Текст книги "Седьмая раса"

Автор книги: Наталья Нечаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Ох ты! – не удержалась девушка. – Вот это да!

Рощин, смутившись, быстро опустил закатанные рукава фуфайки и, натянув куртку, хмыкнул:

– Ошибки молодости! Все собираюсь свести хирургическим путем. Да денег наскрести не могу!

Серегу татуировки не впечатлили, а Барт, Ольга заметила, вглядывался в руки коллеги как-то хищно и недоверчиво, словно пытался расшифровать тайнопись нательного рисунка.

– Влад, а что это означает? – с некоторым замиранием спросил он.

– Дурь мою, больше ничего, – покаянно опустил голову Рощин. – Ладно, не смущайте меня. Давайте лучше про сейды. Наша наука дальше камней ничего не видит. Дескать, сейд – камень, и все. Да еще исключительно саамский. То летающим его назовут, то поющим, то прыгающим. А на самом деле понятие сейд чрезвычайно емко: это и особые священные камни, и люди, достигшие вершины сакральных знаний, и само действо – обряд Сейда.

– Так что, с помощью сейда можно было людьми управлять? – поинтересовался Серега.

– И людьми, и природой, – согласился Влад. – В скандинавских сагах искусство Сейда считается самым могущественным. Люди, им владевшие, могли узнавать судьбу, предсказывать будущее, лечить людей или, напротив, лишать их разума. То есть это сильные и опасные знания, и те, кто ими владел, были людьми особенными, исключительными.

– Ясно, – заключил телеоператор. – Колдуны, шаманы, ведьмы. А Ольга мне пела: древняя цивилизация, удивительные знания, северная Атлантида… Небось, нажирались мухоморов, а потом несли всякую ересь. А народ всему этому верил. Как обычно.

– Насчет мухоморов – не уверен, – серьезно ответил Влад. – Но что какие-то галлюциногены могли применять – вполне возможно. Есть еще одна этимология слова «сейд» – бить ключом, бушевать, кипеть. Это вполне можно расценивать как косвенный признак пользования галлюциногенами. А может, все тот же радон. Не зря ведь до сих пор у некоторых людей рядом с сейдами и необъяснимые видения возникают, и голоса слышатся. Прошлым летом ко мне приезжал профессор из Стоунхенджа, так он разговор на каком-то неизвестном языке услыхал. Пробы воздуха взял – огромная концентрация радона. А там, где сейды, я же говорил, практически везде есть выходы на поверхность этого газа.

– То есть я у сейда могу еще и кайф словить? – удивленно спросил только что подошедший Федор.

– Не дай Бог! – твердо произнес Влад. – Вообще сразу предупреждаю: если кто-то почувствует какие-то изменения в самочувствии или в состоянии, бегом с этого места!

– Слушайте, а я ведь всегда считал, что сейды – это саамская языческая культура! – снова встрял вице-губернаторский сын. – Ну, чего с неграмотных кочевников взять? Понаставили себе каменных истуканов, чтобы было кому молиться да жертвы приносить!

– Я вначале тоже так рассуждала, – повернулась к нему Ольга, – а потом задумалась: а как это кочевники могли десятитонные глыбы устанавливать?

– Ха! А кто их взвешивал? – хмыкнул Серега. – А потом, может, они отродясь тут стояли, ледничок полз, следов наоставлял…

– Ну, насчет ледничка – мы лучше прямо у сейдов поговорим, – предложил Влад. – И ты мне объяснишь, каким образом ледничок эти камешки поставил.

– Правда, Сергей, кончай ерничать, – попросила Ольга. – А насчет саамов – так они здесь появились веке в тринадцатом, если я не ошибаюсь, так, Влад?

– Правильно. К этому времени культура сейдов была практически утрачена, поэтому саамы, может, и использовали эти камни так, как Федор предположил. Так, еще вопросы по этимологии есть? – Влад легко поднял на плечи рюкзак. – Если пока нет – предлагаю выступить в исторический поход по следам древней Арктиды.

– Стойте, – хлопнул себя по лбу Федор. – А ведь у мусульман слово «сейд» тоже что-то такое означает, ну, типа, господин. Я вспомнил, мы в Египте были, я там с местными арабами познакомился, так они о своем отце говорили «сейд», и с такой гордостью!

– Точно так, – доложил Рощин. – Сейдами у мусульман называют только тех, кто может похвастаться, что ведет свою родословную прямо от Мухаммеда. А в домусульманской Аравии сейдами называли представителей племенной аристократии.

– Ну, ничего себе! – воскликнул Федор. – То есть у всех народов это слово есть и означает везде одно и то же! Все, пойдемте уже скорее к этим сейдам!

Макс подал Ольге руку, она с удовольствием вскочила на пружинистые крепкие ноги. И прямо перед собой увидела лохматую волчью морду…

* * *

– Ой! – испуганно вскрикнула она и машинально спряталась за Максима.

Барт обернулся.

– Здрасьте! – сказал он весело. – Ты откуда? – И вытянул из-за спины Ольгу. – Это же обыкновенная дворняжка!

– А, собаки пришли? – увидел гостью Влад. – Их здесь много бегает. Тут же воинские части недалеко, это их территория! – Он присел к собаке. – Ты что, одна, что ли, сюда прибежала? А товарищи где?

Ольга теперь тоже совершенно отчетливо видела, что перед ними – дворняга, не очень крупная. Кривоногая, с толстым бубликом радостно виляющего хвоста. Как она могла перепутать ее с волком? Волки же такими рыжими не бывают…

– Влад, ее, наверное, угостить надо, раз уж пришла? – Ольга потянулась к своему рюкзачку, в который Машка почти на пороге умудрилась засунуть парочку бутербродов: мол, когда еще у вас привал будет, Рощин, дескать, пока все сопки не обойдет, крошки хлеба не даст…

– Угости, конечно, только не из рук, на землю положи, – посоветовал Влад. – Укусить может.

Гостья с удовольствием проглотила Ольгин бутерброд и просительно застыла, ожидая добавки.

– Все, больше нету! – развела руками Славина. – Пойдем с нами в поход, может, Влад во время обеда расщедрится…

– Не, она на сопки не будет подниматься, – уверил Рощин. – Собаки туда не ходят. Наверное, чувствуют что-то.

– Ну что, пошли? – вопросительно глянул на него Макс. – Время!

– Так, последнее напутствие. – Влад жестом остановил ринувшуюся было к историческим открытиям группу. – То, что я скажу сейчас, очень важно. Пока поднимаемся на плато к сейдам – каждый волен вести себя, как хочет. Петь, плясать, собирать ягоды и цветочки. – При слове «цветочки» он почему-то посмотрел на Федора. – Но как только выйдем на плато – никаких резких движений! Никакого крика и шума. Никакой фамильярности по отношению к камням. И, главное, ничего не трогать! Ни в коем случае не сбрасывать с сейдов шапки…

– Какие шапки? – удивленно расширил глаза Серега.

– На каждом сейде сверху лежит небольшой камень – шапка. Обязательно отличающаяся по цвету от самого мегалита. Так вот, ни в коем случае ее не трогать!

– Ну, а к самим камушкам-то прикасаться разрешается? – не унимался оператор.

– Прикасаться – да. Но очень аккуратно и вежливо. Я бы даже сказал, уважительно.

– Дурдом! – безапелляционно подытожил свои впечатления телевизионщик.

– А морошку там рвать можно? – весело, явно поддерживая скептицизм Сергея, спросил Федор.

– Морошку – можно, – спокойно ответил Рощин. – Но ни в коем случае не брать ничего, что лежит рядом с сейдом. Ни камни, ни, упаси бог, рога животных. Предупреждаю: это очень опасно.

Ольга случайно бросила взгляд на молчаливого Максима и поразилась, с какой настороженной, внимательной серьезностью слушал он Влада.

– И помните, что я сказал, – закончил Рощин, – если почувствуете что-то необычное, не пытайтесь анализировать, что да как, сразу – ко мне! Все. Вперед!

Весело переговариваясь, путешественники спускались вниз, к подножию сопки, по чахлому, чем ниже, тем более унылому лесочку. Тут не было ни роскошного иван-чая, ни ярких солнечных лютиков. Вместо густой яркой травы по сторонам разлаписто топорщились странно светлые листья папоротника и острые игольчатые стебли хвощей.

– Влад, а откуда здесь, на вечной мерзлоте, папоротники и хвощи? – удивилась Славина.

– Папоротникообразные! – услышал Ольгин вопрос идущий следом Серега. – Около десяти тысяч видов вымерших растений. Некоторые ядовиты. Некоторые съедобны. Встречаются и лекарственные папоротники.

– Ты что, энциклопедию на ходу цитируешь? – изумленно остановился Рощин.

– А то! – довольно отозвался Серега. – Я же по первому образованию – учитель ботаники! Почти шесть лет в школе промучился!

– Вот тебе и ответ на твой вопрос! – повернулся Влад к Ольге. – Сергей произнес ключевое слово.

– Это какое? – дурачился ботаник. – «Ядовитые»?

– Да нет – «вымершие»! – Влад сорвал из-под ног кудрявую веточку. – В самом деле, откуда в краю вечной мерзлоты теплолюбивые тропические растения?

– И откуда? – поинтересовался Сергей.

– Оттуда же, из глубины веков, из времен той самой Арктиды, когда здесь был совершенно иной, теплый, мягкий и влажный климат.

– Ну! – не поверил Сергей. – А потом, когда ледник шел, семена что, под снегом своего часа ждали?

– Знаешь, Серега, я читала, что есть такая гипотеза профессора Чувардинского, которая доказывает, что никакого ледника тут вообще никогда не было, – задумчиво проговорила Ольга, покусывая резной листочек.

Влад, соглашаясь, кивнул:

– Вот сейчас мы выйдем к ручью, я вам такое покажу, что ты, ботаник, просто обалдеешь!

– Не иначе, как карликовый баобаб! – радостно согласился Сергей. – Пошли! Просто не терпится!

До близкого, громко журчащего ручья пришлось идти через болото. Влад и Макс, упакованные в сапоги, чавкали напрямую, остальной троице понадобилось вспомнить навыки прыжков в длину, перескакивая с кочки на кочку.

– Предлагал надеть сапоги… – проворчал Влад. – Не захотела. Смотри, если ноги сейчас промочишь, по сопкам трудно ходить будет – натрешь.

– Не натру! – легкомысленно уверила Ольга. – Я прыгаю хорошо! – И в ту же секунду провалилась по щиколотку в воду. В левой кроссовке сразу стало холодно и мокро, но Ольга и виду не подала – сама виновата…

Берег ручейка, со странной, коричневого оттенка, но совершенно прозрачной водой оказался заросшим какими-то мелкими розовыми цветками. Ольга склонилась, сорвала один: нет, никогда прежде она таких не видела… Цветок, длинное розовато-сиреневое соцветие, крепился на длинной ножке. Как будто совсем маленький, карликовый иван-чай. Довольно невзрачный, скромный. Но запах, исходивший от него, был чудо как хорош! Нежный, сладковато-свежий, с примесью сирени и немножко – ландыша. Так могли бы пахнуть духи, но цветок?

Рощин увидел Ольгу с розовой веточкой, улыбнулся.

– Ну, где там наш ботаник? – сорвал еще один цветок, протянул Сергею. – Что ты на это скажешь?

Оператор покрутил растение со всех сторон, растер меж пальцами крошечный розовый колокольчик, которыми был усыпан тщедушный стебелек, недоверчиво и долго нюхал. Потом растерянно произнес:

– Однодольная многолетняя трава. В обоих полушариях насчитывается около тридцати пяти тысяч видов. На территории бывшего СССР – сто двадцать видов…

– Название-то, название скажи! – подбодрил его Влад.

– Орхидея…

– Не может быть! – ахнула Ольга, мгновенно представив роскошные тяжело благоухающие ветки, которые в цветочных магазинах тщательно упаковывали в целлофан для сохранности…

– Молодец, ботаник! – одобрил Рощин. – Ученики в твоем лице потеряли кладезь знаний! Это полярная орхидея!

– Но она не может расти здесь! – недоумевал Сергей.

– Подожди! – успокоил его Рощин. – Еще не то увидишь! Главное – впереди.

Телевизионщик замолчал, видимо, обдумывая с точки зрения своих энциклопедических знаний наличие на вечной мерзлоте неожиданной орхидеи, и шел так, ни слова не говоря, довольно долго, лишь громко и недовольно сопел.

Перебегая от одного к другому, между путешественниками весело скакала собака. Та самая, кривоногая. Видно, все же надеялась на добавку.

* * *

В полутемной, несмотря на яркий солнечный день за окном, квартире, в одной из серых унылых пятиэтажек на окраине Мурманска душно горели свечи, и слышалось заунывное бормотание. Александр Васильев, крупный черноволосый мужчина, прикрыв глаза, сидел в низком кресле, уложив на колени обращенные к потолку расслабленные ладони. Ритмично раскачиваясь, он нараспев произносил непонятные слова, вкладывая в них только ему известный смысл. Напротив, за круглым столом, мужчина и женщина, так же раскачиваясь, повторяли вслед за медитирующим окончания его фраз. Верхушка местного эзотерического общества «Дануи» занималась привычным и любимым делом – общалась с высшими учителями.

Наконец, время, отведенное для медитации, истекло, черноволосый открыл большие черные навыкате глаза, встряхнул руки.

– Учитель, ну что? – встрепенулась симпатичная блондинка лет тридцати, сидящая за столом.

– Надо идти, – уверенно произнес брюнет. – Мы должны присутствовать при обряде. Сегодня ночью. И все это снять на видео, чтобы посрамить скептиков.

– Но Рощин нас не допустит! – возразила блондинка.

– Значит, надо сделать так, чтобы он нас не заметил.

– Но как? Открытое пространство, где мы спрячемся?

– А нам и не надо прятаться! Он же пошел туда с телевизионщиками? Вот и мы возьмем своего оператора. Ну, не хватит же у него совести не разрешить съемку местным журналистам! А ты вполне сойдешь за журналистку! Он ведь тебя не знает?

– Нет, откуда?

– Вот и отлично. А я – консультант вашей группы. Подходит? Значит, решили. Они пошли на Сейв-Вэр, и мы пойдем туда же, но с другой стороны. И случайно встретимся.

– Учитель, вы – гений! – восторженно вымолвил третий участник действа.

– Ну, тогда собираемся? Алена, я за тобой заеду в восемь, раньше не стоит. С оператором договорюсь сам. До каменного города нам идти часа два от дороги, оденься и обуйся соответственно. К утру вернемся.

– А аппаратуру для измерений поля брать? – деловито спросила девушка.

– Нет. Рощин должен видеть только то, что местные журналисты тоже хотят подключиться к этой теме. Насколько я его знаю, он клюнет. Ведь кроме насмешек и нападок, он от наших масс-медиа ничего не имел…

– Учитель, возьмите меня с собой! – попросил светловолосый. – Я не буду лишним!

– Нет, – жестко ответил Васильев. – Тебе в полнолуние и здесь дела найдутся. Я бы и сам не пошел, отправил одну Алену с оператором, но, во-первых, без меня они места не найдут, а во-вторых, Рощин в жизни не поверит, что журналисты по собственной инициативе, без сопровождения, шляются по Сейв-Вэру. А коль не поверит, запросто может и обряд отменить. И что? Тогда мы снова остаемся только со своими съемками, и каждый скептик может сказать, что наша активация – профанация чистейшей воды. А вот когда мы следом покажем ту же активацию, но произведенную Рощиным, а у него в этих кругах репутация отменная, тогда наши враги будут посрамлены. Понял?

Блондин молча кивнул.

* * *

Перепрыгивая через очередной бойкий ручеек, Ольга схватилась за ветку ближней березки и ту же застыла, пораженная и зачарованная. Деревце, высотой доходящее ей до груди, оказалось совершенно необычным! Вершина, которую полагается иметь каждому дереву на этой планете, отсутствовала вовсе, будто срезанная или сломанная. Однако ни срезана, ни сломана она не была. Ее просто не существовало! От того места, где ей полагалось бы находиться, густо росли корявые толстые ветви, удивительным образом закручивающиеся по часовой стрелке в правильную спираль… Будто деревце попало в эпицентр сильнейшего тайфуна, стремительно и безжалостно закрутившего его в свою воронку, да так и застыло, не сумев раскрутиться обратно. Плавные закругления веток создавали совершенно плоское, ровное блюдце, гармоничную целостность которого не нарушали ни один непокорный прутик, ни один кудрявый листик. Под «блюдцем» шел совершенно голый ствол. В меру корявый, в меру толстый – обычный…

– Что, еще одна аномалия? – остановился рядом Серега, догнавший коллегу. И тоже застыл, пораженный.

– Снимай скорей! – не отрывая глаз от дерева, попросила Ольга.

– Не учи ученого! – привычно возмутился оператор. – Все время снимаю.

– Да не торопитесь! – вернулся к ним, заметив их остановку, уже ушедший было вперед Влад. – Она никуда не сбежит! Если уж тысячу лет простояла…

– Сколько? – разом ахнули оператор и журналистка.

– Думаю, никак не меньше. На ствол посмотрите!

Ольге созерцание ствола сказало не очень много, вернее, совсем ничего, а вот Сергей долго цокал языком, щупал выступающие из ствола мощные узлы, а потом, наконец, согласно кивнул:

– Пожалуй…

– Знаете, как мы ее называем? – Влад хитро прищурился. – Камасутра!

Ольга еще раз внимательно пригляделась к березке: переплетения ветвей и впрямь чем-то неуловимо напоминали слившиеся в немыслимо сладострастной позе людские тела… А если отойти немножко в сторону и прищуриться, размывая фокус, то иллюзия вообще становилась полной! Картинка из известного учебника по теории любви, да и только!

Ольга старательно наговаривала на диктофон впечатления. Она давно привыкла работать именно так. Мало ли что, какие-то нюансы забудутся, какие-то вообще из памяти сотрутся, а при монтаже очень важно поймать именно то ощущение, которое было, когда состоялась та или иная встреча. Быстрые, практически бессвязные обрывки мыслей, сохраненные диктофоном, помогали безошибочно отыскать затертое временем и более поздними эмоциями состояние уникального момента, его совершеннейшую чувственную неповторимость.

С пологой верхней площадки сопки, на которую они взобрались, перейдя, наконец, болотистую низину, открылся вид на тот самый каменный город, куда их вел Рощин. Он был еще очень далеко, за двумя ближними сопками, и камни, хорошо видимые отсюда, казались небольшими, почти игрушечными, но даже это далекое видение впечатляло.

Путешественники, завороженные открывшейся монументальной картиной, молча остановились. На величавой громадине горы, категорично вписанные в ее серо-зеленый ландшафт, громоздились камни. Разновеликие и разноформенные, издалека вполне одноцветные, они казались посаженными в тело горы глубоко и серьезно. Даже не посаженными – вбитыми. Особенно много камней венчали острое верхнее ребро сопки. Один из них, стоящий строго по центру, остро и цепко взирал на окрестности большими раскосыми глазами. Этот прямой немигающий взгляд внушал чувство безотчетной и непоправимой тревоги, словно предостерегал.

– Глаза… – ошарашенно выдохнул сзади кто-то из попутчиков, Ольга не поняла, кто именно.

– Причем, с какой бы точки мы ни смотрели на этот сейд, глаза все время будут следить за нами, – совершенно спокойно, как о деле обыденном и привычном, сообщил Рощин.

– Так это – сейд? – спросила Ольга, не в силах оторваться от светящихся придирчивых глаз на вершине сопки.

– Конечно, – подтвердил Влад. – А глаза – это пространство между камнями, на которых он установлен. Подойдем ближе – увидите. Это еще не сам каменный город, это ближние подступы к нему, самую высокую сопку отсюда пока не видно. Она откроется, когда мы поднимемся туда, к часовому.

– Вот к этому, глазастому? – уточнил восхищенный Федор.

– Ну да, к нему, – согласился Рощин. – Кстати, точно такие же часовые стоят со всех сторон этого плато.

– Круговая оборона! – хмыкнул уже вполне пришедший в себя от выкрутасов предсейдовой флоры Серега.

– Именно, – не обратил внимания на его иронию Влад. – Ледник, говоришь, постарался?

Максим по-прежнему молчал, не принимая участия ни в восторгах, ни в обсуждении. Он вообще все это время подъема был как бы сам по себе, отстраненным и предельно серьезным. Рядом с ним, так же молча, уселась снова оказавшаяся рядом собака. Видно, что ей было очень жарко в толстой волосатой шкуре, розовый длинный язык свешивался почти до земли, и она лишь изредка заглатывала его, сгоняя бесцеремонных здоровенных комаров.

Злобные насекомые появились внезапно. Не докучая ни на болоте, ни в лесу, ни у воды, они вдруг материализовались на этой плоской площадке прямо из солнечного прогретого воздуха, из неглубоких каменных расщелин, из сухих пучков прошлогодней травы. И сразу бесстыдно и кровожадно облепили голые руки, лбы, щеки и непокрытые головы путешественников. Через пару секунд самым повторяющимся звуком на сопке стали звонкие хлопки и чертыханья.

– Проходим дезинсекцию! – громко и весело объявил Влад. Извлек из безразмерного кармана ветровки толстый карандаш противокомариной мазилки и пустил его по кругу.

Обрадованные исследователи щедро изрисовывали лица пахучим бесцветным зельем и блаженно застывали, наблюдая полное бессилие докучливых кровососов.

Первой, понятное дело, обезопасила себя Ольга, как единственная женщина в группе.

– Влад, а этой мазилки надолго хватает? – поинтересовалась она.

– Ну, пока на вершину не взберемся, хватит, а там надо просто места искать, где комаров нет.

– В смысле? – переспросил Серега. – Как это? У этого камня, допустим, эти птеродактили кусаются, а другой за три версты облетают?

– Именно так, – спокойно ответил Рощин. – Причем, по четко определенной границе, за которую ни одна мошка не сунется.

Серега недоверчиво глянул на ученого: не шутит ли? До конца не понял, но и возражать не стал. Удивительные события на каменистом плато, похоже, не думали заканчиваться.

– Влад, – тихонько позвала Ольга. – Как же мы тут ребят искать будем? Такое пространство огромное…

– Если они здесь – увидим, не беспокойся.

Группа взбиралась все выше и выше, но Ольга с удивлением отметила, что не чувствует совершенно никакой усталости. Вроде, подъем не из самых пологих, кочки и камни просто прыгают под ноги, да и солнце, чем выше они взбираются, тем горячее, а ни жары, ни дискомфорта не ощущается. Такая приятная во всех отношениях прогулка, даром что исключительно вверх и вперед… Ладно, у нее за плечами невесомый рюкзачок, но ведь и Влад с Максом, волочащие за спиной даже на вид неподъемные короба, и Серега, увешанный своей хитрой аппаратурой, как елка шариками, тоже абсолютно не выглядят усталыми! Скачут по горам, просто как горные козлы! Ольга улыбнулась этому неожиданному сравнению: вслух бы повторить его она не решилась, чтобы не обидеть мужчин.

Последнюю небольшую сопочку они преодолели практически одновременно, растянувшись цепочкой, и так же одновременно застыли. Панорама, открывшаяся взору, поражала. Неизвестно, сколько бы они стояли здесь, на самом краю гряды, восторженно-оглушенные величественным зрелищем, если бы не собака. Она вдруг тихонько и жалобно заскулила, обежала всех пятерых, словно ища, за кем из них спрятаться, потом громко и отчаянно взвыла и кубарем, не оглядываясь, понеслась назад, вниз, в привычные заросли кустарников, к веселым говорливым ручейкам.

– Ну вот, значит, пришли, – прокомментировал неожиданное бегство четвероногой спутницы Влад. – Ни одна собака выше этой гряды никогда не поднимается. Почему – не знаю, не спрашивайте.

Никто, впрочем, и не собирался, но собачий жалобный вой, еще стоящий в ушах, вселял неосознанную тревогу и опасение. Группа подобралась и посерьезнела. Ольга снова попыталась разглядеть в неоглядном просторе две искомые фигуры. Никого не увидела. Внутри опять неприятно заныло.

– Инструкции все помнят? – для порядка поинтересовался Рощин. – Тогда – всем вольно. Встречаемся через два часа вот на той вершине, у главного сейда. – И он указал на величественную серую громаду камня, неколебимым утесом венчавшую самую верхушку сопки.

– Ребята, пожалуйста, глядите внимательнее по сторонам, – попросила Славина. – Вдруг наши юные дарования ноги переломали и лежат где-нибудь за камнями?

* * *

– Мартин, как дела? – прошелестел в трубке бесстрастный, почти безжизненный голос.

– Все по плану, отец. Группа под контролем. Я знаю об их передвижении все. Уверен, неожиданностей не будет. За тобой заедут, как и договаривались, будь готов.

– Вертолет?

– Два. Один доставит нас, второй заберет группу, чтобы потом вернуться и патрулировать подходы.

– Хорошо. Что с прогнозом погоды?

– Военные говорят, что кардинальных изменений не ожидается. По крайней мере, там, в сопках. Возможна парочка зарядов, но они должны пройти восточнее, Мурманск, скорее всего, накроют, а до плато не достанут.

– Мартин… Я не хотел говорить тебе заранее, но сейчас решил, что должен.

– Да, отец.

– На обряде я передам правление тебе.

– Отец!

– Не возражай. В тех условиях, в которых нам приходиться работать, можно пренебречь некоторыми правилами. К тому же я должен быть уверен, что после моего ухода наше дело не остановится ни на минуту. Время откровения все ближе. Ты обязан быть готов встретит его во всеоружии. И подготовить к этому Фридриха. Он – следующий.

– Но, отец, ему еще нет двадцати одного, а по правилам…

– Знаю. Условностью возраста вполне можно пренебречь. Нас слишком мало. Я сам открою ему главные тайны.

– Хорошо, отец.

– Мартин, проверь еще раз все. Все! До мелочей. Мне что-то тревожно.

– Отец, ты можешь на меня положиться.

– Знаю. И, тем не менее, проверь.

– Да. Слушаюсь.

– До встречи.

* * *

Каменный город, раскинувшийся перед путешественниками, был необычайно живописен. Серега только успевал крутить головой в разные стороны, снимая необыкновенные по красоте и величественности планы. Отсюда, с верней точки плато Сейв-Вэр, во все стороны, сколько мог охватить глаз, причудливыми группами громоздились камни. Словно ребенок, играя, оставил после себя хаотичный беспорядок разновеликих и разноцветных деталей конструктора.

Под высоким и ярким солнцем валуны, разбросанные между яркой зелени карликовых березок и ярко-синих глазенок небольших озер, отливали серебристой голубизной, искрились розовато-сиреневым и ослепительно-белым. Немыслимый простор и праздничное сияние создавали ощущение странного волшебного праздника, заставляя сердце биться радостно и часто.

Сейды, где-то сваленные в бесформенные, на первый взгляд, громоздкие кучи, где-то строго выстроенные по неведомым линиям, тем не менее, создавали впечатление какой-то неясной упорядоченности, словно тот, кто их разбросал, заранее знал, как именно они лягут на этом удивительном пространстве.

Особенно странное впечатление производили одинокие камни. Крупные, неправильных странных форм, они размещались на вершинах окрестных сопок или на их ребрах, нависая тяжелыми громадами над пустотой. Непонятно было, как они там держатся в своем зыбком, совершенно неустойчивом равновесии. Да и существовало ли оно вообще, это равновесие? Могло ли существовать? На верхушке каждого мегалита обязательно лежал еще один камень, совсем маленький, по сравнению с глыбой, которую он венчал.

Шапки! – вспомнила Ольга рассказ Влада. – Как же они там оказались? Ведь до некоторых вершин, пожалуй, только с вертолета можно дотянуться…

С непонятным мистическим ужасом, осторожно она обходила громоздкие туши, постоянно, буквально каждую секунду опасаясь, что глыбища вот-вот рухнет. И около каждого высматривала практикантов. Серега, прыгая с камерой рядом, лишь восхищенно прицокивал языком.

– Оль, слушай, как же они не падают? Под собственной тяжестью, со смещенным центром! Они не должны стоять!

– Знаешь, я, когда об этом читала, то и представить себе не могла, что наяву это так странно! Видишь, они все стоят на трех камнях.

– Вижу, но все равно понять не могу!

Мегалиты, действительно, все как один, были установлены совершенно однотипным образом: на трех небольших разновеликих камнях. Скорее, камешках. Потому что подставка по сравнению с самим гигантским телом сейда выглядела несерьезной, игрушечной, никак не способной удержать такой немыслимый вес. Переходя от камня к камню, телевизионщики заметили еще одну странную закономерность: все они располагались над скальными трещинами, будто прикрывая их…

– Ольга, ты видела? – сунулся в одну из них, особенно глубокую, Серега. – Тут просто дыра какая-то! И глубины не видно.

– Да, я об этом тоже читала, все сейды стоят на линиях тектонических разломов.

– Почему?

– Спросим у Влада.

– Слушай, может, их специально так размещали, чтобы внутрь земли вода не затекала? Пробки такие? Вдруг разлом идет до самой магмы? Представляешь, если туда бухнуть тонну воды, ядерный взрыв может случиться!

– Типун тебе на язык! – засмеялась Ольга. – А ты заметил, что ты только что сам согласился с тем, что эти сейды кто-то установил? То есть что они не природного происхождения?

– Да, с тобой поработаешь, еще не так заговоришь! Ой, смотри! – Оператор прилип к камере. – Вот это да!

Ольга подошла ближе. Под нависающей над землей в угрожающем наклоне каменной тушей зеленела трава. Не очень густая, ярко-зеленая, она росла как-то странно, будто неведомые ножницы одним мощным чирком задали растительности острый угол: ближе к основанию камня трава едва выбивалась из земли, а дальше, буквально с каждым миллиметром, становилась выше, достигая примерно сантиметров тридцати. Ровный, словно по линейке выстриженный скос точь-в-точь повторял скос самого камня. Даже небольшой волнообразный изгиб. Как маленький живой слепок с серой мертвой громадины.

Ольга, с удивлением уставившись на траву, оперлась о камень. И вдруг почувствовала… не может быть!

– Серега, потрогай валун!

– Зачем? – оператор не отрывался от камеры.

– Ну, пожалуйста! Или у меня глюки, или…

– Ну? – Сергей встал, приложил ладонь к шершавой поверхности. – Чего надо-то? – озадаченно взглянул на Ольгу. – Что, он так на солнце нагрелся?

– Какое солнце? – девушка лихорадочно гладила камень. – Оно с другой стороны, а потом, при такой толщине…

– Не может быть! – выдохнул оператор. – Он теплый! А другие?

Быстрыми торопливыми скачками телевизионщики передвигались от камня к камню, замирали на несколько секунд, прижимая ладони к морщинистым телам, чтобы через секунду так же точно приложиться к следующей громадине.

Большинство сейдов на прикосновения людей не отвечало. Мертвый каменный холод, шедший из глубины кристаллического тела, так и норовил вытянуть живое тепло из ладони, заставляя руку покрываться мелкими знобкими мурашками. Но некоторые мегалиты были теплыми! Не нагретыми, а именно теплыми, каким, единственно, может быть живое, живущее тело!

Ошарашенные этим странным открытием, Ольга с Сергеем присели передохнуть. Как раз рядом с одним из теплых камней. Рядом высились еще два. Тоже теплые. Троица создавала почти равнобедренный треугольник, по самому центру которого был выложен правильный круг из мелких розовых и белых камней. Словно цветочная клумба.

– Интересно! – подошел к «клумбе» оператор. – Смотри, кто-то эти благословенные места посещает. Круг – как по циркулю выписан! – Он попробовал приподнять один из камешков, розовый, в серых и серебристых точках вкраплений.

Несмотря на то, что камень с виду выглядел совсем невеличкой, так, типа, придорожный булыжник, у Сереги ничего с его подъемом не вышло. Озадаченный оператор приналег на бок розового упрямца, пристроил к нему другой камень, плоский. Надавил, как на рычаг. Когда розовая попка нехотя вылезла из земли, оказалось, что на поверхности присутствовала ровно половина камня. А вторая половина, вмурованная в землю, как раз и держала булыжник крепко и властно.