Текст книги "Исповедь детдомовки"

Автор книги: Наталья Князева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Полные энтузиазма мы побежали к высокой сосне и стали ее крепко-крепко обнимать. Глупость? Может, но в тот момент это было приятно.

Дорога в лес вела через железнодожные пути Горьковского направления. Пешеходного перехода там не было, и мы шли по большой щебенке, переступая через высокие рельсы.

– Давайте быстрее, скоро поедет поезд, – предупреждала Анна.

По пути к поляне мы с братом бегали вдоль протоптанной дорожки в поисках заветной кислой травы. Заячья капуста по форме напоминает черетыхлистный клевер, и мы, соревнуясь, набирали целые букеты и ели их, кривя лица от кислоты. Придя на поляну, мы с братом получили задания. Брат с Андреем собирали хворост для костра, а мне нужно было найти самый большой гриб в лесу. И ведь нашла! По моему мнению, он был самый большой на поляне, да еще какой! Ярко-красный и с белыми пупырками.

– Мам, я нашла! – Гордо заявила я и протянула гриб «маме» в руки.

Аня на панике выбила его из моих рук и промыла мне руки сладкой газировкой (это единственное, что было под рукой у нее). Я же не знала, что мухоморы ядовитые. Дальше все смутно костер, шашлыки и моя плетенная шляпа.

На этом приятные воспоминания заканчиваются, продолжается порочный круг пьянок и издевательств.

После очередной пьянки родителей и моего избиения за мной приехала милиция, чтобы забрать меня в приют.

– Я не поеду без брата. Почему забирают только меня? – Обидчиво возмутилась я при милицейском.

Брата быстро разыскали по моим наводкам и забрали вместе со мной в приют «Преображение». Тот момент стал переломным в нашей с братом жизни. Он меня возненавидел. Это был тяжелый моральный удар. Я хотела от него тепла, поддержки и заботы, а он уходил от меня и делал вид, что меня не существует. Его презрительный взгляд в мою сторону был хуже ударов Ани по моему лицу. От этого я становилась более нервной и истеричной. Ведь я больше не нужна ему. Это очень больно – терять родного тебе человека, когда он вроде рядом, но при этом так далеко. Я думала, что, приехав со мной в приют, он скажет мне «спасибо» и наша жизнь с ним наконец-то станет лучше. Какой наивной я была.

В приюте были определенные часы посещения. Меня навещала бабушка, а Стаса навещала «мать». Каждый раз, когда она передавала ему сладости, воспитатель делил их между нами двумя:

– Почему все должно достаться только тебе? Наташа твоя сестра, так что делись с ней гостинцами, – говорила воспитательница Стасу, держа в руках пакет.

– Нет у меня сестры. Ничего я ей не должен, – огрызался Стас.

Воспитательница, не разводя дальнейшей дискуссии с подростком, доставала еще один пакет и сама делила сладости нам поровну. Он психовал, смотрел на меня убийственным взглядом и выходил из комнаты, а я сидела и не понимала, что делать в такой ситуации. Ведь когда ко мне приезжал Андрей с Юлией брату не делили мои пожитки и это было не честно по отношению к нему, но от меня подачки он не принимал.

Кто такая Юлия? Спросите вы.

Появление её в нашей семье было таким же неожиданным, как выходя из дома вам может упасть снег на голову.

Дело было так. Дома у «родителей» была очередная гулянка в честь какого-то праздника. Взрослые громко кричали на кухне, распивая спиртные напитки, а я мельтешила по комнате и искала чем себя занять. В какой-то момент Юля и Аня ушли на родительскую кровать, а я как любопытный маленький ребенок пошла подсмотреть, что там будут делать взрослые. Наверное, лучше б я этого не видела. Потому что, спрятавшись за шкафом, они сидели на кровати, трогали друг друга по интимным местам и страстно целовали друг друга. Помню, как я скрючила лицо и пошла на свою кровать играть в игрушки.

Вот такое первое воспоминание отложилось в моей памяти о Юле.

Пока я была в приюте, Андрей развелся с Аней и переехал в соседний подъезд в квартиру Юлии.

Да, она еще и была нашей соседкой по дому.

Моя бабушка в очередной раз надоумила его восстановиться в правах и забрать меня из приюта, поэтому пару раз в неделю они со своей пассией приезжали ко мне и задаривали меня подарками и вниманием. В скором времени начались суды по восстановлению в родительских правах Андрея.

Я сидела в кабинете секретаря судьи и лопала любезно мне предоставленные шоколадные конфеты. Ко мне подошла молодая девушка, (которая представляла мои интересы в суде) и обратилась:

– Привет, меня зовут Елена Георгиевна, – улыбчиво сказал она и села рядом, – а тебя как зовут?

– Наташа, – ответила я с забитым ртом.

– Тебе будут задавать вопросы, а ты, если не захочешь, можешь не отвечать, – тихо сказала она, положив мне руку на плечо.

– Угу.

Для меня это был не первый судебный процесс, поэтому я уже знала, что меня ждет и на что я могла соглашаться.

– А ты с кем хочешь жить, с бабушкой или папой? – Интересовалась девушка дальше.

– Папой! – Не колеблясь, ответила я.

– А почему?

– Он мне подарки дарит и сказал, что у меня будет своя комната с игрушками.

Ранее Андрей заводил со мной диалог, с кем я хочу быть и пообещал, что если я буду жить с ними, то у меня все будет хорошо, не как раньше. Готовил к суду, падла.

Девушка перестала задавать вопросы и повела меня в зал суда, усадив за школьную парту.

– Встать всем – суд идет.

Все присутствующие в зале встали, и в кабинет зашла дама в черном одеянии. Сев за большой стол, она поправила очки и начала вести судебный процесс. Андрей периодически смотрел в мою сторону и подмигивал мне.

– Наташа, – обратилась ко мне госпожа судья, – с кем ты хочешь жить после приюта?

– С папой, – повторила я свой ответ.

Мне задавали еще ряд вопросов, на которые я отвечала «да» или «нет». Когда допрос закончился, меня повели из зала суда в кабинет секретаря.

– Подожди, пока тут закончится заседание, и тебя отвезут в приют, – подсовывая мне листочки с карандашами, сказала Елена Георгиевна.

Спустя время ко мне пришла Бела Борисовна.

– Ну что, поздравляю. Завтра ты переезжаешь к папе домой. Поехали в приют – собирать твои вещи, – обрадовала она меня.

Мы сели в машину, во мне бурлили эмоции, но, когда мы приехали в приют, мое настроение, быстро улетучилось при виде Стаса. Ведь он останется тут, Андрею он не нужен. С поникшим настроением я молча пошла в комнату собирать свои вещи.

На следующий день Юлия с Андреем пришли за мной в приют. Со стороны все выглядело как идеальная картинка из кинофильма. Прекрасное воссоединение семьи, я мчалась по лестницам с полными пакетами вещей в объятия Андрея. Он крепко меня обнимал, а Юля радостно целовала меня в лоб. Забрав пакеты, мы вышли из приюта и направились до нашего дома. Юлия мне рассказывала, что у меня своя комната, что она познакомит меня со своей тетей, и мы прекрасно вчетвером заживем. Чудесно, неправда ли? Прекрасный хэппи-энд для девочки, пережившей столько страдания. Дойдя до Маяковски (улица Маяковского, дом в котором я жила), я остановилась у первого подъезда и кинула взор на окна нашей старой квартиры.

– Не переживай, там сейчас живет Аня, но она скоро съедет, – ответил мне Андрей на мой молчаливый вопрос.

Совпадение или нет, но мы пошли к четвертому подъезду и поднялись на четвертый этаж. Тоже расположение квартиры, тот этаж, только другой подъезд. Зайдя в темный коридор, мы увидели тучную даму в синем хлопковом халате.

– Наташ, познакомься, тетя Валя. Она мне как мама, – сказала Юлия.

– Здравствуйте, – тихо произнесла я.

– Пройдемте на кухню, отметим наше пополнение в семье, – весело сказала Валентина Петровна и прошла на кухню.

Я разделась, помыла руки и пошла на кухню, где все уже все сидели за столом. Пока я ужинала, Юлия готовила котлеты и рассказывала, что работает в компании «Седьмой континент» поваром. Идеальный семейный вечер: все мило общаются, желают друг другу приятного аппетита, никто не орет и не кидается тарелками. Немного непривычно для меня. Нет той прокуренности в квартире и беспорядка, все светло, чисто и уютно. После ужина я помылась, мне разобрали диван в гостиной.

– Пока это твоя комната, – сказала мне Валентина Петровна, – спокойной ночи, завтра в школу.

Она ушла, закрыв за собой двойные стеклянные двери.

Вот так я стала жить в трехкомнатной квартире Юлии. У каждого из нас была своя комната и свой маленький мир. Я не могу назвать ее своей комнатой, ибо гостиная – место, где встречают гостей и проводят праздники. Там мне запрещалось раскладывать игрушки и оставлять разобранный диван. В комнате стоял во всю стену темный советский сервант со стеклянными дверьми, увешанный салфетками. В центре него красовался старенький телевизор, который был накрыт белой вязанной салфеткой. На стенах были пожелтевшие обои в зеленый цветочек и старый диван-книжка. Скромно и скудно для маленького ребенка. Еще из гостиной был выход на неостекленный балкон, куда часто все ходили покурить. Поэтому я не могла остаться одна надолго и находилась в постоянном напряжении, что кто-то сюда сейчас зайдет.

Вот так я начала жить в новой семье. Все по расписанию, ровно до минуты. Завтрак, школа, обед, домой, мытье обуви, проделывание домашнего задания, если оставалось немного времени – играла в свои игрушки или шла во двор погулять со своими друзьями. Конечно, мой статус после переезда к Юлии в компании изменился. Из-за того, что я стала лучше выглядеть, со мной хотели дружить ребята из других компаний, что не могло не радовать меня.

Юлию заботил (чересчур заботил) мой внешний вид. Мои вещи должны были быть всегда как новые, она терпеть не могла, если на вещах была грязь или скомканность. У нее была мания чистоты, даже после каждого прихода с улицы она заставляла снимать обувь на пороге, нести ее в ванную, мыть до чиста, протирать сухой тряпкой и только потом ставить в обувницу. Так что я часто выслушивала от нее претензии за свой небрежный вид после прогулки. Постепенно у неё на меня стала копиться злость, ее добродушность ко мне улетучилась моментально.

Андрей имел привычку, уходя на работу, оставлять мне десять рублей в школу на обеды и, если уходил рано, то передавал их через Юлю. Первое время все было нормально, но потом у неё появились отговорки на тему денег:

– Денег нет, папе зарплату задерживают, – убеждала она меня.

Потом просто перестала что-либо говорить и молча уходила на работу, сделав вид, что не заметила меня.

В один из дней я подглядела за ней в спальне и увидела, что она кладет деньги в подарочный пакет и прячет в шкафу на верхней полке.

– Это же мои деньги! – промелькнуло в моей голове.

Поверьте, не самое приятное приходить со школы голодной как волк.

Однажды я пришла со школы, дома никого не было, и я решила воспользоваться моментом и зашла в комнату «родителей». Найдя в полках злосчастный подарочный пакет, я вытащила все сложенные в нем деньги и ушла гулять с друзьями во дворе.

Мы покупали сладости и веселились всем двором. На улице стало темнеть, и мне нужно было идти домой. Поднявшись на этаж, я позвонила в дверь, меня встретил Андрей:

– Где Юлины деньги из кошелька? – Крикнул он на меня с порога.

– Не знаю. Я ничего не брала из кошелька, – испуганно ответила я.

Он схватил меня за руку и затащил в гостиную. Взял ремень зажал меня между ног и стал сильно избивать, постоянно спрашивая, где деньги. Я выворачивалась, закрывая лицо руками, и молила прощения.

– Пап, я не брала у нее деньги из кошелька, – кричала я сквозь слезы.

– Не ври, паскуда, ты украла у неё пятьсот рублей, – стискивая зубы, говорил Андрей.

Но кто меня будет слушать? Ремень с диким свистом пролетал в воздухе и проходился по моему детскому телу, оставляя кровавые следы, как после ударов плети. Сил сопротивляться уже не было, и я просто орала после каждого его удара, крепко стиснув зубы. Насладившись избиением, Андрей взял меня за шею оттащил в конец коридора.

– Сегодня ты ночуешь тут, – кинув меня в стеллажи кладовки, как маленького котенка, и напоследок громко хлопнув дверью, Андрей закрыл меня на щеколду.

Я сжалась в клубок и стала тихо плакать: боль по всему телу, страх в темной маленькой комнате наполнял меня страданиями ещё больше.

Вся эта ситуация напомнила мне моменты жизни с Анной. Лежа в кровати, если я отворачивалась от стенки в сторону компьютера, то меня скидывали со второго яруса и кидали ночевать в холодный коридор или заставляли полночи стоять на коленях, предварительно усыпав пол гречкой или горохом. И вот я снова избитая в холодной темной комнате.

Не знаю, сколько часов прошло в этой кладовке, но к двери кто-то подошел. Скрипнула дверная защелка. Я прижала ноги к груди и зажмурила глаза в ожидании новых побоев.

– Вставай, – сказала Валентина Петровна, – пойдем, умоешься и ляжешь в кровать.

Молча кивнув, я встала с пола.

– Ах, пискнула я.

– Молча! – Шикнула она на меня.

Опустив голову, я проследовала в ванную комнату. Подойдя к зеркалу и взяв расчёску, я аккуратно стала причесывать запутавшиеся волосы. К глазам подступили слезы, потрогав голову, я нащупала пару шишек. Наклонившись к раковине, чтобы умыться, я скрючилась от боли в шейной части. Дрожавшими руками я медленно притронулась к эпицентру боли. Рука моментально стала липкой.

– Ай, – вскрикнула тихо я.

Посмотрев на руку, я увидела кровь. Проведя пальцами по шее, я почувствовала небольшое углубление. У меня был порез от ремня. Лицо, руки, спина и ноги были покрыты багровыми следами от ремня. Более глубокие раны я промыла аккуратно водой и пошла в гостиную укладываться спать. Наутро ко мне зашел Андрей:

– Ты две недели не будешь ходить в школу, а кому-то вякнешь, что я тебя избил ремнем, убью на месте. Поняла?

– Да, папа, – тихо ответила я.

Так и закончились спокойные семейные дни в моей жизни. Юлия пришла ко мне и забрала все игрушки и журналы «Мир Волли», оставив мне только портфель с учебными принадлежностями. Я сидела целыми днями дома, смотрела в окно и выполняла домашнее задание, которое приносили мои одноклассники. На просьбу увидеться со мной они слышали:

– Она болеет и может вас заразить, – в один голос твердили Юлия и Андрей.

Когда все ссадины с отеками сошли с моего тела, я смогла выходить на улицу и посещать школьные занятия.

На дворе уже была зима. Для меня был большой глоток свободы вырваться из четырех стен и погулять на свежем воздухе со своими друзьями. Мы бегали по гаражам, резвились и наслаждались зимнему дню. Время близилось к ночи, все стали расходиться по домам. Я пошла в сторону своего дома, как обычно ввела код и открыла тяжелую дверь подъезда. Поднявшись на четвертый этаж, я стала стучаться в дверь. Тишина. Я стучусь более настойчиво. Дверь резко открывает Андрей и перекрывает мне путь:

– Девочка, ты кто? – Спрашивает он.

– Пап, это же я, Наташа, – удивленно ответила я.

– Ты ошиблась, пошла прочь, у нас все дома, – захлопнул передо мной дверь, сказал Андрей.

Звон от захлопывающейся двери стоял еще пару минут в воздухе и в моих ушах. К глазам подступили слезы. Я не знала, что делать. Стучаться снова было глупо, ведь меня только что прогнали. Спустившись на улицу, я стала скитаться по двору. Ко мне подошел взрослый незнакомый парень:

– Девочка, а почему ты так поздно гуляешь одна?

– Меня папа домой не пускает, – ответила я и стала горько плакать.

Он меня приобнял и стал успокаивать.

– Давай познакомимся? Меня Олег зовут, а тебя?

– Наташа, —шмыгая носом, ответила я ему.

– Тебе некуда идти? Может, есть знакомые? Давай я тебя провожу, – стал он меня успокаивать.

– Тетя Таня, она живет в соседнем доме.

– Пойдем, я тебя провожу.

Мы пошли к соседней девятиэтажке. В сорок первой квартире жила подруга моей биологической матери, и я надеялась, что она меня приют хотя бы на ночь. Но попытки прозвонить в домофон были тщеты, никто не отвечал, и моя надежда быстро улетучилась. Олег стал подбадривать меня позитивными рассказами о себе и жизни, мы гуляли по двору и грелись в соседнем подъезде. На дворе была уже глубокая ночь.

– Наташ, может, папа пошутил? Давай еще раз попробуешь постучаться? – убеждал меня Олег

Я кивнула головой, и мы пошли в сторону моего дома. Я поднялась на этаж и тихо-тихо стала стучать по раме входной двери. Задержав дыхание, я молилась, чтобы меня пустили домой. Дверь открыла Валентина Петровна, и на ее лице я увидела жалость:

– Заходи скорей домой, замерзла ведь.

Она проводила меня в комнату, помогла раздеться и что-то сетовала себе под нос:

– Пойдем на кухню, покушаешь, – сдерживая слезы, сказала она.

Только переодевшись в домашнюю одежду, я поняла, что не чувствую своих ног и каждый шаг по полу причиняет мне боль. Словно тысячи иголок впивалось мне в каждый сантиметр кожи. Сквозь боль и слезы я молча дошла до кухни и села на табурет, протянув ноги к батарее. На плите стояла кастрюля с закипающей водой, а на столе в тарелке лежал виноград. Я посмотрела на это все голодными глазами и жадно сглотнула слюну.

– Хочешь? – спросила Валентина Петровна.

Я кивнула головой.

– Кушай тогда, – она повернулась к плите и стала считать количество пельменей, которые закидывала в крутой кипяток.

Я жадно стала глотать виноградинки, не разжёвывая их.

– Не перебей аппетит, сейчас пельмени тебе отварю, поешь горячего, – тихонько говорила Валентина Петровна.

У нее был вид провинившегося человека. Словно это она выставила меня за дверь квартиры. Она не разговаривала со мной грубо, в ее интонации была жалость и соболезнование.

Поставив передо мной тарелку горячих пельменей, она села рядом и стала внимательно меня изучать. Что она думала в тот момент, для меня остается загадкой, мои мысли были заняты обжигающе вкусными пельменями, находящимися у меня под носом. Обжигая свой язык, я уминала пельмени одну за одной, не обращая внимание на обожжённый рот.

– Поела? – спросила она.

Я молча кивнула головой.

– Умываться и спать!

День за днем я жила в квартире как приведение. Меня не замечал и Андрей и Юлия. Валентина Петровна иногда разрешала зайти в ее комнату и поиграть в тетрис на телевизоре. Ее грубость в мою сторону изменилась на жалость и заботу. Она занималась со мной уроками и кормила в отсутствие «родителей». Я не помню, чтобы я сидела с ними за одним столом и ела. Вот так закончились наши семейные вечера.

Наступили летние каникулы, и мои мучения с уроками закончились. Все свободное время я проводила на улице с другими детьми. В один из теплых дней я услышала знакомый голос:

– Наташенька, доченька.

Обернувшись, я увидела на конце площадки Анну, которая протягивала свои руки и двигалась в мою сторону. Я молча подошла к ней, соблюдая дистанцию между нами.

– Доченька, ты на меня злишься? – удивленно спросила Аня

Я кивнула головой и к глазам подступили слезы. Она подошла ближе и прижала меня к себе:

– Солнышко мое, мама тебя любит. Просто мне плохо жилось с твоим папой, поэтому я была плохой. Но я исправилась, честно. Хочешь, пойдем со мной на озеро, как раньше? Будем купаться и есть шашлыки.

Прижавшись к ней, я кивала головой.

– Только давай договоримся, ты папе ничего не рассказываешь, это будет наш с тобой секрет? – сказала она.

– Я ему ничего не расскажу, честно, – всхлипывая ответила я.

– Ну и отлично. Завтра я за тобой приду во двор, ничего брать не надо, я все принесу, – она чмокнула меня в лоб и ушла домой.

Вечером я сидела в гостиной и меня не покидало странное чувство. Оно было похоже на предательство.

Ну, вот я завтра пойду с ней на озеро и не расскажу об этом Андрею, а если он узнает? Он опять меня изобьет или выгонит из дома?

Устав от размышлений, я легла спать, чтобы завтрашний день наступил быстрее. Несмотря на опасения, я безумно соскучилась по Анне и свято верила, что она исправилась и во всем виноват Андрей.

На следующий день я с трепетом в сердце ждала Аню во дворе и постоянно оборачивалась, ища ее глазами. Наигравшись с друзьями я села на лавочку и стала гипнотизировать подъезд дома. В скором времени из двери показалась Аня.

– Мама, мама, – кричала я и бежала ее обнимать.

Она открыла свои руки для объятий и взяла меня на руки. За ее спиной показался мужчина кавказкой внешности. Я спрыгнула с ее рук и спряталась сбоку от нее, крепко сжав ее руку:

– Не бойся, это Сабир, он мой друг, с которым я живу, – улыбчиво сказала Анна.

Мужчина наклонился ко мне и с улыбкой на лице проговорил:

– Привет. Давай дружить? – сказал он и потрепал меня по голове.

Я отдернулась, поправила волосы. Такое знакомство мне не понравилось и, сжав по крепче руку Анны, я пошла за ней в сторону ж/д путей. Весь день мы купались на озере, ели шашлыки и разговаривали о жизни с Юлей и Андреем. Анна цокала и мотала головой, попеременно поглаживая меня по голове и прижимая к себе. Я расплывалась в улыбке и не хотела, чтобы этот день заканчивался, но время близилось к вечеру, и нужно было собираться домой.

– Так, давай суши полотенцем голову, чтобы отец ничего не заподозрил, – говорила Анна, помогая мне вытирать волосы на голове.

Благо на улице была жара и по пути к дому я полностью высохла. Подходя ближе к дому, я почувствовала, как моё сердце стало бешено колотиться от чувства страха. Зайдя за угол дома, я услышала крики Валентины Петровны на весь двор.

– Наташа, черт побери, – она кричала с балкона уже продолжительное время, судя по ее охрипшему голосу.

Я побежала со всех ног домой, при том что я прекрасно понимала, что меня ничего хорошего там не ждет. Не успев отдышатся, я открываю дверь и первое, что я ощущаю – сильнейшую пощечину по своему лицу.

– Мелкая гадина, где ты шлялась? Что за шаболда белобрысая с тобой была?

– Мама, – ответила я, держась за свою опухающую щеку.

Валентина Петровна взяла меня за шкирку повела вдоль коридора.

– Пожалуйста, только не туда, – умоляла я и упиралась ногами.

Она молча дотащила меня до кладовки, открыла ее и кинула туда, закрыв ее за собой.

Я безумно боялась темноты и замкнутого пространствв. Бить руками в дверь, где мне никто ответит, было бесполезно, поэтому я села на пол и обняла ноги – ждала того момента, когда меня выпустят и накажут. Целый день купания на озере дал о себе знать, и я уснула на холодном полу, прижав к груди колени. Позже сквозь сон я слышала диалог Юлии и Андрея.

– Либо я, либо она! – твердила она ему.

Щелк. Кто-то дернул за щеколду. Дверь открылась, и от яркого света глаза автоматически зажмурились. Андрей кинул в меня ветровку:

– Одевайся, ты переезжаешь.

В руках у него было несколько пакетов с моей одеждой и игрушками. Юля стояла в проеме сложа руки и провожала меня ехидным взглядом.

Что происходит?

Андрей, открыв входную дверь, ждал меня в подъезде. Судя по темноте на улице была уже глубокая ночь. Мы шли молча к первому подъезду, открывали знакомую мне дверь и поднимались на знакомый этаж. Он достал ключи и открыл входную дверь.

– Заходи, – безразлично сказал он.

В его интонации не было никаких эмоций. Словно он был уже готов к этому дню.

Я смотрела на Андрея и на моих глазах проявлялись слезы. Он оставил в коридоре мои пакеты повернулся ко мне:

– Ты мне больше не нужна. Теперь ты живешь тут, – хладнокровно сказал он, молча хлопнув дверью.

В ушах стоял звон захлопывающейся двери и его удаляющиеся шаги на лестничной площадке. Мое состояние можно описать одним словом: «Опустошение». На ватных ногах я дошла до старого кресла и, уткнувшись в него, легла спать. Это единственное, на что я была тогда способна.

– Доча, солнышко. Ты что тут делаешь? – Аня трясла меня за плечи.

Открыв глаза, я увидела Сабира, державшего свечку, и обеспокоенный взгляд Ани.

– Меня папа сюда привел, сказал, что теперь я живу тут, и я больше ему не нужна.

Она стала меня обнимать, целовать в голову и параллельно материть Андрея. Я слушала возмущения Ани, какая он сволочь, что ночью, вот так выкидывать ребенка в квартиру, где нет света, горячей воды и электричества, может только монстр. Проведя меня на кухню, она усадила меня за стол:

– Кушать хочешь?

Я кивнула головой. Тогда она подожгла еще пару свечей и стала жарить на плите фасоль с куриными яйцами.

На счет отсутствия удобств в квартире. Андрей лично в квартире устроил такой холокост. Он перерезал провода в квартире, перерубил горячую воду, чтобы побыстрее выжить Аню из квартиры. Но она быстро приспособилась к таким условиям жизни.

Не зря она же в год крысы родилась. Такие животные быстро адаптируются к любым условиям проживания.

Мы поели, и я пошла спать на свою старую двухъярусную кровать. Первый ярус был завален вещами, поэтому я предпочла подняться выше.

Остаток лета я провела более-менее спокойно, но без нормальных условий для жизни. Днем я гуляла во дворе, а ночью в полной темноте сидела одна и ждала, пока они вернутся с работы, играя с огарками свечей.

Наступила осень, и нужно было возвращаться в школу. Первым делом я подошла к классной руководительнице и рассказала ей потрясающую новость:

– Марина Николаевна, я теперь с мамой живу, представляете, – радостно сообщила я ей.

Она встревожено на меня посмотрела.

– Наташ, давай я позвоню в приют, может, туда поедешь? – спросила Марина Николаевна.

– Нет, не надо, у нас все хорошо, – убеждала я её.

– Ты уверена?

– Конечно, я уже пол-лета с ней живу. Она изменилась.

Она неодобрительно на меня посмотрела и сказала:

– Если что-то случится, ты мне обязательно расскажешь? – спросила она.

– Хорошо, – сказала я и бодро пошагала в класс на уроки.

Приходя домой после школы, первым делом я бралась за уроки, пока на улице не стемнеет. Так продолжалось несколько недель. Пока кое-что не изменилось. Бывало так, что в выходные дни Сабир оставался со мной дома, пока Аня была на работе. За пару месяцев я привыкла к его присутствию и постепенно доверчиво стала относиться к нему. В один из дней он предложил мне поиграть в телефон. Мы резвились на кровати, и ничего не предвещало беды, пока он не предложил:

– Ты когда-нибудь видела, что у мальчиков в трусах? – спросил меня он.

Я помотала головой.

– Давай я тебе покажу, – игриво продолжил он.

Он снял с себя штаны. Я резко отвернула голову, это было слишком противно для моего детского сознания.

– Не бойся, давай ты его потрогаешь.

Он взял мою руку и стал водить ей по своему органу. На мои попытки вырвать руку, он сжимал ее сильнее.

– Мне больно, пожалуйста, отпустите мою руку.

– Я отпущу тебя, если ты кое-что сделаешь, – более грозно сказал он.

Мое сердце стало бешено колотиться, я понимала, если сейчас не выполню то, что он просит, меня могут избить. Он приподнял одеяло и схватил меня за шею.

– Теперь ты должна его поцеловать и облизать, как чупа чупс облизываешь. Поняла?! – сжимая сильнее мою шею, спросил он.

– Угу, – сквозь слезы ответила я.

Он томно вздыхал и все крепче сжимал мою шею, заставляя меня не останавливаться.

Я не могу описывать подробности того, что он заставлял меня делать и как. Мне просто очень тяжело вспоминать этот ужасный день в своей жизни. Я жалею, что не рассказала в суде об этом, не дала показания против него за изнасилование. Мне было стыдно об этом говорить до сегодняшнего дня. Для восьмилетнего ребенка это была сильная моральная травма и, если кто-то был жертвой насилия, то он поймет, что о таком не кричат на каждом углу, тут нечем гордится. Я просто старалась забыть этот момент, стереть его из памяти, но раз я исповедуюсь тут сейчас, мне нужно рассказать, что я чувствую и как пережила это.

25 сентября 2005 года этот день как черный день моей жизни. Это была суббота, мы с друзьями гуляли во дворе и решили пойти в магазин за мороженым. Так как денег у меня не было, я решила под шумок утащить себе стаканчик мороженного. На улице было бабье лето, мы наслаждались последними теплыми деньками этого года. К вечеру все расходились по домам, я как обычно пришла домой, никого не было, без света делать было нечего, и я легла спать. Проснулась я от резкой боли в голове. Аня с Сабиром были жутко пьяны. Анна скинула меня с кровати на пол и стала избивать ногами:

– Ах ты, маленькая тварь. Воровать вздумала. Мне в магазине все рассказали, – кричала она на меня.

Она опустилась на колени и когтями впившись в мой подбородок поднимала меня с пола.

– Денег тебе надо! – закричала она, а затем кинула меня в кресло, стоявшее напротив нее.

Рядом с ним стояла ракетка для большого тенниса (подарок моей бабушки), я автоматически стала прикрывать свою голову. Она схватила ее и стала меня ей лупить.

– Маленькая воровка, тварь, паскуда! – кричала она и била со всей дури меня по всему телу ракеткой. Хруст. Ракетка ломается, она кидает ее в сторону, берет меня за лицо, сжимая челюсть и запихивает в рот купюру:

– На, жри, тварь, деньги, – кричала она, запихивая их глубже мне рот.

Во рту почувствовался металлический привкус. Я не успевала даже осознать, что со мной делают. Она била меня по лицу и голове. Когда ее силы иссякли, в дело вступился Сабир. Пока он наматывал на руки эластичный бинт, Анна громко смеялась.

– Не надо, пожалуйста, мама, я больше так не буду. Прости меня, пожалуйста, – молила я.

Но мои мольбы никто не слышал. Сабир поставил напротив меня большого плюшевого медведя и стал через него бить меня по голове. Он смеялся и хвастался Ане тем, что занимался борьбой. Пластиковый нос плюшевой игрушки от каждого удара била меня в переносицу. Дальше я ничего не помню.

Из судебных дел позже узнаю.

«Со слов соседей,, детский крик продолжался на протяжении часа. Милицию не вызывали, так как семья была неблагополучной, и на выезд отказывались приезжать в данную квартиру».

Утро воскресенья. В глазах плыло, шевелиться было физически больно. Как оказалась в кровати – не помню. Вся ночная потасовка была как кошмарный сон. Ко мне подошла Аня, и я забилась в угол кровати:

– Слышь, тварь, скажешь всем, что упала с велосипеда. Или я тебя убью. Поняла?

Сглотнув слюну, я кивнула головой. Выдохнула я только тогда, когда услышала, как ключи закрывают входную дверь. Приподнявшись на кровати, я обернулась строну шкафа и стала искать на нем свое маленькое зеркальце. Зажмурив взгляд, я поднесла его ближе и открыла глаза. На голове была кровяная корка, нос распух до размера картошки, на губах не было живого места. Я не узнавала своего отражения, слезы лились из глаз и лицо стало щипать. Убрав его, я спряталась под одеяло и провела весь день в кровати. Мне было страшно. Я боялась, что они вернутся в любую минуту и продолжат меня избивать. От боли во всем теле я проспала целый день. Дождавшись понедельника, я встала раньше всех, тихо собралась и убежала в школу. В подъезде встретила соседку бабу Валю.

– Доченька, – вскрикнула она, – Что с тобой?

– Я с велосипеда упала, – отчеканила я заготовленный ответ.

– С велосипеда так не падают, вот, держи.

Она протянула мне белую шоколадку «Воздушный».