Текст книги "Звездный час адвоката"

Автор книги: Наталья Борохова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Дискотека должна была состояться в холле института, под высокими сводами колонн, напротив входа. Отовсюду нещадно дуло. Промозглый осенний воздух попадал в помещение через двери, которые все время открывались, пропуская желающих повеселиться на осеннем балу. Но мне было жарко, должно быть, от предвкушения тех самых объятий, в которые я должна была попасть сразу же после окончания музыкальной части. Я торчала в вестибюле, кутаясь в свой серый плащ и дожидаясь, когда же в дверях появится Он.

Конечно, Валентин опоздал. В холле уже вовсю метались яркие огни цветомузыки, когда он вместе с очередной своей спутницей пересек зал, словно не замечая царившего вокруг веселья. Останавливаясь, он здоровался за руку с ребятами, перекидывался с ними ничего не значащими фразами и внимательно оглядывал танцующих девушек. Однако идущая с ним об руку Даша крепко удерживала его за рукав куртки, словно желая лишить всю женскую половину аудитории напрасных иллюзий. Это была смазливая блондинка с роскошным бюстом, едва умещавшимся в вырезе короткого вечернего платья.

Я немного приуныла, полагая, что вырвать Валентина из цепких коготков этой хищницы будет непросто. Но ведь Даша была глупа как пробка и начисто лишена воображения, в то время как у меня голова работала на „отлично“. Парочка отправлялась в вестибюль, чтобы оставить там верхнюю одежду. Мой наблюдательный пункт находился там же.

– Не знаю, что лучше, – жеманно говорила Даша, растягивая слова, как жевательную резинку. – Накинуть кофточку или все же остаться без нее? Здесь так дует! Не хватало еще застудить грудь!

– Этого делать не стоит, – проговорил Валентин, приглаживая волосы расческой перед зеркалом.

– Котик, я на секунду смотаюсь в туалет, – пропела грудастая девица. – Обещай, что дождешься меня.

– Куда я денусь, дорогая? – отозвался он, провожая ее долгим взглядом. Каблучки Даши стучали слишком самоуверенно.

Путь был свободен. Настала пора переходить к решительным действиям. Я подошла поближе, вроде бы для того, чтобы привести себя в порядок и поправить локоны. Быстрым движением я скинула плащ, который, шурша, как осенняя листва, упал на пол.

Заметив багряные сполохи за своей спиной, Валентин обернулся и застыл, глядя на меня. Я стояла с расческой в руке, поднятой над головой.

– Добрый вечер! – произнесла я, старательно улыбаясь.

– Добрый… – проговорил он, осматривая меня с головы до ног, как кобылу на племенной выставке. Должно быть, мой внешний вид пришелся ему по вкусу, потому что он заулыбался мне в ответ и ловко, одним движением руки, поднял с пола мой плащ. – Я сдам это в гардероб. Красивым девушкам не стоит утруждать себя, когда вокруг есть столько воспитанных мужчин.

Он сдал плащ в гардероб и протянул мне номерок.

– Какая незадача! – огорчилась я, проводя руками по своим бедрам. – Мне некуда положить эту штуку. У меня нет карманов.

– Не беда, – отозвался он, пожирая меня плотоядным взглядом. – Зато у меня куча карманов. Я могу сдать один из них в аренду.

– Это будет мило, – сказала я, улыбаясь своей „вишенкой“. – Если вздумаешь уйти раньше, найдешь меня в баре.

Баром назывался институтский кафетерий, в котором можно было купить пирожки и кофе. В праздничные дни находчивые студенты приносили туда с собой спиртное и, заказав томатный сок, сооружали себе „кровавую Мери“. Так и сидели, болтая о том о сем, потягивая напиток через трубочку.

Я улыбнулась Валентину, услышав за спиной перестук каблучков Даши. Девушка поспешно возвращалась, чтобы прибрать к рукам принадлежавшую ей собственность, но, похоже, молодого человека это не слишком-то обрадовало. За то время, которое подруга провела в уборной, его планета совершила резкий разворот и ушла на чужую орбиту. Я просто чувствовала лопатками его пристальный взгляд.

Отвечая на приветствия и комплименты, я затерялась в толпе танцующих, ощущая себя при этом Золушкой на балу. Всеобщее внимание было мне внове. Оно ударяло в голову, как шампанское, и заставляло меня безудержно смеяться, говорить глупости и совершать безумства. Решительно развернувшись, я отправилась в кафетерий, где за столиком в углу заметила группу знакомых студентов.

– Ого! Да ты классно выглядишь, – сказал один из них, приглашая меня в кружок для избранных. – Черт возьми, как тебе удавалось столько времени маскироваться под тихоню?

– Ерунда! – говорила я, лениво поводя плечом. Так делала актриса в американском фильме и неизменно собирала при этом урожай поклонников. – Просто вы меня не знали как следует.

Мне подали томатный сок и трубочку. Одним махом я опустошила половину стакана, помня о том, что алкоголь придает храбрости. Я в этом отчаянно нуждалась, ведь с минуты на минуту в бар мог зайти Валентин. Допинг мне был необходим.

– Хочешь еще? – спросила меня девочка из моей группы.

– Давай, – храбро заявила я, протягивая стакан. – Вот только водки можно было добавить и побольше! Слабый коктейль. Я люблю что-нибудь покрепче.

– Да ты что? – поперхнулась она, глядя на меня, как на привидение. – Какая водка?! Это чистый томатный сок из пакета…

В общем, когда на пороге кафетерия появился Валентин, я просто сгорала от волнения. Он остановился поодаль, обволакивая меня таким взглядом, что я чувствовала себя так, словно лишилась одежды.

Он мотнул головой, приглашая меня подойти. Этот жест я расценила правильно и уже через мгновение оказалась рядом с ним.

– Ты уже уходишь? – спросила я, опуская ресницы.

– Я не могу оставить тебя одну, – сказал он, улыбаясь. – На улице темно и страшно. Должен же я проводить тебя до дома.

– Может, посидим? – спросила я, указывая на пустой столик за колонной. Я боялась остаться с ним одна.

Он согласился легко и, заказав у толстой буфетчицы кофе и пирожки с ливером, уселся напротив меня.

– Где ты учишься? – спросил он и очень удивился, узнав, что я учусь на факультете иностранных языков.

– Очень странно, – говорил он, недоумевая. – Почему же я до сих пор тебя не замечал? Где были мои глаза?

Но разве он мог заметить в толпе молоденьких студенток робкую девушку в дешевой одежде? Эта экзотическая птичка, сидевшая сейчас напротив него, блистала яркими красками, оставив серое оперение и скромность в гардеробе. Конечно, он этого не знал.

– Я опоздала к началу учебного года, – сказала я.

– А-а! Вот в чем дело, – успокоился он. – Тогда давай наверстаем упущенное и познакомимся. Меня зовут Валентин.

– А меня Диана, – отвечала я, улыбаясь чарующей улыбкой, как это делала обычно моя любимая актриса. Кофе я не пила, боясь, что растает помада. А какие же обольстительные губы обходятся без помады? Красота требовала жертв, и с этим я была согласна.

– У тебя красивое имя – Диана, – произнес он, словно пробуя его на вкус. – Диана-охотница?

– Можно сказать и так. Я всегда получаю то, что хочу, – сказала я, увлекшись чужой ролью.

– Как я хотел бы стать твоей мишенью, Диана-охотница, – проговорил он, обводя меня таким взглядом, что я почувствовала, как по спине побежали мурашки.

– Считай, что это уже произошло, – сказала я, стараясь вложить в свой взгляд всю силу страсти, на которую только была способна.

– Тогда, может, уйдем отсюда? – спросил он хрипло. – У меня в общаге есть пустая комната…

Вот оно! Но вместо того чтобы почувствовать радость, я ощутила панику. Легкость, с которой я получила то предложение, о котором мечтала длинными осенними вечерами, ошеломила меня и в какой-то степени даже разочаровала. Мне захотелось вдруг остановиться, замереть на месте. А как же походы в кино? Неловкое пожатие рук в темноте? Прогулки в парке и первый робкий поцелуй на скамеечке? Мы что, так и завалимся в кровать, даже не узнав предварительно, какая у каждого из нас любимая книга? Дикость какая!

– Тебя что-то смущает? – спросил он, заметив мои колебания.

„Сейчас он поймет, что я вовсе не такая, какой показалась ему там, в холле. Он заметит, что я – обычная девчонка с кучей комплексов, которая напялила на себя яркую одежду и последние два часа просто валяла дурочку“, – подумала я в панике. Представив, как скомканно пройдет финал нашей встречи, я даже зажмурилась. Передо мной, как в уже просмотренном фильме, замелькали знакомые картинки.

Серый плащ в раздевалке и долгая дорога домой. Холодное сиденье троллейбуса и целующиеся на задней площадке влюбленные парочки. Кроткий взгляд ботаника сквозь стекла очков: „Почему ты мне не сказала, куда идешь? Я бы встретил тебя на остановке“. Отрывочные разговоры на переменке: „Это было потрясающе! Он – настоящий мужчина“. И ехидный комментарий в ее адрес: „Можешь проходить мимо. Мы не обсуждаем сейчас темы курсовой работы. Это ведь тебе намного интереснее, правда?“

Я отогнала назойливые видения и взъерошила рукой каштановые кудри.

– Что меня может смущать? Я просто горю от нетерпения…

…Это произошло вовсе не так, как я себе представляла. Моя первая ночь любви оказалась похожей на фарс.

Нас встретила неуютная общага с длинным, в целый этаж, коридором и рядом небольших комнат, где селились иногородние студенты. Неуютное пространство оказалось средоточием запахов и звуков. Откуда-то доносились обрывки музыки и смех, где-то гремели кастрюлями и ругались. Отвратительно несло из кухонь подгоревшей пищей, а из туалетов – причудливой смесью ароматов мочи и хлорки. По коридору с полотенцами на голове и в шлепанцах шли мокрые после душа девушки.

В комнате оказалось еще хуже. Типично холостяцкое жилище, в котором обитают несколько мужчин, поражало неуютом и неустроенностью. Кровати были наскоро застелены несвежим бельем и казенными одеялами. Под столом стояла батарея пустых бутылок, на полу кучей лежали грязные носки.

– Прости, тут немножко неубрано, – сказал Валентин, закидывая грязную одежду в шкаф. – Ну, располагайся. Я сейчас вернусь.

Он оставил меня одну, растворившись за дверью. Оглядевшись, я нашла свободный стул и уселась на него, окинув тоскливым взглядом комнату. Конечно, я не мечтала потерять невинность на шелковых коврах под струящимся балдахином, но окружавшая меня обстановка была ужасающа. С плакатов на меня смотрели обнаженные красотки, улыбаясь во весь рот. Так всего час назад хотела выглядеть я. Казаться обольстительной, смелой, раскованной женщиной, которой все нипочем. Но теперь, оказавшись в этой холостяцкой берлоге и дожидаясь мужчину своей мечты, я чувствовала страх, а еще, пожалуй, недоумение. Неужели это то, о чем я мечтала? В тот момент я уже жалела о том, что так скоропалительно кинулась в объятия в общем-то незнакомого мне человека. Мне захотелось сбежать…

Валентин появился на пороге, когда я трусливо обдумывала план к отступлению. В руках у него была початая бутылка вина.

– Сейчас, сейчас, – проговорил он, шаря рукой в тумбочке. – Где-то тут были стаканы.

Я покорно села на место, боясь показаться несовременной и глупой. Гораздо позднее, оценивая эту ситуацию, я поняла, что решительный отказ был бы с моей стороны мудрым поступком, гораздо более взрослым жестом, нежели тот, который я могла тогда себе позволить. Я тупо сидела и смотрела, как Валентин ищет чистые стаканы, протирает их полотенцем, ставит на стол полупустую коробку дешевых конфет, которыми, должно быть, вчера угощал свою Дашу.

– Ну! – проговорил он бодро, протягивая мне бокал. – За тебя!

– Вздрогнем, – произнесла я глупое выражение, заимствованное, должно быть, у алкоголиков.

Он как-то странно посмотрел на меня.

– Ты волнуешься? Весь вечер у меня такое впечатление, что ты не со мной, а где-то рядом, на другой планете.

– Не говори ерунду! – сказала я, делая вид, что мне все нравится и я ничуточки не боюсь. В конце концов, чего может бояться современная, раскованная женщина…

Это была не я. Та ярко накрашенная девушка, распластанная на подушках, была незнакомкой, очень похожей на меня. Она старательно растягивала губы в улыбке, чтобы мужчина, находившийся рядом с ней, не подумал, что она струсила. Это не я вскрикнула от резкой боли и вцепилась в спинку железной кровати, словно желая найти что-то основательное в мире, наполненном ужасным скрипом панцирной сетки и учащенным дыханием покрывавшего ее самца. Конечно, это не мне, удивленной и опустошенной происходящим, довелось рассматривать трещину на потолке. Все произошло быстро и совсем не так, как я ожидала.

– Тебе было хорошо? – спросил он, и только тогда я поняла, что вопрос относится не к какой-то посторонней девушке, а ко мне.

– А?! – спросила я, вернувшись с другой планеты. – Кажется, да.

На самом деле я была потрясена, наконец поняв, что это произошло. Однако той радости, которую я должна была ощутить, став взрослой женщиной, не было и в помине. Вместо нее я ощущала вкус ливерных пирожков на своих губах да еще ноющую боль где-то внизу живота. И это подружки называли любовью? Об этом они шептались, склонив головы так, чтобы их рассказы не коснулись случайных ушей? И это называли блаженством?

Но глупость девчонок была объяснима, в то время как мировая литература казалась мне сплошным надувательством. Об этом слагали стихи и песни? Такую любовь имели в виду поэты и прозаики, творя бессмертные шедевры? О каком вихре чувств, о какой бездне ощущений говорили они, описывая слияние мужчины и женщины? Глупость это все! Что уж говорить о той американской актрисе, на которую мне совсем недавно так хотелось походить. Все эти ахи и вздохи, слезы, закипающие в уголках ее красивых глаз, были просто дешевой инсценировкой. Должно быть, люди, за неимением сказки о красивой любви, сами создали ее, окутав романтическим ореолом то, что, по сути, является просто животным инстинктом. Самцы ищут себе самок для продолжения рода. А самки делают вид, что им это очень нравится. Пошлость!

– Надеюсь, ты предохраняешься, – сказал он, поворачиваясь ко мне лицом. – К чему нам нужны неприятности?

Вот так! Значит, о продолжении рода не могло быть и речи.

Все двадцать ступенек, ведущие со второго на первый этаж, я пропрыгала на одной ноге. Неприятности мне тоже были не нужны…»

Елизавета дочитала до конца странное послание и призадумалась. Кто был этот анонимный автор и зачем он передал ей эту странную повесть? Кроме имени физкультурника Валентина, Аноним не предложил ей никаких данных, позволяющих идентифицировать главных персонажей: кого-то, скрывающегося под местоимением «Я», какую-то «подругу» и «очкастого ботаника». Но упоминание о классике Горьком, сжимавшем в своей руке шляпу, было еще очень живо в памяти Дубровской. «Я не настоящая писательница, – звучало в ее ушах. – Я закончила пединститут».– «Ну, как Горький?» – «Стоит. Что самое удивительное, он так и не надел себе на голову шляпу».

Значит, писательница Данилевская вышла с ней на связь. Странно, что она сделала это в обход своего мужа, Павла Максимова. Случайно не он ли стал в ее повествовании тем самым «ботаником», провожающим семнадцатилетнюю девушку до дома?

Дубровская была почти уверена в этом. Кроме того, она знала теперь наверняка, что продолжение странной повести последует. Надо было просто подождать.

Глава 10

– Почерк в записке не принадлежит Крапивиной, – ошарашил Елизавету следователь Красавин.

Дубровская с минуту глядела на него, пытаясь понять, как то, на что она надеялась всю последнюю неделю, разлетелось вдребезги под напором одного-единственного вывода – «не принадлежит».

– Надеюсь, эксперт не ошибся, – спросила она с легкой долей сомнения.

Красавин рассмеялся.

– Вы надеетесь как раз на то, что эксперт ошибся и записку написала Ольга. Ну же, признайтесь! Вы, должно быть, разработали целую версию, пытаясь объяснить, что привело Данилевскую на место происшествия. Хотя, испытывай вы немного больше доверия к моей скромной персоне, давно уже собирали бы справки о состоянии здоровья и прочие характеристики вашей подопечной, которые принесли бы куда больше пользы, чем все эти нелепые затеи с исследованиями почерков.

– Доверчивость – не самое хорошее качество для адвоката, – парировала Елизавета. – Но мне все же хотелось бы взглянуть на заключение эксперта. Надеюсь, вы мне это позволите?

– Ваше право, – отозвался Красавин, протягивая ей форменные бланки, заполненные на нескольких страницах. – Зря стараетесь. Тут все как полагается. Исследовательская часть, выводы… Можете начать с конца. Так вы хотя бы сэкономите время.

Но Дубровская не поступила как послушная девочка, понимая, что исследовательскую часть пропускают только лентяи и недоумки. Спору нет, разбираться в специфических терминах эксперта, вроде таких – «разгон почерка», «наклон почерка», «выработанность почерка», – занятие не самое увлекательное, а, наоборот, рутинное. Но именно так можно понять, к каким выводам пришел эксперт, основываются ли его рассуждения на солидной научной базе или являются скороспелыми утверждениями.

– Эксперт установил, что автором записки являлась женщина, уже взрослая, во всяком случае, достигшая двадцати пяти лет, у которой имеются определенные проблемы с психикой, – говорил Красавин, посматривая на склонившуюся над бумагой Елизавету. – Конечно, эти выводы приблизительны, как вы понимаете, но они вполне способны удовлетворить ваше любопытство. Однако утверждение о том, что автором послания не может являться сама Крапивина, сделано вполне категорично. Так что здесь у вас шансов нет!

Конечно, чудеса, которые проделывал некогда достопочтенный Шерлок Холмс, пользуясь своим знаменитым методом, тут были ни при чем. Дубровская знала, что эксперт, сопоставляя исследуемый почерк с почерками определенной социально-демографической группы пишущих, делал выводы о том, являлась ли автором записки женщина или же это был мужчина. Существовали методики, позволяющие определить возраст автора, а по нарушениям координации движений проанализировать и его психическое состояние.

– Значит, госпожа Данилевская наводит тень на плетень, пытаясь заверить нас, что записка принадлежала Ольге, – хмыкнул следователь. – Детективщица, ничего не скажешь! Неужели она не знала, что ложь подобного рода может быть легко опровергнута?

– Данилевская предполагала, что записка принадлежит Ольге, – поправила его Дубровская, удрученная результатами исследования. – Она же сказала, что нашла ее в своем спальном мешке. Откуда ей было знать, что послание передала ей какая-то женщина?

– Неужели она не знала почерк подруги? – недоверчиво спросил следователь. – Никогда в это не поверю.

– Значит, Данилевская заблуждалась, – твердила Елизавета, цепляясь за шаткую добродетель своей подопечной. – Вопрос только в том, чего хотела от нее эта странная женщина и почему она подсунула записку, вместо того чтобы просто переговорить с писательницей о том, что ее волновало.

– Как хорошо, что меня это абсолютно не волнует, – сладко потянулся следователь. – Все уже позади. Расследование подошло к концу. И вы, надеюсь, не упрекнете меня в том, что я игнорировал интересы защиты? Я сделал все, что было в моих силах. А теперь можете готовиться к ознакомлению с материалами дела. Предупредите свою клиентку, что дело в скором времени будет передано в суд.

Максимов воспринял новость стоически, словно он заранее предвидел результат.

– Значит, это не Ольга, – сказал он задумчиво.

– Нет, это не Крапивина, хотя автор записки – женщина, психически неуравновешенная, – проговорила Дубровская, цитируя на память строки из экспертного заключения.

– Немного не в себе, говорите? – оживился Павел и, повернувшись к Диане, торжествующе добавил: – Ну, может, теперь ты что-нибудь добавишь? Кто эта дама с больной головой?

– Прошу тебя, не вмешивай в это дело Марию, – произнесла Данилевская. – Она здесь ни при чем.

Максимов развел руками, выразительно глядя на Елизавету, словно говоря: посмотрите, мол, как мне приходится тяжело!

Дубровская нахмурилась, понимая, что супружеская чета в очередной раз играет с ней в какую-то «угадайку» и нагнетает таинственность.

– Может, объясните, наконец, кто такая эта Мария и почему она тут ни при чем? – спросила она. – Я так понимаю, с ваших слов, это она могла стать автором послания?

– Мария – бедная женщина с проблемной психикой, – устало проговорила Диана. – Но это не ее вина.

– А эти ее звонки за полночь, дыхание в трубке, дурацкие бумажки с угрозами – это, прости, чья вина? – спросил Максимов.

Данилевская молчала.

– Так, – подала голос Дубровская. – Мне кажется, пришла пора объясниться. Или мы по-прежнему будем играть в прятки? Я разве вам еще не сказала: дело отправляется в суд! В суд, вы это понимаете?

– Как не понять, – сокрушенно вздохнул Максимов. – Дело – дрянь!

– Я не могу поручиться за результаты, когда вы со мной неискренни! – воскликнула Дубровская. – Если защита провалится, то отчасти по вашей вине. Лично я умываю руки!

– Хорошо, – проговорил Максимов. – Я все расскажу, но, конечно, предпочел бы, чтобы вы узнали это от Дианы… Мария – это одна из ее поклонниц, хотя правильнее ее было бы назвать фанаткой.

Мария подошла к Данилевской на одной из встреч с читателями. Выстояв большую очередь из желающих получить автограф известной писательницы, она приблизилась к Диане с заискивающей улыбкой на лице.

– Мне очень нравятся ваши книги, – сказала она.

– Спасибо. Мне это очень приятно, – ответила Данилевская. – Если вам нужен автограф, я вам его непременно дам.

Она собирала цветы в охапку. Встреча подошла к концу, и у магазина ее давно дожидался водитель.

– Мне не нужен автограф. Я хочу с вами в экспедицию.

– В экспедицию? – Диана улыбнулась. – Досадно вас огорчать, но, отвечая на вопросы читателей, я уже сказала, что скалолазкой не являюсь. Я посвятила книгу своей подруге. Вот она знает в этом толк.

– Я тоже многое могу вам рассказать, – сказала женщина, хватая Данилевскую за руку. – Я прошла Альпы, была на Памире и в Гималаях.

– Вот как? Это очень занимательно, – проговорила Диана, обдумывая путь к отступлению. Эта незнакомая женщина пугала ее. На ее лице, бледном и изможденном, лихорадочно сверкали глаза. Одета она была чистенько, но как-то уж слишком убого. Да и телосложением она мало походила на сильную мускулистую Ольгу. Вывернутые вперед плечи, сутулая спина и костлявые ноги, болтающиеся в сапогах, – все это было малопригодно для вида спорта, основанного на гибкости, силе и выносливости. Кроме того, незнакомка нарушала границы чужого личного пространства, цепляясь за руки писательницы.

– Вам нужна помощь? – обратился к ней охранник книжного магазина, где происходила встреча с читателями.

– Да. Проводите меня до машины, – попросила Диана, опасливо отступая в сторону. – Сегодня здесь очень людно.

Охранник отстранил женщину, но та и не думала уходить.

– Сделайте меня персонажем вашей книги. Прошу вас! – она протянула руки к писательнице. – Меня зовут Мария.

– Всего доброго, Мария, – произнесла Диана, направляясь к выходу.

Как оказалось, незнакомка отличалась недюжинным упрямством и настойчивостью. Она появилась на следующей встрече с читателями в публичной библиотеке и остановилась поодаль, рядом с экспозицией новых книг, сверля Диану недобрым взглядом.

– Вы не выполнили мою просьбу, – сказала она, когда толпа жаждущих приобщиться к творчеству Данилевской иссякла. – В вашей книге нет персонажа по имени Мария!

– Зато там есть персонаж по имени Ольга, – устало сказала писательница. – Серия романов посвящена ей, и я не собираюсь пока что-нибудь менять.

– А все-таки это вам сделать придется, – сказала Мария. – Вы должны написать обо мне! Это я попала в лавину в районе Хибинских гор…

Диана оглянулась. На этот раз с ней рядом не оказалось мускулистого мужчины в форменной одежде. Звать на помощь сотрудников библиотеки было бы смешно. Они мирно переговаривались где-то в стороне, не мешая известной писательнице общаться с читателями. А ужасный словесный поток, лившийся из уст почитательницы ее таланта, все никак не иссякал.

– …Была середина марта, самое лавиноопасное время. Мы укрылись в лощине, спасаясь от пронизывающего ветра. Накануне шел сильный снегопад, потом резко наступило потепление. Под утро нас накрыли тонны мокрого тяжелого снега. Четыре человека погибли. Я провела в ледяной тюрьме десять часов! Вы знаете, как я спаслась?

– Не имею понятия, – проговорила Диана, пытаясь встретиться глазами с заведующей библиотекой.

– Я капала винный уксус на язык и старалась не паниковать. Вы знаете, что губит людей в такой ситуации?

– Нет.

– Паника! Человек умирает не от жажды, и не от голода, и даже не от переохлаждения. Он умирает от страха! Я не поддалась. Я оказалась сильнее. «Слава богу! – думала я, изо всех сил борясь со сном. – Если я даже умру, то такая смерть прекрасна. Я, наконец, увижу своего покойного мужа»…

– Слушай, – спрашивала Диана Ольгу. – Могла ли эта самая Мария, оказавшись в снежной ловушке, повредиться в рассудке? Кто ее знает? Иногда ее рассказы кажутся мне вполне правдоподобными.

– А ты опиши мне ее, – попросила Крапивина.

Словесный портрет, данный писательницей, оказался точным, и уже через пять минут скалолазка смеялась, глядя сквозь слезы на испуганную подругу.

– Имя ее – Мария, но в горах она была разве что во сне. Не знаю, чем ее занимает этот сюжет, но она просто одержима скалолазанием! Обивала пороги, пытаясь записаться на курсы, но инструктор вовремя вычислил ее и попросил принести справку из поликлиники, что у нее нет противопоказаний для занятий этим видом спорта.

– Ну и как, принесла?

– Еще лучше! Нам оттуда позвонили и крепко-накрепко запретили пускать ее даже на порог. «Свернет себе шею, сами отвечать будете», – сказали нам и что-то очень мудреное добавили про ее диагноз. «Нам нужно это записать», – потянулся за ручкой инструктор. «Ненормальная она! – рявкнули на том конце провода. – Так понятнее?»

– И что потом?

– Потом началась маета. Знаешь, есть больные люди, которые сутками просиживают в приемных больших начальников, пишут письма в прокуратуру, слоняются по коридорам суда. Наша Маша всю энергию направила в другое русло. Она сидела на тренировках, высунув язык, наблюдая за движениями спортсменов; доставала инструкторов вопросами о том, что может произойти с человеком, который сиганет со скалы вниз, и даже пыталась учить чему-то новичков.

– Но постой! – удивилась Данилевская. – Откуда тогда она знает про Хибинские горы? Я вот только благодаря Марии узнала, что они расположены на Кольском полуострове.

Ольга махнула рукой:

– Здесь как раз все очень просто. Не поверишь, но она нашла нас в горном лагере! Вытурить обратно мы ее так и не смогли. Да и жалко стало. Она вроде смирная такая, по характеру на собаку похожа. Сядет у костра и слушает байки, которые инструктора новичкам рассказывают. А те, как понимаешь, не только про Хибинские горы загнуть могут. Опять же польза от нее была. Принести воды, помыть посуду, постирать белье – сама представляешь, добровольцев на такую работу еще поискать.

– Понятно, – мрачно резюмировала Диана. – Значит, теперь с ней нянчиться придется мне.

Но все оказалось еще хуже. Узнав каким-то образом номер телефона своей обожаемой писательницы, Мария начала звонить по нему днем и ночью, повторяя, как в горячечном бреду:

– Настоящая скалолазка – это я! Напишите обо мне, иначе вам будет хуже…

Когда трубку брал Максимов, она только молчала. Но он слышал ее тяжелое дыхание, перемежаемое редкими всхлипами.

– Нет, это невозможно! – говорил он, в сердцах швыряя трубку на рычаг. – Эта сумасшедшая сама кого угодно сведет с ума!

– Может, и в самом деле посвятить ей книгу? – спрашивала Диана. – Иначе она не оставит нас в покое.

– Да. Только, боюсь, автор «Палаты номер 6» тебя уже опередил.

Но когда в издательстве Данилевской вручили заказное письмо, надписанное корявым почерком, она опять почувствовала признаки беспокойства. В конверте оказался листок бумаги, на котором топорщились вырезанные из журнала буквы: «Я – скалолазка! Если не напишешь обо мне, то пожалеешь однозначно». Конечно, там было море ошибок но имя Мария в конце было написано от руки. Больная женщина пыталась зашифровать себя, как в любимом ею детективе, но оставила море улик: образец своего почерка, подпись и грязные отпечатки пальцев, перемазанных в клее.

– Довольно! – проговорил Максимов, решительно убирая в карман своей куртки письмо. – Зло должно быть наказано!

Сонный следователь доводам писательской семейки не внял.

– Ну и где здесь угроза убийства? – спросил он, рассматривая послание Марии. – «Пожалеешь однозначно». Понимать можно по-разному. Может, автор письма просто хочет вам дать пинка под зад, а может, слегка встряхнуть за шиворот. Кто ее разберет?

– И вы так легко говорите об этом? – возмутился Максимов. – А если она переломает моей жене шейные позвонки?

– От пинка под зад не ломаются даже кости таза, – отозвался следователь, гоняя по кабинету муху. – А вы говорите, шею… Да и откуда у вас такие мрачные прогнозы? Может, женщина просто имеет в виду, что вы будете маяться угрызениями совести всю оставшуюся жизнь? Обижать блаженных грешно. Нет, я определенно не нахожу в ее действиях ничего криминального.

– А я утверждаю, что эта Мария опасна для общества, – не сдавался Максимов. – Вам обязательно нужно ждать, пока что-то случится? А нельзя ли просто предотвратить преступление?

– Вот когда произойдет преступление, тогда и приходите. А пока нечего мне голову морочить! – заявил следователь, заканчивая дискуссию…

…Когда Данилевская увидела Марию в горном лагере, она была морально к этому готова. Женщина сновала от палаток к костру с засученными рукавами и казалась на редкость сосредоточенной и серьезной. Она чистила картошку, следила за костром, начисто отмывала миски и котелки. Она готова была всем услужить, а инструкторам даже стирала в ручье белье. Диана поздравила себя с легким решением проблемы, но, как оказалось, поторопилась.

Вечером, когда усталая молодежь уселась вокруг костра с гитарой, Мария подобралась поближе к писательнице.

– Я тебя в покое не оставлю, – пообещала она, скаля в полумраке зубы. – Говорю, делай, как я велю! Скалолазка здесь одна. Это я! А та, которая сидит сейчас у костра, та не в счет!

У костра сидела Ольга и, перебирая струны гитары, пела песню. Люди зачарованно слушали. Крапивина считалась здесь кем-то вроде богини, сошедшей с Олимпа, и поэтому каждому, сидевшему у огня, хотелось приобщиться к горной романтике, которую олицетворяла здесь эта сильная, волевая женщина.

– Ишь, распелась! – бурчала себе под нос Мария. – Я, может, еще лучше могу. Вот когда я была на Карпатах…

– Оставьте меня в покое, – попросила Диана. – Я больше не буду писать. С этим покончено.

– Как это не будешь? – изумилась женщина. – А что ты тогда здесь делаешь? Разве не собираешь материал для новой книги?