Текст книги "Нель"

Автор книги: Наталья Баранова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Допустим.

– Информация на носителе всегда проходит тест – проверку, сличение с информацией базисного уровня.

– Не факт.

– Факт, Анастасия. Не докажу сейчас, но это – аксиома. Подобным образом функционирует и человеческий мозг. Нет нужды перетаскивать прекрасно отлаженные, выверенные временем аппараты в помещение надстройки, когда они неплохо работают в подвале. И, к нашему великому счастью, они на порядок более надёжны, чем то, что появилось в надстроенных поверх этажах, скорость переработки информации в том же подсознании намного превышает уровень переработки информации осознаваемой. Когда сознание не в силах справиться с излишне большим потоком информации, оно невольно обращается к подсознанию. От слишком большого потока информации, идущего по каналам осознаваемого можно сойти с ума. Можно считать, что природа поставила нам предохранитель, который не выключает нас, а пропускает избыток в другое русло. Не будем спорить, и у подсознательного мышления есть минусы, но есть и плюсы. И есть ещё один нюанс. Ты, возможно и не поверишь, но… Мне всё равно. Знаешь, бессознательно мы все – телепаты. В сознание это прорывается лишь в виде смутных ощущений. Напрямую редко, почти что никогда. Но Юнг был прав, – у человечества есть область коллективного бессознательного. Ноосфера, сфера разума, как назвал её Вернадский. Не буду спорить, не знаю, в наших мозгах это хранилище информации, или где-то вовне, в том, с чем мы имеем постоянную связь. Кто-нибудь, когда-нибудь это разгадает. Мне оно до лампочки… Я знаю, что информация из этого хранилища может быть доступна. Она доступна. Всем. Всегда. Личность одного человека может быть заменена личностью другого человека. Могут соединиться две личности в одну, если информация в базисе однотипна. Может быть, и по другому – вплоть до сумасшествия. Но это всё – частные случаи. Главное же то, что мы все постоянно находимся в информационном океане и никогда не перестаём взаимодействовать с ним. Мы, каждый – частица ноосферы. Все вместе, мы образуем сферу разума или сферу безумия. И это зависит только от нас. От каждого по отдельности и всех вместе. Общественное мнение, даже не высказанное словами, имеет над каждым из нас огромную власть. Отсюда трагедии тех, кто вырвался далее общеизвестных фактов. Вспомни Коперника и Галилея, вспомни Циолковского, они становились изгоями или их считали сумасшедшими. Они просто были не такими как все остальные, они осмеливались идти дальше и быть иными. Без поддержки общества. Единственное, что их поддерживало, так это только уверенность, что в конечном итоге они правы. Что потом доказывалось временем. У нас похожий случай.

Анастасия грустно улыбнулась.

– Ты много на себя берёшь, Нель, – заметила она, – ты же не Бруно.

– Разумеется. Это я себе уже говорила. И ты не первая, кто это повторяет мне. Но ты потеряла дар. И я тоже, когда-то… тоже. В один день, в один момент. И ты не знаешь, что наш дар связан с ноосферой. Пока ты не противоречишь её основам, пока не осмеливаешься жить своим разумом, думая, а, не только повторяя, – всё идёт гладко, и препятствий нет. Я не говорю обо всех ноосферах, которые могут быть в мире. Я говорю о Земле. О привычке жить, не задумываясь, которая кладёт свой отпечаток на ноосферу нашего мира. В ней, как и в нас, живущих не задумываясь, есть ошибка, вирус, тормозящий наше развитие. Ошибка, которая множит ошибки. Ты потеряла дар, оттого, что вышла за пределы, за грань. Ты и я – мы вне той ноосферы. Мы не можем пользоваться её потенциалом. Мы вне программы. Теперь мы можем только то, что можем мы. Так будет продолжаться, пока не изменится что-то в той ноосфере, откуда мы вышли.

– А если не изменится?

– Не изменится ничего и в нас. Дар не вернётся. У тебя будет только то, что ты уже имеешь, что, может быть, ты в себе разовьёшь. Помощи от остальных не будет, пока они не поймут тебя, пока ты не заразишь их этой болезнью. Или не вылечишь от ошибок. Но, какая, в сущности, разница? У программы – вируса и программы – доктора есть одно интересное свойство, они обе изменяют то, что существовало до их появления. Но есть и маленькое различие, внутри самой системы не заметное и зависящее только от привязанности к стереотипу, но основополагающее – вирус несёт лавину ошибок, а доктор их исправляет. Кстати, если все вокруг одинаковы, как различить, – они здоровы или больны? С чем сравнивать?

Нель отошла к окну, посмотрев на улицу, равнодушно пожала плечами.

– Знаешь, Настя, – проговорила она, – если я не права, если мы обе не правы, этому миру бояться нечего. Информация, в которой нет ошибок, не уничтожается, а становится базисом, основой для ещё одного витка. Если я ошибаюсь, если я – большая ошибка, то исчезнет только то, что во мне. На весь остальной мир, как бы я не желала, это не повлияет.

– Тебя это устроит?

Нель легонько улыбнулась, понимая, что её собеседница не видит её лица. Тряхнув волосами, прикусила на мгновение губу.

– Меня устроит всё, – ответила тихо, – всё, что работает на развитие, а не на регресс.

Меряя шагами тесную комнату, волнуясь до острого биения сердца, она то подходила к окну, то уходила прочь.

– Не сходи с ума, – сказала Светка. – оно тебе ни к чему.

Нель остановилась, словно налетев на стену. Села в кресло, заставила себя улыбнуться.

– Всё в порядке, – проговорила тихо, – всё в полном порядке. Просто я…

– Не думала, что вновь встретишься с Афанасием? – спросила Светлана. – А тебе не померещилось?

Нель мотнула головой. Не померещилось. Утром, подойдя к окну, она увидела его знакомую фигуру и высокомерное выражение лица. Он стоял, дожидаясь, и точно знал, куда смотреть, потому, как только стоило ей появиться, как он насмешливо поклонился и, развернувшись, пошёл прочь. Туда, где под деревьями стоял Ник. Сердце упало. Ученик чародея так и не вырос, не понял ничего, и, опираясь лишь на слепую веру, бездумно следовал за учителем. Это огорчило больше, чем внезапное появление заклятого врага.

– Не показалось. – ответила Нель. – Афанасия я ни с кем не перепутаю.

Она внезапно перестала носиться из угла в угол, присев в кресло закинула ногу на ногу, задумалась о чём-то закусив губу. Светлана, пожав плечами, устроилась на краешке дивана.

Нель не ждала, что она поймёт, не ждала, что воспримет. Не думала ни о чём, позабыв. Всё оказалось к лучшему. В тот вечер, когда пришла Анастасия, когда они говорили всю ночь напролёт Светка, позабытая в доме, не решилась уйти не попрощавшись, и не решилась помешать, Только стояла и слушала. О чём она думала, о чём размышляла, так и осталось для Нель неясным, только сумасшедшей не считала, и никому лишнего не говорила.

– Это всё то письмо, – выдавила из себя Нель, – не надо было мне его писать. Ну да сделанного – не вернёшь.

Она покачала головой и принялась вертеть между пальцами карандаш.

– Волнуешься? – тихо обронила Светка.

– Думаю. – ответила Нель, – а, впрочем, зря…

Она, поднявшись, прошла в прихожую, надвинула на ноги любимые туфли, накинула плащ.

– Я ухожу, – проговорила просто, – вернусь не скоро. Если захочешь, уйти ключ отдай соседке. Впрочем, как всегда.

Нель взяла в руки сумочку и, на мгновение, замерев, выскользнула на лестничную площадку. Лифт вызывать не стала, спустилась вниз, рассудив, что несколько ступенек преодолеть иногда быстрее своими ногами, нежели дожидаясь когда чудо современной техники соизволит быть освобождённым и отзовётся на нужный вызов.

Как только она вышла на воздух, в лицо ей ударил свежий ветер. Несмотря на календарь, утверждавший, что на улице лето, летом не пахло. Всё время шли дожди, воздух был холодный и сырой, лишь иногда, на день, другой появлялось солнце, словно решившее понежить своим теплом всё живое. Потом оно уходило, и вновь становилось холодно и грустно.

Нель медленно пошла по тротуару. Ноги несли сами. Она не знала куда идёт, что ей делать, мысли бродили в голове, но они словно б были сами по себе, и она тоже – сама по себе, как кошка, которая не ищет ни от кого зависимости и привязанностей. Мимо пролетали автомобили. Шуршали шинами по асфальту. Она дождалась, пока их поток поиссяк, перешла дорогу. Шла знакомыми с детства дворами, улыбалась знакомым домам. Вдыхала прохладный свежий воздух, что так ласково успокаивал, лаская своими пальцами её виски. Машинально пригладив длинные волосы, она улыбнулась. У Нель были короткие чёрные пряди, нахальная стрижка, могущая подойти и к новому лицу.

Глядя на себя в зеркало парикмахерской, Нель удивлённо приподняла брови. Это лицо стало похожим на то. То, которое было ранее. В лице словно появилась изюминка, тонкая нотка своеобразия и шарма. То, чего ей никогда не хватало, но так хотелось иметь. Чёрные волосы заставили совсем иначе смотреть на лицо с высокими скулами, такое привычное, ещё накануне казавшееся совершенно обычным, как заношенные тапочки. Улыбнувшись своему отражению и мастерице, девушка вышла на улицу. Ощущение было необычным, словно сбросив несколько прядей, она сбросила и несколько проблем.

– Нель? – раздался голос за плечом.

Она обернулась, быстро и резко, как только умела она одна. Человек, окликнувший её, этого не заметил, он увидел только то, что она стоит лицом к нему, и совсем рядом. От удивления он смигнул. Обычный, рыже-русый парень, в очках и не несущий опасности.

– Слава богу, это вы….– улыбнулся он искренне и просто. Улыбка была простой и приятной.

– Я вас не знаю. – заметила Нель, разглядывая его и невольно ответив на улыбку.

– Я – Игорь… но вы и вправду меня не знаете.

Она рассмеялась вдруг, посмотрела в его лицо.

– Откуда вы такой?

Он пожал плечами, не переставая улыбаться, взял её под руку, повёл в сторону маленького кафе.

– Вы не поверите, – проговорил он, – я вас искал. Вы написали письмо…

Она добавила в свою улыбку льда, он словно б не заметил.

– Николаю. – добавил он, – Я считал, что мы с ним друзья, но, наверное, ошибся. Он мне так его и не показал.

– И как вы узнали?

Игорь достал письмо из кармана.

– Когда он куда-то неожиданно слинял, за компанию с Афанасием, я взял письмо из его квартиры. Наткнулся случайно.

– И что скажете?

– Мне интересно, – заметил Игорь серьёзно, – причём всё. И я рад, что Афанасий ошибся, что вы живы.

Нель повела плечами.

– Игорь, – проговорила спокойно, – я столько раз обжигалась, неужели вы думаете, что я вам раскроюсь? Что сознаюсь, что писала какие-то странные письма? Я никому ничего не писала. Я никому ничего не говорила. Я не знаю никакого Афанасия.

– Но вы откликнулись на имя Нель.

– И что?

Парень внезапно посмурнел.

– Нель, – спросил тихо и отстранёно, – скажите правду, Афанасий ведь кого-то убил, пытаясь убить вас. И вы его знаете и потому боитесь, зная, что он не отступится.

Нель плавно повела плечами. Подойдя к столику кафе, присела в пластиковое кресло.

– Принесите чашку кофе для дамы, – заметила с улыбкой, – тогда поговорим…

– Он убил Нель, – проговорила она тихо, грея руки о чашку с обжигающим напитком. – Убил выстрелом в сердце, спасибо, хоть не мучил, но потом разрядил всю обойму. Лицо невозможно было узнать. А у меня не было сил уйти, убежать, он месяц преследовал меня, гоняя из городка в город.

– Зачем он это делал, вы сами знаете?

– Милый мальчик, я-то знаю. А вот ты…

– Что?

– Ты пропустил одну деталь. Афанасий убил Нель.

– Не верю, вы – Нель.

– Пусть будет так, но он убил Нель, именно Нель, а не кого-то другого. Можешь верить, а можешь, и нет. Во мне живёт Нель, хоть по паспорту и прописке, я – Привалова Оксана Леонидовна. Документы показать?

Лицо юноши слегка вытянулось, он впился глазами в её лицо.

– Я видел у Ника вашу фотографию, – проговорил он, – пока у вас были светлые волосы, я ещё сомневался, а потом, после парикмахерской…

– Мне место в психиатрической клинике, – тихо проговорила Нель, – Афанасий непременно постарается меня туда упечь. Если б он сидел на вашем месте, здесь, наверное, уже были б психиатры. – она слегка улыбнулась, поправила короткий, неожиданно короткий локон. – Оттого, что он меня боится. И ему неважно как, важно – убрать меня. Я, таким как он, мешаю. А с вами мы говорим на разных языках. Игорь, возможно, я тебе не мешаю потому, что ты не многое знаешь. А ему есть что терять. И спасибо за благие намерения. Ведь ты хотел предупредить? Но поздно. Я уже видела Афанасия.

– Он здесь?

– Да, в городе.

– И что вы будете делать?

Нель равнодушно пожала плечами.

– Позволите себя убить? Вы не хотели б его изолировать, он ведь бешеный, как зверь? И ещё…

– Как, я, по-вашему, пойду в милицию? Как экстрасенс? Или, может, как труп? Нет, Игорь, это исключено. Если это – судьба, он никуда не спрячется. Если нет – что ж, мы вновь будем играть в кошки мышки. Он – догонять, я уходить.

– А вы не хотите ему ответить? Я бы помог.

– Убить его?

– Почему б и нет. Равновесие должно соблюдаться.

– Равновесие, – заметила Нель, – и так имеет склонность соблюдаться. Мы сами по себе, совестливые и бессовестные наказываем себя за ошибки и пороки. Все вместе и каждый по отдельности. Когда-нибудь он сам накажет себя.

– А скольким перед этим солжёт?

Нель опустила глаза, улыбнувшись, посмотрела на проносящиеся за стеком машины. Отодвинув от себя так и не тронутую чашку кофе, взлохматила короткие чёрные прядки.

– Игорь, – проговорила с ноткой сожаления, – поверьте, мне очень жаль, что мы говорим на разных языках, мне очень жаль тех, кто ещё столкнётся с Афанасием, но поверьте, так же и в то, что поверить в ложь могут только те, кто желают быть обмануты. Другие не сердцем, так душой почувствуют ложь, и сумеют всё понять сами. Мы, люди, не стадо и не идиоты. Мы – люди, если тебе меня понять проще так, то пусть будет так – созданные по образу и подобию божьему. Мы несём в себе знание об универсальных законах Вселенной. И знаешь, они лучше человеческих хотя бы тем, что никакой, самый ловкий адвокат тебе не поможет их обойти. Это, пожалуй, единственное исключение из правила подмеченного Марком Твеном. И исключение в пользу Вселенной, а не человека.

– Значит, вы считаете человека только ошибкой?

Нель слегка улыбнулась, прикрыв глаза ресницами, задумалась. Она несколько секунд молчала, чувствуя, что не может преодолеть внезапно накатившую волну откровенности. Встав из-за стола, она посмотрела на юношу еще раз бегло, изучая выражение лица, запоминая черты.

– Идем, – проговорила внезапно, поддаваясь, порву, – здесь душно и накурено. Поищем иного места для беседы.

В парке ветер трепал кроны деревьев, шелестел и шумел, а ей нравилось, что Игорь идет рядом. Этот Игорь. "И пусть даже я обманусь, – проговорила она себе, – пусть всё будет обманом и иллюзией, и нельзя говорить, я расскажу. Потому как я не имею права молчать". Она приподняла воротник плаща и вновь улыбнулась. Заметив знакомую скамейку, присела на неё. Подняв взгляд, невольно отметила, что полностью раскрывшаяся листва закрывает небо от них и их от неба. Игорь присел рядом, скрестив руки, уронил их на колени, но смотрел внимательно, с интересом.

– Знаешь, развитие возможно только при возникновении изменений, – проговорила тихо, – представь себе мир, если б их не возникало. Что б мы увидели?

– Не знаю. А ты знаешь?

– Ничего не увидели б. Нас бы не было. Было б только то, что есть, было и будет всегда. Развитие было бы неосуществимо. В принципе. Это была бы мёртвая Вселенная. А в изменяющейся, эволюционирующей Вселенной непременно могут появиться ошибки. И, ошибки, как таковые, не противоречат развитию. Но есть ошибки фатальные. К примеру, вера в то, что ты достиг совершенства. Мир меняется, потому его не достигнуть. Всё относительно, как говаривал старик Эйнштейн.

– Нель, зачем тебе это?

– Что?

– Эти вопросы, эти ответы. Зачем ты думаешь об этом?

– А зачем тебе было нестись сюда?

– Не знаю…

– Вот и я не знаю. То, что движет мной, рождается во мне, определяет меня, не зависит от моих желаний. Скажем так, я просто устроена таким образом. И говорю то, что чувствую. Живу, как чувствую, думаю, как живу. Может, я не права. Может, я давно сошла с ума. Не знаю, Игорь, знаю что пугаю, шокирую, изумляю. Знаю, что приношу людям несчастья, череду изменений. Знаю, что не хочу этого, знаю, что иначе не могу. Знаю, что большинство меня не воспринимает, отталкивает, не замечает. Я – белая ворона. Ну и что? Маскироваться под толпу? Не могу. Раньше пыталась – быть как все, говорить, о том, что и большинство, Но говорить об одном, думая совсем о другом? Не большая ли это ошибка, чем говорить то, что тебя занимает. Было время, я никому была неинтересна. Потому, что не было меня. А теперь… есть хоть кто-то, кому интересно то, что во мне зреет. Их немного. И с ними у меня контакт. В их окружении я живу тем, что для меня важно. Так важно ли быть как все и думать как все?

– И много у тебя друзей?

– Не много. Друзей, знаешь, редко когда много. Это знакомых можно иметь тысячи….

– Ты в них уверена?

– В друзьях?

– Да.

– Стараюсь. Впрочем, и во врагах тоже. Но не стоит забывать, что всё течёт и меняется. Знаешь, Игорь, я уверена в друзьях сегодня и сейчас. И думаю, что они меня не предадут.

– А ты самоуверенна.

– Так только кажется.

– Почему?

– Подумай сам.

– Пресловутое лезвие бритвы?

Она слегка повела головой, улыбнулась вновь. Переплетя пальцы в замок и устроив их на коленях, вздохнула.

– Игорь, как ты попал к Афанасию? – спросила внезапно, ты не похож на пустышку, не похож на тех, кто его окружает.

– Ну, пришёл по объявлению. Белый маг, курсы…Уроки.

– Нет, я не об этом. Это-то ясно, как день. Что тебя вело? Чего ты хотел? Власти? Ответов на вопросы? Общения?

– Хотел научиться помогать людям.

– Удалось?

– Не знаю.

– Знаешь. Только молчишь. Человеку можно помочь, только тогда, когда он сам себе хочет помочь. Когда он созрел. Если этого нет, то все попытки будут отталкиваться. И ты ещё и останешься виноватым.

– Но ведь людям можно помочь.

– Можно, Игорь.

– Я думал, ты будешь спорить.

– Не буду. Кстати, Афанасий тоже хотел им помочь. Он искренне верит, что я – опасна. И что мне нет места на этой Земле. Он тоже желает защитить людей. От встречи со мной.

– Но это не так!

– Игорь, никто не знает, места, где скрывается Истина. Ни ты, ни я, ни Афанасий. Мы все в пути, а что за поворотом? Ты знаешь? Я – нет. Я, как и все могу лишь предполагать и чувствовать. Но знать? Может, он прав. Может права я, а может некто, неизвестный нам. Кто знает, что принесёт завтрашний день? Кто знает, что будет в большей цене – традиции или изменения?

– Ты думаешь?

– Думаю, – улыбнулась Нель, и, поднявшись со скамьи, добавила, – и ты думай. Если хочешь что-то сделать, – делай сам. Никто этого не сделает за тебя.

Нель шла медленно, взглянув на окна своей квартиры, улыбнулась. В них горел свет. Улыбка вышла слегка натянутой. Она приподняла букет из мелких, желтоватых роз к лицу, вдохнула пьянящий, дурманящий, сильный запах. Отчего-то у мелких цветов он был более ароматен и силён, нежели у цветов крупных. Она спрятала лицо в лепестках букета и, преодолев предательскую дрожь в коленях, вновь и вновь заставила себя улыбнуться.

Афанасий, не было сомнений в том, что это был он, стоял у её окна и рассматривал её сверху. Она легонько пожала плечами. Сейчас она не была устала и измотана, как в прошлую, последнюю перед этой встречу. Последнюю в жизни той.

В той. А Афанасий казался изумлённым. Видимо не ждал, что вместо блондинки вернётся брюнетка, да так похожая на ту Нель. Она дерзко вскинула подбородок. С такого расстояния, конечно же, не рассмотреть цвет глаз. Но даже цвет глаз она изменила, словно чувствовала…

Она вошла в квартиру и улыбнулась в лицо Афанасию, открывшему дверь, сунула ему букет в руки, сняв плащ, пристроила его на вешалку. Не торопилась, не спешила, не нервничала. К чему нервничать, если фора во времени ей обеспечена, если есть несколько минут, на которые она способна обогнать самую быструю пулю?

– Добрый вечер, – проговорила она ласково, отметив оторопь замешательства на лице Афанасия, – думал, наверное, что с тобой шутки шутят. Так нет, я не шучу. Я всерьёз. Зачем приехал? Опять поиграть в кошки-мышки? Без толку, Афанасий. Кошки из тебя не выйдет. А я хищником быть не хочу.

– Это всё? – поинтересовался мужчина.

Нель, пожав плечами, прошла в комнату, заметив в кресле, Ника рассмеялась. Удивлена не была. Только почувствовала вдруг горечь. Не думала, что увидит Ника здесь, с Афанасием, заодно. Мысль об этом хоть и закрадывалась в душу, но как-то не всерьёз. Всерьёз она такого не ждала.

– Добрый вечер, Николь, – обронила, слегка пожав плечами, – рада вас обоих видеть. Могу поинтересоваться, зачем прибыли?

– Да так, – ответил Афанасий, – соскучились.

– Это лестно, – проговорила Нель, – но в это я верю мало. Когда скучают, Афанасий, то не спешат разделаться.

Она присела в уголок дивана, так, что б видеть обоих гостей и дверь в коридор. Отметила, что Афанасий машинально поставил цветы в пустующую вазу на низеньком столе.

– Я думал, меня разыгрывают, – проговорил он, – шутят изысканно. А тут дело в другом. Детка, а ты уверена в том, что ты – Нель?

Нель слегка подвинула губы к улыбке.

– Хочешь удостовериться? – проговорила очень тихо, чувствуя, как от волнения сохнут губы. Облизнув их, она, подняв взгляд, заглянула в глаза Афанасия. Он не был уверен ни в чём, но хотел казаться уверенным. И это ему удавалось. Вот только б, если не дрожь пальцев, не слегка дрожащий голос, не взгляд, который он отвел. Все эти мелочи выдавали его, выдавали правду, которую он хотел скрыть. Он волновался даже больше, чем она сама, и больше, чем Ник. Ник был спокоен, словно ничего необычного не происходило. Или равнодушен? Ответа искать она не стала. Отвернувшись, на мгновение заглянула за тонкую грань стекла. Небо, в кои-то веки, было чистым от туч. Чистым и тёмным, словно провал в другое измерение. Обернувшись назад, увидела оружие в руках Афанасия. Знакомый до боли пистолет. И вновь только улыбнулась.

– С ума не сходи, – посоветовала спокойно, – люди уже спать ложатся. Перебудишь всю округу. Или думаешь, что и в этот раз всё с рук сойдёт?

– Ведьма, – прошептал мужчина, – чёртова ведьма!

Она вновь заглянула в его глаза. Неуверенности не было, она испарилась как дым. Но не было и безумия. Только холод принятого решения, которое необходимо выполнить. Нель слегка повела плечами, не отпуская Афанасия с мушки своего взгляда. Контактные линзы изменили цвет глаз. Он стал сочным и ярким, как цвет глаз охотящейся кошки, полыхающим зелёным огнём. Зелёные глаза Нель смотрели, прожигая неистовым, жгучим огнём, ноздри трепетали, а губы улыбались, улыбались, не смотря ни на что.

Она смотрела на него и мысленно разговаривала с ним, уговаривая не спешить, не делать глупостей. Не ради себя, а ради него. Уговаривала, пытаясь перенести в него все свои мысли, слова и чувства, чаянья надежд и сомнения. Уговаривала подумать и взвесить прежде, чем сделать шаг. Время тянулось тягуче и медленно. Она не могла оторвать своего взгляда от его глаз. Этот контакт, столь призрачный и эфемерный в другое время, сейчас определял всё. И был не ниточкой, тонкой как волос, которую так легко разорвать. Она держала его взглядом. И этот взгляд был как канат, как стальной трос – крепок и прочен. Она улыбалась и чувствовала, как улыбка играет, словно свет на гранях камня – улыбка была то беззаботной, то грустной, то наивной, то насмешливой. Улыбка играла. И внимательно, напряжённо держали контакт глаза.

В дверь позвонили. Внезапно, оглушающе, совсем не к месту и не ко времени. Нель взглянула на часы. Бросила один короткий взгляд. Время шло как обычно, в своём нормальном темпе, не меняя скорости, только ей казалось, что миг тянется вечность. Афанасий убрал пистолет, облизнул пересохшие от волнения губы, как недавно делала это она, и пошёл открывать дверь. Нель слегка пошевелилась, перевела взгляд на Ника, который сидел в кресле, и равнодушно смотрел на происходящее. Ни удивления, ни ненависти, ни волнения за неё, ничего знакомого в лице этого Ника не было. А возможно, он был просто оглушен.

– Ник! – позвала она.

Юноша поднял взгляд, посмотрел на неё, словно побитая собака, и отвернулся.

– Ник, – повторила она, чувствуя, как слова падают в пустоту и не задевают никаких струн.

– Её нет дома, – услышала внезапно она голос Афанасия, – что поделать, ещё не пришла…. Наверное, будет позже. Видишь, я тоже её жду.

На то, что б оказаться в прихожей не потребовалось и секунды.

– Он лжёт, – проговорила негромко, – проходи, Анастасия, тут никому никто не помешает. – и специально для Афанасия добавила, – А командую в этом доме я. Это мой дом. И прошу об этом не забывать.

Несколько минут сидели молча. Афанасий, нахохлившийся, словно сыч, Ник, вертевшая в руках сигарету Анастасия.

– Вот и встретились, – проговорила Анастасия неожиданно.

Афанасий пожал плечами, Ник встрепенулся, а Нель отошла к окну.

– Давай не будем это обсуждать, – проговорил Афанасий неожиданно мягко, это ведь никого не касается, кроме нас.

– Давай, – неожиданно легко согласилась Анастасия. Нель пожала плечами.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Афанасий.

– Она пришла ко мне, – вместо Анастасии ответила Нель, – наверное, почувствовала, что нужна и пришла.

– А что делаешь здесь ты? – в свою очередь спросила Анастасия.

Афанасий вздохнул. Маска самоуверенности с него слетела, как осенний лист с дерева. И в какой-то момент Нель почувствовала острую, щемящую жалость захлестнувшую душу. Жалость острую, как рассекающий удар ножа. Он был мало похож на того человека, которым хотел выглядеть, хотел казаться. Каким, вероятно, его смог увидеть лишь Ник. И оттого Афанасий так вцепился в Ника.

– Глупости, – проговорил Афанасий, – я здесь делаю глупости. Ты не поймёшь. – Он пристально посмотрел на Николая и проговорил, – Идём. Извини, Нель, я, наверное, зря всё это затеял.

Нель скупо кивнула, проводив до порога, поймала его руку и на мгновение сжала в своих ладонях. На мгновение взгляды скрестились.

– Если что-то будет нужно, – сказала она, – заходи, ты знаешь, где меня найти.

Афанасий кивнул и ушёл, следом вышел и Ник. Прислонившись к двери щекой, Нель слушала, как удаляются шаги, прислушиваясь к себе, чувствовала, как исчезает былая вражда. Тает, как облако дыма. А вместо неё возникает нечто иное. И непонятное.

Сожаление. Она чувствовала сожаление в удаляющихся шагах и тоне голоса, уже не уверенном, как ранее, а помягчевшем, так, что трудно было узнать по интонациям голоса в этом Афанасии того Афанасия. Нель тихонечко улыбнулась, чувствуя, как комок льда стронулся и начал таять в душе. Было тепло. Было тихо и спокойно, как в штиль. Предшествующий шторму.

– Афанасий, – услышала она голос Анастасии, – мой бывший супруг. У него море недостатков, но одно могу сказать точно, он никогда не посмеет сделать гадость мне.

Нель улыбнулась. Обернувшись, посмотрела на Анастасию, стоящую в дверях.

"И все же ты зря пришла, – подумала она, – ты зря вмешалась. Это наши дела, только наши дела. Наша вражда…. И нашу игру мы должны были доиграть сами. Потому как доиграть партию придется… Просто так должно быть. И в этом ничего не изменить…"

Я часто думаю о том, чего не может быть, просто не может…. Я думаю о Нель, о маленькой фурии, которая, похоже, умудрилась выжить, даже будучи два раза мертва. Первый раз я убил её сам, измотав преследованием, измучив, заставив растратить все силы. Я был глуп тогда. Боялся, что она уничтожит всё то, что мне было дорого – всю эту систему ничего не значащих ответов, на ничего не значащие вопросы, систему, построенную на ошибках, и оттого не могущую развиваться далее. Я боялся, что она подорвёт мой авторитет и доверие ко мне и моему, увы, ничего не значащему званию. Теперь я понимаю, что этот авторитет ничего не значит в моих собственных глазах, и что б его обрести вновь, мне, прежде всего, придётся завоевать право на самоуважение. Сила не есть насилие. Насилие – признак слабости, а не силы.

И так выходит, что я был слаб….

Второй раз Нель умерла меньше недели назад. Ник, мальчишка, недалёкий ученик чародея, которого она не считала врагом, столкнул её под поезд. Не понимаю, как она не почувствовала этого, не ушла. Почему? Этот вопрос, наверное, будет меня мучить вечно. Хотя, может быть, я знаю ответ. А, может, не знаю ничего. За те полгода, которые мы не были врагами, я так и не смог до конца понять её. Она была соткана из противоречий. Она была странной и непонятной. Она была неоднозначной. Но она была цельной. В ней не было ничего искусственного и наигранного. И не было ничего, что позволило б мне назвать её лживой стервой. Просто потому, что она делала, что считала нужным и говорила, как думала сама. Без оглядок на авторитеты и звания. Делала то, что считала необходимым и правильным.

Я помню нашу с ней последнюю встречу, разговор на балконе, её улыбку, задумчивый взгляд Анастасии, стоявшей подле неё. Помню ощущение, которое мне не забыть никогда. Ощущение правды и правильности выбора. Несмотря на потерянный дар. "Сомневайся, – сказала она, – и верь, стой и иди, размышляй и чувствуй. Пойми себя, пойми, зачем ты, и что ты, а найдёшь ответы, спроси, а не ошибся ли ты. Найди истину, не скажу, что она посередине, так было б всё слишком просто, но она, несомненно, прячется где-то между двумя противоположностями, в точке равновесия. Понимаешь, этот мир, чем-то схож с листом Мебиуса, – тебе кажется, будто сторон две – оказывается она одна, ты думаешь, что она одна, но видишь, что сторон две. Парадокс. Вселенная любит парадоксы. Любит странные решения, уравновешивая противоположности так, что в итоге они образуют единое целое. Почувствуй это…"

Мне кажется, я всё же понял её. Понял и почувствовал, что она хотела сказать тогда. Сейчас, проснувшись среди ночи, сидя у окна, я смотрю на звёзды и чувствую, впитываю, думаю, не перестаю думать о том, как прекрасна, величественна и мудра Вселенная, во всех своих проявлениях. В атоме и цветке, в галактике и океане, везде и всюду она оставила нам достаточно информации, что б мы могли постичь её законы. Она создавала и нас по этим самым законам, что б заглянув в себя как в зеркало, мы смогли б постичь и прочувствовать их…

И ещё… не знаю отчего, но у меня есть какое-то смутное чувство, ощущение, надежда? на то, что я ещё увижу Нель. В тот день, когда она умерла второй раз, я явственно почувствовал её боль, её сожаление, её иронию и… обещание вернуться. Я посмотрел на часы, но не стал ничего делать. Хотя, тогда, в тот самый момент, когда меня прошило это ощущение чужой? своей? смерти, я уже знал, знал, что там был Ник, и то, что это сделал именно Ник. Он пришёл ко мне вечером и признался во всём. Сам. А я… ну что я мог сказать ему? Сделать с ним? Когда-то я сам шёл тем же путём. Когда-то…. Теперь мне страшно, что этот доверчивый мальчик взял всё худшее, что мог взять у того самонадеянного и жестокого монстра, которым я когда-то был. Глядя в его глаза, я почувствовал, что конец света близок, гораздо ближе, чем кажется всем нам. Правда в отношении Ника у меня всё же есть надежда. Я постараюсь снять повязку с его глаз, убрать эту печную заслонку и излечить от той болезни, которой некогда заразил его сам.