Текст книги "Исповедь детдомовки"
Автор книги: Наталья Князева
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)
Тик-так. Тик-так.
Боль начинала нарастать с большей силой, даже обычный вздох давался с трудом. Приехавшая бригада скорой помощи, бегло осмотрев меня, объявила:
– Подозрение на аппендицит. Увозим.
Меня отвели в карету скорой помощи. Дальше все как на ускоренной киноленте. В приемном отделении меня осмотрели несколько врачей и отправили с медсестрой готовиться к операции. Вещей с собой не было, и меня снарядили в больничный сарафан, который был в три раза больше меня, на ноги нацепили тряпичные бахилы. Чтоб вы понимали, до операционной я волочила ноги, ибо бахилы то и дело сваливались с моих тоненьких ступней.
– Присаживайся, – вежливо сказала мне медсестра, – протягивай правую руку, сейчас я тебе поставлю катетер.
– А зачем? – спросила я.
– Во время операции тебе будут ставить капельницы с лекарствами и, чтобы не делать в тебе много дырок, я ставлю вот такую бабочку, – демонстрируя мне иглу, у которой были розовые пластиковые крылышки, сказала она.
Установив мне катетер, она повела меня на операционный стол.
– Раздевайся.
Я смущенно взглянула на нее и медленно стала стягивать с себя сарафан.
– Теперь ложись на стол, – подставляя к операционному столу деревянную табуретку для моего удобства, сказала медсестра.
Она подала мне руку и помогла аккуратно взобраться на стол. Бережно укрыв мое голое тело белой пеленкой, она удалилась из операционной. Спустя пару минут стали заходить врачи, поочередно осматривая меня. Я зажмурила глаза, смущаясь мужчин врачей. Накрыв меня обратно пеленкой, врач обратился ко мне:
– Давай мы тебе руку отрежем? – смеясь спросил он.
– А вы потом ее пришьете? – серьезно спрашиваю я.
– Ну, да, положим ее в тот холодильник, потом достанем и пришьем. Холодно, конечно, будет. Но ничего страшного, согреем, – с улыбкой в голосе продолжил он.
Как оказалось, это был анестезиолог. Привязывая мне руки он периодически подшучивал надо мной.
– Давайте через пупок, – обратился один хирург к другому.
В смысле через пупок?
— Нет давай над ним и в обход, – продолжил другой.
Я не понимала сути их разговора, но я жутко испугалась. Вокруг меня мельтешили врачи, попутно расставляя около операционного стола аппараты и инструменты. На палец мне надели аппарат, который сканировал мое сердцебиение, установили капельницу и ждали, когда меня отключат.
– Ну, что, давай поиграем в космонавта, – обратился анестезиолог, – считай от десяти.
– Десять, девять, восемь, семь, шесть, – дальше я уснула.
Дальше все фрагментами… я просыпаюсь в реанимации и начинаю закусывать трубку, которая стояла в моем горле. От нехватки кислорода у меня начинается паника и аппараты нервно начали пищать. Ко мне подбежала медсестра и одни движением руки освободила мой рот от ненавистной трубы. Потом меня везут в лифте, попутно ударяя меня об двери лифта. А я в это время благодарю врачей за свое спасение.
Анестезия вещь такая: глючит тебя долго, и ты не отдаешь отчет своим действиям и словам.
Меня привезли в палату и положили на кровать.
– Холодно, – прошептала я.
– Конечно, сейчас, – медсестра заботливо укрыла меня еще одним одеялом, и я провалилась в сон.
Утром на обходе ко мне зашел лечащий врач.
– У вас был перитонит, но теперь все хорошо. Операцию сделали не полостную, а через лапароскопию.
Что такое перитонит я узнала уже в осознанном возрасте, тогда я не понимала, как плачевно для меня могло все закончится, если бы мне вовремя не вызвали скорую помощь. Поэтому считала, что аппендицит не так уж и страшно.
— Что, простите? – удивленно спросила я.
– Это значит, что у тебя не будет большого страшного шрама, а только три маленьких аккуратных шрамика.
– Спасибо.
Он улыбнулся и объяснил, что еще неделю я буду в стационаре и должна принимать все лекарства, которые он мне пропишет, а также соблюдать постельный режим. Я одобрительно кивнула головой и легла дальше наслаждаться тишиной. Благо в палате я была одна и на некоторое время могла погрузиться в сои мысли. К сожалению, меня хватило не надолго, поэтому, одевшись, я пошла изучать хирургическое отделение.
В коридоре было много детей, но мой взгляд приковал мальчик, которому на вид было двенадцать лет. Подойдя к нему, я решила познакомиться:
– Привет, меня Наташа зовут, а тебя?
– Саша.
– Давно тут лежишь?
– Пару дней уже, меня скоро выпишут, но я не хочу домой.
– Почему? – я крайне была удивлена такому ответу.
– Мама с папой ругаются, а я устал уже. Тут хотя бы поспокойнее, если не считать детский плач по ночам.
Мы сидели на подоконнике и обсуждали наши жизни. Беседа длилась долго, пока нас не разогнали по палатам на тихий час. К вечеру я стала искать себе новое развлечение и, встав около процедурного кабинета, наблюдала за движением рук медсестры. Она ломала ампулы, набирала шприцы, попутно проводя пальцем по стенду и внимательно читая фамилии пациентов.
– А можно вам помочь? – поинтересовалась я.
– А ты справишься? – с улыбкой на лице спросила медсестра.
– Конечно.
Она жестом пригласила меня за край процедурного стола.
– Смотри, берешь вот этот камушек, подрезаешь горлышко у ампулы и ломаешь, только аккуратно, а то пальцы можно порезать.
– Хорошо, – ответила я и протянула ладошку.
Она дала мне плоский камень и рядом поставила несколько ампул. Я старательно стачивала горлышки и с легкость надламывала их кончики. Не считая пару незначительных царапин, я с огромным удовольствием проделывала эти действия снова и снова. Медсестра быстро набрала шприцы и попросила меня вернуться в палату. Обойдя все палаты, медсестра оставила меня напоследок. Сделав укол, я завалила ее большим количеством вопросов о медицине. Она с охотой отвечала мне и не заметила, как я проследовала за ней в процедурный кабинет. Она разбирала шприцы и попутно объясняла свои действия:
– Смотри, тут три контейнера, что-то уходит на утилизацию, а что-то на переработку.
– Вы так постоянно делаете?
– Несколько раз в день. Вас вон сколько, а я одна. Кстати, спасибо за помощь, если хочешь, можешь приходить за час до уколов и помогать мне.
– Серьезно? – с восторгом переспросила я.
– Конечно, благодаря тебе я быстрее справилась со своей задачей. А теперь мне нужно заполнить журнал, поэтому иди в палату.
Попрощавшись с ней, я прошла в свою палату. Тот день перевернул весь мой мир, и я загорелась настоящей мечтой стать врачом. Каждый день я помогала медсестрам: относила папки в ординаторскую, открывала ампулы и разбирала шприцы. Мне приносило это колоссальное удовольствие, но больше меня радовало то, что медсестры с охотой отвечали на все мои вопросы. Позже я узнала, что в соседнем крыле лежат пенсионеры, которым после операции нужна помощь. И, когда на третьи сутки мне стало гораздо легче ходить, я выскальзывала из надзора врачей и выбегала на улицу по поручениям больных стариков.
– Доченька, купи мне свежей газетки и пакет молока.
Когда я приносила им купленные товары, сдачу всегда разрешали оставить себе, поэтому я с огромным удовольствием бежала в магазин, попутно покупая себе сладости и всякие причуды из магазина приколов. Тут получился хороший замкнутый: круг старики получали то, что хотели, а я была в плюсе со всякими безделушками. Счастье продлилось до следующего обхода врачей.
– Завтра тебе снимают швы и выписывают домой.
Я чувствовала себя подавленной, потому что не хотела возвращаться в стены детского дома. Тут у меня была хоть какая-то свобода действий. К вечеру, когда объявили отбой, я дождалась, пока медсестра уйдет отдыхать в сестринскую, и пробралась в холл, села там напротив больших больничных окон. За окном шел дождь, а по моим щекам текли слезы.
– Хочу быть, где угодно, но только не в детском доме, – прошептала я.
Несмотря на всю тяжесть нахождения в этом учреждении, меня не посещала мысль сбежать. Во-первых, некуда, во-вторых, если меня найдут, ничем хорошим это не закончится. Просидев около часа у окна, я вернулась в палату и легла спать. Утром в процедурном кабинете мне сняли швы:
– К обеду тебя заберут, так что иди собирай свои вещи.
Понурив голову, я проследовала в палату, собрала вещи и стала ждать на кровати, когда за мной придут.
Из больницы меня забрала медсестра:
– Когда приедем, выпишу тебе справку для физкультуры, месяц никаких нагрузок. Поняла?
– Да, – ответила я.
Привет, система, привет, режим и новые унижения.
Но через три месяца мое терпение лопнуло и в очередной стычке с девочкой я сломала руку.
Вышло это случайно. Я стояла около воспитательской и получала новый комплект белья, а напротив меня стояла Света и задирала меня:
– Зубастик.
На тот момент я была не в духе, а обзывательства лишь усугубили мое плохое настроение и я, кинув белье на пол, со всего замаха собралась ударить ей кулаком в нос, но промахнулась. Мой кулак влетел четко в бетонный проем двери:
– Ай! – вскрикнула я.
Только что повредившую руку я мотала из стороны в сторону и прыгала на месте от боли. Пальцы пульсировали и на моих глазах рука начала опухать. Воспитательница отругала меня за стычку и отправила в кабинет медицинской сестры. Путь к ней мне перегородила Юля и, увидев, что я держусь за руку, дернула её со всей силы:
– Дура тупая! – крикнула я.
– Тебе конец, зубастая.
В кабинете мне оказали первую помощь, приложив холодный компресс:
– Если легче не станет, завтра сходим на рентген. Время позднее, сейчас ты никуда не поедешь.
– Хорошо, – сквозь слезы ответила я, держась за посиневшую руку.
Поднявшись на третий этаж, я в холле увидела Юлю.
– Че ты там мне вякнула, зубастая?
Я хотела уйти в группу, но она перекрыла мне путь:
– Куда идешь, я спрашиваю? – плюнув мне в лицо, она толкнула меня от двери.
– Я хочу пойти в группу, у меня болит рука.
– Вот эта? – она резко подошла ко мне и еще раз за нее дернула.
Я вскрикнула от боли, и слезы полились из моих глаз, Юля быстро ушла в группу, оставив меня одну в холле крючиться от боли.
Всю ночь я не смогла сомкнуть глаз от пульсирующей боли в руке. Утром вместо школы я направилась в кабинет медсестры и слезно стала ее умолять что-нибудь сделать. Меня повезли в больницу, на рентгене выяснилось, что у меня перелом со смещением. В процедурном кабинете мне наложили гипс от пальцев до локтя:
– И как я буду играть на скрипке и балалайке? – поинтересовалась я у врача.
– В ближайшее время никак.
Следующий месяц в школе я стала сходить с ума от безделья. Правая рука была загипсована, поэтому я не могла писать, играть на инструментах да в принципе была лишена всех радостей жизни. Сидя на уроках, я смотрела в окно и фантазировала о всем, что приходило в мою голову. Это единственное, чем я могла заняться, не создавая себе дискомфорта. Несмотря на то, что я носила гипс, в детском доме меня никто не жалел, и в один из дней Женя стал терроризировать меня обзывательствами. Наша стычка перешла в потасовку, думая, что у меня преимущество, я начала мутузить его гипсом. В порыве гнева я не заметила, как он разлетелся на кусочки, и я незажившей рукой била Женю по спине. Осознала я только тогда, когда почувствовала режущую боль в руке.
Опять приемный покой, новый гипс и новый срок ношения. Пропущу тему объяснительных на имя директора и нотаций со стороны воспитателей и медперсонала. В музыкальную школу я все равно продолжала ходить, потому что через пару месяцев меня ждал годовой экзамен.
Играла я на скрипке очень смешно. Вместо изящной скользящей кисти я выглядела как человек, который пытается запилить скрипку смычком до смерти.
Ольга Владиславовна терпеливо смотрела на мои издевательства над инструментом и молча сидела, приложив руку к лицу.
Прошел месяц… С моей руки сняли гипсовую окову, и первым делом я сидела и чесала ее, закатывая глаза от удовольствия. Кто хоть однажды снимал гипс, понимает эти ощущения. Но… очередная потасовка с Женей закончилась поездкой в хирургическое отделение. На рентгене выяснилось, что я вновь сломала руку, плюсом ко всему старый перелом сросся неправильно.
– В опер блок ее! – сказал врач.
Меня привели в операционную и положили на стол:
– Пятнадцать кубиков новокаина и пять кубиков лидокаина, – обратился врач к медсестре, – а ты лучше отвернись.
– Да я не боюсь.
– Ну, хорошо, – спокойно ответил он.
Мне ввели лекарство в руку, подождали пару минут и стали ломать мою руку. Ощущения, конечно, не из приятных. Я пару раз вскрикнула, но стойко перенесла вправление своей кисти. Мне наложили гипс и отправили в палату.
– Ближайшую неделю ты будешь лежать в больнице во избежание повторного инцидента, – произнес врач.
В этот же день ко мне в палату пришел участковый милиционер и стал допрашивать.
– Что с тобой случилось? Почему ты повторно приезжаешь в больницу с переломом руки?
Я объяснила ему, что у нас часто бывают стычки, для нас это нормально. Он слушал меня и внимательно записывал мое каждое слово. Написав протокол, он попросил кое-как меня расписаться и удалился из палаты.
На следующий день ко мне в больницу пришла младший воспитатель (Та самая Джафаровна). Любезно принесла мне сладости и села со мной разговаривать:
– К тебе вчера приходил милиционер?
– Да, – ответила я.
– Что ты ему рассказала?
– Что сломала руку об стену, а потом в потасовках доламывала снова, не давая зажить руке. Объяснила, что у нас стычки происходят часто, и в этом нет ничего страшного.
– Ладно, – ответила она, встав со стула, – я пойду, поправляйся.
Не придавая нашему разговору значения, я проводила свое время в удовольствие. Гуляла по территории больницы, общалась с больными по палате, наблюдала из-за двери, как медсестры выполняют свои обязанности в процедурном кабинете.
Именно нахождения в больницах двигало меня к новой мечте. Я твердо решила стать в будущем врачом патологоанатом. Почему им? Из-за сотрясений головного мозга я не смогла стать хирургом, руки тряслись, а там нужны чёткие действий и никаких колебаний. Да и в принципе меня завораживали диалоги врачей, когда они рассказывали о разных случаях в больнице и что там часто работают правоохранительные органы, которые разбирают загадочные случаи смерти и так далее. Девиз был таков «Вижу цель – не вижу преград».
Пробыв десять дней в больнице, я вернулась в детский дом. Первым делом меня отправили в кабинет директора:
– Что ты наговорила милиции? – с возмущением меня спросила Семеновна.
– Ничего такого. Меня спрашивали – я отвечала, – беспокойно затараторила я.
– Ты в курсе, что из-за тебя у нас проблемы? Проверки, ребят допрашивают, их поставили на учет детской комнаты милиции.
– Каких ребят?
– Толкушкина, Колесова (еще пару фамилий я не вспомню сейчас), – сказала она, чуть ли не переходя на крик.
– Но я не называла их фамилий, – плача ответила.
Меня выпроводили из кабинета директора, и тут я поняла, что мне конец. Возвращаться в группу было опасно для здоровья. Меня там поджидали они, и ничем хорошим это не закончится.
Куда прятаться? Некуда.
Меня ждали разборки, мало того, что меня задирали еще больше, проходя мимо, многие стали толкать меня плечом, сбивая с пути. Слушать меня тоже никто не хотел.
Спустя пару лет вскроется правда, что это директор детского дома называла фамилии милиции, когда составляли протокол, но всем было уже без разницы. Время прошло, и извиняться никто не хотел. Вообще Семеновна по натуре была противной женщиной, лицемерной и двуличной.
Я была в восьмом классе, когда в очередной раз вызвали в кабинет директора. Спустившись на второй этаж, я шла по коридору и думала, что на этот раз Семеновна хочет от меня. Открыв дверь кабинета, я увидела еще несколько воспитанников и, присев на свободный стул за длинным столом, обратилась к соседу:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
