Текст книги "Незабудка (СИ)"

Автор книги: Наталья Медведская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– Болит всё. Но хуже всего то, что утром делая уколы, медсестра обозвала меня наркоманкой. Уже сообщили родителям, что в моей крови обнаружили убойную дозу «экстази» с алкоголем. Скоро и в школе станет известно, что тогда будет? – Женька зарыдала.

Алексей, как все представители мужского пола, с трудом переносил слёзы. Он неловко похлопал Женю по плечу, зачем-то поправил застиранную больничную простынь, укрывающую девушку до пояса.

– Теперь понятно, зачем Лариса приходила. Уговаривала не выдавать ее? И какую версию она придумала? Где ты могла взять наркотик? – Леша встревоженно посмотрел на Женьку.

Она выглядела перепуганной и несчастной. На лице синим цветом налились ушибы и ссадины.

– Лариса попросила сказать, будто незнакомец угостил конфетами на улице, – Женька жалко всхлипнула и закрыла лицо руками.

Леша, успокаивая, погладил руку страдалицы и вздохнул:

– Бред. Кто в это поверит. Так и будешь врать?

– Буду, что мне ещё остается. Иначе Ледовская расскажет родителям про стриптиз за деньги. Господи, как мне стыдно! – Она подняла на него заплаканные глаза.

– Но ты же не танцевала. Уехала со мной. – Алексей достал носовой платок из кармана, вытер мокрые щёки девушки.

Женька икнула и тут же зашипела от боли.

– Рёбра болят? – догадался он.

Она кивнула и пробормотала:

– Но я собиралась танцевать. У меня будто крышу сорвало. Хорошо, что ты остановил. Лёш, ты меня презираешь? – её голос дрогнул. Его лицо сквозь поток слёз она видела расплывчато.

– Ты моя девушка и нужна мне. Но я больше ничего не хочу иметь общего с Ларисой. Обещай, ты тоже прекратишь дружбу с ней! – воскликнул, горячась, Алексей.

Открылась дверь, в палату вошли родители Жени. Лёша поспешно вскочил со стула, на котором сидел до их появления. Мать Жени накинулась на него с обвинениями:

– Это ты виноват! До дружбы с тобой моя девочка не знала, что такое наркотики. Не смей даже приближаться к ней! – она буквально задохнулась от негодования, увидев в больничной палате, как она считала виновника всех бед дочери.

– Послушайте, – попытался рассказать об аварии Алексей.

Отец Жени, не слушая объяснений, схватил его за шиворот и выставил за дверь.

– Евгения, совсем не понимаешь, что ты наделала?! – закричала мать, с грохотом выставляя из сумки на тумбочку банку с морсом, пакет с печеньем и яблоками. – Принесли витамины для поправки здоровья алкоголички и наркоманки, – съязвила она, кивая на принесённые продукты.

Пара круглых краснобоких яблок выкатилась из пакета и шлёпнулась на пол. Женя проследила взглядом за сбежавшими яблоками и украдкой глянула на мать.

Та плюхнулась на стул, шумно выдохнула.

– Мы будем умолять директора школы, не портить тебе характеристику. Два с половиной месяца до окончания школы, а ты такое творишь. Хочешь себе жизнь испортить? Где ты взяла эту гадость? Как давно употребляешь?

Женя никогда ещё не видела мать, такой сердитой и перепуганной одновременно. Отец изловил беглецов в дальнем углу палаты, движение яблок притормозила тумбочка, вытер их платком и снова пристроил в пакет. Он покосился на заплаканное лицо дочери, но не сказал ни слова.

Женька шмыгнула носом, сжала в кулаке носовой платок Алексея и быстро затараторила:

– Мама, это было всего один раз. Какой-то парень угостил конфетами на улице. Откуда я знала, что это не драже, а «экстази». Он нарочно это сделал. Я не виновата. А шампанского, всего один бокал выпила. Мы у Ларисы день рождения Чернова отмечали. На Лёшу вы зря накричали: он не виноват. Простите меня. Я больше не буду. Мне так плохо, – Женька не выдержала и заревела от боли и жгучего стыда. Пришлось врать родителям, потом и остальным и всё из-за её глупости и беспечности. Она опротивела сама себе.

В классе новость об аварии узнали ко второму уроку. Но учителей, видимо, предупредили раньше – занятия в школе начинались с лекции о вреде наркотиков. После уроков школьников заставили идти в актовый зал. Директор долго ругал всю нынешнюю молодежь в целом, а десятый «А», опозоривший лучшее учебное заведение района, в частности.

Вечером в больничную палату зашла Лариса. Женька, увидев ее, повернулась лицом к стене.

– Спасибо, что ничего обо мне не рассказала. Поверь, я, правда, не знала про наркотики. Эдик говорил, будто это обычные антидепрессанты. За рубежом их принимают для поднятия настроения. – Она смотрела на отвернувшуюся от неё одноклассницу и впервые не знала, как поступить.

– Правда не знала? – Женя обернулась к Ледовской. – Мы не меньше тебя виноваты. Ты же не засовывала их нам в рот. Здесь врач со мной разговаривал. Посоветовал отнестись к этому, как к печальному опыту.

ГЛАВА 18

Таня проснулась от птичьего гомона. За окном дрались воробьи, не поделившие старый скворечник. Яркое весеннее солнце пробивалось сквозь плотные шторы. Воскресенье. Можно подольше поваляться в постели, но спать почему-то не хотелось. Она полежала ещё немного. Потом, шлепая босыми ногами по деревянному полу, приоткрыла дверь на улицу. Поток тёплого, чистого воздуха хлынул в комнату. Пахло молодой травой, прогретой землей и нежным ароматом примулы, цветущей возле порога. Из мастерской доносился стук молотка. Дед работал.

Таня, позавтракав, вышла в сад. На деревьях уже лопнули почки. Зацвела торопыга алыча. Сквозь сплошной ковёр прошлогодней травы пробивались молодые побеги спорыша. Конец марта радовал замечательной погодой. Она присела на лавочку в саду. Из соседского окна звучала музыка из фильма «Профессионал¹²». Таня закрыла глаза, наслаждаясь мелодией и ласкающими лучами солнца. Стук молотка резко умолк, что-то тяжело упало. Сердце ухнуло в низ, почувствовав беду. Таня сорвалась с места и побежала в мастерскую. Дед лежал на полу возле верстака, увидев внучку, попытался встать. Она стала помогать ему. Иван Данилович слабо махнул рукой и что-то тихо сказал. Таня не расслышала и наклонилась ниже. Непослушным языком дед Иван с трудом произнёс:

– Не давай Ане телеграмму. Обещай мне, обещай, внучка…

Таня с ужасом осознала, что он сказал.

– Дедушка, миленький, я помогу тебе встать. Дойдём до кровати. Я вызову врача, ты только держись. – Она попыталась приподнять его, но он был слишком тяжел. Её сил не хватало даже сдвинуть с места. Расстегнула ворот рубашки и прильнула ухом к груди. Сердце не билось. Таня не хотела верить, что это конец. Начала тормошить безвольное тело. Потом помчалась, не разбирая дороги, к медсестре.

Услышав крики, тётя Галя кинулась за медицинским чемоданчиком в дом. Таня, не дожидаясь ее, вернулась в мастерскую. Дед не шевелился. Она встала на колени и снова приложила ухо к груди. Чуда не произошло – сердце молчало. Соседка, прибежавшая следом за ней, оттолкнула её в сторону. Осмотрела и бессильно опустила руки.

– Что же вы ничего не делаете, может, укол? – спросила Таня, глядя отчаянными глазами на медсестру.

– У него сердце остановилось. Осколок всё-таки добрался… Я пойду за помощью.

– Дед умер? Не может быть! Этого не может быть. Он только, что говорил со мной. – Таня заплакала, прижимая руки к груди.

Тётя Галя, вышла из мастерской, с трудом сдерживая слёзы. Она осталась одна. Присела рядом с дедом и взяла его за руку.

Появились люди, увели её в дом. Мужчины перенесли деда в зал. Таня, взяв себя в руки, твердо сказала:

– Телеграмму отцу нужно дать на работу. Мама не должна знать о смерти дедушки, он так просил.

Она открыла дверцу шкафа и достала военный мундир деда Ивана. Её руки машинально снимали с кителя ордена и медали. Слезы лились, орошая воинские награды. Тело била мелкая дрожь. Таня прикрепила орденские планки и протянула мундир тёте Гале, отдала найденные в кармане кителя деньги. Таня изо всех сил стискивала зубы, стараясь не рыдать в голос. Все её существо не хотело мириться со смертью деда, первого настоящего друга, близкого, родного человека. Как в кошмарном сне, в доме сновали чужие люди, переговариваясь, что-то приносили, привозили. В комнату, где лежал дед, она боялась заходить, не узнавая его без бороды. Он вдруг стал выглядеть моложе и строже. Парадный мундир василькового цвета только подчеркивал смертельную белизну кожи. Таня бродила по саду, натыкаясь на деревья. Если пытались утешать, молча отворачивалась. Обессилев, опустилась на лавочку возле криницы¹³, появился Юра, сел рядом.

– Ты бы поплакала. Не держи в себе, – посоветовал Дорохов. Его сердце разрывалось от жалости к однокласснице.

– Юра, ты не обижайся. Я хочу побыть одна, – попросила она.

На следующий день к полудню приехал отец. Увидев бледную, похудевшую дочь, испугался. Стал, как маленькую, гладить по голове. Таня прижалась к нему:

– Как ты объяснил маме, почему поехал в Степановку?

– Я сказал, что дедушке лучше и тебя нужно забрать домой. – Антон Сергеевич обнял её. Он чувствовал, как дочь дрожит, пытаясь подавить слезы.

– Да, дедушке теперь лучше. – Таня, учащённо дыша, глотала солёную влагу. Окаменевшее горло не хотело нормально пропускать воздух в легкие. – Он встретился с бабушкой, а мы остались без них. – И не выдержав муки, заплакала.

Снова вышла в сад. Села на скамеечку, прислонившись спиной к цветущей алыче. Лёгкий весенний ветер высушил слезы на ресницах. Потом, запутавшись в кроне дерева, подул на белоснежные цветы. Они дождем посыпались на девушку. Несколько прохладных атласных лепестков удержались на ладони, Таня посмотрела на них и вспомнила поход в лес за подснежниками.

***

В то утро дед принёс с улицы, держа двумя пальцами крохотный голубовато-белый цветок, и с чувством продекламировал:

Когда ещё земной покров ¹⁴

И сер, и бледен, и уныл,

Тогда, как вестник добрых сил,

Взметнув зелёный стебелёк,

Вдруг вспыхнет голубок цветок…

– Смотри, нашёл возле забора первый подснежник. Значит, в лесу они тоже появились. После обеда пойдём в рощу, посмотрим на эту красоту.

После часа дня солнышко основательно прогрело воздух и они, обходя подтаявшие сугробы, долго бродили по лесу. Любовались на маленькие, храбрые цветы, гордо растущие посреди снега и льда. Время от времени попадались синие пролески, разбавляющие бело-серый фон.

– Нарвёшь букетик? – поинтересовался дед. Он стоял у березы и задумчиво трогал рукой гладкую кору дерева.

– Нет. Жалко. Пусть растут. Они останутся у меня в памяти. – Таня подняла голову к небу. – Оно все ещё бесцветное – земля сейчас красивей. – Перевела взгляд на его посеревшее лицо. – Тебе плохо? Таблетку дать?

– Я проглотил. Не волнуйся, сейчас отпустит, – успокоил её Иван Данилович. – И не переживай ты так: каждому отмерено своё время. Принимай всё как должное. Смерти нет! Умирает только оболочка. Душа вечна. Я точно знаю. – Он улыбнулся внучке. – Хочу кое-что рассказать тебе. Может, тогда меньше пугаться будешь. – Дед присел на сухой, упавший ствол дерева. – Я уезжал на службу в Афганистан. Настя не находила себе места от беспокойства. Присели на дорожку. Она говорит:

– Давай пообещаем друг другу, что тот, кто умрёт первым, подаст знак. Утешение с того света.

– И какой же? – спрашиваю. Она подумала и сказала:

– Если умру зимой, то прилечу голубой летней бабочкой. Если летом, упаду снежинкой. А ты такой большой можешь появиться мне днём огромной ночной бабочкой. Я не перепутаю.

– И что дальше? – спросила внучка, ушедшего в воспоминания деда.

– В конце января лежал снег. Я сидел в мастерской. На душе было особенно тоскливо. Вдруг что-то сине-голубое мелькнуло перед глазами. Присмотрелся: бабочка, красивая, бирюзового цвета бабочка, порхала перед моим лицом. Все-таки Настя сдержала своё слово – передала мне весточку.

– Куда потом она делась? – От рассказа у Тани побежали мурашки по коже. Повеяло ледяным ветром.

– Пока я рассматривал бабочку, она растворилась в воздухе. Ну что, идем домой, мне уже стало лучше.

Таня сжала белые лепестки алычи в ладони, безжалостно комкая их. Закрыла глаза. Слёзы ручейками потекли по щекам. Глубоко вздохнув несколько раз, вытерла мокрое лицо ладонями и открыла глаза. Прямо перед ней порхала устрашающего вида большая, мохнатая, коричнево-чёрная ночная бабочка с пятнами-глазами на крыльях, а рядом с ней весело кружилась другая сине-голубая, похожая на кусочек неба.

Не доверяя своим глазам, она долго смотрела на них. Ярко светило весеннее солнце. Стоял день. Ночная бабочка в марте месяце кружила в замысловатом танце на пару с дневной подругой. В душе у Тани медленно таяла глыба льда, мешающая свободно дышать.

– Спасибо, дедушка, – прошептала она, наблюдая, как бабочки тают в воздухе.

Потом, вернувшись домой, по памяти нашла в энциклопедии похожих бабочек. Синяя окажется – Голубянкой милой¹⁵, а чёрная ночная – Грушевой Павлиноглазкой,¹⁶ самой крупной бабочкой России.

На следующий день она проснулась тихая, серьёзная, словно переродилась. Больше не плакала, сидела у гроба, не обращая ни на кого внимания. Таня прощалась со своим ушедшим другом.

На кладбище Таня долго стояла у двух могил с красивыми металлическими табличками. Потом положила на каждую веточку цветущей алычи.

Кто-то прикоснулся к её плечу. Послышался взволнованный голос Юры:

– Пойдём. Антон Сергеевич попросил привести тебя с кладбища домой. Все уже ушли.

Она обернулась. Подняла на него абсолютно сухие, печальные глаза:

– Я уже попрощалась. Идём. – Последний раз взглянула на могилы деда, бабушки и пошла к выходу.

После поминок Таня упаковала вещи, сумки вынесла на крыльцо. Вернувшись в дом, медленно обошла комнату за комнатой, останавливаясь у фотографий деда и бабушки. С улицы доносился стук молотка, отец заколачивал досками окна. Этот звук, отдаваясь в душе острой болью, показался Тане особенно жутким.

В бессильно море слов не утопить страданий ¹⁷

Не вырваться душе из траурных одежд.

Холодные огни несбывшихся желаний,

Сжигают островки угаснувших надежд.

Угасли миражи оазисов в пустыне,

На выжженной земле цветам не прорасти.

Аккордами беды звучат во мне отныне

Последнее «прощай», последнее «прости».

«Поэт, написавший эти строки, явно многое пережил, раз так точно передал состояние безысходности и боли», – подумала Таня и удивилась тому, что оказалась способна вспомнить стихи. Стоя на пороге, она в последний раз оглядела кухню и решительно закрыла дверь. Дом заперли на ключ. Таня обвела глазами сад, двор с зазеленевшей молодой травой. Подняла голову, сглатывая комок слёз. Антон Сергеевич не торопил, пусть прощается со всем, ставшим ей родным, близким.

Они шагали по улице. Старушки также здоровались, кивая головами, как в день их приезда, почти пять месяцев назад. Отец нёс большую сумку. У неё был пакет с чеканками деда и шкатулка с орденами и медалями. Маленькую сумку она несла в другой руке. За селом их догнал Юра. Взял у неё тяжелый пакет.

– Ты теперь домой? – Спокойствие давалось ему с трудом. Голос звучал хрипло.

– Да. – Ей не хотелось причинять ему боль. Но получалось, что она невольно нанесла ему самую глубокую рану.

– Приедешь сюда, когда-нибудь? – голос Дорохова дрогнул.

– Обязательно. Проведать дедушку.

«Так тяжело с ним прощаться. Юра успел стать близким другом», – вздохнула Таня.

– Я тут… письмо тебе написал. Возьми, потом прочтёшь. – Он протянул свёрнутый вчетверо листок бумаги.

На перроне когда подошёл поезд, Юра хотел что-то сказать, но не мог собраться с мыслями. Смотрел на Таню потемневшими от отчаяния глазами. Она спокойно, как будто в эту секунду стала старше, не стесняясь отца, подошла к нему.

– Ты очень хороший, Юра. Прости меня и постарайся забыть. И… стань, пожалуйста, счастливым! Пожалуйста! Ради меня, – приподнявшись на цыпочки, Таня прикоснулась губами к его закушенным губам.

Прозвучал сигнал к отправлению поезда. Проводник стал торопить провожающих. Антон Сергеевич протянул дочери руку, помог подняться в вагон. Юра, наконец, справившись с непослушным голосом, ответил:

– Я постараюсь. Обещаю. И ты будь счастлива! – Он сумел улыбнуться.

Поезд дёрнулся и стал набирать скорость. Всё быстрее замелькали березки за окном.

В купе они находились одни. Пили чай, не разговаривая: каждый думал о своём. Антон Сергеевич ничего не спросил о юноше, провожавшем его дочь. Даже он заметил, как тяжело даётся Юре спокойствие и почувствовал к нему невольное уважение.

Таня забралась на верхнюю полку и развернула письмо.

«Милая, хорошая моя девочка! Теперь я могу так назвать тебя. Ты уезжаешь от меня. Я чувствую, что это навсегда. Ты никогда не будешь со мной, но знай, если тебе понадобится помощь, только позови и я приеду. Помни: есть человек, который любит тебя больше всего на свете. Так больно. Так больно прощаться с тобой. Мир слишком не справедлив!»

Юрий

Она прочла, сглотнула вновь застрявший в горле комок. Вытерла набежавшие слезы.

«Ну почему я не могу полюбить Юру? Отчего глупому сердцу нельзя приказать? Вот замечательный парень – люби его. Так нет же! Оно ненормальное страдает неизвестно по ком. Сашка, может, уже забыл меня и давно гуляет с Ларисой. У него столько девчонок было! Со всеми он с легкостью расставался, чем я лучше?»

Таня дотронулась до неровно обрезанных волос на затылке. По приезде домой нужно постричься в парикмахерской, а то мама с ума сойдёт.

В день похорон деда Таня взяла большие ножницы и отрезала косу. Она сама не знала, зачем это сделала. Как будто интуитивно снимала какую-то тяжесть. Тетя Галя, увидев это, забрала отрезанную косу:

– Нужно сжечь. – Соседка не стала ни о чём спрашивать, унесла косу прочь.

Отец хотел отругать дочь, но тётя Галя что-то сказала ему и он отступился. Таня чувствовала: она изменилась. Стала старше, мудрее, соприкоснувшись со смертью. Встретила настоящих друзей.

Антон Сергеевич смотрел и не узнавал свою девочку. Глаза дочери на похудевшем лице казались огромными. Плохо обрезанные волосы висели неровными прядями. «Стрижка безумного парикмахера, – подумал он: – Как я объясню это Ане?»

Таня заметила его взгляд и догадалась, о чём он размышляет.

– Всё будет в порядке. В Краснодаре, прежде чем отправимся домой, в парикмахерской сделаю короткую стрижку. Пусть мама думает, что я из вредности обрезала косу.

– А как объяснить: почему похудела? Тоже из вредности? – Антон Сергеевич с печалью смотрел на изменившуюся дочь.

– А это благодаря спорту. Три километра туда и три обратно, – пояснила она.

– Не нужно было тебя оставлять с дедом. Мы слишком много на тебя взвалили. – Он взъерошил волосы на голове, как будто пытался прогнать тягостную думу.

– Нет, папа. Вы приняли единственно правильное решение. Я буду благодарна вам за него всю жизнь! – горячо возразила Таня.

– Тебе так понравилось жить у дедушки? – удивился отец.

– Я рада, что успела узнать, какой он замечательный человек.

Её лицо дрогнуло от нахлынувших чувств.

– Паренёк, что провожал тебя, очень расстроился. Кто он? – не удержался от вопроса отец. Он боялся признаться даже себе, насколько переживает. Как сильно изменилась его девочка? И когда она успела стать взрослой?

– Юра – очень хороший друг. Я всё ждала, когда ты спросишь о нём? Тебе плюс за терпение. Мама бы устроила допрос сразу.

Больше Антон Сергеевич эту тему не затрагивал. Стал рассказывать о сыне, которому скоро исполнится два месяца.

Таня вспомнила слова деда: «Этот родился мне на замену».

«Господи, он знал, что долго не проживёт. А радовался каждому дню. Всё знал».

– Папа, вы получили посылку с детскими вещами?

– Да. И вовремя. Такие красивые распашонки, ползунки, а голубое вышитое одеяльце вообще чудо. Когда вы с дедом успели всё купить? – Отец улыбался, вспоминая восторг жены при виде красивых вещей.

– Мы не покупали – это бабушка приготовила. Она знала, что должен родиться мальчик. Все собрала заранее, – пояснила дочь.

– Откуда она могла знать, что за ерунда, – отмахнулся Антон Сергеевич. При всей его начитанности и уму он не любил, когда упоминали о мистике.

– Вот и я думаю, откуда? Дед тоже многое знал – это мы слепые, – задумчиво проговорила Таня.

«Если бы я рассказала о бабочках, отец бы решил: его дочь повредилась умом», – с горечью призналась себе Таня.

ГЛАВА 19

Она подошла к детской кроватке и взяла на руки пухлого малыша:

– Привет, Ванечка, мой маленький братик. Какой ты, толстенький херувимчик! – Увидев подошедшую мать, улыбнулась: – Хорошо выглядишь.

– Правда? Спасибо. О тебе так не скажешь. Похудела. Тебя, дед что не кормил? Зачем-то косу обрезала? Дать бы тебе по одному месту, но ты уже взрослая. Как там дедушка? – Анна Ивановна засыпала дочь вопросами. Она сердилась, ей не нравилось, как та выглядит.

«Уж не болела ли?»

– Мама, теперь с дедушкой всё в порядке. – Голос Тани дрогнул. – А коса надоела, – пояснила она свой поступок.

– Ванечка подрастет, и мы все вместе проведаем дедушку.

Анна Ивановна забрала ребенка и пошла в спальню.

Ей не стали говорить о смерти отца, пока она кормит малыша. Боялись: от переживаний потеряет молоко. Решили подождать, пусть Ваня подрастет. Возвращение Тани домой объяснили тем, что сдать экзамены удобнее в своей школе. Анна Ивановна уложила сына спать и накрыла стол к обеду.

– Мне не хочется признаваться, но тебе со стрижкой лучше. Правда, ты стала какая-то другая. – Она пристально рассматривала дочь, не понимая, что её тревожит.

– Какие новости в школе? Как Женька? – Таня мечтала услышать о Лукьянове хоть что-нибудь.

– С Женей беда. Она уже три недели лежит в больнице с переломом ноги. Возникли какие-то осложнения, но не это главное – у неё неприятности. Кто-то угостил её конфетами, а оказалось это наркотики, похожие на драже. Бедная девочка. – Она вздохнула и посмотрела на мужа. – Определенно, что-то не так. Вы оба ведете себя странно.

– У тебя начинается паранойя, – успокоил жену Антон Сергеевич.

– Я схожу в больницу. Проведаю Женю, – сообщила Таня, вставая из-за стола.

– Конечно, сходи. Возьми яблок, апельсинов. Только конфет не надо, у неё на них теперь аллергия, – усмехнулась Анна Ивановна.

Таня с удовольствием прошлась пешком до больницы. Посёлок уже приобрёл нарядный весенний вид. Люди готовились к пасхе: в большинстве дворов обрезанные деревья подбелили, освежили побелку на домах, а на заборы нанесли свежую краску.

В палате, кроме Женьки, ещё лежала старушка и забинтованная, как мумия девочка.

– Привет, – сказала Таня, усаживаясь на стул возле кровати.

Стены в больнице покрасили в симпатичный абрикосовый цвет. Вид портил только поцарапанный, с облупившейся краской подоконник и мутные стекла окон.

– Ты приехала? Когда? – упавшим голосом произнесла Болотина.

Женька почему-то была недовольна и раздосадована.

Радость Тани от встречи с подругой стала затухать, как свеча на ветру.

– Сегодня в десять утра, – ответила ничего не понимающая Таня. Раньше подружка была такой эмоциональной, доброй, даже немного навязчивой.

«Неужели все так быстро меняется? Стоит надолго уехать и все словно чужие», – расстроилась она.

– Ты никого из наших одноклассников не видела? – с напряжением в голосе поинтересовалась Женя.

– Нет. Никого. Ты первая. Что с тобой произошло? – Таня посмотрела на лицо подруги, которое вмиг просветлело от этих слов.

«Кажется, она чего-то боится. Очень интересно, что это значит?» – недоумевала Таня.

– Мы с Лешей ехали на мотоцикле, а два придурка врезались в нас, – коротко объяснила произошедшее с ней несчастье Болотина.

– А как Саченко, что с ним?

– Всё в порядке. Только синяки, а мне досталось. Сейчас хотя бы голова не болит, раньше гудела как колокол, – пожаловалась Женя, устраиваясь, на кровати удобнее.

У неё изменилась стрижка. Теперь Болотина смахивала на Мирей Матье¹⁸. Карие глаза знакомо с любопытством заблестели.

– Тебе очень идет новая стрижка, – похвалила причёску Таня. – Как дела в школе? – Она постаралась не показать волнения. Сердце ухнуло в низ.

– Как обычно, ничего нового, готовимся к экзаменам. Если ты хочешь узнать что-то о Лукьянове, – догадалась подруга, – тут я мало, что расскажу. После Нового года Сашка в нашей компании не появлялся. Лариса хвасталась, что вернула бывшего дружка. Потом сразу же бросила. Только зачем она потом приглашала его на все вечеринки? Не пойму? Ведь он отказывался наотрез, – сообразила Женька, осознав противоречивость слов и действий Ларисы. – Ты, кстати, сильно изменилась! Как только осмелилась косу отрезать.

«Да, придется самой понять, где ложь, а где правда. Подружка вряд ли поможет», – нахмурилась Таня.

– Эй, я с тобой разговариваю или с кем? – Женя помахала рукой перед её лицом. – Я тебя спрашиваю, а ты молчишь? Могла бы поделиться, о чём задумалась? – Тень досады промелькнула в её глазах. – Ты сама на себя не похожа. Хотя и раньше не очень-то делилась со мной секретами. – Она обидчиво поджала губы.

– Нет никаких секретов.

Таня задержалась в больнице почти на час, слушая рассказы подруги. Узнала, что Лариса дала ей кличку «медсестра». Потом Болотина поинтересовалась:

– Правда, что тебе пришлось кормить с ложки вредного старика и выносить за ним горшки?

Таня холодно посмотрела на неё.

– Кто сказал тебе такую чепуху? Дед Иван замечательный человек и прекрасно сам себя обслуживал.

Подруга стушевалась, не желая говорить, откуда взялись слухи.

– Ты, наверное, умирала в лесу от скуки?

– Ничего подобного. У меня в Степановке появились друзья. Рада была повидаться с тобой. – Таня встала со стула. – Выздоравливай. Зайду еще.

***

Таня немного боялась своего появления в классе. В тоже время очень хотела всех увидеть, Лукьянова – особенно.

Утром, стоя у зеркала, долго рассматривала себя. Лицо бледное, круги под глазами, но в целом неплохо. Ей очень шла стрижка.

Она уже подходила к школе, но так и не справилась с волнением. Первыми её увидели сестры Сарычевы.

– Васильева, это ты! Еле узнали. – Сёстры засыпали вопросами, удивлённо рассматривая одноклассницу.

– Подождите, подождите. Скажите лучше, как у вас дела? – отбивалась Таня от такого напора.

– Боимся сдавать сочинение. Мы его переписали из книги «Золотых сочинений». Поленились сами думать. Если учитель узнает, то получим по двойке, – сказала Оля. – Это Юлька виновата! Уговорила в кино сходить вместо подготовки к занятиям.

Юля подпрыгнула на месте от такого обвинения и возмущённо закричала:

– Конечно. Я тебя под пистолетом в кинозал вела!

Таня улыбалась, слушая спор. Ничего не изменилось.

В классе Сашки не было. Таню Васильеву разглядывали, расспрашивали.

– Ой, кто к нам явился! Будущая медсестра? Все горшки вынесла? Говорят, ты в медицинский институт поступать собралась? – послышался язвительный голос Ларисы.

«Теперь понятно, откуда слухи о горшках, – сообразила Таня. – Ледовская тоже осталась прежней».

– Спасибо за идею поступления в медицинский институт. Я подумаю, – ответила она Ларисе.

– Ого, зубки прорезались. Ты и правда другая стала, молчунья Васильева. Язвить научилась. – Лариса сердито фыркнула.

– До твоего умения мне очень далеко. – Таня послала ей дерзкую улыбку.

Прозвенел звонок. Все стали рассаживаться по местам. Перед носом учителя в класс влетели Чернов и Лукьянов, пронеслись на свои места.

Сашка достал учебник. Поднял голову и не поверил глазам – впереди на соседнем ряду находилась Таня. Сердце пропустило удар, а потом забилось с удвоенной скоростью. Сумасшедшая радость затопила душу. Такого счастья он не испытывал давно.

– Лукьянов, обалдел, я тебя зову, зову. А ты не отвечаешь. – Валера проследил за его взглядом. – Это же Танька! Какая-то другая стала. Косу обрезала. Прикольно.

Сашка раздраженно слушал Чернова. Он мешал разглядеть Таню. Она действительно изменилась. Почувствовав взгляд, девушка повернула голову в их сторону и улыбнулась.

У него было такое чувство, что в душе включился свет. Раз – и он вспыхнул.

«Если Женька и наплела Тане, кажется, она не сердится. Я обязательно, все объясню».

Сашка вспомнил, с каким злорадным лицом Женя наблюдала за ним с Ларисой возле клуба. И увидела тот поцелуй…

Тогда на новый год Ледовская пригласила к себе домой весь класс. К нему она подходила несколько раз, уговаривая не отбиваться от коллектива. Потом весь вечер уделяла ему особое внимание. Приглашала танцевать, села рядом и будто нечаянно касалась его то рукой, то ногой. Пили шампанское. С непривычки Лукьянов быстро захмелел. Все одноклассники вдруг стали лучшими друзьями. Лариса попросила его помочь принести ещё шампанского. Спустились по ступенькам в подвал. Подавая бутылки, она спросила:

– Не хочешь, вспомнить, как нам было хорошо вместе?

– Помнить нечего. – Отодвинулся от неё Сашка. – Я не пойму, что тебе нужно. Чего ты бесишься?

– Так уж и не понимаешь? – разозлилась Лариса. – Ты унизил меня перед всеми и ради кого…

Он взял шампанское и, молча, пошёл наверх.

Остаток вечера Лариса развлекалась с Черновым. Вызвалась проводить вместе со всеми сестер Сарычевых домой. На обратном пути, недалеко от клуба, громким шёпотом заявила Сашке:

– Я хочу извиниться и сказать что-то очень важное.

Ледовская заметила на ступеньках Женю с Лешей. Удовлетворенно улыбнулась. Притворяясь взволнованной, произнесла:

– Я тебя проверяла. Была с другими, хотела вызвать твою ревность. Больше так делать не буду. Давай попробуем все сначала.

– Не морочь мне и себе голову. – Его не покидало чувство, что одноклассница с ним играет. Не понимал, зачем она так поступает.

– Скажи это, глядя на меня. – Лариса кокетливо улыбалась, но глаза смотрели холодно.

– Ты мне не нужна, – медленно произнес Сашка, чувствуя себя глупо.

– Тогда поцелуй на прощание. Иначе я сейчас устрою скандал! Придумаю что-нибудь, ты меня знаешь.

Толпа молодых людей на ступеньках клуба с любопытством смотрела в их сторону.

– Я начинаю кричать, – пригрозила Лариса, набирая воздух в легкие.

Он наклонился и хотел поцеловать её в щеку.

«Нужно уйти от этой подвыпившей дуры».

Лариса опередила, её руки обхватили шею, губы прижались к его рту. В толпе одобрительно засвистели. Лукьянову стало противно: он догадался, зачем ей этот поцелуй. Женя обязательно напишет подруге, и Лариса это знала. Разжал её руки и глянул в довольное лицо.

– Как последний лох попался. Да ты мастер интриг! – зло бросил он.

– Теперь объясняйся со своей Танечкой. Хотя, может, она уже нашла себе другого. – Ледовская засмеялась и пошла в клуб.

***

На перемене, как только учитель вышел из класса, Сашка приблизился к Тане, но ни слова не успел произнести. Подбежавшая к ним Лариса громко объявила:

– Ребята, внимание! Историческая встреча, похлопаем.

Лукьянов был готов убить её. Он не хотел превращать их встречу в потеху для всего класса. Поэтому только спросил:

– Когда ты приехала?

– Вчера, – коротко ответила Таня.

– Увидимся позже, – и, обернувшись к Чернову, стоящему позади него предложил: – Выйдем. Покурим.

«И это всё, что он хотел ей сказать? За пять месяцев разлуки?» – недоумевала Таня