аленой. Места там удивительно красивые, лето тогда было чудесное, Надежда до сих пор помнит поляны, усыпанные земляникой, и теплую вечерами воду в реке. У Ленки тогда было уже двое детей, а потом вскоре и третий народился. Ясное дело, что внуков сейчас уже пятеро – от троих-то детей!
Дома Бейсик выскочил в прихожую, но повел себя странно. Вместо того чтобы подойти к Надежде потереться, он остановился в отдалении и принюхался, распушив усы. Очевидно, что-то ему не понравилось, потому что кот развернулся и бросился прочь от Надежды, прижав уши. Надежда пожала плечами и набрала номер Ленки Пантюхиной.
Из трубки донеслось несколько длинных гудков. Надежда уже хотела отключиться, но тут гудки прекратились, и раздался громкий недовольный голос:
– А вот кому-то сейчас по попе достанется! Сколько раз я тебе говорила – не трогай телефон!
– Ой! – испуганно вскрикнула Надежда. – Почему не трогать? Это вообще кто?
– Извините, это я не вам, – проговорил тот же голос в трубке. – Это я Машке… вечно хватает мобильник…
– Это ты, что ли, Лена? – Надежда наконец узнала голос своей бывшей соученицы.
– Я, – подтвердила та. – А это кто?
– Это Надежда…
– Ой, Надька. – Лена явно обрадовалась. – А я тут с внуками воюю… Дашка, сейчас же слезь со стола!
– Так я, может, не вовремя звоню?
– Почему не вовремя? Очень даже вовремя! А что внуки у меня – так это теперь всегда так. То двоих подбрасывают, то троих… Сашка, немедленно выплюнь эту гадость!
– Что, замучили? – сочувственно спросила Надежда.
– Почему замучили? – Лена, кажется, обиделась. – Внуки – это здорово! Я только теперь поняла, зачем детей рожала, – чтобы они мне внуков подарили!
– А как же твоя работа? Ты ведь в институте преподавала, диссертацию защитила…
– Прямо тебе скажу – внуки важнее всякой диссертации! Знаешь, как говорят: если внуки мешают работе – брось работу!
– Что, неужели и правда бросила?
– Ну, я вообще-то не все бросила, оставила себе только заочников, они не так много времени отнимают.
– Ну, я тогда не буду тебя долго отвлекать, тебе не до меня…
– Да ничего страшного. Это с одним внуком тяжело, его нужно все время развлекать, а когда их несколько – они сами себя развлекают, нужно только следить, чтобы не покалечились… Машка, оставь в покое кота!
В трубке раздался громкий рев, и Лена рассудительно проговорила:
– Я же тебя предупреждала – не трогай кота!
– Что-то случилось? – озабоченно спросила Надежда.
– Да ничего страшного, следующий раз умнее будет… Ну, так о чем ты хотела поговорить?
– У тебя ведь муж, кажется, из Псковской области?
– Ну да, из Псковской… ты же у нас как-то была.
– Да-да, я помню. А где он учился, в каком институте?
– В Псковском политехническом… а что?
– Да вот у меня вопрос есть как раз насчет этого института. Когда мне позвонить, чтобы твоего застать?
– Да если хочешь, прямо сейчас поговори. Он дома, зеркало в ванной вешает. Только доволен будет, если передохнет. Пашка, иди сюда! Я не вас звала, а деда!
Из трубки донеслись детские голоса, чей-то рев, оглушительное кошачье мяуканье – и наконец низкий мужской голос:
– Слушаю!
– Павел, это Надежда… извини, что я тебя от работы отрываю…
– Да ничего. – Павел хмыкнул. – Работа – не волк…
– Я тебя вот о чем хотела спросить. Ты ведь в Псковском политехническом институте учился…
– Так точно!
– А ты в этом институте, случайно, не встречал такого Георгия Шмелева?
– Шмелева? – Павел на мгновение задумался. – А, ну да, Жорка Шмелев! Точно, был такой – не то в параллельной группе, не то на соседнем потоке… помню, на первом курсе, когда нас послали на картошку, он залез в кузов грузовика с картошкой и заснул там. Проснулся, только когда картошку в бурт ссыпали, еле выбрался… потом еще на втором курсе с ним история была – чуть из института не вылетел. Тогда у нас такой предмет был – экономика социализма. Ну, ты помнишь, в те времена во всех вузах такую муть преподавали. И в конце курса писали курсовую работу. А преподавателям, понятно, читать наши опусы целиком не хотелось, так что они в курсовиках только три раздела читали – введение, заключение и библиографию. Ну так вот этот Жорка написал курсовик по этой самой социалистической экономике, сдал его вовремя и получил оценку «отлично». А тут к нам в институт комиссия какая-то приехала, то ли из Питера, то ли даже из Москвы. Проверяли, насколько серьезно наши студенты к этой экономической муре относятся. Ну, на кафедре им в качестве положительного примера подсовывают Жорин курсовик – вот, мол, смотрите, какая замечательная работа. А в комиссии оказался какой-то особенно занудный тип, и прочитал он работу от начала до конца. Пока введение читал – все отлично, как положено. А потом еще три страницы наукообразного текста, а дальше – такие слова: «Все равно досюда никто не дочитает, так зачем надрываться», – и пошло пятьдесят страниц кулинарных рецептов вперемежку с программой телевидения. И так до самого заключения. Ну, сперва Жору исключить из института хотели, а потом решили, что лучше всю эту историю замять по-тихому, а то выяснится, как сами преподаватели к этому предмету относятся, и будет скандал на всю область… так что Жора этот благополучно доучился до пятого курса и диплом защитил. Уж не знаю, вписывал ли он в диплом рецепты и телепрограмму…
– О, как удачно! – оживилась Надежда. – Расскажи про него – что он собой представляет? Где работал после института?
– Ну, Надя, ты меня удивляешь! – протянул Павел. – Что я эти две истории запомнил – так только потому, что они на весь институт прогремели. А так я с Жорой и в институте-то мало общался, а потом и вовсе ни разу не видал. После окончания института перебрался в Питер, встретил Ленку… Ну, дальше ты знаешь.
– Жалко… – огорчилась Надежда. – Значит, ничем не можешь мне помочь?
– А чего это ты этим Жорой заинтересовалась?
– Да так, тут возник вопрос… – ответила Надежда уклончиво. – Но если ты ничего про него не знаешь, тогда извини…
– А тебе это важно?
– Вообще-то важно, – серьезно ответила Надежда после недолгого раздумья.
– Ладно, тогда я своим знакомым позвоню, может, кто-то из них о нем что-то знает.
– Ну, заранее благодарна!
Надежда положила трубку и оглядела прихожую. Кот снова нахулиганил – пол был усыпан клочками цветной бумаги. Ну надо же, три дня вылизывала квартиру, и все зря!
– Бейсик, и откуда ты только берешь эти бумажки! – простонала Надежда.
И тут же вспомнила, что сегодня перед уходом сама выложила из сумки ворох ненужных бумаг и бросила их на телефонный столик. Ну да, три дня назад она вытащила их из почтового ящика, и там была еще квитанция на квартплату…
– Бейсик, скотина! – заорала Надежда. – Неужели ты изорвал квитанцию?
Она представила уже, как придется идти в ТСЖ и выпрашивать у бухгалтера новую квитанцию, и там будут ее долго допрашивать, куда делась та, первая, и когда она признается, что ее съел кот, какими глазами посмотрят на нее техник и бухгалтер.
Надежда присела на корточки и рылась в куче ошметков, бывших когда-то проспектами и рекламными листовками. От квитанции не осталось даже кусочка величиной с почтовую марку.
– Бейсик, тебе будет плохо! – испугалась Надежда.
Кот нашелся в гостиной на диване, он спокойно спал, раскинув лапы. Надежда попробовала пощупать живот, кот, не открывая глаз, укусил ее за палец.
– Отвратительное создание! – с чувством заявила Надежда и вышла в прихожую.
Подумав немного, она заглянула под телефонный столик и нашла там сломанную точилку для карандашей в виде зайчика, шарик с бубенчиком, яркий двойной проспект и квитанцию на квартплату – почти совсем целую. Кроме того, под столиком лежали комки рыжей шерсти – кот весной начал интенсивно линять.
Надежда так обрадовалась квитанции, что не стала расстраиваться по поводу шерсти – это дело привычное. Машинально развернув буклет, она замерла на месте. Это не было каталогом кухонной мебели, предложением бытовых приборов или домашних растений. Не было на фотографиях ни садового инвентаря, ни электроинструментов, Надежду не приглашали заниматься танцем живота, не предлагали заказывать суши и пиццу. Тут было другое.
Надежда уселась на кухне и разгладила буклет на столе.
«Старые песни о главном!» – было напечатано крупным шрифтом.
«Оригинальное название», – усмехнулась Надежда и прочла дальше: «Лидия Сушкова и Владимир Рукавицын споют для вас! Песни пятидесятых годов. Военные песни, романсы, танго и фокстроты. Выполним любые ваши заявки!»
Далее в буклете предлагалось несколько программ концертов с указанием песен. Все это перемежалось цветными фотографиями. На снимках стояли двое – мужчина и женщина. Мужчину Надежда узнала с первого взгляда: это был Владимир Рукавицын, только выглядел он моложе лет на пятнадцать – благодаря фотошопу, разумеется. Женщину рядом с ним Надежда узнала не сразу. С виду интересная такая блондинка, не слишком молодая, даже учитывая возможности фотошопа, и кого-то здорово напоминает. В руках у Владимира была гитара, а на одном снимке широко развернутый аккордеон – ого, он, оказывается, не только поет, но и играет…
Тут Надежда сообразила, что применительно к Рукавицыну можно употреблять только прошедшее время, и помрачнела.
А вот та же женщина отдельно стоит, в руках микрофон, и платье черное, очень открытое, несколько старомодное…
– Да это же радистка Лили! – осенило Надежду.
Ну да, вот и подпись под снимком: «Радистка Лили поет свою знаменитую песню “Лили Марлен”».
Ну да, конечно, вот кого она Надежде напомнила. Лидия Сушкова, знаменитая радистка Лили! «Когда же вышел этот фильм? – задумалась Надежда. – Лет, наверно, двадцать пять назад, а может, и больше… Тогда вообще-то кино снимали так себе, потом, в девяностых, вообще перестали – денег не было. Но этот сериал… как же он назывался… ага, “За пятнадцать секунд до рассвета”!»
Надежда припомнила, как во время его демонстрации вся страна прилипала к экранам телевизоров. Главная героиня – отважная разведчица и радистка, которую звали Лили, работала в тылу врага, в Германии.
Красивая блондинка, вечерами она пела в кабаре под названием «Голубая кошка», выходила на сцену в роскошных туалетах, принимала комплименты от немецких офицеров, а ночами передавала сообщения в центр. Связные приходили в кабаре, так что часто показывали Лили во время пения. Одна песня была ее визитной карточкой – «Лили Марлен». Надежда хорошо помнит, с какой страстью и мастерством ее исполняла Лидия Сушкова, сейчас в ушах слышался ее хрипловатого тембра выразительный голос: «Прощай, Лили Марлен!»
Сериал с успехом прошел на голубом экране, поговаривали, что будут снимать продолжение, но тут подоспела перестройка, и планы не осуществились. Уже потом Надежде попалась как-то статья в журнале, где режиссер сериала раскрывал всю подноготную.
Оказывается, несмотря на безусловный успех, а возможно, как раз из-за него начальство сериал осудило. Дескать, и разведчики показаны людьми легкомысленными, и платья у героини слишком открытые, и песня слишком популярная в Германии. И вообще, актриса выглядит слишком по-европейски. «Они бы предпочли видеть на месте радистки Лили простую деваху с широкими скулами, и нос чтобы непременно картошкой, – вспоминал режиссер, – и кто бы в Германии поверил в ее арийское происхождение?»
Никакой самой завалящей премии сериалу не дали, Лидия Сушкова так и осталась актрисой одной роли. И потом, по прошествии времени, когда стали снова снимать кино, нигде ее Надежда не видела. Хотя она особенно кино не интересовалась, да и сериалами тоже.
– Вот, значит, чем она теперь занимается… – протянула Надежда, – выступает на корпоративах и домашних праздниках… ну что же, не самая плохая работа.
Тут же она вспомнила, что Рукавицын из-за своей работы лишился жизни, и нахмурилась. На оборотной стороне буклета были контактные телефоны и имейлы, но негодяй кот этот угол буклета успел оторвать.
Надежда не стала решать в уме сложную задачу – каким образом к ней попал рекламный буклет? Ясно, что не в ящик почтовый его положили, его приготовил к их встрече в кафе Владимир Рукавицын. Он-то считал Надежду перспективной клиенткой, хотел товар лицом показать. Буклет лежал на столе, и Надежда в нервах его не заметила, сгребла в сумку вместе с перчатками. А потом уж выложила на столик вместе с остальным бумажным мусором.
Надежда сложила буклет и убрала в ящик стола. По всему выходило, что история закончена и ничего больше она не узнает.
С Нинкой она и разговаривать не станет, да если на то пошло, ей и дела нет, для чего ее муженек нанял себе фальшивого друга. Охота Нинке, чтобы ее дурачили, – ее дело, Надежда ей больше не советчица. Тем более она все больше склоняется к мысли, что Рукавицына убил вовсе не Георгий. Зачем ему? Ну, узнала бы Надежда, что дружок его – подставной артист, ну, рассказала бы Нинке, и что с того? Во-первых, Георгий сумел бы своей женушке голову заморочить, сказал бы, что Надежда все перепутала или нарочно хочет их с женой поссорить. И что такого мог знать про него Рукавицын?
Да ничего особенного, судя по всему, он Георгия этого в первый раз видел. И в последний.
Надежда с грохотом задвинула ящик и решила сходить в сберкассу, пока кот что-нибудь не сделал с квитанцией. Погода хорошая, она заодно и прогуляется, воздухом подышит.
– Мы зря послушались тебя, – говорил главарь хунхузов чернобородому человеку. – Мы разграбили ту деревню, убили всех жителей – но не нашли там ничего стоящего. Теперь мы пришли к этой пещере – и здесь тоже ничего не нашли, ничего и никого, кроме мертвого старика. Второй месяц у нас нет добычи, скоро нам нечего будет есть, а ты все кормишь нас своими сказками. Нам надоело.
– Потерпите еще немного, – уговаривал его чернобородый. – Я чувствую, что добыча близко, большая, богатая добыча. Видишь эти следы, уходящие в чащу? Здесь прошел человек, прошел совсем недавно. Этот человек унес то, о чем я говорил… еще несколько дней, всего несколько дней – и мы догоним его!
– Ты говоришь – несколько дней, а я говорю, что нам уже завтра нечего будет есть. Да, здесь и правда прошел человек, судя по маленьким следам – мальчишка. У него не может быть ничего ценного. Все, нам надоели твои сказки. Можешь гнаться за этим мальчишкой, а мы пойдем на север, туда, где проходят торговые пути. Прощай, и скажи спасибо, что мы оставляем тебе твою жалкую жизнь.
Хунхузы построились в цепочку и двинулись к северным горам, а чернобородый пошел по следу, ведущему в густой лес.
Целый месяц мальчик шел по безлюдным местам, пробирался через заросли, переплывал реки. Когда ему казалось, что он сбился с пути, – маленький пушистый зверек спрыгивал с его плеча и указывал едва заметную тропинку. Когда у него закончились припасы и стало нечего есть – зверек показал ему дерево со сладкими плодами и растение со съедобными кореньями. Когда мальчик увидел впереди богатое селение и хотел войти в него, чтобы попросить еду и ночлег, – зверек испуганно застрекотал и даже укусил мальчика за палец.
Мальчик послушался зверька и обошел селение – а потом с вершины холма разглядел человеческие головы на кольях и понял, что это деревня хунхузов, и если бы он туда зашел – не миновать бы ему страшной, мучительной смерти.
Долгим был путь мальчика, и иногда ему казалось, что кто-то следует за ним, кто-то упорный и опасный. И зверек беспокойно оглядывался.
Тогда мальчик прибавлял шагу и сворачивал с прямой тропы, чтобы запутать своего преследователя.
Так он шел и шел и наконец увидел впереди окраинные дома огромного города.
Небо над городом было серое и грязное, как давно не стиранная одежда. Скоро мальчик понял, что причина этому – дым, поднимающийся от тысяч очагов, от десятков тысяч жаровен, на которых жители города готовили еду.
Никогда прежде не приходилось мальчику видеть столько домов, никогда не приходилось видеть столько людей.
Он почувствовал голод – но в городе не было деревьев со сладкими плодами, не было растений со съедобными корнями.
Целый день мальчик ходил по городу, целый день просил кусок хлеба – но его отовсюду прогоняли, а когда он попытался стащить еду у рыночного торговца – его жестоко избили.
Поздно вечером он очень устал и сел на землю возле бедной, крытой рисовой соломой хижины.
На порог хижины вышла старая женщина с деревянным ведром в руках.
– Что ты здесь делаешь, паршивец? – спросила она мальчика. – Небось высматриваешь, что бы украсть?
– Нет, я не хочу ничего красть, – ответил мальчик. – Но я очень голоден. Если бы вы дали мне кусок хлеба, всемогущие боги отблагодарили бы вас…
– Убирайся прочь, паршивец! – крикнула женщина и выплеснула на мальчика помои из деревянного ведра.
Маленький зверек, который до того прятался за пазухой у мальчика, выскочил оттуда и возмущенно застрекотал:
– Трак-так-так!
И тут на крыльцо вышел старик в поношенном зеленом халате.
– Что здесь за шум? – спросил он женщину.
– Да вот, пришел какой-то маленький попрошайка со своим зверем и высматривает, что бы украсть…
– Помолчи, женщина! – Старик взглянул на зверька, и вдруг на лице его проступило испуганное почтение.