Текст книги "Клуб "Твайлайт" Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Наталья Навроцкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– Это вы меня удивляете, – сказала Марина с нервным смешком. – Сыплете... комплименты на пустом месте. Мне неловко. У меня не слишком... успешная жизнь. Я просто хожу, дышу и делаю то, что другие.

– Конечно. Весь вопрос, как.

– Да, я стараюсь быть искренней. Но часто лгу. Как все.

– Нет, не как все. Уж поверьте. Я знаю, о чём говорю. Я прожил долгую жизнь, а вы очень молоды.

Марина помолчала, кусая губы:

– У меня был парень... давно... ещё в студенческие годы. Его это забавляло – то, что я почти всегда говорила правду. Он повторял, что я вырасту и ... изменюсь. Он был прав, конечно. Жизнь меня многому научила.

– И что с тем парнем? Расстались?... Можно задать вам нескромный вопрос? Вот вы молоды, красивы, талантливы? Почему вы до сих пор одна? С Борисом-то нашим всё понятно как раз, но разве ж других кавалеров мало?

– Я за кого-нибудь из Игнатиковых друзей замуж выйду, – рассмеялась Марина, лукаво поглядывая в сторону внука художника, нахаживающего перед ними километры взад-вперёд вдоль прибоя. – Митя уже предлагал. Не под венец, разумеется, но лиха беда начало.

– Шутите?

– Конечно!

– Вы с ними поосторожнее. Они только выглядят младенцами безмозглыми... А тот молодой человек, что часто паркуется у поворота и смотрит на наши окна?

– А, тот... – Марина опустила голову к тарелке, гоняя последнюю мидию пластиковой вилочкой. – Мы учились в одном вузе. Очень давно.

– И? Он ведь... погодите, припомню... друг нашего соседа. Ярник его фамилия. Мы с ним и господином Муратовым часто пересекаемся на светских мероприятиях. Пересекались. Я в свет давненько не выхожу.

– Да. Это он. Мы недолго были знакомы. Мне пришлось бросить университет, мама заболела. У неё был рак щитовидной железы. Сейчас с ней всё в порядке, ну, насколько это может быть после такого... Она вышла замуж за хорошего человека. У него сын-школьник, мама очень ответственно взялась за его воспитание.

– Как вы попали в Швецию? Расскажете?

– Почему нет? Обычная история. Когда мама заболела, нам... предложили сделать операцию а Германии. Там, в клинике, я познакомилась с одной семьёй из Стокгольма, очень милые люди... помните, вы говорили, что это как Бог за руку ведёт. Так и меня... У них лежала там дочь, с тем же диагнозом, что и у мамы, а в Швеции остался внук. У них были какие-то связи, и они организовали мне работу, бейбиситтером, барнвакт . Я проработала у них почти год, а потом мама мальчика умерла... Они хотели бы, чтобы я и дальше у них оставалась, но... там всё было сложно... Чтобы не покидать страну, я записалась на программу обучения по вокалу, тогда это было ещё совершенно бесплатно, но я много работала, чтобы помогать маме, которой нужна была поддерживающая терапия. И ещё... я пыталась отложить деньги, чтобы вернуть их... тому человеку, который помог маме с операцией... наивная... я была такая наивная в те годы... Это была большая сумма, очень, я мало спала, много работала. Из одной семьи меня... уволили, потому что я начала худеть. Они испугались, думали, я анорексичка, а страховка анорексию не учитывала, – Марина грустно усмехнулась. – Но потом мне опять повезло. Я встретила хорошего человека, парня. Он был музыкант, баскер , играл на скрипке и подрабатывал в метро. Мы жили в одной квартире. Я платила ему двести крон в месяц в качестве аренды... смешные деньги... Потом была работа в ресторане, я вам рассказывала...

– А тот парень?

– Стефан? Он уехал к родным, на север. Он был... наркоманом, состоял в программе реабилитации, потом сорвался, печальная история. Его забрали родители, а я опять осталась одна. Учёба закончилась, и у меня начались проблемы с миграционными властями. Но опять нашлись люди, готовые помочь. Вернулась я, уже когда бабушка заболела. Была возможность продолжить работу в Швеции, и сейчас есть... друзья, связи, но я не хочу, сдалась. И мне никогда там не жилось... хорошо. Жалею только, что не могу вернуть долг, за десять лет я собрала лишь чуть больше половины суммы. Тот человек... он не требует деньги назад, но я должна.

Кардашев вздохнул, потёр губы и спросил:

– Но если это было от чистого сердца или благотворительность, тогда..?

– Ни то, ни другое.

– Ладно... Это для вас так принципиально?

– Да. Раньше была надежда... но сейчас остался только принцип. Я попробую вернуть хотя бы часть... Вы так на меня смотрите сейчас. Не нужно меня жалеть. Главное, моя мама жива. Я сама ни о чём не жалею.

– Раз вы так говорите, то есть о чём... жалеть. Дело ведь не только в том, чтобы не быть должницей

– Не хочу об этом говорить.

– Как скажете... Игнат, вылезай из воды! Простудишься! Не слышит.

– Ой, точно! Вода же холодная! Пойду выгоню его!

Вода совсем не была холодной. И Кардашев это знал, и Марина тоже. Летнее тепло ещё долго будет растворяться в глубинах моря и над берегом. Холодает воздух, но бабье лето всегда щедро и расточительно на ласку.

Марина попыталась подкрасться к Игнату со спины, но тот заметил, увернулся, чуть не упав, и обрызгал её, ударяя ладонью по воде. Художник улыбался, глядя, как его натурщица босиком гоняется по пляжу за увёртливым, хитро ухмыляющимся парнем. Будь он человеком со стороны, на вопрос, кто старше, Кардашев не задумываясь ткнул бы в Игната, который вытянулся и возмужал за лето. Рыжая 'девушка в зелёном' недоиграла, недолюбила – недогуляла свою юность, и это было заметно. Кардашеву нравилось потихоньку разматывать клубочек её 'тайн'. Интуиция подсказывала ему, что это принесёт ему и желанные эмоции, и вдохновение.

***

Ренат не смог сохранить невозмутимость, когда увидел маму в больнице – всё отразилось у него на лице, и мама поняла, грустно улыбнулась.

– Сдала́ я, да?

– Мам, кто твой лечащий врач? Я пойду... поговорю, может...

– Ренатик, тише... сядь, посиди... Я тебя не видела так давно, компьютер – это не то. Меня здесь прекрасно лечат. Ты и так за всё платишь...

– Мама...

– Сына, мне хочется подольше на тебя посмотреть, поговорить, не убегай! С братьями виделся? Невестки тебя накормили? Где ты остановился? У Алика?

– Я в отеле. Не хочу Карину затруднять.

– Вот ты упрямый, Ренат, сколько тебе говорить! Чтобы всё свободное время с братьями провёл! И с отцом!

– И с тобой!

– И со мной!

Мама совсем не изменилась характером, только внешне... Ренату больно было на неё смотреть. В её речи проскакивала... отстранённость, словно, глядя на него, она смотрела ещё куда-то... вглубь, в те пределы, о которых знала только она одна. Это пугало Рената до дрожи в коленях. Он остался с ней на весь день: покормил, помог в душевой, почитал ей новости, настроил любимый канал на телевизоре, долго рассказывал о клубе и театре. И перед уходом сделал по-своему: поговорил с врачами и заведующим отделением, оплатил дополнительную терапию. Врачи кивали, ничего не обещали, и от этого у Рената сводило живот.

Он вернулся в отель около полуночи – был долгий разговор с отцом. Его несколько раз вывернуло над унитазом, водой и желчью, хотя он почти ничего не ел целый день – Карине, жене старшего брата, сказал, что поел у отца, а отцу, что у Карины. Ему ничего не лезло в горло, словно страх его застрял именно там. Его знобило. Он лёг на диван, трясясь под тонким пледом, посмотрел на часы. Было далеко за полночь. Голос Вадима в телефоне был холодным и недоумевающим:

– Ренат? Что-то срочное?

– Я знаю, уже поздно... Я насчёт договоров для Яны. Я запер их в шкафу, забыл передать ключ... распечатай с компьютера в моём кабинете. Пароль...

– Я помню. Что-то ещё?

– Нет, я...

– Спокойной ночи.

Мобильный тихонько щёлкнул.

– Раньше ты бы помолчал и спросил, за этим ли я звонил на самом деле... Мне страшно, – сказал Ренат безжизненному экрану. – Если бы ты знал, как мне страшно. И мне очень хреново. Если сейчас мне предложат отдать всё, что я имею, ради мамы, стану ли я хоть секунду сомневаться? Ты бы понял, о чём я, Атос. Ты бы меня понял.

***

– Хватить гацать! – рявкнула Марина, когда мельтешащий перед глазами Игнат вконец ей надоел.

Парень остановился, цокнул языком, водя телефоном из стороны в сторону:

– А дед ещё говорит, у МЕНЯ лексикон странный. Из какого... архива ты достаёшь эти свои словечки?

– Но ты же понял! Бабушка моя так говорила. У меня голова от тебя кружится.

– Я виноват, что тут мобильный инет еле берёт. Я рецепт ищу.

– Только не это! Опять?!

Последние несколько дней Игнат истязал Марину кулинарными экспериментами, от которых обычно оставались испорченные продукты и беспорядок на несколько часов уборки.

– Угомонись!

– Мне скучно!

– Давай... давай... – Марина задумалась. – Давай посмотрим то видео, твоё... твой фильм ужасов.

Игнат подкатил глаза к потолку:

– Это драма, триллер психологический, а не ужастик... Э, да что ты понимаешь!

– Вот и объяснишь разницу. Идём?

– Ну идём. Только ты потом скажешь: 'Ах как мило!', а сама будешь зевать! Вот так! – парень изобразил сдавленный зевок перекошенным лицом.

– Если фильм скучный, обязательно тебе об этом скажу и стану зевать с ОТКРЫТЫМ ртом!

Они плюхнулись на диван в комнате Игната, и парень с подчёркнуто недовольной миной поставил диск.

– Это что, ночью снималось? А говорил, не фильм ужасов.

– Хватит болтать. Смотри.

– Это твоя... та девушка?

– Да, Лена.

– Она такая хорошая актриса, или ей действительно страшно?

– И то, и другое. Мы на Корчень-горе снимали, несколько вечеров подряд. А кажется, что ночью, специальный режим такой. Там действительно жутковато, легенды ещё разные... слухи.

– А кто этот мальчик?

– Это мой... друг. Мы... дружили... тогда.

– Тоже уехал? – Марина внимательно посмотрела на Игната.

– Да, – сухо сказал тот, подвигав скулой.

Сначала Марина старалась краем глаза смотреть на лицо Игната, который пытался отвести взгляд от экрана, но не мог, и выражение лица которого медленно становилось всё более тоскливым, но потом увлеклась, поставила стоймя на колени диванную подушку и упёрлась в неё подбородком. По сюжету парень и девушка, по ошибке высаженные не на той автобусной остановке, шли через лес к посёлку, где проходили летнюю практику. Лес, ночной, жутковатый, но обычный, постепенно приобретал мистические черты, и молодые люди, начавшие свой путь с шуток, страшных историй и подтрунивания друг над другом, всё больше запутывались, теряли почву под ногами и покой в сердцах – и уже совсем не мистическим образом. С каждым шагом их откровения становились всё более безжалостными... фильм обрывался в тот момент, когда девушка выходила к посёлку одна, а парень оставался в лесу, страшно воя под рассечённым молнией деревом – в одном из тех мест, о котором говорилось в жутких местных легендах. Понятно было, что воет он от обычной человеческой тоски и боли, и это было самым страшным.

Игнат смог оторваться от кадров, несущих болезненные воспоминания, и смотрел на Марину. Она сидела, обняв подушку и приоткрыв рот. На лице её он видел отражение эмоций, именно тех, которые он вплетал в своё любимое творение, тех, что впечатывались им в каждую строчку сценария. Когда Марина не глядя потянулась за пультом, шаря по дивану, он отодвинулся, чтобы она не коснулась его колена, хотя в другое время в шутку заставил бы её побороться за пульт.

– Думаю, что это... настоящее, – серьёзно сказала она, наконец. – Всё это. Ты настоящий режиссёр.

– Ребята просто играли хорошо, – сказал Игнат, пожав плечами и слегка краснея.

–Ты всё это придумал? Сам? Это просто...вау! Ты так всё... завернул! Ты просто... Ларс фон Триер, честно! Ребята тоже молодцы, конечно, столько эмоций. Боли столько! Когда она говорит, что любит другого, а потом ставит перед ним почти невыполнимое условие... Кажется, как будто он действительно так сильно влюблен...

Игнат отвернулся, раскрыл створки окна. Марина встала коленками на диван, высунулась, легла грудью на подоконник, вдохнув пахнущий прелыми листьями воздух:

– Я думаю, ты должен стать режиссёром. Поговори с дедушкой. Я...

– Тише! Что за звук?.. Там! Видишь?

– Где? Это кто?!

– Чёрт!!!

Окна в комнате подростка выходили на начало забора и соседский сад. Присев на одно колено возле выступов пруда, щелкал затвором фотокамеры высокий парень в тёмной бейсболке. Марина отпрянула. Игнат бросился вон из комнаты, несмотря на её протестующий крик. Она знала, что внук художника ненавидит папарацци: в прессе уже не раз проходились по биографии его матери и всех её брачных перипетиях. Но погоня за нахальным репортёром, пробравшимся на частную территорию, была, по её мнению, не лучшим решением в данной ситуации.

Глава 2

Мергелевск, сентябрь 2017 года

Вадим увидел фотографа из окна кабинета Рената. Сергеич говорил, что в начале сентября секьюрити заметили какого-то парня, снимающего Соколовых, загорающих на пляжике. Знаменитый телеведущий, Соколов-старший, был в бешенстве, охранникам здорово попало. А сторож из коттеджа Стаса Марченко, известного рэпера, жаловался, что папарацци проникают на закрытую территорию через заросшую шиповником балку у трассы, выше дома Штучного.

Фотограф вёл себя 'профессионально' – терпеливо сидел в засаде, почти не шевелясь, несмотря на дождь и сырость. Вадим вошёл в дом через главный вход, а не через террасу и заметил-то папарацци совершенно случайно – потому что захотел посмотреть на окна дома Кардашевых. Фотограф тоже туда смотрел. Это был тот самый, легко узнаваемый даже на плохом видео человек, которого засняли камеры наблюдения: высокий, очень худой и подвижный, словно складная линейка. Сзади из-под бейсболки торчала тонкая косица. Вадим на всякий случай снял парня на телефон с нескольких ракурсов: и из кабинета, и с лестницы. Ярнику было очень любопытно, откуда фотограф узнал, что в доме Муратова уже больше месяца никто не живёт, как долго сталкер 'промышляет' по участкам в Кольбино, и, разумеется, чем его так привлекли Кардашевы. Жёлтую прессу интересовали Муратов (своими романами и редкими, но впечатляющими драками), Марченко (рэпер частенько бил журналистов, исключительно собственноручно и -ножно, никому не доверяя столь ответственное дело) и Соколов (личность вообще скандальная, известная своими шовинистскими и антисемитскими высказываниями в авторской программе 'Надоело!'). А вот Кардашевым уже давно никто из желтушников не интересовался.

Вадим уже выходил крадучись через дверь на террасе, когда парень застрекотал затвором, шустро покидал вещи в сумку и прыснул вверх вдоль забора. Причина этому стала ясна через несколько секунд: через забор с гневным воплем переметнулся внук художника, парнишка лет восемнадцати. Откуда-то сверху раздался протестующий женский крик. Марина. Подросток только зыркнул через плечо, кивнул Вадиму и помчался за долговязым. Тот ловко перемахнул на соседний участок в углу сада. Вадим переглянулся с мальчиком, и оба, не колеблясь, полезли по выступам на верх каменной кладки. Оба повисли животами на заборе, глядя вслед папарацци, понимая, что шанса догнать длинноногого сталкера у них нет. Фотограф проскочил лужайку перед домом рэпера в два прыжка и скрылся за коттеджем. Там была балка с зарослями и ручьём, за ней трасса. Вадим всё-таки полез через забор, в двух словах объяснил ситуацию выскочившей из дома экономке, прошёлся по балке, выглянул на трассу. Нужно что-то с этим делать, иначе в Кольбино станет совсем небезопасно. В посёлке запрещено держать крупных собак, а жаль.

Подросток (Вадим всё время забывал, как его зовут) висел на заборе. Вопросительно посмотрел, вздохнул, спрыгнул обратно, в сад Рената, отряхнул коленки.

– Вас снимал? – спросил Ярник. – Я зайду? Георгий Терентьевич дома?

Парнишка кивнул.

–А Марина Павловна?

Подросток вскинул удивлённые глаза, снова ответил кивком, неохотным. Кардашев встретил их у двери, пожал Вадиму руку, сказал, с улыбкой обернувшись к Марине:

– Я так понимаю, представлять вас не нужно.

Марина вспыхнула, до боли знакомым жестом скрестила руки на груди, опустив голову и 'занавесившись' волосами.

– Не смогли догнать, – покаялся Вадим. – Опытный сталкерацци. Хорошо территорию знает. Кто-то тут у вас ему сливает. Весь вопрос, где это всё потом выплывет и кто заказал.

– В чём мы провинились? – развёл руками художник, присаживаясь и приглашая гостя устроиться поудобнее в кресле. Внук Кардашева плюхнулся рядом с дедом, подвинув развалившегося на диване кота, Марина осталась стоять у окна. – Не звёзды, не богачи. Скандальной славы не чествуем. Дочь моя, бывало, имела... курьёзы, но мы...

– Ну, значит, и волноваться нечего. Может, он фрилансер? – задумчиво предположил Ярник. – На определённый таблоид не работает, тычется вслепую. Знает, что здесь по местным меркам известные люди живут, вот и пасётся. Что нароет, то и продаст, если купят.

Игнат хмыкнул:

– Тогда не видать ему лавэ. Ничего такого он не сфоткал. Мы просто в окно смотрели.

– Он и раньше снимал, – нехотя отозвалась Марина. – Несколько дней подряд... неделю, думаю. Я слышала, просто понять не могла, что за звук... отблеск видела... объектив. Там, – она посмотрела на Вадима, – у вас. Я думала...

– Хозяин дома... слева там сейчас не живёт, – объяснил Ярник. – Я сам только за документами заехал... Что он мог снять? Подумай.

– Не знаю, – Марина скривилась. – Как я розы поливаю? Как Игнат шишку набил?

– Эу! – протестующе крикнул подросток. – Я просто на руках учился ходить!

– Думаю, мы его спугнули, и он больше не появится, – сказал Вадим. – Предупрежу охранников у пляжа.

– Что ж, – Кардашев встал с дивана. – Рад был увидеться, Вадим...? Вадим Максимович. Не спешите, посидите, пообщайтесь. А я – работать.

– Я вам нужна? – вскинулась Марина.

– Нет, – сказал художник. – Продолжим завтра, с хорошим светом. Игнат. Игнат! Игнат!!! Иди к себе, делай уроки.

Парнишка скривил недовольную мину, поднялся с дивана, схватил кота под мышку, поплёлся наверх, оглядываясь и переводя взгляд с гостя на Марину. Вадим и Марина остались в гостиной одни.

– Рад? – спросила Марина от окна.

– А ты как думаешь? – Ярник в открытую ухмыльнулся.

– Рад и не скрываешь. Зачем? Вадим, зачем?

– Такой я человек: или скрываю до последнего, или говорю всё, как есть. Ты же знаешь!

Марина посмотрела на него в упор, выдержала улыбчивый взгляд, видимо, размышляя над тем, к какой части её фразы относится это его 'Ты же знаешь!', многозначительно подняла глаза в пролёт лестницы, вздохнула:

– Пойдём прогуляемся.

Они вышли в сад и двинулись по хрустящей гравием тропинке.

– Я приезжал и ждал тебя... много дней.

– Я не хочу тебя видеть.

– Ты тоже не изменилась: или молчишь, или рубишь правду-матку. А я не против. Руби. Устал я от лжи.

Марина фыркнула:

– Ну-ну. Посмотрим, сколько ты выдержишь.

– Значит, мы сможем с тобой видеться? – ухватился Вадим за последнюю фразу. – Я всё равно не отстану. Давай общаться! Мы столько лет не виделись, есть, что обсудить! Заодно проверишь, насколько я честен. Будем друг с другом откровенны. Квота – два вопроса, потом меняемся!

– Да, согласна. Мне нужно кое-что узнать... Но если бы ты только знал, как мне тяжело... с тобой, – с тоской произнесла Марина.

– Я знаю. Я знаю, что ты не хотела оказаться... тут... совсем рядом.

– А если наоборот? Если я всё это спланировала?

– Нет. Я немного знаком с Танниковым. А Боря любит выпить и пооткровенничать.

– Господи! – Марина остановилась, на секунду закрыла лицо руками. – Меня словно загнали в ловушку. Как зверя. Со всех сторон обложили.

– А ты не думаешь, что это судьба? Кстати, Надя Колесова хочет с тобой встретиться.

– Надя... – лицо Марины посветлело, она снова зашагала по дорожке. – Очень рада буду с ней увидеться! Где она? Чем занимается?

– Работает с нами, в 'Твайлайте', художником по костюмам.

– Она всегда об этом мечтала. А Артём?

– Тоже. Начальник службы безопасности.

– А ты?

– И я. Я тоже.

– Ты же говорил...

– Я говорил, что мы с Ренатом больше не друзья. Но я по-прежнему работаю в клубе. Бизнес есть бизнес.

– А почему вы с ним...?

– Стоп! Мы договорились быть честными, но не в одностороннем порядке. Твоя очередь отвечать. Помню, что ты не собираешься встречаться с Ренатом. Но ты его всё ещё... ?

– ... Вадим, – перебила его Марина. – Прошло десять лет.

– Это не ответ.

– Я не знаю, – сказала Марина. – Много лет... много событий... люди... встречи... жизнь... Есть эмоции, потому что я... помню. Работаю над этим. Доволен?

– Вполне. Твой вопрос?

– Что тебе от меня надо, Атос? Почему ты здесь?

На этот раз остановился Вадим. Он на секунду прикрыл глаза, собираясь с духом:

– Потому что расстояние между нами ничего не решило. И время... тоже. Я хочу видеть тебя каждый день, хочу спать с тобой, прикасаться к тебе, заниматься с тобой любовью, говорить с тобой, покупать тебе цветы... помню, помню, ты не любишь срезанные цветы... что угодно, горшки с цветами, клубничные пирожные, мороженое с шоколадной крошкой... Хочу смотреть с тобой жуткие арт-хаусные фильмы и глупые мелодрамы. Прикладывать тёплую грелку, когда у тебя болит живот. Посылать тебе сообщения... каждый день, отвлекаясь от работы, потому что я хочу... скучать и ждать, когда снова увижу тебя вечером...

Марина стояла на тропинке, задыхаясь, прижав руки к груди.

– ... я всё помню. Я всё о тебе знаю. Если что-то изменилось, я хочу, чтобы ты мне рассказала... Десять лет? Какая ерунда!

– Ты...

– Мы договорились быть откровенными. Я завтра ещё приду. Можешь спросить всё, что захочешь. Я буду приходить каждый день. Я ни на что не претендую. Просто у меня тоже много вопросов.

Вадим развернулся и пошёл к калитке. Первый раунд он выиграл... ну или хотя бы вытянул на ничью.

... На следующий день Вадим встретил в доме Кардашева Бориса. Тот удивился, обрадовался встрече с собутыльником, задумался, когда узнал о давнем знакомстве гостя с Мариной. Сделал какие-то выводы, но не стал уточнять и разбираться, а выслушал рассказ о сталкере и сказал:

– Нам сейчас лишний пиар не помешал бы. Хотя смотря какой... Я запустил в прессу кой какую наживку, но не думаю, что это она так сработала.

Бывший массажист, а ныне владелец той самой новой галереи на Высоцкого (пришла очередь Вадима удивляться), выглядел уставшим и отстранённым. Ему всё время кто-то звонил, и в мессенджеры сыпались фотографии. Он извинился и ушёл в студию. Оттуда вскоре донеслось бубнение их с Кардашевым голосов.

Марина сама позвала Вадима на прогулку, увела его к беседке, сказала, повернувшись к нему лицом и откровенно наблюдая его реакцию:

– Я подумала насчёт того, о чём ты меня спрашивал вчера. Насчёт моих чувств к Муратову. Решили быть честными, значит, будем. У меня до сих пор есть к нему чувства. Может быть, это любовь к воспоминаниям, иллюзия, может... Такой ответ тебя устроит? Вижу, что не очень. Если бы Ренат был сейчас тут, я бы уехала, договор есть договор. Но всегда будет существовать угроза, что мы встретимся. Хочу себя заранее обезопасить. Поэтому вот мой сегодняшний вопрос: из-за чего вы с Ренатом поссорились? Ты и Ренат. ТЫ и РЕНАТ!

– Из-за тебя, – с усилием произнёс Вадим, уже жалея, что вызвал Марину на откровенность. Те ноты, что звучали в речи Марины ему совсем не нравились. Это были... новые ноты, незнакомые.

Она сверкнула глазами, спросила сладким голосом:

– Что он обо мне сказал, когда узнал, что я здесь?

– Это не важно.

– Отвечай! Ответишь – мы продолжим этот твой марафон странных вопросов. Не ответишь – я с тобой даже о погоде больше не заговорю. Это в твоих интересах. Что сказал Муратов, когда вы ссорились? Обо мне!

– Марина, зачем тебе лишние переживания? – пробормотал Вадим.

– Ага! Я так и думала! – она поднялась в беседку по мокрым ступенькам. – Что-то плохое. Насколько плохое?

Вадим молчал. Марина сорвала виноградину, покатала её между пальцев:

– Если ты сейчас соврёшь, я сразу догадаюсь. Если откажешься отвечать, не стану больше с тобой общаться. Решай!... Ясно. Ты всё ещё верный и преданный друг, да? Хорошо, вспомни, как ты подошёл тогда ко мне в 'Кактусе', как пытался объяснить. Сделай, как тогда – расскажи!... Знаешь, мы сильно поссорились перед тем, как мне позвонил Андрей Эльмирович. Я очень переживала: Ренат наговорил мне таких гадостей! Не спала всю ночь, одну, потом ещё одну, потому что узнала насчёт мамы. Поэтому когда пришёл момент принимать решение, оказалась в... невменяемом состоянии. Но я всё равно попыталась что-то сделать, обойти пункты нашего с Муратовым договора. Неважно... Много дней после этого, пока мы с мамой ждали визу и проходили весь этот... ад, слова Рената звучали у меня в голове. Я была ребёнком, которого сильно обидели, и я всё равно его любила. Настолько, что работала день и ночь, чтобы вернуть долг за операцию. У меня ничего не получилось, но я пыталась.

– Он тебя искал, – выдавил Вадим.

– Знаю, мама говорила. Я была связана по рукам и ногам. Разрывалась на части. Один день надежда, другой – отчаяние. Думала: почему он мне всё это сказал? Именно в тот день? Может, это знак судьбы? Сколько бы я выдержала, а? За какое время он меня извёл бы, ревнуя ко всем подряд? Как долго я бы оставалась его личной, милой почемучкой? Пока была б под его неусыпным взором? А потом? Однажды всё равно нашёлся бы повод.

– Он очень переживал из-за той вашей ссоры. Винил себя во всём.

– Ты опять его защищаешь?

– Ты просто не знаешь всего.

– Вы с ним тоже. Обо мне. Зато я знаю, что он собирается жениться. На Лейле, так её зовут, да? Знаю, что он исчез, стоило мне появиться. Он писал мне письма, а потом сказал, что между нами всё кончено. Он поругался с тобой. Из-за того, что ты решил продолжить со мной общаться? Угадала? Вадим, я очень тебя прошу! Считай, что это терапия! Полечи меня! Расскажи! Я хочу знать! Каждое слово! Он ведь не стал молчать, да? Деньги мне дать предлагал? Мне почему-то кажется, что с возрастом он стал похожим на своего дядю... Расскажи! Так, чтобы у меня не осталось никакой надежды! Я знаю, хорошее забудется, а это останется. Я даже обещаю... как это говорится в мелодрамах... попытаться стать тебе больше, чем другом.

Подробности их с Ренатом разговора у Веры Алексеевны промелькнули у Вадима перед глазами. Он смотрел на Марину. Выражение её лица было жёстким, она всё для себя решила. Он раскрыл рот, чтобы заговорить. А она всё испортила: позволила отразиться в глазах ожиданию неминуемой боли.

– Не могу, – выдохнул Вадим.

Марина издевательски улыбнулась, отвесила шутливый поклон и протянула:

– М-м-м... понятно...Тогда я вынуждена прервать дозволенные мне речи. Не приходи сюда больше.

Она ушла в дом. Вадиму очень хотелось поехать к Ренату и посмотреть тому в глаза. Просто посмотреть. Почему, даже разругавшись с Муратовым, он всё ещё продолжает нести ответственность за непродуманные слова и поступки Д'Артаньяна? В душе закипала злость, но Вадим краем сознания отмечал, что намеренно её культивирует, вызывая в памяти подробности их ссоры.

***

Муратов вернулся через два дня, очень тихий, какой-то ровный и заторможенный. Второй состав репетировал новую программу: 'Под звёздами' – странную компиляцию из разных музыкальных номеров, объединённых темой тоски человечества по другим мирам. Программе не хватало... гармоничности: единое полотно, всегда сшиваемое музыкальным директором, было нарушено – скомкано и местами порвано. В сети уже появились первые отзывы недовольных зрителей. Муратов не проронил ни слова по этому поводу. Просто позволил шоу продолжаться. Все спрашивали Вадима о дальнейших планах Рената, но Ярник ничего не знал. Первый состав заканчивал 'Русский рок-н-ролл' и гадал о том, какой будет следующая программа. Впервые она не была заранее озвучена на планёрке в понедельник.

В старом театре на площади Высоцкого, уже полностью переданном в руки Муратова, велись ремонтные работы. В 'Твайлайте' солистам 'Любви дель-Арте' выделили время на репетиции рекламного дивертисмента. Кастинг массовки ещё продолжался. Во вторник Ренат зашёл в кабинет к Вадиму и сухо сообщил:

– Я взял Глори на роль Изабеллы.

– Глори? – вытаращил глаза Вадим. – Она согласилась?

– Я многое ей пообещал.

– Пятизвёздочный отель, свежие устрицы из Франции и себя в придачу?

– Я просто тебя проинформировал. Никого лучше я найти не смог.

– Тебе напомнить наш бюджет? Да ладно бюджет! Тебе о её склочном характере напомнить? О том, как она год назад весь состав перессорила. О её слабости главной напомнить? Ты – её главная слабость!

– Вадим! Забываешься!

– Нет, это ты забываешься! Пусть мы с тобой сейчас только по работе общаемся! Это как раз то самое – работа!

– Вопрос решён. Она приезжает в конце ноября.

– Месяц на репетиции? Всего месяц? Ты в своём уме?

– Ей хватит. Она ангажирована до самого декабря и идёт на большие уступки ради нас.

– Не сомневаюсь! Хотя, знаешь... Делай, что хочешь! Всё и так плохо! Подлей масла в наш костёр, все сгорим.

– Да, всё и так плохо, – глухо сказал Муратов.

– Что у тебя? Что с тётей Надей? – встревожился Ярник.

– Она борется, – сказал Ренат. – Неизвестно только, побеждает ли.

Вадим вздохнул. Чёртова гордость! Раньше он нашёл бы слова, но произнёс только:

– Передай мои пожелания скорейшего выздоровления, – словно факс отправил.

Ренат молчал и не уходил. Отошёл в угол, завозился у кофе-машины. У Вадима засосало под ложечкой.

– Встречался с ней? – спросил Муратов из угла.

– С кем? – прикинулся удивлённым Вадим.

– Ты знаешь.

– Мы же договорились: личные дела вне обсуждения.

– Я просто хочу узнать, скоро ли смогу вернуться в свой дом. И нужно ли мне беспокоиться о своём банковском счёте.

– Возвращайся в любое время. Она не имеет на тебя никаких видов. Лучше готовься к приезду Глори. Когда она пришлёт свой райдер, тебе точно придётся волноваться о своём кошельке. А что ты Лейле скажешь, когда хищница опять устроит на тебя охоту?

– Я сам о себе позабочусь.

– Я тоже. И Марина.

– Не сомневаюсь. Она прекрасно жила без меня все эти годы.

– Не прекрасно! – вырвалось у Вадима, и он тут же пожалел о своих словах: Ренат обратил к нему свой тяжёлый, 'чёрный' взгляд. – Ещё раз повторю: можешь успокоиться и продолжать жить своей жизнью. Тебе со стороны Марины ничего не грозит. Она не будет сливать ничего в прессу, требовать денег и искать с тобой встречи. Её интересуют сейчас... совсем другие вещи.

– Какие, например?

– Это тебя уже не касается. Ты высказался. Тебя услышали. Кстати, мне пора. У меня встреча.

– С ней?

– Ренат, – Вадим щёлкнул языком. – Прекрати. Я всё помню, Артём – свидетель. Закрыли эту тему раз и навсегда. Кофе свой пей. Набодяжил тут.

Он вышел из дома в взвинченном состоянии. Сел в машину, долго думал. Всё тонко и зыбко. Всю его сознательную жизнь Вадиму удавалось манипулировать Ренатом, как и многими другими людьми, сейчас и даже в юности, в обычной жизни и в бизнесе, однако весь его талант оказывался бесполезным, когда Муратов начинал жить сердцем. Нужно на что-то решаться, пока Ренат всё не испортил. Ярник поехал в Кольбино. Кардашев встретил его у порога и добродушно приветствовал: