Текст книги "Семь сокрытых душ"
Автор книги: Наталья Калинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Призрак исчезает. И я засыпаю. Но даже во сне мне нет покоя: является Захариха и упрекает меня в том, что я неверно исполнила ее наказы. Оттого мне и болезнь. И что грех этот тяжкий будет мучить меня до самой смерти.
Напуганная моим нездоровьем, Ульяна послала за нашим семейным доктором Андреем Дмитриевичем. Чудесный старичок, поблескивая стеклышками пенсне, склоняется ко мне так низко, что его белоснежная борода касается моей щеки, щекочет. Слушает мое дыхание, кладет руку на лоб, затем – на живот. Быстро отходит в сторонку, о чем-то шепчется с кормилицей. Я ловлю взглядом лицо Ульяны – белое, что молоко, с хмурой галочкой меж бровей. Доктор, оборвав разговор, скорыми шагами подходит к столику, на котором оставил свой саквояж, достает листок рецептурной бумаги и что-то черкает на нем. Наверняка выписывает так любимые им анисовые капли.
– В больницу бы ее свезти, – доносится до меня. – Тяжелая форма горячки.
Ульяна что-то говорит, то ли соглашаясь, то ли возражая. А я со стоном отворачиваюсь. Не хочу в больницу, если мне суждено помереть, я умру тут, в родных стенах.
В страданиях я не замечаю, как доктор уходит. Но Ульяна остается.
– Ульяша… – стону я, когда широкая жесткая ладонь с царапающими кожу мозолями гладит меня по щеке.
Ульяна что-то шепчет мне, но я ее не слышу. Языки пламени облизывают мое тело, лицо. Мне так больно и плохо, как никогда еще не было. Я хочу кричать, но с пересохших губ срывается лишь еле слышный стон.
– Что, что, моя кровиночка? – прорывается сквозь хохот мучающих меня демонов. Я собираюсь с силами и наконец-то спрашиваю о том, о чем хочу: выполнила ли Ульяна мою вчерашнюю просьбу. Вчера я слезно умоляла ее сходить на кладбище к семейному склепу и забрать оставленную там мной куклу. Закопать, выполнив наказ Захарихи до конца.
– Ходила, Асенька, ходила, – шепчет Ульяша, кладя широкую мозолистую ладонь мне на лоб, – как ты просила…
Оборвав себя на полуслове, она затягивает вполголоса колыбельную, которую всегда мне пела в детстве. Но я ведь знаю, что Ульяна, когда хочет уйти от ответа, начинает петь.
– Ульяша, не скрывай… Что случилось? – тревожусь я.
– Отдыхай, детка, отдыхай. Ничего не случилось.
– Не верю! – неожиданно для самой себя выкрикиваю так громко, что кормилица пугается.
– Деточка…
– Говори, не молчи!
– Нет там куклы, – сознается Ульяна, – в усыпальнице. Я все сделала, как велела моя кровиночка. Но не нашла куклы. Может, мой свет, напутала что?
Я ничего не отвечаю. Да что я могу сказать? Что, спаси бог, эта кукла является ко мне еженощно с кладбища?
Ульяша сидит со мной до тех пор, пока не входит посланный за микстурой Антип. Кормилица заставляет меня выпить ложку. От горького питья становится немного легче, и я наконец-то проваливаюсь в тяжелый сон, в котором ко мне опять является страшная кукла. Другая. У нее не хватает рук. Ее тело слеплено не из воска, а сшито из лоскутов, которые я сначала принимаю за ткань, и лишь позже понимаю, что сшито оно из кусков кожи. Вместо стеклянных глаз у жуткой твари – черные провалы, волосы на голове шевелятся, будто черви, распахнутый рот утыкан густо тонкими и длинными, словно иголки, зубами. Чудовище! Такое ужасное, что я пытаюсь закричать и вскочить с кровати. Но я так слаба, что не могу пошевелиться. А кукла наваливается на меня и вгрызается мне в грудь острыми зубами. Не кровь она из меня пьет, душу…
* * *
Собиралась Ада так быстро, как никогда, умудряясь одновременно выполнять несколько дел: в душе одной рукой намыливала голову, другой – забывшись, повторно чистила зубы, потом так же одной рукой удерживала фен, а другой – намазывала на лицо крем. Торопливо, не смотря в зеркало, думая лишь о том, чтобы сделать все как можно быстрее. Не нанося макияж, она вылетела из ванной, по пути крикнув спящему гостю, чтобы вставал. Проигнорировав деловые костюмы и платья, вытащила джинсы и первую подвернувшуюся под руку майку и, не глядя, надела на себя. И лишь потом заметила, что майка оказалась сувенирная, с черным быком на желто-красном фоне и надписью Espaсa, купленная в Барселоне лет пять назад. Но не переодеваться же обратно, когда каждая секунда дорога!
– Эй, как там тебя? Встал? Я опаздываю! – недовольно гаркнула она из спальни. Из гостиной раздалось неразборчивое бурчание, и Ада, теряя терпение, вновь закричала: – Если сейчас же не встанешь, я вызываю полицию!
– Ну чего ты так нервничаешь? – в проеме показалась заспанная физиономия парня. – Ого, отличный костюмчик! Дашь поносить?
Его глаза жадно загорелись при виде яркой майки. Фрик полностью показался в дверях, переступил ногами в шерстяных носках и причмокнул губами, рассматривая быка на груди девушки.
– Не твой размерчик, – отрезала Ада, отворачиваясь.
– Ну почему же не мой… Второй? – игриво приподнял он бровь.
– Я про майку! – вспыхнула она. – Идешь или вызываю полицию?
– А завтрак?
Ада демонстративно вышла в коридор и распахнула входную дверь, а затем достала из сумки мобильный. Гость намек понял и послушно потрусил к выходу.
Она торопливо заперла дверь. А когда развернулась к лестнице, парня на площадке уже не было. Может, он наконец-то отстал от нее? Но эта наивная надежда продержалась недолго: когда Ада спустилась во двор, увидела, что навязчивый «гость» стоит возле ее машины и насвистывает веселый мотивчик.
– Ты что, со мной собрался?
Он посмотрел на нее с таким негодованием и удивлением, будто слова девушки одновременно и поразили, и оскорбили его. Ответом Аду парень не удостоил, но красноречиво дернул на себя запертую дверь со стороны пассажирского сиденья.
– До первого угла довезу и высажу, – предупредила Ада. Если бы она так не торопилась, избавилась бы от этого Джека-или-как-там-его тут же. Нашла бы как. Но на споры времени не оставалось, поэтому она просто открыла машину и заняла свое место. Фрик проворно уселся, даже быстрее ее. Но долго возился с ремнем безопасности: то оттягивал, то обратно отпускал, разглядывал, словно диковину, пряжку и все никак не мог пристегнуться. У Ады закралось подозрение, что он вообще впервые увидел ремень.
– Оставь его, – не скрывая раздражения, бросила она.
– Не могу. Безопасность – превыше всего. Если со мной что случится, кто о тебе позаботится? – Пассажир наконец-то справился с ремнем. Но, даже пристегнувшись, еще раз подергал его, будто проверяя надежность замка.
– Много ты обо мне заботишься! – фыркнула она.
– Осторожно! – заорал тут же пассажир, потому что Ада чуть не въехала в зад резко затормозившей перед переходом машины.
– Не кричи! Ты мне действуешь на нервы.
Парень отвернулся к окну и загудел какой-то мотивчик.
– Послушай, ты не можешь сидеть тихо?
– Тебе не нравится, как я пою?
– Нет.
Он послушно оборвал мычание. Но тишина длилась недолго: его вниманием тут же завладела ручка настройки радио. И он принялся вращать ее туда-сюда, меняя частоты с раздражающей скоростью. То ли его не устраивал утренний репертуар, то ли развлекало то, как обрывались разговоры и песни, то ли просто нравилось крутить ручку. Ада стиснула зубы, чтобы не заорать. Если бы она не мчалась по уже переполненному шоссе в средней полосе, затормозила бы и высадила этого сумасшедшего, даже если бы пришлось выталкивать его пинками. Пусть катится своей дорогой!
Оттого, что она переживала из-за Писаренкова, и потому, что пассажир действовал ей на нервы, а она не могла сейчас избавиться от его общества, вела она машину нервно и неосторожно, то подрезая, то давая подрезать себя. Пару раз чуть не проскочила на красный свет, снова чуть не въехала в зад впереди идущей машины, три раза ей возмущенно посигналили, в ответ она громко послала сигналивших водителей по известному «эротическому» адресу. Обычно водила Ада так, как руководила фирмой: уверенно, хладнокровно, соблюдая правила, не ведясь на чужие провокации. А тут словно бес в нее вселился. Или на нее еще дополнительно влиял бык на футболке, пригнувший голову с серповидными рогами так, словно приготовился к атаке?
– Мамочки! – в какой-то момент не выдержал пассажир. – И кто дал этой женщине сесть за руль? Камикадзе в юбке, а не девушка!
Что он там еще себе бормотал под нос, Аду мало интересовало. Она уже искала возможность перестроиться из одного ряда в другой, чтобы подъехать к стоянке.
Фрика пришлось тащить за собой: не оставишь же его в машине? Но когда до крыльца с большим козырьком оставалось всего несколько шагов, парень вдруг остановился и попятился назад:
– Я не могу туда идти!
– Это еще что такое?! – возмутилась Ада, будто не она еще полчаса назад мечтала избавиться от его общества. – Давай без капризов! Или идешь за мной, или топай на все четыре стороны и на глаза мне больше не попадайся!
Ей стало почему-то боязно идти одной в это огромное, похожее на гигантский круизный корабль, здание. Не то чтобы больницы вводили ее в состояние уныния или вызывали неприятные воспоминания, нет, просто ей чудился в этих учреждениях запах смерти. На кладбищах она его не ощущала, а в больницах – да.
Парень замялся, видимо, принимал сложное для себя решение и, тяжело вздохнув, так, словно его принудили выполнить неприятную работу, двинулся следом за Адой. Все то время, что они блуждали по коридорам, спрашивали, искали, он плелся в подавленном молчании, опустив голову и втянув шею в плечи. Ада, мельком глянув на своего спутника, решила, что у того с больницами связаны какие-то очень неприятные ассоциации. Может, и правда его долгое время держали в психушке, вот и действует на него так угнетающе больничная обстановка? В какой-то момент парень вдруг остановился, закрыл руками уши и с мученическим выражением лица помотал головой. Ада даже обеспокоилась: как бы не случился у него приступ. Не лучше ли было действительно оставить его на улице? Не хочется быть виновной в том, что парень съедет с катушек еще больше, чем уже есть, увы, на данном этапе его жизни.
Наконец-то после долгих поисков Аде удалось выяснить, где находится Писаренков. Но увидеть его так и не удалось. Информация о его состоянии оказалась скудной и тревожной: лежит с тяжелой черепно-мозговой травмой, в себя не приходил. Навещать пока нельзя.
Уходила Ада из госпиталя в еще более тревожном настроении, чем приехала. Ведя машину в полном молчании по направлению к офису, думала о том, что можно сделать для Сергея.
– Все будет хорошо, – вдруг сказал ее спутник. То ли экстремальное вождение Ады по дороге в госпиталь подействовало на него угнетающе, то ли больничная обстановка, но вел он себя теперь кротко: не язвил, не острил, не причитал.
– Спасибо, – машинально ответила Ада. – Надеюсь на это.
Один раз ей позвонил Сташков. Ада не стала вступать в долгий разговор, сообщила лишь, что скоро будет.
Когда она увидела, что парень, выйдя из машины на служебной стоянке, не пошел себе дальше по своим делам, а, похоже, собирается идти за ней в офис, не выдержала:
– Послушай, тебе что, идти некуда?! Чего ты ходишь за мной как привязанный?
Парень не смутился, пожал плечами и улыбнулся с видом простачка:
– Некуда. И ты права, я к тебе привязан.
– О господи, – закатила она глаза к небу, еще час назад ясному, а сейчас стремительно затягиваемому дождевыми тучами, – ну, сходи куда-нибудь, погуляй… Мне работать надо! Решать много дел, может быть, еще куда-то поехать. Не знаю! Иди просто пройдись… В кафе сходи! Или у тебя денег нет?
Фрик не ответил, лишь переступил обутыми в калоши ногами и опять пожал плечами.
– Наказание ты мое… На, иди посиди в кафе! – она вытащила из кошелька пару купюр и протянула парню. Тот деньги взял, но уставился на них с таким недоумением, будто не знал, что с ними делать.
– Ну, пока! – торопливо распрощалась Ада. Развернувшись, она с неприятно кольнувшим сердце чувством увидела, что за сценой наблюдают Сташков с женой Юлией. Не оглядываясь на своего спутника, не зная, ушел ли он или так и продолжает стоять с деньгами в руке, Ада заспешила к крыльцу.
– Ого! – вместо приветствия воскликнул Сташков и усмехнулся как-то так нехорошо и пошленько.
– Игорь, нужно поговорить, – сказала Ада, опережая его комментарии, которые ей не хотелось выслушивать. Но это не спасло ее от удивленного восклицания Юлии:
– Впервые тебя вижу в такой… одежде.
Юля невольно замялась, подбирая слова, так что стало понятно, что ни подобные футболки, ни джинсы она приличной одеждой не считает, и Ада в таком одеянии уронила себя в ее глазах. Юлия даже дома носила высокие каблуки и платья, похожие на вечерние, с декольте и в пол.
– Некогда наряжаться было, – буркнула Ада, которую неожиданно разозлила эта нейтральная реплика. Ей показались совершенно неуместными замечания по поводу ее внешнего вида в то время, когда случилось несчастье с одним из близких людей.
– Я ездила в больницу, – сказала она с вызовом, проходя мимо Игоря и его жены к двери.
– И как он? – из этого вопроса стало ясно, что Сташков в госпиталь не ездил.
– Плохо.
– Мне очень жаль, – промямлил Игорь, словно не нашел других слов, кроме банальностей. А Юлия, в отличие от него, ахнула и обрушила на Аду целый ворох вопросов о Писаренкове, Ада пересказала слова доктора и добавила от себя:
– Надо решить, как помочь Сергею. Мне сказали, что перевозить его нельзя, так что пока он останется в том госпитале.
– Это не самое худшее место! – воскликнула Юлечка. – Брат моей подруги как-то лежал там тоже с черепно-мозговой травмой, правда, не такой тяжелой. Получил на дискотеке, вступился за девушку. Кстати, они потом с нею еще долго встречались, года два или три, не помню. А расстались…
– Юля! – вовремя оборвал жену Игорь, зная об особенности той долго говорить о не относящихся к делу вещах, вспоминать ненужные детали и лишь ей известных людей.
– Ада, больница, в которой лежит Писаренков, хорошая: Сергея там поставят на ноги. Но мы со своей стороны тоже сделаем все возможное, чтобы ему было комфортно. Палату отдельную, врачей всех нужных привезем, сиделку и все, что необходимо.
– Спасибо, – ей нужно было услышать как раз такие слова. Только сейчас она поняла, как ей не хватает Писаренкова, что он и Игорь стали для нее практически семьей – братьями родными.
– Как это случилось, Игорь? Знаешь?
– Мне позвонили утром: мой номер оказался последним в списке исходящих в мобильном Писаренкова. Я спросил, как произошло несчастье. И мне рассказали, что Сергей возвращался откуда-то поздно, поставил автомобиль на стоянке неподалеку от дома и стал переходить дорогу. Там его и сбила машина. Какая – неизвестно. Водитель скрылся с места аварии, свидетелей пока не нашли. Сергея обнаружил на обочине дороги один из собачников, тех, которые выводят своих питомцев поздно ночью. Он и вызвал «Скорую». Вот и все, что мне стало известно.
– В каком часу это произошло? – спросила Ада, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал ровно, не дрожал.
– Не знаю. Обнаружили Сергея где-то в два ночи, а сколько он там пролежал…
– А тебе позвонили уже утром.
– Ну да…
– Ясно, – рассеянно ответила Ада. Выяснив все, что можно, она захотела остаться одна, даже говорить о делах ей показалось сложным.
– Игорь, мне нужно сделать несколько звонков, – сказала она, хлопнув ладонями по столешнице. К счастью, зам понял: встал и потянул за собой свою жену.
– А что это за мужик такой странный с тобой был? – не утерпела любопытная Юлечка, задержавшись на пороге.
– Городской сумасшедший. Милостыню просил, – сказала Ада первое, что пришло в голову.
– Да? А я видела, как он из твоей машины вылез.
– Тебе показалось! – уже довольно грубо, не скрывая раздражения, ответила Ада. Юлечка надулась и наконец-то вышла из кабинета. Поднявшее было голову чувство вины Ада успокоила тем, что Юля отличалась не только любопытством, но и длинным языком: разнесет сплетни со скоростью ветра, снабдив придуманными подробностями. И так уже наверняка придумала целую историю на основании того, что увидела, как из машины Ады утром выходил мужчина. Стоит ли подкидывать дров? На работе у мужа Юля появлялась редко, но все же появлялась. Свои визиты никак не объясняла, а Ада не считала нужным указывать Игорю на то, что офис – не место для семейных встреч: не хотелось с ним обид и конфликтов на этой почве. Благо Юлечка приходила не так уж часто и «гостила» недолго. Ада подозревала, судя по ревнивым взглядам Юли, которыми та провожала каждую молодую сотрудницу, что жена Сташкова наведывается сюда «с проверкой»: не завел ли ее привлекательный муж служебный роман? «Юля, не волнуйся, Сташков крутит романы лишь с работой! – как-то в приватной беседе пошутила Ада. – И я, если что, за ним пригляжу!»
Когда она закрыла за Юлией дверь, оставленный на столе мобильный заиграл мелодию, звуки которой по старой привычке заставили сердце екнуть. Борис.
– Алло? – ответила она, стараясь, чтобы голос прозвучал ровно и даже немного равнодушно.
– Привет. Что там с Писаренковым? – сразу спросил он. Ада рассказала, после чего Борис ожидаемо поинтересовался:
– Моя помощь нужна?
– Мы справимся, – отрапортовала она, подумав, что их диалог слишком напоминает деловой: возникла проблема, но она обещает Большому Боссу взять все в свои руки и «разрулить». Привычка.
– Я на тебя рассчитываю, – ответил Борис так, словно речь и правда шла о рабочей ситуации. Аде стало вдруг горько, как после полынной настойки: что они и в самом деле… Речь идет о человеке, очень важном человеке, незаменимом, ценном. Друге. От чувства бессилия, от равнодушия, сквозившего в голосе Бориса, будто ему на самом деле не так уж и важно случившееся, от прохладно-делового обращения к самой Аде ей захотелось завыть. Или закричать. Или просто отключить телефон, чтобы больше не слышать тона Бориса.
– Как ты? – так же прохладно-безразлично осведомился он.
– В норме! – разозлилась она, внезапно пожалев о проведенном с ним вчерашнем дне. – Борис, у меня звонок на другой линии.
– Ну, беги, работай, – в его голосе все же послышалась теплота. Но Ада, боясь принять в дар троянского коня, торопливо отключила вызов.
День она провела, стараясь максимально загрузить себя привычными делами и хлопотами. Звонила, принимала звонки, отдавала распоряжения, проверяла отчеты. Ее привычная рутина. И все же сконцентрироваться было сложно: ее мысли то и дело непокорными лошадками сворачивали с протоптанной дороги и начинали гарцевать по зарослям безответных вопросов. Кто сбил Писаренкова? Надо же было произойти несчастью именно в тот момент, когда она так нуждалась в помощи Сергея! И что случилось с Вовчиком? В его самоубийство Ада категорически не верила. Кто прислал ей ту страшную куклу? И что такое было вчера в ее квартире? Что вообще происходит?! И посоветоваться не с кем. Ада вдруг поняла, что всего с двумя людьми могла бы поговорить на эту тему: с Писаренковым и, как ни странно, с фриком.
Два раза она выходила из офиса под каким-то предлогом, но на самом деле желая увидеть, не вернулся ли ее странный спутник. Но его не было, и Ада начала испытывать беспокойство и стыд, чтобы избавиться от этих чувств, старалась убедить себя в том, что парень просто наконец-то ушел по своим делам. Получил деньги и ушел.
И все же ей было неспокойно, так, словно должно было случиться еще что-то страшное, новое несчастье.
Фрик не пришел к офису и к тому времени, когда она закончила работать. Видимо, и правда отстал от нее. Но вместо того чтобы вздохнуть с облегчением и обрадоваться, Ада расстроилась. Даже диск с любимой музыкой, который она частенько слушала в машине по дороге с работы, не помог ей справиться с тревогой. Вернулась она домой смертельно уставшей и сразу, не вовлекаясь в мелкие вечерние хлопоты, не ужиная, отправилась в ванную.
Изменяя своей привычке принимать быстрый душ из экономии времени, Ада наполнила ванну и выпустила в горячую воду добрую порцию шампуня.
Шампунь был травяной, и ванная комната тут же наполнилась запахом летних лугов, вызвав полустертые воспоминания из детства, когда их из интерната водили на редкие прогулки в поселок. Часть пути лежала через луг, который, разогретый жарким летним солнцем, благоухал запахами медовых трав. Это воспоминание было одним из немногих теплых, которые сохранились об интернате, но оно потянуло за собой ниточку других, свежих: о несчастном Вовчике и его отчаянной просьбе вспомнить события той трагической ночи. Расслабиться не получалось.
Ада села в ванне и потерла пальцами виски, так, словно ей нужно было продумать до мельчайших деталей предстоящую сделку, чтобы не сделать ни одного неверного шага.
Что она имеет? Цепь загадочных самоубийств бывших соседок по комнате. «Суицид» Вовчика подтверждает его же версию о том, что расправа учинена не просто над воспитанниками интерната, соседками по комнате, а именно над теми, кто стал косвенным свидетелем ночной трагедии в закрытом крыле здания пятнадцать лет назад. Интересно также, имеет ли значение очередность жертв (и в таком случае, возможно, Аду оставили последней, как «на десерт», потому что именно она оказалась в комнате с Раей) или выборка случайна? И чем дольше Ада размышляла, тем больше склонялась к версии, что за всеми этими «самоубийствами» стоит месть. И мстит, скорее всего, тот, кто имел отношение к погибшей Рае. На ум приходил лишь один человек – отец девочки. В таком случае объясняется, почему некто мстит бывшим воспитанникам спустя пятнадцать лет: отец-преступник отбывал срок, а когда вышел на свободу, принялся расправляться с теми, кто был с его дочерью в ночь трагедии. К тому же человеку, тесно связанному с криминальным миром, отсидевшему значительную часть своей жизни в тюрьмах, наверняка не так уж сложно «организовать» жертве «несчастный случай» или «суицид».
Ада от волнения даже слегка подпрыгнула на месте, при этом часть воды из наполненной почти до краев ванны выплеснулась на пол, но она даже не обратила на это внимания. Не возникла ли подобная версия и в голове Вовчика, раз он просил так настойчиво вспомнить события той ночи? Надеялся убедить отца-мстителя в своей невиновности в гибели его дочери?
«Подарок»-кукла тоже укладывается в эту цепь: как намек именно на ту ночь. Правда, что делать со странной запиской Вовчика, которая осталась у Писаренкова, Ада не знала. Текст будто писал душевнобольной человек. Как же ей не хватает Сергея! Он бы докопался до истины. Нашел бы все, что нужно, на отца Раи. Защитил бы Аду. Впрочем, офисная служба безопасности без начальника не прекратила свою деятельность, можно обратиться к кому-нибудь из сотрудников.
Вода в ванне остыла. Ада выдернула пробку и протянула руку к крану с горячей водой. И в это время в коридоре раздался звук, как будто упал на пол тяжелый шарик и покатился, а затем кто-то тихонько поскребся в закрытую дверь ванной. Ада так и замерла, настороженно прислушиваясь и не в силах пошевелиться. Кто-то проник в ее квартиру? Может, вчерашний ночной гость, потому что она опять забыла запереть дверь? Но нет, Ада помнила, как закрывала замок, даже цепочку накинула, хотя обычно пренебрегала ею. Мышь? Пусть лучше мышь! Грызунов Ада не боялась и искренне не понимала, что находят страшного в этих мелких зверюшках другие.
Шум не повторился, и она почти успокоилась. Отвернула, как и хотела, кран с водой и встала под душ. Наскоро вымывшись, завернулась в банное полотенце и вышла в коридор. Но, сделав первый шаг, наступила на что-то не острое, но мелкое. Она вскрикнула – не от боли, а от неожиданности, и присела, чтобы поднять с пола какой-то шарик. Шарик оказался глазом – искусственным. Ада вскрикнула и выронила его. Глаз со стуком упал на пол и закатился за обувной шкафчик. И только уже чуть позже, придя в себя после испуга, Ада поняла, что глаз остался от той куклы, которую ей прислали вчера.
Но кто его уронил раньше, когда она была в душе? Кто скребся в дверь – сегодня и вчера? Кто?
Ада попятилась в ванную и схватила спрятанный за умывальником вантуз. Не бог весть какое оружие, но может и сгодиться в качестве средства самообороны. И так, выставив вперед палку с резиновой «нашлепкой», она, крадучись, обошла всю квартиру. Прежде чем входить в каждую комнату, Ада торопливо нащупывала выключатель и зажигала свет. Но, похоже, в ее владениях никого не было. И этот факт не столько успокоил ее, сколько, напротив, напугал: Ада предпочла бы встретиться лицом к лицу с грабителем, живым, из плоти, чем гадать, кто производил в квартире напугавший ее шум.
Ада оставила зажженным свет во всех помещениях и включила музыкальный центр, чтобы развеять эту тишину, от которой она теперь ожидала подвоха. Под бодрую речь радиодиджея занялась приготовлением легкого ужина – не потому, что хотела есть, а чтобы занять себя привычными делами. Кто бы из тех, кто знал ее, поверил в то, что «железную» Аду способен до такой степени напугать необъяснимый шум в квартире?
Она затеяла сложное блюдо: мясо с особым «французским» соусом, который требовал щепетильности и внимания в приготовлении. Расчет оказался верным: увлекшись готовкой, она успокоилась. Соус получился именно таким, как требовалось: не пригорел, не застыл комочками, приобрел нужную однородную консистенцию, чего не всегда удавалось добиться. И повариха сочла это добрым знаком. Помнится, когда-то в детстве тетка ее «загадывала» на пироги: если подойдет замешенное тесто, если не осядут в печи изделия, то и задуманное дело выйдет удачно, а если тесто не поднималось или пироги подгорали, то и удачи ждать не следует. Ада тогда посмеивалась над теткиными суевериями, но потом сама, много лет спустя, иногда так «гадала» на соусе.
– Ну что ж, все будет отлично! – бодро провозгласила она, снимая кастрюльку с огня. И вдруг будто кто-то толкнул ее под локоть, посуда вылетела из рук, и содержимое выплеснулось на пол, заляпав заодно и стены. Ада даже не смогла выругаться, лишь закрыла руками рот и замерла, в растерянности глядя на жирную оранжевую лужицу. «Дерьмо дело», – подумала она, имея в виду и свои дела, и суеверия, и перспективу долгого отмывания кухни от соуса. Но не успела сделать и шагу, как лампочка моргнула, и свет погас во всей квартире. Тут уже Ада не сдержала крепкого словечка. Бросив взгляд в окно, убедилась, что двор все так же освещен и окна соседнего дома – тоже, значит, к счастью, причина не в аварии на станции, а в вырубленных пробках. Держась за стол, чтобы не поскользнуться, если случайно наступит на разлитую жидкость, она осторожными шагами приблизилась к шкафчикам и присела рядом с тем, в котором держала хозяйственные принадлежности. Вчера, помнится, брала из него фонарик и затем положила на место.
Она шарила руками в ящике, но, как назло, никак не могла нащупать нужное. Ей попадались разные мелочи, обо что-то она больно уколола палец, и в этой лихорадочной суете не сразу расслышала уже знакомое ей шкрябанье, только на этот раз уже не в дверь, а так, словно кто-то водил чем-то твердым по кухонной стене. От ужаса у Ады занемел затылок. Девушка нащупала в ящике гладкую ручку молотка и крепко вцепилась в нее, после чего медленно повернула голову на шум.
– Кто здесь?
Неприятный звук стих, но после короткой паузы вновь возобновился, на этот раз уже где-то совсем рядом с Адой: протяни она руку – и, глядишь, коснется того, кто царапает стену. Ада покрепче перехватила молоток и вытащила руку из ящика.
– Кто вы?! – выкрикнула она, понимая, что от страха не может даже встать на ноги. Звук вновь смолк, но по кухне вдруг прошел сквозняк, как будто распахнулось окно. До Ады донесся странный запах, который, словно преломленный через призму свет, разложился на спектры: девушка различила запах сырости, земли, свечей и еще один, неузнаваемый, но отвратительный, сладковато-кислый. И следом за этим она почувствовала, как что-то холодное и скользкое коснулось ее руки, ужом поползло от кисти к локтю. От отвращения Ада не могла даже закричать, задергала рукой, желая стряхнуть «ужа», но омерзительное ощущение не исчезло. «Уж» добрался до ее плеча, обвился вокруг шеи, коснулся губ: от нахлынувшей вони Ада едва не задохнулась. Выпустив из рук молоток, она попыталась избавиться от того, что душило ее, но не обнаружила никакой «удавки», пальцы коснулись собственной кожи. Но тем не менее что-то продолжало сдавливать ее горло. И вдруг «тиски» разжались. Ада закашлялась, но, не мешкая, вскочила на ноги и побежала к входной двери. Едва не упала на разлитом соусе, но вовремя ухватилась за край стола. Вперед! На площадку, вон из квартиры, на свет, к людям, подальше от опасности!
Но это оказалось так мучительно непросто – убежать. Едва Ада достигла двери, как нечто навалилось на нее сзади, неведомая сила пыталась оттащить ее от выхода. А когда Ада протянула руку к замку, чтобы нащупать ключи, что-то сильно и больно ударило ее по кисти – девушка вскрикнула и непроизвольно отдернула руку. И в то же мгновение связка ключей выпала на пол. Ада попыталась присесть, но та же сила, что оттаскивала ее от двери, не давала сделать и этого – девушку будто подхватили под мышки и тянули теперь вверх. Ада активно задвигала локтями и задергалась всем телом, пытаясь высвободиться, и в какой-то момент вырвалась из невидимых объятий. Упав на пол, она отчаянно зашарила в темноте ладонями по паркету в поисках ключей. Но в тот момент, когда она наконец-то нащупала искомое, связку выдернули прямо из-под ладони, расцарапав бороздкой ключа палец. С тихим звяканьем связка «поползла» от нее, словно кто-то тащил ключи на веревочке.
– Гадина! – выругалась Ада. В стремительном броске она кинулась на пол и накрыла ладонью ключи. Сжав их в кулаке так крепко, что бороздки больно вдавились в ладонь, бросилась вновь к двери и каким-то чудом умудрилась попасть ключом в замок. Ей даже удалось сделать два оборота и рвануть дверь на себя. И тут что-то с силой ее толкнуло, а потом обожгло – не снаружи, а будто изнутри. Ада закричала от боли и потеряла сознание.
– Дамочка! Эй, дамочка?
Раздражающее ли обращение привело ее в чувство или довольно увесистые пощечины – не суть важно. Главное, что Ада пришла в себя, рывком села, так, что чуть не ударила лбом по лицу склонившегося над ней фрика, и возмущенно закричала:
– Ты где был?!
– Как где? – отпрянул парень и растерянно заморгал. Видимо, ожидал от девушки совсем другой реакции: что она начнет оглядываться по сторонам, пытаясь вспомнить и понять, почему лежит на площадке на коврике возле своей квартиры, задавать вопросы. Да что угодно! Но никак не набрасываться на него с интонациями ревнивой жены, с которыми та встречает задержавшегося муженька.
– Гулял, – ответил он простодушно.
