Текст книги "Тайна турецкого паши"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Ника подобрала ложечкой и доела сахар, оставшийся на дне чашки, потому что нужно поддерживать силы, и пристально поглядела в глаза этому самозванцу. Он свои глаза тут же отвел, не выдержал, и только она хотела спросить, какого черта ему от нее надо, как он с размаху хлопнул себя по лбу.

– Слушай, я забыл совсем! Тебе же письмо пришло!

– Какое письмо? Сюда? – удивилась Ника.

– Да не сюда, а еще тогда пришло, в последний день перед отъездом! Я из ящика его забрал, в карман сунул.

– Отчего сразу мне не отдал?

– Ну, забыл, закрутился, мы же улетали, потом тебе плохо было… извини…

Нике никто не писал писем. Если надо, по имейлу свяжутся, сообщение пошлют. Может, маме кто-то написал по старой памяти?

Кольнуло сердце – мама, как же тебя не хватает…

– Вот, смотри! – Он протянул Нике смятый конверт. – Ты не думай, я не читал!

Ника только пожала плечами и вырвала из его рук конверт. И сразу поняла, что конверт официальный, серьезный, вряд ли в таком посылают поздравление с праздником или предлагают рекламу. Адресовано ей, Соловьевой В. Д.

– Помочь? – Это свекровь протиснулась в спальню и протягивала Нике ножницы.

«Повторное» – стоял гриф в верхнем углу листка.

«Уважаемая госпожа Соловьева! – прочитала Ника. – Государственный нотариус Джапаридзе просит Вас явиться 3 декабря 2019 года к 12.00 в нотариальную контору по адресу ул. Казанская, дом 7 для оглашения завещания Джовановича Дмитрия Васильевича, умершего 29 августа сего года».

И подпись. Очевидно, этого самого нотариуса, как его там – Джапаридзе.

– Что такое? – Ника недоуменно перевернула листок, на обратной стороне ничего не было. – Откуда это?

– Дай сюда! – Самозванец вырвал у нее из рук письмо и прочитал его вслух. – Надо же, наследство! Ника, да ты богатая!

– С чего ты взял, что там деньги? – заговорила свекровь. – Мало ли там что… И кто такой этот Джованович?

– Мой отец… – тихо ответила Ника.

Сколько себя помнила, они жили вдвоем с мамой. Но в свидетельстве о рождении действительно стояла у нее эта фамилия – Джованович. И отчество его – Дмитриевна. На ее вопросы мама отвечала, что они с отцом развелись, когда Ника была совсем маленькая, что он уехал в большой город, потому что здесь, в провинции, ему было скучно.

Мама была женщиной здравомыслящей и никогда не обманывала свою дочку, не внушала ей несбыточные надежды, не обещала ей, что папа вернется и заберет их в большой город. Что уж между ними вышло, она никогда не рассказывала, но знала, что он не вернется, не сразу, но поняла это твердо. Потом Нике надоело спрашивать, она поняла, что маме это неприятно. Денег никаких от отца не приходило, ни по почте, ни на карточку. И теперь вот, когда мамы уж и на свете нет…

Ника вспомнила, как жили они вдвоем, в общем-то, небогато жили. Мама, конечно, старалась сделать ее жизнь сносной, одевала получше, подарки делала. В общем, Нике не на что было жаловаться. Но вот потом, когда мама стала болеть… Если бы жили в большом городе и вовремя сделали операцию… И денег жутко не хватало. И самое главное – Ника была совершенно одна, не с кем было разделить заботы. И горе потом не с кем разделить.

Она про отца и не думала никогда, фамилию его начала забывать, как паспорт получила. Ничего их не связывало, только отчество. И вот вдруг наследство. Что там – квартира, наверное…

«Мне от него ничего не надо, – с неожиданной злостью подумала Ника, – черт бы с ним совсем, знать его не желаю».

Тут до нее дошло, что раз ее приглашают на оглашение завещания, стало быть, ее отец умер. То есть общаться с ним ей не придется. Тогда тем более не нужно ей никакого наследства.

– Нужно идти, – засуетилась свекровь, – если поторопитесь, то как раз успеете.

Ника поглядела на нее внимательно.

Уж очень деловито свекровь приняла новость о наследстве. Не стала удивляться, ахать, размахивать руками, вопрошать громко, откуда что взялось, не стала спрашивать, кто такой ее отец, где он жил и вообще, что Ника о нем знает… Ах да, Сережа, наверное, ей рассказывал, что Ника росла без отца. И тут вдруг отец проявился. Очень кстати, как раз вовремя прилетела она в Петербург.

Она повертела конверт в руках. Помятый немножко, он все-таки провел какое-то время в кармане у этого самозванца.

– Что смотришь? – вскинулся он. – Сказал же – не читал я письма! Не открывал!

– Сергей… – предостерегающе сказала свекровь.

И точно, зря он это сказал, потому что Ника уверилась, что письмо он наверняка вскрывал. Вот не было у нее доказательств, но точно знал он, что в письме!

– Деточка, – снова залебезила свекровь, – поторопись, в официальное место опаздывать не стоит.

Ника кивнула и засобиралась, решив, что подумает обо всем позже, а то и правда как бы не опоздать.

– Где это – Казанская улица?

– Сережа отвезет, – влезла свекровь, – он город хорошо знает.

Ника отвернулась. Да, получается, что без этого типа ей не обойтись пока. Ну, хоть какая-то от него польза.

В машине он сразу же включил радио, и Ника была этому рада – не нужно разговаривать. Она осторожно посматривала на него сбоку. Он ей ужасно не нравился. Ну, никак она не могла увлечься этим мужчиной. А свекровь называет его Сергеем, значит, она тоже играет свою игру. Что же с Никой случилось? В какую историю она влипла? И совершенно не с кем посоветоваться и не к кому обратиться. Значит, нужно быть осторожней. И хитрее.

– Казанская, – сказал самозванец. – Вон контора нотариальная.

Ника со спутником вошли в холл, точнее, в приемную. За столом сидела женщина лет сорока, худощавая брюнетка с узкими, плотно сжатыми губами, длинным носом и близко посаженными глазами. Видимо, секретарь нотариуса.

Нике показалось, что она как-то странно взглянула на ее спутника – называть его Сергеем она по-прежнему не могла. Даже мысленно. Особенно мысленно.

Брюнетка поспешно отвела глаза от мужчины, перевела взгляд на Нику и сухо проговорила:

– Представьтесь, пожалуйста.

Ника растерялась, и этот тип опередил ее:

– Вероника Дмитриевна Ломакина.

– Ломакина? – переспросила брюнетка, сверилась со своими записями и изобразила дежурную улыбку. – Но тут записана Соловьева, Вероника Дмитриевна Соловьева.

– Я Ломакина по мужу. – Ника вынуждена была вмешаться, ей не хотелось, чтобы этот тип говорил за нее. – Вот документы.

– Нодар Вахтангович вас примет. Обождите, пожалуйста.

Ника села на диван, прикрыла глаза и приготовилась ждать.

Прошло несколько минут, входная дверь с грохотом распахнулась.

Ника открыла глаза, увидела, как в приемную быстрыми шагами вошла молодая, коротко стриженная женщина в модном коротком пальто. Сбоку от нее семенила особа без возраста, в длинной коричневой юбке и коротком меховом жакете.

Вошедшие проследовали к столу секретаря, стриженая особа бросила на стол паспорт, процедила, скривив губы:

– Александра Романовна Лесницкая. Меня ждут.

Брюнетка взглянула на паспорт, подняла глаза:

– Присядьте, Александра Романовна. Вас пригласят.

Стриженая фыркнула, быстро взглянула на Нику, хотела что-то сказать, но сдержалась. Села на диван как можно дальше от Ники, спутница опустилась рядом с ней.

Минуты две они просидели в тишине, потом спутница Александры скосила глаза на Нику и что-то зашептала. Александра фыркнула, скривила губы, что-то презрительно прошептала в ответ.

Прошло еще несколько минут. Александра выпустила воздух сквозь зубы, прошипела:

– Долго еще?

– Подождите, пожалуйста!

Александра фыркнула, откинулась на спинку дивана, положила ногу на ногу, презрительно взглянула на Нику и снова что-то зашептала своей спутнице.

Она вся была такая модная, злая и лощеная стерва, как сразу заметила Ника. И представила, как выглядит в ее глазах – бледная, растерянная, неуверенная в себе, слишком скромно и неказисто одетая. Провинциалка, в общем. Как в классической пьесе «Женщина, не стоящая внимания».

Осознав это, Ника не расстроилась, а испытала прилив бодрости. Ну ладно, посмотрим, как дело повернется.

Прошло еще несколько минут, и вдруг секретарь подняла глаза и торжественно произнесла:

– Родственники Джовановича могут пройти в кабинет Нодара Вахтанговича!

Ника немного замешкалась. Самозванец подал ей руку, помог подняться, провел к двери. Александра опередила их, протиснулась в кабинет вместе со своей наперсницей, попыталась закрыть дверь перед носом Ники, но этот тип удержал дверь сильной рукой. Все же от него есть какая-то польза.

Все вошли в кабинет.

Посреди кабинета возвышался массивный стол красного дерева, за ним восседал широкий, полный мужчина с холеным лицом, густыми седыми волосами и темными бровями, изогнувшимися над глазами, как две жирные пиявки.

– Присаживайтесь! – проговорил он бархатным голосом с заметным грузинским акцентом.

Вошедшие расселись.

Нотариус оглядел их, откашлялся и проговорил торжественным, официальным тоном:

– Я пригласил вас, чтобы ознакомить с завещанием Дмитрия Васильевича Джовановича…

– Наконец-то! Сколько уже можно ждать! – процедила Александра и покосилась на Нику со спутником. – Не понимаю только, зачем здесь посторонние.

– Здесь нет посторонних! – отрезал нотариус.

Он неторопливо достал из ящика стола большой конверт, украшенный печатями, неторопливо вскрыл его, достал из конверта лист гербовой бумаги, положил перед собой на стол, хотел приступить к чтению, но спохватился, достал из другого ящика черепаховый очечник, вынул из него очки в позолоченной оправе, водрузил на нос и снова оглядел присутствующих, словно заново с ними знакомясь.

– Читай уже! – прошипела Александра.

Нотариус строго и неодобрительно взглянул на нее и наконец начал читать:

– «Я, Дмитрий Васильевич Джованович, такого-то года рождения, родившийся там-то, находясь в здравом уме и твердой памяти, в присутствии государственного нотариуса Джапаридзе, излагаю свою последнюю и окончательную волю. Свое тело я распоряжаюсь кремировать, а прах развеять над Невой с Дворцового моста…»

– Выпендрился дядюшка! – фыркнула Александра. – В своем репертуаре! Переходите уже к самому интересному!

Нотариус бросил на нее быстрый взгляд и продолжил:

– «Двести тысяч долларов, находящиеся на бессрочном депозите в ЗАО «Гамма-банк», я завещаю Онкологической клинике имени профессора Скворцова…»

– Вот еще! – процедила Александра. – Разбрасывается деньгами!

Наперсница вцепилась в плечо Александры и что-то зашептала. Нотариус взглянул на нее сухо и продолжил:

– «Триста тысяч долларов, находящиеся на другом депозите в том же банке, я завещаю школе для одаренных детей «Ипокрена»…»

– Этак он все раздаст! – фыркнула Александра.

На этот раз нотариус сделал вид, что не услышал ее.

– «Сто тысяч долларов, находящиеся на депозите в банке «Авиапром», я завещаю своей племяннице Александре Романовне Лесницкой…»

– Что?! – выпалила Александра, скривившись. – Всего сто тысяч? Меньше, чем этим одаренным маленьким мерзавцам?

Ника смотрела на племянницу удивленно: совсем, что ли, не умеет себя контролировать? Одурела от жадности? На нее саму эти тысячи долларов как-то впечатления не произвели – ну, тыщи и тыщи…

На этот раз нотариус не удержался, он строго взглянул, резко проговорил:

– Александра Романовна, имейте уважение к последней воле своего дяди! Позвольте мне дочитать!

– Да что тут дочитывать? Все и так ясно!

Нотариус повысил голос и продолжил:

– «…Своей племяннице Александре Романовне Лесницкой, по достижении ею сорока лет…»

– Что?! – взвизгнула Александра.

– Сорока лет! – мстительно повторил нотариус. – «Остальное мое движимое и недвижимое имущество я завещаю своей дочери Веронике Дмитриевне Соловьевой…»

– Что?! – снова вскрикнула Александра. – Какой еще дочери? У него нет и не было детей! И родственников, кроме меня, не было! Мне ли не знать!

Тут она взглянула на Нику, словно первый раз ее увидев, и ее лицо перекосилось от ненависти.

– Это ты? Ты, дрянь подзаборная? Откуда ты выползла? Из какой помойки? Ты мошенница! Аферистка! Я тебя выведу на чистую воду! Я добьюсь генетической экспертизы!

– Александра Романовна, пожалуйста, держите себя в руках! – перебил ее нотариус. – Попрошу лиц, упомянутых в завещании, поставить свои подписи вот на этом документе, подтвердив тем самым, что вы ознакомлены…

– Ничего не буду подписывать! – взвизгнула Александра.

– Разумеется, это ваше право! Только позвольте вам напомнить, что в этом случае вы не сможете получить причитающуюся вам долю наследства…

– Это до сорока лет ждать? – взвизгнула она.

– Ну, недолго же… – Голос у нотариуса был теперь не такой вальяжный, он наклонил голову, но Ника заметила, как блеснули его глаза, очевидно, мерзкая баба ему здорово надоела.

И точно, вблизи Ника рассмотрела, что племянница только молодится, а на самом деле ждать до сорока и правда недолго, года два-три, никак не больше.

Александра скрипнула зубами, однако подошла к столу и поставила свою подпись, едва не разорвав бумагу.

Потом она повернулась к Нике. Лицо ее перекосилось от ненависти, глаза вспыхнули темным огнем.

– Счас-стлива? – прошипела она. – Довольна? Рада? Получила свое? Да не свое – чужое! Мое! – И Александра бросилась на Нику, размахивая кулаками.

Но тут ее спутница проявила неожиданную ловкость и силу. Она обхватила Александру вокруг туловища и потащила к дверям, вполголоса увещевая:

– Саша, Сашенька, не надо! Успокойся! Так ты ничего не добьешься, кроме неприятностей!

– Н-ненавижу! – простонала Александра, вяло отбиваясь, но спутница умудрилась вывести ее из кабинета.

Дверь за женщинами закрылась.

Тут самозванец, который до этого помалкивал, облегченно вздохнул, оживился и проговорил, обратившись к нотариусу:

– А можем мы ознакомиться с перечнем того движимого и недвижимого имущества, которое унаследовала моя жена?

– Разумеется, это ее неотъемлемое право. – Нотариус повернулся к Нике: – Вероника Дмитриевна, вы также желаете ознакомиться с этим перечнем?

– Да. – Ника кивнула.

Нотариус придвинул к себе другой лист и начал читать:

– Покойному на правах исключительной собственности принадлежал земельный участок площадью ноль целых три десятых гектара с загородным домом в поселке Мухино на Карельском перешейке, еще один участок площадью ноль целых пять десятых гектара на берегу Лебяжьего озера, квартира площадью триста квадратных метров на Таврической улице, гаражная секция, два автомобиля, счет в банке «Траст», депозитная ячейка в том же банке…

Он продолжал перечислять еще долго, Ника его почти не слушала. Все это казалось ей нереальным, фантастическим и не имеющим к ней никакого отношения. До сих пор ее не оставляла только одна мысль – кто такой этот мужчина рядом с ней, почему он пытается уверить ее, что он – ее муж?

Но теперь она сомневалась даже в том, что она – это она, та Ника Соловьева, которая до недавнего времени жила в провинциальном городе и не имела никакого отношения ко всем этим загородным домам, роскошным квартирам и банковским счетам…

Она украдкой взглянула на своего спутника.

Тот внимательно слушал нотариуса. Лицо его было сосредоточенно и напряженно, но в то же время как-то отстраненно. От волнения он перестал контролировать его выражение, и вместо озабоченности и беспокойства, какое Ника до сих пор видела в нем, проступила жесткость и холодный, трезвый расчет. И еще… еще она поняла, что он, мягко говоря, не слишком умен. По лицу человека очень много можно узнать, когда он себя не контролирует.

Ника вздрогнула, новое выражение его лица испугало ее. Мужчина, видимо, что-то почувствовал, покосился на Нику, и выражение его лица мгновенно переменилось, как будто его стерли тряпкой. На нем снова были забота и беспокойство. Фальшивые, конечно, как теперь твердо знала Ника.

– Ты в порядке, малыш? – проговорил он вполголоса. – Я понимаю, это все так неожиданно… это свалилось на тебя… на нас, как снег на голову… но это же хорошо, правда?

– Наверное… – тихо ответила Ника.

– Конечно, твой отец умер, – спохватился мужчина, – но ты ведь его совсем не знала…

И тон, и голос, и слова его были фальшивы. Впрочем, насчет отца все правда.

Ника вспомнила, как умирала мама. Если бы были деньги, то, возможно, ее бы спасли? Или, во всяком случае, с деньгами в платной клинике отнеслись бы более внимательно, хоть хамства больничного не было бы…

Впрочем, история, да и жизнь вообще, как известно, не имеет сослагательного наклонения.

А этот человек, Дмитрий Джованович, которого отцом ей считать вовсе не хотелось, отчего он никогда не интересовался ею? Что такого сделала ему мама, что он бросил ее с ребенком и никогда не вспоминал о ней?

Мама была хорошим человеком, не могла она его так обидеть. Значит, это он мерзавец. Думал, наверное, что дочка будет ему благодарна за наследство. А скорей всего, поняла Ника, ни о чем таком он не думал. Просто больше некому было ему богатство свое оставить, слишком много его было, вот он и вспомнил, что где-то дочка у него есть. Не оставлять же все этой племяннице жуткой.

Она, кстати, явно неадекватна, не зря при ней эта тетка в меховом жакете, молью прожеванном. Приглядывает за ней, чтобы совсем с катушек не слетела.

Нет, Ника не станет отказываться от наследства. В конце концов, все законно, она не обирает маленьких детей и престарелых родственников. А этой швабре Александре и ста тысяч хватит. Да, пожалуй, ей и того слишком много.

Но все же неужели это она, обычная девчонка из глубинки, стала наследницей огромного состояния? Нет, все же не верится. Так только в кино бывает.

В машине Ника так глубоко задумалась, что не заметила, как этот тип, ее фальшивый муж, положил руку ей на колено.

– Ну, теперь заживем мы с тобой, маленькая, как короли! – хохотнул он.

– На дорогу смотри, – холодно сказала она и спихнула его руку.

Отвернулась и не заметила, что он ожег ее злым взглядом.

В квартире, чтобы не разговаривать со свекровью, Ника поскорее проскочила в ванную. Она хотела проверить, нет ли в телефоне сообщений от Татьяны Самохиной. Потому что вопрос с фальшивым мужем оставался открытым. Тем более теперь, когда она стала богатой наследницей.

А что, если?..

Ника застыла на месте.

А что, если все это и было задумано для того, чтобы получить ее наследство? Тогда они должны были знать, что ее отец умер больше трех месяцев назад.

Но тогда они… они убили Сережу…

Господи, ну конечно! Он был бы с ней рядом, он бы берег ее и защитил…

Что делать?

Ника почувствовала, как накатывает паника. Захотелось упасть на старый кафельный пол и завыть. А потом биться головой о стену.

«Спокойно, – вспомнила она слова старого врача, – нужно взять себя в руки и рассуждать здраво. Теперь я уже не та растерянная тетеха, что приехала три дня назад. Теперь я – богатая женщина, имею деньги, и хоть и гласит пословица, что не в деньгах счастье, однако они все же значительно облегчают жизнь.

В конце концов я от этого типа избавлюсь. В крайнем случае найму адвоката и разведусь. Только сначала обязательно узнаю, что же они сделали с Сережей».

Она поплескала в лицо холодной водой.

Помогло, паника отступила.

Ника пустила воду сильнее и взяла телефон, чтобы позвонить Таньке. Что она себе думает? Раз в жизни о чем-то попросила… подруга называется…

Но телефон запел сам. Номер был незнакомый, и Ника ответила осторожно.

– Вероничка! – голос был незнакомый, хриплый и гнусавый. – Это я, Татьяна.

– Чего? – Ника от неожиданности сама охрипла. – Кто это? Вы вообще куда звоните?

– Да говорю же, это я, Танька, – загнусавили громче. – Ты мне вчера сообщение писала? Так вот, не могу я тебе фотки прислать, у меня телефон отняли.

– Как? – поразилась Ника. – Ограбили тебя?

– Вроде того, – хрюкнула Танька. – И побили еще. Вот, в больнице отдыхаю. Нос сломан, и сотрясение подозревают.

– Да ты что? – ахнула Ника, разом забыв о том, что хотела высказать Татьяне. – А как тебя угораздило-то?

– Да утром на работу пораньше шла, торопилась, какой-то козел пристал, хорошо, Андрюша Щербаков мимо шел, его спугнул. В больницу меня отвез, второй день здесь лежу. Прикинь, телефона нет, скукотища! Сейчас пришел навестить, с его телефона и звоню. Слушай, а зачем тебе фотки-то?

– Нужно, – вздохнула Ника, – очень нужно, просто до зарезу. У кого еще они могут быть?

– Ника, у тебя все в порядке? – Танька заволновалась, даже гнусавить стала меньше.

Тут Нике показалось, что ручка двери ванной чуть заметно шевельнулась.

– Я не могу по телефону. – Она понизила голос. – Слушай, я тут вспомнила, я же Валентине Павловне печатала фотографии, где мы все вместе, и отнесла ей перед отъездом. У нее должны быть! Но ты в больнице…

– Это ничего, я Андрюшу пошлю, он как раз тут. А где Пална живет, я знаю, мы же с тобой у нее были. Жди, в общем, сделаем!

– Спасибо. – Голос у Ники дрогнул. – Поправляйся.

Тут телефон пискнул – это пришла эсэмэска. На экране появилась жуткая рожа, в которой Ника с трудом узнала Таньку. Нос видом напоминал подгнившую картофелину, а цветом – перезрелый помидор, под глазами были синяки, как у очкового медведя. В правом углу рта шов. Да, здорово ее избили.

«Хороша?» – прочитала Ника сопроводительную надпись.

Да, что ни говори, а характер у Таньки замечательный, никогда не унывает. Но что же получается? Как только Нике понадобились фотографии, у Таньки отобрали телефон. Совпадение? Наверное, поскольку все происходит далеко, в другом городе. Но все же…

Ника вспомнила, что, когда проснулась, ее телефон лежал не под подушкой, а валялся рядом с кроватью на полу. Конечно, чтобы открыть его, нужен код, но есть такие умельцы…

Если она не может это сделать, совсем не значит, что другие не могут. И если она уверена, что фальшивый муж прочитал письмо насчет наследства, то отчего бы ему не читать эсэмэски в ее телефоне?

Да, но подослать кого-то ограбить Таньку Самохину… это слишком сложно. Но с другой стороны, тыщу раз они ходили тем переулком, никогда такого не было, да еще не ночью глубокой, а утром, когда все на работу бегут…

– Детка, ты как там? – Свекровь скреблась в дверь. – С тобой все в порядке? Тебе плохо?

– Иду уже!

Ника торопливо стерла Танькину фотографию, сохранила номер телефона Андрея Щербакова, только написала «Аня. Маникюр» и вышла из ванной.

Разумеется, в коридоре ее караулила свекровь.

– Верочка! – проговорила она приторно-сладким голосом. – Что-то ты такая бледная, прямо лица на тебе нет… ну да, что я, ведь ты про папу своего узнала… такой удар, такой удар! Нужно поесть, чайку сладкого выпить, это тебя взбодрит…

«Ага, взбодрит, – подумала Ника, – эта пройда снова чего-нибудь в чай добавит, чтобы я спала…»

Если она откажется, эти двое еще что-нибудь придумают. Проще согласиться.

Ника сделала самое приветливое выражение лица, и даже губы удалось сложить в улыбку.

– Спасибо, Лидия Сергеевна, вы так добры ко мне. Просто не знаю, что бы я без вас делала…

Хотела сказать, что свекровь ей просто как мать родная, но решила, что это будет перебор, даже этот тип, который выдает себя за ее мужа, и то не поверит. Он-то ума небольшого, а свекровь – хитрая бестия, это точно. Мягко стелет…

Стол был сервирован на кухне, хотя чашки были разномастные, салфетки свекровь положила самые дешевые, тонкие, а печенье не в вазочке, а в одноразовом пластмассовом корытце, как в магазине продается. И покрыт стол был самой дешевой клеенкой в цветочек, она была новая и противно пахла.

Ника поморщилась, не сумев удержать на лице приветливое выражение.

– Вы тут с сыном вместе жили? – спросила Ника.

– Нет-нет, у меня своя квартира, – заторопилась свекровь, – не волнуйся, я мешать не стану…

– О чем ты, мать? – Этот мерзкий тип противно заржал. – Думаешь, мы тут жить станем? Да у Ники теперь квартир чертова прорва! И дом загородный, и еще вилла где-нибудь там, в теплых краях, наверняка есть, а то и не одна! Эх, на море хочется, а то тут такая погода отвратительная, не люблю зиму!

Показалось Нике или нет, что свекровь предостерегающе мигнула глазами. Но самозванец ничего не понял. Или не заметил. Тупой он все-таки…

– Малыш, – обратился он к Нике, и ее слегка передернуло от этого обращения.

Вот нарочно они, что ли? Свекровь Верой зовет, а этот малышом. Сережа никогда ее так не называл.

А как он ее называл? Вероничкой, говорил, что имя Ника ей не подходит. Ника – это что-то воинственное, богиня победы, а она какая же победительница? Милая, славная, робкая даже, ее нужно оберегать и защищать…

Ника вздохнула, стараясь подавить всхлип. Где же ты, Сережа? Что они с тобой сделали?

– Детка, что с тобой? – тут же всполошилась свекровь. – Выпей чаю, тебе поможет!

– Да, малыш, – подскочил самозванец и поднес ей чашку к губам.

Ника дернулась, попыталась отшатнуться и задела чашку, так что она вылилась этому типу на рубашку.

– С ума сошла? – заорал он. – Горячий же!

– Сергей! – закричала свекровь. – Немедленно прекрати!

Она дернула его за руку, потому что он… Нике показалось, что он сейчас ее ударит. Свекровь вытолкала его из кухни, что-то при этом прошипев.

– Ты не сердись, – сказала она. – Это он от неожиданности. Мужчины, знаешь ли, такие несдержанные.

Ника хотела уйти, но там, в прихожей, был этот тип, она боялась с ним столкнуться. Внезапно пересохло в горле, она оглядела кухню в поисках воды.

– Пей мой чай, я не трогала. – Свекровь уже протягивала ей другую чашку.

Ника глотнула, и ей показалось, что вкус такой же, как в прошлый раз. Может, и правда это чабрец?

– У тебя день трудный был, – бормотала свекровь, – пойди приляг, я тут уберу…

Ника в самом деле чувствовала, что дико устала. Это от стресса. Нужно и правда отдохнуть и подумать в тишине.

В спальне она не стала зажигать свет, прилегла прямо на покрывало. И вдруг почувствовала, что в голове шумит, а в глаза как будто песка насыпали.

В прихожей послышались шаги, Ника накрылась с головой покрывалом и затихла. Скрипнула дверь.

– Детка, спишь? – тихо спросила свекровь.

Ника постаралась дышать ровно. Свекровь постояла над ней и ушла.

Как только дверь за ней закрылась, Ника вскочила с кровати и босиком осторожно прокралась в прихожую. Дверь на кухню была закрыта, оттуда доносились голоса.

– Неправильно себя ведешь! – говорила свекровь сердитым полушепотом. – Учила тебя, учила, все без толку! Ласково с ней нужно, спокойно. Навязываться не надо, спорить не надо, и уж кричать и ругаться – последнее дело!

– А чего она… кипятком…

– Господи! – Ника не увидела, но почувствовала, как свекровь подняла глаза к потолку. – За какие грехи ты мне этого сыночка послал? Ну никакого от него толку нету, все самой надо, все самой…

– Еще спрашиваешь… – усмехнулся самозванец. – Бог – не фраер, он все видит…

– Отстань ты! – послышался шум упавшего стула, и Ника испуганной ланью скакнула в спальню.

Голова закружилась, она с трудом доползла до кровати и рухнула на нее уже в полусне. Последней ее мыслью была та, что эта пройда-свекровь все-таки подсыпала что-то в чай. Чабрец, чабрец…

Хасана разбудили громкие голоса во дворе текии. Он поднялся, выглянул из окна кельи. Во дворе шейх текии Мехди-ходжа разговаривал с двумя арнаутами из городской стражи.

– У нас нет чужих! – говорил шейх спокойным, уверенным голосом, подобающим служителю Божьему. – Вечером я сам проверил ворота текии, они были заперты…

– Ночная стража видела, как какой-то человек скрылся в текии. Позволь нам осмотреть ее. Мы пришли сюда не по своему желанию, а по приказу Наиб-эфенди, начальника городской стражи, правой руки самого Азам-паши…

– В стенах этой текии мы служим господину куда более могущественному, – возражал шейх, свысока глядя на стражников.

– Какому еще? – неприязненно промолвил стражник.

Определенно, он был небольшого ума.

– Аллаху, милостивому и милосердному! – высокомерно ответил ему шейх.

– Выходит, вам, дервишам, есть что скрывать? – вступил в разговор второй арнаут.

Он смотрел на шейха исподлобья, оскалившись, как бездомный пес, глаза его были красными, как тебризская киноварь.

– Во имя Аллаха милостивого, милосердного, нам нечего скрывать!

Мехди-ходжа развел руки широким жестом, он едва сдержал раздражение, с трудом сохранив подобающее дервишу спокойствие, но Хасан заметил, как у него задвигались желваки и задергалась жилка возле глаза.

– Ладно, можете осмотреть текию, но не отвлекайте дервишей от работы и молитвы!

Арнауты бросились на поиски.

Едва перебранка во дворе затихла, возобновилось пение птиц в ветвях старого граната, как будто кто-то открыл окно в птичий мир или дверцу клетки.

Хасан из своей кельи следил за поисками. Арнауты обошли все кельи, заглянули и к Хасану, потом пошли в сад. Они заглядывали в каждую постройку, сняли даже крышку с колодца, подошли и к сараю, где хранились садовые инструменты. Хасану привиделся вдруг тот человек, которого он впустил ночью в текию. Он представил, как арнауты выводят его из сарая – связанного, избитого.

Он не мог больше оставаться в келье и вышел во двор.

Тут его встретил старший писец Анвер.

– Почему ты ходишь без дела? – набросился он на Хасана. – Разве ты не помнишь, что нам нужно закончить книгу для Азам-паши? Паша будет гневаться, если мы не успеем к сроку!

– Я уже нарисовал те миниатюры, которые вы мне поручили, во имя Аллаха, милостивого, милосердного!

– Нарисовал? Покажи мне!

Хасан краем глаза взглянул на садовый сарай. Арнауты вышли оттуда с разочарованным видом.

Хасан облегченно вздохнул и пошел обратно в свою келью. Старший писец, прежде чем последовать за ним, недовольно проговорил:

– Почему ты держишь эти миниатюры в келье, а не в общей рабочей комнате?

– Вчера в моей келье был более яркий свет, и я мог работать допоздна.

– В рабочей комнате тоже довольно света!

Старший писец замолчал, ожидая ответа.

– Вот эти миниатюры! – Хасан подошел, открыл шкатулку, в которой держал свои инструменты и законченные листы, достал оттуда свою работу. При этом под нижним листом он заметил край старого, пожелтевшего пергамента, и поспешно закрыл шкатулку, пока старший писец не задал ему опасный вопрос.

Анвер, к счастью, ничего не заметил. Он положил листы перед собой на низкий стол, осмотрел их, глаза его потеплели.

– Ты хорошо поработал, Хасан! Кажется, что это труд одного из великих старых мастеров!

Хасан и сам знал, что миниатюры ему удались. Узоры, выписанные голубой, как весеннее небо, лазурью и красной, как кровь, киноварью, сплетались, как ветви райского древа, на этих ветвях сидели сказочные птицы с прекрасными женскими лицами. Приглядевшись, можно было увидеть скрывающегося в глубине ветвей змея. Так порок прячется от света истинной веры в тени добродетели, так гнусная ложь прячется в тени правды…

– Прекрасная работа! – повторил старший писец. – Сейчас я велю Мустафе соединить твои листы с остальными, а потом ты отнесешь готовую книгу Азам-паше. Пусть он увидит тебя, пусть достойно наградит за работу!