Текст книги "Моя душа (СИ)"

Автор книги: Наталья Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

‒ Здравствуй, Лидочка! – наконец произнёс незнакомец. – Я Миша, помнишь меня? Мы с тобой вместе учились в одном университете!

‒ Миша? ‒ опешила я. ‒ Ты тот самый Миша? Сколько же мы с тобой не виделись, Миша?

‒ Восемь лет, Лидочка! – смущённо ответил он.

Пытливо заглядывая мне в глаза, Мишка пытался понять, что я думаю о нём и об этой нашей неожиданной встрече, но я, как ни странно, ничего не думала. Ну, Миша, ну и что? Когда-то мы были знакомы, между нами даже что-то было, но всё уже давно куда-то исчезло, стёрлось, ничего не осталось. Я вспомнила Клару Семёновну, которая говорила мне, что приходил какой-то парень, по имени Миша, искал меня. Я тогда даже затосковала о нём, во мне вспыхнули искры угасшего пламени любви. Я мучилась, страстно желая увидеть его, но сейчас не испытывала к нему абсолютно никаких чувств, как будто встретила не своего Мишку, а какого-нибудь Петю или Сашу, Колю или Лёшу, с которыми когда-то тоже училась в университете.

Разговор у нас явно не получался и тогда инициативу в свои руки взяла Галина.

‒ Миша много лет работал на полярной станции в Антарктиде.

‒ Что, даже без отпусков приходилось работать? – съязвила я.

‒ Ну, почему же! Отпуска были! Он приезжал домой, даже искал тебя. Вот, наконец-то, нашёл!

‒ По-моему, это ты нашла его! – скривив губы ответила я. – Галя, знаешь, вы поговорите здесь, а я пойду, меня девочки ждут.

‒ Лида, Лидочка, ты… ты это… ‒ едва не поперхнулась от неожиданности Галина, ‒ ты только не долго! Даша сейчас стол накроет, бери девочек и приходите, вместе покушаем!

‒ Ладно! ‒ отмахнулась я.

‒ Что там случилось? ‒ едва я вошла в комнату, набросились на меня девчонки. ‒ Чего так долго?

‒ Да ничего не случилось! Галя приехала, привезла с собой какого-то гостя, кушать зовёт. Пошли? По рюмочке выпьем! Что-то мне сегодня напиться хочется!

‒ Пошли, мы тоже уже проголодались! А что за гость? Мужчина или женщина? – поинтересовалась Леночка.

‒ Парень. Молодой, красивый. Только вернулся из Антарктиды! Восемь лет дома не был, по бабам соскучился ‒ ужас!

* * *

Налив по рюмочке виски мы выпили и приступили к еде. Галка уже успела накрутить Мишку и тот стал рассказывать нам об Антарктиде, как там ему было тяжело, как он скучал за домом, как считал дни до окончания вахты. Мишка рассказывал обо всех своих трудностях и радостях, но ни разу даже не упомянул обо мне. Ждал он со мной встречи, не ждал, чего пришёл, чего хочет?

‒ А зачем ты приходил ко мне на старую квартиру? ‒ для поддержания разговора, спросила я Мишку. ‒ Клара Семёновна говорила, что ты искал меня. Как ты вообще квартиру нашёл, ведь ты там никогда не был?

Мишка замялся и наконец, набравшись храбрости, ответил:

‒ Я искал тебя, потому что понял, что люблю тебя!

‒ Да? И когда же ты это понял? Через пять лет, или через восемь? А до этого ты не любил меня? После той нашей последней встречи ты ни разу не подошёл ко мне, а потом вообще исчез куда-то. Ты наверно уже и женат был? Дети наверно есть?

‒ Нет, не был! И детей у меня нет!

‒ А как же ты обходился без женщин? Ну, в Антарктиде понятное дело ‒ там полно пингвинов, но когда ты приезжал на большую землю, ты, наверно, и с девушками встречался, любил их, не так ли? Неужели ты любил их, а при этом думал обо мне?

Не зная что ответить Мишка налил себе ещё виски.

‒ Он искал тебя, но ты ведь уже давно не живёшь на той квартире, ‒ вмешалась в разговор Галина.

‒ Галя! Квартиру он нашёл, а меня не нашёл! Может, ты Миша, не меня, а квартиру ищешь? Чтобы в ней и девочка была хорошая, которая только увидит тебя, сразу бросится на шею: – «Мишенька, дорогой мой, я так ждала тебя! Я приготовила тебе вкусный ужин, покушай милый и трахни меня хорошенько!»

‒ А ты сама не хотела меня увидеть? ‒ сделал робкую попытку защититься Мишка. ‒ Ты не пробовала меня найти?

‒ А зачем? Не искала и не собиралась искать. Если ты хочешь знать был ли у меня мужчина, – так был, и не один! У меня было много мужчин, не меньше чем у тебя девок! Да, я любила, и меня любили! А ты думал я приняла обет верности? Ты думал, что я буду ждать тебя до самой смерти? Нет, дорогой! ‒ продолжала я издеваться над бедным Мишкой. ‒ Но ты не расстраивайся, давай лучше выпьем за нашу встречу! Или ты хочешь покушать? Тогда кушай, кушай, наверно изголодался там у себя в Антарктиде?

‒ Спасибо, но я, наверно, пойду, поздно уже! ‒ опустив голову, грустно сказал Мишка. ‒ Рад был увидеть тебя, может, ещё когда-нибудь свидимся!

‒ Несомненно, Мишенька! ‒ изобразила я на лице идиотскую улыбку. ‒ Лет через восемь! Дорогу ты уже знаешь, заходи!

‒ Я тоже пойду! Мне сегодня надо пораньше быть дома, ‒ поднялась из-за стола Леночка. ‒ Вы меня проводите, Михаил?

‒ Всё, успокойся уже! ‒ тронула меня за руку Вика, когда они ушли. ‒ Давай лучше выпьем.

‒ Да, давай выпьем! Надо же отметить приятный сюрприз! ‒ с нотками сарказма, ответила я и на глазах у Галины погладила ей ногу. ‒ Наливай Вика! Наливай любимая!

Мы выпили, потом ещё, но сколько я не пила меня уже ничего не брало, тогда я махнула рукой и, обняв Вику, встала из-за стола.

‒ Пошли Вика спать! Я что-то устала сегодня!

‒ Иди, сука! ‒ и без того злая как собака, окончательно взбесилась Галка. ‒ Завтра поговорим! Тебе сегодня не до меня! Как же, Вика пришла! Любовнички хреновы! Да затрахайтесь вы там до смерти, шлюхи паршивые! Живите сами как хотите, а меня не трогайте! Я тебя, блядюга поганая, видеть больше не хочу!

‒ Пошла ты на хер, сестричка! ‒ махнула я на неё рукой и показала средний палец. ‒ Пошли Вика спать, пошли, дорогая моя!

Мы поднялись из-за стола и пошли в дом, но на этом всё не закончилось! Это было только начало, начало ужасного конца.

Начало конца

Все катится в пропасть. И в первую очередь ‒ души,

А с ними и всё остальное, взращённое в мыслях.

А что не продастся само ‒ кто-нибудь, да задушит,

А что не забудется ‒ то потеряется в числах.

И прежде великое слово покажется шумом,

И прежде любимые вещи сереют от пыли.

О чем мы вчера ужасались хотя бы подумать,

То нас завлекло. И сегодня ‒ уже совершили.

Это была ночь разврата и безудержного пьянства. Разврата, потому что изменять Галине прямо у неё на глазах, да ещё и оскорблять её за то, что она старалась, из кожи лезла, чтобы сделать меня счастливой, плюнуть ей в лицо, да ещё и послать на три буквы – это уже и развратом не назовёшь, это натуральное скотство! Сейчас я это прекрасно понимаю, но в тот вечер я слишком много выпила и мне было на всех и на всё наплевать!

Притащив из бара ещё виски, я продолжила пить прямо из горлышка. Вика стала меня уговаривать, пытаясь отобрать у меня бутылку, но я и её послала на три буквы. Тогда она побежала за Галиной и они уже вдвоём стали на меня «влиять», но чем больше они упрашивали меня остановиться, тем больше я распалялась.

‒ Ты, сука, сказала, что меня, «блядюгу поганую», видеть не можешь, так я тебя лишаю этого неудобства! Я ухожу от тебя! Живи здесь одна себе в радость!

И я ушла. Ушла среди ночи в одном халате и тапочках.

Я шла через лес. В темноте натыкалась на деревья, продиралась через кусты, а в голове стояли слова Галины – «блядюга поганая!». Злость и обида туманили мой рассудок, но я шла напролом, сцепив зубы. Наконец, выбившись из сил, я присела отдохнуть, перевести дыхание, собраться с мыслями. По мне ползали какие-то жучки и букашки, кусали меня за ноги, забирались под халат.

Идиотка! Даже трусы не надела! ‒ злилась я на себя. ‒ Ну, ничего! Сейчас они бросятся меня искать, а когда найдут, будут просить прощения! Я, конечно, вернусь домой, но с Галкой разговаривать не буду! ‒ успокаивала я себя. ‒ Но на улице становилось холодно, а меня никто не искал. Тогда меня охватила ещё большая злость и обида на Галину. Мою злость усиливали и мерзкие твари, искусавшие мне всю задницу и ужасный холод, пробравший до самих костей. Начиная осознавать всю безысходность своего положения, я, как загнанный зверь, ломая кусты и раздвигая хлеставшие по лицу ветки деревьев, побрела напролом. Через час блуканий по тёмному лесу, я вышла, наконец, на шоссе.

Дорога была пустынна, ни одной машины, ни в ту, ни в другую сторону не было. Постояв на одном месте минут десять, я побрела в сторону города. Ночная прохлада немного меня отрезвила, но я ужасно устала, и моё тело стало быстро слабеть.

Засыпая на ходу, я одиноко брела по ночному шоссе, как вдруг возле меня остановилась машина. Ну, вот и настало решение моего, слишком затянувшегося вопроса! ‒ подумала я, представив, как сейчас из машины выйдет пара здоровенных жлобов и станут меня жестоко насиловать, а потом ещё и прикончат. Уж лучше бы сразу убили! ‒ обречённо подумала я. ‒ Сопротивляться я уже не могла, а кричать и звать на помощь, было бесполезно.

‒ Девушка! У Вас всё в порядке? ‒ услышала я мужской голос. ‒ Ночью одной ходить по трассе опасно! Садитесь в машину, я подвезу Вас до города!

Открыв дверцу, я села в машину. Хоть тепло! – подумала я и стала засыпать.

‒ Девушка, девушка! Вам куда? ‒ сквозь сон услышала я голос водителя. ‒ Господи, что с Вами? Может Вас в больницу отвезти?

‒ Не надо меня ни в какую больницу, я здесь выйду!

‒ Но куда же Вы пойдёте? Ведь ночь на дворе, транспорт не ходит! Скажите куда Вам ехать, я отвезу Вас прямо домой!

‒ Спасибо, но у меня нет с собой денег!

‒ Да плевать мне на деньги! Когда-нибудь отдадите!

‒ Тогда отвезите меня к маме!

* * *

‒ Господи, Лидочка, что случилось? ‒ испуганно вскрикнула мама, увидев меня на пороге своей квартиры. ‒ Вася! Иди быстрее сюда, к нам Лидочка, моя доченька пришла!

В прихожую вышел мужчина в семейных трусах, почесал затылок, взял меня под руку, проводил на кухню и усадил за кухонный стол, заставленный немытой посудой и пустыми консервными банками.

Господи! Мама же никогда не пила! ‒ испуганно подумала я, увидев под столом гору пустых бутылок. ‒ Что это ещё за Вася?

‒ Знакомься, это Василий Петрович! ‒ представила мне мама небритого мужика, с сильным перегаром изо рта. ‒ У меня тут не прибрано, но ты не обращай внимания ‒ мы с Васенькой вчера посидели немного, я ещё ничего не убирала! ‒ смущённо попыталась она запахнуть халат, обнажавший её ноги, покрытые узловатыми синими венами.

За то время что мы не виделись, мама очень изменилась ‒ её красивое лицо заплыло, губы потрескались, взлохмаченные волосы давно не знали расчёски, а её груди беспомощно свисали под застиранной тканью.

‒ Ей надо похмелиться! – мудро изрёк Василий Петрович, почёсывая небритое лицо и извлёк из-под стола бутылку водки.

Мама щедро сервировала стол рыбными консервами, кислой капустой и даже открыла баночку маслинок. После первой рюмки водки мне стало намного легче, в голове прояснилось, а по телу разлилось живительное тепло.

‒ Наливай, Василий Петрович, по второй! – оживилась мама.

И мы начали похмеляться. Похмелье незаметно перешло в пьянку, пьянка затянулась и у нас начался процесс неконтролируемого запоя. Дни и ночи пролетали как в тумане, а мы всё пили и пили. Когда водка заканчивалась Василий Петрович бегал в магазин и приносил ещё. Сколько дней это продолжалось ‒ не знаю. Когда я вырубалась, засыпая прямо на кухонном диванчике, мне снились сны, больше похожие на кошмарный бред. Однажды мне приснилось, что я бегу через густой лес, а за мной гонятся голодные, злые волки. Догнав меня, они рвут на мне одежду, царапают своими грязными, волосатыми лапами. Ожесточённо отбиваясь от них, я с ужасом понимала, что это никакие не волки ‒ это здоровенные мужики с сильным перегаром, исходившим из их открытых вонючих пастей, пытаются меня изнасиловать, а стоящая невдалеке от нас Галка, со звериным оскалом на лице, снимает всё это на камеру.

‒ Ах ты тварь такая! – услышала я сквозь сон. ‒ Тебе своих кобелей мало так ты ещё и на моего Васеньку позарилась?

Я открыла глаза и Галка тут же превратилась в маму. Стоя надо мной с перекошенным от злости лицом она выкрикивала какие-то ругательства, а Василий Петрович, низко опустив голову, что-то сбивчиво ей объяснял.

Моё куценькое одеяло сползло на пол, коротенький халатик сбился, во всей красе обнажив моё ничем не прикрытое тело. Плохо соображая, что происходит, я одёрнула халат, и неожиданно почувствовала что-то липкое, размазанное у меня по всему животу и бёдрам. Пронзённая ужасной догадкой, я моментально пришла в себя. Вскочив с диванчика я обследовала себя, но слава Богу, между ног у меня всё было сухо! Посмотрев на притихшего Василия Петровича, я перевела взгляд на маму.

‒ Убирайся! ‒ заорала она на меня, брызгая слюной. ‒ Сама не живёшь и людям не даёшь! Пришла тут, моего Васеньку совращать. Лежишь, пизду свою бритую выставила ‒ ни стыда, ни совести нет! Вали на хер отсюда, шлюха бесстыжая!

Я с сочувствием посмотрела на маму, налила себе стакан водки, выпила залпом и ушла не попрощавшись. На этот раз я ушла даже без тапочек. А на дворе уже была поздняя ночь.

Куда теперь идти? ‒ с содроганием думала я. ‒ Я, дура безмозглая, по своей глупости лишилась всего! У меня нет ни квартиры, ни машины, я практически голая и босая. У меня нет ни денег, ни даже паспорта! Телефон и кредитные карточки ‒ всё осталось у Галки. Я не могу себе даже пожрать купить!

Умостившись на подоконнике у окна на лестничной клетке, я решила: ‒ ничего, подремаю до утра, а там видно будет!

Утро в аду

Утро в аду. Начинается преображенье:

В нас проникает язвительный ангельский смех...

Чувство вины и всеобщее лёгкое жженье

Вдруг переходит в безжалостно режущий свет...

Спать на узком подоконнике было очень неудобно. Я дважды вскакивала от того что начала падать, к тому-же было очень холодно, а мой лёгенький домашний халатик едва прикрывал мой голый зад. Под утро меня начало мутить. Сейчас стошнит! ‒ подумала я и, выбежав на улицу, согнулась в рвотных позывах. Освободив желудок, я вытерла рот рукавом и, оглянувшись по сторонам, увидела стоявших рядом со мной двух бомжей с большими клетчатыми сумками в руках.

‒ Чего ты тут блюёшь, свинья грязная? ‒ набросился на меня бомж в изодранной куртке. ‒ Дома не могла поблевать? Надо нам тут всё обгадить?

‒ Да подожди ты, Николай! Не видишь, ей плохо! ‒ вмешалась бомжиха в старом пальто. – Ты кто такая, я тебя что-то раньше здесь никогда не видела! Вроде не из наших, а выглядишь неважно! Из больнички сбежала, что ли?

Я покачала головой и пошла прочь.

‒ Да погоди ты! – окрикнула меня бомжиха. – Куда ты собралась? Сейчас менты загребут, по голове надают, оттрахают и куда-нибудь в лес завезут. Там и сдохнешь, как собака, если сразу не прибьют! Пошли со мной, отдохнуть тебе надо! Подберём тебе что-нибудь на жопу напялить, а то срамотой своей на всю улицу светишь. Пошли милая, пошли!

‒ Меня зовут Надя, ‒ приветливо представилась она, спускаясь в подвал соседнего дома.

Подвал, в который мы пришли, был на удивление чистеньким и благоустроенным. В углу стоял диван, за ширмочкой висел рукомойник.

‒ Умойся, милая, и надень вот это, – протянула она мне какую-то одёжку. ‒ Всё чистое, сама стирала. А потом может чего получше подыщем, тут хорошие вещи люди на мусорку выбрасывают, иногда и вовсе новые, совсем не ношенные.

Брезгливо копаясь в куче старого хлама, я подумала: ‒ в такую холодину мне любая тряпка сгодится. И так, что тут у нас? Футболка, куртка спортивная, трусы мужские семейные. Ну что ж, лучше в мужских трусах ходить, чем вообще без трусов лазить! А это что? Мужские босоножки 42 размера? Ладно! ‒ вздохнула я. ‒ Если застёжку потуже затянуть, ходить можно!

‒ На вот, покушай! – поставила передо мной Надя чашку бульона, кусок курицы и пакет виноградного сока. – Не переживай – всё из магазина! Думаешь, мы тут вообще уже конченые, с помойки жрём? Поешь и ложись, отдохни немного, а нам с Николаем на работу надо. Итак время на тебя столько потратили, скоро мусоровоз приедет, а мы сидим тут с тобой, обновки меряем.

Они ушли, а я поела немного и прилегла. Уже засыпая, я вспомнила отрывок из стихотворения Анны Миляевой, и отключилась.

Все катится в пропасть. И в первую очередь ‒ души,

А с ними и все остальное, взращенное в мыслях.

А что не продастся само ‒ кто-нибудь, да задушит…

* * *

Я провалялась без сознания несколько дней. Иногда я что-то вскрикивала в бреду и опять теряла сознание. Порываясь куда-то бежать, я звала на помощь свою любимую Галочку.

Все эти дни Надя заботливо ухаживала за мной, поила таблетками, обтирала влажной тряпочкой, кормила из ложечки.

‒ Слава тебе Господи! ‒ едва придя в себя, услышала я. ‒ Кажется, она пришла в сознание! Поставь чайник, Николай, ей нужно попить чего-нибудь горяченького!

С этого дня я быстро пошла на поправку и через три дня мы уже все втроём ходили на работу, ‒ ведь жить-то за что-то надо было. Меня вводили в дело постепенно. Сначала мне показали закреплённую за нами территорию, распространявшуюся на четыре двора с семью домами и десятью баками для сбора мусора. Выходить за эти границы было строго запрещено ‒ там работали другие бригады таких же «санитаров дворов». Собирали мы только бутылки, бумагу и пивные банки. Бутылки сдавали в приёмный пункт стеклотары, бумагу и картонные коробки паковали и относили на пункт приёма вторсырья, а жестяные банки давили и копили по несколько дней, пока не наберём достаточное количество. Приёмщиков вторсырья мы уважали и старались с ними дружить, ведь они для нас были, своего рода, «бригадирами».

Тонкостей в нашем деле было много, но круг моих обязанностей Надя ограничила лишь сортировкой, упаковкой и сдачей «готовой продукции» на приёмные пункты. Кроме того, я должна была поддерживать чистоту и порядок в нашем «доме».

Надя оказалась очень доброй и интеллигентной женщиной. Её в нашей округе уважали все, в том числе и «бригадиры». Судьба этой женщины сложилась очень не просто, как, впрочем, и судьбы многих других бездомных. Имея диплом инженера-технолога пищевой промышленности, она работала главным технологом на мясокомбинате. В 90-х годах комбинат обанкротился, его купили новые хозяева, провели сокращение и набрали новых специалистов. Надю тогда оставили – на ней держалось всё производство, а такими кадрами как она, просто так не разбрасываются. Чтобы удешевить себестоимость выпускаемой продукции, новые хозяева стали грубо нарушать технологию производства, пренебрегая всеми требованиями, определёнными ГОСТом. Надя часто писала докладные своему руководству о всех «беспределах», творящихся на их комбинате, но всё это закончились тем, что её тоже уволили. Единственной кормилицей в её семье осталась дочь, но, как говорят, ‒ «пришла беда – отворяй ворота!». Однажды, когда поздно вечером её дочь возвращалась с работы домой, её сбила машина. Водитель, конечно, скрылся, а девушка пролежала на дороге до самого утра, пока её не заметили прохожие. Время для операции было безнадёжно упущено и теперь для спасения дочери Наде нужны были немалые деньги, которых взять ей было неоткуда. Ни машину, ни водителя, сбившего девушку, так и не нашли, несмотря на многочисленные улики, оставшиеся на месте происшествия. В ходе следствия все улики куда-то исчезли, отвечать было некому, а платить за операцию нужно было срочно. Тогда Надя решила продать свою «двушку». Квартира ушла за бесценок, а дочь врачи так и не спасли.

С Николаем случилась иная история. Окончив с отличием физико-математический институт, он, как и его покойная мать, пошёл работать в школу преподавателем математики и физики. Там он познакомился с молодой учительницей русского языка и литературы, женился и вскоре у них родилась дочь. В счастливом браке они прожили четырнадцать лет, пока в школе, где они работали, не стали происходить разительные перемены.

Пришедшие в школу избалованные дети «новых русских» вели себя крайне вызывающе, но богатые родители щедро оплачивали их «обучение» и «благодарная» директриса требовала от преподавателей хороших отметок для отпрысков богатых родителей. Преподаватели вынуждены были закрывать глаза на низкую успеваемость и отвратительное поведение «золотых деток» и перетаскивали их из класса в класс. Николай с этими требованиями был категорически не согласен и тогда «золотые детки», унаследовавшие от своих родителей циничную жестокость и особую изобретательность, решили наказать принципиального Николая. На него подали заявления об изнасиловании сразу три «золотые девочки». Все знали, что эти любимые отпрыски заботливых родителей, могли бы дать фору даже закоренелым «труженицам» ночных дорог, но их заботливые родители, сменившие жёсткие тюремные нары на мягкие кресла высокопоставленных чиновников, с помощью своих адвокатов, легко доказали виновность строптивого учителя.

За совращение малолетних Николай получил восемь лет. Семья, не поверив в его невиновность, отреклась от него. Выйдя из тюрьмы Николай несколько месяцев скитался по городу, пока добродушная Надя не приютила его в своём подвале. С тех пор они стали жить и работать вместе.

Был в их компании и ещё один бездомный, Василий, по прозвищу «Фартовый», но с недавних времён его дела пошли на поправку и он ушёл от них, а при случайной встрече пренебрежительно отворачивался. Василий никогда в своей жизни нигде не работал, любил роскошно пожить и погулять на широкую ногу, за счёт жён новоиспеченных олигархов. У сильных мира сего на своих жён времени не оставалось ‒ они были заняты более молодыми претендентками на эту роль девицами, и Василий стал у богатых дам довольно таки востребованным мужчиной ‒ до поры до времени, конечно! Неверные мужья хоть и любят оторваться на стороне, но очень не любят, когда их жёны занимаются тем же.

Однажды, потеряв бдительность, Василий очень близко «познакомился» с местным авторитетом – мужем обделённой на мужскую ласку благодетельницы. Выйдя через три месяца из больницы, он обнаружил, что у него уже нет ни квартиры, ни здоровья. Так он и прибился к Наде и Николаю. Но, в скором времени, к нему всё же вернулся «фарт». На соседней улице хоронили одного из местных авторитетов, убитого в криминальных разборках. Оставшуюся одежду, после похорон мужа, несчастная вдова снесла на мусорку и раздала местным бродягам. Шикарный костюм, рубашки и ещё совсем новые туфли достались Василию. В них он и пошёл на очередное «дело».

В соседнем дворе Василий уже давно заприметил одинокую женщину, по виду не бедную и ещё довольно привлекательную. Случайное знакомство, немного ухаживаний, отработанные методы обольщения и вот уже влюблённая жертва пригласила его к себе в гости, на чашечку чая.

Чай они пьют до сих пор, правда давно уже перешли на более крепкие напитки. Мама привязалась к видному мужчине, содержала его, но денег, которые она зарабатывала, на красивую жизнь Василию не хватало. Тогда она стала продавать золотые украшения, доставшиеся ей после смерти моей бабушки. В след за ними пошли и предметы домашней мебели. За короткий срок мама распродала почти всё, что было в доме и их «роман», судя по всему, уже подходил к концу.

В подвале, я прожила более трёх месяцев. Возвращаться домой мне не позволяла гордость ‒ я не могла себе позволить вернуться в богатое и цивилизованное общество из этой, прямо таки скажем, преисподней человечества, но в один прекрасный день всё изменилось ‒ к нам наведался местный участковый. Власти объявили месячник по наведению порядка в нашем городе и милиция стала проверять документы у всех подозрительных, на их взгляд, граждан, а участковые занялись бомжами, обитающими на их прилеглой территории.

‒ Так, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы! Предъявите ваши документы! ‒ спустившись в подвал, сразу же потребовал участковый.

‒ Да Вы что, Виктор Николаевич, первый раз видите нас, что ли? Мы же исправно Вам платим, ни одного дня просрочки не было! ‒ стала оправдываться Надя.

‒ Положено так, Надежда Петровна! Вас и Николая я знаю, а что это за неизвестная личность у вас здесь прописалась?

‒ Дак, это моя землячка. Приехала из деревни, хотела на работу устроится, а её обчистили на вокзале. И деньги, и документы украли, сволочи!

‒ Разберёмся! Как зовут? Фамилия, имя, отчество?

Наде я рассказала о себе выдуманную историю ‒ не могла же я рассказать ей о себе правду, она бы и не поверила, а если бы и поверила, то вряд ли поняла бы меня. Теперь я эту же историю повторила нашему участковому, слово в слово.

‒ Лана. Лана Пéтрович. ‒ даже не моргнув глазом, соврала я. ‒ Мои родители погибли в Югославии во время войны, а мне удалось бежать из того ада. Сербов вырезáли поголовно, а меня ваши офицеры из миротворческого контингента спасли и переправили в Россию. Жила я сначала в деревне у матери одного из офицеров, без документов, без денег. Помогала ковыряться в огороде, ели то, что вырастили, а часть урожая продавали. Ой, уважаемый господин офицер! ‒ жалостливо всхлипнула я. ‒ У вас в стране всё хорошо ‒ и не бомбят, и не убивают, только всё очень дорого ‒ жить совсем не на что! Когда мне удалось скопить немного денег, я сделала себе новые документы и решила ехать в город, поискать какую-нибудь работу, но на вокзале меня обокрали. Украли всё, что у меня было, и деньги, и вещи, и мой новенький паспорт.

‒ Да-а, складно рассказываешь! ‒ строго посмотрел на меня участковый. ‒ Давай, собирай свои вещи и на выход. В отделении разберёмся, кто кого резал и кто у кого чего украл!

* * *

В камере, куда меня поместили, таких «обворованных беженцев» как я, было человек десять. Все давно уже знали друг друга, только я среди них была новенькая. Менты к нам относились как к последней скотине ‒ в туалет можно было сходить только заплатив за услуги, кушать не давали, да и сидеть было практически не на чем. В камере, рассчитанной на четверых, все сидячие места занимали «уважаемые леди».

На следующий день нас по одному стал вызывать дежурный следователь. Дошла очередь и до меня.

‒ Ты, жертва балканской войны! Давай к следователю! ‒ ущипнул меня за задницу толстый, как боров, сержант. ‒ Двигай веселее своими сербскими «булками»!

Следователь, уже немолодой капитан, внимательно выслушав мой «душещипательный рассказ», сказал, что они свяжутся с посольством Сербии и если подлинность моей «истории» подтвердится, отправят меня на Родину.

‒ А пока посидишь у нас в КПЗ, ‒ устало посмотрел на меня капитан. ‒ Может у тебя есть кто-нибудь из друзей или знакомых, кто может подтвердить правдивость твоей истории?

Перспектива сидеть в вонючем КПЗ меня не устраивала и я стала хаотически перебирать в своей памяти всех, кто мог бы мне хоть чем-то помочь. Галина или кто-либо из её окружения, отпали сразу, ссылаться на маму, моих коллег по работе, или на моих знакомых из той моей прошлой жизни, я не хотела и тут я вспомнила о своём преданном друге и поклоннике ‒ капитане Генке, работающем в ГАИ. Это был мой единственный реальный шанс избежать «принудительной депортации» в Сербию.

‒ Можно сделать один звонок? ‒ нерешительно спросила я.

‒ Давай! Только быстро! – вздохнул следователь.

‒ Алло, Гена? ‒ прошептала я в трубку. ‒ Это Лана Пéтровичь тебя беспокоит. Я попала в одну очень нехорошую историю. Мне очень нужна твоя помощь! Приедь, пожалуйста, в отделение милиции, только никому ничего не говори и у меня ничего не спрашивай! Расскажу всё потом!

‒ Лана Пéтровичь? ‒ удивился Генка. ‒ Лида, ты, что ли? Сейчас буду, жди! Дай трубку, кто там, рядом с тобой!

Поговорив с Генкой, следователь посмотрел на меня уже совершенно иными глазами.

‒ Что же ты сразу не сказала, что у тебя такие друзья? Посиди пока у меня в кабинете, отдохни. Кушать хочешь? Бери бутерброды ‒ жена с собой завернула, и ставь чайник!

Гена влетел в кабинет, я ещё и чай не успела допить.

‒ Лида, то есть, Лана! Ты как здесь оказалась? Галина уже всю милицию на уши поставила, во всероссийский розыск на тебя подала! А что это за вид у тебя? Что случилось? Где ты была?

‒ Товарищ подполковник! ‒ едва увидев Генку, вскочил следователь. ‒ Что прикажете делать с этой Вашей знакомой?

‒ Что делать, что делать! ‒ прочитав составленные следователем документы, заметался Генка по кабинету. ‒ Во-первых, все, что Вы здесь написали – уничтожьте немедленно, во-вторых, забудьте всё что Вы здесь видели и слышали! Никому, даже своим родным и близким ничего не рассказывайте! Я её немедленно у Вас забираю! Понятно?

‒ Так точно! Понятно! ‒ кивнул следователь. ‒ Я так и знал, что никакая она не сербка.

‒ Сербка, не сербка ‒ Вам лучше этого не знать! Надеюсь, Вы меня правильно поняли?

‒ Так точно! – схватил документы следователь и тут же, на наших глазах порвал их на мелкие кусочки, а Генка забрал меня из отделения милиции и отвёз к себе на дачу.

На даче

Генка настоял, чтобы я рассказала ему всё, что со мной произошло и вкратце рассказал, что ему самому было известно о моём таинственном исчезновении.

Мой уход Галина сначала не восприняла всерьёз, но когда я через час не вернулась, она испугалась не на шутку и вместе с Викой помчалась меня разыскивать. На машине они бороздили всю трассу до самого утра ‒ как мне удалось мимо них проскочить ‒ ума не приложу, а утром к моим поискам подключили Костю и Максима. Парни сразу же поехали на квартиру моей матери, но никого там не застали. Опрошенные ими соседи сказали, что не видели её уже несколько дней. Тогда Галина подала заявление в милицию, а сама, не теряя надежды найти меня, продолжила поиски. Меня искали и на вокзалах, и в больницах, и в моргах, и даже во всероссийский розыск объявили, но через два месяца безрезультатных поисков, меня уже практически похоронили. Оставалось только найти моё бездыханное тело.

Услышанное поразило меня, но отступать было некуда, да и слишком поздно. Сказав А нужно было говорить Б, но дел я натворила слишком много и теперь не знала, как из всего этого дерьма выбраться. Генке я объяснила случившееся, мотивировав свой поступок тем, что Галка меня оскорбила до глубины души, я обиделась на неё и ушла к матери, но дома её не застала и вынуждена была просидеть на лавочке у её дома, всю ночь. Утром меня заметила местная бездомная, оказавшаяся очень милой и порядочной женщиной. Проведя всю ночь на улице, я не на шутку простудилась и пока болела жила у неё в подвале, а когда выздоровела, мне было уже очень стыдно возвращаться домой.

Генка поверил далеко не каждому моему слову, но лишних вопросов задавать не стал и поклялся никому о случившемся со мной не рассказывать.

‒ Поживи пока у меня на даче, ‒ внимательно выслушав меня, вздохнул Генка. ‒ Здесь тихо и спокойно, есть все блага цивилизации, никто тебя в этой глуши не найдёт, если только ты сама того не захочешь. Жена здесь никогда не бывают, она больше по магазинам любит шляться. Иногда мне кажется, что она вообще не знает, дома я, на работе, или в очередной командировке. Дочка у меня совсем уже взрослая, недавно ей пятнадцать исполнилось, правда, для своего возраста, ведёт себя слишком уж самостоятельно, но, слава Богу, хоть учится хорошо! ‒ рассказывал мне о своей семье Генка по дороге на дачу. ‒ Сейчас заедем в магазин, запасёмся продуктами, а завтра я куплю тебе что-нибудь из одежды и привезу на дачу. Лохмотья свои выбрось, возьми лучше мою рубашку, она длинная, тебе вместо платья как-раз будет.