Текст книги "Золотая осень в хрустальном городке(СИ)"

Автор книги: Наталья Караваева Наталья

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Иван: «Ты всё стремишься сфотографировать, записать, вместо того, чтобы просто жить».

Он не живёт, видно, такой изолированной жизнью, как Таня, где каждое впечатление – сокровище, и думается – как бы его законсервировать, чтобы сохранилось подольше, до следующего отпуска.

Однажды летом Таня с мамой вышли на вырубку на горе. С неё на все стороны открывалась панорама лесов, от которой дух захватывало. Таня помнит мучительную боль оттого, что это нельзя было собрать в мешок и унести с собой, заготовить впрок, как солят грибы, сделать собственностью, соединить четыре стороны света в одно сжатое впечатление.

Она сказала со вздохом: «Да, лучше не прикасаться к жизни, если не умеешь изображать её».

Остальные, обнявшись попарно, слушали их с почтительным удивлением: «Во дают...»

Ему, конечно, было обидно, что он не может, как другие, сидеть с Таней в обнимку. Он поднял руку, долго-долго нёс её над Таней (она сидела, притихнув и уставившись на руку) и, убив комара на правой её руке (а сидел он слева) изо всех сил сжал эту правую руку.

Таня потупилась: «Ваня, я сама буду убивать на себе комаров».

Мальчишки стали мечтать о том, как сядут в поезд и поедут.

Ваня: «Я буду рассказывать сексуальные анекдоты, Боря кричать петухом, а Слава дико хохотать».

Слова из Вани лились рекой, и хотя подчас это звучало неприлично, но всегда складно.

Приехал Юрий Николаевич и велел идти на шоссе. Ваня спросил: «Так я возьму узелок, чтобы был повод опять встретиться?», – и Таня согласилась.

Он показал Тане на кофточку в сетке, которую поднял со скамейки и повесил на ручку калитки, усаживаясь рядом со Таней: «С этой кофточкой я танцевал вчера».

Он сказал это так проникновенно, как будто это был лучший эпизод в его жизни, а Таня была мужчиной – кофточка была не её.

Тут вышла хорошенькая блондинка, и отругала его за то, что он повесил сетку ненадёжно: «Кто это так сообразил повесить сетку? Ваня, конечно?»

На блондинке были ослепительно белые брюки самого модного фасона, о которых женщина только могла мечтать. Тане вдруг тоже захотелось похохмить, и она заявила милой девушке: «Между прочим, Ваня – мой друг, а я кандидат в мастера спорта по джиу-джитсу, так что прошу с ним повежливее». Все засмеялись.

Иван: «Ты о вещах не беспокойся. Ты не представляешь, до какой степени мне важно вернуть их тебе. Я за твой узел больше, чем ты, переживаю».

Вдалеке показался автобус – Икарус. Ваня сказал, мрачно сверля её глазами: «Ну, с тобой мы не прощаемся, встретимся завтра».

Ослепительная блондинка Ланка подбежала к нему и хотела поцеловать, а он покраснел и нырнул в группу мальчишек. Таня сердито отвернулась, а потом повернулась опять и увидела, что он целует Ланке руку, а потом сразу лезет в автобус.

Таня возвращалась в Москву. Автобус мчался мимо прудов, над которыми клубился розовый рассветный туман. Небо сияло. С высоты мостов и развязок золотились леса и извивы речек. Вспоминались храмы Владимира и засолка грибов дома у Ланки.

Приехала и завалилась спать. Проснулась в полдень с дурной головой. Всё остальное происходило в тот день будто в полусне. Когда спала, не переставала думать, что скажет Ване, когда позвонит ему и назначит встречу. Основным чувством был страх. Как от Вани отвязаться? Вдруг увидит соседка? Вдруг у неё ничего не получится, и он всё-таки пройдёт с ней по двору на глазах у всех и войдёт в их с мамой квартиру?

Вдруг он потом будет приходить сюда во время своих приездов и всем рассказывать, что он – Танин жених?

6 Встреча на автобусной остановке

Наконец она решилась и пошла не к самой близкой соседке, а к дальней в первый раз в жизни звонить парню по телефону.

Дозвонившись, попросила позвать Ваню.

Голос в трубке: "Это я".

Он, наверно, сидел у телефона и ждал.

Она: «Это Таня».

Он (радостно): "Как доехала?"

Таня: "Уж-ж-жасно... Может, завтра встретимся?"

"Я уезжаю завтра".

Таня (не скрывая радости): "Да?! Ну, я приду провожать тебя на вокзал".

"Нет, я сам подвезу вещи. Как к тебе доехать? Тьфу, карандаша нет, подожди минутку".

Он волновался, торопился...

Таня (жалобно): "Мне неудобно, встретимся у метро ВДНХ?"

"Нет, ничего, я привезу".

После того, как она рассказала дорогу, он спросил, как долго до неё ехать.

"Откуда?"

"От Лермонтовской. 40мин? Так долго? Жди меня в 7 вечера на остановке".

Таня положила трубку, дрожа от волнения, и никак не могла проснуться. Побежала в магазин за тортом, конфетами и мороженым для коктейля. Таней овладел азарт хозяйки. Очень хотелось встретить его хорошо, угостить. Наговориться всласть, но чтобы никто не видел.

Соседка каким-то шестым чувством почуяла что-то и пришла спросить, не ждут ли кого. Таня чуть не умерла со страха. Бил озноб, мысли путались. Казалось, что часы идут слишком медленно. И ещё казалось, что они не расстаются с Ваней, всё только начинается, и Ваня – не Ваня вовсе. А собирательный образ мужчины, которого она так долго ждала.

Пошла на остановку заранее. Стоя спала и волновалась. Начало казаться, что он вообще никогда не приедет. Она просто жаждала его видеть, встречая каждый автобус. И вот он вышел и пошёл в обход толпы на остановке.

Лицо сумрачное, в руках сетка. Таня была рада, что дождалась, и подошла к нему, сияя.

Он сказал: "На", – и сделал шаг к дому-башне.

Таня: "Не туда. Сюда. Пошли есть торт" (с наигранной весёлостью).

"Какой торт?"

"Шоколадный".

"Где у вас автобусы в другую сторону?", – и порывается перейти дорогу.

"Не здесь. Пошли".

Он взял у Тани сетку, и они перешли шоссе у бокового дома.

Таня: «Что, надоела Москва?»

Он не мог ответить: "Нет, мне не надоела Москва и не надоела ты. Я хотел бы жить здесь!"

Он поколебался и ответил: "Собственно говоря, да!"

Таня сказала, грустно вздохнув: "Лето здесь уже кончилось. Ещё будут ясные дни, но холодные. А мама там кабачки жарит, она очень вкусно их готовит. Неужели ты не хочешь их попробовать?".

"Некогда".

У Тани заплетались ноги, пошатывало, и он поддержал её, на мгновение прикоснувшись к боку, как фигуристы иногда останавливают партнёрш. Таня была поражена его фамильярностью – в Гусе он такого себе не позволял, – и резко отодвинулась. Наверно, кто-нибудь смотрел на них – он любит работать на публику.

Он: «Я в сандалетах. Ты заметила, как я одет?»

Таня: (притворно-равнодушно): "Да".

Он был одет здорово и казался довольно высоким, неплохо сложенным парнем. Особенно хороши были стройные ноги. На нём была белая водолазка и чёрный костюм. Идти рядом с ним было приятно.

Таня: «У тебя ноги промокнут в штиблетах»

"Хорошо, что ты взяла зонтик".

Она: «А кроме кабачков у меня будет коктейль... ну, арбузом тебя не удивишь...слушай, неужели у вас в Ташкенте вот так принимают гостей, как ты меня вынуждаешь?»

"Я не знаю, как принимают у нас в Ташкенте, я знаю, как я принимаю"

Таня: "Вот сюда", – и подтолкнула его к калитке, ведущей во двор.

Он: "Куда ты меня ведёшь? Вон оттуда выезжают автобусы. Мне, наверно, туда надо".

Она(виновато глядя в глаза): "Ну, может, ты тут постоишь, а я тебе вынесу что-нибудь?"

Он чуть не расплакался, смеясь: "Сухим пайком, что ли?"

Действительно, глупость. Пошли на угол к остановке.

«А я маме о тебе сегодня целый день рассказываю».

"Ну, значит, она знает обо мне больше, чем я сам о себе знаю".

Таня: (тихо, жалея): "Я не знаю тебя".

Она шла впереди, опустив голову и засунув руку в карман плаща.

"Не знаю, что бы я делала без тебя эти десять дней"

Он (не поверив): "Ну, это уж слишком!"

Она сказала огорчённо и испуганно: "Какой ты злой сегодня".

Хотелось расстаться по-хорошему.

Он повесил сетку на сучок дерева. Потом по дороге на автобус и с автобуса она часто смотрела на этот сучок и думала: «Было или не было?», – как в песне Новеллы Матвеевой про след от гвоздя.

Он встал у дерева и спросил: «Складной?»

Она стояла, задумчиво уставившись на него, и не сразу поняла смысл вопроса. Он перебил её мысли и, досадливо поморщившись, она пробормотала: «складной» и уже потом поняла, что он спрашивает про зонт и, наконец, удивилась, вытаращив глаза: «Как он может сейчас спрашивать о такой чепухе?»

Он отошёл от дерева. Наверно, капало, деревце было тоненькое, и шёл дождь. Встал с другой стороны. Таня боялась, что он промокнет в лучшем, наверно, костюме и штиблетах из-за неё и её грязного белья, и что она его задерживает. Поэтому она всё заглядывала за его спину, не идёт ли автобус, держа над ним зонтик. От него слегка пахло вином.

Она: «Мне совестно было тебя беспокоить, ты мог бы прислать посылку».

Он: "Я так и не прочёл твоего дневника, он меня так заинтриговал..."

"А там и не было никакого дневника – библиотечная книга и так, по мелочам".

"Интриганка ты..."

"Да..."

Она подняла на него глаза и увидела, какой у него измученный вид. Сначала-то он хотел его скрыть от Тани.

Он тонко улыбнулся: «А ты всё та же, как я увидел тебя в первый раз, в капюшончике...»

Таня (надув губы): "Ты заставил меня снять его".

Он (с обезоруживающей теплотой): "Я думал, под ним ничего нет. А у тебя, оказывается, было кое-что на голове".

Тут её совсем разобрало. Она стояла и смотрела на него во все глаза, стараясь запомнить его лицо: тщательную чёлку, голубовато-серые глаза, длинный нос, узкий рот. На щеках прыщи. Она как будто провела по его лицу мягкой тряпочкой.

Смотрели глаза в глаза. Из неё что-то полезло наружу, боль и нежность. Пришлось изо всех сил заталкивать обратно.

Он: «Я думал о тебе хуже».

У неё на лице появилось вопросительное выражение. Вот это было то, что её интересовало в последний вечер. Что он думал о ней на самом деле, отвлекаясь от словесной шелухи об "идеалах" и "звёздах"? Она ведь не напрашивалась на те глупости, которые он говорил. И какой нормальный человек думает сам о себе, что он – идеал?

Она всё чаще заглядывала, нет ли автобуса, вытянув над ним руку с зонтом. Они увидели автобус, когда он уже был на остановке. Он крепко и нежно сжал её руку с зонтом и, сделав над собой усилие и даже не взглянув, нет ли на улице машин, бросился через дорогу к автобусу. Она судорожно стала снимать с узелка его сетку, у неё не получалось, и она бросилась за ним. Он стоял в автобусе у входа.

«Счастливо!»

Он (резко, с горечью): "Прощай".

Она побледнела и покачнулась.

Автобус тронулся.

Уходя с остановки, она закрыла зонт и ссутулилась. Дождь продолжал моросить.

Последние несколько дней, когда он ещё был в Москве, ей стоило больших усилий не звонить ему. Ей было плохо, что-то вроде гриппа. Не могла думать ни о ком, кроме Вани. Увидит на улице темноволосого парнишку – Ваню напоминает. Вспоминала, что он любит, что не любит, как улыбался и что говорил.

7 Приехал зимой

Каникулы кончились. 8 февраля. Вечер. Таня поняла, что Иван не приедет.

Утром, нечесаная, завтракала. Шаги на лестнице. Звонок. Ваня. Чуть не села на пол. Одна в квартире. Огорчена. Поставила стул в дверях комнаты: "Садись. Я же тебе написала такое письмо!".

"Очень хорошее письмо"

Над письмом Таня долго думала, переживала, как бы не обидеть. А он всё равно приехал.

Ушла на кухню. Хлеб с маслом в горло не лез. Таня чуть не поперхнулась. Вышла: «У меня как раз не убрано!»

Он сидел в клетчатом пальто и улыбался. Таня взяла яблоко и вышла в коридор: «Зачем ты носишь яркое пальто? За версту видно – тебя мучит комплекс неполноценности!»

«За что ты сердишься?»

"Да я не сержусь, я очень благодарна".

"За что?"

"Ну, вообще. Да, раз уж ты пришёл, тебя надо напоить чаем".

Таня дала ему чашку и конфету.

Он: "У тебя дрожат руки"

"Они всегда дрожат. Зачем ты пришёл? Во дворе могли увидеть, что ты идёшь сюда".

Он: "Не знаю, ко мне приходят в гости, и я никого не боюсь".

"Так ты же мужик. Мужик ты или нет?"

Он: "Да, меня встретила какая-то бабуля".

Он допивал чай, стараясь оттянуть уход. Таня стояла и ждала.

Он: "Я замёрз. Можно, я посижу у тебя немного?"

"Немного. Что же делать? Ты – гость Москвы, надо показать Ленинские горы, что ли?"

Он: «Зачем ты мне адрес-то дала?»

"Иначе не принимали заказное письмо".

"А раньше, в Гусь-Хрустальном?"

"Не знаю, не верь женщинам. Ну как, удалось жениться?".

"Если бы и женился, тебе бы не сказал".

"Ну, Иван, иди, но никому не попадайся на глаза, а встретимся на автобусной остановке".

"Может, лучше на метро ВДНХ?"

"Не знаю, ну ладно, пусть".

8 В метро

Таня долго копалась, боялась и надеялась, что он не дождётся. На ВДНХ, на платформе метро, он, увидев её, не улыбнулся.

В метро на эскалаторе он вспоминал о ташкентском землетрясении. Таня рассказала об ашхабадском землетрясении – её мама оттуда родом, – и об отце – офицере, моряке, с которым мама развелась.

Он: «Теперь я понимаю...»

"Ничего ты не понимаешь!"

В вагоне Таня возмущалась: "Я о тебе заботилась, прислала фотографии к концу сессии..."

"Они пришли к началу".

"Что сдавали?"

Он перечислил.

Таня: "Всё – мура, кроме микробиологии".

Он: «Техника канализации тоже неплохо. Ты, вероятно, имеешь такое же представление о микробиологии, как я – о психологии».

Таня: "Ты думаешь, я что-нибудь понимаю в психологии? Я вообще не печаталась".

"Я бы на месте редакторов обязательно тебя напечатал".

При выходе с эскалатора он напомнил Тане один фельетон в Литературной газете о качествах идеального жениха и добавил: «Слава Богу, что я не такой».

Таня: "Почему же? Было бы неплохо".

Вошли в вагон.

Он: "Ты себя причисляешь к оригинальным людям?"

Таня пожала плечами.

Он: "Скромничаешь".

Таня: «Как тебе наша квартира?»

"Да я её не разглядел, ты же меня посадила спиной к комнате".

Таня: "У нас тесно, как в мебельном магазине. Недавно купила трюмо – давно мечтала, – и пришлось пока рядом со шкафом поставить, два зеркала рядом, мы с мамой в первую ночь спать не могли".

"Вы живёте втроём? Ты, мать и отец?"

"Нет, вдвоём".

«Это ничего, я однажды видел такую же квартиру, там жили ещё две сестры».

«Ты не устал?»

"А что сделать? Потолок покрасить, пол помыть?"

"У нас линолеум".

«Какие мужчины тебе нравятся?»

"Взрослые и храбрые"

11 Ленгоры

Приехали на Ленинские горы.

Таня: «Я восхищаюсь, когда другие умеют то, чего не умею я. Смотри, как красиво прыгают с трамплина».

Он: "Хоть бы кто-нибудь свалился".

Таня: «Почему ты не храбрый?»

Иван: "Ты видела ножевые раны? Ты видела, как дерутся не в кино? Тебя били? Ты видела людей, привезённых из милиции? Ты знаешь, какие они? Шпана лучше".

Откуда такие знания у мальчика?

Таня: "Но ты ведь дал пощёчину кому-то на хлопке?"

Иван: "Меня за это хотели из института выгнать. Я думал – какой-то пацан обижает студентку. Оказалось – к ней пристал преподаватель. Мама в нашем институте преподаёт марксизм– ленинизм. Она пошла и сказала кому надо: "Он защищал свою девочку. А на самом деле девочки не было".

Тане подумалось, и не без оснований, что девочка была.

Таня: «Как же ты с друзьями нехорошо поступил на хлопке – дал пощёчину, послал драться, а сам только управлял?»

«Ты ничего не понимаешь! Это называется страховка. Я начал, а они меня страховали. Я бы хотел тебя познакомить с моими ребятами».

Таня: «А вообще узбеки красивые – высокие широкоплечие, прекрасно сложенные, с большими коровьими глазами, с густыми волосами...»

Он (с сочувствием): «Нет, акселерация коснулась только Европы, туда она ещё не дошла».

Таня: «Ну, тогда не надо. А вообще, Ваня, что это ты меня кому-то уступаешь? Что я тебе, не нравлюсь, что ли?»

Он: "Ну вот..."

Потом понял, что она смеётся.

Иван фотографировал Таню на смотровой площадке: «Я сделаю твой портрет»

Таня: "У тебя как со временем?"

"У тебя были дела?"

"Дела всегда есть".

Он, кажется, обрадовался. Собирался в каникулы ехать на Памир. Таня тоже хотела бы, но отпуск не скоро.

Говорили взволнованно, как будто это было важно, о Моцарте, философии и философической девице, знакомством с которой он хвастался Тане в Гусе. Он, оказывается, забыл, что хвастался. Таня помнила, потому что записала о том, что он с той девицей говорил, в свой дневник.

Иван: «Это мне надо завести дневник. А ещё что я говорил?»

И тут же он начал рассказывать о ташкентских воронах. Он пугал их, возвращаясь в два часа ночи от девчонки. Они бросали в него своим помётом.

Навстречу им на фоне ослепительно– белого снега царственно шагал бархатно-чёрный дог. Он понимал Таню, Ваню и весь окружающий мир, но на всё смотрел с высоты своего величия. Даже пейзаж, открывавшийся со смотровой площадки, оставлял его снисходительно-равнодушным.

Таня почти закричала, что хотела бы так сфотографировать этого пса, чтобы все почувствовали восторг от его великолепия.

«Я могу тебя научить», – просто сказал Иван.

Таня пожаловалась, что сшила первое в своей жизни пальто с белой норкой. Итальянское красное сукно, сшито в ателье... Вышла на улицу и увидела, что ей навстречу идёт толпа женщин в красных пальто из итальянского сукна с белыми норковыми воротниками той же формы. Оглянулась – и за спиной то же, только у некоторых сукно зелёное.

«Я бы тебя ни с кем не спутал», – признался Ваня.

Вышли на мост над Москвой – рекой. Шёл ледокол. Иван фотографировал. С берега доносилась латиноамериканская музыка.

Вспомнилось, как Таня с дядей танцевали под неё, а потом его дочь вышла замуж за грубияна, и дядя вскоре умер. Таня не стала об этом рассказывать, а спросила, какую музыку любит Иван. Индийскую любит? Они с мамой любят индийскую.

Ваня ответил, что ему нравится композитор Шварц, а из индийского он любит поэзию. Начал читать стихотворения Рабиндраната Тагора. Одно, другое... Память у него была отличная и Тагора Таня всегда любила. Потом читал Пушкина.

Когда замолчал, Таня сообщила, что когда они с подругой заканчивают прогулку, та спрашивает: «Ну как, понравилось?»

"Ну как, понравилось?", – улыбнулся он.

"Ты не замёрз?"

"Я мазохист и люблю, когда холодно".

Тане хотелось согреть ему руки, но что-то удерживало.

10 Обед на улице Горького

Поехали обедать на улицу Горького. Таня спросила, не пробовал ли он узнавать адреса в справочном киоске незамужних женщин по 5 руб за адрес. Он стоически молчал.

В диетке много народу.

На них уставилась женщина в модном жилете из тонкой шерсти. Они действительно производили странное впечатление: не то мама с сыном, не то старшая сестра с братом. Мама высокая, спортивная, неулыбчивая. Сынок смешливый, щупловатый. К женщине в жилете приблизился мужчина и они покинули поле зрения Тани.

Иван об этой паре: «Какая страсть».

Таня: "А? Где?"

Ваня настоял, что угощать будет он. Обед быстро был съеден, и они отправились гулять по улице дальше.

Татьяна продолжала вредничать: «Ты что-то раскапризничался. У тебя и телефон, и адрес мой, я вся тут – чего тебе ещё?»

«Ну, не тебе говорить о капризах. Как ты могла думать, что я приехал к тебе из-за прописки? Я бы минуту не смог пробыть рядом с таким человеком».

Таня: "Зайдём выпьем кофе".

Неожиданно для себя Таня заявила: "А ты знаешь, я рада, что ты приехал"

Иван съел две булки, Таня – пирожное. Руки негде было вымыть, и Таня брезгливо держала пирожное с помощью куска газеты. Он посмотрел на неё с жалостью и сообщил, что на руках есть защитная микрофлора. Сказал, что вчера сдал экзамены и прилетел в Москву в час ночи сегодня. Пришёл к Тане голодный.

Таня поахала. Иван подобрел. Начал хохмить. Таня уговаривала его не уезжать в Израиль.

«Я не уеду».

Поднимались по лестнице из перехода. Мимо буквально взлетел спортсмен.

Таня: "Это привычка – лыжники на тягунах ускоряются. Я хотела тебе написать : 27 <–>18".

«В какую сторону стрелка? Когда ты врала – когда говорила, что купила торт или когда не хотела впускать?»

Бедный парень! Он не мог забыть, что в квартире Тани ждёт его торт, а он полуголодный бродит по зимним улицам. Они доложили друг другу, что у каждого из них болит сердце.

Таня: «Я мало двигаюсь. На работе поднимаюсь без лифта на 7-ой этаж. Если добудешь на Памире мумиё...»

Иван: «Подарю в детский сад. Чтобы симпатичная воспитательница с ложечки...»

Ему хотелось ласки.

«Так бы и сказал, что хочешь в детский сад».

"Помнишь наш идиотский бег трусцой по лесу в Гусе? Я испортил сердце".

«Ну да, подумалось Тане, то-то ты на Памир собрался... Что там делать с больным сердцем?».

Уходя, Таня оглянулась – он сидел опустив голову.

11 Таня позвонила сама

Вечером она почувствовала, что не может не позвонить – он ведь сказал, что она в какой-то мере причина его приезда в Москву. А теперь она его выставила, и он или скучает, или развратничает.

На работе Таня посоветовалась: выходить замуж? Умная красивая еврейка произнесла ключевые слова, важные для Тани: «Куда же она денется от своей мамочки?». Произнесла после того, как рассмотрела Таню с Ваней на фотографии. Похоже, ей Иван приглянулся.

Звонила от портнихи. «Это Ваня?»

"Да" (хрипло – может, спал).

"А я кто?"

"Какое это имеет значение?" ( с привычной, слегка наигранной печалью):

"Он уж не влюблялся,

А волочился как-нибудь,

Откажут – мигом утешался,

Изменят – рад был отдохнуть"

"А всё-таки?"

"Не знаю..." (не уверенно, с испугом).

"Ну, тогда наш разговор на этом и кончится" (твёрдо, капризно, с огорчением).

Он: "Таня?" (с надеждой, удивлением, не может быть).

"Да, я!" (радостно).

"Никак не думал, что ты позвонишь! А я скучаю. Вчерашний день провёл совершенно бездарно. Был в гостях у Миши. Но мне не понравилось, как он меня принимал. Я не знаю, когда к нам приходит кто-нибудь, мама кормит их тем же, чем обычно нас. А тут столько всего понаставили, что было неудобно. И вообще обхаживал меня".

Он (насмешливо): «Мне больше понравилось, как ты меня принимала».

"Ой, неудобно вспоминать. Меня уже мама отругала" (он, кажется, удивился).

«Я больше так не буду».

«Нет, я рассчитываю прожить 30 лет, за это время ты не изменишься. У меня тут было несколько запасных вариантов, но нигде ничего не получилось».

Таня издала звук, изображающий ревнивое удовлетворение и удивление такой, мягко говоря, откровенности.

"Гуляй больше по Москве. Может, купишь билеты в театр. Посмотри Третьяковку и Пушкинский музей. Пройди по Новому Арбату. Посмотри фильм «Как украсть миллион» и «Романс о влюблённых»

Он: «Может, вместе сходим?»

«Нет, я уже смотрела, и потом больше двух недель болела гриппом. Среди дня меньше народу и не так душно. Ты что мне наврал, Пушкин умер за 30 лет до Тагора?».

Он безудержно рассмеялся: «Хорошо, что ты позвонила. Я сидел и скучал. На чужой сторонушке рад своей воронушке». (с оттенком вредности, с мягким подчёркнутым "р", по-кошачьи ласково).

В ответ Таня расхохоталась так, будто ей рассказали неприличный анекдот.

«Лыжи я достал. Думал, с Андреем будем кататься, но если ты появилась – всё...»

12 Билет в театр и прогулка на лыжах

На следующий день Таня встала в 8 утра. К телефону никто не подошёл. Всё время думала только о Ване. Ждала, что позвонит на работу и скажет, что купил билеты в театр. Вздрагивала от каждого звонка.

Купила сама билеты во Дворец Съездов на «Ивана Сусанина» и начала казниться, приглашать его или нет. За:

– в первый раз в жизни не с девчонкой в театр, а с парнем,

– показала бы ему Кремль и Дворец Съездов

– блеснула бы лучшим платьем.

Против:

– не одеть туфель на каблуках (они одного роста)

– неприлично приглашать самой

– не надо развивать эту никуда не идущую дружбу и дурачить саму себя.

Но, мучась таким образом, Таня жила полной жизнью. Сердце не болело, отчего-то было радостно, и даже безнадёжность была мила.

Он позвонил через два дня, в пятницу, в 16.45.

"Таня?"

"Да. ( напряжённо, почти сердито, как отец – Болконский, провожая сына на войну).

"Это я".

"Здравствуй".

"Ну как?"

"Алло, алло...Метро ВДНХ, в 10час у эскалатора наверх!", – и гордо пошла на своё место под взглядами сотрудниц. Одно ухо у Тани горело, руки тряслись.

В этот же день вечером позвонила Ване, а его не было дома. Родственник, у которого он остановился – любопытный старикашка, – спросил, как её зовут, и сказал, что Ваня ушёл гулять с приятелем. Таня попросила передать, чтобы он надел на лыжную прогулку тёплую курточку – там будет сильный ветер.

Таня спала крепко. Утром следующего дня валялась в постели и думала: «Если опоздаю – ничего страшного, подождёт». Встала поздно. Красить глаза тушью уже некогда было – только тенями ограничилась.

Опаздывала. Бежать было неудобно, и идти спокойно нельзя. Бегом спустилась вниз по эскалатору, предчувствуя неудачу – Вани там не было. Мимо прошли пассажиры пяти поездов, с интересом разглядывая Таню. Было неловко и обидно: простуженная, согласилась кататься на лыжах, а его и нет. Вот и всё.

Совершенно не в себе, поднялась по эскалатору наверх, гадая, что могло случиться и что теперь делать – ехать домой или одной покататься?

Наверху никого не увидела – может, потому, что слишком волновалась. Поехала вниз. Совершенно убитая, не стала дожидаться пассажиров следующего поезда, который только что подошёл к перрону.

И тут она увидела спускающегося навстречу Ваню. Даже не очень обрадовалась. Он был ссутулен, в слишком большой вязаной шапке. Таня тоже после волнений выглядела не лучшим образом. Увидев его, она постаралась улыбнуться побеззаботнее, и судорожно показала кулаком вверх. Он спокойно кивнул головой, словно Таня в третий раз попросила его сходить за хлебом.

Встала наверху, изо всех сил стараясь выглядеть не слишком взволнованной. Вышли холодные, настороженные и молчали.

Таня: «Ты неправильно держишь лыжи». (Он держал их за распорку).

Он: "Одни говорят так, другие иначе".

Шли мимо цветочного рынка.

"У вас в Ташкенте сейчас есть цветы?"

Он: "Сейчас, наверно, нет".

"А когда появляются?"

"Когда зацветают тюльпаны".

"Тебе нравится моя белая шерстяная шапка? У меня к ней ещё есть шарф и рукавицы".

Они стояли и молча рассматривали друг друга, ожидая трамвая.

Иван (с нежностью): "Какой у тебя жалкий, обиженный, измученный вид. Лихорадка в углу рта. Синяки под глазами".

Таня улыбнулась и предложила: "Давай сядем в этот трамвай".

Сели, и она почувствовала, что у него изо рта пахнет перегаром. Сначала думала, что не от него. Нет, от него. Они поженятся, будут жить с мамой в крохотной однокомнатной квартире, он будет пить и плохо влиять на ребёнка. Как они будут делить квартиру при разводе?

Когда Таня была маленькой, они десять лет скитались по съёмным комнатам. Мама работала в две смены учительницей в мужской школе, а вечером в школе рабочей молодёжи. Ложилась в час, вставала в пять. Через десять лет такой жизни дали комнату при новой школе с условием, что она станет заведующей учебной частью.

Потом переселили в однокомнатную квартиру. И эта квартира превратится в два чемодана в разных районах? Сама Таня на жильё никогда не заработает.

А заработает ли она, чтобы кормить, учить, лечить и одеть ребёнка?

Человек, который никогда не жил в крошечной комнатушке, никогда не поймёт того, кто в ней жил.

Таня стала оправдываться, почему выглядит утомлённой: «Я из породы сов, и когда бы ни легла, мне надо поспать утром».

Он: "Ты из породы орлиц".

Он удивился, что у неё странно покрашены тенями глаза – не все.

Таня (вызывающе): "Не нравится?"

Он: «Я теперь стал осторожнее. Летом я над девицей– философом издевался, что она носит валик на голове, а приехал в Ташкент – девицы из-за них с ума сходят».

"Ну, а сейчас она что носит?"

Он: "А я у неё сейчас не был" (меня не собъешь).

«Ты показывал мои фотографии в Ташкенте?»

"Да, и они сразу тебя нашли".

Тане хотелось спросить, показывал ли он фотографии своей маме, но было неудобно.

Вышли из трамвая, и пошли к лесу.

Он: «Смотри, какой симпатичный ребёнок!» Таня взглянула и отвернулась.

Он: "Ты плачешь?"

"Это от ветра".

Вышли на открытое поле. Холодная позёмка.

Сзади тоскливо тащилась одинокая девица в ярко-красном костюме. Тане было приятно, что на этот раз она не одна. Красный цвет – цвет любви или желания любви? В Гусь-Хрустальный Таня приехала в красных резиновых сапогах. Почему? Чтобы привлечь внимание?

Она: «Когда уезжаешь?»

"Во вторник. У меня в понедельник дядя приезжает, а в комнате страшно накурено – за месяц не проветришь. Что делать?"

"Сделай так, чтобы сбежало молоко".

"Это мысль".

Ёлки были красиво запорошены. Она попросила их снять. Он сфотографировал ещё какое-то странное дерево, а до этого – Таню на фоне укутанной снегом сосны. Она силилась улыбнуться – он показал, как надо – неожиданно чистая детская улыбка.

Дома Таня заготовила фразы о том, что сначала хотели пожениться, а потом решили остаться друзьями. И насчёт того, чтобы он окончил институт. Но как-то речь не зашла.

Таня побежала вперёд. Он смотрел ей в спину. Вышли на холмистую опушку. Ваня скатился с горки и упал на фотоаппарат. Признался, что больше всего этого боялся.

«Ты устал?»

"Я ещё могу..."

Таня (улыбаясь снисходительно): "Ладно, поворачивай..."

Он засиял в ответ.

Вышли на поле. Выяснилось, что оба любят кашу с тыквой и мёдом.

Говорили о розах и тыквах – их аромате и как хорошо они получаются вместе на цветных слайдах. Он приглашал Таню в Ташкент. Сказал, что повезёт на Чимган – там снег и тепло.

«Ваня, здесь надо свернуть».

Он шёл по дороге, и по его спине было видно, что он злится на неё за свою усталость.

"Мы идём домой".

Он повернул. Сказал, что у него всё плывёт перед глазами.

Он: "Я приеду в Москву летом. Детей, жену с собой, если будут, не возьму.

У меня все девчонки такие хулиганки: на деревья залезут, снежками кидаются, живые..."

"А я что, не живая?"

Таня осознала, что в глазах этого весёлого мальчишки выглядит занудой.

Он: «А я сразу, когда ты позвонила, понял, что это ты. Другим просто всё равно, встречаюсь я ещё с кем-то или нет. Ты могла бы меня разыграть – назваться другим именем. Тебя мама как-то неправильно воспитала. Я бы хотел с ней познакомиться».

«В каком году ты кончишь институт?»

"В 1979-ом".

"Как раз перед Олимпиадой".

"Я буду специалистом по помойкам. Каждый находит себе хлеб с маслом в определённом месте. Я – на помойке".

Таня: «Ну, побежали?»

"Я бы отсюда никуда не уходил. Так бы и стоял, говорил. Ты мне нравишься".

Таня: «Солнце вышло».

"Где? Я не заметил.

Таня увязывала лыжи и совсем на время о нём забыла. Потом повернулась – а он прямо как-то в лице переменился.

Таня: "Ты что?"

"Руки замёрзли".

И Таня замёрзла, бежала почти сердитая. Навстречу парень идёт и чему-то улыбается. Обернулась – догоняет Ваня, в каждой руке по лыжам. Так и пошла дальше, а он нёс лыжи.

Сели в трамвай.

Иван сказал, что соскучился по блатным песням. Одна его смешила: «Прокурор на счастье и покой, о Боже мой, поднял окровавленную руку».

Таня призналась, что тоже в студенческие годы хохотала над этой песней.

Приехали к метро ВДНХ.

Иван: «Возьми мой шарф в подарок!»

"Что ты, Ваня, я не возьму!"

Он вдруг сказал: «Подожди!», – и стал расстёгивать куртку.