Текст книги "Жизнь длиною в лето. Книга первая (СИ)"

Автор книги: Наталья Медведская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Кармель, слушая рассуждения соседки, прислонилась спиной к нагретым за день доскам крыльца. Её клонило в сон, сквозь веки, она наблюдала за странным поведением звезд. Огоньки то увеличивались в размере, то уменьшались. К самому носу подлетел огромный комар со смешным человеческим лицом. Кармель захихикала, уж больно потешная мордочка оказалась у насекомого. Ираида Кимовна тоже выглядела забавно, у старушки нос смахивал на хобот, глаза стали размером с блюдца.

– Ну как, полегчало? – поинтересовалась соседка.

Кармель сообразила: с сигаретками бабульки явно что-то не так.

– Ираида Кимовна, вы с ума сошли? Чем вы меня угостили?

Старушка похлопала её по плечу.

– Не трясись. Натур продукт. Ничего опасного, зачем бы я стала вредить тебе.

– И всё-таки, что в сигаретах? Могли бы предупредить. Я не употребляю наркотики, – Кармель попыталась сказать это серьёзно, но снова захихикала, как дурочка.

– Старая добрая конопля. Скоро пройдёт, зато спать будешь, как убитая. Мне здорово помогает: боли не чувствую и настроение поднимает.

– Старушка-наркоманка, – пролепетала Кармель.

– Ничего подобного. Я по чуть-чуть. А хоть бы и так. Мне в моём возрасте, чего бояться, – буркнула Ираида Кимовна.

– Зато в моём стоит опасаться. – Кармель поднялась и побрела в дом. – Спокойной ночи.

Ночью её опять разбудила Лиска, пытаясь улечься в ногах. Кармель отругала кошку и поплелась на кухню. Попила воды, налила в стакан и понесла его в спальню. В комнате, еле освещённой бледным светом луны, стояла женщина. Кармель вскрикнула и уронила стакан. Вода плеснула на ночную рубашку, стакан к счастью не разбился – покатился под кровать. Она быстро включила свет – никого.

"А вот не надо курить что попало, – отругала себя за испуг Кармель, – и не будет видеться всякая ерунда".

Лиска подняла мордочку, мяукнула: мол чего смотришь, ложись спать уже.

***

Кармель проснулась от жуткой жажды. Пить хотелось так, словно она не пила дня три. Налив из чайника стакан воды, залпом осушила его. Мышцы на ногах и руках болели, из-за этого девушка передвигалась как робот. Она умылась, позавтракала, привела себя в порядок и отправилась за продуктами.

В магазине скучающая продавец при виде её встрепенулась, но, хорошо рассмотрев вошедшую, недовольно нахмурилась. Кармель озадачилась: чем она вызвала недовольство?

– Мне булку хлеба, полкило "Российского сыра", триста граммов вишни в шоколаде, пачку печенья, – перечислила она, подавая деньги.

Продавец, симпатичная девушка невысокого роста, загорелая до черноты, не скрывая раздражения перед покупательницей, побросала продукты на прилавок.

Кармель, укладывая сыр в пакет, заметила плесень.

– Извините, но вы продали мне испорченный продукт.

Продавец выхватила сыр из её рук и молча подала другой. Кармель, удивившись, что извинений не последовало, развернула обёртку конфеты – побелевший шоколад и каменная твёрдость лакомства подтвердила её подозрения насчёт плохих продуктов.

– Конфеты тоже замените.

Продавец, сузив глаза, процедила:

– Ох, извините нашу сельскую глушь. Хороших конфет нет – совсем, – забрав кулёк с вишней в шоколаде, положила деньги на прилавок.

Кармель, потрясённая хамством продавца, вернула чёрствый хлеб, просроченное печенье и потребовала:

– Замените хлеб и печенье, без конфет обойдусь.

– Хлеб только вчерашний, может, и без печенья обойдётесь?

Кармель молча забрала хлеб, сдачу и вышла из магазина. "Только спокойствие, расстраиваться из-за всяких дегенераток не буду", – она уговаривала себя, кипя от злости.

За два дня Кармель успела покрасить ставни, забор. Дом сразу приобрёл нарядный вид и радовал глаз яркими красками. За время, пока пребывала в Захарьино, никто из друзей ни разу не позвонил, появилось стойкое ощущение, что она никому не нужна и всем всё равно, где находится. Кармель с горечью признала: настоящих друзей не приобрела, так, компаньоны по времяпровождению. Бывшая лучшая подруга тоже не желает её знать. Раз так легко далось Ленке расставание, вставал вопрос, а была ли их дружба настоящей? Отвечать на этот вопрос Кармель ужасно не хотелось, потому что следом маячил другой – может, она плохая подруга, раз её не жалко потерять. Ежедневно звонил только отец, интересовался, что ещё она сделала по дому. Подбадривал: «Тебе полезно побыть на свежем воздухе и поразмыслить». Кармель догадывалась, он надеялся: она всё же надумает работать на фабрике после окончания института. Мать позвонила один раз, поинтересовалась:

– Ты надолго застряла в Захарьино? Тебя записывать к косметологу?

– Пока не надо. Мам, я тут стены побелила, окна покрасила, дом теперь как новенький выглядит, – похвалилась Кармель.

В трубку послышалось хмыканье.

– Делать тебе нечего. Наняла бы людей, проследила за их работой и управилась бы за один день. Сдаётся мне, ты лукавишь. Скорее всего, нашла местного мачо и как всегда развлекаешься. Смотри, чтобы шею не намылили. В деревне другое отношение к любовным приключениям.

Кармель рассердилась:

– Ни с кем я не развлекаюсь, пашу, как золушка.

– Позволь тебе не поверить, ты и золушка, ха-ха. С Ленкой не помирилась? Точно! Отправилась в изгнание обиду зализывать?

Кармель вынуждена была признать, мать точно угадала причину её первой поездки в Захарьино. Но вот во второй раз она приехала потому, что её потянуло сюда.

– Как надоест изображать из себя декабристку, позвони, – произнесла мать насмешливо и тихо добавила: – Ты там поосторожнее...

Кармель обошла сад, любуясь наливающимися ранними яблоками, сорвала пару штук и сгрызла зелёные кислые плоды. Утром за сараем для кур она обнаружила полуразвалившийся деревянный детский домик. Присев на корточки, заглянула внутрь: на ящике из-под фруктов стояла кукольная алюминиевая посуда, три пенёчка, изображающих мебель, почти сгнили. Она вспомнила, как отец в один из своих редких приездов к тёще смастерил из досок этот домик. Кармель с подружками два лета подряд играла в этом домике. Чуть поодаль они варили кашу и суп в крохотной кастрюльке, которую им выделила бабушка. На четырех кирпичах лежал чугунный кусок от плиты и на нём они с успехом кашеварили. Кармель не забыла, как таскали из сада сухие ветки, кукурузные кочерыжки и разжигали костёр. А какая получалась вкусная, с дымком, еда, пожалуй, аппетитнее ресторанной. Она вздохнула: что-то в последние дни её тянет ностальгировать.

– Караме-е-ель! – услышала она громкий голос бабы Мани.

– Иду, – откликнулась Кармель.

Вот же упёртая бабка. Сколько раз она повторяла, что её зовут не Карамель. Пока она наводила порядки, обе соседки навещали её по очереди, словно проверяли работу. Оказалось, старушки на дух не переносят друг друга. Баба Маня человек советской закалки считала нынешнее время бесовским и не ждала от него ничего хорошего. Ираида Кимовна, наоборот, уверяла: сейчас больше открытости и возможностей для предприимчивых людей. Если две старушки невольно сталкивались, тут же начиналась перепалка. Суть которой, по разумению бабы Мани, сводилась к тому, что Ираида Кимовна грёбаная интеллигентка, всю жизнь просидела, не работая, за спиной мужа и теперь уселась на шею сына. Хорошо хоть невестка попалась умная и выгнала в деревню наглую свекровь. Ираида Кимовна считала соперницу недалёкой дурой, тянувшей на своих плечах лодыря и алкаша мужа, и зачем-то всю жизнь пахавшей за копейки на ферме. Расплевавшись, старушки уходили по домам, и какое-то время успешно избегали друг друга.

Кармель нашла бабу Маню, сидящей на пороге.

– Я чего пришла. Ты ведь ещё не ходила на могилку к бабушке?

Кармель покачала головой.

– Собирайся. Ты ведь даже не знаешь, где её похоронили, я покажу.

Девушка представила, как долго они будут плестись до кладбища, ведь старушка ходит с трудом, и сделала попытку отказаться от приглашения. Но баба Маня пресекла её потуги сразу.

– Не кобызись. Щас Сашка подъедет и отвезёт.

Кармель покорно поплелась в дом, переоделась в платье, прихватила заготовленный ранее букет искусственных цветов. Ей хотелось без свидетелей сходить на могилку бабушки, но разве от бабы Мани отцепишься. А ещё она не желала встречаться с Крыжовником. Раза три к Кармель приходил Чуча занять денег, выхватывал дрожащими руками бумажку и, шатаясь, уходил прочь. В свой последний приход Сергей, показывая в улыбке жёлтые зубы, сообщил: "Ох и погуляем на славу через неделю, Кузнец женится". Кармель не простила Сашке выговор, а после сообщения Чучи разозлилась: "Моё поведение осудил, а сам ехидно предлагал удовлетворить. Забыл про невесту?"

Крыжовник подъехал к дому бабы Мани минут через пять, увидев Кармель, помрачнел. Она тоже насупилась: "Можно подумать, я сама напрашивалась на поездку. Обратно пойду пешком".

Баба Маня расспрашивала Сашку о его больной матери, просила передавать привет. Кармель заметила, что он смотрит на неё в зеркале и тихо бесилась. Крыжовник остановил машину у ворот кладбища, помог бабе Мане выйти из машины.

– Ты за нами через часик подъезжай, – попросила бабка и медленно поковыляла по широкой аллее.

– А тебе деревенский воздух на пользу: посвежела, загорела, – ухмыльнулся Сашка. – Подготовила бабкин дом на продажу?

Кармель подняла голову. Его ярко-зелёные глаза смотрели на неё со странным выражением: боли, печали и досады.

– Подготовила. – Она оглядела, свои исцарапанные руки и ноги, покрытые свежим загаром. – Да уж в пользу. Шкурку-то попортила.

– Зато ты сейчас чуточку стала похожа на себя в детстве.

Он улыбнулся вдруг такой обаятельной улыбкой, что Кармель на секунду оторопела.

– Эй, ты чего там застряла, – окликнула её баба Маня.

Чуть замешкавшись, Кармель побежала её догонять.

Старушка остановилась возле двух немного помпезных памятников из серого гранита. Кармель уставилась на фото молодого мужчины и юной девушки, только спустя какое-то время сообразила: она знает их. На снимках дед и бабушка.

– А зачем мама для памятника взяла эти фотографии? – удивилась она.

– Я её тоже хотела б об этом спросить. Видимо, у Аси свои резоны. А дорогущими памятниками откупилась за своё беспамятство.

Кармель поставила цветы в мраморные вазы и присела на лавочку рядом с бабой Маней.

– Ты это, не заигрывай с Сашкой, у него скоро свадьба, – неожиданно заявила вдруг старушка.

– С чего вы взяли, что я заигрываю?

– Род у вас такой – губительниц мужиков.

Кармель озадаченно покосилась на старуху: "Сбрендила что ли?"

– Маша хорошая была женщина, царство ей небесное, но когда Иван помер, ей было только сорок два года. Знаешь, сколько женихов сваталось к твоей бабушке? Штук семь. Сам председатель к ней подкатывал. Она всех отшила. Мол, после мужа никто не надобен. Помучила мужиков-то. Даже мой пьяндалыга на неё засматривался. А мать твоя и вовсе сразу двоим жизнь испортила.

– Когда она могла испортить, если после школы сразу в город уехала, – озадачилась Кармель.

– А с седьмого класса парни за твою мамку бились. Очень любила Аська их стравливать. Один день одному улыбается, на другой день другому авансы раздаёт. К девятому классу остались двое самых упёртых. Вот они-то регулярно носы друг дружке и квасили. Егор Столетов постарше был, Аська его в армию проводила и сразу загуляла с оставшимся кавалером – Серегой Даниловым. Он так за ней ухаживал, что девки обзавидовались. Егор вернулся из армии, когда Аська оканчивала школу, он так избил Серёгу, что тот попал в больницу, а сам мститель загремел в тюрьму. После школы твоя мать подалась в город, а вскоре и Данилова бросила. Сергей чёрный ходил, пытался руки на себя наложить, долго бобылём жил и только лет пять назад женился. Так что не надо по материнской тропке ходить, оставь Сашку в покое. Он хороший парень. Тебе, конечно, далеко до красоты бабки и матери, но порода-то одна.

Кармель не знала огорчаться, что её опустила баба Маня, или гордиться, что тоже причислена к числу роковых соблазнительниц. Ей было очень неприятно, что соседка затеяла этот разговор возле могил.

– А обязательно рассказывать эти истории здесь, – Кармель кивнула на памятники.

– Просто к слову пришлось. Я видела, что Сашка без конца на тебя в зеркало косился...

– Считайте, вы свою миссию выполнили. Кузнецова и меня связывают только детские воспоминания. Можете не волноваться. Думаю и мать не виновата, что один из её поклонников по своей глупости в тюрьму попал, а другой столько лет не женился. А что если он искал свою половинку?

– Ты дочь, поэтому и оправдываешь мать. А только сволочь она изрядная. Перед своей свадьбой она приехала в Захарьино и дня три провела с Сергеем. Я это знаю потому, что Маша плакала, отговаривала её от брака с директором завода. Не любила Аська будущего мужа, а в село явилась прощаться со школьной любовью. Достаток всегда для неё много значил. Да ты не злись. Иш, как глазами сверкаешь. Может, со временем она и полюбила твоего отца, а только прошлое не зачеркнёшь.

– Мой отец прекрасный человек, – воскликнула возмущённо Кармель. – Он очень любит маму и всё у них замечательно.

Баба Маня усмехнулась:

– Ну и хорошо. Значит, Аська добилась, чего хотела, лёгкой, красивой обеспеченной жизни и неважно, чем ей пришлось за это заплатить. Каждый получает то, что заслуживает.

– И вы?

– Что я?

– Ираида Кимовна сказала, что вы всю жизнь прожили с пьяницей. Вы тоже заслужили это? – не удержалась от подколки Кармель.

Баба Маня помрачнела.

– И я. За своё глупое терпение и трусость получила никчёмного мужика. Так что мне тоже гордиться особо нечем. А то, что я высказала сейчас, хотелось поведать твоей матери. Уж больно обидно за Машу, за то, что бросили её одну, не помогали, а она никогда не жаловалась и всё время оправдывала дочку, зятя, внуков. Она вас любила, а вы пожалели для неё крохи радости.

На это Кармель нечего было возразить.

– Наверно, нашу семью поразила душевная глухота. Больше ничем не могу оправдаться. – Она неожиданно для себя разрыдалась в голос.

Баба Маня тоже всхлипнула.

– Вот и оплачь бабушку. Пусть её душа согреется. Ну и ты меня извини, напала на тебя, как стервятник, всю твою семью прополоскала, дура старая. А у Маши душа безгрешная, – баба Маня спохватилась и добавила тихо: – была. Никак не привыкну, что её больше нет. Вот ведь...тихая, незаметная и просить не надо, всегда на помощь первая приходила. А не стало, и словно часть себя потеряла. Ты побеседуй с бабушкой-то, а я к своим пойду. – Старушка с трудом поднялась и медленно побрела между могил.

На душе Кармель стало тяжело, на память вдруг пришли картинки из прошлого. Она много лет не вспоминала о поездках к бабушке в детстве.

Первый раз мать оставила Кармель в деревне, когда девочке исполнилось четыре года. То своё гостевание она не помнит, а вот все последующие пребывания в Захарьино остались в её памяти самым счастливым и беззаботным временем детства и юности. Бабушка Маша разрешала строить в саду шалаши, давала для внучки и её подружек коврики и покрывала, чтобы они создавали уют в своих зелёных домиках. Она никогда не ругала за разбитые блюдца, служащие тарелками для девчонок, безропотно смотрела показы мод, на которые сама же и давала Кармель свои старые платья, куски материала и обрезки тюли. Откладывала все дела, чтобы посмотреть концерт неугомонных писклявых артисток, ни у Кармель, ни у Марины с Ольгой не было ни голоса, ни слуха, но это не мешало им регулярно устраивать выступления в саду. Бабушка не отказывалась пробовать еду, приготовленную малолетними поварихами, из крапивы и недозрелых ягод.

Часто Кармель вместе с бабушкой пекла пироги и ей разрешалось сделать свой собственный маленький пирог. Бабушка любую работу превращала в увлекательную игру, приносящую удовольствие. На огороде они из плена коварных сорняков освобождали свёклу и морковку, спасали красавицу кукурузу от злого захватчика пырея. А ещё Кармель обожала снимать яблоки с дерева, бабушка придумала забавный способ. На длинной бамбуковой палке, бывшем удилище, она приспособила обрезок пластиковой бутылки, яблоко сшибалось с ветки в банку и целёхоньким отправлялось в ящик. Даже мытьё пола оказывалось непростым действием и проходило под лозунгом "Смерть микробам от мыльной пены". Самотканые дорожки развешивались на заборе подышать, окна протирались до блеска – это открывались глаза дому. После уборки Кармель с бабушкой ходили босиком по комнатам и наслаждались свежестью.

Кармель снова посмотрела на фото молодой бабушки, выискивая знакомые черты. Глаза! Их выражение не изменилось. Радостно-удивлённое отношение к миру. Да, бабушка умела наслаждаться мелочами: ясной погодой, вкусным чаем, красивым цветком, хорошо выстиранным бельём, новой птичкой, появившейся в саду. Только сейчас, сидя у могилы, она поняла: бабушка очень любила их всех, если ни разу ни в чём не упрекнула. А уж она в детстве просто купалась в её любви. Память услужливо подкинула новое воспоминание. Кармель ободрала плечо, играя в "Казаки разбойники", бабушка, обрабатывая ссадину, несколько раз прикоснулась губами к плечу внучки, приговаривая: "Дятел на дереве сидит, а у моей ласточки больше не болит". При чём тут дятел Кармель не понимала, однако плечо стало саднить меньше. Её пышные кучерявые волосы бабушка терпеливо распутывала и никогда не дёргала, как это делала мама, стараясь быстрее заплести ей косы.

Кармель вытерла слезы, покосилась на мрачную громаду памятников, на чёрную матовую плитку, уложенную вокруг могил, на снимок, на котором улыбалась женщина, совершенно не похожая на её бабушку и почувствовала сильное раздражение. Тут бы поставить небольшой памятник из светлого камня, сделать искреннюю надпись, поместить более позднее фото. Зачем только мама поставила это мраморное уродство на могилах своих родителей? Высоко в белёсом небе звонко запела птица, Кармель подняла голову, пытаясь разглядеть певца. Глаза сразу заслезились от яркого света.

После пятого класса мать отправила её в Захарьино на всё лето. Именно тем летом она познакомилась с мальчишками. Неразлучную четвёрку друзей: Сашку Кузнецова, Клима Анохина, Толика Егорова, Сергея Панова Кармель и раньше видела в деревне, но они никогда не обращали внимания на девчонок. В этот же её приезд Маринка Найдёнова сказала, что после обеда ребята зовут играть в лапту за околицу. Мальчишки учились в одном классе и были старше подружек на два года – это позволяло им смотреть на девочек чуть с высока, и называть их малявками. Инициатором знакомства оказалась Маринка, заявившая, что хватит играть в куклы, пора вплотную заняться спортивными играми. Тем летом этих спортивных игр Кармель хватило с лихвой. Играли в лапту, футбол, "казаков-разбойников", "выбивалу", вечером она появлялась домой с разбитыми коленками и поцарапанными руками. Бабушка, охая, мазала зелёнкой ссадины и уговаривала бегать осторожнее. На единственном возле села озере, больше похожем на лужу, подростки купались ежедневно. До сих пор Кармель с содроганием вспоминала спуск в воду. Всякий раз она заставляла себя заходить в озеро, превозмогая брезгливость и отвращение. Приходилось спускаться по липкому от грязи берегу в густую кашу из той же грязи, пройти метров пять до чистой воды и там уже можно было плавать. Ребята разбегались и прыгали в воду прямо с берега, девочки же осторожно брели по скользкому дну. Кармель иногда удавалось отказаться от купания, и она с удовольствием загорала на бережку, лёжа на мягкой траве. В то лето Кармель впервые в своей жизни влюбилась в красавчика Серёжу Панова. Какой-то нежной романтичной красотой он очень походил на принца из фильма-сказки "Не покидай меня". У него были такие же пышные светлые волосы, ясные глаза, длинные густые ресницы и чуть грустная улыбка. Она старалась не пялиться на него столь явно, но её взгляд то и дело искал его. Быстро выяснилось, что и Ольга неравнодушна к чарам деревенского принца. Правда, Серёжка не обращал внимания ни на одну из своих невольных поклонниц, поэтому девчонки страдали втихомолку. Остальная троица ребят не могла похвастаться чем-то выдающимся во внешности. Сашка-Крыжовник крепкий, гибкий и жилистый выделялся своей бесшабашностью и ехидным языком, к сожалению, он был огненно-рыжий. А рыжих Кармель в принцы не записывала. Маленький, невзрачный, с острыми коленками и выпирающими рёбрами Толик Егоров тоже не подходил на роль принца, как и длинный неуклюжий Анохин. В то лето Кармель впервые заинтересовалась своей внешностью. Непредвзятый осмотр лица и фигуры выявил: худые руки и ноги, отсутствие талии, длинный нос итёмные круги под глазами. Утешало одно: соперница соседка Ольгавыглядела не лучше: бесцветное лицо и нескладная фигура подростка. Маринка легко могла бы составить им конкуренцию ладной фигуркой, овальным личиком, красивыми серыми глазами, но к счастью, Серёжка её не интересовал совершенно. Ещё три года каждое лето Кармель отправляли к бабушке. Она с радостью возвращалась в Захарьино к друзьям. В то последнее её лето в деревне всё было немного по-другому. Она встретила возмужавших друзей. Кузнецов мог похвастаться спортивным сложением, Анохин ростом, Сергей более строгой уже не детской красотой и только Толик Егоров остался прежним. Ребятам исполнилось по шестнадцать лет. Подружка Марина превратилась в прелестную девушку, Ольга вытянулась ещё и возвышалась над парнями почти на голову. Кармель тоже изменилась, хотя не так явно, у неё немного округлилось прежде худое лицо, нос перестал казаться большим и длинным, откуда-то появилась талия, изящные бёдра. В это лето прекратились их совместные игры на околице, встречались они изредка только вечерами, потому что парни работали в поле вместе с отцами. Из прежних отношений друзей исчезла лёгкость, Кармель иногда ловила на себе странные взгляды Сашки-Крыжовника, которые смущали её и мешали наслаждаться общением. Ольга исходила ревностью к неведомой ей девушке Панова и наедине с подружками ни о чём другом не могла говорить. Её одержимость Сергеем излечила Кармель от влюблённости в него. Она наблюдала, как буквально преследует Чучу Ольга, а тот, раздражаясь, грубит ей. Кармель решила, что она-то никогда не позволит ни одному представителю сильного пола так обращаться с собой. Чаще всего подружки в одиночестве скучали на берегу озерца, лениво переговариваясь и ожидая вечера. Едва темнело, ко двору Марины сходилась вся компания, разводили костёр, пекли картошку, Анохин неумело бренчал на гитаре. Посиделки заканчивались далеко за полночь. Иногда кто-нибудь к картошке приносил помидоры и хрустящие огурцы, Кармель с тех пор ни разу не пробовала таких вкусных огурцов, как тогда. Ольга появлялась у костра с баллоном ягодного компота, его пускали по кругу, отпивая понемногу. Кармель всегда отказывалась от угощения, она не могла заставить себя пить со всеми. Но однажды Марина высмеяла её брезгливость и Кармель, пересиливая себя, несколько раз отпила из общей посуды. Наутро в правом углу рта возникло сначала небольшое красное пятнышко, на третий день пятно расползлось на полподбородка и превратилось в некрасивую болячку. Бабушка, охая, мазала пятно жёлтой неприятно пахнущей мазью, а Кармель пришлось остаток лета ходить, прикрывая рот носовым платочком. Часто после дождя подруги ходили в лесополосы собирать сыроежки и шампиньоны. Во время такого похода Марина рассказала о своей мечте поступить в Академию милиции и стать следователем. Оля после школы собиралась учиться на дизайнера. На эту её мечту обе подружки смотрели, как на блажь – Оля не обладала вкусом и даже маломальским умением рисовать.

– А кем ты хочешь стать? – интересовалась Марина у Кармель. – Есть же у тебя склонность к чему-то?

– Понятия не имею. Даже не знаю, чего хочется, – призналась расстроенная Кармель, чувствуя себя не полноценной. У всех есть мечты, а у неё нет.

Ольга откинула длинные светлые волосы за спину, посмотрела внимательно на подругу и сделала вывод:

– То есть тебе всё равно куда поступать?

Кармель обдумала вопрос и поняла: ей, и правда, всё равно.

– У меня ещё целых пять лет, что-нибудь придумаю.

Марина встрепенулась.

– И почему жизнь такая несправедливая Мне чтобы поступить, из кожи вон придётся выпрыгнуть, родителям кредит брать, в долги влазить, а тебе всё на блюдечке предоставлено.

В глазах Ольги вспыхнуло любопытство.

– В деревне говорят: твой папаша мебельную фабрику у работяг за копейки отжал и себе присвоил.

Кармель впервые почувствовала со стороны подруг неприязнь и зависть.

– Я ничего об этом не знаю.

Марина пожала плечами.

– Ага, тебе так проще. Как говорит моя мама: "Кто чем руководил, тот, то и заимел".

Вечером Кармель спросила у бабушки:

– Это правда, что папа фабрику украл?

Бабушка отставила кружку с чаем в сторону.

– Это называется приватизация, а в народе прихватизация. По закону всё правильно, по совести – нет. Но твой отец хороший руководитель, без него бы фабрика обанкротилась и давно разорилась. Посмотри на наше Захарьино. Вот наши начальнички они да, наворотили делов. Совхоз развалился, отделения закрылись. Ты, наверно, не заметила, но из села уже многие уехали. Работы нет, школы и детсада тоже, дороги лет десять не ремонтировались. Скоро пешком до трассы ходить будем. Если так и дальше пойдёт, в Захарьино одни старики останутся.

– Я заметила, что детей почти нет.

– Вот-вот, умирает село. Больно смотреть. Тебе трудно поверить, но когда мы переехали сюда с дедушкой, в отделении почти сто работников трудилось, а в клубе даже свой драмкружок имелся, спектакли ставили. Весело жили.

Посигналила машина, отрывая Кармель от дум.

– Сашка приехал, – раздался голос бабы Мани, заставив девушку подскочить на скамейке.

"Надо же, я так задумалась, что не услышала шагов соседки".

– Тебе бы надо съездить на могилки к Машиным родителям и привести их в порядок. Там давно никто не был.

Кармель вспомнила: в один из своих приездов в Захарьино, они с бабушкой куда-то далеко ходили на кладбище и там пололи траву.

– Я даже дороги не знаю.

– А тут всё просто, – баба Маня показала рукой на еле заметную дорогу через поле. – Идёшь по ней, упрёшься в хутор Благодатный, пройдешь по его единственной улице, за хутором кладбище. Кстати, в хуторе две старухи живут лет по девяносто, но ещё при памяти, они могут подсказать, где похоронены Синельниковы. У них же можно попросить тяпку и топорик, мало ли вдруг на могилах кусты выросли. У меня можешь велосипед взять, чтобы ноги не бить.

– А на машине туда можно проехать?

– Нет. Особенно на твоей, ползущей брюхом по земле.

Снова просигналил Кузнецов и бабка, чертыхнувшись, поплыла к выходу из кладбища.

– А почему вы не согласились сюда поехать на моей машине? – поинтересовалась Кармель.

– А не доверяю я тебе. Может, ты права купила, а Сашка ловко водит, с ним я не опасаюсь.

***

На следующее утро Кармель умывалась во дворе, когда услышала чей-то хриплый голос у калитки. Она быстро промокнула лицо полотенцем и отправилась на зов. Возле забора, держась за штакетины, стоял, пошатываясь, Сергей Панов.

– Ириска, – он с трудом вытолкал её прозвище из посиневших губ. – Скажи ей, чтобы она уходила. Сил больше нет на неё смотреть. – Он выудил из кармана чекушку, присосался к горлышку бутылки, как младенец к соске. Его глаза глянули на Кармель более осознанно. – Посмотри. Она стоит рядом с тобой.

Кармель вздрогнула и огляделась вокруг – никого.

– Да вот же, – дрожащий палец Чучи ткнул в воздух рядом с ней.

Кармель насторожилась и посоветовала гостю отправиться домой.

Сергей мгновенно разозлился:

– Сговорились! Ты специально делаешь вид, что не видишь её!

– Да кого её? – изумилась Кармель.

– Невесту мою, Оксану. Она пришла утром и стала ругать меня, а сейчас стоит вся в крови и плачет, – Чуча всхлипнул. – Пусть уходит. Не могу её видеть. Сердце болит. Всю душу мне вынула.

Кармель потихоньку стала отступать к дому. Она уже догадалась: Сергей допился до белой горячки. Нужно вызвать "Скорую" или хотя бы позвонить Кузнецову.

– Ты куда? Она говорит: ты виновата в её смерти, – вдруг заорал Сергей, распахивая калитку, и дёргаными движениями бросаясь за Кармель.

Та взвизгнула от страха и помчалась к дому. Непонятно, откуда у тщедушного алкоголика взялись силы, но он догнал её у двери и повалил на землю. Цепкие руки Сергея сжались на горле. Кармель сумела ткнуть ему пальцем в глаз, он взвыл и разжал руки. Она оттолкнула его от себя ногами, заскочила на кухню и захлопнула за собой дверь на засов. Телефон лежал на столе, трясущимися руками набрала номер Кузнецова. Под ударами Чучи затряслась входная дверь.

– Саша, помоги! Сергей ломает дверь, он чуть не задушил меня. У него белая горячка!

– Буду через минуту, запрись в дальней комнате и уйти от окна, – крикнул Крыжовник и отключился.

Удары в дверь стихли, и тут тёмный предмет полетел в окно кухни. Ошеломлённая Кармель успела заметить булыжник, упавший на стол и осколки стекла, дождём брызнувшие на подоконник, стол, посуду. В оконном проёме показалось перекошенное от ярости лицо Чучи. Вдруг рыжий комок прыгнул ему на голову и вцепился когтями в волосы. Сергей заорал от боли, схватил кошку и швырнул на землю.

– За что ты её убила? Сволочь, я отомщу тебе, – он, не обращая внимания на острые осколки, попытался влезть в разбитое окно. Кармель, сломя голову, помчалась в спальню и захлопнула за собой дверь, только ни засова, ни замка не оказалось, она подставила стул к ручке двери, понимая, что хлипкая преграда вряд ли остановит обезумевшего Сергея. Решила вылезти в окно. За дверью послышался голос Кузнецова.

– Серёга, что ты делаешь?

– Это она. Карамелька убила... Мне сама Оксана сказала. Вот она стоит рядом с тобой. Друг, ты мне веришь?

– Верю, Серёга. Верю.

– Ты видишь...

– Вижу.

Кармель изумилась. Они что, все с ума посходили? Послышался шум возни и жуткий крик-вой.

– А-а-а! Ты с ней заодно! Предатель!

Она отодвинула стул и осторожно выглянула из спальни. Кузнецов сидел на ногах бьющегося в конвульсиях Чучи и методично обматывал его верёвкой. Через пять минут Сергей, похожий на личинку, глухо рычал через кляп во рту.

– Отвезу его в больничку, санитары быстро в Захарьино не доберутся, а он может загнуться, – Сашка кивнул на поверженного Чучу.

Кармель от потрясения всхлипнула.

– Эй, ты чего? Он поранил тебя? – Кузнецов шагнул к ней, пристально осмотрел лицо, руки девушки, заметив синяки на шее, обнял и прижал к груди.

– Ну-ну, успокойся, всё уже закончилось.

– Что тут у вас происходит? – в распахнутую дверь вошла Марина, нахмурилась, увидев Кармель в объятиях Сашки. – Твой отец сообщил нам, что у Серёги белая горячка.

Кузнецов выпустил из объятий заплаканную хозяйку дома.