Текст книги "Незабудка (СИ)"
Автор книги: Наталья Медведская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
ГЛАВА 15
В школе готовились к новому году. Вырезали снежинки. На большие листы ватмана перерисовывали яркие открытки. Ученики разучивали смешную пьесу для школьного спектакля. Таня очень любила новогодний праздник, всегда с радостью ждала его. Царящая суматоха захватила и её. Она смеялась шуткам, чувствуя забытый радостный подъём.
Она то и дело ловила на себе влюбленный взгляд Юрия. Странное дело, этот взгляд не раздражал. Юра вел себя тактично, неназойливо, но чувств своих не скрывал. В классе заметили его отношение к Тане. Олеся нехотя посоветовала Дорохову:
– Можешь пригласить новенькую в нашу компанию. Ты же этого хочешь.
Юра, совершенно не смущаясь, подошел к Тане:
– Давай с нами отмечать новый год. Я зайду вечером, хорошо?
От неожиданного предложения она стушевалась.
– Я не знаю… Подумаю. Не хочется оставлять деда одного.
В классе не смеялись над чувствами Юры. Слегка подшучивая, подталкивали одноклассников друг к другу. Она замечала этот мягкий нажим. Девушки отзывались о Дорохове восторженно и не могли допустить даже мысли, что Васильева не влюблена в их всеобщего любимца и защитника. Кое-кто из девушек завидовал и ревновал. Таня осознавала, в каком глупом положении оказалась. Внимание парня было приятным, расшевелило ее, приглушило тоску по Сашке. Но все же честнее будет Юре показать: он никогда не станет больше, чем просто друг. Раньше она никак не выражала своего отношения к нему, по ней нельзя было определить, что чувствует. Эту ошибку нужно было исправлять, пока не поздно.
Таня так и не решила: идти на новый год в школу, или нет. Вымыла голову, уложила косу в прическу. Выглаженное платье висело на плечиках, а она не знала, как поступить. Дед насмешливо наблюдал за внучкой, за её метаниями по комнатам. Украсила елку, приготовила ужин. Теперь бестолково бродила по дому от окна к окну. В пять часов вечера скрипнула калитка. Через минуту на веранде послышался голос Юры:
– Хозяева дома? Можно к вам?
– Заходи, – радушно пригласил дед.
– Здравствуйте, Иван Данилович. Привет, Таня. Идешь на вечер?
В его голосе чувствовалось волнение.
Таня раздумывала, что-то удерживало её.
– Извини, я останусь дома.
В один миг лицо его стало расстроенным.
– Не бойся, внучка, – решил вмешаться дед Иван, – со мной всё будет в порядке. Соседка обещала зайти. Придут в гости друзья, отметим праздник. Иди, повеселись с молодежью.
Юра обрадовался поддержке.
И Таня решилась:
– Буду готова через десять минут.
Весёлой шумной компанией ребята шли по заснеженному лесному пути. Олеся со Славиком кидались снежками. Таня тоже успела несколько раз попасть в парней, получив в ответ целый град снежков. Ели и сосны, укрытые пушистым снегом, торжественно стояли вдоль дороги, превращая её в сказочную. Мороз образовал крепкий настил из снега – идти было легко и удобно. Таня косилась на оживленное лицо Юры, и ей становилось тревожно. Неужели она нечаянно дала повод, надеяться на ответное чувство?
Почему наши чувства не всегда совпадают? То ты любишь, а тебя нет. То тебя любят, а ты не любишь. Была бы влюбленность инфекцией, заражаешь, кого нужно, и порядок. Она хмыкнула, глядя на Славу. Нет! Не хотела бы заразиться от него. Ни за что на свете!
После новогоднего концерта началась дискотека. Юрий танцевал только с ней. Его сильные руки лежали на талии девушки. Чуть прижимая к себе, он лавировал между танцующей молодежью. Дыхание Юры шевелило волосы на её макушке. Она невольно сравнивала его с Лукьяновым. От объятий Дорохова у неё не кружилась голова, не билось учащенно сердце, могла думать о чём угодно.
«Где сейчас Сашка? Что делает? Тоже танцует, обнимая кого-то. У Юры сейчас такое счастливое лицо. Не нужно было оставаться на танцы. Не хочу сделать его несчастным. Только не его!»
В этой школе тоже играл школьный ансамбль. Дорохов пел несколько песен с ансамблем. Уходя на сцену, шепнул Тане:
– Следующая песня для тебя.
Таня усмехнулась: один играет, другой поет. Только она бездарность.
Зазвучал чудесный, мягкий баритон Юрия. Слова песни она разобрала плохо, но припев услышала чётко:
Белый чайничек из Гжели10,
Темно-синие цветы,
Неужели, неужели,
Ах, меня не любишь ты.
На неё смотрели. Вероятнее всего догадывались, для кого он поет.
«Верно, не люблю. Ты нравишься мне как человек, но тебе не это нужно», – горько подумала Таня и стала потихоньку выбираться из зала.
Отыскала в раздевалке пальто. Торопливо оделась и выскочила на улицу. До села шла быстрым шагом. В изнеможении села на крыльцо, не чувствуя ног. Стояла тишина. Ни одна ветка не колыхалась в заснеженном саду. Дыхание Тани успокоилось. Можно заходить в дом.
Дед в комнате находился один. Часы показывали половину двенадцатого. Таня подошла к печи, отогрела замерзшие руки. Иван Данилович налил в бокалы шампанское, протянул внучке.
– Давай по капельке выпьем в честь Нового года. Почему ты так рано пришла?
Она взяла бокал.
– А почему ты один? Где друзья и соседка? Нехорошо обманывать. – Таня поняла, для чего он придумал гостей.
За окном мелькнула тень. Скрипнула входная дверь. В комнату почти забежал Юра:
– Никогда так не поступай. Я подумал, что-то случилось. Перепугался до смерти! – Он не мог отдышаться. Воздух со свистом врывался в горящие легкие.
– Что, кавалер, барышню упустил? Сбежала, что ли, – усмехнулся хозяин дома, оборачиваясь к растерянной внучке.
Таня налила бокал и протянула Дорохову.
– Извини, я не подумала, что ты будешь волноваться.
Часы пробили двенадцать.
Голубой огонек дед смотреть отказался. Отправился спать. Гость тоже собрался уходить, но Иван Данилович остановил:
– Посиди еще, составь даме компанию.
Они сидели на диване недалеко друг от друга. По телевизору шел концерт. Молчание затягивалось. Он мучился, не мог подобрать слова. Руки холодели от волнения.
– Почему ты ушла? Я что-то не так сделал, обидел тебя? – голос Юрия прозвучал хрипло, как будто ему сдавило горло.
Таня не знала, как объяснить своё поведение и щадила его чувства.
– Не ты, а я всё не так сделала. Извини меня.
Юра посмотрел на неё грустным взглядом.
– Не надо извиняться. Я не нравлюсь тебе.
Он не умел лукавить и считал: правда всегда лучше лжи. Не хотел, чтобы его жалели.
Таня понимала: этот сильный парень заслуживает честного ответа.
– Ты мне очень нравишься как человек…
– Тем более не извиняйся. Ты не виновата, что стала дорога мне. – Ком в горле, мешал ему говорить, но он справился с непослушными мышцами. Взъерошил густые чёрные волосы и отрывисто произнёс: – Хочешь, чтобы я ушел?
Таня опустила голову, рассматривая узор на старом ковре.
– Так будет лучше.
Она чувствовала себя так, будто выстрелила ему в сердце.
Дорохов тихо поднялся и неслышно вышел в сени. Потом скрипнула входная дверь. Спустя минуту, на улице хлопнула калитка. Всё стихло. Таня выключила телевизор и легла в кровать. На душе скребли кошки. «Ну что стоило судьбе подарить Юре взаимную любовь. Он столько пережил – достоин другого, небезответного чувства. Почему жизнь так не справедлива?»
Таня переживала, что Юра обидится, но он разговаривал с ней как обычно. Вёл себя так, словно не было того разговора ночью. Только глядел теперь украдкой, когда она не замечала этого. После уроков по-прежнему домой возвращались пешком. Юра разговаривал больше с Олесей. Изредка обращался к Тане, и сразу голос его сразу становился неровным, ласкающим. Несмотря на протесты, проводил девушек до дома. Таня попрощалась с Олесей и Юрой и направилась к калитке. В почтовом ящике заметила конверт. Школьная сумка полетела в снег. Руки затряслись. Какое разочарование – письмо было от Жени. Залпом прочла его. Строчки плясали перед глазами. Медленно перечитала ещё раз. Подруга писала о том, как они отмечали Новый год. Праздник встречали у Ларисы. Родители Ледовской уехали в Москву. Было очень весело. Женя до утра гуляла с Лёшей по улицам поселка. На вечеринке Сашку обхаживала Ледовская. Болотина встречала их возле клуба. Видела, как они целовались. В конце письма Женька советовала забыть Лукьянова, если она ещё не забыла этого бабника.
Таня стояла во дворе, потеряв всякую способность двигаться. Ей казалось: у неё по клеточке, по кусочку отмирает душа.
Иван Данилович видел в окно: внучка подошла к почтовому ящику. Вынула конверт и стала читать. Через некоторое время он снова выглянул. С листочком бумаги она так и стояла посреди двора. Разогрел обед, нарезал хлеб. От нечего делать ещё раз подмёл кухню. Внучки все не было. Опять посмотрел в окно. Стоит на прежнем месте. Деда это озадачило. Оделся и вышел на улицу. Мороз был слабый. Ветер совсем стих. Почудилось, что идет дождь. Пригляделся – нет, сыпался снег, особенный, мелкий, легкий. Крохотные снежинки, падая на лицо, руки, мгновенно таяли. Дед Иван шёл под падающим снегом, но ощущение дождя не покидало его. Таня не оборачивалась. Её пальто и шапка стали белыми. Иван Данилович приблизился и заглянул внучке в мокрое не то от слез, не то от тающего снега лицо. В её глазах стыла такая боль, что он испугался. Вынул из её руки письмо.
Прочёл и облегчённо вздохнул: «Слава богу, все живы. Остальное поправимо».
Крепко держа горемыку за плечи, повел в дом.
Плакала она долго. Дед сидел рядом, гладил по голове, как маленькую. Успокаивать не стал, пусть выплачется. Таня обессилев, умолкла. Укрыв её одеялом, он ушел. В восьмом часу вечера страдалица проснулась. Взгляд сонный, несчастный. Глаза, нос опухли, губы сделались толстыми и некрасивыми. От ужина отказалась наотрез. Иван Данилович присел рядом:
– Ты сейчас думаешь: всё, жизнь кончилась. Нет. Только начинается. Ты стала взрослой. Учись принимать удары судьбы и распознавать, что важно, а что нет. Послушай меня немного. В шестнадцать лет я поступил в военное училище, в двадцать – закончил. Был самоуверенный и глупый лейтенант. Через год попал в госпиталь с первым ранением. И там встретил свою будущую жену. Она работала медсестрой. Настя девушка своенравная с характером, но для меня красивее её никого не было. Свадьбу сыграли в военном госпитале. После ранения мне дали отпуск. Приехали в родное село Настеньки – Степановку. Пока долечивался, четыре месяца счастья пролетели, как одна минута. Потом очередное задание Родины в чужой стране. Жена осталась, ждала ребенка – твою маму. Не поверишь, кругом смерть, а меня тоска мучит, хоть волком вой. Будто на части разрезали. Половина тут, половина с ней осталась. Глаза закрою, стоит Настенька, улыбается. У меня вместо сердца дыра образовалась.
Ребята говорят: «Соберись, иначе сам пулю поймаешь и нас подведёшь».
Посоветовали приударить за любой девушкой. Уверяли, станет легче – проверено. Выбор там был небольшой. Пригласил медсестру скоротать вечер. Согласилась. Ночь тёплая. Луна огромная. Девушка льнет, слова ласковые говорит. Знаю, что врёт. И я вру, но лечиться – так лечиться. После полуночи пришёл в часть. Ребята смеются, ну что, отпустило? Понял я тогда, что они имели в виду. Такая злость на себя взяла. Навсегда осталось чувство, что унизил и обокрал душу.
Любовь – это не только сплошная радость, но и мука, если в разлуке. Боль эту надо в себе выносить, перестрадать без помощи со стороны. Это только кажется помощью, а на самом деле губительный яд. Почему ты думаешь, не все выдерживают расставание? Разлюбили? Не всегда. Разлука – тяжёлый, душевный труд. Многим просто не под силу. А дубликаты любви не нужны. До конца верны не столько те, кто сильнее любит, а те, кто умеет ждать. А бывает ошибка, глупый случай, не затронувший сердца. Нужно уметь прощать. Дать шанс всё исправить. Я не знаю, какой он человек, парнишка, из-за которого так переживаешь. Вдруг там просто чепуха, ошибка. Твоя подружка, что-то не так поняла.
– Вряд ли Женя будет лгать и придумывать, – запротестовала Таня.
– А кто говорит, что она выдумала. Могла не разобраться. Смотри сердцем, верь ему. Понять, где ложь, а где правда, можно посмотрев в глаза, только тогда принимай решение.
Никто и никогда не говорил с ней так откровенно и честно. Она не заметила, как всё рассказала деду: о договоре с Сашкой, о чувствах к нему. Он внимательно слушал.
– Не торопи события. Если ты нужна ему, всё разрешится само собой.
– Скажи, вы молодыми были другими? Только и слышно, что нынешняя молодежь плохая. Позорим отцов и дедов, – буркнула внучка.
– Чепуха, люди не меняются. Всегда были герои и трусы, добрые и злые, жадные и щедрые. Меняются только времена и эпохи.
– Дед, а почему у вас с бабушкой только один ребенок? Вы больше не хотели детей? – Таня ойкнула, вопрос вырвался нечаянно. – Извини, можешь не отвечать.
– Не волнуйся, это не секрет. Я слишком долго воевал: Ангола, Вьетнам, потом Афган. Мы больше находились в разлуке. Настя очень боялась остаться матерью-одиночкой. И мне, и ей дорога каждая минута, которую мы провели вместе. После ранения, когда меня комиссовали, было уже поздно заводить детей. Я очень виноват перед ней. Мои ранения – её шрамы на сердце. Слишком много она пережила. Твоя бабушка умела ждать. Я очень любил её, но принёс столько боли и одиночества. Иногда думаю: ни один воинский долг, тем более в чужой стране, не стоит слёз жен и матерей.
Они ещё долго беседовали. Таня заочно знакомилась с бабушкой. Она по десять раз смотрела фотокарточки в альбоме и на стенах в рамках. Теперь Таня знала бабушку Настю в разные периоды жизни. Словно в ускоренной съёмке, запечатлённая в снимках, разворачивалась перед ней жизнь родных. Вот молодая мать кормит грудью младенца. Таня умилилась пухлым щёчкам крошечной Анечки. Вот бабушка Настя в красивом крепдешиновом платье ведёт за руку такую же нарядную девочку лет пяти.
– Моя мама была очень смешным ребёнком, – хмыкнула Таня, разглядывая фото. – Вы её немного перекормили, тут она прямо увалень.
Иван Данилович засмеялся:
– Насте всегда казалось: Анечка плохо кушает. Вот она и пичкала её всегда.
На следующем снимке нескладная девочка подросток стояла возле плетня и недовольным взглядом смотрела в объектив фотоаппарата. Таня долго рассматривала его и сделала вывод:
– Усиленное питание не помогло. Тут мама, худая как жердь. А ещё меня критиковала.
Дед ехидно заметил:
– А ты ей в следующий раз, когда будет ругать за плохой аппетит, скажи: «Я видела, как ты выглядела в четырнадцать лет. Чистая доходяга».
***
Беседы стали потребностью для обоих, говорили они обо всём. У деда был особый дар, говорить на равных, не делая скидку на возраст. Иван Данилович давал ответы на вопросы внучки открыто и честно. Учил её ценить жизнь в любых проявлениях. Как-то она спросила:
– Дедуль, почему любовь проходит?
Он не стал отнекиваться или отвечать односложно. Минут пять молча смотрел на огонь в печи, а потом, посерьёзнев, сказал:
– Ты полюбила и думаешь: такой взрыв чувств будет всегда. Душа не на месте, покоя нет. В крови, будто жидкое пламя, хочется плакать и смеяться одновременно. Это может продолжаться год, два, ну три, потом чувства станут спокойнее. Войдут в русло, как река, бурлившая в половодье, входит в берега. Это вовсе не значит, что любовь прошла. Просто чувства стали качественнее, глубже. Ни один человек не может долго жить на пределе, взрыве чувств: сошёл бы с ума. Природа придумала предохранительный клапан. За вулканом ощущений следует их спокойное течение. Люди часто не понимают этого и начинают, как наркоманы, искать, чем подстегнуть угасающий фейерверк эмоций. Правда, если не было любви, а только влюбленность, новизна проходит и оказывается: у людей нет ничего общего. Их связывают только дети. Вот тогда настоящая беда. Даже не знаю, что хуже. Когда люди расстаются или когда живут вместе, заражая детей своей не любовью. Настоящее чувство роднит. Прежде чужие друг другу люди становятся одним целым. Болит у одного, больно другому. А радость не делится – она удваивается. Чем старше любовь, тем осознаннее чувства и сильнее привязанность. Родство происходит уже на глубинном уровне: становится невозможным жить друг без друга.
Таня сидела в своём любимом кресле у окна. Они с дедом в кухне проводили больше времени, чем в любой другой комнате. Здесь было уютнее всего, в печи горели толстые поленья, их живой огонь завораживал. Она даже уроки делала за обеденным столом. Иван Данилович обычно или сидел рядом, придумывая рисунок для новой чеканки, или курил возле поддувала, оседлав мягкую скамеечку.
– Получается, что любовь из одного состояния, переходит в другое. Так просто. Зачем же тогда ищут новую любовь? Ошибаются, предают? Почему мало счастливых семей? – Таня грустно смотрела в окно на падающий снег.
– Думаю потому, что большинство хочет счастья, прежде всего для себя любимого. Такое счастье эгоистично и иллюзорно. Да и не может человек быть постоянно счастлив, если только он не идиот, – засмеялся дед.
«Оказывается, у него заразительный смех», – подумала она удивлённо.
– Но как определить любовь это или влечение?
Иван Данилович поднял густые брови, погладил бороду в задумчивости.
– Сразу видно будущего химика. Вот бы ещё препарат такой разработать. Да! Милая моя девочка, это всегда будет загадкой. Одно скажу: не стоит торопить события. Нужно чуть подождать. Влюблённость растает, как снег на весеннем солнышке, долго не продержится. Я, например, был счастлив от того, что Настя понимала меня. Была самой нужной, родной, ласковой женщиной на свете.
«А дед запомнил», – подумала внучка. В одной из бесед она мимоходом упомянула, что любит химию и будет поступать в институт, не определилась только в какой. Таня слезла с кресла, налила в чайник воды и поставила на печь. Сноровисто достала из шкафчика вазочку с конфетами и печеньем, блюдечко с мёдом, чашки.
– У родителей были друзья. Даже будучи маленькой, я понимала: какая это замечательная пара. Когда они расходились, чуть не поубивали друг друга. Куда подевалась их любовь? – Таня остановилась посреди комнаты, глядя на деда с любопытством. – Попробуй, объясни.
– От любви до ненависти – один шаг. Так говорят. На самом деле тысяча мелких шажков. Это непримиримость и нежелание понимать другого человека. Неумение поступиться своим хочу и буду. Требование измениться как нам угодно, не меняясь самому. Быт быстро выявляет все недостатки. Он снимает с небес любую принцессу и принца. Вдруг оказывается у любимого человека куча недостатков, своих-то мы в упор не видим и прощаем себе многое. Нам не хватает терпения, такта, чтобы не тыкать носом в ошибки. Если уж исправлять характер, то сначала свой. Удивлять по-хорошему нужно всю жизнь. Моя Настя это умела. А ещё некоторые неумные личности буквально не дают дышать своей половинке. Они забывают, что в клетке жить невозможно. Как видишь, есть тысяча возможностей убить любовь. Какую из них использовали друзья твоих родителей, можно только догадываться. Мы же не ангелы. – Дед подошел к окну, прислушался. – Поднимается ветер, к утру будет пурга. Танечка, чайник закипел, налей-ка старику большую кружку, а эту мензурку убери. – Он показал на фарфоровые чашки, которые внучка поставила на стол.
– Придется в школу ехать на автобусе. – Она тоже прислушалась к свисту ветра за окном. – Я сейчас вспомнила. – Таня засмеялась: – Мама, когда злится, кидает всё, что попадает под руку. Однажды швырнула в папу подушкой, а попала в люстру. На ковер градом посыпались осколки. Мама села и начала рыдать. Папа стал утешать её, а сам еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. Мамуля называет его примороженным скандинавом. Но по-моему, папе нравится, когда она мечет громы и молнии. Раньше я думала: зачем обижает его. Теперь понимаю: они дополняют друг друга. В другой раз мама запустила кувшином. Он спокойно уклонился в сторону и сказал: «Мазила». Смеяться боялся, чтобы не обидеть ее. – Таня налила чай в большую эмалированную кружку, украшенную рисунком красный горох по желтому полю, и подала деду.
– Узнаю темперамент Настеньки. Меня тоже всегда смешило, когда бабушка ругалась. Метр пятьдесят с кепкой, а крику! А шуму! – Лицо Ивана Даниловича осветилось такой любовью, что у Тани заболело сердце.
– То есть мой папа и ты, дед, не принимаете нас всерьёз? – преодолев спазм в горле, возмутилась она.
– Принимаем. – Он сделал серьёзное лицо. – Но не обольщайся. Равенства между мужчиной и женщиной никогда не будет. Слишком для разных целей сотворила нас природа. Женщина рождается (что бы там ни кричали феминистки) продолжить род – это её главное предназначение. Всё остальное: карьера, работа, увлечения – второстепенны. Она должна воспитать детей, своих или чужих, неважно. А мужчина обязан обеспечить процветание роду, быть добытчиком, воином, хранителем. Сейчас у нашего больного общества сбит прицел. Девушек не учат быть добрыми, хлебосольными хозяйками. Мальчикам не внушают с детства, что им предстоит вырасти опорой, стержнем семьи, умеющим брать на себя всю тяжесть забот. Не учим ответственности за свои слова и поступки. В результате сбоя природной программы в мире появились мужеподобные женщины и женоподобные мужчины. Природа не терпит искажений. Человечество расплачивается за свои ошибки: ростом разводов, количеством самоубийств, числом преступлений. То, что девушки подражая парням, на равных пьют, курят, гуляют – это небезобидно. В дальнейшем это неудачные браки и больные дети. Разрушается генофонд – в результате больное поколение. – Дед, увидев испуганное лицо Тани, фыркнул: – Долго молчал. Как депутат, речи толкаю. Останавливай, внучка, что-то я заболтался.
Она скомкала бумажки от съеденных конфет и бросила их в мусорное ведро.
– Кое в чём я согласна с тобой. Только неприятно, что ты считаешь женщин способными только рожать и воспитывать детей. У тебя дед мужской шовинизм слишком буйно цветёт, – высказала она недовольство.
– А таким, как ты, он не грозит. Ты у меня настоящая, без вывертов. Вот только с Дороховым определись. Не можешь ответить на его чувства, не трогай парня. А то ещё захочешь отомстить за себя. Сейчас тебе кажется: обидел Саша. Но Юра-то не виноват перед тобой.
У Тани мурашки пробежали по коже. Дед озвучил её мысли. От обиды она собиралась попробовать погулять с Юрой. Злорадно представила, как напишет Жене о нём, а та обязательно поделится новостью в классе. Может, тогда Лукьянову будет больно, как сейчас ей.
– Какой ты догадливый, дедушка, – сердито произнесла она, вспыхнув, как маков цвет.
– Вот и доказательство, что люди не меняются. Первое, что всем приходит в голову в гневе и обиде – использовать другого человека. Не смей этого делать. Подло не только по отношению к парню, но и к тебе самой. Обида пройдёт, – он горько вздохнул. – Всё проходит, даже горе, уходя в глубину памяти.
Чтобы не расплакаться она стиснула зубы.
– Ты считаешь, я подлая.
– Нет. Ты глупая и несчастная девочка, которой сделали больно. Наверное, зря про Дорохова сказал. Ты вряд ли поступила бы так. – Он ласково посмотрел на внучку.
– Не знаю, дед, – повинилась Таня, – я не такая хорошая, как ты думаешь…
– Раз начала это понимать, уже неплохо. – Иван Данилович обнял её. – Для меня старика ты сокровище.
– Ты не старик, не называй себя так, – попросила она.
– Сердце у меня старое, – усмехнулся дед Иван.
Таня поправила:
– Не старое, а мудрое.
