Текст книги "Легенда Португалии"
Автор книги: Наталия Полянская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
– Они предохраняют дома от сырости, – объяснила Софи. – Это не только для красоты. Здесь очень капризный климат, и с Атлантики дует сырой ветер. «Азулежу» не дают стенам портиться.
– Так лучше бы бетоном замазали, и все! – посоветовал всем португальцам Вася, и Женька закатил глаза.
В процессе хождения по городу обнаружился еще один Васин недостаток, о котором Женя, ввиду редких встреч со своим квадратным родственником, начисто позабыл.
Вася все знал.
Он знал все лучше, чем писали в путеводителе, а так как в путеводитель не заглядывал, мазал мимо цели в девяти случаях из десяти. Ильясов даже не пытался переводить Софи всю ту чушь, которую нес дражайший зять. Вася знал, куда идти и что делать, хотя ни разу не заглянул в карту, и в результате честная компания едва не заблудилась в узких улочках на холмах, в поисках обзорной площадки с видом на город. По вопросам строительства Вася имел одно крепкое мнение – бетон всему голова! – и не стеснялся просвещать спутников, тем не менее искренне радуясь узорчатым фасадам. Для него авторитетом не являлись ни Софи, прочитавшая, судя по всему, кучу материалов о португальской столице, ни известный местный застройщик – маркиз де Помбаль, восстанавливавший Лиссабон после разрушительного землетрясения 1775 года. Вася знал, куда приложить бетон, и Вася об этом поведал, а еще добавил об арматуре и правильном смешивании растворов.
Как ни странно, Женю почти не раздражал этот словесный понос. Ильясов шел рядом с Софи, и ему нравилось, что он узнает город именно с нею – несмотря ни на что. Она говорила о зданиях в стиле модерн, она нашла Дом разрисованных камней, и с ней было хорошо подниматься на старом ажурном лифте Санта-Жушта, возносившем путешественников на холм. Здесь Софи долго стояла у витрины магазинчика, рассматривая льняные скатерти и керамику, и наконец Ильясов затащил ее внутрь и заставил купить понравившееся, сказав, что сам будет эту вазочку таскать. И таскал – вместо портфеля, вот оно, пионерское детство, снова! Лиссабон поворачивался разными боками, показывал лучшее, неохотно делился скрытым, только Женьку не покидало ощущение, что без Софи он увидел бы совершенно другой город.
Часам к семи путешественники выдохлись. День получился длинный, и естественно, что силы иссякли. Поужинали на какой-то пешеходной улице, названия которой Женя не запомнил, ели пирожные из обширного меню, ткнув наугад, и запивали отличным кофе, а потом возвратились в отель. Машинка бежала по шоссе ладно и гладко, Ильясов не гнал ее, да и торопиться было некуда. Ночь надвигалась, обрастала огнями на суше и в море, и вечерние рестораны становились все многолюднее, а пляж – все пустыннее. Знаменитое казино Эшторила сверкало огнями, заманивая доверчивых игроков в свои сети.
– Я так устала, – пожаловалась Софи, когда выгрузились у отеля и Вася с Люсей утопали наверх. – Боюсь, засну прямо в душе.
«Если бы ты была русской девушкой, – подумал Ильясов, – я бы уже все про тебя знал. Я знал бы, как ты думаешь и хотя бы приблизительно – что ты хочешь; ты дала бы мне это понять, а если играла бы в простую дружбу или чистосердечно со мной дружила, как Ольга, я тоже это понял бы. Мне не приходилось бы смотреть на тебя вот так, в сумерках, и гадать: эти слова насчет душа – приглашение или просто фраза, брошенная потому, что я для тебя… не опасен? Будь ты русской девушкой, я знал бы, как тебе ответить».
Он поразмыслил и сказал:
– Постарайся все-таки не заснуть, иначе горничная утром очень удивится.
Девушка засмеялась и легонько хлопнула Женю по плечу, и он понял, что все сделал правильно. Вот тоска-то.
5
И пробил час безжалостной расправы,
В гробницах даже мертвые восстали,
О даме услыхав, чья жизнь – страданье,
Что после смерти королевой стала.
Луис Вас де Камоэнс
Около восьми утра, поднявшись в ресторан «Сана Эшторил», где подавали завтрак, Ильясов выяснил, что пришел последним. Его родственники умудрились встать раньше, более того – прихватить с собой Софи. Так вот почему француженка не отвечала, когда он стучал в двери ее номера! Женя-то решил, что девушка еще спит после познавательных вчерашних скитаний, и благородно решил не будить; а она как-то умудрилась увязаться за его родственниками, не знающими ни английского, ни французского, и теперь сидит и болтает с ними как ни в чем не бывало.
Однако, подойдя поближе, Ильясов понял, что это еще не самое страшное.
За утренним столиком, в пронизанной хрупкими лучами столовой, под сияние приборов и негромкий говор официантов Вася учил Софи русским ругательствам.
– Сука – ну это как собака, гав, гав, – он показал, как бежит собака, – загреб воздух могучими ручищами. Софи хохотала. – И такая тетка, что всем дает. Есть словцо покруче, но тебе пока рано. Как это по-вашему будет?
– Putan?
– Во, точно, путана. А по-нашему су-ка. Повтори.
– Не смей, – сказал Женя Софи, и она перестала смеяться, увидев выражение его лица. – Слушай, Базиль. Я два раза повторять не буду. Никогда больше не смей учить Софи этой дряни.
– Или что? – прищурился Вася.
– Или то.
Женька снял очки и посмотрел на родственничка в упор. Вася медленно поднялся, снисходительно глядя сверху вниз, но Ильясов не отводил холодного, как пистолетное дуло, взгляда. Он умел смотреть так, что его начинали уважать.
В школе про Женьку думали, что он хлюпик. Так и было. Он боялся, что разобьют очки, и совершенно не умел драться, размахивал руками, как мельница. Потом в его жизни появился Никита Малиновский, который не боялся никого и никогда, даже страшную банду Косматого с соседней улицы. Потом к ним присоединилась Ольга Шульц, которая билась как мальчишка, и это окончательно сделало из Жени человека, разучившегося отступать.
Многие и сейчас думали, что он хлюпик. Мама, которая путала его доброту со слабостью, и жалела Женьку, и осторожно выспрашивала, как его дела, и не велела ходить по вечерам поздно – мало ли, гопники или еще какой криминальный элемент. Девушки, иногда кидавшиеся его защищать, что Ильясова очень смешило. Они беспокоились за него, когда он утром сидел за своим компьютером в очках, ерошил волосы, пил кофе и близоруко щурился, рассматривая морщинки на ухоженном лице какого-нибудь политика.
Фотограф же. Творческий человек. Как он по жизни-то справится – объективом?!
– Вася, – проговорил Женька спокойно, – я тебя по-человечески предупреждаю. Софи учить ругательствам не смей. Это мы с тобой на русском матерном разговариваем, когда припрет, а ей это не надо, она у меня нежный цветок. Ты понял?
Зять еще немного посмотрел в Женькины красные от ношения линз глаза и, хмыкнув, сел, – то ли признал равного, то ли решил не связываться с дохляком.
– А как она в Россию поедет, если не знает, как объясниться? – спросил Вася с искренним недоумением, накладывая на толстый кусок хлеба ветчину, сверху два куска сыра, помидор и снова ветчину – придавить. Выглядело это так вкусно, что Ильясову немедленно захотелось жрать.
– С кем объясниться? – спросил он устало. – С Мариной Викторовной? Такими-то словами?
– А на рынке торговаться? – брякнул Вася. – А с таксистом?
– Вась, ну не пойдет она на рынок, – Люся дернула мужа за рукав. – Что ты!
– Почему не пойдет? А как она Женюре борщ варить будет? Рассольник, например? Что, огурцы в супермаркете брать? А мясо? Оно же только на рынке хорошее!
Софи сидела, подперев подбородок кулачками, и слушала непонятный ей разговор, как музыку.
– Ну, Вась, она ведь из Франции. Они там борщ не варят. Только лягушек готовят! – вмешалась Люся.
– Н-да, – после глубоких и тяжких раздумий проговорил зять, – с лягушками на рынке… не того. Нету там их. Но ты не огорчайся, Женюрик. – Он посмотрел с сочувствием. – Я тебе для французского борща лягух наловлю, когда на рыбалку поеду. Знаешь, скока их в тихих местах? Тю-у! А хочешь, жаб привезу? Жабы, они жирнее. Наваристее будет.
Женя обрушился на ближайший стул, поставил локти на стол, закрыл лицо ладонями и, не сдерживаясь больше, заржал.
– Эжен, – прозвенела Софи своим ласковым голоском (и как она разговаривает с идиотами-учениками?!), – ты совершенно точно должен… нет, обязан мне все это перевести!
Выехали довольно рано, чтобы успеть исследовать и Синтру, и кое-что еще; можно было бы вернуться в Лиссабон, но назавтра предстояло отправиться дальше на север, и все хотели осмотреть как можно больше, а Люся и Вася – еще и поваляться сегодня на пляже.
Синтра, небольшой городок на горе, была украшена традиционной мавританской крепостью. Когда арабы пришли на территорию Португалии, объяснила начитанная Софи, они чуть ли не на каждом холме поставили по оборонительному сооружению, чтобы навсегда впечататься в эту землю. Не помогло: португальцы выгнали захватчиков довольно быстро, в отличие от соседей-испанцев, где владычество мавров продлилось около восьми веков. Остатки крепостей до сих пор украшали холмы, величественно осеняя окрестности древними стенами. Иногда они бывали полностью разрушены, иногда сохранялись частично – вот как здесь.
– Наверх мы не полезем, – задумчиво сказала Софи. – Там нужно идти пешком, а сегодняшняя жара действует даже на меня. И хотя в замке, говорят, сохранился резервуар для воды на случай осады, это нам не поможет. – И действительно, было за тридцать, и солнце жарило все сильнее.
Они прошли с экскурсией по королевскому дворцу, глядя на спальни, паркет и вышитые пологи над кроватями, всматриваясь в гербы, изображенные на деревянных потолках, и в круглые лица на портретах. В громадной кухне, где в потолке имелась здоровенная труба, Люся так заинтересовалась медными кастрюлями, что, не удержавшись, схватилась за одну, уронила ее на пол, и все с минуту потрясенно молчали, слушая постепенно затихающий медный гул. Гид Люсю отчитывать не стала, но метнула такой убийственный взгляд, что впору на месте окочуриться. Сестра, однако, как-то выжила и даже не покраснела. А может, все дело в том, что за ее спиной маячил хмурый Вася.
– Если верить путеводителю, – сказала Софи, когда они вышли из дворца и снова окунулись в палящую жару, – дальше на горе, не доезжая до крепости, имеется ботанический сад. Конечно, там хорошо гулять, но я не уверена… – она вопросительно посмотрела на Женю, и тот перевел остальным.
– Давайте сразу на мыс, а потом на пляж, – сказала Люся, обмахиваясь взятой из дворца бесплатной рекламкой, – жить невозможно.
В кои-то веки Женьке не хотелось с ней спорить. История историей, но, черт возьми, до одури хотелось искупаться.
«История насытила меня раньше», – подумал он, выруливая с парковки у дворца. Истории хватило в июне, когда Женька вместе с друзьями ездил по Нормандии, посещая места высадки десанта во время Второй мировой. Малиновский собаку съел на этой истории, сыпал деталями к месту и не к месту, но именно его знания в конечном итоге способствовали знакомству с Софи. Как причудливо тасуется колода…
В другое время он, может, и погулял бы по Синтре – Женьке нравились такие маленькие городки, с их неторопливой жизнью, наезжающими туристами и крохотными кафе, где подают какие-нибудь вина с шипучими названиями (колареш, рамишку!) и пирожные, тающие во рту, – кежадайш, травесейруш… Приехать сюда не в жару, как сегодня, когда только дворцом с его толстыми стенами и спасаться, – а зимой, когда идет мелкий дождь, приходится поднимать воротник куртки, зато можно долго-долго сидеть в крохотном кафе… да хотя бы вон в том, мелькнувшем в глубине двора, увитого виноградными лозами. Сидеть у камина в тяжелом кресле, обмениваться шутками с официантом, читать газету. Затем бродить по улицам, вглядываясь в стекольный блеск, в рисунки на «азулежу». Как-нибудь утром сесть на старый-старый трамвай, чья линия протянута отсюда до океана, и ехать в нем, и ждать, когда откроется вид на серебро и свинец – Атлантику зимой…
И, конечно, все это лучше делать не одному.
– Софи, – произнес Ильясов, подчиняясь механическому голосу навигатора и поворачивая на шоссе, ведущее к океану, – а что ты так ухватилась за Инес де Кастро? Я даже в Интернете не смотрел, времени не было, но вчера вот, например, мы школу, названную ее именем, проезжали. Она какая-то королева или супруга политика, вроде Эвы Перон?
– Это романтика, – вздохнула Софи, – но романтика довольно страшная. Она – тайная супруга короля Педру… Эжен, переводи для Люсиль и Базиля, пожалуйста.
Родственники, предчувствуя развлечение, оживились.
– Король Педро? – переспросил Вася. – Из Бразилии, где много-много диких обезьян?
– Король Педру I, живший в четырнадцатом веке, – Софи тщательно выговаривала имена, видимо тренируясь для рассказов школьникам. – Только королем он стал позже. В начале этой истории он был сыном короля Афонсу IV, дофином, и состоял в браке с Констансой Мануэль, женщиной, подходившей ему по положению. Кажется, это была его вторая жена, первая умерла.
Софи не заглядывала ни в путеводитель, ни в свои записи, – выучила уже наизусть. Женя почему-то очень гордился ее знаниями, хотя говорить об этом Софи – чистое безумие.
– И вот однажды, – продолжала француженка, – Педру увидал придворную даму своей супруги, красавицу Инес де Кастро, кастильскую дворянку, и влюбился с первого взгляда.
– Ой, бедненький, – посочувствовала давно покойному Педру Люся, преданная целевая аудитория подобных историй.
– А что, хорошенькая была баба? – заинтересованно спросил Вася и ухнул – видимо, ревнивая жена ткнула его локтем в бок. Впрочем, ревновать к покойникам – дело безопасное.
– Она считалась признанной красавицей, – объяснила Софи, когда Женя перевел ей вопрос. – Белокурая, хрупкая, с тонким лицом. Я видела ее портреты и изображения на гравюрах. Художники рисуют ее приблизительно одинаково, а значит, и выглядела она примерно так… Между ними вспыхнуло чувство. Педру ничего не угрожало, пока рядом с ним находилась жена, однако потом все изменилось: Констанса умерла. Конечно, у нее и Педру остался законный наследник, но… Охваченный страстью, дофин решил добиться своего любой ценой и тайно обвенчался с Инес де Кастро. Она любила его так же пылко, как и он ее, и у них родилось четверо детей – три мальчика и одна девочка, причем еще до смерти Констансы. Один сын умер во младенчестве, но оставалось еще двое, и король Афонсу с его приближенными опасался, что они станут претендовать на португальский престол. Тайный брак никто не воспринимал всерьез, и летописи говорят, что его не было, упоминание появилось позже и обросло подробностями; но наличие детей у Педру и Инес – исторический факт. Конечно, старый король понимал, что есть отличие между официальным наследником и бастардами, которые, если брак состоялся, бастардами не были. К тому же Педру считал детей от Инес законными, и вот это прекрасный повод для смуты!
– Политические разборки, – буркнул Вася, о политике рассуждавший так же бестолково, как и об искусстве, и полагавший, что все в ней понимает. Беседы на эту тему с ним Женька ненавидел. Каждый раз, когда случалось семейное торжество, на котором нужно непременно присутствовать («Это день рождения тети Лизы, она обидится, если ты не придешь!»), Вася выпивал немного водки, а потом пускался в пространные рассуждения о президенте, премьере и о том, как нужно все организовать. Ильясов подумал, что Афонсу сильно обрадовался бы такому советнику.
– Ситуация накалялась. Король предлагал Педру жениться снова, в тайный брак он не очень верил, и исторические источники этого не подтверждают, но дофин впоследствии утверждал, что брак все-таки был, – повторила Софи. – В общем, жениться на ком-нибудь, кроме Инес, Педру отказывался, и тогда Афонсу и его совет решили вмешаться. Сначала они отправили Инес и детей под Коимбру, старую столицу Португалии, мы приедем туда завтра. Педру пользовался любой возможностью, чтобы вырваться повидать любимую и детей. Садился на коня, преодолевал расстояние до Коимбры, бродил в лесах вместе с Инес и был счастлив… И тогда Афонсу понял, что с этим пора заканчивать. Однажды, когда инфант отправился на охоту, король вместе со своими приближенными добрался до Коимбры и повелел привести к нему Инес. Бедная женщина сразу поняла, что добром это не кончится, и умоляла пощадить детей. Подумав, Афонсу внял ее просьбе. Детей оставили в живых, но саму Инес закололи кинжалами.
– Вот…! – с чувством высказался зять, когда Женька перевел конец истории. – Нельзя баб убивать!
– Только бить можно, да? – усмехнулся Ильясов.
– И бить нельзя! – неожиданно взъярился Вася. – Ты чё, тупой? Это ж баба! Она хлипкая, она сдачи дать не может! Мужик не должен на бабу руку поднимать! Что она там сделала – суп не так сварила, замуж не за того вышла – херня все! Ругать – ругай, чтоб стыдно стало, но бить нельзя!
– Да успокойся, – сказал Женя немного удивленно, – я пошутил. – И попросил Софи: – Продолжай.
– О, тут-то и началось самое интересное. – Она печально покачала головой. – Узнав о том, что сделал отец, Педру взъярился и, конечно же, поднял мятеж. Случилось то, чего так опасался Афонсу, только не в мифическом будущем, а сразу. Гражданская война продолжалась два года и закончилась шатким миром, так как король был уже стар, и стало ясно, что власть все равно вскоре перейдет в руки Педру. Когда Афонсу скончался, Педру во всеуслышание объявил о своем тайном браке с Инес и утверждал, что его дети от нее – законные наследники престола. А дальше начинается народный вымысел. Рассказывают, что Педру повелел извлечь из склепа мумию Инес. – Тут даже переводивший Женька дернулся и бросил недоумевающий взгляд на Софи, но продолжил: – Велел одеть ее в королевские одежды, на голову водрузить корону и посадить на трон. А затем заставил весь двор присягнуть ей, утверждая, что это его единственная королева. Пусть она мертва, но она сидит на троне. И все до единого – в том числе и убийцы Инес – подходили и целовали ее мертвую руку. – Софи сделала драматическую паузу. – После этого Педру велел перезахоронить останки возлюбленной в монастыре Алькобасы. Сам он похоронен там же.
– Вот это мужик! – воскликнул Вася. – Настоящий мужик.
– Некрофилия какая-то, – пробормотал Женя, тщательно вписываясь в повороты на очередном серпантине. Солнце кололо глаза, резвясь в кронах деревьев, не спасали даже очки-«хамелеоны».
– Я не знаю, как относиться к этой истории, – созналась Софи. – Исторические источники не подтверждают факт подобной коронации, скорее всего, ее не было. Но ведь народная молва создала эту легенду! Мне кажется, что если я пойму ее, то пойму и страну.
– А тебе это важно – понять? – спросил Ильясов, бросив на нее острый взгляд.
– Очень, – серьезно ответила Софи.
Это действительно важно, осознал он. Ей важно понять, почему целая страна придумала легенду о мертвой царевне и… ну ладно, не семи, а одном богатыре. Почему никто не остановил это массовое помешательство. Почему поэты рифмуют строчки, именем мертвой царевны называют школы и бог знает что еще делают. Софи важно не только то, как творится история, но и то, почему она творится.
Каким-то шестым чувством он ощутил, что Софи никогда и ничего не делает просто так; с той же точностью, с какой она составляла сложнейшие туристические маршруты-загадки, с той аккуратностью, с которой обращалась с фактами, она и мыслит. Ее обманчиво-легкомысленный вид вводил в заблуждение, однако Женя давно понял, что Софи Ламарре не так проста, как кажется. Сельская учительница, угу.
– Мы поэтому и едем в Коимбру, – сказал, а не спросил он.
– Да. Это… что-то вроде личного квеста, как говорят мои ученики, пропадающие в компьютерных играх, – чуть виновато проговорила Софи. – Я не писала тебе, но… Это действительно для меня важно.
– Почему именно они? – полюбопытствовал Женя. – Почему не Абеляр и Элоиза? Тристан и Изольда? Или еще какие-нибудь… любовники?
Софи пожала плечами.
– Я не знаю. Но когда я прочла о них, мне стало… – Она помялась, подбирая слово, и наконец подобрала: – Мучительно любопытно. Понимаешь, как это?
– Да, – усмехнулся Ильясов. – Это я как раз прекрасно понимаю.
6
Я жуткий мыс, хранитель вечной тайны.
И Мысом Бурь уж люди окрестили.
О тайнах и загадках, что храню я,
Ни Плиний, ни Страбон не говорили.
Луис Вас де Камоэнс
Сегодня океан был неспокойным, и ветер с него шел плотный, как войлок. Оставив машину на широкой автостоянке, по тропинке спустились к обрывам, к ограждению из крупных бревен, за которым не было ничего, кроме воды и неба. Вода кипела внизу, у камней, похожих на спящих дельфинов, разбивалась мелкими брызгами, тянула пенные руки. Софи остановилась, положила ладони на теплые бревна, и Женька осторожно обнял ее сзади за плечи. Она не отстранилась, наоборот, подалась к нему, так что ее кудрявая макушка (кепка осталась в машине) уткнулась Ильясову в подбородок.
– Самая западная точка континентальной Европы, – сказала Софи, – мыс Рока. За ним только океан. Я была на мысе Ра, это самая западная точка Франции, но все равно… как будто ощущалось, что там дальше что-то есть. А здесь…
– Край земли, – согласился Женя. Софи спиной прижималась к нему, и это было сладкое и щемящее чувство. Вниз уходил стосорокаметровый обрыв, такой пугающе реальный, что немного кружилась голова.
– Я читаю португальского поэта, Камоэнса. Он писал об этом мысе: «Это место, где земля кончается и начинается море». Представляешь, туда уплывали первые мореплаватели на своих хлипких деревянных кораблях. Безумцы.
– Люди вообще безумны. Но это делает нас людьми.
– Возможно. А они не знали, есть дальше что-то или нет. Что, если бы за горизонтом оказалась только вода, и никакого края?
– Или обрыв, черепаха и слоны, – предположил Женька. Он порадовался про себя, что теперь так легко вспоминает нужные слова. С каждым часом ему было все проще говорить с Софи. – Или ад и черти.
– Ну что, поехали уже? – недовольно сказал у них за спинами Вася, которого мыс Рока явно не слишком интересовал – берег и берег. – Люська на пляж хочет.
– Скорее, ад и черти, – буркнул Женя.
– Поехали, – тихо сказала Софи, – пускай…
Ильясов и сам понимал – хватит. Жара давила на плечи.
– Только несколько снимков сделаю.
Он сделал несколько традиционных туристических фотографий, чтобы родственникам было чем хвастаться дома, – Вася и Люся на фоне памятной доски с надписью, что они находятся на Кабу-да-Рока, самой западной точке – мол, вы здесь были, поздравляем, – Женя не читал, что там написано, но на всех таких досках пишут приблизительно одинаково. Вася и Люся на фоне океана. Вася и Люся на фоне маяка и молчаливого каменного креста. Вася и Люся с недовольными лицами утверждают, что их задолбала жара…
Потом он быстро снял все это по отдельности – и радостный белый маяк на зеленой горке, и холодное молчание креста на фоне белесого неба, и крупные желтые цветы, похожие на звезды, отчего-то распустившиеся в жесткой траве. Снял чаек и их просвеченные солнцем крылья.
Удовлетворенные, все вернулись к машине. Пока Женя забрасывал рюкзак в багажник, Вася обошел «Ниссан» со всех сторон, обхлопал его по золотистым бокам и даже зачем-то заглянул под брюхо, а выпрямившись, объявил:
– Правое переднее спустило.
– Как спустило? – Ильясов захлопнул багажник, обогнул машину и встал рядом с Васей. Действительно, колесо заметно сдулось, еще немного – и передвигаться на «Ниссане» станет опасно. – Мы ведь все время ехали по гладкой дороге! Черт!
– Тю-тю колесико. – Зять глубокомысленно потыкал пальцем в резину. – На глазах убывает, значит, дырка большая.
– Черт. Теперь автосервис искать, а где его тут найдешь? – Женя окинул взглядом то, что пять минут назад еще так нравилось – обрывы, океан, маяк на горке…
– Зачем автосервис? – Вася выпрямился и потер запястья – привычно и жестко, и стало понятно, что в мастерской он засучил бы рукава. – В багажнике запаска и домкрат. В момент сделаю.
– Помочь?
– Сгинь куда-нибудь в сторону и не мешай. И баб с собой возьми.
– Девушки, – сказал Женька, – пойдем посмотрим на сувениры. – Лезть поперек мастера-на-все-руки Васи в деле смены колеса он не собирался. Ну не идиот же, в самом деле.
Они зашагали к магазинчику рядом со стоянкой и некоторое время бродили по нему, рассматривая «азулежу» с корабликами, майки с надписями «I love Portugal» (родственники, Женя помнил, уже прикупили парочку) и наборы ненужного добра, которое почему-то все считают своим святым долгом тащить домой, – рюмки, магнитики, брелоки… Люся, видимо устав от сувениров, подошла к брату, который ждал, пока Софи купит понравившееся ей мороженое. Софи не торопилась, кокетничала с молодым португальцем за прилавком, но кокетничала как-то так, что ревновать ее было совершенно невозможно. О проколотом колесе думалось больше и неприятнее, чем о том, что португалец внимает щебету молодой француженки, глупо приоткрыв рот и нацепив на лицо идиотское выражение…
– Что за напасть такая, – задумчиво сказал Женя. – В июне по Франции катались, там тоже машина в первый же день портилась…
– Тоже колесо прокололи? – сочувственно поинтересовалась Люся.
– Да нет, там другая была история. С жуликами. В аккумуляторе покопались, чтобы из багажника чемоданы украсть.
– И украли? – ахнула сестра.
– Не успели.
Вася свое дело знал: новое колесо стояло на месте, а старое валялось в багажнике, наполовину придавив Женькин рюкзак. Ильясов не сказал ни слова, просто переместил свои вещи из-под шины. Что ни говори, а Вася выручил. Сам Женька возился бы с колесом до второго пришествия (всю эту машинную механику он плохо понимал и еще хуже умел сладить с ней на практике) или звонил бы в сервис, а когда еще приехали бы неторопливые португальцы – остается только гадать.
– Спасибо, Вася.
– Да не за что, – хмыкнул зять и полез на заднее сиденье, весьма собой довольный.
В Эшторил возвратились около часу дня, быстро перекусили в кафе (по такой жаре есть особо не хотелось) и отправились на пляж. Как ни странно, там обнаружились и незанятые лежаки, и зонтики; океан пестрел парусами – виндсерферы, пользуясь волнением, отрывались по полной. Женька вытянулся на лежаке, подставив спину солнцу, так донимавшему ранее, и даже замычал от удовольствия. Он чувствовал себя если не самым счастливым человеком на земле, то, пожалуй, его заместителем.
Шум прибоя то накатывал, то отдалялся, и в этом прослеживалась какая-то старинная власть природы над человеком. Кстати, до начала девятнадцатого века морские купания вовсе не были приняты. Ильясов помнил, что то ли в шведском, то ли в датском порту однажды в виду берега затонул корабль, и из большой команды спаслось всего двое моряков – остальные просто не умели плавать. Боялся народ воды, боялся и не мылся даже, а теперь, гляди-ка, полюбил…
Из задумчивости Ильясова вывели громкие голоса: Вася и Люся бранились из-за того, кто пойдет покупать воду, о которой, конечно же, забыли («А что я? Я не знаю, как спросить!» – «И я не знаю!»).
– Я иду купаться, – сказала рядом Софи, – пойдешь со мной?
Женя приподнял голову: Софи стояла, приложив ладонь козырьком ко лбу, вглядываясь в морскую даль, и солнечные лучи обрисовывали ее фигурку, как на картине какого-нибудь мастера эпохи Ренессанса. Почему-то Ильясов никак не мог вспомнить ни одного подходящего имени.
Никакой ретуши. Никогда. Все как есть.
– Идем, – сказал он, поднимаясь. – Конечно, поплаваем, Софи.
Океан сердито плеснул навстречу длинной волной, но это была неопасная волна, и та, что шла следом, тоже ничем не угрожала, скорее приглашала сыграть – вот давай, проплыви со мной и сквозь меня, если сможешь. Свои модные очки-«хамелеоны» Женька оставил на лежаке, а потому нырнул, не опасаясь, и открыл под водой глаза, и увидел песок, и юркие золотые блики, и даже нырнувшую Софи, которая казалась русалкой в призрачном водяном свете.
Они плавали долго, заплыли подальше, лежали на спинах, и океан дышал под ними размеренно и доброжелательно, поверив, видимо, что эти двое ничем ему не угрожают – а значит, можно под ними и подышать немного.
– Рай, – сказала Софи, – просто рай.
– Будет, когда вечером портвейну выпьем, – мечтательно протянул Ильясов.
– О, русское пьянство! – оживилась она.
– Боишься?
– Конечно! Ты напьешься и станешь буянить, и потом нам придется заплатить в гостинице огромный штраф!
– Это ты читала анекдоты в Сети? – поинтересовался Женька, когда они уже погребли к берегу.
– Это к нам в прошлом году в Шербур привозили русскую группу, – бесхитростно объяснила Софи. – И они вели себя… не очень скромно.
– Не очень скромно – в переводе с французского это означает, что Шербур потом пришлось отстраивать заново? – Он уже научился отслеживать ее словесные выкрутасы, а Софи, кажется, нравилось, что он ее так разоблачает. Это было вроде негласной игры, понятной только им двоим.
– Не заново, но полиция поймала двух… не очень одетых русских граждан, пытавшихся снять Наполеона с лошади. В прессу не просочилось, но у меня друзья в полиции, я знаю.
– Два голых русских пробовали отковырнуть кусок памятника? – недоверчиво переспросил Ильясов.
– Да. Потом они утверждали, что решили проверить… я не очень поняла, но звучало как-то… откуда старый Ленин взял коня и почему на голове неправильная шапка.
– Действительно, – сказал Женька сам себе по-русски, – откуда у каменного дедушки Ленина в Шербуре лошадь и треуголка?!
Они провалялись на пляже до вечера. Солнце клонилось к западу, било низкими лучами глаза, и оттого вокруг стало слишком много золота, как будто всех окунули в чан с этим расплавленным металлом и не спешат вынимать – ждут, пока прилипнет. Вася с Люсей как-то решили проблему напитков и теперь с азартом резались в «дурака» захваченными с собою картами.
– Я хочу прогуляться до пирса, – объявила Софи, золотистая, как и всё вокруг, от вечернего света и от загара. – Пойдешь со мной?
– Давай.
Женька натянул шорты и взял фотоаппарат, Софи быстро нацепила пляжную юбку и топик, вещи поручили картежникам. Народ понемногу расходился с пляжа – наступало время неторопливого просиживания штанов в ресторанах. У кромки воды играли дети, строили замки из песка и носились друг за другом; взрослые покрикивали, но лениво, больше для порядка.
Ильясов смотрел, как Софи идет по краю прибоя, ее босые ноги заливает пена, в опущенной руке покачиваются пляжные босоножки… Такие сценки он снимал миллион раз. Выбиралось время, место, уточнялось техзадание, заказчики и исполнители до одури спорили в комнатах для переговоров, сверяли макеты, изводили тонны кофе и жестких редакционных булочек. Потом все шумной, пребывающей в несогласии группой выезжали на природу, искали нужный берег, ракурс, свет, загоняли в кадр модель, та, профессионально улыбалась, делала, что попросят, Женя снимал сотни кадров – и внезапно в одном из них вспыхивало волшебство, и вот этот единственный кадр всегда брали, потому что было «самое то».
