Текст книги "Тайна Мебиуса"

Автор книги: Наталья Менщикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Лучше их обслужишь или хуже, какая разница? Самая большая благодарность – губнушка, подводка для глаз или жвачка. Сыта я этой жвачкой да чулочками. Иной раз домой приезжаешь, снимаешь с натертых ног туфли и закидываешь их в самый дальний угол. Ненавижу! Босоножки не разрешают носить даже в жару: никаких голых пяток и колен. Поэтому Джона я не коленками соблазнила, а сама не знаю чем. Разговорник откуда-то притащил. Выяснил, как меня зовут, да не замужем ли.

Тетки аж подпрыгнули – быть тебе, Катька, леди! Остановились мы рядом с русским поселком. Ребятня шумной толпой из школы вывалила. А Джон со своим другом переговаривается, смотрят на наших детишек-оборванцев, брезгливо физию скривили: Африка, мол. Уж это без перевода было понятно. Я дверь захлопнула – и больше до конца рейса с ним не разговаривала. Плох или хорош, – наш нужен, отечественного производства. Хотя ему не я нужна, а денежки мои. А нам сейчас столько платят, что только на чулки и хватает. Где уж тут замуж разбежишься! И уголь разгружать самим, и воду таскать, я на этом свое здоровье испортила. Безбилетников пускать не разрешают, сразу с работы вылетишь. А долларов даже во сне не обещают. Родителей жаль. Я пищевой институт закончила. Технолог. Но сейчас с моей специальностью работы не найдешь. Особенно отец расстраивается, что дочь – проводник, он человек старых представлений, а ведь как считается: все проводники женщины легкого поведения... Вот и нашла себе чуть ли не шестидесятилетнего, влюбилась даже. Он мне сначала настоящим мужиком показался, надежным, не похожим ни на сверстников, ни на иностранцев... А тут облом. У нас есть проводницкая песня, можно сказать, народная, старенькая уже:

Что-то ночью мне не спится – Я влюбился в проводницу.

Долго-долго будет сниться Проводница, проводница.

Да какая уж любовь? Мечты одни.

– Не нужен тебе, этот траходонт, Катюша. Сейчас я досчитаю до трех, ты откроешь глаза – и почувствуешь себя здоровой, красивой и счастливой. Раз, два, три! Открыли глаза!

А теперь вместе – глубоко вздохнули...

***

Адриан проснулся в слезах.

Привиделся ему Федор Михайлович Достоевский, мой любимый писатель. В длинном коричневом пальто. Поспешает великий писатель за некоей девушкой в фиолетовом платье и восклицает: "Вернись, о Фортифлексия!"

– Ужасно мне жаль стало классика, и я тоже подвываю: "Форфута, вернись! О Форфута!". Такое у меня для нее ласкательное имя придумалось. Но исчезла девушка, растаяла, как туман.

Повернулся ко мне Федор Михайлович: на бороде, на усах, на ресницах слезы.

Тут и я зарыдал. С тем проснулся. И ни одна ворожея не объяснит, – к чему было видение.

– Адриан, а рыжая ведьма объяснит. Во-первых, девушка. Она может сниться как сдерживающее или отрицающее жизнь начало. Фиолетовый цвет поиск нереальных, почти волшебных отношений.

Да, советую тебе проверить щитовидную железу у эндокринолога. Она может влиять на такое цветовое предпочтение.

– А коричневый плащ?

– Это то, как ты относишься к собственному телу. Тебе понравился этот коричневый плащ?

– В общем, да.

– Вообще ученые обследовали на этот предмет курильщиков опиума, и большинство их отдавали предпочтение коричневому цвету.

– Ну как это может ко мне относиться?

– Очень просто, этот цвет предпочитают люди, которым кажется неразрешимым их внутренний раздрай. Они больше не хотят думать и бегут от здравого смысла в страхе, что не смогут вынести жизни, которую ведут. Чтобы заглушить голос рассудка, они ищут убежища в примитивных инстинктах. Тебе, возможно, просто не хватает отдыха в деревне.

– А борода что означает?

– Борода – амбивалентный символ.

С одной стороны, может означать жизненную мудрость, с другой камуфляж, маскировку, ведь борода позволяет скрыть как красивые черты, так и уродливые, поэтому вводит в заблуждение и обманывает надежды. Писатель с бородой – образ фиксации, каких-то запечатленных событий, смыслов и чувств, которых в данное время уже нет. Некий механизм, программирующий жизнь. Ну, а расставание, сам понимаешь, предупреждает против ненужных ссор. Слезы – ты подсознательно хочешь растрогать близкого человека.

– А как тебе имечко понравилось?

Фортифлексия, а?

– Емкое имя. Столь нелепое имя с двумя "фы" ничего хорошего означать не может. Флексия – это окончание, тебе это известно. А "форти" – часть слова "фортуна".

– Думаешь?

– Похоже на то. Все вместе может означать: "конец фортуне!". Но не будем так мрачно. Все может оказаться совсем наоборот. Во сне так часто бывает.

***

Адриан как-то неуверенно и медленно вошел в комнату, нечаянно зацепив распахнутыми полами плаща вазу с цветами, которые мы рвали вместе в Крыму. Я любила этот сухой букет из неожиданных колючих шариков, серебристых веточек и мелких цветочков по-южному ярких, изподтишково-ядовитых. Ваза разбилась, цветы высыпались сухим мусором.

Он не был дома месяц. Как всегда лечился в больнице от пьянства. Я уже была готова ему все простить, потому что страшно соскучилась по его родным, страстным глазам, которые потуплено вонзились в пол. Он присел на краешек стула спиной к окну, закинул ногу на ногу, как бы пытаясь отгородиться от всего домашнего. Нервно постукал по ручке кресла. Его руки, всегда такие мужественные и добрые, судорожно блуждали от бровей до носа, от носа к небритому подбородку.

Он открыл рот, чтобы что-то сказать. Я закрыла его своим поцелуем, прижалась.

Осторожно, но верно он отстранил меня и снова попытался говорить. И хотя это были слова о том, что он тоже соскучился и что больше скверного поведения со своей стороны не допустит, – это были слова автомата. Я почувствовала сталь разрыва. Губы его целовали, руки обнимали, но во сне, когда разум спал, он стал поворачиваться ко мне спиной.

Потом стал ходить задумчив, сумрачен и снова запил.

– Наташечка, я поехал на Николину гору, чтобы составить для тебя икэбану. Один человек предложил мне удивительные розы, которые растут у него в саду. Я пошел с ним, но тут он схватил меня за горло и начал душить. Я впился ему в глаза, выдавил их и руками проник в его мозг. Бросил его в кусты, сел на электричку и уехал в Москву.

– Как с Гитлером расправился, что ли? – грустно посмеялась я, вспомнив текст его давнего письма ко мне со стихотворением.

– Ты смеешься, а зря. Я же человека убил! А зачем он душил меня? Ведь если бы не я его, то он меня...

– Ладно, не рассказывай никому, а то сумасшедшим посчитают.

Он живописал настолько правдоподобно, что я позвонила в милицию и попыталась выяснить, не произошло ли чего-нибудь подобного в Никольском.

По крайней мере, три двуглавых орла его уже навещали. Орел в моем обличье попытался отобрать у него бутылку, – и он стукнул его по одной из голов кулаком. Я никому и никогда не позволяла с собой так обращаться, даже человеку, которого до сих пор любила, даже если он был не в себе. Уйти мне было некуда, – и я решила, что каждый должен умирать в одиночку. Для меня Адриан умер.

Адриан серьезно занедюжил после своей очередной схватки с зеленым змием. Он меня измучил вовсе: выходил босиком на улицу за бутылкой, бросался в окно, травился таблетками, забывал выключить газ. Впрочем, для меня Адриан умер и все это делал совсем другой, чужой мне человек. Я дошла до такого предела, что была готова совершить преступление, только не мнимое, а самое реальное, и уже стала терзать себя рассуждениями, как Родион Раскольников, а имею ли я на это право.

Мои раскольничьи действия ограничились тем, что я отправила Адриана в больницу, когда он в очередной раз стал накидывать на себя петлю. Всем знакомым "по секрету" он рассказывал о том, как убил человека на Николиной горе. Даже врач засомневался, случилось это или нет.

От стресса меня свалила сильная простуда. В деревнях Беловодья простуду лечат просто. В трескучий мороз абсолютно голого человека выводят на перекресток дорог. Здесь он читает заклятье, начинающееся словами: "На Море-Окияне, на острове Буяне..." Кончив заклятье, он бегом бросается домой, не оборачиваясь. Я бы повторила верный способ, да был май, хоть и холодный, с ливнями.

Тринадцатое мая, пятница

Я попила трав по рецептам бабки-Сонихи и отправилась долечивать простуду в один из центров народной медицины, каких в Москве много. Мне выписали курс массажа и сауну.

– Что вы?! Тринадцатого! Да еще в черную пятницу! Да еще май!.. Я тринадцатого из дому-то не выхожу, а вы предлагаете мне на массаж... Да еще в пятницу... Да еще май... Нет-нет, дайте мне талон на любое число, только не в этот день! – говорила женщина, стоявшая впереди меня в очереди в регистратуру.

– Дайте, пожалуйста, этот талон мне. Тринадцатого и впрямь ничего серьезного нельзя делать, самое оно расслабляться на массаже, – решила я.

– Возьмите. Последний.

Тринадцатое число все-таки дало о себе знать, потому что я опоздала на процедуру на целых двадцать минут.

Впрочем, я опаздываю всегда. Это моя давняя и неизлечимая болезнь. Меня понимают только те, кто сам имеет эту пагубную привычку. "Хорошо еще, что ты промахиваешься только во времени, а если бы и в пространстве промахивалась, тогда бы вообще!" – говорили друзья, которые всегда страдали из-за моих опозданий. В свое оправдание я им твержу, что я правополушарный тип, в отличие от левополушарного, пунктуального и правильного. Еще, как выяснилось, в моем гороскопе Сатурн затмевает Солнце и описывает квадратуру на протяжении всей моей жизни. Астрологи, которых я слушаю только в удобных для меня случаях, говорят, что Сатурн как раз и дает опоздания. Старый анекдот.

– Не знаешь, почему колеса стучат?

– А чему равна площадь круга?

– Пи эр квадрат.

– Вот квадрат и стучит.

Вот квадрат Сатурна и стучит, колеса моей кареты жизни все время опаздывают.

– Спросите, примет ли вас массажист, – пробурчала регистраторша, – у нас не опаздывают. Да еще на столько. Из-за вас вся очередь сдвинется.

Я открыла дверь кабинета.

Большой плечистый парень интеллигентной наружности в очках сидел, развернув газету. Наверное, несостоявшийся инженер. Я по-другому представляла себе массажистов. Его звали Саша. Мас-Сашист оказался добрым и снисходительным и простил мое наглое опоздание.

Да, но в какие мужские руки я попала! О-о-ох...

Массаж закончен, а я лежу, не могу встать.

– Все-е-о, – сказал Саша.

Вот так вот и все? Этого не может быть. Не хотелось уходить. Вот бы прильнуть к его теплой широкой груди, снова отдаться этим сильным большим рукам – делай со мной, что хочешь!

Еле взяла себя в свои руки.

– А когда вы еще работаете?

– Завтра.

Очередь, в самом деле, меня уже проклинала.

– Массажер-то будет принимать или нет?! – скандалила перед окошком регистратуры бабуля.

– Не массажер, а массажист, – вежливо поправил вышедший в коридор проводить меня Саша. – Входите, пожалуйста.

На следующий день я опоздала только на две минуты. Это было для меня рекордом. А потом я попала к другому Саше, который общипал мне, заигрывая, ноги и ягодицы. И к другому Роме, который набивался проводить.

Кажется, у меня появился любимый массажист. Куда же он провалился? Я достала ему через знакомых билет на премьеру спектакля, надо же благодарить хороших массажистов. Осмелилась позвонить ему домой.

– Он уехал на дачу. Позвоните, пожалуйста, после десяти вечера. Раньше не следует, – строго сказала мама.

Спектакль сегодня. После десяти звонить бессмысленно. А жаль.

На следующий день я попала на массаж к нему.

– Вчера вы мне звонили? – неуверенно спросил он.

Я, я, я! Кто же еще?!

В этот вечер я была у него последней клиенткой. Мы пошли в метро вместе.

– Вы мне почему-то напоминаете булгаковскую Маргариту.

– Прекрасно. У меня и Мастер есть. Мой муж. Сейчас он в больнице. Угораздило выйти замуж.

– А я не женат.

– И не надо жениться. Иначе научитесь ненавидеть. Это не будет сочетаться с вашим добрым лицом.

Завтра мы снова вышли вместе после массажа. Он достал букет сирени из дипломата.

– Это вам, – протянул он мне слегка помятый букет, посмотрел на него, отметил взглядом, что цветы помятые, смутился и покраснел.

Прелесть! Эта залившая лицо краска и широкие плечи... Как же мне хочется его расцеловать! И я сделала это.

А потом мы напропалую каждый вечер целовались в Филевском парке, на берегу, я приходила домой ночью. Как по расписанию, вечерами шли дожди, даже ливни. Дождевой ливень и ливень поцелуев. Целоваться под ливнем стало самым счастливым в моей жизни занятием.

Придя домой, я заметила, что потеряла сережку. Сережки дарил мне Адриан на Новый год, в тот год Змеи, когда я к нему окончательно переехала. Они были неким символом нашего брака. Стала вспоминать, где я могла обронить сережку. Утром, чуть свет, отправилась к лавочке, где мы с Сашей весь вечер целовались. Всю ночь хлестал дождь. Я загадала: если найду сережку, то ничего в моей жизни не изменится и с Сашенькой нет ничего серьезного, так, легкое увлечение, пройдет.

Я едва разглядела втоптанную в грязь сережку. Змея, как всегда, бесконечно кусала себя за хвост. Нужно успокоиться и не кружить себе голову. Но не я кружила себе голову в этот раз.

Обыкновенно так происходило, когда мой идеальный образ совершенно не соответствовал образу, который имел место быть. В этот раз мне вскружил голову Саша. Реальный. Живой. Настоящий. И сильно.

Настолько, что я бросила все и уехала с ним на юг.

Адриан вдруг прекратил запои. То ли его отрезвило мое неучастие в его потустороннем существовании? Он ушел в работу. Молодец. Только вот чувств моих к нему уже не вернешь.

Я приехала с юга в полной уверенности, что он валяется пьяный и кошки голодные. Нет, на столе розы, моя холодная телеграмма, о том, что я еду, и его записка, как он меня любит и что мне поесть, пока он в редакции. Трезвый и ласковый Адриан, каким он был давно-давно. Эх, поздно, батенька, слишком поздно.

***

Листья на деревьях рыжели, превращаясь во множество Наташиных знамен. Пришла осень.

– Нам не нужно больше встречаться, – сказал Саша.

Этого я и ожидала. Сашины родители узнали об отношениях их сына с замужней женщиной. Что ж, родители есть родители... Тем лучше, успокоюсь.

Отвлекусь, чтобы потом успокоиться. Назначила свидание первому встречному, клюнувшему на улице на мои подрумяненные на юге ножки. Как всегда опоздала. В этот раз на полчаса.

– Еще бы минуту – и я бы ушел.

На этом месте "голубые" собираются. Ко мне подходили, интересовались.

Другого-то места встречи вы не могли придумать? Посмеяться решили?

Да нет, я и не думала смеяться.

Больше не буду. Адриан снова запил. Снова появились глюки. Еще более страшные, чем прежде.

– Нам надо встретиться, Саша. Я больше не могу. Не хочу никого видеть, кроме тебя. И все тут.

Встретились рыжим утром... И больше не расставались.

Где искать СЕРЕЖКУ?

Адриан находился в любимом месте отдыха трудящихся, у Ганнушкина. Через два месяца он попросил меня:

– Напиши заявление, чтобы меня выписали. Я больше не могу среди дураков находиться. Обещаю тебе, что закодируюсь, пить больше не буду и тебя мучить.

Видно, придется свой крест нести до конца. В назначенный день и час я приехала за ним в Белые Столбы, где был филиал Ганнушкина.

– А его забрали! – удивилась медсестра.

– Когда?! Кто?!

– Вчера. За ним приезжала его сестра.

Да, но его нет дома! Звоню сестре, – она даже не слышала, что Адриана выписывают. Побежала в милицию. Там мне ответили, что если через три дня не появится, – только тогда примем от вас заявление и начнем розыск.

Через три дня он появился.

Пришел забрать вещи. Он, видите ли, нашел другую женщину. Другая была его давнишней поклонницей. Очень давно он работал в журнале "Наука и религия", куда пришло письмо от женщины, в котором содержалась просьба помочь ей, мол, ее лишают материнства за религиозные воззрения. Сначала Адриан как журналист свободомыслящий принялся ее защищать, но потом ему стало ясно, что женщина эта душевно больная и воспитывать трех своих детей не в состоянии. Однако женщина уже уверовала в Адриана, как в господа Бога, и стала закидывать его письмами с признанием в любви, некоторые письма даже молитвы в стихах напоминали, посвященные Адриану. Почему-то в этих молитвах она обращалась к нему еще и как к императору, просилась слетать вместе с ним на ракете на его виллу в окрестностях Рима, вероятно, спутав в одном флаконе сразу двух тезок Адриана:

римского императора, жившего во втором веке и космонавта Андрияна Николаева.

Иногда в конверты с письмами вкладывались какие-то медальончики, крестики и маленькие дорожные иконки. Обнаруживали мы в почтовом ящике и книжки то православного, то сатанинского содержания – все смешалось в мозгу бедной женщины. Потом Альбина вовсе стала преследовать Адриана, чтобы любыми путями приблизиться к своему Богу. Она забиралась на чердак соседнего дома и днями просиживала там, наблюдая за Богом в бинокль.

Адриан был не в силах прекратить это недоразумение и порой гневался не как подобает Богу, а как это делают самые рядовые мученики. Тогда Альбиночка, так звали поклонницу, устраивалась куда-нибудь сторожем, добывала ружье и приходила к нам, чтобы уничтожить Адриана, который не отвечает на ее возвышенные чувства, а заодно и меня, укравшую у нее ее Бога. Потом Альбиночку вычисляли, ружье отбирали и с работы увольняли.

Пока Адриан находился в относительной норме, ухаживания безумной женщины отвергал. Но пришло время и справедливость поговорки "Не плюй в колодец, – пить придется" подтвердилась в форме печальной и безобразной. "Колодец" его уже давно поджидал. В него-то Адриан и бухнулся прямо из больницы.

***

Адриан жил у Альбиночки. Иногда являлся вместе с ней к нам домой.

Альбиночку я все-таки потихоньку выставила. Еще не хватало филиал Ганнушкина на дому устраивать! Адриан приходил жить домой, когда у него заканчивались деньги.

Мне было его жаль, и я его кормила. В один из таких периодов я познакомила его с Сашей.

– Это тот человек, который тебе в жизни нужен. И он тебя достоин, сказал однажды Адриан, собираясь к Альбиночке.

Ко дню моего рождения Адриан вернулся. Решил отойти от Альбиночки и от запоя. Пришлось нам с Сашей встретиться на нейтральной территории. Мы бродили по Москве и целовались, как всегда, на лавочках. Дул сильный ветер и было холодно.

Вернувшись домой, я обнаружила, что в очередной раз потеряла сережку. Саша мне их подарил только что, сегодня был день моего рождения. Как обидно! И, должно быть, плохая примета.

Когда-то мне бабушка Тала рассказала страшную историю. Муж ее, мой дед, был Евгений. Но собиралась она замуж совсем за другого молодого человека, Петра. Погадала по руке ей старая цыганка, сказала, что не судьба ей за Петра замуж идти. Но они уже были помолвлены, Петр ей кольцо в честь помолвки подарил. Нечаянно кольцо соскользнуло с пальца и упало в колодец. Через некоторое время погиб Петр, что случилось с ним, – я не запомнила, маленькая была. Прошло время, острота горя исчезла. Тогда, в конце девятнадцатого века, не принято было одиночкой оставаться, вышла Наталья замуж за Евгения.

Испугалась я: вдруг Сашу потеряю? Может, не таким трагичным образом, но все равно. Страх потери у меня давний и прочный. Слишком часто в жизни теряла близких мне людей: мама умерла, отец уехал, мужчины, которые нравились мне, оказывались либо женатыми, либо исчезали, либо и то, и другое вместе. Были у меня сильные, красивые, нерастраченные чувства, вот и пыталась я свою душевную энергию обрушить на Достойного и Единственного, а их в природе не было, поэтому я рисовала виртуальные образы на основе реальных привидений. Источала свои чувства на них, а они, как вампиры, обожрутся чужими чувствами, больше выпить уже не в состоянии, слишком много – тогда исчезают либо до следующего раза, либо насовсем. Адриана я и любила сильно, и ненавидела сильно. А потом и вовсе потеряла. Значит, не был он моей половиной, раз это боль доставляло, стало быть, целого не получилось. Была только боль.

Сначала – боль потери. А теперь – потеря боли. Отболело. Сколько можно?

А Саша другой. Нет, я не переживу его потери.

Попробую найти сережку. Хотя, что толку: Адрианом дареную сережку отыскала, а вон как вышло. Попытаюсь.

Холодно. Пошел дождь со снегом. Ветер прямо ледяной срывает последние листья.

Ничего под ними не видно. На улице мне встретился молодой мужчина со стонущими глазами.

– Девушка, что вы делаете в такую погоду?

Он оказался художником и эксгибиционистом, и в такую шальную погоду искал приюта своим разыгравшимся чувствам. – Не ищите сережку. Хотите, я вам цепочку подарю вместо нее серебряную? С крестом.

– Не нужен мне чужой крест. Свой тяжело нести, – вздохнула я и прибавила шагу.

Мимо шла какая-то пара. Парнишка был пьян в дугу.

– Ой, какая! – схватился он за мою руку.

Я пошла еще быстрее, побежала.

Он за мной. Бросил свою унисексовую подружку – и бегом. Подружка как шла, так и продолжала идти, как ни в чем не бывало, наверное, она от ветра превратилась в ветряную мельницу, вот и совершает однообразные механические движения, а кляча рыцаря Печального Образа с пути сбилась. Я рванула, что было сил, быстро набрала подъездный код, захлопнула дверь и вбежала в лифт. Нет, на сегодня приключений хватит. Вроде бы не Вальпургиева нынче ночь и не месяц май, а Покров Пресвятой Богородицы по-старому, первое число октября. Придется перенести свое рождение на сиреньсень.

В подсознании страха все же не было. Печальный опыт, хоть и бабушкин, все-таки был чужим опытом. Предыдущие случаи тоже ни о чем мне не говорили. Лучший советчик – собственное сердце. Не верю в потерю – и все тут! Любопытства ради открыла какой-то не то предсказатель, не то сонник, а там написано, что потерять сережку – к замужеству, как бы обретаешь вместо вещи человека, находишь себе не символическую, а реальную пару. Это похоже на правду. Кольцо, оно без пары, а сережка – другое. Я чувствую, что не потеряю Сашу. Тьфу, тьфу, тьфу.

Посланники чертовой бабушки

– Хоть бы ты башку где-нибудь себе разбил! – проклинала я снова запившего Адриана, стуча об пол фигуркой, изображением его головы.

Эту фигурку вырезал из корня художник Эжен Кислозвездов, по проекту которого был выполнен сад корней в Усть-Каменогорском музее.

Однажды Кислозвездов открыл для себя озеро в Казахстане. Называлось оно Шибындыкуль. Он предполагал, что из этого озера поил своего коня князь Ярослав, отец Александра Невского, который задолго до Ермака проходил здесь в Каракорум как подъясачный князь, на поклон к хану.

– Другой дороги просто не было, ходили только Иртышом да Зайсанским проходом, по этой великой тропе народов, по узкой воронке, через которые двигались обратно, в просторы степей и дальше, в Европу, лавины гуннов и полчища монголов, – убеждал всех Кислозвездов.

Когда-то воды в озере поубавилось, и на освободившемся месте выросла березовая рощица. Позже уровень озера снова поднялся и юные березки, не вынесшие затопления, погибли. От рощицы остались лишь пеньки с подмытыми корнями, из которых Кислозвездов вырезал целых сорок чертей, которые и теперь составляют коллекцию музейного сада. В этой галерее чертей живет "Водолей", толстый "Жора", унылый "Скучный правый", угрюмится красавец "Альфонс", пара бесов-близняшек закатились в дурацком смехе.

– Имена чертей возникали сразу, по какому-то непонятному наитию, то ли созвучно увиденному, то ли по тайному, неосознанному сходству с некоторыми знакомыми, – сознался Кислозвездов.

По этому-то "тайному наитию", Кислозвездов увидел в одном из шибындыкульских чертей и Адриана, остальное было делом его техники и мастерства. Адрианова голова, сделанная Кислозвездовым, была чертовски похожа на родную голову Адриана. Именно чертовски: губы имели Адрианово очертание, но были сложены в демоническую улыбку, роковые, а вовсе не детские Адриановы глаза были близко расположены к носу с могучими ноздрями, который гротесково выпирал вместе с развевающейся во все стороны шевелюрой, похожей на множество рогов.

– Что это ты, злодейка, наколдовала сегодня? – спросил меня с порога Саша.

– Почему ты решил, что я сегодня колдовала?

– Потому что я спрятался под навесом от дождя, когда шел к тебе, а потом, когда дождь прекратился, выпрямился и стукнулся об навес. Потрогай, чувствуешь, какую шишку набил? Чуть себе череп не раскроил, даже кровь текла.

– Не виноватая я, я Адриана проклинала, он снова запил!

Адрианова голова из корня оказалась куда крепче Сашиной головы. Теперь казалось, что она ухмылялась еще более дерзко и ядовито.

***

Запой Адриана закончился вместе с его пенсионным жалованием. Он вернулся домой. У него была абстиненция, которая обычно сопровождается депрессией и агрессией.

Наша Диогенова бочка, где я работала, распалась. Я оказалась на улице. Правда, проведя ни одну ночь у дверей биржи труда, у которой толпились люди, попавшие в такую же ситуацию, мне все-таки удалось получить статус безработного. От жизни такой надо было куда-нибудь уходить. Ничего лучшего я не нашла, как поступить в очередной вуз.

У меня просыпались задатки вечного студента. На этот раз я стала учиться на психологическом факультете университета.

Я уже давно проводила психотерапевтические сеансы и психологические консультации. У меня даже выделилась любимая область, которую я назвала имятерапией. По-прежнему занималась ведьмовством, ведь это та же психотерапия, только театрализованная и более естественная для русского человека. Пописывала статейки в газеты, журналы. Одно частное издательство заказало мне два отрывных календаря: "Что в имени тебе моем?" и "Эротический", который я шутливо называла "Что в вымени тебе моем?".

Однажды я писала всю ночь. Утром Адриан проснулся и спросил:

– Ты не знаешь, какое сегодня число?

– Нет, не знаю.

– Да, писатели календарей обычно не знают, какое на дворе число, горько пошутил он.

Я солгала. Я точно знала, какое сегодня число, и боялась этого числа: день смерти Адрианова сына. Адриан едва ли не сегодня получит пенсию и наверняка запьет. Тем более что по неведомым причинам три дня назад упала фигурка-голова из корня и отлетела от основания, на котором она была закреплена. Поломалась и шея. Дурной знак. В прошлый раз, когда я лупила этой фигуркой по полу, – ей было хоть бы что. А сегодня все произошло самопроизвольно.

Адриан поднялся, закрыл от меня дверь, и я поняла, что он звонит Альбиночке.

– Нет, никаких завтра. Я сегодня приду. Я все сказал. Через час буду. Жди.

Он ушел. Его не было весь день.

Не пришел он и вечером. Близилась полночь, ни Германна, ни Адриана. Я уже легла спать, когда раздался телефонный звонок. Звонила Альбиночка:

– Наташа, мне кажется, что Адриан не дышит.

Подобные вещи уже случались не раз, поэтому я отругала Альбиночку за поздний звонок и повесила трубку. Однако на душе было неспокойно. Сердце часто билось. Я набрала ее номер:

– Ну как?

– Мне кажется, он уже остывает.

– Что?! Немедленно вызывай "Скорую"!

Напряженно сижу у телефона, держу трубку. Слышу, "скорая" приехала.

– Труповозку нужно вызывать. И милицию. Ведь вы говорите, он не здесь прописан? Сейчас я напишу заключение.

Назовите фамилию умершего!

– Не помню, – ответила Альбиночка.

Странно! У нее какая-то своя игра. Только что она произносила его имя! Врач, видимо, понял, что Альбиночка с патологической психикой и не стал ее больше расспрашивать. В самом деле: что с нее взять? Хорошо, что я все слышу, хоть буду знать, куда увезут тело.

Далеко не "все врут календари".

***

Тело Адриана увезли в судебный морг. Там я его и отыскала. Врач сделал заключение, что он умер от алкогольной передозировки. Однако заключение делали очень долго, были какие-то сомнения. Из судебного морга выносить гроб с телом Адриана было некому. Из молодых мужчин нашелся только его племянник и Саша, они и выносили тело. Все пришедшие друзья и одноклассники Адриана уже были в том возрасте, когда боятся радикулита, сердечных приступов и высокого давления. Адриан выглядел гораздо моложе своих ровесников.

– Такой был молодец, не болел никогда. В проруби купался. Кто бы мог подумать?..

– Хорошие люди долго не живут, – переговаривались пришедшие, которые ничего об Адриановых запоях не знали.

В морге оказался халтурный поп.

Раньше так называли священников, которые ездили по окрестным деревням, где новорожденного окрестят, где покойника отпоют. За это им платили натурой:

десятком яиц, пудом картошки, мучицей. Назывались эти подношения "халтурой", от латинского слова, означающего поминальный список, который священник читает, молясь за упокой.

Адриан часто вспоминал случай, рассказанный его родителями, что когда его везли после крещения из церкви, он случайно вывалился из повозки. Заметили, что выронили "конвертик", когда проехали через всю улицу, вернулись, он даже не плакал. Итак, он был крещен, но при этом всегда подчеркивал, что ни в каких богов не верит, поэтому, когда предложили его отпеть, – я засомневалась, делать ли это. Но халтурный поп был ярко рыжего цвета, – это разрешило мои сомнения.

Альбиночка знала все молитвы и громко подпевала батюшке. Потом она вовсе упала на колени и стала стучать лбом и своим пергидролиевым перманентом об пол, следуя известной пословице. Огненно рыжий поп и согнутая дугой Эйфелева башня с белой мочалкой на конце...

Мистическая картина.

– Это кто? – забеспокоились знакомые Адриана.

– Так, одна не совсем здоровая читательница журнала, где Адриан работал.

Точнее – почитательница.

Хотелось проститься с Адрианом спокойно, без лишней суеты и шума.

Медленно опускался гроб в гиену огненную. Странно, мне все было видно сквозь крышку гроба. Одна рука Адриана лежала вытянутой вдоль тела, другая на груди сжимала букетик незабудок, которые я ему положила перед расставанием. Неужели это рыжий поп в последний момент так сложил его руки? Не надеялся, видно, на христианского бога, рыжий черт! Ну да ладно, так даже лучше, к нашему русскому естеству ближе. Рука, лежащая вдоль тела пошевелила пальцами, как будто сделала прощальный знак. Верно, от стресса мне это все привиделось. Еще мгновение – и от Адриана останется лишь горстка пепла, не больше. Прощай, Адриан.

Битва двух ведьм

Случилась отчаянная пустота.

Саша не оставлял меня. Но и депрессия, это пронзительное Ничто, не оставляла.

Должно пройти время. Многое должно было бы улечься в моей душе, многое должно было быть прояснено, осмысленно.

На девять дней явилась младшая дочка Адриана Настя. В ярком оранжевом платье.

– Ты не чувствуешь, что я в этом доме хозяйка?

– Послушай, а не пошла бы ты?

– В этом доме жил мой отец.

– Ах, ты вспомнила, что у тебя был отец?!

– И дед мой тут жил.

– Лапонька, а ты хотя бы семейный дневник своего деда читала, ты его хотя бы краем глаза видела, этот дневник? Что-нибудь знаешь, кто был твой прадед? Ах, тебе это неинтересно, понимаю...