Текст книги "Инквизиция: Гении и злодеи"

Автор книги: Наталия Будур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

В одном монастыре все монахи были брошены в кипящее масло. Один мавр, связанный дружбой с христианином, сумел доказать ему свою дружбу только тем, что пронзил его собственноручно шпагою со словами: «Прими смерть от меня, друг, лучше тебе быть убитым мною, чем кем-нибудь другим»… Истязания доходили до особой изуверской жестокости: жену насиловали на глазах мужа, дочь – на глазах матери, причем бесчестье не спасало от убийства. Три тысячи христиан погибло таким образом.

Подавление восстания было возложено на маркиза Мандехара, генерал-губернатора Андалусии. Это был искусный человек, и что было особенно редко в то время, человек гуманный; если бы он был хозяином положения, то восстание было бы скоро и успешно подавлено. Но человечность этого генерала возбудила негодование инквизиторов и советников Филиппа II.

Маркиз Мандехар не допускал грабежей, насилия над пленными женщинами и избиения детей и стариков; деятельность его подверглась серьезной критике. Было решено, что всякий пленный мавр, будь то мужчина или женщина, как повстанец, обращается в рабство. Поэтому все пленные были проданы с публичных торгов.

Пленные женщины, отданные Мандехаром на поруки в свои семьи, были потребованы обратно и выданы, с честностью, особенно, по мнению современников, бросавшейся в глаза по сравнению с вероломством, неизменно сопровождавшим отношения христиан с неверными. Мавры поклялись, что выдадут женщин, отданных на поруки, и сдержали эту клятву. Все женщины были проданы в рабство вместе с остальною массою пленников.

Жалобы на гуманные действия Мандехары приняли такие размеры, что он решил заткнуть рот тем, кто обвинял его в излишнем милосердии. Осадив какое-то укрепленное место, он приказал уничтожить все население этого пункта. Старики, женщины, дети – все были избиты. Но этого оказалось мало, и ему назначили «помощника» – маркиза Лос-Велеса, человек жестокого и хладнокровного, прозванного маврами «Дьяволом с железной головой».

С этого времени все сражения превращаются в ужасающие бойни, и восстание мавров было подавлено.

Еще во время войны королем и инквизицией было принято решение об изгнании морисков с их родных земель, и в 1579-м году 20 000 жителей долин Альпухарры были высланы в Кастилию. Не менее пятой части изгнанников умерло в пути от болезней и голода.

Инквизиции свирепствовала, приняв самые жестокие меры по истреблению морисков в 1580–1610-х годах. Но и этого было мало – мавры должны были быть изгнаны с земель Испании.

И в 1609 году король Филипп III подписывает указ, по которому мавры должны были покинуть Испанию в течение 6 лет. Всего за эти годы страну покинули около 275 000 человек.

Деятельность инквизиции в Испании достигла небывалого в других странах Европы размаха, прежде всего потому, что только в Испании инквизиция подчинялась королевской власти – благодаря стараниям Королей-Католиков. Жертвами «слуг церкви» стали миллионы людей, среди которых были и еретики, и свободомыслящие деятели науки.

Инквизиция во времена Возрождения

Особенно тяжело пришлось инквизиции во времена Возрождения, или Ренессанса, ибо сама культура Ренессанса разрушает единоличное владычество церкви над умами людей. Культура Возрождения учит человека верить в свои силы и обращаться к исследованию природы. Именно к эпохе Ренессанса относятся важнейшие открытия во всех областях науки.

Ренессанс – собственно «возрождение» – зарождается в XIV веке в Италии, а в других европейских странах – в конце века пятнадцатого.

В Испании формирование культуры Возрождения совпало по времени с падением Гранады и открытием Америки Христофором Колумбом, подъемом экономики страны и завоеванием вновь открытых территорий. Эти важные события подготовили и расцвет новой культуры в стране.

Но это не только время развития Ренессанса в Испании. Это еще и тяжелейшие времена преследования инквизицией инакомыслящих, что не могло не наложить отпечатка и на всю испанскую культуру.

Инквизиция старательно борется с малейшими проявлениями религиозного инакомыслия, в прямом смысле слова выжигая огнем появившейся в Испании протестантизм.

Протестантизм появился впервые в Испании в 1550 г. В 1570 году от него там не осталось и следа.

Первые зачатки протестантизма были занесены в Испанию Карлом V, который был не только королем Испании, но и германским императором. В рядах войска Карла V служило немало лютеран, которые не могли не рассказывать о своей вере братьям по оружию. Много дворян последовало за императором из Испании в Германию; там они услышали проповеди протестантских пасторов. Словом, новые знания так или иначе попадали в Испанию.

Кроме того, в страну стали приходить миссионеры и проповедовать протестантизм. Во многим городах даже появились общины людей, принявших новую веру. Ересь распространялась с поразительным успехом. Во многих провинциях – Леон, Старая Кастилия, Логроно, Наварра, Арагония, Мурсия, Гранада, Валенсия – вскоре нее было уже почти ни одной знатной фамилии, среди которой не оказалось бы членов, тайно принявших протестантство. Никогда еще испанский католицизм не был в такой опасности.

И инквизиция стала действовать – по всей стране заполыхали костры, на которых сжигали людей только потому, что они посмели принять другую – хоть и христианскую – веру.

В 1557 году инквизиторам удалось арестовать бедного крестьянина из Севильи по имени Джулианило, что значит «Юлиан маленький». Юлиан действительно был очень мал ростом. «Маленький – да удаленький», ибо в бочках с двойным дном, наполненных французским вином, он несколько лет успешно провозил Библии и другие лютеранские богословские книги на испанском языке. Джулианило был выдан кузнецом, которому он дал Новый Завет. Может быть, ему и удалось бы спасти свою жизнь, если бы он выдал своих сообщников и единоверцев, но он был непоколебим.

Тогда между узником и его судьями началась борьба, не имеющая себе равных в анналах инквизиции. Сведения об этом мы находим в книгах историков того времени. В течение трех лет к несчастному тщетно применялись самые утонченные пытки. Обвиняемому едва давалось время передохнуть между двумя истязаниями. Но Джулианило не сдавался и в ответ на бессильною яростью инквизиторов, которым так и не удавалось вырвать у него признаний, распевал хулительные песни о католичестве. Когда его после пытки, обессиленного и окровавленного, несли в камеру, то в коридорах тюрьмы он с торжеством пел народную песню:

 
Побеждена монахов клика злая!
Изгнанию подлежит вся волчья стая!
 

Инквизиторы были столь напуганы мужеством маленького протестанта, что на аутодафе его, совершенно искалеченного пытками, несли с завязанным ртом. Но Джулиано и тут не унывал и ободрял сочувствующих ему жестами и взглядом. У костра же он встал на колени и поцеловать землю, на которой ему суждено было соединиться с Господом.

Когда же его привязали к столбу, то сняли повязку со рта, чтобы дать ему возможность отречься от своей веры, но он воспользовался этим именно для того, чтобы громко исповедовать свою религию. Вскоре костер запылал, но твердость мученика не оставила его ни на минуту, так что стражники пришли в ярость, видя, как человек крошечного роста бросает вызов Великой инквизиции и закололи его копьями, избавив его тем самым от последнего мучения.

Тем временем папа Павел IV и король Филипп II разжигали остывшее было рвение инквизиторов. В папской булле от 1558 года предписывалось преследовать еретиков, «кто бы они не были, герцоги, князья, короли или императоры». Королевским эдиктом от того же года приговаривались к сожжению на костре все, кто будет продавать, покупать или читать запрещенные книги.

Даже сам Карл V, уже ушедший в монастырь, накануне смерти нашел в себе силы прервать молчание с тем, чтобы рекомендовать бдительность и требовать применения самых крутых мер. Он угрожал встать из своей добровольной преждевременной могилы, чтобы лично принять участие в борьбе со злом.

Инквизиции вняла призывам своих руководителей и был назначен день истребления протестантов, но до последней минуты план держался в тайне. В один и тот же день, в Севилье, в Вальядолиде и в других городах Испании, в которые проникла ересь, все заподозренные в лютеранстве были захвачены. В одной Севилье восемьсот человек было арестовано в один день. Помещений в тюрьмах не хватило, арестованных пришлось помещать в монастырях и даже в частных домах. Многие оставшиеся на свободе пожелали сами предаться в руки трибунала, чтобы заслужить снисхождение. Ибо было понятно, что инквизиция в очередной раз одержала победу.

Подобная же кровавая расправа с гугенотами-протестантами был учинена католиками несколько лет спустя во Франции в Париже с ночь на 24 августа 1572 года, когда отмечался праздник святого Варфоломея. По имени этого святого истребление гугенотов получило название Варфоломеевской ночи. Организаторами Варфоломеевской ночи стали королева-мать Екатерина Медичи и руководители католической партии Гизы. Они хотели уничтожить главарей протестантов и использовали для этого удобный предлог – свадьбу лидера протестантов Генриха Наваррского, на которую съехались многие его сподвижники. В ту ночь было убито около 30 000 человек!

Но вернемся в Испанию. В период с 1560 по 1570 год было устроено минимум по одному аутодафе ежегодно в каждой из двенадцати провинций Испании, находившихся в ведении инквизиции, т. е., всего не менее ста двадцати аутодафе исключительно для протестантов. Таким образом Испания избавилась от тлетворной ереси Лютера.

Однако, хотя протестантизм и был выжжен каленым железом, в XVI веке появилась оппозиция католицизму – прежде всего, движение так называемых «иллюминатов» – «просвещенных». Они искренне считали себя истинными католиками, но стремились утвердить приоритет личности в познании Бога. Официальной католической Церкви, которая отрицала малейшее значение личности в истории и религии, новая доктрина не понравилась – и в 1524 году большинство «иллюминатов» было сожжено на костре.

Гораздо большее распространение в Испании получили идеи Эразма Роттердамского, выдающегося деятеля Северного Возрождения, гуманиста, мыслителя и писателя. Будучи католиком, он осуждал алчность, распущенность и необразованность большинства католических священников и требовал возвращения к простоте ранней христианской Церкви – то есть требовал отказа от пышного культа, богатого украшения церквей, призвал к истинно добродетельной жизни, основанной на идеалах милосердия и сострадания. Но почти всех последователей Эразма в Испании ждал костер.

Произведения самого Эразма были в Испании под строгим запретом. Книги и Эразма, и других великих писателей подвергались строгой цензуре инквизиции. Даже знаменитого испанского драматурга Лопе де Вегу (1562–1635) «ревнители веры» не оставляли без внимания, и его пьесы не раз подвергались кройке инквизиторскими ножницами, а иногда и вообще снимались с подмостков театров.

Контроль осуществлялся католической Церковью почти во всех областях искусства – в том числе и в живописи. Церковь была основным заказчиком произведений искусства. И одновременно ею же вводились запреты на некоторые сюжеты и тема. Так, было запрещено изображение обнаженного человеческого тела – кроме изображения Иисуса Христа на кресте и херувимов. От преследования инквизиции не спасал и талант – так, когда великий художник Веласкес изобразил обнаженную Венеру, его спас от «ревнителей веры» лишь сам король Испании, который ценил Веласкеса как прекрасного портретиста. А вот у не менее великого и известного Франциско Гойя не оказалось столь могущественного покровителя – ему после написания картины «Нагая маха», которая сейчас известна каждого образованному человеку, пришлось отправиться в эмиграцию во Францию. Только так Гойе удалось избежать гнева инквизиции. И случилось это – подумать только! – не в темное и мрачное Средневековье, а в 1812 году!

Да-да, инквизиция в Испании свирепствовала еще и в XIX веке, продолжая истреблять людей. На протяжении многих веков она господствовала в Испании, осуществляя свое правление по единой схеме «донос – следствие – пытки – тюрьма – приговор – аутодафе». Сменялись века, начинались и заканчивались войны, открывались новые земли, писались книги и картины, люди рождались и умирали, а инквизиция все правила свой кровавый бал католической веры.

Общий итог жертв инквизиции в Испании за период времени с 1481 по 1826 год составляет около 350 000 человек, не считая тех, кто был приговорен к тюремному заключению, к каторжным работам и к изгнанию.

Но в последние 60 лет своего существования инквизиция осуществляла преимущественно цензуру, так что Гойю вряд ли отправили бы на костер, хотя, как и многим другим деятелям культуры того времени ему грозила кратковременная ссылка в католический монастырь, высылка из крупных городов в провинцию или многодневное церковное покаяние.

Агония инквизиции

Смерть пришла к инквизиции во многом благодаря Наполеону, который в 1808 году в результате интриг и военных действий добился воцарения в Испании своего брата Жозефа. На стороне Наполеона оказались не только чиновники, аристократия и духовенство, недовольное гнетом инквизиции, но и многие деятели испанской культуры, которые преклонялись перед французской литературой и искусством Просвещения.

4 декабря 1808 года через несколько месяцев после прибытия в Мадрид новый испанский король опубликовал указ об упразднении инквизиции, конфискации ее имущества и уничтожении архивов. В 1809 году роскошный мадридский дворец инквизиции был взят штурмом и разграблен отрядом польских уланов, служивших во французских войсках. Тем не менее дальше этого захвата дело не пошло – в провинциях Испании сражались патриоты, которые боролись за освобождение своей Родины от французских оккупантов под знаменами «святой религии». Поэтому когда в освобожденную от французов страну в 1814 году вернулся король Испании Фердинанд VII, его немедленно прозвали «Желанным». Но желанным монарх оказался злобным и не очень умным. В том же году он отменил принятые ранее законы и конституцию 1812 года недействительными и восстановил инквизицию.

Но вновь обретшая власть инквизиция не могла уже вернуть утраченных позиций – слишком сильным оказался нанесенный ей удар.

В первый день 1820 года испанский офицер Рафаэль дель Риего поднял восстание экспедиционного корпуса, который отправлялся для подавления национально-освободительного движения в испанских колониях. Через несколько месяцев он во главе восставших был уже в Мадриде. Король испугался и восстановил конституцию, а инквизицию отменил.

Революция победила, и ее руководители оставались у власти на протяжении трех лет. Но в 1823 году по решению Священного союза, созданного за несколько лет до этого главами России, Франции и Австрии, в Испанию вступили французские оккупационные войска и победили революцию. Риего был повешен, инквизиция восстановлена, на престол воссел в очередной раз Фердинанд.

Инквизиция, которую то упраздняли, то вновь учреждали, стала действовать в Испании намного осторожнее, но в 1826 году «не сдержалась» и потребовала крови очередной своей жертвы. Ею стал Каетано Риполь. В молодости он был священником, но после вступления в страну войска Наполеона, отказался сана и стал сражаться против оккупантов. Он попал в плен, был этапирован во Францию, где повел долгие годы. Именно в плену он и увлекся просветительскими идеями французского писателя и философа Жан-Жака Руссо.

После возвращения в Испанию Риполь начал работать учителем, используя в своей работе новые методы воспитания детей, которых прочитал в книгу Ж.-Ж. Руссо «Эмиль, или О воспитании». В частности, он проповедовал скептическое отношение к догмам католицизма.

Этого инквизиция стерпеть не могла, и в 1824 году Риполь был арестован, осужден как «упорствующий еретик» и передан светским властям, что когда-то означало смерть на костре. Однако в XIX веке подобное варварство было уже немыслимым, и Риполя повесили, а затем мертвого вместо гроба положили в мусорный ящик с нарисованным на нем языками пламени и так похоронили за пределами церковной ограды.

В мире подобное изуверство немедленно вызвало гневный отклик. О судьбе Риполя написали все газеты Европы.

Инквизиция сама подписала себе приговор. Даже король Фердинанд понял, что свершилось непоправимое – и отрекся от причастности к суду инквизиции, а затем приостановил деятельность этой организации.

Однако полностью инквизиция была упразднена лишь в 1834 году – уже после смерти короля – его молодой вдовой Марией-Кристиной.

Но конец европейской инквизиции пришел еще позднее – уже в XX веке, когда в 1908 году была упразднена «Римская и всеобщая инквизиция». Однако и тогда эта необыкновенно живучая – как некая мифическая гидра – организация вновь перевоплотилась в «Священную конгрегацию Святой канцелярии», которая по-прежнему оставалась верховным церковным судом и боролась со всякими проявлениями ереси. Вплоть до 1965 года – подумать только! – «Священная конгрегация» выпускала индекс книг, подлежащих запрету по рекомендациям папы Римского.

Конгрегация существует и в наши дни – хотя принципы ее деятельности и подверглись некоторым изменениям. Тем не менее в 1988 году ею, например, был отлучен от церкви французский архиепископ Марсель Лефевр, который отказался признать либеральные реформы, осуществляемые Ватиканом.

Католическая церковь в последние годы неоднократно просила прощения у народов и отдельных лиц по разным поводам – в том числе и за деяния инквизиции. Папа Иоанн-Павел II просил прощения за благословение крестовых походов и религиозных войн, за Варфоломеевскую ночь 1572 года, когда во Франции была осуществлена массовая резня протестантов-гугенотов, за разгул инквизиции.

Однако в деле инквизиции мало попросить прощения. Мы должны хорошо знать историю «священного суда» и постараться осмыслить ее опыт, ибо в XX веке было немало попыток взять на вооружение методы инквизиции в утверждении единомыслия. Так было во франкистской Испании, в фашистской Италии и нацистской Германии и, конечно, в нашей стране – прежде всего во времена диктатуры Сталина.

Изучение истории – и прежде всего истории инквизиции – поможет странам и людям избежать новых страшных диктатур и миллионов кровавых жертв.

Я. Канторович
Колдовство в Pocсии[26]26
  Данная глава, рассказывавшая о ведовстве в России взята из книги: Канторович Я.А. Средневековые процессы о ведьмах. СПб., 1896


[Закрыть]

История колдовства в России резко отличается от истории колдовства в Западной Европе.

Разнообразие элементов, наполнявших религиозную жизнь и питавших религиозную мысль на Западе – вся обстановка католицизма, с ее папством, инквизицией, теологией, с ее догмой грехa и искушения, с ее таинственными сводами и мрачными оградами монастырей и соборов, с искусством, отдавшим себя на служение религиозным сюжетам – все это вызывало разнообразие и яркость представлений о сатане, его власти на земле и его похождениях среди людей. Кроме того Западная Европа наследовала богатый материал для демонологии от классического мира, на котором возникла цивилизация Запада – от и язычества, которое со всеми своими богами, с водворением христианства сошедшими на землю и вступившими в борьбу с началами добра и света, послужило основанием демонологических понятий и сатанинского культа.

Совсем другое мы видим на Руси. И на Руси были распространены представления о дьяволе и о борьбе с ним. Но благодаря простоте внутреннего содержания Восточной Церкви, однообразию форм ее внешнего строя, слабому развитию философско-теологической литературы, бледности красок и однообразию жизненных элементов в складе древнерусской жизни – представления о дьяволе остались в бледных зачатках и в самых слабых очертаниях и не могли развиться в ту стройную систему демонологических учений, какую мы видим на западе.

«Древнейшие сказания, говорит Буслаев, распространенные на Руси, как национального, так и византийского происхождения, изображают бесa в самых общих чертах, придавая ему только одно отвлеченное значение зла и греха. Фантазия, скованная догматом, боязливо касается этой опасной личности и, упомянув о ней вскользь, старается очистить себя молитвой. Самые изображения бесов в русских миниатюрах до XVII в. однообразны, скудны, не занимательны и сделаны как бы в том намерении, чтобы не интересовать зрителя».[27]27
  Ф. Буслаев. Бес. Спб., 1881


[Закрыть]

Восточная церковь не считала своей задачей борьбу с дьяволом и не посвящала себя этой борьбе, как служению Богу. Поэтому и в народе не была выработана вера в организованный демонический культ, и народным воззрениям были совершенно чужды те демонологические понятия, которые вызывали на западе жестокое преследование колдовства. Как справедливо замечает В.Б. Антонович, «народный взгляд, допуская возможность чародейного, таинственного влияния на бытовые, повседневные обстоятельства жизни, не искал начала этих влияний в сношениях со злым духом; демонология не только не была развита, как свод стройно развитой системы представлений, но до самого конца XVIII стол., на сколько можно судить по процессам, совсем не существовала в народном воображении, даже в виде неясного зародыша. Народный взгляд на чародейство был не демонологический, а исключительно пантеистический. Допуская существование в природе законов и сил, неведомых массе людей, народ полагал, что многие из этих законов известны личностям, тем или другим образом успевшим проникнуть или узнать их».[28]28
  В. Антонович. Колдовство. – В книге «Труды этнографической статистической экспедиции в Западный русский край, 1872. Т. 1.


[Закрыть]

Само по себе обладание тайною природы не представлялось, таким образом, делом греховным, противным учению религии. Поэтому преследование колдовства и ведьм не имели у нас того жестокого фанатического характера, какой приняли процессы о колдовстве на западе. Производившиеся у нас процессы по обвинены в колдовстве не имели ничего общего с процессами западными. Эти были большею частью обыкновенные гражданские иски, возбуждавшиеся против тех или других лиц (преимущественно женщин), обвиняемых в причинении вреда посредством колдовства. Колдовство таким образом играло лишь роль орудия для нанесения вреда другому, и вина обвиняемых вытекала не из греховного начала колдовства, а измерялась экономическим началом – степенью и количеством нанесенного ущерба. Никаких религиозных или иных причин для преследования колдовства в народном сознании не было. Дьявольская сила преследовалась не за свою греховность, а за то, что ею пользовались для нанесения вреда. Народ смотрел на колдунов, как на силу, умеющую вредить, и защищал себя от колдовского вреда или мстил за причиненный вред. Судьи принимали к своему решению дела о колдовстве как частные случаи, и были чужды каких либо фанатических представлений о необходимости искоренения колдовства во имя каких либо общих демонологических понятий. Поэтому у нас не было систематизированного преследования ведьм как на Западе; не было выработано никаких исключительных судопроизводственных порядков по делам о колдовстве, не было специальных законов о преступлениях колдовства, обвиняемые не пытались, не сжигались на костре. Дела оканчивались обыкновенно вознаграждением потерпевшего или уплатой штрафа в пользу церкви, церковной епитимией или очистительной присягой.

Ниже мы приведем некоторые процессы по обвинению в колдовстве, относящиеся к прошлому столетию, а теперь обратимся к историческому очерку развития колдовства в России. Из него мы увидим, что, не смотря на слабое развитие демонологических понятий, Россия, тем не менее, также заплатила тяжелую дань суеверию колдовства.

Чародейство известно в России в самый древний период. В летописях находим много рассказов о волхвах. Под 1024 годом рассказывается, что из Суздаля вышли волхвы и стали избивать «старую чадь», т. е. стариков и старух, говоря, что они портят урожай. Князь Ярослав велел схватить волхвов и иных из них прогнать, других предать смерти, говоря: «Бог наводит по грехом на куюждо землю гладом или мором, ли ведром, ли иною казнью, а человек не весть ничтоже». Во время голода в Ростовской земле в 1071 году пришли туда из Ярославля два волхва и стали преследовать женщин: мучить их, грабить и убивать – за то, что будто бы виновны в этом народном несчастье. Обыкновенно придя в какой либо погост, они называли лучших жен, т. е. более зажиточных женщин и утверждали, что одни из них задерживают жито, другие медь, третьи рыбу или кожи, жители приводили к ним своих сестер, матерей и жен; волхвы же, прорезавши у них за плечами кожу, вынимали оттуда жито, рыбу и т. д. и затем убивали несчастных, присваивая себе их имущество.

Отсюда волхвы пошли в Белоозеро, в сопровождении большой толпы народа, их последователей. Чрез некоторое время сюда пришел Ян, сын Вышаты, для сбора дани от имени своего князя Святослава. Белоозерцы рассказали ему, что волхвы тут убили много женщин. Ян вступил с волхвами и их последователями в борьбу, дело дошло до сечи, которая кончилась гибелью волхвов. При князе Глебе явился в Новгород волхв, который «многы прелсти, мало не всего града»; он хулил христианскую веру и хвалился, что перейдет перед глазами всех через Волхов. «И быст мятежь в граде, и вей яша ему веру и хотяху погубити епископа»; последний, взявши в руки крест, пригласил всех верующих стать возле него: «и разделившася на двое: князь бо Глеб и дружина его идоша и сташа у епископа, а людье вси идоша за волхва». Дело кончилось тем, что князь Глеб убил волхва топором, а люди разошлись; «он же – прибавляет летописец о волхве – погыбе телом и душею, предавься дьяволу».

В Киеве в 1071 году явился какой-то волхв, который предсказывал страшные вещи: «яко на пятое лето Днепру потеши вспять и землям преступати на ина места, яко стати гречьской земле на русской, а русской на гречьской и прочим землям изменитися». Невежды по словам летописца, слушали его, а «верные» смеялись над ним, говоря: «бес тобою играет на пагубу тебе». По этому поводу летописец прибавляет от себя: «беси бо подътокше на зло вводят, по семь же насмисаються, ввергьше и в пропасть смертную, научивше глаголати, яко же се скажем бесовское наущение и действо».

В древнерусских памятниках литературы находим весьма много указаний, в которых выразилась церковная точка зрения на существование злой силы в виде дьявола и его слуг – чародеев. Волшебство, чары, волхование – представлялись как реально существующие явления, и порицались церковью, как грех. Дела о чародейств находились в видении духовенства, которому была предоставлена юрисдикция этих дел. В «Церковном Уставе» святого Владимира имеется на этот счет указания, также в «Правиле» митрополита Иоанна II (1080–1089) и в «Уставе белечском» митрополита Георгия (XII в.). Из этих постановлений видно, что первоначально духовная власть смотрела весьма мягко на преступления колдовства и не требовала наказания греха чародейства смертью. По крайней мере до конца XII века чародейство не встречает строгого преследования со стороны духовного суда и воззрения нашего духовенства на чародеев отличаются весьма мягким гуманным характером.

Начиная с XVI в. отношение к чародеям изменяется, становится строже, как среди духовенства, так и среди народа. Отношение народа к чародеям выразилось между прочим в «Повести о волхвовании», написанной неизвестным автором для царя Иоанна Васильевича Грозного. В этой «Повести» доказывается необходимость строгих наказаний для чародеев и «в пример» выставляется один царь, который вместе с епископом «написати книги повеле и утверди и промять чародеяние и в весех заповеда после таких огнем пожечи». Это отношение к чародейству выразилось также в следующем народном предании, (относящемся к царствованию Иоанна Грозного). «При царе Иване Васильевиче Грозном расплодилось на Русской земле множество всякой нечисти и безбожия; долго горевал благочестивый царь о погибели христианского народа и решился наконец для уменьшения зла уничтожить колдунов и ведьм. Разослал он гонцов по царству с грамотами, чтобы не таили православные и высылали спешно в Москву, если есть у кого ведьмы и переметчицы; по этому царскому наказу навезли со всех сторон старых баб и рассадили их по крепостям, со строгим караулом, чтобы не ушли. Тогда царь приказал, чтобы всех их привели на площадь; собрались они в большем числе, стали в кучку, переглядываются и улыбаются; вышел сам царь на площадь и велел обложить всех ведьм соломой; когда навезли соломы и обложили кругом, он приказал запалить со всех сторон, чтобы уничтожить всякое колдовство на Руси на своих глазах. Охватило пламя ведьм, и они подняли визг, крик и мяуканье; поднялся густой черный столб дыма и полетело из него множество сорок, одна за другою: все ведьмы обернулись в сорок, улетели и обманули царя в глаза. Разгневался тогда царь и послал им вслед проклятие: чтобы вам отныне и до веку оставаться сороками. Так все они и теперь летают сороками, питаются мясом и сырыми яйцами; до сих пор они боятся царского проклятия и потому ни одна сорока не долетает до Москвы ближе 60 верст вокруг».

Как сильно было распространено в Московском царстве колдовство, показывает формула присяги, по которой клялись служилые люди в 1598 году в верности избранному на царство Борису Годунову: «ни в платье, ни в ином ни в чем лиха никакого не учинити и не испортити, ни зелья лихово, ни коренья не давати… да и людей своих с ведовством не посылати и ведунов не добывати на государское лихо… и наследу всяким ведовским мечтаньем не испортити и ведовством по ветру никакого лиха не насилати… а кто такое ведовское дело похочет мыслити или делати… и того поймати»…

В Архивах сохранилось множество ведовских дел, относящихся к XVI–XVII векам.[29]29
  Интересующихся отсылаем в последней главе в томе III книги Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу».


[Закрыть] Почти все эти дела имеют характер государственных преступлений и касаются порчи кого либо из членов царской фамилии и вообще посягательства колдовскими средствами на жизнь и здоровье государей. Очень часто к оговору в чародействе прибегали, как к лучшему средству отделаться от противников, в борьбе партий, вечно кипевшей вокруг царского трона. Не мало людей было замучено по этим колдовским делам. Вот несколько из них, которые мы заимствуем у Забелина («Комета», 1851 г.).

В 1635 году одна из золотных мастериц царицы, Антонида Чашникова, выронила нечаянно у мастериц в палате, где они работали, платок, в котором был заверчен корень «неведомо какой». Этого было достаточно, чтобы возбудить подозрение. Донесли об этом государю. Государь повелел дьяку царицыной мастерской палаты Сурьянину Тараканову сыскати об этом накрепко. Дьяк начал розыск расспросом: «где мастерица Чашникова тот корень взяла или кто ей тот корень и для чего дал, и почему, она с ним ходит к государю и государыне в верх, т. е. во дворец». На эти вопросы мастерица Чашникова отвечала, что «тот корень не лихой, а носит она его с собою от сердечные болезни, что сердцем больна». Дьяк снова со всякою пригрозою начал допрос, словами: «если она про тот корень, какой он словет и где она его взяла и для чего дал и кто ей дал, подлинно не скажет и государю в том вины своей не принесет, то по царскому повелению, ее будут пытати накрепко». Эти слова сильно подействовали на бедную женщину, она повинилась и сказала, что в первом расспросе не объявила про корень подлинно, блюдясь от государя и от государыни опалы, но теперь все откроет. «Ходит де в царицыну слободу, в Кисловку, к государевым мастерицам жонка, зовут ее Танькою. И она этой жонке била челом, что до нее муж лих; и она ей дала тот корень, который она выронила; и велела ей тот корень положить на зеркальное стекло, да в то зеркало смотреться и до нее де будет муж добр. А живет та жонка на Задвиженской улице».