Текст книги "Адвокат черной королевы"
Автор книги: Наталья Борохова
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Лиза подошла к ванной комнате. Дверь была приоткрыта, но девушка тем не менее постучала, прежде чем войти.
– Алина! Можно мне заглянуть на минуточку?
Ответа не последовало, что, впрочем, было вполне объяснимо. Чудо-ванна производила не меньше шума, чем работающий трактор. Мощные струи били не только со дна, выталкивая на поверхность огромные пузыри, но и сбоку, там, где располагалось сиденье с удобной подушечкой для головы. Всю эту информацию Лиза получила еще во время первого визита в квартиру Павловской. Девушка не хвасталась перед ней, просто провела короткую экскурсию по своим владениям, о которой ее, кстати, попросила сама Елизавета. Дубровская обожала рассматривать чужие квартиры. Она была твердо уверена, что в следующей своей жизни она обязательно станет дизайнером интерьера…
Итак, Павловская не отзывалась. Лизе ничего не оставалось, как зайти внутрь и… замереть от неожиданности. Поначалу Дубровская подумала, что подруга решила ее разыграть. На поверхности воды пузырилась пена. Только вот самой русалки видно не было. Правильнее сказать, в воде просматривалось тело. В какой-то момент Дубровской показалось, что подруга просто нырнула и через секунду ее белокурая головка появится над поверхностью. Они будут долго смеяться друг над другом. Лиза подаст хозяйке полотенце и халат. Затем они вместе направятся на кухню.
Но ничего подобного не произошло. Алина не спешила выныривать. Вода шумела, а Лиза стояла с открытым ртом, не понимая, что происходит.
– Алина! – жалобно позвала она.
Нет ответа! Тогда Лиза осмелилась подойти ближе. Нажав пальцем на хромированные кнопки, она отключила функцию гидромассажа. Как по мановению волшебной палочки, бурлящий котел превратился в спокойную заводь, а пышная пена, тихо ворча, начала оседать. В воде лежало нагое женское тело. Дубровская отчетливо видела стройные ноги, подтянутый живот, грудь, колышущиеся, словно водоросли, волосы… На месте лица был островок пены. Лиза согнала его рукой в сторону и вскрикнула от ужаса. На нее смотрели мертвые глаза Павловской.
То, что Алина была мертва, не вызывало сомнений. Застывшее в неподвижности тело, голова под водой, а самое кошмарное – эти русалочьи глаза… Такого бессмысленного, отрешенного выражения не может быть у живых. Это было ясно даже неискушенной Елизавете.
Девушка подавила истерический крик. Она сжала руками виски и бормотала себе под нос что-то несвязное.
– Быть не может… кто это… опять!
Картина была до отвратительности ясна. Оставаться рядом не имело смысла, как, впрочем, и звонить в «Скорую помощь». Бедняжке Павловской уже не поможешь, а вот самой Елизавете необходимо было поскорее убираться отсюда прочь.
Однако было одно дело, которое, несмотря на страх и ужас, сковавший Дубровскую, следовало сделать. Фотография… Вот то, что могло хоть как-нибудь помочь Елизавете. Снимок, на котором была запечатлена Павловская и тот самый Данилкин. Живой он или мертвый, но Дубровская каким-то шестым чувством понимала, что цепь необъяснимых и страшных событий началась с него. Чем поможет ей эта фотография, она представляла пока слабо. Одно девушка знала твердо, что, если она упустит такую возможность сейчас, позже ей уже не представится подобный шанс. След невидимки будет безвозвратно потерян…
Елизавета выскочила в гостиную. Бегло оглядев комнату, она бросилась к стеллажу, где заботливой рукой хозяйки были расставлены книги, какие-то стильные безделушки. Открыв единственный шкафчик, она увидела там хрустальные фужеры. Фотографий не было.
Стараясь не паниковать, Дубровская пыталась припомнить детали их недавней встречи. Сделать это было трудно, потому что мысли лихорадочно перескакивали с одного на другое, и ей хотелось лишь одного: бежать из этой квартиры без оглядки.
Наконец в голове сработал какой-то переключатель, и Лиза вспомнила, что заветный снимок находился в пестрой коробке, которую хозяйка принесла из другой комнаты. Вот только откуда: из спальни, из кабинета или же из гардеробной?
Логично рассудив, что никому не придет в голову хранить фотографии в ванной или же в туалете, Дубровская решила начать поиски со спальни. Выдвинув ящики комода и перерыв плательный шкаф, Лиза на минуту остановилась. Ей почудился какой-то шорох. Но, подумав, что ее нервы дают сбой и посторонние звуки ей только мерещатся, она ринулась в гардеробную. Там коробок было предостаточно. Она рванула на себя одну из них, по внешнему виду чем-то похожую на искомую, но внутри оказались туфли. В других также была обувь. Босоножки из тонкой кожи, сапожки со шнуровкой, туфли на низком каблуке, мокасины, кроссовки… Зачем людям столько обуви?
У Дубровской не было времени раскладывать все по местам, поэтому содержимое коробок было сброшено в одну кучу на полу. На верхней полке оказались кортонки для шляп, какие-то чехлы. Потянувшись за очередной картонкой, Лиза не удержала равновесие. Раздался грохот. Она упала, больно ударив руку. Сидя среди разгромленной гардеробной, девушка отчаянно соображала, что она еще может предпринять. Внезапно она услышала быстрые шаги. Вернее, это был топот множества ног. Раздались голоса, дверь гардеробной едва не слетела с петель, и какие-то люди в форме ворвались внутрь.
Лиза ничего не успела сообразить, как ее с силой подняли с пола. Кисти рук ей завели за спину и заломили вверх, так что девушка согнулась в три погибели. В таком виде ее сопроводили в гостиную и почти швырнули на диван. С двух сторон уселись дюжие ребята. Остальные члены команды бегали, как муравьи в растревоженном муравейнике. Раздавались короткие команды по телефону, рядом щелкал фотоаппарат, работала видеокамера. Грязные ботинки топтали нежное ковровое покрытие, оставляли следы на паркете. Если бы это довелось увидеть Алине, она была бы страшно недовольна…
Кто-то энергичный, в сером пиджаке и черных туфлях, плюхнулся напротив Дубровской в кресло. Лиза увидела холодную улыбку, и незнакомый бесстрастный голос произнес:
– Вы арестованы, Елизавета Германовна. Нет смысла увиливать от ответственности. Вас взяли на месте преступления…
Казалось бы, все предшествующие этому заявлению события должны были морально подготовить Елизавету к тому, что за ней идет охота. Но слова человека в сером костюме настолько взволновали ее, что Дубровская подскочила на диване, как пружина. Парни в камуфляже среагировали молниеносно. Они придавили ее к спинке так крепко, что на несколько мгновений девушка лишилась притока воздуха. Это ее немного отрезвило.
– Надеть наручники? – коротко спросил один из них. Вопрос адресовался человеку с холодной улыбкой.
– Не стоит, – ответил он. – Куда она денется?
Действительно, бежать было некуда. Повсюду были люди. Они деловито сновали по квартире, изредка бросая в сторону девушки заинтересованные взгляды. Чего в них было больше: любопытства, недоумения, ненависти, Лиза не могла разобрать. Для них она была преступницей, опасной и изворотливой. Они не видели в ней человека, скорее взбесившееся дикое животное, которое хорошо бы пристрелить, да вот не позволяют законы. Предстоит выполнить кучу формальностей, прежде чем эта зверушка окажется там, где ей положено быть, – за решеткой.
– Я – Воронин Владимир Васильевич, следователь прокуратуры области. Расследую дело об убийстве гражданина Плешака на территории туристической базы «Кедры», – представился строгий мужчина. – Надеюсь, вы не будете валять дурочку, а честно и откровенно поведаете мне всю правду об этом малоприятном дельце.
– Я никого не убивала, – прошептала Лиза.
– Ясно, – махнул рукой Воронин. Он, кажется, не ждал от нее иного ответа. – Значит, нам предстоит тяжелая и нудная работа. Как я понял, вы плохо усвоили истину о том, что чистосердечное признание…
– …самая короткая дорога в тюрьму, – пошутил кто-то из присутствующих.
– Да помолчите вы, – в сердцах воскликнул следователь. – Занимайтесь-ка лучше своим делом. Тут работы на всю ночь, а они шутки шутят… Ну, так как, Елизавета Германовна, может, откроете нам маленький секрет: за какие грехи вы утопили гражданку Павловскую?
– Вы думаете, что это сделала я? – поразилась Лиза.
– А что, тут еще кто-то есть? – съязвил следователь, поднимая глаза к потолку.
– Я объясню, – пролепетала Дубровская. – Я пришла к Павловской потому, что мы с ней договаривались о встрече. Когда я заглянула в ванную комнату, она уже плавала в воде. Может, это был несчастный случай? Знаете, я читала…
– Довольно, – прервал ее Воронин. – Ваша защитительная позиция мне, в общих чертах, ясна. Можете не продолжать.
– Почему вы так со мной разговариваете? – сказала Лиза, и ее губы задрожали.
– Потому что вы – убийца. Вас застукали в момент, когда вы, после жестокой расправы над Павловской, обчищали ее квартиру. Искали деньги? Или, может, драгоценности? Вы, как я вижу, даже тряпками не побрезговали!
– Я ничего не хотела брать! – закричала Елизавета.
– А вот это вам будет очень трудно доказать, – пообещал Воронин. – Видите, вон того милого человека с видеокамерой? Он в деталях заснимет на пленку тот беспорядок в квартире жертвы, который вы учинили. Скажете, что вы искали спасательный круг?
Лиза беззвучно глотала воздух ртом. Она была нема, как рыба.
– Нечего ответить? Тогда посмотрите вон туда. – Следователь указал в сторону ванной комнаты. – Там сейчас трудится еще один славный парень с чемоданчиком. Криминалист. Я не сомневаюсь, что ваши пальчики будут найдены повсюду. Вы еще не успели уничтожить отпечатки пальцев? Протереть ручки, кнопки, словом, все, чего вы касались? Ну, и славненько…
– Я не виновата! – мотала головой девушка.
– Хватит, – рявкнул следователь. – Уведите ее! Она начинает действовать мне на нервы. Доставьте ее в изолятор временного содержания. Когда мы здесь закончим, я допрошу ее в присутствии адвоката. Мы должны соблюсти все ее права. Не каждый день попадаются такие клиенты!
Молодцы в форме подхватили Дубровскую под руки и поволокли к выходу. Им пришлось нелегко, несмотря на то что преступница была легкой как пушинка. Она сопротивлялась отчаянно, как зверек, попавший в западню: брыкалась, выворачивалась, висла на их руках.
– Я не убивала. Не убивала! – кричала она, и эхо вторило ей, разбивая вдребезги тишину спящих квартир…
Все последующее запечатлелось в ее мозгу короткими фрагментами.
Щелк! Холл на первом этаже. Море лиц, вспышки фотоаппаратов, какие-то выкрики. Среди серой массы она замечает знакомую физиономию адвоката Афонина. В его взгляде отчетливо читается торжество. Он тычет в нее пальцем и что-то возбужденно кричит. За письменным столом сгорбилась Полина Кузнецова. Куда, спрашивается, девался ее апломб? Она смотрит пустыми глазами на людское сборище и соображает, похоже, еще хуже, чем Елизавета. А вот молоденькая журналистка с ручкой и блокнотом. Такая же шустрая и деловая, какой совсем еще недавно была сама Лиза. Она жадно рассматривает преступницу, стараясь не пропустить ни одной детали захватывающего зрелища.
Щелк! Выкрашенные в отвратительный горчичный цвет стены казенного дома. Кто-то заспанный и злой сует ей под нос официальные бумаги, требуя росписи. Ее пальцы мажут черной краской, а затем, каждый отдельно, откатывают на специальном бланке. Процедура закончена. Она может вытереть руки грязной тряпкой.
Щелк! Щелк! Щелкают засовы. Ее ведут по длинному коридору с дверями по обе стороны. Открывается тяжелая дверь с глазком. Лиза оказывается внутри. Дверь с грохотом закрывается.
Этот звук выводит ее из оцепенения. Она начинает молотить по металлической поверхности и истошно вопить:
– Откройте! Я хочу все объяснить. Я ни в чем не виновата!
По всей видимости, к этому здесь привыкли. Никто не спешит к ней на помощь. Зато за спиной раздается хриплый голос с покашливанием:
– Слышь ты, овца невиновная, заткнись срочно! Не мешай спать.
Все кончено. Она – в камере…
– …Познакомьтесь, Дубровская, – сказал Воронин, указав на упитанного человечка с папкой в руках. – Это ваш адвокат, Погорелов Захар Иванович. Прошу любить и жаловать!
Круглое лицо толстяка озарила улыбка. Он споро подкатился к столу, за которым сидела Елизавета, и усадил свой широкий зад на табурет, привинченный к полу. Положив перед собой розовые, как сосиски, пальчики, он многозначительно взглянул на следователя. Тот, потоптавшись на месте, кивнул головой.
– Думаю, вам нужно побеседовать: определиться, так сказать, с позицией защиты, – изрек он и исчез за дверью.
Погорелов, словно Колобок из сказки, прямо-таки сочился маслом. Он адресовал Лизе взгляд, полный дружелюбия и искреннего участия; затем вынул из внутреннего кармана сотовый телефон, а из папки – чистый лист бумаги.
– Ну-с, приступим! Любезная э-э…
– Елизавета Германовна, – поспешила подсказать ему девушка. – Вы можете называть меня Лиза.
– Как вам угодно, – кивнул толстячок. – Вы попали в очень неприятную историю, Лиза. Скажу вам откровенно, нам будет нелегко.
Услышав обнадеживающее «нам», Дубровская встрепенулась. Наконец-то она будет не одна. Этот человек согласен, судя по его первым словам, разделить с ней ту нелегкую ношу, которую на нее попытаются взвалить. Вместе они обязательно что-нибудь придумают. Один адвокат хорошо, а два лучше!
– Вы мне поможете? – спросила Лиза, заглядывая защитнику в глаза и стараясь по узеньким щелочкам среди пухлых щек определить свое будущее. Ирония судьбы – сколько раз ей самой задавали подобный вопрос!
– Разве я могу бросить коллегу в беде?! – развел руками адвокат. – Я сделаю все, что в моих силах, а может, даже больше…
В последней фразе прозвучал некий подтекст, который Елизавета не разобрала. Она завороженно смотрела на телефон. Как ей было известно, подобные вещи проносить с собой в следственный бокс строго воспрещалось. Но Захар Иванович не пытался скрыть его, а скорее даже демонстрировал девушке не то собственную храбрость, не то собственные возможности.
– Вы желаете кому-то позвонить? – понял ее взгляд Погорелов.
– Возможно, – пожала плечами Лиза. Она еще не определилась с тем, к кому ей следует обратиться на воле.
– Хорошо. Этот вопрос мы решим, – как само собой разумеющееся пообещал защитник. – Давайте-ка пока перейдем к делу.
– Конечно, конечно, – закивала головой Лиза. – Дело прежде всего. Выслушайте меня…
– Для этого я и пришел, – улыбнулся толстяк, подперев щеку ладошкой.
– Отлично, – осмелела Лиза. – Дело в том, что произошло чудовищное стечение обстоятельств. Я не имею понятия, кто совершил все эти преступления. Следователь уверен в моей вине. Но то, что я находилась на местах происшествий, еще не говорит о том, что я убила Плешака и Павловскую…
– Да, да. Я все прекрасно понимаю, – легко согласился Погорелов. – Но оставим в покое лирику. Вот вам лист бумаги. Пишите.
– Вы хотите получить от меня письменную версию событий?
В своей адвокатской практике Лиза иногда прибегала к подобному способу. Чтобы не запутаться в деталях, защитнику очень удобно иметь на руках изложенные на бумаге подробности происшествия.
Но Погорелов уставился на нее так, словно она сказала нечто неприличное.
– Да нет же, голубушка! – пристыдил он ее. – Это все будет позже! Для начала черкните-ка несколько слов своим родственникам. Вы ведь наверняка нуждаетесь в некоторых вещах: в туалетных принадлежностях, теплой одежде, продуктах…
Елизавета схватилась за голову. Конечно, она про это совсем забыла.
– …выразите желание сотрудничать со мной, укажете ниже мои координаты, – продолжал толстяк.
Лиза, придвинувшая было к себе лист бумаги, покачала головой и отложила в сторону ручку.
– Нет, нет. Захар Иванович, я не хотела ставить в известность маму. Она расстроится. Может, мне стоит позвонить ей и придумать что-нибудь… ну, например, про то, что мне пришлось уехать на месяц к своей подруге. Моя мама такая доверчивая. Она не заподозрит ничего странного!
Но такой поворот почему-то не устроил Погорелова. Он надулся, как индюк. Его пальчики забарабанили по столу, выражая, должно быть, неодобрение.
– Все это полная ерунда! После того как у вас дома побывала милиция, а вашу фотографию продемонстрировали по телевидению в рубрике «Розыск», поверить вам сможет разве что законченный идиот. Ну, здесь, как говорится, ваши проблемы… Меня интересует иное: как будет оплачиваться мой труд?
Этот вполне резонный вопрос вызвал у Дубровской состояние шока. Она почему-то не задумывалась о материальной стороне проблемы.
– Мне платить будут? – Адвокат поставил вопрос ребром.
– Ой! Я не знаю… – пролепетала Лиза.
Что она могла ответить? К кому ей обратиться за помощью? К маме? Но у нее не так много средств. Есть, конечно, небольшие накопления, но, что значит отдать последние деньги адвокату в надежде на удачу, Дубровская знала не понаслышке. Можно распродать все имущество, но вожделенную свободу так и не приобрести. На памяти Елизаветы было немало трагических случаев, когда пущенные с молотка квартира, машина, дача не решали проблемы. Обвиняемый оставался за решеткой, а его родственники – у разбитого корыта, с веревкой и мылом в руках. Нет! Она так не поступит со своими близкими…
– Ну-с, что будем делать? – нетерпеливо поинтересовался Погорелов. От его добродушия не осталось и следа. Он ерзал на месте, сердито поглядывая на Дубровскую. – Неужели вам некому помочь?
– К сожалению, некому, – потупилась Лиза.
– Ну, любезная, я на такое не подписывался, – возмутился адвокат, приподнимаясь с места. – Взаимовыручка, конечно, дело хорошее, но у меня – своих проблем по горло. Так что прощайте!
Он взял в руки папку, положил во внутренний карман телефон. Лиза смотрела на него во все глаза.
– Постойте! – Она умоляюще сложила перед собой руки. – Может, вы мне разрешите позвонить?
– Благодарю покорно! – фыркнул Погорелов. – А кто мне оплатит счета?
Дубровская растерялась. Хватаясь в мечтах за призрачную надежду, она попыталась разжалобить защитника.
– Пожалуйста, помогите мне! Я, когда освобожусь, обязательно верну вам все, что должна. До копейки! Не оставляйте меня…
– Да вы в своем уме! Когда она освободится, она мне вернет! – передразнил ее адвокат. – Да вам двадцать лет светит, голубушка! Вы сгниете в тюрьме, а кто мне отдаст потраченные на вас средства?
От возмущения глаза толстяка приняли почти правильную округлую форму блюдец. Елизавета даже смогла определить их цвет. Они были серые, но не мягкие и добродушные, а стальные, холодные и колючие.
«Двадцать лет? – не верила своим ушам Дубровская. – Он, должно быть, шутит. Это не может быть правдой!»
– Вы поступили опрометчиво, отказавшись от услуг Захара Ивановича, – заявил Лизе Воронин. – Я не знаю, на что вы надеетесь? Собираетесь справиться собственными силами? Я полагаю, вы переоцениваете свои возможности, и результат вашего неблагоразумия не замедлит сказаться.
Дубровская тупо молчала. Она прекрасно понимала, что рассчитывать на собственные силенки – весьма сомнительная затея. Да, она адвокат. Конечно, она в общих чертах представляет себе процедуру предварительного расследования и знает свои права. Но ей также было известно, что ловко манипулировать Уголовным кодексом, сидя в удобном кресле в своем офисе, намного проще, чем проделывать то же самое, находясь за решеткой.
– Ну, вот, – зевнул Воронин. – Из-за вашего упрямства мы будем торчать здесь еще несколько часов. Сейчас всего половина восьмого утра. Где прикажете искать вам защитника? Они еще все по домам, дрыхнут, дармоеды…
Конечно, все нормальные адвокаты, такие, какой некогда была сама Лиза, в это время лишь готовились к новому трудовому дню. Защитники – не самые ранние пташки. Это утверждение, конечно, не относится к таким героям, как господин Погорелов. Оборотистые представители его племени адвокатов-проходимцев готовы сутками не вылезать из кабинетов следователей в надежде получить хорошо оплачиваемое дело. Таких, как он, принято называть «карманными» адвокатами. Поскольку, завладев, с подачи работника правоохранительных органов, деньгами клиента, они не должны забывать и о своем благодетеле. Конечно, «отстегивать» энную сумму ему требуется не всегда, но проявлять лояльность к следствию нужно обязательно. В противном случае кто в следующий раз пригласит такого защитника? Так что, если разобраться, толку от подобного адвоката ровно столько же, сколько от верблюда перьев. Правда, некоторые маленькие радости большой жизни они обеспечить могут: передать мобильный телефон или жареную курицу, организовать встречу с женой или «корешами». Но, в итоге, все это выходит боком незадачливому клиенту. Спрашивается, не проще ли было потерпеть?
– Знаете, я думаю обойтись собственными силами, – вздохнула Лиза. – Как вам известно, я – адвокат по профессии. Так что не трудитесь, отыскивая желающих взять на себя мою защиту.
– Э-э, нет, госпожа Дубровская, знаю я ваши штучки! Сейчас прикидываетесь бедной овечкой, а в суде начнете кричать про свои нарушенные права, – отмахнулся следователь. – Если у вас нет возможности нанять платного защитника, государство, в моем лице, обеспечит вас адвокатом по назначению.
– Я откажусь от него.
– Это сколько угодно! – зевнул Воронин. – Вам светит такой срок, что мне ваш отказ, как бомжу билет в оперу. У вас будет защитник, и давайте поставим в нашей дискуссии точку. Вот у меня списочек дежурных адвокатов. Поглядим… м-м-м… кто тут у нас? Вас устроит коллега Ромашкин?
Только не это! Иметь в качестве защитника неисправимого донжуана было бы лишь половиной беды, хуже то, что этот товарищ на дух не переносит безденежных клиентов. Дубровской придется выслушивать его бесконечное нытье и лицезреть его хмурую физиономию.
– Я возражаю против этой кандидатуры! – вспылила Лиза.
– Может, у вас есть конкретные предпочтения? – ухмыльнулся Воронин. – Называйте фамилию адвоката, я постараюсь обеспечить его явку. Но, драгоценная вы наша, я бы на вашем месте не стал надеяться на чудо. Вы вляпались по самые уши!
– Мне некого пригласить, – потупилась Лиза.
– Тогда ваше сопротивление не имеет смысла, – резюмировал следователь. – Обвинение мы предъявим вам сегодня же, в присутствии адвоката Ромашкина. Если у ваших родственников возникнут соображения по поводу лучшего защитника и найдутся для этого деньги, мы ловко произведем замену. А сейчас, чтобы умерить ваш боевой настрой, почитайте-ка постановление о привлечении вас в качестве обвиняемой по делу о двойном убийстве…
Встреча с теперь уже бывшим коллегой не принесла Елизавете радости. Как она и ожидала, адвокат Ромашкин явился в следственный бокс мрачнее тучи и сквозь зубы пробормотал:
– Вечно ты, Дубровская, попадаешь в какие-то нелепые ситуации. Карма у тебя подпорченная, что ли? Но мое дело – сторона. Ты сама знаешь законы – выкручивайся, как можешь…
Сил «выкручиваться» самостоятельно у Лизы не было, как, впрочем, и не было ни малейших соображений по поводу собственной защиты. Требовались время и подходящие условия, чтобы все хорошенько обдумать. Девушка же все еще находилась в состоянии шока. Она была изнурена, как морально, так и физически. Ей хотелось спать. За последние двое суток она почти не сомкнула глаз. Как ни странно, но голод ее беспокоил куда меньше. В голове работали сотни молоточков, но их стук становился все глуше и глуше. Она засыпала…
– Эй, вину признаете? Что писать в протоколе? – вывел ее из забытья голос следователя.
Дубровская уставилась на него во все глаза, затем безучастно замотала головой.
– Ясненько. – Воронин черкнул что-то в бумагах. – Распишитесь-ка, вот тут. Еще здесь и вот здесь… Права вам разъяснены. Что-то желаете сказать по поводу предъявленного обвинения?
– Я отказываюсь от показаний. Пользуюсь правом, предоставленным мне 51-й статьей Конституции.
– Не хотите свидетельствовать против себя? – усмехнулся следователь. – Ваша воля. Но я думал, что адвокаты более изобретательны в защите своего доброго имени. Вы не оригинальны, Елизавета Германовна.
Собственно говоря, Дубровской было плевать на это. Ей хотелось только одного: чтобы ее оставили в покое. Вечно занятый адвокат Ромашкин пусть катится ко всем чертям, ну, а милый следователь, соответственно, – в прокуратуру.
– Сегодня вас переведут в следственный изолятор, где вы будете содержаться до суда, – подвел итог Воронин.
Елизавета встрепенулась. Сердце болезненно сжалось, предчувствуя беду.
– Ты отвратительно выглядишь, – сказал ей напоследок Ромашкин. Нос его брезгливо сморщился. – Приведи себя в порядок. Ты напоминаешь привидение.
Должно быть, милый коллега всерьез рассчитывал на то, что Лиза сможет воспользоваться его советом: принять душ, вымыть волосы шампунем, надеть нарядную одежду. Конечно, Ромашкин не так наивен, но задумываться о том, что станет с Дубровской, ему было недосуг. Через час у него было запланировано свидание с очаровательной студенткой юридического института. Она планировала в будущем посвятить себя адвокатской деятельности, а Ромашкин ничего не имел против того, чтобы открыть юной красотке тонкости своего ремесла. Вполне вероятно, что для этого пригодится съемная квартира, ключи от которой многообещающе звякали в его кармане…
Она едет в следственный изолятор! Эта мысль испугала Дубровскую настолько, что ее сонливость как рукой сняло.
Конечно, Лизе много раз приходилось бывать в этом месте, но дальше оперативной части, картотеки и следственных боксов адвокатов не пускали. Разве что можно было еще заглянуть в служебную столовую, где за копейки подавали огромные порции разнообразной и вкусной пищи. Теперь же ей предстояло заглянуть в этот мир с иной стороны, в качестве заключенной…
Она была наслышана о жестоких нравах, царящих за колючей проволокой: о произволе начальства, об отсутствии элементарных прав и условий для нормальной человеческой жизни. Но больше ее пугало иное: она боялась встречи с другими узницами этого страшного места.
Из отрывочных сведений, почерпнутых ею из кинофильмов, книг, да еще, пожалуй, из леденящих душу рассказов обвиняемых, тюрьма рисовалась ей в виде преисподней, а ее обитатели – в виде злых демонов. Там бьют новичков, измываются над ними без всякой причины, могут даже убить.
Как ей было известно, в заключении практиковалась так называемая «прописка». Этот обычай не имел ничего общего с теми формальностями, с которыми любой человек сталкивался в жилищной конторе, где пишут заявление, ставят штамп в паспорте – и готово! Гражданин прикреплен к месту определенного жительства, как муха к клейкой бумаге.
В неволе все иначе. Заходит новичок в камеру, а ему под ноги кладут полотенце. Вытрет он об него ноги – значит, человек бывалый, ушлый. Перешагнет через него – значит, дурачок – первоходка. Могут задать вопросы на сообразительность, типа: «Какого цвета потолок в хате?» Упаси тебя господь ляпнуть: «Белого». В момент получишь десяток горячих ударов по шее. Правильный ответ: «Потолок красного цвета, потому что десять лет, а червонец – красный». Ну, это для того, кто помнит, что в недавние еще времена эта денежная бумажка была красного цвета. Спросят: «Сколько в камере углов?» Отвечай: «Пять», – поскольку новичок – тоже угол.
Если бы можно было выучить все ответы! Но как? Они ведь не в одном учебнике не прописаны. А буйная фантазия заключенных работает превосходно, поставляя все новые и новые шедевры криминальной мысли. Пыткам и испытаниям для новичков – также нет числа! Выдержать все и не сломаться могут единицы. А что говорить о Елизавете, которая так боялась физической боли! Любой поход к врачу вызывал у нее приступ паники, а кровь на пальце – полуобморочное состояние!
Правда, Дубровская слышала, что подобные фокусы характерны вроде бы только для мужских мест заключения и лишь для тех, где сидят глупые малолетки. Но кто знает, чего ожидать от женщин? Кто-то говорил ей, что в женских тюрьмах царят куда более страшные порядки.
Правда это или ложь? У нее есть блестящая возможность убедиться в этом на собственной шкуре…
Компания, в которой Лиза была перевезена в изолятор, на первый взгляд подтверждала самые худшие предположения Дубровской. Женщины имели неопрятный вид и самую что ни на есть подозрительную внешность. У каждой из них на лбу словно красовалось клеймо. «Я – воровка!» «Я торгую наркотиками». «Я – проститутка, а по совместительству разбойница!»
Хотя, возможно, Елизавете это только казалось. Сама она была одета не многим лучше, ее волосы были всклокочены, а лицо с опухшими от слез веками напоминало физиономию запойной алкоголички. А этот отвратительный запах! Казалось, он пропитал насквозь ее одежду. Она несколько суток не принимала душ и не чистила зубы. Хорошенькая картинка! Ругает своих товарок, а себя считает образчиком чистоты и горной свежести! А если учесть, что ей предъявлено обвинение не в краже, не в разбое, а в убийстве, да еще двойном, не плохо бы оставить в покое критику и взять себя в руки…
– Эй! Ты – первоходка? – спросила ее женщина цыганской внешности, та самая, которую Лиза определила как торговку наркотиками.
– Я? – уставилась на нее Дубровская.
Отвечать правду или соврать?
– Да, – еле слышно произнесла Лиза.
– Это и видно, – заявила соседка. – Робеешь, что ли?
Лиза пожала плечами.
– Не бойся. Везде люди живут. Привыкнешь, – успокоила ее женщина.
– Я здесь ненадолго, – вырвалось у девушки.
– Все так говорят! – махнула рукой цыганка. – Меня Розой зовут. Взяли на сбыте героина. Чувствую, в этот раз меня замели надолго. А тебя за что?
– Убийство.
Роза внимательно взглянула на Дубровскую. В ее глазах мелькнуло нечто похожее на уважение.
– Надо же! А по виду не скажешь…
– Для начала ознакомишься с тем, что представляет собой «сборка».
– Сборка? – уставилась на Розу Дубровская.
Как она правильно поступила, что не стала изображать из себя бывалую узницу! Разоблачение наступило бы так скоро. Похоже, ей многому придется здесь научиться.
– Привратка, – произнесла загадочное слово цыганка.
Лиза покачала головой. Она чувствовала себя словно за границей. Общаться хочется, но языком не владеешь…
– Ну, ты в больнице была? Приемный покой видела? Примерно то же самое. Досмотр, тюремный врач, бумажки всякие… Побудешь на карантине несколько дней, а там распишут в камеру. Держись меня – не пропадешь!
Женщины команды выполняли споро, как самую привычную вещь. Лиза же да еще одна молодая девица с роскошной косой столбенели от резких выкриков и с первого раза не могли понять, что от них требуется. Раздеться догола в присутствии женщин в форме было задачей неприятной, но вполне выполнимой. То, что последовало за этим, повергло Дубровскую в состояние шока.
– Нагнуться вперед, раздвинуть ягодицы, присесть десять раз.