Текст книги "Берега мечты. Том I"

Автор книги: Наталья Антарес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

–Ты не смеешь мне приказывать! – пронзительно взвизгнула я, и каким-то крошечным участком мозга, чудом сохранившим скудные остатки здравомыслия, в ужасе понимая, что как раз в таком состоянии, когда на смену плаксивой жалости к самой себе приходит неуправляемая ярость, и начинаются омерзительные пьяные разборки с поножовщиной, – и не рассчитывай, что я послушаю тебя только из уважения к твоему возрасту. Выметайся из моего номера, а я буду делать то, что захочу, в том числе и спиваться!

–Разве ты этого хочешь? –Родрик развернулся ко мне лицом, встал на колени и, вцепившись обеими руками в матрац, пристально заглянул мне в глаза, – ты боишься протрезветь, чтобы снова не стать слабой, но только сильный человек способен открыто признать свои слабости. Дело ведь не только в измене Алана, да? Тебя гложет что-то еще, именно этот страх ты и топишь в роме, но он не покинет тебя, пока ты не бросишь ему вызов!

–Ты больше никому не скажешь? – я неуклюже сползла с кровати, обхватила колени руками, тихо всхлипнула и еле слышно прошептала, – я всегда хотела свадьбу! Белое платье, букет невесты, лимузин… Чтобы нас все поздравляли, фотографировали… Чтобы у меня украли туфельку, а жених ее потом нашел… Чтобы мы вместе повесили замок на Мосту влюбленных и выбросили ключ в реку… И все эти глупые сердечки и ленточки, я о них тоже мечтала! Но Ален с Карой у меня всё это отняли, ты можешь это понять? Они растоптали мою мечту, они прошлись по ней грязными ботинками. Знаешь, в чем я боюсь себе признаться? Мне больше жаль свою свадьбу, чем нашу любовь с Аленом, но при этом я не готова простить ему измену только ради того, чтобы надеть подвенечное платье. Мне казалось, все идеально совпало, я наконец встретила хорошего человека и осуществила свою наивную детскую мечту! А что теперь? Всё кончено! Я похоронила свою мечту, потому что больше мне не выпадет такой удачи, а выходить замуж за первого попавшегося парня я не собираюсь! Да и кому я вообще нужна? Мне почти тридцать, я толстая, некрасивая и скучная! Нет разницы, сопьюсь я или нет, на мне всё равно никто не женится, и лучше пить, чем всю жизнь изображать из себя гордую и независимую женщину, которая прекрасно чувствует себя в одиночестве!

ГЛАВА VIII

Ближе к окончанию своего проникновенного монолога я уже неуемно ревела в голос, и мои плечи отчаянно содрогались в судорогах рыданий. Я размазывала по щекам слезы, хлюпала носом, но никак не могла справиться с накрывшим меня истерическим припадком, и лишь жалобно поскуливала от бессилия. Обнажая душу и оголяя нервы, я чувствовала себя сгустком концентрированной боли, я физически ощущала, как истекают кровью незаживающие порезы, вдоль и поперек пересекающие мое израненное сердце, и как постепенно рушится моя надломленная психика, чтобы совсем скоро швырнуть меня в черную пучину безумия. Я думала, алкоголь сделает мне легче, но в итоге он лишь усугубил мое стремительно ухудшающееся состояние: непотопляемое горе успешно вынырнуло из бокала с ромом, а вот желание продолжать жить дальше практически захлебнулось в прозрачном напитке. Я хотела умереть, исчезнуть, прекратить существование, только бы меня перестали преследовать навязчивые воспоминания и мысли, я остро ненавидела Алена и Кару, но в большей мере я презирала саму себя: заплаканную, безвольную и омерзительно пьяную в дым, презирала до такой степени, что нестерпимо жаждала одним махом покончить со всем этим сумасшествием и разом прекратить медленно убивающие меня страдания. Я толком и не понимала, почему меня так скрутило: то ли я действительно переборщила с количеством выпитого на голодный желудок рома, то ли присутствие Родрика оказало на меня столь губительный эффект, но с каждым мгновением мне становилось всё хуже, словно сорвавшиеся с моих пересохших губ откровения заставили лопнуть гнойный нарыв, и теперь его ядовитое содержимое грозилось отравить мой ослабленный организм. Я кое-как встала на четвереньки, еле-еле поднялась на ноги и, зажав рот ладонью, метнулась в ванную, где буквально рухнула в объятия белого фаянсового друга. Несколько минут меня непрерывно рвало желчью и выворачивало наизнанку в мучительных спазмах, а когда я попыталась принять вертикальное положение, в глазах резко потемнело, в падении я зацепила висевшее на стене зеркало, а в следующий миг уже лежала ничком на белоснежном кафеле в окружении осколков.

Сознание возвращалось ко мне долго и фрагментарно: периодически из тумана выплывали чьи-то расплывчатые лица, и доносились неразборчивые, но, судя по интонации, взволнованные голоса, однако, как бы я не старалась собрать воедино разрозненные обрывки восприятия, в полную картину эта мозаика упорно не складывалась. Некоторое время спустя в голове понемногу начало проясняться, и я сумела уловить хриплый голос Рода, что-то возбужденно доказывающего по-испански своему невидимому собеседнику. Вскоре голоса стихли, и я осторожно разомкнула слипшиеся веки, после чего обнаружила себя лежащей на кровати-сердце с иголкой в вене. Я дернулась от неожиданности, и, если бы не дежуривший поблизости Родрик, непременно повалила бы штатив капельницы, но британец вовремя подоспел на помощь и не позволил мне прервать процесс внутривенного вливания.

–Спокойно, это всего лишь маленький детокс, – просветил меня он, – незаменимая штука, когда тебе пора выходить из запоя, а самостоятельно это уже не получается.

–По собственному опыту знаешь? – выдавила слабую улыбку я, – часто пользуешься?

–Скажем так, достаточно регулярно, – в унисон хмыкнул Родрик, – я пообещал доктору Сандовалю проследить, чтобы игла не выпала, поэтому с твоего позволения я побуду здесь, пока не прокапает весь раствор.

–Не уверена, что моя страховка покрывает подобные расходы, – озаботилась финансовой стороной вопроса я, – неужели ты заплатил из своего кармана?

–Я просто договорился по знакомству, и доктор Сандоваль не смог отказать постоянному клиенту, -британец откинулся на спинку стула, помассировал виски и безапелляционно добавил, – не сомневайся, Рода, ты мне ничего не должна. Между прочим, сейчас ты выглядишь гораздо лучше!

–К сожалению, не могу сказать того же самого о тебе, – сокрушенно констатировала я, окинув оценивающим взглядом, похоже, и не надеявшегося на иную реакцию Родрика, – ты в зеркало давно смотрел?

–Учитывая, что единственное зеркало в номере ты недавно разбила, на данный момент – это весьма затруднительно, – британец проверил капельницу и, наклонившись к моему изголовью, заговорщически уточнил, – что, всё настолько, плохо?

Я еще раз смерила взглядом его нездорово покрасневшее лицо с расширенными порами кожи и провалившимися в темные впадины глазами, и недвусмысленно кивнула в ответ. От Рода исходил красноречивый запах алкоголя, и я сразу догадалась, что вместо очистительного детокса он избрал для себя небезызвестный метод «лечения подобного подобным».

–У каждого из нас есть предел, и своего я еще не достиг, – ответил на мой немой укор британец, – не надо вести себя, как доктор Сандоваль, ладно? Но тебе явно стоит сбавить обороты, а лучше и вовсе уйти в завязку, пока зависимость от алкоголя еще не сформировалась. Дальше будет намного сложнее, ты привыкнешь к такому образу жизни, а этого делать не нужно, особенно тебе.

–Если кто и ведет себя, как нарколог, так это ты, – парировала я, чувствуя, что во мне снова закипает подавленная злость. Выходит, зря я надеялась, что уж этот человек, однозначно, избавит меня от обличительных речей, и просто разопьет со мной бутылочку «Бакарди», но и тут меня подстерегло горькое разочарование, – и кто, черт побери, просил тебя затевать всю эту историю с врачом? Я бы и сама отошла, мне лишь нужно было дать время!

– Я великодушно прощаю тебе оскорбительную неблагодарность, моя дорогая, – не особо расстроился от моей реплики Родрик, – ты упала в обморок и не приходила в себя, что мне оставалось делать? Ждать, когда ты впадешь в алкогольную кому?

–Какая кома? – я рефлекторно тряхнула головой, но внутри черепной коробки внезапно громыхнул такой мощный фейерверк, что я едва снова не лишилась чувств, и вынуждена была выжидать прекращения звона в ушах, – я чуть-чуть не рассчитала свои возможности, только и всего, не к чему было драматизировать!

–Твои возможности – это фужер шампанского по праздникам или бокал вина за ужином, все остальное – уже перебор, – заклеймил меня Род, чересчур увлекшийся ролью не то строгого доктора, не то личного психолога, и с каждой секундой раздражающий меня все больше.

–Спорим, что на самом деле ты боишься конкуренции и таким образом устраняешь соперников, – волевым усилием отшутилась я, но британец наверняка заметил, что я напряжена и взвинчена, – по-моему, сегодня я шла на рекорд.

–К чертям такие рекорды! – оборвал меня Родрик, не вставая со стула, дотянулся до пустой бутылки и с размаху швырнул ее в сторону мини-бара. Стеклянная тара невероятно удачно приземлилась на мягкий ковер и вроде бы даже не разбилась, но сама тенденция мне, однозначно, не понравилась.

–Слушай, если ты хочешь побуянить, иди в свой номер и устраивай погром там! – потребовала я, и тут же скрипнула зубами от пронзившей затылок боли, – а мне хотя бы за зеркало расплатиться! Я даже примерно не знаю, сколько оно может стоить!

–Оставь это на откуп страховой компании, Рода, – вызвал у меня вздох облегчения британец, – по правилам отеля тебе нужно лишь заявить об инциденте, и администрация сама свяжется со страховщиками. Тебе повезло, что ты не поранилась…

–Да мне всё равно, – снова впала в апатию я, – долго еще будет капать? Раз уж мы больше вместе с не пьем, ты не можешь сидеть здесь вечно.

– Ты меня прогоняешь? – вновь подался ко мне Родрик, – хорошо, через десять минут я оставлю тебя одну, чтобы ты поспала и отдохнула, но завтра с утра мы поедем в Старый Город. Посмотрим крепость Фуэрте-Сан-Фелипе– дель-Моро, сходим на Пласа-де-Сан-Хосе, прогуляемся по улицам Вьехо Сан-Хуан и пообедаем в каком-нибудь милом ресторанчике. Советую встать пораньше, потому что ближе к полудню ужасно шпарит солнце, и находится под открытым небом становится невыносимо.

–Неужели я не говорила тебе, что меня уже пытались вытащить на экскурсию? – скривилась я, – в гробу я видала эти твои крепости, вот, что я тебе скажу!

–Выдели мне только один день, – настойчиво попросил Род, – и, если мне так и не удастся тебя переубедить, клянусь, я сразу отстану. Давай заключим соглашение: с этого момента ты не притрагиваешься к спиртному, а я делаю всё от меня зависящее, чтобы ты даже не вспоминала о «Бакарди»?

–Почему ты так боишься, что я опять напьюсь? – спросила я, приподнимая голову с подушки, – или ты думаешь, что если я спьяну раскрыла тебе душу, то отныне ты несешь за меня ответственность? Не надо меня жалеть и опекать, я взрослый человек и сама разберусь со своими проблемами. Спасибо, что выслушал и даже спасибо, что пригласил доктора меня откачивать, но на этом всё, точка.

–Рода, ты загоняешь себя в ловушку! – я прекрасно видела, что британец машинально оглядывает номер на предмет выпивки, и его поведение показалось мне страшно несправедливым. Интересное кино получается: я должна, значит, блюсти трезвость, а он будет весь день дышать на меня перегаром и ничтоже сумняшеся опрокидывать в себя ром на фоне исторических кварталов Сан-Хуана. Чего ради я должна вестись на его провокации, когда никто не запрещает мне наглухо закрыться в номере и проверить свой организм на прочность очередной бутылочкой из мини-бара? И уж на этот раз я точно обойдусь без компании – мало ли чего я еще сболтну под алкогольными парами?

–Я понимаю, тебе стыдно за всё, что ты мне рассказала, – грязно-серые, мутноватые глаза Родрика встретились с моими глазами, и я невольно отвела взгляд, – скоро ты уедешь домой, а все твои секреты останутся здесь, в Пуэрто-Рико, и с собой в Англию я их не повезу. Мы можем больше никогда не затрагивать эту тему, если она тебя неприятна, но знай, что я не поменял своего мнения: не нужно стесняться своих слабостей и зарывать голову в песок.

–Хватит меня поучать! – выдохнула я, – ты не представляешь себе, как это бесит!

–Отлично представляю, – рассмеялся британец, обдав меня застарелым алкогольным амбре, от которого меня снова затошнило. Неужели и от меня также несет? А ведь будучи вдрызг пьяной я даже не замечала источаемого нами обоими аромата выгребной ямы… – когда на меня дружно наседают дети и бывшая жена, меня обуревает мятежный дух противоречия, и я веду себя прямо противоположным образом. Согласись, то, что естественно для подростка, в моем возрасте уже ненормально, поэтому я не исключаю у себя прогрессирующего маразма!

–Ты очень самокритичен, – ухмыльнулась я, – или это тебя от рома так развезло?

–Ну, во-первых, я по собственной шкале опьянения я практически трезв, – Родрик аккуратно вынул из вены иглу, зажал салфеткой место прокола и откатил капельницу к двери, – а во-вторых, в отличие от тебя моя критика хотя бы имеет под собой реальные основания, а вот тебе впору прекращать заниматься самобичеванием. Можешь мне не верить, но то, что ты о себе думаешь, ни имеет ничего общего с действительностью. А за всю жизнь у меня было столько женщин, что мои слова запросто сойдут за авторитетное мнение специалиста. Ну что, встретимся утром в холле или мне зайти за тобой в номер?

–У меня есть условие, – я наконец сменила позу, с наслаждением повернувшись на бок, оперлась на локоть и без обиняков заявила, – я пойду с тобой, но ты тоже не больше не пьешь. Ни капли, начиная с сегодняшнего дня.

–Предлагаешь тоже лечь на детокс? – британец застыл в проходе со штативом в руках и удивленно переспросил, – ты не шутишь?

–После капельницы у меня стало плохо с юмором, – холодно сообщила я, – может, мне стоит немного выпить, и всё снова встанет на свои места?

–И пустить всё насмарку? – чуть было не выронил штатив Родрик, – ну уж нет, не для этого я вызывал Сандоваля! Итак, ты бросила мне перчатку, и я принимаю вызов! Но только не говори потом, что трезвый я совсем не такой душка!

– В тебе и так мало очаровательного, – обошлась без лести я, – и еще кое-что… Я наговорила тебе всяких глупостей о несбывшейся мечте и всё такое… Это был обычный пьяный бред, я переусердствовала с ромом и начала нести чушь.

–То есть на самом деле ты больше не хочешь красивую свадьбу в белом платье? – вскинул светлые, выгоревшие на солнце брови Род, – и пышная церемония по всем канонам для тебя не важна?

–Да… Нет… Какая, к черту разница? – запуталась я, – просто забудь и всё!

–Можешь не переживать, Рода, – заверил меня британец, – лежи, а я пойду звонить Сандовалю, чтобы до завтра он сделал из обезьяны человека. Ах, да, в шесть тебе принесут ужин. Надеюсь, я не ошибся с выбором блюд, а пока пей побольше воды, в мини-баре ее полно. Ты уж прости за инициативу, но во избежание соблазна я попросил убрать оттуда весь алкоголь. Конечно, ты всегда можешь заказать выпивку в номер, но ведь мы заключили договор, и ты не нарушишь своего слова!

–Жду того же от тебя, – глубоко возмущенная учиненным самоуправством, огрызнулась я, но за Родриком к тому моменту уже закрылась дверь.

ГЛАВА IX

Плотные ролл-шторы создавали в номере приятный взгляду полумрак, и я совершенно не чувствовала хода времени. Под потолком негромко шумел кондиционер, в коридоре раздавались торопливые шаги спешащих на пляж туристов, а из-за окна доносились отзвуки плещущихся о берег волн. Казалось, я провела в постели целую вечность, пытаясь привести к общему знаменателю разрозненные мысли, но в голове по-прежнему царил первозданный хаос, а все мои старания неизменно пропадали всуе. Я облизывала потрескавшиеся губы, жадно хлебала минеральную воду, заботливо оставленную Родриком на прикроватной тумбочке, и снова смеживала налитые свинцом веки. Неясные образы стремительно проносились перед закрытыми глазами, знакомые лица теряли четкость и превращались в бликующие тени, сонный разум обволокла тяжелая, липкая дремота, постепенно парализовавшая тело и безраздельно подчинившая себе всё мое существо. Бессвязные обрывки фраз, многоэтажная пирамида из нагромождения отдельных слов и случайных воспоминаний, тягучие мгновения абсолютной неподвижности – ненадолго возвращаясь в реальность, я списывала свое полубессознательное состояние на последствия капельницы и силилась переместиться в сидячее положение, однако, онемевшие конечности меня не упрямо слушались, и я раз за разом погружалась в тупое оцепенение, не позволяющее мне адекватно оценивать окружающую действительность. У меня было такое чувство, что даже сердце отныне билось на порядок медленнее своего нормального ритма, а от привычного мира меня отделяла сплошная полоса отчуждения, преодолеть которую мне мешали сгустившиеся над помутившимся рассудком сумерки.

В этой беспросветной мгле, нарушаемой лишь краткими вспышками убийственно острой головной боли, меня то и дело посещали преисполненные раскаяния сожаления о своей недавней откровенности, вылившейся в итоге к какую-то странную игру по неведомым мне правилам. Непонятно зачем я привела в номер постороннего человека, несколько часов подряд распивала с ним ром, а потом вдруг решила, что он идеально подходит на роль личного исповедника. Я рассказала Родрику всё то, о чем никогда не узнают ни мои родители, ни Ален, ни кто-нибудь еще, я начистоту выложила ему свои тайные мотивы и впустила в сокровенные уголки души, где не бывали даже самые близкие мои люди, я полностью раскрылась, и теперь ощущала себя так, будто всё это время расхаживала перед британцем голышом, толком не придавая внимания своей постыдной наготе. Сейчас он знал обо мне стократно больше, чем кто-либо, он видел меня настоящую, рядом с ним я сбросила покровы напускных приличий и выплеснула наружу все скопившиеся внутри эмоции, но по идее это не должно было меня волновать. Да, я никогда в жизни не напивалась до невменяемости, и никому еще не доводилось видеть меня валяющейся на полу возле заблеванного унитаза, но здесь было нечто иное. Я готова была отбросить прочь неэстетичную физиологию без малого недельного запоя и даже принципиально не обращать внимания на то, как неутешительно тесная дружба с алкоголем отразилась на моей внешности, но я беспрестанно испытывала невыразимый стыд за каждое сказанное Родрику слово. И дело обстояло вовсе не в глупом и безосновательном страхе, что о моих незавидных перипетиях скоро будут знать все многочисленные собутыльники британца – я в равной мере верила и его обещанию бережно хранить мои секреты, и голосу здравого смысла, убеждавшего меня в абсурдности самой вероятности публичного разглашения пьяных бредней никому не интересной туристки. Просто я внезапно поняла для себя, что совсем не против и дальше продолжать наше общение, именно общение, а не совместные попойки, превращающиеся нас обоих в агрегаты по переработке спирта, но у меня элементарно не хватит смелости снова посмотреть ему в глаза. Я удивлялась самой себе, но проводить время с человеком, ставшим непосредственным свидетелем безобразного эпизода неуправляемого пьянства, я считала вполне нормальным, а вот поддерживать отношения с тем, кому я неосторожно позволила переступить тонкую грань между элементарной искренностью, изрядно подогретой обильными возлияниями, и абсолютным отсутствием белых пятен, начисто стертых с карты моей надломленной психики, неожиданно оказалось практически невыполнимой задачей.

Я уже и не знала, зачем согласилась на эту прогулку по старому городу – не иначе, как в тот злосчастный миг я еще до конца не оправилась после обморока и была не в состоянии анализировать свои поступки. Даже если абстрагироваться от вышеперечисленных причин и забыть о двух бутылках «Бакарди», то ли скрасивших, то или испортивших наше «первое свидание» с Родриком, то в сухом остатке так или иначе выходила неприглядная и во многом обидная правда: ему был досконально известно обо мне всё, а я знала лишь его имя и национальность. Еще он свободно владеет испанским и что-то говорил про детей и бывшую жену, но дополнительных сведений у меня в голове больше не всплыло. А теперь, когда ром под запретом, и мы оба будем трезвы, как стеклышко, разве у меня повернется язык сходу засыпать британца вопросами, если только он сам не проявит инициативу, хотя зачем человеку, который старше меня лет на тридцать, размениваться на подобную ерунду? Впечатлившись моей любовной драмой, он по-отечески решил привнести луч света в окутавшую меня тьму, кардинально пересмотрел прежнее мнение по поводу бесконтрольного распития «Бакарди» и активно приступил к моему спасению от угрожающе надвигающегося алкоголизма. Наверное, я должна была это высоко ценить, чувствовать благодарность и уважение, но я всерьез опасалась, что назавтра мы утратим возникшее между нами взаимопонимание и либо снова раскупорим бутылку, либо поставим крест на последующих встречах.

Похоже, большую половину дня я все-таки проспала, будучи свято уверена при этом, что всего лишь лежу с закрытыми глазами. Деликатный стук в дверь не просто вывел меня из вялой дрёмы, а натуральным образом разбудил. С изумлением осознав, что размышлениям о роли Родрика в моей судьбе я непостижимым образом умудрилась предаваться во сне, я резко села на кровати, дождалась, пока исчезнет желто-красное марево, и неохотно подала голос.

–Обслуживание в номер. Я принесла вам ужин, – с явным испанским акцентом сообщила из-за двери официантка. Персонал в отеле прекрасно говорил по-английски, но мое натренированное ухо непроизвольно отмечало для себя присущие местным жителям особенности произношения. Английские фразы в исполнении даже ощутимо захмелевшего Родрика не составляли для меня трудностей в восприятии на слух, а вот пуэрториканские горничные хотя и тараторили на языке Шекспира исключительно бегло, но порой так причудливо расставляли интонации, что я терялась в догадках.

–Одну минуту, пожалуйста, – я наспех пригладила волосы, свесила ноги с кровати и только потом разрешила, – входите.

Молоденькая пуэрториканка в накрахмаленном переднике закатила внутрь тележку, и, ни на мгновение не переставая белозубо улыбаться, поставила разнос на столик.

–Желаете что-то еще? – спросила официантка, и я едва не попросила принести мне выпить, но вовремя вспомнила данное Роду обещание, и мужественно переборола охвативший меня порыв.

–Нет, спасибо, ничего не нужно! – отказалась я, недвусмысленно намекая, что официантке пора откланяться, но та почему-то застыла в дверях.

–Хотите мне что-то сказать? – насторожилась я.

–Если вы не возражаете, я бы посоветовала вам открыть окна и дать помещению хорошо проветриться, – смущенно потупилась девушка – знойная смуглая красотка с густыми бровями вразлет и иссиня-черными волосами, скромно забранными в низкий хвост, – с океана сегодня хорошо дует, воздух станет свежим буквально за полчаса. А вы пока можете поужинать на террасе. Хотите я всё туда отнесу?

–Пожалуй, вы правы, я так и сделаю, – со значительно уступающей по уровню ослепительности улыбкой кивнула я, мечтая провалиться сквозь землю от жуткого стыда за стоящий в номере запах. Скорее всего, трезвого человека встречающий его с порога букет моментально разил наповал, тогда как я свыклась с тем, что каждый мой день начинается и заканчивается с бокала рома, и перестала обращать внимания на неуклонное превращение номера для новобрачных в форменный хлев, – спасибо, вы можете идти.

После того, как мне удалось выпроводить чрезмерно услужливую официантку, я еле-еле доковыляла до террасы и камнем рухнула на плетеный шезлонг, рядом с которым мне уже был предусмотрительно сервирован ужин. Наваристый суп, тушеные овощи, апельсиновый сок – на этот раз, к счастью, обошлось без экзотики, и я была от души признательна Родрику за составление относительно бесхитростного меню. Есть мне особо не хотелось, но крепкий бульон мелкими глотками я всё-таки осилила. Вопреки мои подозрениям, рвотных позывов не вызвали и провалившиеся в желудок овощи, а сок и вовсе зашел, что называется, на ура. Я поела без аппетита, но и без утреннего отвращения – видимо, детокс не прошел для меня даром, и замученный алкоголем организм был благодарен мне за передышку. Я позвонила на ресепшн с просьбой забрать посуду, вернулась на террасу, с нескрываемым удовольствием подставила лицо ветру и еще долго сидела в одной позе, наблюдая как с далекого горизонта к Сан-Хуану приближается дождь.

Ливануло минут примерно через сорок. Сначала над Кондадо-Бич сомкнулись темные, набухшие тучи, затем потянуло влагой, а вскоре небесные хляби развезлись, и на террасу сплошным потоком обрушился дождь. Прежде, чем забежать в номер, оставив тугие струи разочарованно хлестать по стеклу, я вымокла до нитки, и мой единственный комплект одежды стал непригоден для носки. Я отправилась в ванную, разделась догола, облачилась в банный халат и по какому-то необъяснимому наитию заткнула пробкой слив шикарного джакузи и пустила набираться воду, параллельно прикидывая, какое из средств для душа способно заменить собою стиральный порошок. Когда ванна на треть наполнилась, и я успела отшоркать с жидким мылом большую часть пропитавшихся потом и алкогольными испарениями вещей, меня вдруг осенило, что в предоплаченный сервисный пакет для молодоженов наверняка включены и услуги прачечной, и ничто не мешало мне отдать одежду в стирку, а наутро получить ее в чистом и отглаженном виде. Развешивая тщательно выполосканные под проточной водой джинсы на спинке кровати-сердца, я по-дурацки подхихикивала над своим советским менталитетом, а во время поиска очередных поверхностей для сушки уже истерически хохотала. Оставалось надеяться, что мои постирушки не станут достоянием широкой общественности, иначе в отеле еще несколько лет будут ходить легенды о причудах обитательницы номера для новобрачных.

Физический труд отнял у меня все силы и довел до изнеможения. На улице всё еще бушевал ливень, но я намеренно не закрывала окон, не упуская возможности вдоволь надышаться полной грудью. Меня по-прежнему слегка мутило, а в брюшной полости регулярно напоминали о себе пострадавшие от длительного закладывания за воротник органы, но я уже не сомневалась, что к утру непременно обрету бодрость. Я пыталась предположить, как прошел бы этот день, если бы наши с Родриком пути не пересеклись за завтраком: последовала бы я своему решению больше не пить или, что наиболее вероятно с учетом моего крайне неустойчивого состояния, присосалась бы к бутылке сразу по возращению в номер? Думаю, поход к шведскому столу стал бы моей первой и последней вылазкой, и остаток отпуска я бы провела взаперти, лишь изредка испуганно высовываясь на террасу и всё глубже утопая в болотных топях одиночества… Одним словом, в любом случае получалось – что ни делается, всё к лучшему, и я с изумлением поймала себя на мысли, что с нетерпением жду утра. И пусть я буду выглядеть нелепо в своей катастрофически не подходящей к тропическому климату одежде – разве тут своих фриков мало, чтобы на меня одну глазел весь Сан-Хуан? Подкачу джинсы до колен, рукава – до локтя, да и в кроссовках худо-бедно выживу, надо будет, вообще разуюсь!

Дождевой фронт постепенно сдвигался в сторону, а чуть позже ливень сошел на нет. Я вышла на усеянную лужами террасу, но не успела я насладиться величественным зрелищем предзакатного солнца, пробивающегося сквозь облачную гряду, как мое созерцательное настроение было нарушено требовательным пиликаньем телефона. Я хотела было не поднимать трубку, но затем подумала, что это может быть Родрик, решивший внести изменения в наши планы, и неохотно ответила на звонок.

–Неда! – встревоженный мамин голос звучал так громко и отчетливо, будто нас и не разделяли десятки тысяч километров, и мне даже стало не по себе от этой обманчивой близости, – девочка моя, как же я рада тебя слышать! Недочка, родная, с тобой всё хорошо?

–Привет, мам, у меня всё отлично, – я достаточно быстро справилась с первоначальной растерянностью, но преодолеть бесконтрольное желание резко бросить и больше не снимать трубку оказалось в разы сложней.

–Неда, не обманывай меня! Я знаю, что к тебе вызывали врача, – огорошила меня мама, но ее следующий вопрос вселил робкую надежду, что ей не известно, специалист какого профиля сегодня посетил мой номер, – ты чем-то отравилась, да? Нельзя было вот так уезжать, Неда! Я же положила тебе в чемодан все необходимые лекарства, а ты просто… Ты даже вещи не взяла! Ты понимаешь, что мы тут все чуть с ума не посходили! Мы тебя до вечера по моргам и больницам искали, пока отец не догадался билеты проверить, и то мы даже вообразить не могли, что ты без Алена улетела! Неда, что у вас такое случилось, если ты родной матери не могла рассказать?

–А ты у Алена спроси, мам, – мстительно предложила я, разрываясь между жалостью к изнервничавшимся по моей вине родителям и ненавистью к бывшему жениху, – короче, мама, у меня всё прекрасно, я тут отдыхаю, и через неделю приеду. Прости, что я уехала без предупреждения, потом объясню, ладно?

–Отдыхаешь? Ну-ну! – горько усмехнулась мама, – мне Михаил Олегович из турфирмы сказал, что ты сутками в номере торчишь, еще и пьешь в три горла!

–Уже не пью, а завтра с утра иду смотреть достопримечательности, – опровергла дошедшую до мамы информацию я, – да, я немного расслабилась, но поверь, мам, у меня были на то весомые причины. Мне жаль, что так всё получилось со свадьбой, и с вами, но ты должна мне верить, я не могла поступить иначе… Я приеду, и мы с тобой поговорим, обещаю!

–Неда, мы тебя еле нашли, – красноречиво вздохнула мама, – хорошо, турфирма помогла… Когда Михаил Олегович сказал, что к тебе приходил доктор, у меня сердце оборвалось. Что ты такого съела?

–Мама, да забудь уже про это! – воскликнула я, -я себя прекрасно чувствую, всё прошло, не бери в голову! Я понимаю, что доставила вам кучу проблем, но… Мам, так было надо, я не могла по-другому.

–Недочка, береги себя, ради бога! – взмолилась мама, – мы тут себе места не находим! И Ален, он…

–Что он? – разозлилась я, – наплевать мне на твоего Алена, слышишь, так ему и передай! Скажи ему, я сбежала со свадьбы, чтобы он тоже почувствовал себя на моем месте.

–Неда, да что он сделал? – в сердцах крикнула мама, и мне стало вдвойне мерзко на душе. Значит, Ален так и не набрался смелости озвучить правду. Родрик был прав, он всё еще на что-то надеется и ждет, когда я вернусь из Пуэрто-Рико, чтобы попытаться наладить отношения.