Текст книги "Контролируемая авария"

Автор книги: Наталья Антарес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Весь остаток дня я старательно пыталась понять, какого рода обстоятельства вынудили Урмаса обратиться в частное медицинское учреждение и выложить приличную сумму за платные услуги, вместо того, чтобы пролечиться за счет работодателя в рамках обязательного социального пакета. Ситуация выглядела откровенно подозрительной, и чересчур богатое воображение без устали подкидывало мне самые неожиданные объяснения, но крупицы рациональности в них были настолько мелкими и жалкими, что больше напоминали бесцельное переливание из пустого в порожнее. Всегда отличавшаяся острым язычком Леська так и вовсе сходу предположила, что Урмас подцепил венерическую инфекцию на одной из недавних эстафет и теперь опасается, как бы о его похождениях не стало известно широкой общественности, включая Симону. Надо сказать, что, если бы дело не касалось Урмаса, которого я изначально вознесла на недосягаемый пьедестал, я бы легко признала Леськину правоту, однако, мне глубоко претила сама мысль об участии моего возлюбленного в повсеместно распространенных вакханалиях на базировках, и я с видом оскорбленной невинности решительно пресекла подобные разговоры. Леська выразительно хмыкнула в кулак, но вступать со мной в непроизводительные дебаты не стала, быстро сообразив, что в противном случае я не дам ей нормально пообедать. Более того, уставшая бесконечно лицезреть мою унылую мину, Леська авторитетно посоветовала мне «забить» и успокоиться, но, несмотря на данное подруге обещание в точности последовать ее совету, сразу по прибытию домой я намертво прилипла к лэптопу.

На странице Урмаса царила тишь и благодать. За прошедший день он отписался в нескольких пабликах, посвященных гражданской авиации, и поставил лайки под панорамными снимками ночного неба. Зато Симона запостила фотографию своего нового автомобиля и снабдила кадр красноречивой подписью «Подарок». Машинка бы маленькая, красненькая и очень женская – по стоимости модель явно выходила за рамки бюджетной линейки и, что уж греха таить, я бы и сама не отказалась от такого презента, особенно от Урмаса, пусть даже в моей бескорыстной любви и начисто отсутствовал меркантильный компонент. Но тут, как говорится, был важен сам факт, и я совсем расстроилась. Может, оно действительно и к лучшему, что завтра мы с Урмасом не встретимся: ну, зачем мне лезть со своими признаниями в эту волшебную идиллию, это же свинство какое-то, честное слово! Люди счастливы, они нежно любят друг-друга и собираются связать себя священными узами Гименея, ежу понятно, что мои шансы находятся в пределах ничтожно малых величин, к чему питать наивные чаяния, когда только слепой не видит, до какой степени бесплотны и призрачны мои надежды? Хватит себя изводить, пора четко уяснить, что мне ничего не светит, и оставить идею открыть Урмасу сердце – толку с этого все равно будет не больше, чем фактического удоя с рогатого и бородатого героя народного фольклора, а позору потом не оберешься. Услышит ненароком кто-нибудь мои душевные излияния, и будет весь аэропорт у меня за спиной шушукаться, а злые языки, как известно, в разы страшнее пистолета, так что мне впору либо сразу застрелиться, либо держать чувства внутри и не портить репутацию ни себе, ни Урмасу. Раз табельного оружия бортпроводникам по статусу не полагалось (хотя, скажем, на чартерах в Хургаду меня регулярно обуревало непреодолимое желание дать распоясавшимся пассажирам вооруженный отпор, а в особо запущенных случаях вроде десятичасового перелета через Атлантику в компании пьяных туристов я и вовсе мечтала пустить себе пулю в висок), я все сильнее склонялась к тактике благоразумного молчания и лишь искренне надеялась, что мне и дальше удастся скрывать разрывающие мое несчастное сердце чувства.

За ночь у меня в голове всё понемногу устаканилось, я смирилась с неизбежным, удалила профайлы Урмаса и Симоны из закладок браузера и с твердым намерением начать новую жизнь прямо с сегодняшнего утра, уехала в аэропорт на предполетный брифинг. Еще на первом собеседование в «Авистаре» меня недвусмысленно предупредили, что жилье мне лучше подыскивать поближе к месту службы, так как хваленый «гибкий график» периодически будет требовать моего присутствия в комнате для брифингов, к примеру, в пять часов утра, и как только меня утвердили на должность стюардессы, мы с Леськой разъехались по разным квартирам. Я сняла убитую однушку, а моя подруга оперативно вышла замуж, тут ж, что называется, каждому свое. Заниматься бытом мне все эти три года было совершенно недосуг, и каждый раз, когда меня навещала мама, она неизменно пребывала в подлинном шоке от условий моего проживания, не понимая, что дома я бываю не настолько уж и часто, чтобы тратить время на интерьерный дизайн. Этой весной мама начала отрыто намекать, что я стала заложницей своей работы, и мне не помешало бы задуматься о перемене сферы деятельности. Я сделала вид, что намеки до меня не доходят, и мама отбыла домой несолоно хлебавши, а я тем же вечером улетела в Амстердам, а оттуда, по-моему, в столицу Туманного Альбиона, и вопрос обустройства жилища являлся последним в списке из заботивших меня на тот момент проблем.

Рейс на Штутгарт отправлялся в десять сорок пять по столичному времени, но экипаж должен был в полном составе находиться в аэропорту не позже восьми. Однажды на заре своей карьеры я, будучи неопытной провинциалкой, выбрала не тот транспорт и фатально опоздала на целых двадцать минут: старший бортпроводник отстранил меня от полета, а из моей зарплаты вычли драконовский штраф, раз и навсегда отучивший меня пренебрегать пунктуальностью. Впоследствии я таких казусов не допускала, но страх не успеть к началу брифинга по-прежнему сидел где-то в подкорке, и для подстраховки я приезжала раньше назначенного часа. Сейчас все эти формальные процедуры меня уже не впечатляли, и многие вещи я давно делала на автомате: очень редко на брифинге можно было услышать что-то новое, и завороженно внимать каждому слову СБЭ44
  Старший бортпроводник экипажа


[Закрыть] могли разве что ли стажеры, на которых любая мелочь производила неизгладимое впечатление. Для меня же совещания стали частью текущей рутины, неотъемлемой, обязательной, немаловажной, но при этом выученной практически наизусть. Определенное разнообразие в брифинги вносили постоянно меняющиеся бригады бортпроводников. Иногда мне приходилось работать с такими уникумами вселенной, что я буквально диву давалась, как этих «существ» вообще занесло в авиацию. Одна мадемуазель вопреки требованиям к внешнему виду ухитрилась просочиться на борт с накладными ногтями, видимо, посмотрели на брифинге, выглядят незаметно, и пропустили, а когда мы начали собирать еду для пассажиров, один ноготь возьми да отклейся. И ведь отлетел ни куда-нибудь в пространство, а прямиком в касалетку с горячим. Хорошо, я обратила внимание, а то бы всей бригаде досталось на орехи! Другая красавица пришла на утренний брифинг, сняла пальто, а под ним нет нижней части униформы, как вам это нравится? Ой, говорит, как же это я юбку надеть забыла, я, наверное, не проснулась еще. И глазками подведенными луп-луп, ресницами хлоп-хлоп, вроде как, что тут такого, с кем не бывает! Была еще одна фифочка, только что после стажировки, так это вообще анекдот: поставили ее летчиков кормить, она еду отнесла, села в свое кресло и сидит отдыхает, облаками в иллюминаторе любуется. СБЭ к ней подходит и спрашивает, чего она тут расселась, когда в экономе еще полсалона завтрак не получили, а фифа с достоинством так отвечает: я свою работу честно выполнила, что вам еще от меня надо? И как-то же отстажировалась она с такими представлениями о распределении обязанностей, не иначе как чья-то дочка с детской мечтой о небе…

Сегодняшний состав навскидку выглядел относительно терпимо. Старшего бортпроводника Иру я знала уже много лет, со второй девочкой, Катей, мы тоже неоднократно летали вместе, но единственного в бригаде парня по имени Семен я видела впервые. Мужской пол в нашем деле вообще встречался редко, это на европейских авиалиниях стюардов было хоть пруд пруди, а в отечественных реалиях наша профессия традиционно не пользовалась популярностью среди юношей. Бортпроводник-мужчина в «Аэростаре» выглядел почти столь же странно, как и женщина-КВС – и те, и другие в штате компании работали, но составляли скорее исключение, чем правило. Наш паренек был молод, строен и достаточно хорош собой, но в глазах у него проскальзывала явная растерянность, свидельствующее о минимальном налете, да и словам Ирины он внимал чуть ли не раскрытым ртом, а отсутствие здорового пофигизма лучше всего выдавало новичков. Еще вчера я разработала целую стратегию как напроситься на обслуживание летного экипажа, но сейчас мне было, в принципе, без разницы, чем заниматься. Даже извечная конкуренция за бизнес-класс казалась мне мышиной возней, не стоящей усилий, хотя на моей памяти соперничество за право доступа к VIP-пассажирам несколько раз едва не переросло в драку, а учитывая, что в последние месяцы меня чаще других ставили на бизнес, градус зависти со стороны менее удачливых коллег порою просто зашкаливал. Но в моем нынешнем состоянии меня абсолютно не интересовали ни щедрые чаевые, ни возможность получить отдельную плату за пересадку в бизнес-класс из эконома: я была настроена просто отлетать рейс и успешно вернуться домой.

Ира командным голосом озвучила сведения о количестве пассажиров, сообщила о наличии на борту инвалидов, диабетиков и несопровождаемых детей, придирчивым взором осмотрела нас с ног до головы и принялась экзаменовать на предмет знания техники безопасности. У Семена ответы отскакивали от зубов, Катя пару раз что-то ляпнула невпопад, но в общем, уровень у обоих оказался вполне пристойным, и с облегчением констатировала, что сегодня нам повезло, и при формировании бригады чудом обошлось без сюрпризов, если только не считать за таковое мое внезапное распределение на обслуживание бизнес-класса. Обиженно зыркающую на меня Катю СБЭ отправила в эконом вместе с Семеном, ей же достались и летчики. Однако, не тут-то было! Покончив с контрольными вопросами, Ира пригласила в комнату летный экипаж, чтобы согласовать условные сигналы и кодовое слово на случай захвата авиалайнера, и когда в дверях появился второй пилот, у меня безнадежно отвисла нижняя челюсть. Урмас Лахт как ни в чем не бывало стоял рядом с КВС Стекловым и с подчеркнутой внимательностью слушал инструктаж. Вероятно, Леська ошиблась, и никакого больничного Урмас не брал, а я, доверчивая дурочка, развесила уши.

– Разрешите представить вам командира воздушного судна Стеклова Ивана Михайловича и второго пилота Урмаса Лахта, – в своем привычном репертуаре чеканила Ирина, – наша бригада: старший бортпроводник Ирина Маркова, бортпроводники Семен Грушин, Екатерина Родкевич и Дора Савицкая. Некоторые из вас уже знакомы между собой…

– Да, привет, ласточки! И тебе, соколик, тоже привет! – добродушно усмехнулся Стеклов, исключительно мировой дядька с пышной шкиперской бородой. Иван Михайлович считался старожилом «Аэростара» и за двадцать лет непрерывного стажа успел примелькаться всем вокруг. Через несколько лет Стеклов собирался на заслуженный отдых, и я не сомневалась, что буду искренне скучать по его веселому нраву, неконфликтному характеру и высокому профессионализму – поверьте мне на слово, это не так уж и часто встречающееся сочетание.

– Ириша, ну что, давайте пробежимся по основным пунктам, и айда, принимать самолет, – распорядился КВС, -значит так….

Голос Стеклова звучал для меня словно издалека. Вроде бы я всё отчетливо слышала, вроде бы всё сосредоточено фиксировала в памяти, но в голове упорно стоял какой-то непонятный шум. Вскоре до меня запоздало дошло, что это за спецэффекты такие: сердце яростно долбило в грудную клетку, и его стук болезненно отдавался в виски. Я украдкой бросила взгляд на Урмаса, и меня окончательно накрыло. Он стоял на расстоянии вытянутой руки, кивал в унисон словам КВС, кончиками губ улыбался его неизменным шуткам-прибауткам, но что-то с ним всё же было не так. Я изучила каждую черточку Урмаса, его движения, манеры, привычки, я могла даже со спины узнать его из тысячи, и сейчас меня не покидало устойчивое чувство, будто сегодня он не похож на самого себя. Как если бы над ним довлело невероятное внутреннее напряжение, но он изо всех сил старался вести себя легко и непринужденно. Хотя его сухощавое, немного удлиненное лицо вовсе не выглядело застывшей маской, в мимике незримо присутствовало что-то неестественное, нечто такое, чему я никак не находила дать четкого определения. Одно я могла сказать наверняка: в данный момент мои собственные ощущения кардинально отличались от классических симптомов страстной влюбленности. Обычно рядом с Урмасом я впадала в эйфорию, и у меня непроизвольно захватывало дух в приступе безудержного стремления распахнуть объятья, но сегодня в присутствии второго пилота я испытывала лишь интуитивную тревогу, для которой у меня формально не было ни малейших оснований.

ГЛАВА IV

Предполетный брифинг шел своим чередом, возникающие вопросы решались по ходу дела, и уже вскоре Ирина доложила КВС о стопроцентной готовности кабинного экипажа к рейсу. Стеклов удовлетворенно кивнул и отдал команду направляться к служебному автобусу, следующему от здания аэропорта к стоянке воздушного судна. Я исподтишка взглянула в сторону Урмаса в отчаянной попытке разобраться со своими предчувствиями, но второй пилот по-прежнему не подавал ни единого повода для беспокойства: в его серо-зеленых глазах не отражалось и толики волнения, а резкие, заостренные черты невозмутимого лица дышали уверенностью хорошо знающего свою непростую работу человека. Форменный китель был тщательно застегнут на все пуговицы, ботинки начищены до блеска, и лишь из-под фуражки непокорно выбивались русые, с едва заметным оттенком рыжины волосы. На тонких губах Урмаса периодически мелькала улыбка, он чутко реагировал на балагурство КВС, но я при всем желании не могла заглушить в себе мысль, что второй пилот старательно контролирует свое поведение и в реальности ему сейчас не так уж и весело. Но по факту у меня не было ничего, кроме призрачных догадок, и как бы я не силилась постичь суть происходящего, намеренно держась рядом с Урмасом на протяжении всего пути к самолету, у меня упрямо не выходило поймать за хвост неумолимо ускользающую истину. Я нервно барабанила пальцами по сиденью, задумчиво созерцала бесстрастное лицо Урмаса и тайно надеялась, что никакого двойного дна в этой ситуации нет и быть не может, а второй пилот банально не выспался, скажем, после бурной ночи со своей невестой, вот теперь и сдерживает непроизвольные зевки, дабы не заставлять КВС усомниться в его пригодности к управлению самолетом. Но проклятая интуиция продолжала безостановочно долбить в виски, причем, давление на психику увеличивалось пропорционально степени приближения к авиалайнеру.

Наш «Арбуз»55
  Сленговое название самолета «Airbus»


[Закрыть] тихо-мирно стоял себе на положенном месте и терпеливо ждал своего часа. У багажного отсека уже суетились грузчики, швыряющие многочисленные чемоданы и сумки практически с космическим ускорением вопреки клятвенным обещанием представителей авиакомпании обращаться с имуществом пассажиром с почтением и осторожностью. Я была прекрасно осведомлена, как здорово живется некоторым нечистым на руку сотрудникам погрузочно-разгрузочной службы, и даже лично знавала одного такого товарища, ежедневно возвращавшегося с работы подшофе. Дорогущий алкоголь из дьюти-фри без зазрения совести экспроприировался в пользу рабочего класса и успешно распивался прямо в аэропорту, и хотя оклады у грузчиков, в принципе, были достаточно смешными, возможность не отказывать себе в элитных спиртных напитках, нередко становилась для них основным стимулом мертвой хваткой держаться за свою низкооплачиваемую должность. Багаж вскрывался народными умельцами с виртуозностью опытных «медвежатников», а приобретенный на мелком воровстве опыт позволял безошибочно определять, в каком отделении наивный пассажир припрятал искомое. Конечно, иногда «обокраденные» граждане устраивали грандиозные скандалы, но в большинстве своем масштабы хищений выглядели слишком незначительными, чтобы тратить время на разборки с авиакомпанией. Надо отметить, что в кругу бортпроводников также бытовала поговорка «Уходя с аэродрома, захвати что-то для дома», и несмотря на риск попасться на проверке, мои коллеги вовсю таскали выпивку из бизнес-класса и прочие полезные в хозяйстве штучки-дрючки, вроде каноничного набора из нераспечатанных упаковок с соками –водами и печеньем.

Проверка пассажирской кабины перед вылетом состояла точно из такого же строго регламентированного перечня вопросов, как и предполетный брифинг в аэропорту: ходишь по салону, осматриваешь его на предмет отсутствия посторонних предметов, заглядываешь в туалеты, убеждаешься, что вакуумный слив функционирует нормально и делаешь соответствующие отметки в журнале, а потом сдаешь все бумажки старшему бортпроводнику и шагом марш получать бортовое питание и мягкий инвентарь. Бывали, правда, случаи, когда при визуальном осмотре обнаруживались неполадки, требующие вмешательства техников, и к всеобщему недовольству рейс задерживался на время устранения выявленных проблем. Помнится, один раз лампочка аварийного освещения салона перегорела, так мы из-за такой ерунды на полдня застряли, пока техбригада искала, чем бы эту самую лампочку заменить, притом, при нормальном снабжении, дело выеденного яйца не стоило. А еще помню, в двигателе что-то там забарахлило, и как началась чехарда до самого вечера. Задержали нас на час, потом на два, потом на три, на четвертом часу техники отчитались, что с поломкой разобрались, но без гонки двигателей не обойтись и нужно вызывать тягач. В общем, я слышала, что пассажиры в тот день чуть копытами не затоптали представителя авиакомпании прямо на стойке регистрации, пока мы всем экипажем баклуши били и карты резались. Впрочем, пассажирам о настоящих причинах задержки, как правило, старались особо не рассказывать, иначе можно было такую панику спровоцировать, что мама не горюй. В самолете унитаз фекалии не смывает, а люди думают, что у нас в воздухе крылья отвалятся! Обычно было принято валить всё либо на позднее прибытие лайнера, либо на метеоусловия, а что лайнер с одним неисправным реверсом лететь собрался, простым смертным, как говорится, знать совсем не обязательно.

К счастью, сегодня всё шло по плану, и, закончив осмотр салона, я вплотную занялась инспекцией АСО66
  Аварийно-спасательное оборудование


[Закрыть], оказавшегося в полном порядке за исключением экземпляра «Инструкции по безопасности», который пассажиры предыдущего рейса, похоже, использовали в качестве салфетки за обедом, и который по халатности уборщицы так и остался демонстративно торчать из кармашка на кресле. Густо заляпанный жирными пятнами лист был немедленно отправлен в утиль и заменен на более презентабельный вариант, а я с чувством выполненного долга переключилась на буфетно-кухонное оборудование, легкомысленного отношения категорически не терпящее. В прошлом году одна новенькая стюардесса на этапе проверки прошляпила дефект крепления печки и, когда самолет попал в яму, ее этой печкой так придавило, что КВС пришлось экстренно садиться в ближайшем аэропорту для срочного оказания бедняге медицинской помощи. А теперь вообразите, если б дело где-нибудь над Атлантикой было? Оттого в нашей работе и недопустимо халтурное отношение, даже если внешне кажется, будто и заморачиваться не на чем: как любил говорить КВС Стеклов, «на самолете полететь – это вам не на трамвае прокатиться»!

За что я любила бизнес-класс, так это за относительно достойное меню. Нет, не то чтобы я сама являлась таким уж изысканным гурманом, но тут по крайней мере не было стыдно перед пассажирами за ту безвкусную субстанцию, что подавалась на рационах в экономе. Как-то раз меня натуральным образом поставил в глухой тупик резонный вопрос пассажира касательно видовой принадлежности подаваемой ему рыбы, после разогрева выглядевшей так неэстетично, что желудочный сок на нее мог выделиться только у обладателей зверского аппетита. На свой страх и риск я уверенно обозвала сию невразумительную пищу треской, и можно сказать, выкрутилась из положения, но на будущее взяла за обыкновение заранее уточнять, что за бяку нам натолкали в касалетки повара. В бизнесе все обстояло гораздо поприличнее, и еда в общей массе не вызывала ощущения, что ее приготовили невесть из чего и теперь внаглую пытаются выдать за бюджетное произведение кулинарного искусства. Благополучно заполнив все необходимые чек-листы, я с облегчением вздохнула, констатировала, что обширный фронт работы позволил мне временно отвлечься от мыслей об Урмасе, отчиталась перед Ирой и, наконец, позволила себе ненадолго присесть, великолепно сознавая, что следующие три часа плюс час, отведенный на разворот в Штутгарте, я буду носиться, как Сивка-Бурка, ибо даже обычно наполовину свободный бизнес-класс сегодня оказался забит буквально под завязку. Так уж получалось, что за весь рейс у стюардессы было в целом сорок минут на то, чтобы примостить свою пятую точку в кресло: двадцать минут на взлете и ровно столько же перед посадкой, все остальное время не то посидеть, дух перевести толком некогда. Хотя на этот раз я была даже рада, что мне придется выкладываться по полной программе: всяко лучше, чем изводить себя и разрываться между желанием перераспределить обязанности с Семеном и отнести еду летчикам и здравым смыслом, недвусмысленно подсказывающим, что, если уж я приняла вчера решение ничего не рассказывать Урмасу, значит, нечего и бередить кровоточащую рану на безответно влюбленном во второго пилота сердце.

С тех пор, как наш экипаж в полном составе поднялся по трапу, Урмаса я больше не видела – вместе со Стекловым он проследовал в кокпит, а я осталась в пассажирской кабине. Часы отсчитывали заключительные минуты до начала посадки, старший бортпроводник ушла с докладом к КВС, а мы с Катей и Семеном готовилась к наплыву неуправляемой толпы, почему-то искренней считающей, что в самолет нужно ломиться, как в отъезжающий автобус. А уж что творилось во время снижения, вообще словами не описать: самолет еще не коснулся ВПП, а все проходы уже были завалены баулами, причем, хрупких стюардесс, безуспешно пытающихся заставить пассажиров оставаться на своих местах, при определенном напоре могли и с легкостью смести с пути. В подобные моменты я откровенно завидовала пилотам: закройся себе в кокпите и сиди спокойно, пока бортпроводники за всех отдуваются. Конечно, работа у летчиков не пример сложней и ответственней нашей, но все равно бывало чисто по-женски обидно.

Автобус с первой партией пассажиров подъехал к трапу без существенных отклонений от расписания. Разношерстную толпу встречала Ирина, самая старшая и опытная в нашей бригаде. СБЭ недавно разменяла четвертый десяток, и с возрастом в ее характере появлялась все большая жесткость. В отличии от смазливой блондинки Кати, весь облик Иры пронизывало строгое достоинство знающего себе цену человека: по ней сразу было видно, что она пришла в авиацию работать, а не искать богатого мужа. Она радушно улыбалась поднимающимся на борт людям, всегда приходила на помощь новичкам-коллегам, но в довершение ко всему еще и мастерски умела справляться с конфликтными ситуациями. Если честно, у меня порой складывалось впечатление, что пьяницы, дебоширы и просто недовольные обслуживанием пассажиры инстинктивно тушевались в присутствии Ирины и под ее хладнокровным взглядом мигом теряли добрую половину задора. Ту же Катю, с ее кокетливой челочкой, пухлыми губками и ямочками на щеках терроризировали чуть ли не в каждом рейсе, а вот чтобы перед Ирой кто-нибудь высыпал на соседнее кресло салат и демонстративно приказал «Убирай», я и теоретически представить не могла, потому что так бы и летел этот любитель унижать стюардесс в компании своего салата до самого пункта назначения. Я пока только училась ставить себя на такую же недосягаемую высоту, как СБЭ, и от души надеялась, что какие-никакие перспективы у меня все-таки имелись.

Иностранцев на рейсе сегодня было довольно много, в основном, естественно, немцев. Бизнесмены возвращались из деловых командировок, наши бывшие соотечественники летели домой от родственников, а для кого-то рейс выполнял только транзитную функцию. Билеты в первый класс экономные и прагматичные немцы почти никогда не брали, три часа, как говорится, можно и в экономе пережить, а вот многие мои сограждане считали перелет по высшему разряду неотъемлемым атрибутом финансового благосостояния. Опытным взглядом я сразу вычленила потенциально проблемных пассажиров: молодую супружескую пару с младенцем, напыщенную даму с невообразимо сложной укладкой, при создании которой неизвестный парикмахер, по всем признакам, вдохновлялся шпилем столичной телебашни, и скованного мужчину, похожего на робота с заклинившим чипом.

Маленький ребенок на борту сам по себе был способен в мгновение ока превратить самолет в воздушный дурдом, а подобные леди обладали удивительным даром выкручивать нервы бортперсоналу. Это им не нравился цвет обивки сидений, якобы создающий гнетущую атмосферу в салоне, это они на полном серьезе выпытывали местонахождение женского туалета, будучи свято уверенными, что таковой у нас в самолете непременно предусмотрен, это они могли прицепиться к искаженному интерфоном голосу КВС и на весь салон заявить, что пилот пьян. Это они требовали свежевыжатый сок, и обязательно тот, которого у нас не было на кухне, это они принципиально отказывались сдавать в багаж негабаритную сумку, нахрапом вынуждали наземные службы оформить ручную кладь, а потом во всеуслышание возмущались, что эта «кладь» не помещается на полке, а гадкие стюардессы не соглашаются поставить громадный баул «где-нибудь у себя», а то и в аккурат в кабине пилотов. А что, пусть бы охраняли, им же полете заняться нечем, скучают, небось! Лишь ближе к концу полета, леди так уставала от собственной бурной деятельности, что откидывала спинку и тихо дремала под мерный гул моторов, но стоило загореться красному табло, как у пассажирки открывалось второе дыхание. Если необходимость пристегнуть ремни она еще худо-бедно признавала, то вопрос «А зачем мне приводить кресло в вертикальное положение, я лучше еще подремлю» заставлял мне до скрежета стискивать зубы. Попробуй только скажи, что в противном случае при жесткой посадке сидящий позади «Ее величества» пассажир свернет себе шею, со всей силы впечатавшись в спинку, паника на борту будет обеспечена. Леди тотчас начнет голосить, что лайнер падает и мы все вот-вот разобьемся, причем ссылаться будет на секретную информацию от стюардессы.

Что касается «деревянного» мужчины, то это, бесспорно, был жуткий аэрофоб и, вероятнее, всего еще и заядлый курильщик. Этот тип пассажира весь полет прислушивался к окружающим звукам и даже звон посуды на самолетной кухне трактовал как фатальные технические неполадки. Бледный, напряженный, с выступившими на лбу каплями пота, аэрофоб судорожно сжимал подлокотники и мысленно прощался с жизнью еще на взлете, а когда лайнер выходил на эшелон, внезапно отмирал и начинал предлагать стюардессам деньги за разрешение покурить. В особо запущенных случаях аэрофоб мог так наклюкаться, что перепутать с туалетом гермодверь аварийного выхода и яростно пытаться ее вскрыть, что, между прочим, считалось прямой угрозой безопасности на борту. Один такой неадекват как-то направился в кокпит, чтобы заставить пилотов немедленно посадить самолет, потому что он, представьте себе, больше не хочет никуда лететь. Дело было на двухпалубном «Бобике»77
  Сленговое название самолета «Boeing»


[Закрыть], там кабина пилотов располагается наверху, а наш аэрофоб ее на нижней палубе искал. Открывает он дверь якобы в кокпит, а там пустой шкаф и никаких следов экипажа – отсюда, наверное, и разговоры потом, что все самолеты на автопилоте летают, а летчики в это время с молоденькими стюардессами развлекаются.

В общем, сегодня мне досталась та еще публика, но я уже давно не испытывала по этому поводу мандража. С приветственной улыбкой я наблюдала, как припорошенные снежком пассажиры рассаживаются по своим местам и не ждала от этого рейса ничего, кроме дополнительных часов в копилку своего ежемесячного налета.

ГЛАВА V

Перед тем, как поступил приказ поднять трап, я последний раз выглянула наружу, полной грудью вдохнула сырой морозный воздух ранней столичной весны и решительно вернулась в салон. Между тем, в экономе пустовали сразу пятнадцать мест: выяснилось, что кресла были закреплены за группой школьников, летевших в Германию в рамках образовательной программы и почему-то в полном составе не явившихся на рейс. В данных обстоятельствах я могла только порадоваться за Катю – оставшиеся без попечения родителей и предоставленные самим себе подростки обычно считали своим священным долгом дать волю юношескому духу протеста и дружно пренебречь правилами поведения на борту авиалайнера. А еще большинство тинейджеров образца нынешнего столетия испытывали невероятную привязанность к свои мобильным гаджетам и мало того, что внаглую отказывались выключать телефоны и планшеты, так еще и массово пыталась сжульничать, вновь активируя злополучный девайс, стоило бортпроводнику покинуть расстояние прямой видимости. Читать подрастающему поколению проникновенные лекции о пагубном влиянии смартфонов на бесперебойную работу бортовой электроники было столь же бессмысленно, как и надевать водолазное снаряжение для восхождения на Эверест: «юноши и девушки со взором горящим», похоже, обладали существенно притупившимся инстинктом самосохранения и воспринимали препирательства со стюардессами как очередной вызов обществу, не понимая, что если из-за выхода из строя навигационных приборов наш самолет столкнется в воздухе со встречным лайнером, оценить их безрассудство уже никто не сможет.

Не знаю, что за причины помешали школьникам своевременно занять свои места, но высшие силы сегодня явно выступали на стороне безнадежно опаздывающих пассажиров. Несмотря на то, что самолет находился в полной готовности к вылету, мы по-прежнему никуда не двигались, а когда стрелки часов достигли отметки в десять сорок пять, стало очевидно, что у нас налицо задержка рейса. Я уже было испугалась, что в самолете обнаружилась поломка, и нам придется высаживать пассажиров, параллельно принимая на себя поток возмущений, облеченный преимущественно в непечатную форму, но получающая информацию непосредственно от КВС Ирина шепнула мне на ушко истинные причины простоя. Виновата оказалась диспетчерская служба, своими несогласованными действиями умудрившаяся создать на ВПП натуральную пробку и выдавшая слот сразу нескольким воздушным судам. В результате на вылет скопилась очередь, и чтобы самолеты не жгли понапрасну топливо, диспетчера на разрешали запуск двигателей, пока полоса не освободится. Рассказывать пассажирам о столь узкоспециальных нюансах, конечно, было не принято, и в салоне постепенно копилось всеобщее напряжение. Судя по всему, нервничали не только пассажиры, но и члены летного экипажа: на пятнадцатой минуте задержки из кокпита вышел Урмас и целенаправленно пошел в сторону вверенной мне кухни. Я с большим трудом уняла резко участившееся сердцебиение, но на этом героическом поступке резервные запасы силы воли были напрочь исчерпаны и по велению внезапного наития я последовала за вторым пилотом, только что скрывшимся за шторкой.