Текст книги "Превратности любви"
Автор книги: Наталия Вронская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Как ни старалась Соня, но все же Павлу удалось застать ее в одиночестве. Ну невозможно ей было постоянно находиться на людях! Только Юлия, сославшись на головную боль, вышла из комнаты, как тут же появился Павел. Софья поднялась и направилась к двери.
– Софья Николаевна, Соня! – Павел подбежал к ней и схватил ее за руку.
– Пустите! – это было единственное слово, которое она могла и хотела сказать ему.
Она отвернулась от него, но он схватил ее за плечи и повернул к себе:
– Соня, Сонечка, дорогая… – Его губы сорвали поцелуй с ее губ, скользнули по щеке, по кудрям, по плечу, спрятанному под легким кисейным платком.
– Да что же вы… – шепнула она. – Оставьте меня… Оставьте! – воскликнула она.
– Нет. – Павел крепко держал ее в объятиях, прижимая к себе обеими руками. – Не пущу. Или ты не поняла еще, как я люблю тебя? Не поняла, что ты – единственная?
– Все ложь, все вздор, все неправда! Вы хотите обесчестить меня, и только! Я не понимаю, какую славу вам это принесет? – Соня едва не плакала. – Вы противны мне, я ненавижу вас!
– Но я люблю вас!
– Нет! Вы просто мучаете меня, и это доставляет вам удовольствие. Вы хотите сделать меня жертвой вашей похоти…
– Какие слова! – улыбнулся Павел. – О чем вы? Разве подобает невинной девушке употреблять столь сильные выражения? Да вы и знать-то их не должны! Мое чувство прекрасно и вполне невинно…
– Так отпустите же меня! Почему вы держите меня, если ваши чувства невинны? – спросила она.
– Потому, что я люблю…
– Что вы твердите одно и то же? Любите! Дайте мне уехать отсюда! Пожалейте свою жену! Вы должны ее любить, а не меня!
– Как вы пылки… – прошептал он. – Как страстно вы отвергаете меня… Тем слаще будет наше соединение, когда вы поймете, что моя любовь к вам истинна, и тогда вы сами полюбите меня. Да вы уже любите меня! Я чувствую это! Милая моя…
Павел наклонился и вдохнул аромат ее волос.
– Соня, Соня…
Девушка замерла в предчувствии нового нападения.
Ах, как она была хороша! И этот аромат, что источали ее плечи и волосы… Ее хотелось целовать и целовать не отрываясь!
– Дорогая…
Он поцеловал Соню, прижавшись губами к ее плечу, со всей страстью, на которую только был способен, Павел прильнул к ней, но почувствовал, как она всем своим существом воспротивилась его натиску. Как ее руки впились в его грудь, отталкивая его изо всех сил. Она отталкивала Павла локтями и даже умудрилась оцарапать его. Павел как обезумел! Протест только сильнее распалял его чувства. И как знать, чем бы все закончилось, если бы не страшный, визгливый оклик, что донесся с порога.
– Что это?! Что такое? Какая мерзость! – Это Юлия случайно вышла из своей комнаты, желая позвать сестру, и увидела всю непозволительную сцену собственными глазами. – Да как вы посмели!
Она бросилась в слезы, начала заламывать руки и кричать. У нее началась самая настоящая истерика. Павел тут же отпустил Софью, и вмиг помрачнев, бросился к жене.
– Ненавижу! Ненавижу! – кричала Юлия.
Соня не знала, что и делать. Как объясниться с сестрой?
– Но я не виновата… – только и пробормотала она.
– Как ты смеешь? Лгунья! – захлебываясь от злости, твердила Юлия. – Ты, как змея, втерлась в мою семью… Это зависть! Зависть, что не ты, а я вышла замуж! Ах! И Юлия кинулась к сестре, желая расцарапать ей лицо! Куда только делись ее воспитание, достоинство, томность, которыми она так гордилась?
Соня и не думала отбиваться. Любое наказание казалось ей справедливым, ибо она чувствовала себя виноватой. Допустить такую вольность в доме собственной сестры! Конечно, она не хотела скандала, но разве ее поведение, не стало причиной того, что Павел проявил к ней пылкие чувства? Одно ее присутствие в этом доме было преступной небрежностью! Как только она могла согласиться приехать сюда? Как маменька позволила ей? Она виновата перед сестрой, и ей необходимо бежать отсюда!
Но Павел перехватил Юлию, ухватив разъяренную супругу за талию.
– Стойте же, Юлия! – Он приподнял жену над полом и увлек из комнаты прочь.
Долго еще до Софьи доносились крики оскорбленной сестры. В ужасе Соня, едва понимая, что делает, побежала к себе в комнату. Там ее ждала испуганная горничная, которая, слыша крики и рыдания Юлии, теперь мелко крестилась перед образом.
– Срочно… Срочно… – шепнула перепуганная Соня. – Переодеваться…
Она сорвала с себя порванный платок, сдернула свое просторное и удобное платье и вытащила на свет Божий другое – камлотовое, подходящее для прогулок и дальней дороги. Быстро переодевшись и собрав с помощью горничной кое-какие вещи, Софья готова была бежать из дома, где случилось с ней столько неприятностей. До сих пор она, ошарашенная и испуганная произошедшим, не могла прийти в себя. Павел напугал ее. Никак не могла она себе даже вообразить, что мужчина, испытывавший страсть или «любовь», как уверял он ее, может быть таким грубым, лишенным напрочь всякого рассудка. Она была поражена. Любовь! Да зачем она нужна, такая страшная, безжалостная и жестокая, не щадящая ее женскую слабость. Никогда в жизни не посмотрит она ни на одного мужчину с любовью. Раньше ей грезилось и мечталось, что рано или поздно то чувство, о котором так часто и с упоением говорят, посетит ее. Но теперь… теперь ей хотелось бы, чтобы ни один человек не смел объясниться ей в любви. Объятия, поцелуи… Какой кошмар, какое потрясение… Как все это не похоже на поэтические строки новомодных романов, как далеко от идеалов! И если в жизни все так… Никогда!
– Никогда! – воскликнула Софья. – Скорее!..
Она велела горничной взять то немногое, что они собрали, и обе девушки кинулись к черному ходу.
Соня задумала отправиться к Максимовым, которые, как она знала, собирались уезжать в Петербург на этих днях, и хотела придумать любой предлог, только чтобы они взяли ее с собой! В их путешествии она со своей горничной не могли стать обузой. Максимовы хорошо к ней относились, Вера считала ее чуть ли не своей подругой, и Соня готова была на что угодно, только бы вырваться из этой клетки, в которую она невольно оказалась заключена!
Все вышло более чем удачно. Ни Максимовы, ни Вера не удивились ее просьбе. Более того, они почли за честь сопроводить ее в Петербург, не желая даже слушать никаких объяснений. А поскольку все у них уже было готово и они собирались ехать в тот же день, то вскоре карета тронулась, и Соня, счастливая тем, что все так легко разрешилось с ее отъездом, уже через час почувствовала себя в относительной безопасности.
Действительно, никто, ни Павел, ни Юлия и помыслить не могли, что Соня уедет одна. И никак они не могли догадаться, кто ей в этом поможет. Из прислуги никто не знал о бегстве девушки, а ее горничная была с ней.
В Петербург дорога казалась короче. Максимовы без нужды нигде подолгу не останавливались и ввечеру третьего дня Соню доставили к родному дому. Мать, увидев дочь, была изумлена и шокирована. На скорый приезд Сони она никак не рассчитывала и ожидала теперь, что дочь смешает все ее планы.
– Итак, смею ли я спросить, как вы оказались здесь? – начала Любовь Матвеевна. – И как, помилуй Бог, вы одна приехали в такую даль из имения сестры? Где князь? Где княгиня?
– Князь и княгиня остались в деревне, – сухо ответила Соня, желая скорейшего отдыха после дороги.
– Как же они отпустили вас? Кто эти люди, с которыми я вас видела?
– Это господа Максимовы, помещики, соседи моей сестры и ее мужа. Они оказали мне любезность и доставили сюда.
– В их доме есть ваша ровесница? Иначе где же приличие…
– Да, у них есть дочь Вера, чуть младше меня. К тому же госпожа Максимова исключительно добрая и отзывчивая женщина…
– Я надеюсь, они представятся мне. Я хочу все знать! – строго заявила маменька.
– Конечно, они почтут это за честь, – безропотно отвечала дочь.
– Все же мне хотелось бы знать, что явилось причиной вашего столь неожиданного приезда? И как, в сущности, князь позволил вам добираться до столицы таким образом?
– Маменька! Позвольте мне пока ничего не говорить! Я так устала… – воскликнула измученная Софья.
– Ну хорошо! – Любовь Матвеевна сменила гнев на милость. – Я теперь ухожу, так что на мое общество не рассчитывай. Завтра ты мне все расскажешь!
Соня вздохнула и отправилась к себе в комнату. Там она, наконец, обрела покой. Потом, завтра, она непременно найдет возможность все объяснить. Только что сказать маменьке? И как?.. Но Соня напрасно переживала и подбирала слова для будущего разговора. Лишь только Пронские поняли, что Софья убежала, они тотчас послали нарочного в столицу. И утром следующего за приездом дочери дня Любовь Матвеевна уже читала письмо от Юлии, в котором та, сдерживаясь только оттого, что за ее плечом, когда она писала, стоял муж сообщила:
«Милая maman, я думаю, что Софи добралась нормально. Меж нами вышло некоторое недоразумение, и я не желаю более, чтобы сестра гостила у меня. Проще сказать, она влюблена в моего мужа (а именно так Павел объяснил „недоразумение“, как он выразился), и ее пребывание у нас более невозможно…»Далее следовало еще много чего в довольно странном и нервном духе.
Любовь Матвеевна была поражена полученным письмом. Две ее дочери повели себя столь недостойно, что невозможно было тут что-либо добавить. Загорская имела неприятный разговор с Софьей и даже несколько дней не разговаривала с ней вовсе и никуда ее не вывозила. Юлии же она отписала в довольно гневном духе, но что именно – никто так и не узнал. Содержания письма Любовь Матвеевна никому не передала, а Юлия, прочитав его, тут же сожгла, настолько оно было гневно и полно упреков.
Софья, находясь дома, только и делала, что вспоминала случившееся. Она считала себя виноватой, а после разговора с маменькой стала винить себя еще больше. Она даже сгоряча подумала уйти в монастырь, но потом все же решила немного подождать. Ее зять и сестра могли вообразить, что она делает это с горя, из-за разлуки «с предметом страсти». С них бы сталось так подумать, а такого унижения Соне не хотелось испытать. Размолвка с маменькой также была тяжела для девушки. Любовь Матвеевна, впрочем, всегда держалась от дочерей на расстоянии, придерживаясь старинного закона, по которому растили и воспитывали ее саму. Неоднократно она говаривала, что раньше, не в пример нынешнему поколению, более почтения было у детей к родителям. И оттого, что к маменьке и папеньке ходили лишь утром здороваться, а вечером таким же манером – прощаться, да с благоговейным трепетом выслушивали родительские наставления, отчего и детям было хорошо, и родителям покойно. Все рассуждения старших принимались с полной покорностью и пониманием. Более того, в их семействе, как поминала Любовь Матвеевна, детей было пятеро и старшим всегда оказывалось почтение меньшими детьми и даже к завтраку старшим подавали чай с белою булкою, а младшим подавали ржаной хлеб с водою. А теперь вот этакая смута в умах и в поведении, от отсутствия уважения и повиновения старшим, оттого, что все желают равняться. И все эта революция, разнесшая заразу по всей Европе! И в доме у Загорских нынче смута от этого же! Какой позор! И таким вот образом не близкие отношения матери и дочери совсем разладились. Любовь Матвеевна теперь почитала Софью совершеннейшей обузой в своем доме. Соня же не чаяла, как своей волей жить да подале от матушки и сестрицы.
Однако спустя недели две, когда уж начался сезон в Петербурге, долее держать дочь дома Загорская уже не посмела. Это могли бы счесть подозрительным, и неизвестно, какие бы слухи пустили о ней и о Софье. И вот в один из дней мать и дочь выехали на гулянье. И именно этот день сделался для Софьи поистине судьбоносным.
Коляска с дамами спокойно катила по парку, как вдруг Любовь Матвеевна вздрогнула и с живостью обернулась на проехавший мимо экипаж. Из этого экипажа так же выглянула некая особа, ехавшая в компании с довольно некрасивой и смуглой девицей, и обе дамы приветливо поздоровались, не стесняясь того расстояния, что разделяло их. Тут же Любовь Матвеевна велела остановить экипаж, другая коляска тоже остановилась. Дамы расцеловались, расспрашивая друг друга сразу обо всем, а девицы, с учтивостью раскланявшись, заняли место каждая подле своей матушки.
– Дорогая Мария! – Любовь Матвеевна расчувствовалась не на шутку. – Милая Мария!
– Любанька! – Вторая дама схватила Загорскую в объятия, и глаза ее заблестели от слез.
Девицы с удивлением поглядывали на разыгравшуюся сцену и друг на друга. Наконец, выразив свою радость, дамы обратились к ним, чтобы представить друг другу.
Баронесса Мария Петровна фон Закк, нежнейшая подруга юности Любови Матвеевны, урожденная графиня Бернуцци ди Тьеполо с удовольствием приветствовала Софью, осыпая ее различными комплиментами, и тут же отрекомендовала свою племянницу, графиню Фабиану ди Тьеполо, несколько перезревшую девицу, гостившую вот уже несколько месяцев у своей тетки в Петербурге.
Скажем же несколько слов об этих новых знакомых. Мария Петровна, как стало уже ясно, по происхождению была итальянка. В юном возрасте родители, поступившие на русскую службу, привезли ее в Петербург. Отец Марии, Пьетро Бернуцци, был большим мастером, прекрасным зодчим и так умел угодить императрице Екатерине, что та даровала ему графский титул, присоединив к его фамилии название того места, где он появился на свет. Мария, единственная дочь его, была милостью императрицы определена в Смольный институт благородных девиц, где и встретила Любу Афанасьеву, дочь мелкопоместного дворянина, сумевшего выхлопотать для дочери место в институте. Барышни познакомились и сделались ближайшими подругами. Милая и добрая по характеру Мария никогда ни с кем не вступала ни в какие ссоры. Люба, остро чувствовавшая свое низкое положение, ценила ее добрый и спокойный нрав, позволявший все время находиться с подругой в мире. К тому же Мария, хотя и графиня, но всего-навсего дочь простого архитектора, не позволяла Любе чувствовать себя ниже ее по званию. Так они дружили все семь лет, которые провели в институте, и после окончания учебы некоторое время еще сохраняли дружеские отношения и даже переписку. Но вскоре Мария вышла замуж за барона фон Закк, приближенного к императорскому двору человека, состоявшего на дипломатической службе, и уехала в Европу. Люба стала женой господина Загорского, человека обеспеченного, в чине тайного советника и бывшего уже в летах, но не вхожего в аристократический круг. Так пути смолянок разошлись, и, казалось, никогда им не быть более подругами. Мария с супругом не вернулась из Европы даже тогда, когда Наполеон пошел войной на Россию. И только год назад, когда супруг ее испросил отставки, прибыли они в Петербург. У баронской четы было два сына, которых следовало поддержать при начале карьеры. К тому же, живя в Италии, на родине, Мария встретила семью брата своего отца, то есть своего дяди. Родители Марии к тому моменту скончались и ей особенно отрадно было повстречать близких.
У Марии Петровны было немного родственников: дядя и племянница Фабиана, дядина внучка. Странно, но судьба выкинула с Луиджи Бернуцци ту же самую шутку, что и с его братом Пьетро. Разбогатев на поставках армии, Луиджи сумел приобрести расположение самого Бонапарта. От него же, в 1811 году, младший Бернуцци получил и графский титул, велев также титуловаться по месту рождения, ди Тьеполо, как его брату Пьетро велено было в России. Таким вот образом Мария повстречала молодую Фабиану также графиней, да еще с большим состоянием. Дядя Луиджи с радостью доверил судьбу молодой девушки баронессе, а сам довольно скоро умер.
Фабиана, которой при знакомстве с теткой было уже 27 лет, была особой довольно самостоятельной. Она не выходила замуж, ибо почитала, что при ее внешности (а она была действительно совсем некрасива) женихи польстятся лишь на ее деньги. А она была по-настоящему богата, владела землями и домами.
Впрочем, внешность Фабианы была не так ужасна, как той представлялось. Баронесса отмечала это и пыталась убедить племянницу оставить свои сомнения, но та была тверда.
Сочетание смуглого цвета лица с неправильными чертами и черными как смоль волосами производили малопривлекательное впечатление, но глаза ее, полные души и огня, живая разумная речь – все это не могло не привлекать к себе благосклонного внимания.
Баронессе удалось вывести Фабиану в Россию, и, благодаря связям барона, собственным знакомствам, живому и легкому характеру Фабианы, сделать племянницу фрейлиной при одной из Великих княгинь.
Затем с молодой девушкой произошла история, достойная отдельного рассказа, и тут мы не можем не упомянуть о ней, ибо без этого нельзя будет объяснить последующих событий. В новую фрейлину влюбились. Да-да, несмотря на ее лицо, чуждое канонам классической красоты! И влюбился в нее сорокалетний князь Голицын. И готов был сделать предложение Фабиане, не раздумывая, но, увы, князь был женат. Жену свою он не любил, те же чувства к мужу испытывала и княгиня, но развода супругу она давать не желала, памятуя случай, когда лет десять тому назад муж отказал ей в подобной просьбе. Такая месть ранила князя Голицына в самое сердце. Что только он ни предпринимал, чтобы добиться развода, но… Единственное, в чем несчастный князь был уверен, так это в том, что молодая итальянка скорее всего не выйдет замуж в ближайшее время. Он откровенно объяснился с изумленной Фабианой, вырвал у нее обещание, что она будет ждать благополучного разрешения вопроса и… И Фабиана обещала, удивляясь и недоумевая, думая между тем, что в таком случае замужество ей не грозит.
История эта стала достоянием всего петербургского света. Жизнь у Фабианы сделалась почти невыносимая, ибо она поневоле оказалась в весьма смешном положении. Девушка, обладая твердым характером и независимым состоянием, решилась уехать. Она испросила разрешения у императора и получила его. Со дня на день графиня должна была уехать в Европу, причем без баронессы, так как та не желала оставить своего мужа в одиночестве. Но ехать одной? Непременно надо было сыскать спутницу. Однако это было не таким простым делом…
Итак, две старые подруги встретились, расцеловались, обнялись и баронесса тут же пригласила Загорскую к себе на вечер. Все раскланялись и, предвкушая скорое приятное свидание, расстались.
Вечером графиня Фабиана сидела подле Софьи Николаевны и вела с ней дружескую беседу. Милое, располагающее лицо Софьи, ее хорошие манеры и отсутствие всякого светского кокетства расположили к ней сердце тридцатилетней Фабианы. Хотя разница в возрасте у девиц составляла восемь лет и графиня опасалась, что встретит в Софье обычную, ограниченную собеседницу, но в беседе обе пришли к выводу, что могли бы довольно быстро сдружиться, ибо главное, чему и Софья, и Фабиана отдавали безусловное предпочтение, был здравый смысл. Они с удовольствием припомнили прочитанные книги, сравнили светские впечатления, свои пристрастия и вкусы. Признали, что из современных литераторов предпочтение отдают господину Карамзину, а из прошлых обе ценят господина Сумарокова, процитировали каждая по нескольку любимых строк и, наконец, завели отвлеченную беседу о вечере.
– Как вам наше общество? Как наш свет? Тетушка каждую неделю собирает у себя по четвергам… – спросила Фабиана.
– Боюсь обидеть вас ответом, но все же скажу, – посмотрев на нее, ответила Софья. – Здесь скучно.
Фабиана рассмеялась:
– Берегитесь! Свет вам этого не простит!
– Я не боюсь, – спокойно ответила Софья. – Я не ищу тут ни одобрения, ни поощрения, ни счастья…
– Вот как? Полагаете, что счастья тут вовсе нет?
– Именно так. Счастье довольно далеко отсюда.
– Где же? – Фабиану очень заинтересовал этот разговор.
Она и сама думала то же, что и ее собеседница. И ей хотелось знать, что же решила для себя Соня.
– Не могу сказать точно, – продолжала Софья. – Но только не здесь.
– Вы на редкость категорично судите, дорогая Софья Николаевна. Здесь, в свете, этого не одобрят.
– Что ж… Придется бежать отсюда, – улыбнулась Софья. – Я живу здесь с неохотой, а бежала бы отсюда с радостью.
Фабиана помолчала.
– Отчего у вас нет жениха? – спросила она внезапно. – Тетушка говорила, что вас, как это… – она помолчала, подбирая нужное слов, – сватали?
Фабиана довольно хорошо говорила по-русски, и, хотя при дворе и в доме баронессы предпочитали французскую речь, всегда, когда только это было возможно, она переходила на русский язык.
Софья улыбнулась:
– Нет, сватовства не было. Да я этого и не желала…
– Отчего?
– Оттого, что… Но, впрочем, не будем об этом, – прервала свой ответ Соня.
– Как пожелаете…
Некоторое время обе они опять молчали, а потом Соня, вздохнув, сказала:
– Как бы все же я хотела уехать отсюда! Я немного даже завидую вам. – Она посмотрела на Фабиану. – Вы, говорила матушка, скоро отправитесь за границу…
– Вы бы хотели уехать? Так нет ничего проще! – воскликнула Фабиана. – Я ищу спутницу в путешествии по Италии, на мою родину. Баронесса не хочет оставлять мужа, и я ее понимаю, но все же я намерена ехать, и как можно скорее! Если вы хотите, то все легко устроится, поедем вместе.
Соня с изумлением посмотрела на Фабиану и ответила:
– Если это только возможно, то я согласна. Конечно, согласна! Но как я могу быть вашей спутницей? Две незамужние девушки…
– Оставьте! Это не повод для отказа! Я обладаю достаточным состоянием и нахожусь в том возрасте, когда уже могу считать себя вполне самостоятельной. Я распоряжаюсь сама и деньгами, и поступками. Если вы действительно желаете уехать, то принимайте мое предложение. Впрочем, быть может, вас смущает вопрос денег? Если вы будете моей спутницей и подругой, кроме дружбы, я еще обязана предложить вам вознаграждение.
– Нет, в деньгах у меня нужды нет. Более того, я обладаю собственным состоянием, хотя и небольшим, унаследованным мной от бабушки, – ответила Софья. – Мы можем быть совершенно в равном положении. Но я бы попросила вас…
– Так вы согласны? Решительно согласны? Мне хлопотать о вашем паспорте? – воскликнула Фабиана.
– Да!
– А ваша просьба? Простите, я от радости перебила вас!
– Моя просьба такова: мне надобно, чтобы вы всем говорили, что я только ваша компаньонка [7]7
Компаньонка – до революции в дворянских семьях: женщина, живущая при хозяйке для ее развлечения, сопровождения на прогулках, в поездках. (Прим. ред.)
[Закрыть]и что вы платите мне жалованье. И ни слова о моей самостоятельности.
– Предчувствую, что вас будут жалеть, – усмехнулась Фабиана.
– Пускай! Лишь бы оставили в покое.
– Что ж, решено. Завтра же я похлопочу о вас, мне только понадобится прошение ваше к государю. Но что скажет ваша маменька?
