Текст книги "Разреши мне побыть с тобой еще чуть-чуть.... (СИ)"
Автор книги: Наталья Соловьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Разреши мне побыть с тобой ещё чуть-чуть...
Автор:Шион Недзуми (http://ficbook.net/authors/%D0%A8%D0%B8%D0%BE%D0%BD+%D0%9D%D0%B5%D0%B4%D0%B7%D1%83%D0%BC%D0%B8)
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Персонажи: Реборн/Тсуна, остальные из аниме
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст
Предупреждения: OOC, Underage
Размер: Мини, 21 страница
Кол-во частей: 5
Статус: закончен
Описание:
Есть сердце у каждого на Земле,
Свое я предлагаю тебе.
Оно всегда верно и преданно будет,
Тебя оно никогда не забудет.
Что, если действительно отдать любимому сердце? Тогда, когда тебя не станет, у него будет частичка тебя.
========== 1 ==========
Сильные люди… они не ноют, не плачутся, не просят о помощи… Они просто сдаются… Раз и навсегда…
Никакие звания и ордена не способны защитить тебя от жизни.
Тсуна прислонился к стене и закрыл глаза. Там, за дверью, лежал самый важный для него человек – репетитор-киллер Реборн. Там раньше шла война не на жизнь, а на смерть – Реборн настойчиво выпроваживал гостей. Особенно активных – Гокудеру и Колонелло – наставлял добрым матерным словом и пистолетом.
Ещё пару месяцев назад там шла борьба за жизнь.
Все прекратилось.
Тишина убивала.
Лучше бы он ругался, стрелял. Так хотя бы была возможность слышать его голос. А теперь... Реборн сдался.
Тсуна застонал и закурил сигарету. Курить он начал недавно – когда узнал о том, что придется сражаться с Вендиче. Нет, он не возражал даже умереть в бою, однако дико пугала возможность проигрыша.
Ведь это означало смерть для его репетитора. А этого Тсунаеши никак не мог позволить.
И сейчас он забросил все дела, сидел в коридоре больницы, принадлежащей Семье, и курил, курил сигарету за сигаретой. И выпытывал, выспрашивал у выходящих из палаты подробности: что говорит Реборн, как себя ведет, как выглядит. Буквально умолял о паре предложений, чтобы остаток дня прокручивать их в голове и представлять, представлять....
И не было стыдно за свое поведение. Стыд умер вместе со словами врача – порок сердца. Жить осталось полгода.
Тогда Тсуне показалось, что он ослышался. Но Реборн в своей излюбленной манере дал пинка, велел не раскисать и продолжать тренироваться несмотря ни на что.
Тсуна не смог. В первый же день он прибежал в больницу и до сих пор не ушел. Он ночевал в свободных палатах, в кладовке, даже в кабинете главврача, предварительно взломав замок. Он спал по пару часов в сутки, а потом снова садился на свой пост.
И так и не смог заставить себя войти внутрь. У него просто не хватит сил увидеть сломленного Реборна, увидеть не того цветущего, любвеобильного итальянца, кумира Бьянки. Он не выдержит и пожалеет его. И тогда потеряет его для себя навсегда. Реборн не приемлет жалости.
Обычный больной человек... звучит почти кощунственно по отношению к сильнейшему киллеру мира.
Но и совсем не видеть Реборна он тоже не мог.
Поэтому едва наступала ночь, как он прокрадывался в палату и смотрел, смотрел, вдыхал запах его волос, слушал его тихое дыхание. В лунном свете не было видно цвета кожи или кругов под глазами. Вместо этого Тсуна любовался острым профилем, взъерошенными волосами, сильным, жилистым телом. Иногда ему казалось, что Реборн перестал дышать. И тогда сердце ученика тоже останавливалось, он замирал и прислушивался, всматривался. И успокаивался только когда видел в неверном свете, как вздымается грудь в неглубоком дыхании, как воздух выходит из горла.
Подобно тени он уходил вместе с рассветом, всегда оборачиваясь на пороге, чтобы увидеть, как первые лучи солнца окрасят лицо мужчины в золотисто-алые тона. Как фотографию Тсуна сохранял этот момент в своей памяти. Только он позволял пережить ещё один день.
До следующей ночи.
Тсуна достал из внутреннего кармашка немного помятую фотографию. Единственная фотография с Реборном. Все остальное – воспоминания, картинки в его памяти, но это... Его персональное сокровище. Реборн на ней ещё проклятый младенец. Он смотрит на Тсуну, чуть-чуть даже улыбается. А Тсуна краснеет и смеется.
Сокровище. Помогало сохранить разум. Поддерживало в трудные времена.
На глянцевую поверхность упала слеза.
– Я люблю тебя, Реборн.
– Савада-сан.
Врач подошел незаметно. Или это Тсуна, углубившись в свои мысли, не услышал его шагов. Какая беспечность! Реборн бы уже давно забил Леоном, если бы увидел. Тсунаеши усмехнулся. Лишь бы выздоровел, лишь бы вернулся. Тсуна даже на Леона согласен. Это небольшая цена за возможность снова обрести смысл жизни.
Тсуна быстро вытер слезы и спрятал драгоценное фото.
– Вы что-то нашли, доктор?
Все это время они тщетно искали донора для Реборна. Но даже связи семьи Вонгола не помогали – нужный человек никак не находился. Даже в этом Реборн был особенным – ему требовался только носитель пламени посметрной воли. Врачи искали среди немногочисленных владельцев, но пока бесполезно. Тсуна сам составлял списки, сам обзванивал людей, писал.Без сна и отдыха, вливая в себя тонный кофе, приготовленного Гокудерой и мамой. В школе его тоже не видели, но Хибари пофигистично заявил, что ему плевать на прогулы никчемного травоядного. Тсуна тогда улыбнулся и поблагодарил. Искренне. впервые за последнее время. И побежал звонить следующему человеку. Он никогда в жизни столько не говорил, как за прошедшие месяцы. Все тщетно.
– Мы проверили всех предложенных кандидатов, среди них нет подходящей кандидатуры.
Сердце зашлось и сжалось.
– Но...
Врач осторожно подбирал слова. Он уже привык иметь дело с мафией, о самыми страшными убийцами. Одна периодически попадавшая сюда на лечение Вария чего стоила! Однако этот паренек... Он находился на грани, в ловушке. А все известно, как опасна крыса, загнанная в угол. Именно поэтому он приказал оставлять лишний комплект постельного белья в кладовке. Именно поэтому он каждый раз исправно менял замок на своей двери, никому ничего не говоря.
Именно поэтому сейчас говорил, как с душевнобольным.
– В отдельной колонке были обозначены семь человек. Один из них является идеальным решением.
– Кто? – Тсуна хрипел. Сердце билось на пределе своих возможностей, в ушах шумело.
Семь человек из отдельного, особого списка, занесенные туда под кодовыми номерами. Семь самых важных людей.
Все его Хранители высказали желание помочь Реборну. Все сдали свою кровь и анализ, даже Мукуро и Хибари.
И сейчас Тсуна с ужасом ожидал номер подходящего донора. Кого придется обречь на смерть? Кто пожертвует своей жизнью ради Аркобалено Солнца?
В своих друзьях Тсуна не сомневался ни на миг, все они с радостью отдадут все до последней капли, чтобы спасти дорогого человека. Но все равно становилось не по себе, когда перед глазами всплывал беззаботный, маленький Ламбо или активный Реохей. Как он сможет сказать им, кто должен умереть ради Реборна? Как он сможет принять подобное решение и лишиться одного из них? Тсуна не знал. Он всего лишь страстно мечтал спасти Реборна. И не хотел никого терять. Конфликт двух желаний убивал, сводил с ума. Хотелось схватиться за голову и взвыть в голос.
– Это человек под номером R27.
R27. От сердца отлегло, стало возможно дышать. R27. Три символа звучали как заклинание.
Это его номер. Савада Тсунаеши – идеальный донор для Реборна. Он спасет жизнь своего репетитора, не жертвуя никем. Все останутся целы.
Все, кроме него.
Но Савада отмахнулся от этой мысли. Какая глупость – думать о себе в такой момент. Потом, все потом.
– Нам нужно получить его согласие или согласие родственников... – начал врач, но Тсуна его перебил.
– Не нужно. R27 согласен на операцию.
В глазах врача мелькнуло понимание. Слишком уж счастливым выглядел парнишка, хотя ещё пару минут назад белел, как полотно.
– Мы пересадим вам сердце господина Реборна. Но вам нужно учитывать, что из-за разницы в возрасте, ритме жизни, здоровье и уровне пламени... – Врач запнулся, глядя в блестящие карамельные глаза. Они сияли, парнишка ловил каждое слово, не отрывал взгляда от губ, словно от этого зависела его жизнь. В какой-то мере так оно и было. – Времени у вас будет ещё меньше. Где-то около месяца.
Месяц, целый месяц вместе с Реборном. Тсуна сжал рубашку на груди. На это он не мог и рассчитывать. А после Реборн останется жить, женится на Бьянки, наплодит уйму ребятишек.
Будет счастлив.
Последний фактор оказался решающим. Тсуна решительно поднял глаза.
– Я все понимаю. Начинайте операцию.
***
Реборн устал. Устал бороться, устал кричать.
Устал жить.
Раз за разом его забирали на процедуры. Раз за разом ему говорили, что донор ещё не найден.
Становилось все труднее поддерживать в себе надежду, заставлять себя жить, карабкаться бороться за право существовать. Одного месяца вполне достаточно, чтобы смириться со своей судьбой и принять неизбежное. Одного месяца вполне достаточно, чтобы перестать бросаться на стены от безысходности. Одного месяца вполне достаточно даже для идиота.
Реборн идиотом не был.
Сильнейший киллер мира прикован к постели. Сильнейший киллер мира не проживет долго.
Страшная насмешка. Спастись от проклятия, чтобы умереть через полгода.
Жестокая шутка.
Ученик так и не пришел.
К нему заглянули все: от Аркобалено до Мельфиоре. Разве что ещё Вендиче не хватает.
И только глупый ученик, Никчемный Тсуна не соизволил появиться.
Неужели ему плевать? Или он так рад избавиться от своего учителя-садиста, что даже не хочет его видеть?
Почему-то это уязвляло Реборна сильнее всего. Какой-то мелкий мальчишка пренебрегает им, игнорирует его.
Правда, иногда казалось, что он видел краем глаза каштановую макушку, слышал его тихий, робкий голос, чувствует по утрам знакомый яблочно-медовый запах...
Галлюцинации, вызванные лекарством. Так решил Реборн. Тсуна зашел бы обязательно, каким бы никчемным он ни был. Значит, его попросту нет в больнице. Значит попросту бросил, забыл...
Становилось мерзко на душе.
Люди никогда не интересовали киллера, он не привязывался к ним. Ему попросту было плевать на них. Какое ему дело до мнения окружающих слабаков?
Так почему отсутствие одного, самого слабого и бесполезного, так тревожит его?
Ответа Реборн не знал.
В палату вошел врач. Реборн привычно усмехнулся. И тут же напрягся. Сегодня доктор выглядел иначе, что-то изменилось в глазах, в движениях...
– Мы нашли вам подходящего донора, Реборн-сан.
Реборн прикрыл глаза и откинулся на подушки.
Он будет жить. Это значит он будет жить.
***
Тсуна пришел в себя в одноместной палате. Он не помнил подготовки к операции, для него все прошло как в тумане. Он действовал как робот, подчиняясь крутящимся вокруг людям. Их слова и команды, просьбы доносились словно из-под воды. Лишь небольшой шрам на груди говорил, что ему ничего не приснилось.
Что у него в груди сейчас сердце любимого человека.
Все его мысли занимал один итальянистый репетитор, его самочувствие. Тсуну тянуло с непреодолимой силой пойти проверить, лично убедиться, что с Реборном все в порядке, что он жив-здоров.
И парень не видел смысла противиться своим желаниям.
Аккуратно сняв датчики с груди и руки и отключив приборы, Тсуна взял костыли и осторожненько, по стеночке пошел в палату к Реборну.
Тот спал, отходя от наркоза после операции. Какая-то из медсестер забыла выключить лампу на столике у изголовья. в её слабом, тусклом свете Тсуна увидел тонкий румянец на щеках репетитора, его глубокое, спокойное дыхание.
Щеки стали подозрительно влажными. У него получилось, Реборн спасен. Никогда прежде Тсуна не был настолько счастлив.
Весь смысл его жизни сосредоточился на этом человеке на больничной кровати, что так беззаботно спал.
Реборн, Реборн, Реборн.
Что ж, теперь у него есть личная мантра. Которая пульсирует в мозгу. В её ритме отныне бьется запинающееся сердце.
Тсуна коснулся шрама и слабо улыбнулся. Кончиками пальцев провел по щеке своего репетитора. На глазах снова выступили слезы.
– Пожалуйста, – он тихо прошептал. – Пожалуйста.
Сглотнул комок в горле и закончил с улыбкой сквозь слезы:
– Разреши мне побыть с тобой ещё чуть-чуть...
Комментарий к 1
========== 2 ==========
Любовь – наркотик, который не запрещён, но свою дозу достать всё равно очень трудно...
Раздражает, как же он раздражает. Нет, даже не так – бесит.
Бесит его вечная улыбочка. Бесит его почти женская внешность. Его глупые смешки и то, что он постоянно по поводу и без краснеет. Бесит то, что он никак не может одернуть своих друзей, даже если очень хочет. Бесит то, что он не может дать сдачи Хранителю Облака или послать Хранителя Тумана. Бесит его глупые сияющие при виде этой девчонки глаза.
Савада Тсунаеши бесил Реборна весь: от макушки до пяток.
Злость кипела, клокотала в нем, ядом растекалась по жилам, отравляя кровь и существование. Хотелось сломать, избить, уничтожить. Увидеть его слезы и то, как кровь будет заливать эту бежевую кожу, расписывая её неведомыми доселе узорами. Хотелось видеть его унижение, увидеть его сломленным.
Ещё более никчемным, чем раньше.
Бесит то, что теперь он стал улыбаться ещё чаще. Даже когда Реборн бьет его, даже когда говорит гадости, он продолжает улыбаться. А в ореховых глазах стоят слезы.
Никчемный слабак.
"-Вставай, Никчемный Тсуна, – репетитор отвешивает смачный пинок. – Ламбо снова съел твой завтрак.
О, боги, как же приятно видеть непонимание и детскую обиду в его глазах. Видеть, как синяк медленно проступает изнутри, распускается, как цветок. Божественно! Удовольствие растекается по телу, губы сами по себе растягиваются в торжествующей ухмылке.
Ученик тут же все портит.
– Доброе утро, Реборн! – сияет, как начищенный медный таз. – Скушал? Ну и ладно, он ещё маленький, ему расти надо.
И репетитору остается только скрипеть от злости зубами."
"– Ты даже не можешь зажечь пламя без пилюль посмертной воли. Ты стал ещё более никчемным, Тсуна!
Улыбка.
– Спасибо, Реборн, я буду стараться!"
Как же он бесит!
Через два дня он бросил тренировки, стал постоянно где-то пропадать.Это вызывало рык у репетитора. Как он смеет игнорировать киллера! Как он смеет игнорировать свои обязанности. Пропадать где-то по вечерам.
Проследить за ним никак не получалось, люди киллера наталкивались на его Хранителей, почему-то прогуливающихся именно в этих местах каждый вечер. Даже Мукуро соизволил выбраться из кинотеатра и объединиться с Хибари! Тсуна сумел совершить невозможное и сплотить Туман и Облако. Раньше Реборн бы порадовался, но сейчас ему требовались заверения в том, что подобное никогда больше не повторится. И чтобы ученик вернулся к прежнему образу жизни.
Но Тсуна терпеливо сносил все упреки, пинки и все равно поступал по-своему.
За это Реборн стал бить сильнее, и не только физически. Самую большую боль всегда причиняют слова. Надо только найти ту точку, удар по которой вызовет большие страдания. И Реборн искал. С упорством маньяка-психопата и азартом кладоискателя прощупывал он всю неделю Саваду Тсунаеши.
Прощупывал и не находил. Пока не находил.
Что-то во всем этом было глобально неправильное. Только вот Реборн не понимал пока, что именно.
Киллер помотал головой. У него будет время все выяснить.
Теперь у него вся жизнь впереди.
Пинком поднимает ученика.
– Подъем, Никчемный Тсуна!
– Хиии! Реборн, ну почему так жестоко!
Убедившись, что парень встал и насладившись его воплями, киллер пошел к двери. Черт его дернул посмотреть в это время в зеркало, висящее сбоку от дверного косяка.
Он понял, что не так было в его ученике. Что увидело чутье убийцы, и не увидели глаза.
Взгляд. В глазах Тсуна стояла такая дикая тоска, вперемешку с грустью, радостью и отчаянием, что становилось не по себе от подобного коктейля. Он словно тянулся к Реборну, словно все его существо было привязано к надменному киллеру. Он смотрел, жадно впитывал гордо выпрямленную спину.
Он плакал без слез и смеялся без звука. Причудливый танец теней, одной из которых было счастье, другой – настоящая, взрослая грусть.
Никчемный Тсуна не мог так смотреть. Это был уже не его ученик.
Реборн поспешил выйти, чтобы наедине с собой обдумать увиденное.
***
Реборн, Реборн, Реборн.
Он рядом, он снова рядом. Его сердце в груди Тсунаеши пело и плясало от радости. Даже не радости – настоящего счастья, что пузырьками шампанского переполняло тело и улыбкой выходило наружу. Друзья отметили, что Тсуна стал более живым в последнее время, и парень охотно этому верил. Живым. Тсуна жив, потому что жив ОН.
Реборн, Реборн, Реборн.
Имя текло по венам вместе с кровью. Сердце жило только этим именем.
Реборн, Реборн, Реборн.
Имя-мантра. Имя-молитва. Дорогой человек будет жить, радоваться. Будет чувствовать вкус ветра на своих губах.
Но в каждой бочке меда есть ложка дегтя. Понимание того, как мало времени ему осталось портило картину. Черной нитью рассекало оно золотой цвет будней Тсунаеши.
Каждый визит к врачу напоминал о том, что время утекает сквозь пальцы, как песок. Конечно, врачи искали донора, но Тсуна помнил, как ничтожна такая вероятность, если даже Реборну сразу не нашли.
В больнице его жалели, и он старался сбежать оттуда поскорее.
Вернуться к своему прОклятому Раю.
Тик-так, тик-так.
И он пытался, пытался напиться, насытиться прикосновениями, редкими взглядами и словами своего репетитора. Он замечал все: каждое малейшее движение, каждый шаг. Как он хмурит брови, когда чем-то недоволен, как прикрывает глаза, наслаждаясь чашечкой утреннего кофе, как низко опускает поля шляпы, когда задумывает очередную гадость в отношении ученика. Он старался показать свои чувства, каждый раз раскрывал свою душу и сердце. Он жил и дышал Реборном, им были наполнены сны. Так легкий аромат цветов наполняет комнату, и ты уже не сможешь забыть его. Ты сможешь дышать обычным воздухом, но это будет совсем не то.
И пусть слова учителя наполнены ядом, а движения – желанием причинить боль, унизить. После этого Тсунаеши всегда замечал улыбку Реборна, и становилось чуточку легче.
Пусть так. Если ему необходимо для счастья пинать никчемного Тсуну, пусть так. Ученик все перенесет, лишь бы был счастлив учитель.
И все равно больно.
Это было бы похоже на одержимость, если бы Тсуна не знал, что сможет отпустить Реборна. Скорее это была наркотическая зависимость.
И она пропадет через месяц.
Тик-так, тик-так. Реборн. Реборн. Реборн.
Невозможность прикоснуться по-настоящему, запустить пальцы в волосы и провести по линии бровей. Даже нельзя послать такой же полный страсти взгляд, как Бьянки. Это убивало, мучило. Внутренности скручивались в шар, чтобы затем разорваться и вспыхнуть в голове неоновым салютом.
А учитель проходил мимо, недосягаемый и прекрасный, сильный, гордый, независимый, словно эльф из сказки. Словно дикое животное, не подчиняющееся никому. В такие моменты горели кончики пальцев, манили длинные черные ресницы и жгучие глаза.
Хоть бы раз увидеть в них ласку и страсть. Хоть бы раз почувствовать то, что наверняка ощутила Бьянки и другие женщины киллера.
Без него и рядом с ним дни превратились в мучения, а ночи – в агонию. Тсунаеши казалось, он сгорает заживо в огне, который создал сам.
Реборн, Реборн, Реборн.
Сколько ещё ты будешь мучить меня?
Реборн. Реборн. Реборн.
Тик-так, тик-так.
Тик-так.
***
Всю ночь Реборн размышлял о своем никчемном ученике, вспоминал его слова, все, что делал Тсунаеши. И везде видел двойное дно, пылающий жаждой взгляд. Стоило киллеру отвернуться, как он появлялся снова и внимательно следил за мужчиной.
Дошло до того, что он решил присмотреться к Тсуне.
Несмотря на все улыбки, притворные гримасы, на самом дне ореховых глаз танцевала грусть. Каждый раз Тсуна всматривался так жадно, словно старался насмотреться на всю оставшуюся жизнь.
Так, словно прощался.
Все чаще взгляд репетитора стал задерживаться на тонких ключицах, на хрупких запястьях. А однажды посетило желание впиться поцелуем в эти губы, что так неумело врут. Сжать в руках тело, что никак не могу изменить тренировки. Заглянуть в карамельные глаза и узнать-таки правду.
Реборн тут же замотал головой, выкидывая странную тягу из головы.
Вот только избавиться от неё не смог.
Как не смог и выяснить, куда же пропадает Тсуна. Всякий раз на его пути становились Хранители. Беззаботная улыбка Ямамото, экстрим Реохея, слабенькие гранаты Ламбо, камикорос Хибари, динамит Гокудеры и трезубец Мукуро не давали пойти за Десятым боссом Вонголы. Пожалуй, впервые Реборн действительно увидел семью, которая в будущем будет наводить страх на мафиозные ряды.
Но однажды Тсуна опоздал. Небольшая, но сильная и крепкая семья напала на десятое поколение Вонголы. И именно в то время, когда парень где-то пропадал. Когда Савада прибежал, его друзья были раскиданы по полю, держались только Мукуро и Хибари.
Тсуна снес всех противников Х-баннером, после чего бессильно упал на колени возле избитого Реохея. По щекам медленно скользили слезы.
– Это твоя вина, Тсуна, – репетитор появился как всегда беззвучно. – Если бы ты был с ними, ничего бы не случилось. Как босс ты должен заботиться о своей семье.
Это твоя вина.
***
Ребята были избиты сильно, не пощадили даже маленького Ламбо. Конечно, жизнь в мафии не игрушки, Тсуна прекрасно знал это. Но все равно видеть ребят в таком состоянии было больно.
Он Небо. Он поклялся защищать их.
И не смог.
Небо подстраивается под все типы пламени. Именно поэтому сейчас Тсуна зажег небольшой огонечек Солнца и принялся залечивать повреждения. За спиной маячили Хибари и Мукуро, которых он «лишил всякого веселья», и подтаскивали к нему тела.
Слова Реборна резанули как нож. Потому что правда. Правда всегда бьет больнее.
Тсуна задыхался, сердце надрывно билось, забирая кислород.
В глазах мужчины лед презрения. И от этого только хуже, хуже, чем раньше.
Парень больным взглядом посмотрел в спину отвернувшегося репетитора.
– Знаешь, Тсуна, – поговорил он. – Это случилось потому, что ты бросил своих друзей одних. Оставил их ради каких-то своих дел. Ты можешь и дальше продолжать вести себя, как эгоист. Я в тебе разочарован.
И пошел дальше.
Его слова оглушали. Тсуна не мог в них поверить. Почему-то именно эти слова ранили сильнее, чем все выходки Реборна раньше.
Что?
Как он может говорить подобное? Он ведь не знает ничего, совсем-совсем НИЧЕГО!
В груди что-то остро вспыхнуло, поле закружилось перед глазам. Тсуна схватился за грудь, словно стараясь удержать взбесившийся орган.
Он сопротивлялся темноте, старался удержаться на плаву. И до последнего:
Реборн. Реборн. Реборн.
Имя-мантра, имя-молитва.
Реборн. Реборн. Реборн.
Тик-так, тик-так.
Реборн. Реборн. Реборн.
Пожалуйста, не надо меня ненавидеть.
Реборн. Реборн. Реборн.
Тик-так, тик-так...
Тик-так.
Комментарий к 2
========== 3 ==========
Мамочка, подуй мне на сердце… как в детстве на коленку… чтобы не болело.
Реборн с удивлением смотрел на погасающее пламя в глазах ученика, на то, как он неуклюже заваливается на бок и падает прямо рядом с Реохеем.
Первым очнулся Хибари. Он метнулся к боссу и подхватил на руки. Взгляд стальных глаз обжег, как удар плетью. Такой ненависти от ГДК не получал в свое время даже Мукуро.
– Камикорос, травоядное!
Тут же подскочил Мукуро.
– Сейчас не время, Кея! Нужно скорее переносить его.
– Я держу, ты – переносишь.
Иллюзионист кивнул и достал трезубец. Через секунду на том месте, где они стояли, гулял ветер.
Ещё никогда Реборна не называли травоядным. Он привык считать Хибари если не равным, то во всяком случае достойным уважения в будущем. И до последнего момента думал, что тот отвечает тем же.
Ещё никогда Реборна не игнорировали, не презирали. Ненавидели, боялись – да, но презрение....
Хранители, эти слабые, крикливые дети, уходили, не глядя на него. Как волны огибают скалу, так и ребята старались держаться от киллера подальше. Даже Ламбо не повернулся, хотя обычно не мог пройти мимо «заклятого врага». И только в глазах Гокудеры можно было прочитать презрение и нечто похожее на... жалость?
Он жалеет Реборна? Слабенький подрывник жалеет признанного киллера? Реборн вспыхнул, как спичка.
И угас, когда понял, что остался один. Впервые.
Всегда, на протяжении всей жизни, он был окружен людьми. И неважно, кем они ему приходились – друзьями или врагами, они все равно были рядом. Поддерживали или преследовали, помогали или пытались убить.
Но никогда не игнорировали.
Он всегда был с кем-то.
И сегодня он впервые почувствовал, что остался один. Его даже не бросили – его оставили, признали... чужим. Нашли какую-то ошибку, которую Реборн не заметил. И тут же наказали за неё.
Ему было плевать на любое мнение, кроме своего. Плевать, что думают о нем люди, он – несравненен. Но эти дети... Принимая задание в Италии, он не знал, чем все обернется. Не знал, как изменится его жизнь.
Он слишком привык к их присутствию, слишком привык к крикам, воплям, взрывам, радостному смеху, яростным угрозам, которые никогда не исполнятся. Они наполняли жизнь, заставляли её расцветать яркими красками, доселе незнакомыми.
И вот всего этого не стало в один-единственный миг.
Из-за одного человека, за которым пошли даже заклятые враги
На ум пришли острые ключицы, скрытые под свободной футболкой и большие карие глаза. Ореховые, как у оленя.
Грусть в них, тоска и радость, счастье. Как человек может жить с таким обилием эмоций?
Как можно хотеть того, кого ещё недавно признавал никчемным слабаком? Как можно желать провести языком по нежному бархату кожи? Подуть и увидеть, как побегут мурашки. Слизнуть выступившую капельку пота, поцеловать в нос и эти чертовы губы, что сводят с ума. Прижаться, обхватить руками крепко-крепко, ощущая всем телом, вдохнуть аромат, пропитаться им и дать взамен свой.
Чтобы никто и никогда не смел приблизиться. Чтобы никому и в голову не пришло увидеть в нем объект желаний. Чтобы добрая улыбка и мягкий голос принадлежали только ему одному.
Реборн застонал, обхватил голову руками и опустился на корточки.
Савада Тсунаеши, будь он проклят! Это все его вина. За такое короткое время превратить упорядоченную жизнь киллера в бедлам. Принести в нее хаос и разрушения.
Никого еще Реборн не ненавидел так, как своего ученика в данный момент. Злость клокотала в нем, как котел с адским зельем. Того и гляди выплеснется и зальет все смертельным ядом.
Савада Тсунаеши. Одно это имя заставляло внутренности корчиться от необъяснимой, болезненной злобы.
Хотелось убить его, разорвать на мелкие кусочки, залить пол его кровью. Убрать навсегда, стереть, словно и не было.
За то, что посмел ворваться во внутренний мир бывшего Аркобалено.
За то что заставил желать себя.
За то, что вообще существует.
Реборн поднялся и злобно ухмыльнулся.
Что ж, некоторые варианты стоит рассмотреть уже сейчас.
***
Тсуна очнулся от мерного попискивания медицинской аппаратуры. Узнав больничную палату, парень прикрыл глаза и застонал.
Меньше всего на свете хотел бы он оказаться в этом месте. Оно постоянно напоминало о быстром течении времени.
Тик-так, тик-так.
– Джудайме!
– Экстремально, Савада!
– Глупый Тсуна!
– Тсуна!
– Камикорос, травоядное!
– Ку-фу-фу, Тсунаеши-кун!
Тсуна поневоле расплылся в улыбке. Вот зачем нужны друзья. В серую, унылую хмарь будней они врываются свежим ветром и весенним теплым дождем и уносят прочь все плохие мысли. Они не отвлекают от них, нет, они заменяют собой, заполняют собой каждый день. Ни на что больше не остается времени и сил.
Они дают смысл жизни.
Как Реборн.
Тсуна нахмурился. Жестокие слова репетитора снова зазвучали в ушах.
«Разочарован... эгоист...»
Почему-то все предыдущие оскорбления удавалось пропускать мимо ушей, словно они были шуткой. Но эти... Тсуна чувствовал, что Реборн как никогда серьезен.
Сердце кольнуло, напоминая, что волноваться нельзя.
Его сердце. Бьется. Эта связь у них с Реборном навсегда.
Реборн, Реборн, Реборн.
Его персональное проклятие и благословение.
Тсуна прижал руку к груди и сжал тонкую ткань больничной рубашки. Глубоко вдохнул. Успокойся, глупое сердце, не надо болеть. Никто не изменит твою мантру, у тебя до самого конца будет ритм чужого имени. Ты никогда не разобьешься.
Хотя бы потому, что у тебя другой хозяин.
Ему вообще принадлежит два сердца.
– Камикорос, травоядное, если снова грохнешься в обморок! – разрушил момент суровый голос Главы ДК.
– Кея-кун прав. Тсунаеши-кун, тебе нельзя волноваться, – мягко пропел Мукуро и, наклонившись к самому уху, прошептал: – Не думай об этом, не сейчас.
Иллюзионист мягко обхватил за плечи и продолжал искушающе шептать:
– Я могу спрятать тебя там, где никто никогда не найдет. Я могу обмануть твой разум, и ты будешь жить. Сможешь уехать подальше от мафии, Вонголы. И от него. Кея-кун прикроет.
Хибари скривился, но кивнул.
Тсуна посмотрел на двух бывших заклятых врагов и невольно улыбнулся, вспоминая, как просил их о помощи. Тогда он просто собрал всех в кабинете ГДК, невзирая на недовольство хозяина, и объяснил ситуацию.
Тогда они сдали анализы на донорство. Все, без исключения.
А вот во второй раз уже не так повезло. Хибари чуть его не прибил, когда узнал, что никчемный вытворил. А Мукуро куфуфукал и активно помогал ловить шустрого босса иллюзиями.
Отдать свое сердце другому человеку и умереть – нет большего показателя слабости! Только сильные выживают.
И вот как ему объяснить, что сердце уже давно отдано? Что операция – суть ненужный, неважный, ритуал.
Тсуна просто попросил помочь обмануть репетитора, скрыть от него визиты в больницу.
Гокудера согласился со всем, ведь это воля Джудайме. Ямамото, впервые без улыбки, кивнул. Реохей экстремально поддержал, Ламбо было наплевать, но гранаты он все же достал.
Мукуро и Кея промолчали, лишь недовольно покосились друг на друга.
Но когда пришла их очередь дежурить, Тсуна с улыбкой обнаружил людей из ДК на всем пути следования в больницу. На следующий день его всю дорогу доставал Кен, Чикуса и Хром молча шагали рядом.
Хранители объединились, несмотря ни на что.
– Что думаешь, Тсунаеши-кун? – влился в уши влажной патокой шепот Мукуро. – Не будет боли, не будет страданий. Я все уберу, сотру. Ты будешь счастлив оставшееся время.
Заманчивое предложение. Сбежать, ни о чем не думать...
И упустить возможность видеть Реборна ещё две недели.
Реборн, Реборн, Реборн.
Видеть ребят.
Тсуна обвел взглядом Хранителей. За это тоже нужно поблагодарить Реборна. Такие разные, такие похожие. Его семья. Гокудера сжимает кулаки от бессилия и впервые не ругается на улыбку Ямамото, словно знает, как та радует босса. Маленький Ламбо жует конфеты и не сводит внимательного взгляда с Тсуны. Реохей машинально скармливает малышу недельный запас сладкого.
Ближе всего к кровати стоят Мукуро и Хибари. Сильнейшие и самые неадекватные бойцы семьи. Кея машинально теребит провод капельницы, глаза – пустые. Он сейчас не здесь, он сейчас думает, как лучше всего спрятать Тсуну при положительном ответе.
