Текст книги "Золотая осень в хрустальном городке(СИ)"

Автор книги: Наталья Караваева Наталья

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Annotation

Наталья Я.

Наталья Я.

Золотая осень в хрустальном городке

Золотая осень в хрустальном городке 4/26/2016

1. Знакомство с Ванюшей Энке

Вчера на танцах старик обернулся и с удивлением спросил: «Девушка, почему вы не танцуете?»

Потом опять обернулся и увидел за той девушкой толпу не танцующих девушек, и Таню тоже. И опять потихоньку спросил у соседа: «Почему все эти девушки не танцуют?»

Таня жила на турбазе в старом деревянном большом доме в один этаж, больше похожем на сарай. Она ушла с одной работы, но отпросилась с новой

отдохнуть. Там ждали её с нетерпеньем, но разрешили. Она висела между двумя работами и отдыхала в городке Гусь-Хрустальный, под Владимиром, среди роскошных августовских лесов, звенящей тишины и хрустально-голубого неба, вблизи хрустального завода и его музея.

Устала на предыдущей работе ужасно, да ещё только что закончила трёхгодичные курсы английского языка. Но танцев всё равно хотелось. У неё это получалось хорошо. Таня никогда не могла натанцеваться всласть.

В комнате на турбазе стояло кроватей десять. Свободным было только узкое пространство между ними и место вокруг стола. Татьяна приехала отдыхать одна и познакомилась с соседками – Валей и Людой.

Красавчик Миша из мужской комнаты, студент «порнографического» (полиграфического на самом деле) института, как он представлялся, пригласил соседок и Таню в мужскую комнату. Ей казалось, что это неприлично, но всё-таки пошла, решив в случае чего прыгнуть из окна – там было невысоко.

Ребята угостили конфетами. Молчанье разрядил невысокий паренёк с умными голубыми глазами – спросил, почему девушки не принесли с собой вина. Это, он, наверно, так пошутил. Татьяна ответила, что они предпочитают водку – тоже пошутила.

Тот же паренёк – темноволосый, щуплый, – попытался догадаться, как кого зовут. Таня почему-то сразу представилась, и он ответил, что и так ясно, что её зовут Татьяна. Он спросил, почему она с капюшоном на голове – здесь нет дождя. Таня была не вполне причёсана, но скинула капюшон.

Чуть позже Таня вспомнила, что видела раньше голубоглазого паренька на пляже и болтала с ним. В Гусь-Хрустальном есть пляж с таким песком, что любой курорт позавидует. Он кварцевый, светлый и искрится на солнце.

Сосны то отражались в воде, то, когда возникала рябь, искры играли. Проблемы дожидались на некотором расстоянии от пляжа. Отдых.

У Тани хорошая фигура. Не слишком женственная, не слишком спортивная.

Она привыкла, что когда приходит купаться, на неё обращаются взгляды многих.

Подруга, правда, замечала, что ничего, кроме ногтей, в Тане привлекательного нет, но она была не права. А может, в чём-то и права, потому что таких изумлённых взглядов, словно случилось что-то неожиданное и неповторимое, она нигде кроме пляжа не ловила.

Так вот на этом пляже голубоглазый мальчишка к ней уже подходил, беседовал, но потом она про него забыла. Нахальный школьник.

У него была фигура школьника. Таня привыкла в институтской лыжной сборной к совсем другим мужским фигурам. С этим школьником они даже беседовали. Он предположил, что Таня – из тех подростков, которые рано входят во взрослую жизнь и поэтому рано выглядят старше своего возраста, попросту стареют.

Таня не стала убеждать его, что она давно не подросток. Сообщила, что недавно купила первый в своей жизни фотоаппарат «Смена». Он обещал научить фотографировать. Сам он, на взгляд Тани, фотографировал профессионально. Хотел сделать её портрет. Его звали Иван Энке.

Тут выяснилось, что Таня не умеет улыбаться. Она действительно была неулыбчивая, на всех портретах у неё был взгляд, как на знаменитой картине художника Васнецова, где он изобразил Ивана Грозного, со скипетром стоящего на лестнице. Оказалось, что её можно научить улыбаться, легко.

Таня просила нахального школьника больше её не приглашать,, потому что ей нравился дровосек, похожий на былинного богатыря. Льняные кудри, голубые глаза. Наверно, женат. Он был из компании, с которой приятельствовали соседки по комнате. Конечно, они не были дровосеками или лесорубами. Так их назвали соседки. Их прислали из какого-то Владимирского НИИ для шефской помощи турбазе.

Володя не стал терять времени даром и, провожая Таню с танцев, взял её на руки и понёс к двери в их домик. В домике никого не было. Таня была девушкой и не хотела терять своего статуса до замужества. Поэтому она громко захохотала в темноте и упёрлась ногами в проём двери.

Она понимала, что если позовёт на помощь, вряд ли кто откликнется. Володя тоже захохотал и несколько раз попытался внести её в дверь, не сразу осознав, в чём, собственно, загвоздка.

Тане показалось или кто-то, затаив дыханье, наблюдал за ними из темноты? Володя был достаточно разумным человеком и после трёх попыток поставил Таню на крыльцо и, продолжая хохотать, удалился. Таня вошла в домик, размышляя, стоит ли попытаться закрыть как-нибудь дверь, когда так легко можно влезть в любое окно – они были открыты. Так и не придя ни к какому решению, она на удивление крепко уснула до самого утра.

2 Парикмахерская

После смехотворного возвращения с танцев с богатырём Володей Таня не то что не хотела с ним танцевать, но он об этом сам догадался. Начальник его Таню приглашал и очень неплохо вальсировал, и Ваня осмелел и тоже приглашал её, страшно и трогательно волнуясь. У него даже куртка джинсовая промокала. Тане льстило это. Она сходила в парикмахерскую и сделала причёску, что делала исключительно редко, потому что боялась остаться совсем без волос.

Она сидела в кресле, смотрела то на себя в зеркало, то в окно, на лес и озеро, на берегу которого стояла парикмахерская. Мечталось о чём-то неопределённом и прекрасном. А ведь ей по возрасту давно надо было определиться.

3 Музей хрусталя, фотографирование и ночная прогулка

На следующий день Таня пошла в музей хрусталя и стекла. Но не одна, а с Иваном. По дороге непрерывно болтали, а в музее он неплохо сфотографировал её среди хрустального сиянья.

Он: «Мне предстоит очень трудный год».

"Ешь горячее первое на завтрак".

Он улыбнулся и продолжал: "Этот год у меня особый...".

"Может, ты предвидишь политические события – вон на Кипре беспокойно".

"Нет, события предстоят в моей личной жизни".

Таня (в полной уверенности): "Ну, жениться тебе ещё рано".

Он: "Вот! В самую точку попала!"

"Да что ты, Ваня, рано ещё! Неужели так охота? Лев Толстой говорил, что

женатые люди похожи на волов, запряжённых в одну упряжку, которые не сразу могут договориться между собой. И это такое искусство – жить семьёй и не ругаться"

Таня помнила, как навестила однокурсницу, которая недавно вышла замуж и жила в тесной треугольной комнате в коммуналке со свекровью. Было неуютно, не так должны жить молодые родители.

Или вот её двоюродная тётя вышла за человека, который каждый день хамил её родителям, а они до этого прожили всю жизнь душа в душу. Они ушли один за другим в течение года. А ведь у них была отдельная квартира из двух комнат, куда можно было разбежаться от прямого столкновения.

Возможно, у Тани психология женщины, у которой никогда не было своей комнаты. Они с мамой живут в однокомнатной квартире, которую Таня называет лифтом, а её дядя – альтернативой подворотни.

Таня вспомнила о девушке, которой он, по его же рассказам, пел: «Любви моей ты боялся зря». Ваня сообщил, что она прервала его и заявила, что он плохо поёт. Иван признался, что из-за той девушки стал тряпичником (стал думать об одежде). Потому что велели.

Таня поинтересовалась, замужем ли девушка, которой он пел эту песню. Ваня лукаво ответил, что ещё нет. Таня облегчённо вздохнула, передавая его этой девушке с рук на руки. Неспортивный, похожий на еврея. Таня ничего не имела против евреев, но ребёнка от еврея не хотела.

«Как ты думаешь, я еврейка?»

"Не знаю, наверно, еврейка, а в общем это не играет роли..."

"Вот и моя подруга, она еврейка, никак не верит, что я русская, а я – русская!". Получается, что её обвиняют во лжи? Перед глазами пронёсся Демченко, с которым её посадила для перевоспитания классная руководительница-еврейка.

Демченко любил петь ей с ненависью и брезгливостью: «Сара, Сара, где твоя гитара?». А недавний начальник Губенко – «Я по-английски объясняю или по-еврейски?»

У Тани много друзей и подруг из евреев, но она не хочет для своего ребёнка такой судьбы, чтобы его упрекали в его национальности.

И потом, она кандидат в мастера спорта по лыжам, а он, наверно, нет.

С танцев Таню интересовал вопрос: как он к ней относится? Ожидала колких замечаний, остроумных и неожиданных соображений, и вдруг он ей говорит, усаживаясь на скамью у калитки: «Ты мне нравишься. Ты мой идеал».

Это было слишком просто, совсем не интересно. Кроме того, он, наверно, думал, что она вот уже полчаса напрашивается вот именно на такие слова.

После танцев ночь казалась прекрасной несмотря ни на что. Не смотря на что? Дышалось глубоко. Тёмные сосны стояли неподвижно.

Таня сказала Ивану, захлёбываясь от восторга: «Сегодня в обед передавали Мендельсона и Генделя. Я сегодня танцевала весь вечер впервые в жизни! Я никогда так много не танцевала. Я так благодарна тебе!»

Ваня спросил с искренним удивлением: «Неужели тебе ни разу не встретился интересный человек?»

Он вдруг спросил: «Сколько тебе лет?»

"Какое это имеет значение? Хотя, вообще-то, женщине столько лет, на сколько она выглядит, верно?"

"Конечно. Я не понимаю, почему девушки не говорят о своём возрасте".

Он: "26?"

Таня: "Ну, пусть".

Он: "Сколько же?"

Таня: "27".

Замолчал, впервые он растерялся и не мог найти нужные слова. Или не хотел? Нет, ему было жалко себя, своих усилий. Это молчание было невыносимым. Тане пришлось заговорить первой: «Вот, видишь, в другой раз не будешь задавать такие вопросы».

Он: "27! У нас в компании Ниночке 24г, и то... Но ведь это 24, а 27...

Таня: "24 или 27 – не играет роли. Ты мне испортил вечер..."

Он (искренне, испуганно): "Прости, пожалуйста, прости..."

Таня: "Мне холодно. Я устала".

"А говорила, что хочешь пройти 30км. Что же ты?"

Он всё до этого жаловался, что ему холодно, видно, женщины не особенно

стеснялись обнимать его при этих словах, и он ждал привычного. А теперь стало холодно Тане. Он предложил ей свою куртку, но она отказалась.

Иван (грубо): «Замуж хочешь?»

Таня (глухо, как побеждённое животное): "Хочу".

Он (зло): "Что ж, никто не берёт?"

Таня (растерянно): "Да. Хотя нет, берут, но не те, кто нравится. У меня два жениха, но оба толстые. А я терпеть не могу толстых мужчин!"

Он (с жалостью к себе): "Мне и девятнадцати-то нет. А где знакомятся толстяки?".

Там, в Ташкенте, у него были родные, друзья, свой дом и дикий виноградник, за которым они не ухаживают. А живут они в десяти минутах от центра. Интересно было бы посмотреть его комнату, просто так.

Она вдруг предложила: "Давай поженимся и поедем жить к тебе в Ташкент?"

От неожиданности он не нашёл, что сказать.

Таня боялась, что у неё начнёт ворчать в животе, и сказала, что хочет есть.

Ваня оживился: «Пойдём, посмотрим, может, у нас остались еда и вино...»

Таня поняла его оживление верно и отказалась. Подошли к его веранде, и он вынес пиджак Миши. Вот ещё почему она отказалась от пиджака Вани, и он, наверно, понял это – боялась, что он не налезет Тане на плечи. Мишин пиджак был широкий, красивый, в светло-серую клетку. Он был свободен Тане поверх тёплой куртки.

Таня стояла у веранды, боясь подняться по ступенькам. И тут выкатился главный инструктор турбазы Юрий Николаевич на гоночном велосипеде. Прямо из темноты, из леса. Как он ехал? Он спросил, не будет ли у них шума, как в прошлую ночь, и Ваня ответил: «Раз к нам по-хорошему, то и мы по-хорошему».

Таня спросила Юрия Николаевича, нельзя ли прокатиться на его велосипеде. Он ответил: «Не сейчас», – и укатил в кромешную лесную тьму.

Ваня спросил, не пойти ли на костёр. Таня напружинилась от страха и сказала «нет», ожидая, что он схватит её за руку и потащит.

Пошли опять к скамейке. Он предложил выйти погулять вдоль шоссе. Таня со страхом вышла в калитку, будто с парашютом прыгнула. Виновато спросила: «Ведь я не кокетничала с тобой?»

Он ответил "нет".

Было темно вокруг, непривычно. Машин не было. На фоне звёздного неба маячили сосны – все разные, живописные, неповторимые.

Таня спросила, что он думает о Ланке – что она, дурочка, что ли? Это очень красивая блондинка из Гусь-Хрустального, которая влюбилась в Мишу.

Он: "Просто она не такая, как ты".

"Ну да, она настоящая женщина! Хорошо, что мы не пошли на костёр.

Я бы там на всех действовала своим выражением лица".

Дело в том, что Иван пригласил ещё накануне Таню на прощальный костёр, который устраивала их компания. Иван был там непререкаемым лидером. Когда их компания послушно куда-то шла, например, в столовую или на пляж, Иван всегда был впереди, как командир воинского подразделения.

Таня: «Миша сейчас, наверное, догрызает Ланку». Несколько дней назад Ланка появилась с обмотанной шарфом шеей – на шее были синяки от поцелуев Миши.

Он: "Да, ты права!" (с гордостью за Мишу, а может и за Ланку).

Таня: «Миша твой мне не нравится. Мне кажется, он способен на гадости».

Он: "Не знаю. Со мной Миша хорош. Надо судить о людях по тому, как они к тебе относятся. "Я к тебе хорошо отношусь?".

Таня: "Да. Вообще у вас все ребята такие... О тебе я тоже ничего хорошего не думаю".

Он (гордо): "А я среди них самый плохой".

Тане прогулка напоминала объездку лошади. Лошадью была она. Ваня ей не

нравился, но никого другого не подвернулось. Завтра они уезжают. Время от времени она взбрыкивала и лягалась, когда Ване казалось, что беседа зашла в нужное русло.

Вот одно из взбрыкиваний – Тане вздумалось описать свою внешность в карикатурном виде. Когда карикатура была закончена, Ваня какое-то время молчал. Тихо было в лесу и на шоссе и на турбазе за забором.

Они шли по асфальтовой дорожке, приближаясь к входу на территорию турбазы.

Иван вдруг сообщил, что Таня не похожа на других и поинтересовался, не хочет ли она быть как все. Таня с жаром ответила, что хочет, но не может. Попросила его рассказать о себе, а то всё про неё да про неё.

«А тебе разве интересно?»

"Да"

"А ты правда ведёшь дневник?"

«Да. Мечтаю написать хоть короткий рассказик».

"Я бы не хотел попасть в рассказ".

Опять подошли к калитке, ведущей на базу, и смотрели в черноту леса за углом, откуда начинали бегать по утрам. Он лукаво спросил: «Пошли, побегаем?»

Ну, бегать не стали, конечно. Он предложил посидеть до рассвета. Ему, наверно, хотелось, чтобы у них утром был невыспавшийся вид.

Таню удивило, что он ни разу не заметил, что она выглядит моложе своих лет. Ей все и всегда это говорили. Вместо этого он предложил ей закурить и поинтересовался, неужели она никогда не была замужем. Таня ответила, что не курит и он тоже.

«Неужели не видно, что не была замужем. И зачем тебе знать?»

"Чтобы не волноваться".

Таней окончательно овладела сонливость. Она оперлась на руку Вани и почувствовала, как он дрожит всем телом.

Они вплыли в калитку и торжественно дотащились до крыльца. Он был зол. Таня поднялась по ступенькам и повернулась закрыть дверь. Он стоял. У него было выжидающее выражение лица, будто он ещё думал, что она вернётся к нему. Глаза его горели.

В комнате на кровати соседки лежал её друг. Таня тихо ойкнула: «Кто это?»

Они рассмеялись, и Таня тоже, и, схватив умывальные принадлежности, убежала. Она даже забыла посмотреть, стоит ли Ваня у крыльца – кажется, нет. Когда она умылась, друга в комнате уже не было.

4. Прощанье

Утром Иван встретился у входа в столовую – перетянут полотенцем, чтобы подчеркнуть тонкую талию. Глаза воспалённые. Вид у него был деланно весёлый.

Он, правда, говорил, что как пришёл, так сразу и заснул, а когда проснулся, вокруг него сидели парни. А они утверждали, что он, похоже, совсем не спал.

Таня, как обычно, сделала утреннюю зарядку и пробежалась.

Соседки Тани по комнате попросили её сфотографировать их с лесорубами. Она всегда была рада, когда кому-нибудь нужна. Позвала Ваню. Ведь это он несколько дней назад научил её фотографировать.

Проснулась самая красивая девушка Гусь-Хрустального Ланка и Ваня фотографировал и её. Тане казалось, что это ей безразлично, но Ваня вдруг спросил: «Что, я перевожу слишком много плёнки на Ланку?» Она и вправду была хороша – светловолосая, голубоглазая, стройная.

После этого никто кроме Тани в объектив не попадал. Сделали им и парный портрет. Она боялась, что явной будет разница в росте, он это понял и сел перед ней по-турецки. Соседке подумалось, что он обижен, и она взъерошила ему волосы на голове.

«Не надо, вошек растревожишь», – отозвался Иван.

Плёнка кончилась, а на Таню нашла какая-то нежность к Ваньке, прямо при всех. Она талдычила, что надо его сфотографировать на турнике и с гитарой, а он отказывался, говоря, что похож на портрет Дориана Грея.

Таня боялась, что последний кадр на плёнке не получится, ей казалось, что если у неё не будет его портрета, это будет ужасно. Поэтому она стояла не дыша, когда он пилил прилив в фотоаппарате, чтобы вставить новую кассету.

Олежка, маленький рыцарь Ланы, сидел и наблюдал за ними с огромным интересом. Ваня поднял на неё глаза и заявил: «То, что в первый раз происходит как трагедия, повторяется как фарс». Таня это поняла так, что ему не в первый раз приходится пилить приливы в фотоаппаратах для девушки.

С его стороны было невежливо заявлять такие вещи, не объясняя, и, возревновав к его находкинским знакомым (ездил в стройотряд), Таня разозлилась: «Я не знаю, о чём ты говоришь», и пошла искать ему что-то для успешного пиления.

Все обменивались адресами. Ваня сообщил, что адреса московских девчонок в Ташкенте ценятся по 5руб за штуку. Таня задумчиво соврала, что может быть через неделю приедет в Ташкент.

Иван обрадовался: «Приезжай! Дынь наешься – смотреть не будешь!» Ехать вот так... И аккуратно переписал все трамваи, которыми к нему ехать. К адресу приписал: «Энке Ваня»: «Я ещё долго буду Ваня...», сказал он вроде бы огорчённо, но с тайной гордостью.

Ланка, – она, как и Иван, училась в медицинском, назвала какой-то мудрёный предмет и спросила – неужели он сдавал его без шпаргалок? Он кивнул, и все просияли. Что Таня-то просияла – не понятно.

Рая, подруга Ланки, похожая на африканку, долго не хотела выходить фотографироваться. Если Ланка была словно соткана из солнечного света, то Рая её удачно оттеняла: темнокожая, с грубыми чувственными чертами лица, горящими большими глазами и длинными блестящими волосами, словно из конского хвоста. Глаза она прятала, и казалось, что она знает или делает время от времени что-то ужасное. Она ещё была похожа на цыганку – от неё словно током било. Вышла грустная – они с Ланкой обе не хотели расставаться с Мишей. Она сказала, что переписала Тане песню, которую она просила:

"И зазвонят опять колокола,

И ты войдёшь в распахнутые двери..."

Эта песня была в ушах Тани все дни в Гусь-Хрустальном. Ваня спросил: «Какая песня? Про собачек?» А у Раи в тетради была ещё забавная песня про собачек, и Тане не хотелось признаваться в том, какая песня ей была нужна. А ему было любопытно. Таня улыбнулась: «И про собачек тоже».

Сели на веранде. Ванина компания на ступеньках, а Таня вынесла стул и села, чтобы не пачкать брюки. Ваня тоже взял стул и сел рядом с ней. Он всё спрашивал, не сделал ли он ей дурного, и дурашливо убил комара у неё на босоножке: «Я не позволю комарам садиться на Танюшу...»

Таня: «Ну ведь ударился о подошву, чего дурачишься?»

"А ему ещё больнее, я ему ножку сломал".

Таня предложила, указывая на Мишу, Ланку и Раю: "Их можно было бы снять со спины".

Они сидели к Тане почти спиной, трогательно и грустно вытянув шеи вперёд. Таня отметила, что она с Ваней выделяются, сидя на стульях, как король с королевой. В одной руке – держава, в другой – скипетр, и изобразила, как это выглядит. Ей сказали, что наоборот, в правой – то, а в левой – это, и она перебросила их из руки в руку. Миша обернулся и удивлённо уставился на Таню.

Иван спросил: «Ты никогда не был королём, Миша?»

Таню вдруг стала раздражать эта тоскливая компания. Если им так больно расставаться друг с другом, могли бы все пережениться. Если же они к этому не готовы, значит, тоска их не всерьёз, а исполнение негласного ритуала.

Дровосеки уезжали на своём грузовике. Когда он тронулся, Таня в шутку закричала: «Стойте, я с вами!», – побежала за ним. Ваня удерживал её, пока все не засмеялись и он понял, что это юмор. Володя, с которым она танцевала, смеялся до слёз.

Потом Таня заявила, что хочет бегать, и если Иван хочет, он может пойти с ней. Ваня быстро переоделся и пошли в лес. Предвкушая бег, Таня восторженно вскрикнула: «Тренировки в лесу – квинтэссенция отдыха здесь!»

Ваня ей нравился, что с ним можно было говорить как с самой собой – на любом уровне – и не подбирать слова. Ваня нравился? С каких пор он начал нравиться?

Некоторое время бежали молча, Таня с наслаждением вдыхала осенний хвойный воздух, бежать было радостно и легко, правда, недосып скоро

начал сказываться. Cтало дышать тяжелее. Бежали рядом, громко делая выдохи, как паровозы. Это было смешно и приятно – дышать истово и громко, как один человек.

Потом у неё закололо сердце, и она пошла шагом. Ваня был впереди, услышал и остановился. Он сказал, что Таня сбивает ему ритм. Она потом бежит сколько угодно, а он после остановки в прежнем темпе не может. Несколько позже, когда возвращались, он спросил Таню, что ей мешает поддерживать темп.

Ей мешало жжение в сердце, и чем быстрее бег, тем сильнее боль. Но она бодрячком ответила: «Не знаю, просто не хочется».

Иван рассказывал о своём друге, который защищал его в драках: «А я не могу ударить человека, даже если он ударил меня».

«Ну, это уж слишком. Мужчина должен быть мужчиной. Ты как старик Хоттабыч не хочешь борьбы, советуя каждому футболисту играть своим мячом».

Он обиделся и отвернулся, объедая какой-то кустик на опушке болотистой поляны, поросшей высокой сухой травой. Трава грустно шелестела, между кочками хлюпала вода, небо закрыла серая пелена. Было пусто и более очевидно, что осень, чем в хвойном бору.

Он вдруг сообщил: «Мне бы хотелось, чтобы каждый владел тем, что ему нужно. Вот мы были в музее хрусталя. Пусть у каждого человека будет нужная ему хрустальная ваза, эмалированная кастрюля или что-нибудь ещё».

Cтал рассказывать, как он сдавал кровь: «Если я спасу хоть одного человека, я не зря прожил жизнь».

Таня (удивлённая правильностью его замечания, смущённая некоторой трескучестью его фразы): «Вообще-то верно».

«Нам после сдачи крови дали шоколадки, а я их при выходе дал какому-то ребёнку».

Он предложил уйти с дороги в лес, Таня с опаской согласилась. Он заговорил о московских знакомых: "Я познакомился с одной 26-летней москвичкой. Приду – надо будет показаться. Я у неё был на вечеринке, и там были

интересные разговоры. Вот, например, может ли абстрактная истина быть абсолютной, как ты думаешь? Не знаешь? А у Гегеля приведён один пример..."

Тане нравилось слушать непонятные фразы.

Вышли на черничник, и Таня вырывала, по своей всегдашней манере (руки не мыты), ветки и обрывала с них ягоды губами. Он сорвал ветку и протянул ей. Она вытянула губы, полузакрыла глаза и клюнула ягоду побыстрее. Он рассмеялся: «Неплохая хватательная реакция! Я б так не смог»

Таня почувствовала себя так, словно её приручили – вот уже корм из рук берёт... Сказала, что не может есть ягоды грязными руками, и он ответил, что тоже любит чистое. Но если надо, например, в стройотряде в Находке, – он ел грязными руками.

И тут на поляне Ваня наткнулся на огромный белый груздь. Он осторожно сорвал его и сказал, полуобернувшись с чудесной лукавой улыбкой: «Девственно чистый гриб».

Он был привлекателен в этот момент – выросший из амплуа амурчик с горящими и умными глазами. Как музыкальная фраза на испорченной пластинке повторяется круг за кругом, так и у неё перед глазами – он рвёт гриб, поворачивается и улыбается не одну сотню раз – дома, в метро, в трамвае, в магазине.

Он рассматривал ножку гриба – она была покрыта аппетитным белым молоком – и лизнул. Его здорово перекосило, а он не мог плеваться при Тане. Она отвернулась и предложила: «Поплюй...» Ей было досадно и смешно. «Так всегда бывает с девственными грибами».

Она вдруг со страхом и завистью, похожей на ненависть, спросила: «Кем же ты будешь, когда вырастешь?» Он почувствовал её неприязнь и сказал жалобно: «Откуда мне знать, может, меня трамвай переедет?»

5 Паспорт и мешок

Он заговорил о том, что у него много девушек, и они ценят его ум. Иван сообщил, что у него было много платонических увлечений.

"Сколько?"

"8-9".

"Нормально. А неплатонических?".

Неожиданно для неё он покраснел, опустил глаза и отвернулся.

Они давно не бежали, а шли по дороге, собирая сказочно большие грибы. Грибов стало слишком много. Они лежали перед ними на поляне, а Ваня с Таней стояли перед ними в замешательстве. Таня прикидывала, не снять ли майку – внизу был купальник. Та же мысль пришла Ване. Он рывком снял с себя рубашку (чтобы Таня не успела испугаться), ловко связал её и положил туда грибы. Теперь уж совсем нельзя было бежать – грибы высыпались.

Он чувствовал, что Тане хорошо идти и разговаривать с ним.

Он: "Ты зря объявила, что мы уходим в лес, надо было потихоньку, никто бы не заметил".

«Я всё привыкла делать открыто».

"Я "тихарик", стараюсь делать всё потихоньку".

Возвращаясь, влезли через дырку в заборе и шли мимо одного из домиков. На веранде играли в карты. Ваня с торжеством предупредил: «Сейчас этот парень что-нибудь скажет...»

На веранде сидел знакомый Таниных соседок по столу и смотрел своими сальными глазками с деланным безразличием. Вообще красивый парень. Таня сделала наивное лицо и сладко улыбнулась. Парень промолчал.

На крыльце домика Тани стояла Ланка и воскликнула, глядя на голого по пояс Лёню: «Какой Геркулес!»

Через некоторое время Ванина компания собралась уезжать. Таня встала, заспанная, и в который раз стала распарывать узелок с грязным бельём и дневниковыми набросками, чтобы всунуть туда Ромена Роллана. Обшила опять со всех сторон пёструю оранжевую тряпицу и собралась нести всё это на почту, чтобы отправить посылкой.

Таня появилась на крыльце с сумкой в руках. Пошли с вещами получать паспорта. Она села отдельно на скамейке у пустой танцевальной веранды, вытянув ноги, чтобы на брюках от нового лыжного костюма не было пузырей на коленях. Хотелось плакать. Подошёл Иван с кандидатом наук, соседом, и заявил: «Если бы ты сидела так в Москве на скамейке, я бы к тебе обязательно пристал».

К этому моменту Таня уже чуть не капала. Кандидат сказал: «И я пристал бы». Тут Таня разозлилась на инфантильность кандидата и прилипчивость Вани и ответила, вскочив со скамейки: «Ты и так пристал». (Если бы не ты, я бы познакомилась с кандидатом. Кандидат, вы это понимаете?)

Ваня: «Я не пристал, я познакомился!»

Он спросил, что в узелке. Таня ответила, что дневник и грязное бельё.

Подошли к регистратуре. Провожающие сели на лавочку, а уезжающие пошли за паспортами. Вскоре оттуда появился сияющий Миша: «Ну, с Ваней не соскучишься!»

«Где»,– говорит, «моя краснокожая паспортина?» Начинают искать, а он обложку дома оставил".

Сели на лавочку на дорожку. Ваня спросил, нельзя ли ему взять узел с собой, не стоит доверять почте, и будет повод ещё встретиться. Таня неуверенно отказывалась – ей тоже не хотелось доверять почте, но неудобно было заставлять парня таскать грязное бельё.

Он спросил: «Или я тебя скомпрометирую?»

Она промычала: "Не знаю..."

Пока он положил узел в свой рюкзак, и все отправились через лес к Гусю.

Юрий Николаевич догнал их на велосипеде и вернул обратно, пообещав прислать из Гуся автобус до Владимира. Он должен был позвонить, когда закажет автобус. Пошли обратно и опять сели на скамейку у калитки.

Таня стала записывать адреса, чтобы разослать фото. Ваня ушёл дежурить на телефоне и тут же прислал за Таней своего друга. Сели друг против друга на перила веранды и он уставился на Таню в упор с уморительно серьёзным видом, молча. Он, видимо, был высокого мнения о силе своего взгляда.

Таня: «Я наговорила тебе много глупостей».

Он: «Я всё забыл. Всех обижают. Ты неприспособленная. Я хочу для тебя что-нибудь сделать. Можно я отвезу узелок?»

Потом он опять заговорил об идеалах. Есть ли у Тани своя звезда? Свой идеал?

Таня ответила, что её идеалы – школьные. Иван повторил, что Таня – его идеал. Это прозвучало плоско.

«Я для многих идеал».

«Почему ты не веришь мне? Конечно, кто ищет в человеке плохое, тот всегда найдёт. Надо верить людям, и они будут с тобой лучше».

«Ты весёлый человек?»

Он: (преувеличенно серьёзно): «Да, я весёлый человек».

Таня: «Ты любишь анекдоты?»

"Да, я люблю анекдоты!"

Он протянул ей свой паспорт: «Хочешь посмотреть?»

Тане нравилось рассматривать паспорта, и она с любопытством уставилась на фотографию еврейского ребёнка. Немного выше стояло самое неприятное – год его рождения. 1956. Таня чувствовала, как её рот сам собой разъезжается в умилительную улыбку и как это злит Ваню.

Лениво перелистала она несколько страничек дальше и тупо уставилась на два каких-то штампа, а перед ней всё стояла ребячья рожица и число 1956. Так и не рассмотрев паспорт как ей того хотелось бы, она отдала его Ване, потому что чувствовала, что он весь так и кипит.

Он: «Тебе не надо было этого делать».

Таня: "Чего?"

Он: "Ты должна была вернуть мне паспорт, не раскрывая. Тогда бы я понял, что ты мне веришь".

Таня (сверкнув глазами, обиженно): "Откуда мне знать, что так надо делать?

Она попросила: «Подожди полгода», и подумала: «За полгода ты при таких темпах женишься и забудешь, как меня зовут». Ей стало смешно и грустно.

Он: «Полгода. Сентябрь, октябрь...»

Сидит серьёзный, считает. Опять долго смотрел на неё в упор голубовато-серыми несчастными глазами.

Тут зазвонил телефон. Вскочили. Таня волновалась за них, что они опоздают на поезд во Владимире. Вскоре присоединились к компании у калитки. Таня прошла в калитку первая и села на скамейку. Слева оставалось место для Вани. Он, правда, выкручивался – а можно ему сесть рядом с ней?

Вообще он полностью отвечал характеристике идеального мужчины, данной Оскаром Уайльдом в «Женщине, не стоящей внимания»: «Он должен постоянно компрометировать нас в обществе и быть совершенно почтительным наедине».

Он всем своим видом показывал, что он не просто сидит, а сидит с Таней, вот совсем рядом, и это что-то из ряда вон выходящее.

Ваня сказал, что Миша собирался украсть кассету. Таня испугалась, и Иван понял, наверно, что он ей не совсем безразличен. Он успокоил: «Он всё равно проявит и всем пришлёт фотографии».