Текст книги "Либеллофобия"

Автор книги: Наталья Мар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Глава 2. Вурдалаки, людоеды и батончик опарышей

Мы выезжали с пустого двора, где кухарка в этот час обычно чистила тараканьих нимф к ужину. Все слуги сбежали, конечно. Ветер снаружи достиг небывалой силы: рвал фиолетовые, черные, синие тучи. Это вода из всех открытых источников собиралась и клубилась над долиной. Сверкали молнии, катился гром, но дождя не было. Только редкие столбы рек и прудов стремились вверх. Изо рвов, из канав. На зов неприятеля. В серой парной дымке, сочившейся в пескар, стало трудно дышать. Мы взмокли от духоты и напряжения.

На ветреном Кармине почти не водилось ровных дорог. Там кочевали барханы из скользкой разноцветной гальки, и мостить трассы было просто невыгодно: сегодня это путь, а завтра вал гравия или пруд. Вместо этого карминцы прокладывали траки при помощи дюндозеров. Временно, зато быстро. На нашем траке, как назло, собралось много борозд, пескар брыкался. Быстро покинуть пригород не удалось. Мы встряли в пробку из таких же, как у нас, мобилей на гусеницах, усиленных тонкой воздушной подушкой. Темнело: жадное небо собрало целое море.

– Кто такие эзеры? – я донимала папу, наблюдая, как пешие горожане семенят вверх по дюнам. – Они что, правда насекомые?

Брат покосился на клетку с саранчой в багажнике.

– Они энтоморфы, – осторожно начал папа. – Ошибочно думают, что эзеры похожи на нас, только…

– Только мы превращаемся в пауков, а они в насекомых?

– Не совсем. Мы – люди, способные превращаться в пауков. А они – насекомые, способные превращаться в людей.

– Одно и то же! – крикнул Чиджи.

Но я поняла.

– Зачем они напали? Карминцы – мирный народ. И совсем не богатый. Им просто нужна вода?

– Ты отвлекаешь меня от дороги, Эмбер, – раздражался папа, тем временем мы стояли, как вкопанные, – Они здесь не впервые, как я понял со слов Жанабель. Лет сто назад их планету уничтожили, и остатки эзеров бежали на пояс гигантских астероидов где-то на краю вселенной. Может, там у них недостаток воды или еще каких-то… ресурсов.

– Значит, они просто заберут воду, улетят, и мы сможем вернуться на Урьюи?

Отец неопределённо дёрнул плечом. Мама обернулась и нахмурилась, качнув головой в беззвучной просьбе: не надо при Чиджи.

– Детка, все расспросы в убежище, идёт?

Я откинулась на влажном кресле и замолчала. Ну, спасибо, пап! Фантазия у меня и в мирное время была не самая радужная, а от родительских экивоков скрутило желудок. Папа не хотел напугать Чиджи, но мне сделал только хуже. Что же такого нужно захватчикам? Они ставят эксперименты? Набирают армию мертвецов? Высасывают мозги? Затор впереди двинулся наконец, и саранча в клетках забесновалась от тряски.

– Насекомых вытурят! – сердился брат. – Мы сильнее, да, мам? Пауки же едят насекомых! А не наоборот. Да, пап?

– Да, Чиджи.

Но это были, пожалуй, другие насекомые. Не те сверчки и саранча размером с курицу на шчерских фермах-акридариях. Если эзеров путали с нами, то те, превращаясь, должны были достигать метра два в длину! А такая саранча легко откусила бы мне голову. Пробка снова закупорила трак. Папа оставил руль и прошёл вперёд – разузнать, отчего мы не движемся.

– Впереди карминцы бросают пескары и уходят в пустыню пешком, – сообщил он упавшим голосом.

– Прямо так, без вещей?

– Они говорят, на выезде земля дрожит. Вибрация какая-то… Они испуга…

Задрожало и под нами. Впереди загремел чей-то автомобиль. Он перевернулся, повалился на бок, покатились кульки и пассажиры. Взлетел рыжий водопад.

– Эмбер, наружу! – закричал папа и распахнул дверцы.

В нескольких метрах от нас новый пескар подскочил и упал в кювет. На том месте, где он только что стоял, в небо лил поток грязной воды. Это канализация отвечала зову туч. Гальку швыряло в пескары, из которых повыскакивали последние храбрецы. Они бросили скарб и побежали за дюны – в пустыню. Вода была опасна теперь.

Мы вчетвером шмыгнули в кювет, когда кусок канализационной трубы выстрелил снизу в пескар. Обмотанные паутиной, сумки выкинуло из багажника на дорогу, а нас окатило сточными водами. Запахло тухлым. В помоях с головы до ног, мы выглянули из кювета: тут и там вдоль тракта, где канализация пролегала близко к поверхности, страшная сила вытягивала грязную воду прямо из-под земли. Дюны наполнил шелест тентаклей. Кажется, впереди на многие километры не осталось ни одного карминца. Все сбежали, не захватив даже самого необходимого. Папа поднялся первым:

– Нам лучше следовать за ними.

– Нет, Уитмас, – испугалась мама. – Что мы будем делать в пустыне с детьми?

– Местные помогут. Они умеют выживать в дюнах.

– Нет, нет. Нужно добраться к бункеру! Наша вода почти вся улетела, посмотри!

– Ладно! Подберите рюкзаки, – скомандовал папа, когда сточный водомёт поутих. Канализация пустела.

Родители превратились одновременно: зеркальный паук и золотопряд. Мама приволокла искорёженную клеть.

– Эмбер, давай и ты. Понесёшь саранчу.

И я тоже превратилась. Чиджи вскарабкался на маму, а папа взял рюкзаки. Так, канавами, мы поспешили вдоль пробки. Из-за тумана видимость была метров сто. Через час тракт, забитый брошенными пескарами, упёрся в стену воды. Река лилась вверх без конца. У моста стоял галдёж – да такой, что перекрывал шум потока. Мы обернулись людьми и протолкнулись ближе, чтобы разобраться, в чём дело.

С мостом творилось невероятное. Река болтала опоры из стороны в сторону, железное полотно волновалось и пучилось, арки ходили ходуном. Оттуда сыпались повозки и тут же взлетали в небо, смытые водой. Карминцы бежали обратно на берег, но их подбрасывала река и уносило ввысь. В тучи. Среди этой неразберихи папа каким-то чудом разыскал смотрителя.

– Чего ждёте? – карминец с кирпичного цвета кожей потряс фонарём. – Эзеры набирают рабов, а мы тут как тут: стоим толпой, готовенькие! Как на блюдечке для насекомых. Нечего здесь делать, идите в пустыню! Идите!

– Мы погибнем в вашей пустыне, – возразил папа. – Нам нужно в бункер, он где-то за рекой.

– Реки не будет скоро. Только здесь не перебраться: видишь, как смяло мост, а берега крутые. Вам через Румяный Брод надо, там пологая переправа.

– Где это?

Смотритель порылся в ворохе тентаклей и достал битый передатчик-линкомм. На нечёткой голограмме река и наше озеро ещё были отмечены синим: линкомм не знал, что началась война.

– Вот тут, выше по течению. Идите по дюнам… там неполный день пути, как раз вода вся и свистнет к тому времени. Переправитесь и вернётесь назад вдоль того берега. Синдиком-то есть?

– Синдиком?

– Ну, здешняя связь. Не через космос, а наземное радио. Спутников уж нет, считай. Как своих-то искать будете? Этот вот штуки, как у нас с тобой, теперь не годятся.

Родители переглянулись, и карминец скривил рот. Ему не хотелось возиться с пришельцами на виду у насекомых.

– Где бы нам достать синдикомы? – допытывался папа.

– Ну, я не знаю… – смотритель почесал спину щупальцем.

– Мы заплатим. Хорошо заплатим, я работаю в посольстве.

Карминец кликнул из толчеи кого-то знакомого не самой добропорядочной наружности. Из их торопливой перебранки я поняла только, что плут неохотно соглашался на сделку. Он наконец сказал «подожди» и нырнул в толпу.

– Синдикомы нынче редкость – много скарба погибло на пути сюда, да и войны давно не было… мало кто хранит у себя старьё вроде радиоприёмников, – карминец опять почесался, набивая цену. – Но плут обещал, значит, достанет. Приготовьте, чем расплачиваться будете.

Рабы, он сказал? Насекомые брали пленных, а не одну только воду. Мама достала папин бумажник.

– Деньги? – закричал на неё смотритель. – Куда нам девать ваши арахмы и шчерлинги?

– Но…

– Сухой паёк есть? Аптечка? Вода?

– Мы же не можем отдать еду и воду! – спорил папа. – С нами маленький ребёнок! Есть золото, фамильные драгоценности. Эмбер, достань, покажи.

Я протянула шкатулку папе. Карминец сцапал резную коробочку и заглянул внутрь, прикрываясь от любопытных глаз гривой кирпичных волос.

– Ладно.

Вернулся плут и вручил отцу два прибора, похожих на древние пеленгаторы:

– Там батарейка немного в одном, – сказал он с сильнейшим акцентом, – а в другой почти половина. Сутки на два хватить.

Карминцы затерялись в толпе с нашим золотом. Вода всё летела и летела в небо. Кое-кто попытался изловить себе немного бидоном, перегнувшись через перила набережной. Но струя подняла его вместе с тарой, сцапала и швырнула в общий поток. Страшная смерть ждала бедолагу в небе. Больше никто не решился добыть воды таким способом. За стеной, которой обернулась полноводная река, чудились раскаты грома. Или взрывов. Или выстрелов.

– Он сказал, на два дня всего хватит? – тревожно переспросила мама.

– Ерунда. Нам больше и не надо.

У папиного ободрения был такой тон, что я поняла: за двое суток мы либо выйдем к своим, либо умрём в пустыне. А рации на том свете без надобности. Брат робко попросил есть, и мама выдала ему батончик спрессованных опарышей. Мы на двадцати четырёх лапах двинулись по дюнам вдоль берега. Без привычной городской иллюминации вечерняя тьма спустилась мгновенно. Из-за туч не видно было ни ночного солнца – тёмно-красного гиганта Пламии, – ни других звёзд. Ни зги. Русло опустело, и теперь без ориентира – шума воды – мы боялись потерять берег. Чиджи верхом на маме держал банку с блесклявками, чтобы освещать нам пару шагов наперёд. Но их света было недостаточно, чтобы разобрать направление. Папа споткнулся и вздохнул:

– Заночуем здесь.

Мама оплела паутиной себя и Чиджи. Получился воздушный, но тёплый кокон. Золотопряды славились гладким и стройным переплетением волокон, недаром мамин шёлк хвалили на сотню отшельфов в округе. Моя же вдовья паутина была ужас, что такое: рвалась, путалась, местами сбивалась в комья, а кое-где провисала, оставляя дыры для сквозняка и дюнной пыли.

– Замри, я сплету тебе, – устало улыбнулась мама.

– Нет. Сама, – я больше не могла себе позволить быть ребёнком. – Слушайте, Чиджи спит. Расскажите про эзеров. Пап.

– Я уже достаточно рассказал в песка…

– Пап!

– Тише!

– Я не слабонервная! И не слабоумная. Смотритель сказал, насекомые берут пленных. Значит, им не только вода нужна?

– Вода-то им как раз и не нужна, – папа подбирал слова. – Это, что ли… пытка такая. Вода останется в небе, пока карминцы не сдадутся и не позволят высосать у себя столько крови, сколько захотят эзеры.

– Что? Крови? В смысле… им нравится убивать?

– Нет. То есть, разумеется, да. Но я имел в виду настоящую кровь. Карминцев или нашу – мою, твою…

Мама перебила, чтобы начать издалека, потому что от папиных слов я хмурилась с тупым выражением лица:

– Эмбер, знаешь, отчего вот эта саранча в клетке – не больше курицы? А наши имаго огромные. Это в школе проходят, ну, вспомни.

– У саранчи несовершенная кровеносная система. А у шчеров эритроциты при превращении переносятся в кровь имаго. И ещё у нас хитин пропитан силиконами, а у насекомых слишком хрупкий. И ещё у нас эндоскелет, а у саранчи…

– Всё так, только у эзеров тоже развился эндоскелет. К сожалению. Но ни одна муха не может вырасти слишком большой. Она просто задохнётся. Им неоткуда взять эритроциты, ведь папа правильно сказал: по сути, они насекомые, а не люди.

– Значит, эзеры – вот такая мелочь? – я покосилась на клетку.

– Нет, Эмбер. – сказал папа. – Точно такие, как мы с тобой. Даже повыше, пожалуй, – из тех немногих, что я повидал. Они заставляют пленных тяжело работать. И забирают их кровь, богатую живыми эритроцитами. Время от времени. Питаются одним рабом на протяжении месяцев, лет… Уж как повезёт с хозяином.

– Откуда ты так много знаешь?

– Дипломатам положено изучать чужие миры. Эзеры давно известны как похитители и кровожадные вивисекторы. Раньше они преследовали одинокие звездолёты наших колонистов, мой дед пропал по их вине. А потом эзеры сунулись на Урьюи. Я ещё маленький был. Атаку отразили дня за два: конфессии наших диастимагов вытурили эзеров, а ядерные коронады прижгли им хвосты на прощание. Это вторжение признали незначительным и даже в школьную программу не включили. Но я всегда любил историю… историю чудовищ. В имперских хрониках об эзерах целые трактаты есть.

Поэтому и работу папа выбрал с инопланетянами. Я поёжилась в дырявом коконе.

– Как-то… жутко. Чиджи прав – ведь это мы их едим. Насекомые – наш рацион.

– А мы – их. Эзеры не брезгуют мясом пленных – больных, слабых. Непокорных. Малень…

Мама запустила в него камушком:

– Все! Прекрати, Уитмас. Эмбер, спать сейчас же.

Я так устала, что не доплела лежанку. Рухнула рядом с папой прямо на камушки. Никогда не спала вот так, голодная и на улице. Никогда не боялась, что с неба рухнет штурмовик, сдавленный до размера мячика и весом в целую башню. И никогда не думала, что за нами придут самые настоящие вурдалаки и людоеды. Не помню, как отключилась. Помню только, кто-то подтыкал мне под спину кипу тёплой паутины. Удалось ли маме сомкнуть глаз в ту ночь?

Глава 3. Глобоворот

Утренние сумерки пахли гарью и тухлой рыбой. Отец сидел на верхушке дюны, закутавшись в палантин, и искал рабочие частоты, но пеленгаторы только трещали. Ни родного октавиара, ни даже карминской речи. В этом море больше не было волн.

Мы с Чиджи доедали бобовые галеты и впитывали первые карминские холода. Дневное белое солнце – Алебастро – едва пробивалось сквозь ледяной купол. Я проследила мамин взгляд в небо: за ночь вся вода с поверхности планеты поднялась вверх и застыла одним толстым мутным слоем. Где-то там примёрзла наша река. И тот неосторожный карминец, которого унесло вслед за бидоном. Первая смерть, что я видела.

Папа оживился и вскочил.

– Не пойму… чёрный дым. Местные!

Пёстрый шар катился вверх по бархану, а за ним чадило, как от пожара на свалке покрышек. Я пригляделась… Шар толкал гигантский навозник. Весь белый, он катил пёструю сферу по дюне, двигаясь задом, вниз головой. Из пасти у него валил угольно-чёрный дым.

– Бизувий, – выдохнул папа, – пустынная баржа. На них ездят местные бедуины. Дюнкеры. В этом шаре их прессованный скарб.

И верно: от комка то и дело отваливалось барахло, и пеший карминец палкой цеплял потерю и лепил на место. Ещё пятеро качались на приподнятом заду бизувия. Мы уже чуяли горючий смрад их табора. Возле шара бежала вразвалку стайка зверей с непомерно длинными клювами.

– Так себе гости, – пробормотала мама, отмахиваясь от дыма. – Эмбер, собери рюкзаки, пока еду не закоптило.

– И синдикомы спрячь от греха подальше! – папа сунул мне приборы.

Одна рация выскользнула у меня из рук. Ударилась о гальку, пискнула… и в трескучем эфире полилась чья-то речь. Я не сразу поняла, что это не карминский, и озадаченно пялилась на прибор, пока отец его не схватил.

– Эзерглёсс – язык насекомых! Их волна, что ли? Как так?

– Я ничего не делала! Он упал…

– Ты что-нибудь понимаешь, Уитмас? – спросила мама.

– Ни слова.

Но тут синдиком умолк на секунду и тем же голосом заговорил по-кармински:

«…шчеры… и мы уйдем…» – я не слишком хорошо владела языком, а речь была сильно искажена акцентом. – «…за каждого шчера сто… и цистерну воды».

Папа задыхался от гнева:

– Они ищут пауков! Дают вознаграждение и обещают покинуть Кармин, как только им выдадут нас всех.

– Как давно, интересно, они это транслируют? – прошептала мама, и мы посмотрели на бедуинов. – Нам как раз туда, откуда они катятся…

Встреча была неминуема.

– Чиджи, лезь ко мне на спину, – скомандовал папа и превратился. Мама закинула на себя рюкзак и последовала примеру папы, а я замешкалась.

– Может, не надо их пугать? То есть, мы как будто уже против них. Как будто угрожаем сразу.

– Эмбер! – прикрикнула мама. – Деликатничать будешь, когда они закатают тебя в шар вместе с барахлом и приволокут к эзерам!

Дюнкеров встречали золотопряд, чёрная вдова и зеркальный паук с мальчиком на спине. Мы припали к камням, надеясь до последнего, что табор пройдёт мимо. Но дым приближался, и вот уже навозник закатил свой грязный шар из кручёного и мятого белья на ближнюю дюну. Зверьки с клювами не отставали. Бизувий чихнул облаком гари, как древний паровоз, и с его белого зада посыпались карминцы. Их было трое, да две тётки остались наверху и следили за нами оттуда.

– Три цистерны воды! А, нет, четыре! – пересчитал нас дюнкер. – Слыхали новости?

Он широко улыбался, но только не глазами. Мы отползли за папину спину.

– Слыхали, слыхали. Идите своей дорогой.

– Да ты не бойся. Тарканы вас живьём требуют, – он заржал, тряхнув гривой красных шнурков.

– Эзеры лгут. Ничего вы не получите – только вслед за нами у них в трюме пропишетесь. Дайте пройти по-хорошему!

– Иначе что? – развязно огрызнулся карминец, доставая выкидной рыбацкий нож.

– Послушайте, я бу…

Мелкие зверьки загалдели, перебивая папу. Обступили морду навозника и поочёредно пихали клювы ему в рот. Зверь кормился из их зоба, вонял машинным маслом и дизелем. Дышать рядом с бизувием стало просто невозможно.

– Ладно, выкладывайте, – рявкнул другой карминец.

– Простите?

– Проезд, говорю, платный! Выкладывайте, что у вас там есть, – носатые зверьки уже совали любопытные клювы в рюкзаки.

– Только немного консервов – совсем чуть-чуть – папа отгонял попрошаек, клацая хелицерами. – И полудохлые синдикомы, без них нам не выйти из пустыни. Нечем с вами поделиться, дайте пройти.

Папа боялся упомянуть бункер, полный шчеров. Ради четырёх пауков карминцы, может, и не пошли бы на риск, а вот ради нескольких десятков…

– Половина всего, что есть, и проваливай, – процедил третий дюнкер.

Они подошли ближе. Я вскинула клыки, которыми ещё ни разу не пользовалась по назначению. Твердили, что мой токсин слишком опасен. Карминец дёрнул с маминой спины рюкзак, а второй ударил мне рукоятью ножа по хелицере. В ответ я вцепилась клыками в тентакль, но яд брызнул впустую: щупальца были слишком твёрдые. Мама рядом воевала за свой рюкзак, но ловкий грабитель отрезал лямку. Папа увернулся от третьего дюнкера и бросился на помощь. Карминец полоснул его лезвием по ноге – но тотчас сам взвизгнул.

– Стойте! Это бумеранг! – заорал он, катаясь по песку в крови. – Зеркальный диастимаг! Стойте!

Его товарищ держался за подбитый глаз, а другой продырявил себе ногу, прежде чем разбойники сообразили, в чём дело. Любое ранение, причинённое отцу, мгновенно возвращалось нападавшему.

– А мы по-хорошему просили… – закрывая нас серой головогрудью, прошипел папа. – Амайя, Эмбер! За мной!

Мы втроём кинулись наутёк вниз по дюне. Бежали без оглядки, хоть папа и хромал на три ноги. Одну прострелили, две порезали… Свой рюкзак он потерял в потасовке.

– Ты ранен, пересади Чиджи ко мне! – крикнула мама.

– Некогда! Они, похоже, решили проследить за нами.

От страха я еле удерживала облик имаго. Неприспособленные к пустыне, лапы вязли в мелких камушках. Три-четыре дюны спустя мы добрались до берега и глядели вниз с глинистого обрыва – скользкого, блестящего. Судя по налипшим ракушкам, граница воды была совсем близко. Вчера. Сегодня дно ухнуло вниз метров на десять.

– Сколько ещё до пологого спуска? – спросила мама, тревожно оглядываясь.

– Он должен быть где-то рядом, – бормотал отец.

Карминцы бодро катились на своём навознике. Бизувий разгонялся нехотя, под ударами погонщиков он больше распускал дыма, чем действительно бежал.

– Надо спускаться прямо здесь, – мама свесила передние лапы с обрыва.

– Амайя! Ты что! Бежим искать нормальный берег!

– Если мы полезем, где удобней, они спустятся тоже и проследят до самого бункера!

Она нащупала выступ и перенесла вес тела вниз. Теперь легче было туда, чем обратно.

– Мам! Мама! – Чиджи соскочил с папиной спины, припадая к самому краю.

Мама была права. Уйти от преследования можно было только так, а не иначе. Я решила, что полезу второй и ждала, когда она доберётся до дна. Папа подсказывал, где выступы. Мама была на середине пути, когда небо загудело.

– Прочь от обрыва, эзеры атакуют! – папа вскочил и обернулся человеком.

Он потащил Чиджи за шкирку, но тот вцепился в камни и кричал, что без мамы не пойдёт. Вдвоём мы утащили его за холм. Дюнкеры тоже испугались воздушной атаки. Они бежали, а бизувий отбросил куль с барахлом. Носатые зверьки раскудахтались и тыкались клювами в песок.

Над нами сверкали карминские сквиллы. Они гоняли громадную стальную сороконожку. А та лавировала под ледяным куполом, теребя воздух сотней пар закрылков. Как сколопендра.

– Гломерида, – пошептал отец. – Эмбер, ты что, ещё паук?!

– Ой.

Трёхметровая чёрная вдова очень уж привлекала внимание, и я превратилась. Чиджи весь трясся – боялся плакать навзрыд. Конечно, мама там, на скале, не могла обернуться прямо сейчас, иначе упала бы. Мы надеялись, что её полосатое тело не заметно с неба на фоне глины. Получив разряд из рельсотрона, гломерида захлебнулась гулом и рухнула на середину реки. В момент удара она свернулась баранкой, отскочила от земли и, как ни в чём не бывало, взлетела. Что?.. Неужели внутри остался кто-то живой?

Карминские сквиллы развернулись и пошли в лобовую. И вот один – пропал.

Засвистело нестерпимо, и в середину русла ударило. Сила была неистовая, тряхнуло ближние дюны, не обошло и нашу.

– Ляг! – заорал папа.

Но мне нужно было увидеть: куда упала сквилла? задела ли берег?

– Там мама!

– Ляг на землю!

Мы поняли сразу: это не выстрел. Это рухнул карминский штурмовик. Эзерам незачем было тратить бомбы. Они лепили их из кораблей противника, как шарики из фольги. Папа ткнул нас двоих лбами в песок:

– Не двигаться, поняли оба? Я туда и обратно!

И пополз к берегу, чтобы глянуть, как там мама. Гломерида эзеров заходила на новый круг. Карминский штурмовик отстреливался. Но одна его сторона вдруг начала мяться и корежиться сама по себе. Его задело. Сквилла накренилась, начала падать – прямо туда, где висела мама. Куда только-только успел добраться папа… Свист падения резал слух.

Я зажмурилась.

Внезапно свист поменял тональность. Дюны тряхнуло. Нас с Чиджи присыпало галькой от макушки до пояса. Когда мы откопались, вокруг стояла тишина, и шпионской гломериды нигде не было видно. Она улетела восвояси. По всему берегу валялись тряпки, ветошь. Это шар с барахлом бедуинов развалился от ударной волны. Утес, к которому нёсся подбитый штурмовик, обвалился и съехал в русло, но самого корабля там не валялось.

Как так? Он должен был расколоть весь берег.

– Эй! Вы где?

Мамин голос! Она соскользнула на дно русла вместе с глиной. Папа, Чиджи и я легко сползли по обвалу вниз. Гравий в дюнах здорово нас поцарапал. Но все-таки мы остались живы, даже сохранили все лапы и могли наконец перейти реку. Метрах в двухстах от спуска зияла воронка. В центре неё, как жемчужина в устрице, лежал шарик: всё, что осталось от сквиллы. Получается, эзеры выстрелили ещё раз, секунды за две-три до того, как она прихлопнула бы маму с папой. Тогда сквилла коллапсировала и сменила траекторию падения. Такая вот вышла… ирония.

* * *

У нас остался один рюкзак на всех. Мой.

Мы пересекали русло по вязкой тине. Ноги чавкали, путались в водорослях. Тут и там валялась мёртвая рыба – та, что не взлетела с водой. Я боялась наткнуться на утопленника, но на пути встретились только останки парома, ходившего здесь до всего этого.

До другого берега было рукой подать. Карабкаясь вверх по глине, я вдруг превратилась в человека и ухватилась за грязь бледными пальцами. Всё. Сели мои батарейки. Мама подтолкнула сзади, и я рухнула на холодную гальку.

– Есть хочу.

Нам с братом достались последние два питательных батончика. Родители мучили синдикомы, из которых упорно лились щедрые посулы эзеров в обмен на наши шкуры и ни что иное. Воняло чем-то едким. Было пасмурно и зябко, но кое-где сквозь небесную твердь пробивались лучи.

– Смотри, радуга, – прошептал Чиджи.

Где-то далеко грохотало. Всякий раз я представляла, что это падают сжатые сквиллы, потому что из всей войны знала пока только два характерных звука: рёв воды и удары кораблей о землю. Представлять-то было попросту нечего. Чиджи приставал с одними и теми же вопросами:

– Ну, что? Слышно? Слышно, пап? Тут плохо пахнет. Мама, мне холодно. Я не напился!

Никто не напился вдоволь, а ведь мы уже долго были в бегах. Ну, тогда для меня эти часов пятнадцать значило «долго». Новый удар прогремел в унисон со щелчком синдикома:

– Кто говорит? – прохрипели по-шчерски.

– Атташе Уитмас Лау! Нам нужны координаты бункера! Мы где-то рядом!

– Сколько вас?

– Трое взрослых и ребёнок.

– Карминцы есть поблизости?

– Нет. Уже нет.

– Пеленгую.

Синдиком ругнулся на батарейку, но пискнул и мигнул.

– Вы почти на месте, – ободрили на том конце. – Осталось только лощину пересечь, и я вас встречу. Передаю координаты. Запоминайте, через минуту сработает автоудаление.

– Спасибо!

– И ещё, Лау… Поспешите. Ночью в этом секторе рванул нефтехимзавод, ветер несёт токсины к реке. Есть респираторы?

В синдикоме кончился заряд. Дюжины «Зефиров» из моего рюкзака хватило на час. Потом мама порвала палантин на широкие полосы, окропила из термоса и приказала нам закусить их хелицерами, а Чиджи она обмотала нос и рот. Воняло тем гаже, чем дальше мы двигались. Брат заходился кашлем. Скоро лощину заволокло тяжёлым оранжевым дымом. Он катился по камням и оставлял на них кислотные разводы, танцевал и вертелся по дюнам. От его яда и смрада ломило ноги, слепли глаза, всё тело горело.

Я тащилась всё дальше и дальше от родителей, и в конце концов скинула паучью личину. От жирной пыли слипались ресницы. Не в силах даже стоять, я привалилась к запачканному кислотой холму.

– Мам… – прохрипела в туман. – Мам!

Это было невозможно, но Амайя услышала и вернулась. Чудо, которым папа восхищался уже девятнадцать лет: в нашем огромном доме мама всегда первой слышала, когда была нужна детям.

– Бункер уже рядом. Эмбер, ну, давай!

– Никак…

– Еще минуту!

– Ни… секунды…

Папа заметил нас и тоже вернулся. Видимость сокращалась. Рыжая тьма и газы сжимали горло.

– Оставайтесь тут, – отец сразу понял, что подгонять мой полудохлый трупик бессмысленно. – Я поднимусь на холм, там этой дряни поменьше. Может… Может, оттуда видно лучше.

Они с Чиджи уже были наверху, когда куча, под которой я сидела, зашевелилась. Затряслась под нами земля. Посыпались гладкие камешки, и папа скатился с холма. В испуге мы отбежали подальше и увидели, как целая гора гальки заворочалась в маслянистом тумане.

– Глобоворот! – догадался папа и сверкнул глазами. – Это и есть бункер! Эмбер, ты его нашла, моя умница!