Текст книги "Гобелен с пастушкой Катей. Книга 4. Зима в зеркалах"

Автор книги: Наталия Новохатская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Домашние сюрпризы

Не успела Алла ступить на порог собственного жилища, как Миша сообщил конфиденциально, хотя и громовым шепотом.

– Хочу предупредить. Ребята устроили сюрприз, пришлось принять участие. Мне кажется, они малость перестарались, но вроде у вас так принято, – обстоятельно объяснился он.

Алла выслушала вполуха, сбрасывая пальто в Мишины объятия. Всяческие розыгрыши и сюрпризы бытовали в их доме запросто. Мальчишки унаследовали от Аллочки Трехглазки склонность к авантюрам, правда, по большей части безобидным. Алла подумала, что, в ожидании призов, сопутствующих игре с бабушкиными "ста рублями", ребята придумали и внесли дополнения в ритуал. Нечто, способное склонить мамашу к желательному для них решению. После ужина и чая младшенький Денис снял с гвоздя медный таз, в котором отродясь не варили варенья, ударил в него ложкой и произнес тоном ярморочного зазывалы.

– Глубокоуважаемые господа! Сообщаю: барыня прислала сто рублей! Что хотите, то берите, да и нет не говорите, во всяком случае, пока не прослушаете неожиданное сообщение. Слово спикеру! – объявил он.

О выступлении спикера Алла слышала впервые, к сюрпризу была отчасти подготовлена. Однако не к такому. Кирилл ловким движением фокусника вынул из рукава любимую газету и стал зачитывать репортаж из отдела происшествий. Отчет о событии назывался пышно: "Москва откупилась от огненного вихря". Алла приготовилась слушать стоически, но со второй строки забыла о своем намерении.

"…Четверка налетчиков проникла в кабинет главного инженера сложным способом. Сначала охрана пропустила к облеченному властью лицу женщину приятной наружности. Та уверяла, что направляется в офис по личному делу. Охранник не проявил должной бдительности, дамочка оказалась в кабинете. Буквально через пять минут трое сообщников в комбинезонах и черных масках обезоружили остальную охрану и ворвались в помещение. После чего силовые методы другой стороны стали не только бесполезны, но опасны для всех. В рабочем помещении главного инженера находился сложный пульт распределения и подачи горючих материалов, манипулируя которым, возможно устроить взрыв, а также пожар, какого не видели в столице со времен нашествия Наполеона. В такую форму эрудированные грабители облекли требование о выдаче ста тысяч долларов.

К прочей информации они присовокупили, что один из членов шайки спрятался в условленном месте, где произведет зажигание вылитой горючей жидкости. Струю пустили профилактически, на случай, если сообщники не появятся с выкупом. Целые невредимые и свободные в определенное условленное время. Переговоры осуществлял главный инженер, ставший заложником вооруженной банды."

– Дайте мне газету, – взмолилась Алла Кирилловна, когда способность говорить вернулась к ней частично.

– Это не самое интересное, вот последний абзац, – заверил старший сын, газету не отдал и продолжил чтение с интонациями диктора. – "Внешний облик троих нападавших остался вне конкретного определения, пятнистые комбинезоны и темные маски с прорезями для глаз, а вот сопутствующую женщину удалось запомнить. По описанию охранника, подтвержденному словами главного инженера, она представляла собой особу приятной наружности, среднего роста, одетую в синее шелковое пальто и черные сапоги, темные волосы уложены сзади в пучок, особые приметы – большие фигурные очки. Срочно сделанный фоторобот позволяет нашим читателям посмотреть, может быть, кто-нибудь видел эту особу или знает ее."

Дальнейшим мигом в онемевших руках Аллы Кирилловны оказался ее собственный портрет, выполненный в стиле "фоторобот" с крупной надписью поверху "Срочно в розыск!" Газетные листы, лица детей и кухонные обои завертелись вокруг Аллы в тошнотворном хороводе, табуретка под ней провалилась в тартарары, а пол стремительно приблизился. Но очень скоро всё растворилось в приятной темноте.

– Я вам говорил, придурки, – после паузы послышался знакомый голос ниоткуда. – Говорил я вам, зря это, слишком, чересчур. Ну что, доигрались? Берите теперь за ноги, осторожнее, не то стол своротите.

– Она умерла? В скорую звонить? – раздались перепуганные голоса, и Алла стала понимать, что ее несут, скорее даже тащат.

– Пока нет, может, выживет, только вот на фига такая жизнь? – произнес Миша, и Алла куда-то свалилась, но упала близко и мягко.

Освещение вернулось, Алла лежала на собственной кровати, вокруг возникли лица мальчишек. Миша сидел на краешке стула рядом и держал ее за руку, определял пульс. Дети зачем-то пытались опять сунуть ей в лицо газету, вырывая ее друг у друга.

– Мам, ну посмотри, совсем не похоже, только пальто и прическа, – наперебой убеждали сыновья, потом догадались объяснить. – Ну, это мы пошутили по-дурацки, думали, ты посмеешься. Миша твой портрет нарисовал, мы хотели тебе сказать, чтобы поделилась денежками, награбленными. Ну вправду, тетка чуть-чуть на тебя похожа, и мы подумали…

– Вот такой сюрприз, – покаянно заявил Миша. – Извини, я принял участие, можешь сказать, что я болван. Я нисколько не обижусь, поскольку это будет истинная правда.

Алла не помнила точно, сколько времени ушло на оценку ситуации, однако обморочное состояние позволяло хранить молчание сколь угодно долго. Она молчала, смотрела на домашних страдальческим взором, пока не уверилась, что поняла правильно. А именно, дети прочитали в газете репортаж о вчерашних событиях, им показалось забавным, что преступная женщина отчасти схожа с собственной мамашей и пальто носит такое же. Вот они и придумали розыгрыш, заставили болвана Мишу употребить живописный дар всуе и изобразить "фоторобот" Аллы с фотографии. Фактор внезапности не позволил Алле сообразить, что криминальный портрет ей преподнесли отдельно, в газете красовалось нечто условное, похожее на неё веьма отдаленно.

Разоблачение в кругу собственной семьи оказалось свинским блефом, от одного этого Алла испытывала огромное облегчение, однако не в том состояла печаль, доведшая ее буквально до потери сознания. В газетном репортаже черным по белому читалось, что не только охранник, но и главный инженер уверенно поместил женщину (а ведь это была Алла!) в ряды преступной шайки. Как могла произойти ошибка, у Аллы просто в голове не укладывалось!

Тем не менее, с домашними обсуждать эту проблему она не собиралась. Пока они столпились у кровати и наперебой объясняли в ненужных подробностях, как им пришла в голову вздорная идея, и как они претворили ее в жизнь. Больше всех каялся Миша, понимая, что его участие в дурацкой забаве непростительно и неуместно.

– Помнишь змею на стуле? – спросила Алла, когда в разноголосом гомоне случилась минутная пауза.

– Еще бы не помнил, – отозвался Миша. – Змея была твоя, а из школы чуть не выгнали меня. Причем она резиновая была, не настоящая, между прочим.

– Ей было неважно, Анне Абрамовне, резиновая или нет. Сердечный приступ был настоящий, «скорая» повезла из школы прямо в больницу, – уточнила Алла и добавила укоризненно. – Теперь я ее понимаю.

– Зато контрольная пропала начисто, а как твоя змейка смотрелась на стуле! Блеск, просто как живая была, – с ностальгией в голосе проговорил Миша.

– Вот, когда мы с Мишей были в вашем возрасте, – назидательно произнесла Алла, не поднимая головы. – Мы додумались подложить резиновую змею на стул учительнице, простой немудреный поступок, и смысл в нем имелся – от контрольной избавились. Хоть и дурно, но по крайней мере объяснимо. Но вот зачем пугать меня, хоть застрелите, я не понимаю. Прошу чаю и возобновляем заседание.

Чашку свежезаваренного чаю принесли прямо на ложе, на закуску изыскали пряник, так что Алла преподнесла свою речь вприкуску, как бы между прочим.

– Да, кстати, нужен ваш совет, – начала она. – Ваш папа звонил недавно, кажется позавчера. Кто-то ему сказал, что бабушка прислала деньги и предстоит покупка компьютера. Мы, правда, ничего не решили, но кто-то похвастался – интересно, кто? Ну, да это неважно. Папа очень горевал, что у него денег нет совсем, просил отсрочить выплату ваших карманных расходов и хотел узнать, не можем ли мы дать ему взаймы из бабушкиных денег. Обещал отдать, как сможет. Что ему сказать?

(Честно говоря, Алла не собиралась делиться с сыновьями информацией или спрашивать у них совета. Бывшему мужу она мягко напомнила, что никогда у него денег не просила, а бабушка предназначила посылку внукам, вовсе не экс-зятю. Вадим был сильно разочарован, посетовал, что они не чужие, разговор вышел не слишком приятным.)

– Ну так что? – повторно спросила Алла, пусть мальчишки подумают, что для них важнее, приобрести компьютер или вытащить папашу из финансовой пропасти

– Компьютеры сейчас дешевеют, – доложил Кирилл. – Мы подыщем экономную модель, а что останется, так и быть, ссудим. Без процентов, на полгода, идет? Тогда надо покупать скорее, папашу жаль, ему тоже трудно.

– Воля ваша, – согласилась Алла.

Ребята вышли из затруднительного положения с блеском, проявили здравый смысл, похвальное великодушие, а также изобретательность. Оказывается, срочная покупка компьютера принесет разрешение всех семейных проблем. Бабушкины "сто рублей" были распределены ко всеобщему удовольствию. А о неудачной шутке, чуть было не уложившей Аллу в гроб, авторы постарались забыть.

Миша удостоверился, что с Аллой все в порядке и отбыл к себе в мастерскую. По всей видимости, у него ожидались гости или возник запас пива. При найме на работу Алла поставила лишь одно условие, но категорическое – никаких друзей и никакого алкоголя в пределах ее квартиры, на глазах мальчишек.

– Ну, ты строга, Трехглазка, – комментировал тогда Миша, однако условие принял и исполнял.

Дети долго смотрели телевизор, потом отправились спать, и весь остаток вечера Алла размышляла, в какое невероятное положение она ухитрилась попасть. Хорошо сидеть в кресле у себя дома, листать книжку, вычурно названную "Трон Земли", слушать, как дети возятся, потом с проволочками отправляются на покой. Но вот именно ее, Аллу Барсову, объявили в срочный розыск и не поленились дать объявление в газете! Как такое могло произойти? Почему Шура Костин ничего не объяснил? Почему заявил, что в контору пришла незнакомая женщина и оказалась сообщницей налетчиков?

Может быть, он действительно так думает? Что она вкралась к нему в доверие под личиной учительницы английского языка, узнала нужные для налета детали и усыпила бдительность? Но тогда зачем он скрывает ее от милиции, утверждая, что женщина ему незнакома? К тому же она его не искала, Шура Костин нашел ее сам, по объявлению частного бюро, где ей подыскивали учеников.

Или Александр Иванович Костин скрывает их знакомство по каким-то своим причинам? Скажем, знает отлично, что Алла непричастна к налету, но объяснить ситуацию не хочет или не может, и придумал байку про незнакомую наводчицу.

Может быть, жена вмешалась? Неужели обмануть милицию и подставить Аллу проще, чем растолковать жене (бывшей или небывшей), что делала в его офисе учительница английского языка в разгар рабочего дня? Все равно бред какой-то. Или Шура думает, что бандиты ее умертвили, и не хочет нести ответственности? Заодно валит на нее, как на мертвую?

Но кто мешает узнать? Или вякнул, не подумавши, потом струсил, побоялся лишних осложнений? Черт разберет его, Шуру Костина, вот чья душа потемки, невзирая на лощеный внешний вид. Попробовать еще раз позвонить? А вдруг у него на телефоне засада, вычислят номер и приедут. Шура на очной ставке скажет, что знать ее не знает, или того хуже – что она террористка и вымогательница, под видом английских уроков втиралась к нему в доверие. Как доказывать обратное?

Мысли в голове у Аллы Кирилловны бежали резво и временами сталкивались, образуя затор и коловращение. Дети угомонились в своей комнате, перестали бормотать в темноте, но Алла бродила по квартире в тщетных попытках что-либо осмыслить. Телефон зазвонил ближе к полуночи, Алла быстро схватила трубку и услышала невнятное заявление.

– Не спишь? Я сейчас приду, – сказали без приветствия.

В трубке гудело и дребезжало, голоса Алла не разобрала, только уловила, что мужской. Ей показалось, что говорил Вадим Барсов, бывший муж. Но после отбоя стало ясно, что ему делать у них нечего, звонил кто-то другой.

Разбор полетов на кухне

Ответ на загадку отыскался неожиданно скоро, Алла не успела перебрать половины возможных вариантов, как в дверь коротко позвонили. Скорее со страхом, чем с нетерпением Алла заглянула в дверной глазок и в иллюзорном пространстве подле лифта узрела знакомую фигуру Александра Ивановича, Шуры Костина. Одет посетитель был в дорогую кожаную куртку на меху, в руке держал портфель и по своему обыкновению излучал сугубую солидность. Лысая голова, крупные очки и мощный квадратный подбородок создавали образ мужественной, грубоватой респектабельности.

В который раз Алла отметила, что Шура Костин отлично мог сыграть роль мормонского предводителя в голливудском боевике, стоит посадить его на облучок фургона и снабдить широкополой шляпой. "Господи, какие глупости лезут в голову", – упрекнула себя Алла Кирилловна и стала открывать дверь.

Инженер Костин бессловно ступил через порог, молча водрузил верхнюю одежду на вешалку и поставил портфель снизу, после чего уверенно прошел на кухню, не дожидаясь приглашения. Алла последовала за ним в таком же молчании. Слишком много вопросов предстояло задать, и она не знала, с чего следует начать. Кстати, не было уверенности в том, что Шуру Костина следует пускать в дом поздней ночью.

Гость с расположился за кухонным столом, вытащил из кармана пиджака пачку сигарет и жестом спросил пепельницу. Алла достала с полки пустую банку из под кофе, пододвинула на середину стола и без спроса взяла сигарету из пачки. Курила Алла редко и только в обществе. Молчание, чем дольше длилось, тем становилось выразительнее. В процессе безмовного курения инженер Костин вспомнил о портфеле, принес его из коридора и вручил Алле очки и вязаную шапку, улики, припрятанные в офисе. Очки остались целы – удивительно!

– Я так понял, что газету ты читала, – наконец проговорил гость и добавил. – По-другому было нельзя. Не получилось.

К своему удивлению, Алла вдруг поняла, что вовсе не желает объясняться. Она перебирала один за другим вопросы, какие хотела задать и убеждалась, что ей совершенно ни к чему ответы. А возвращение очков с шапкой и вовсе лишило разговор практического начала. В принципе их неформальные отношения оказались ошибкой, вплоть до брачных предложений и ее дурацкого намерения согласиться. Следовало ограничиться одним английским разговорным, не возникло бы недоразумений, не нужно было бы сейчас лихорадочно думать, что сказать и о чем спросить. Напрасно задумал Шура Костин соединить с ней дальнейшую жизнь, и абсолютно зря Алла о том размышляла. Во всех случаях жизни они оставались друг другу посторонними.

– Я совершенно ничего не понимаю, – наконец созналась Алла. – И теперь не знаю, что делать.

– А зачем ты тогда пришла? – спросил Шура внезапно.

– Очень глупо получилось. Понимаешь, я оказалась в твоих краях и подумала, что могу на секунду зайти, сказать, что ничего у нас не получится, – солгала Алла, такое к ней пришло вдохновение.

– Все ясно, – отозвался Шура Костин. – Так и следовало ожидать. Ну ладно, проехали. Но получилась грандиозная белиберда, те ребятишки взяли тебя в заложницы, как мою невесту. Я им сказал. Им нужно было, чтобы я молчал.

– Но зачем ты сказал, что я была с ними заодно? Меня теперь ищут, и что делать, если найдут? – Алла наконец решилась на главный вопрос, не дававший покоя.

– Это не я, это дурень из вохры, он тебя пропустил без спроса и документов, потом испугался. Я тут же сообразил, что тебя можно отмазать и не говорить лишнего, – многословно объяснялся Шура без особой убедительности. – Кто такая, зачем приходила, как получилось дурацкое совпадение, могли не поверить. Тебе так лучше, ищут какую-то девку, на тебя не очень похожую. Мало ли их по Москве!

– Понятно, – согласилась Алла, далее сообразила: "И труп был бы посторонний, если что. Нашли на рельсах тело в синем пальто, вот она налетчица, свои управились, денег не поделили, знала слишком много и вообще. Опять же к Шуре никакого отношения не имеет. Быстро соображает главный инженер. В заложницах невеста, а в морге – неизвестно кто."

Но ничего подобного она Шуре Костину не сообщила, сидела молча и курила одну сигарету за одной. Справившись с трудным объяснением, инженер Костин заговорил о насущном.

– Сама понимаешь, нам теперь видеться неудобно, лучше переждать, с уроками тоже, – сообщил он. – Я тебе деньги привез, за три месяца, компенсация. Нас никто особенно вместе не видел, может обойдется, я свое объяснил, а тебя, даст Бог, не найдут. Потом посмотрим, ладно?

– За гонорар спасибо, а если найдут? – осведомилась Алла. – Что мне сказать? Я могу только правду, извини. Тогда кто-то из нас будет на подозрении, неизвестно, кому поверят. Тупик. Сам понимаешь, есть свидетели, что ты брал уроки, получится глупость. Надеюсь, ты не станешь заявлять, что я была с ними заодно, и ты ты скрывал меня от следствия, потому что пожалел. Я не представляю, как мы будем выступать на очной ставке, это какой-то бред. Может быть, нам лучше пойти и вместе сознаться? Я тебя поняла, не исключено, что другие поймут.

– Ты действительно ничего не понимаешь, – не согласился Шура Костин. – Придется объяснить. Лучше бы мне не говорить, а тебе не слышать, но не получается. Придется нам побыть пока в одной упряжке.

– Это каким образом? – поинтересовалась Алла, понимая, что ничего приятного услышать не доведется.

– Я уже говорил тебе, затем и приехал. Не вылезай, сиди тихо, пока не спросили, может, обойдется, – морщась, как от зубной боли произнес Александр Иванович. – Нет, тебе понадобилось залезть, тебе нужно знать, ты мне будешь давать советы и указывать, что делать. Только тебя мне не хватало и твоих указаний. Может, я опоздал, но предложение беру обратно, очень рад, что ты надумала отказаться, только невовремя.

– Прекрасно, я поняла, – отозвалась Алла. – Это лирика, а что по делу? Почему мы не можем честно сказать, как было? Что нам мешает? Вернее, тебе

– Хорошо, раз ты хочешь, то скажу, – сказал Шура. – Ты вообще оказалась сбоку припеку, это я понимаю. А я не могу рассказать, как было на самом деле, понимаешь, не могу. Все равно получится, что я что-то скрываю. Что в лоб, что по лбу. Тогда меня станут спрашивать очень серьезно, там знают как… И все равно не поверят, даже если я выложу, как на духу. И тебе никто особенно доверять не станет, будут копать. И окажемся по твоей милости знаешь где? Для чего тебе это надо?

– Ты меня опять запутал, слишком много вопросов задаешь, – ответила Алла. – Я в дурацком положении. Меня разыскивают за бандитизм, ты один знаешь, что я твою контору не грабила, но предлагаешь держать это в тайне. Я в принципе согласна, но до тех пор, пока меня не найдут. Но что я должна сказать, если меня узнают, вычислят и спросят? Или говорить, что это не я? Вохровец меня опознает. Или что я тебя не знаю и случайно оказалась в заложницах? Кто мне поверит? Выходит, что ты не можешь сказать правду, а мне нет смысла врать. Как быть?

– Вот я и говорю, что мы в одной упряжке, или держимся вместе, или топим друг дружку. Ничего с этим не поделаешь, – признал Шура Костин и закурил очередную сигарету.

– Объясни мне, пожалуйста, почему правда тебя не устраивает, зачем требуются какие-то выдумки? – в очередной раз спросила Алла.

– Потому что правда хуже всяких выдумок, – напрямую резанул Александр Иванович. – Потому что я знаю, кто они такие, потому что они меня знают, потому что тебя увезли, чтобы я молчал, потому что обещали свернуть тебе голову, если я пикну. Достаточно?

– Ой, извини, но я не знала, – только и нашлась сказать Алла. – А теперь, когда не свернули, нельзя переиграть? В милиции нормальные люди, поймут, что ты за меня боялся и не хотел рисковать. Я могу назваться невестой для правдоподобия, если твоя жена не будет возражать.

– С женой, с Лидкой, Бог с ней, а что она тебя по телефону отлаяла – баба есть баба. Она раздумала разводиться, оно сейчас удобнее, – невнятно пояснил Шура, довольный, что Алла свернула на обиходную дамскую тему.

Однако Аллу тема жены Лидки не интересовала почти совсем, и она вернулась в исходную точку собеседования.

– Хорошо, но я пока не поняла, что препятствует разъяснить наше дело раз и навсегда, – напомнила она. – Тем более, что ты кого-то знаешь. Чего ты опасаешься?

– Я говорил тебе, – снова поморщился Шура Костин. – Сказал ведь! Я доложил, что ничего не знаю, они поверили, мои дела с ними закончены, я вне подозрения и чистенький. Не желаю начинать снова здорово, неужели непонятно? Теперь могут не поверить, сегодня одно, завтра – другое, раз соврал, значит веры нет. Начнут копать, не желаю я этого, не хочу.

– Это понятно, прости Бога ради, но ответь четко, – снова попросила Алла. – Что делать мне? Что говорить, если меня спросят? Если я скажу правду, то запутаю тебя окончательно.

– А я тогда доложу, что ничего подобного, что учился у тебя английскому языку и только. Все остальное ты выдумала, а зачем, я не знаю, – сообщил Шура и глянул на Аллу, проверял, как она воспримет такой поворот беседы.

– И попадешь в ту самую задницу, которой опасаешься, – грустно промолвила Алла, только ключевое слово обозначила проще для красоты слога. – Вот тогда тебя будут спрашивать по-другому, я им дурочку сваляю, милую беспомощную и несчастную. Тобой обиженную, между прочим, гнусно обманутую. Нравится? И притворяться особенно не придется, распишу, как меня под поезд бросили, и пригрозили, чтобы рта не открывала. С меня спрос маленький, баба есть баба, как ты удачно выразился, спросят с тебя. Ты бы мне лучше сказал правду, сам заявил, что мы в одной упряжке, и друг без друга из этой истории не выберемся.

– Насчет поезда, ты это серьезно? – осведомился Шура Костин. – И как же ты…?

– Мы с ним договорились, он на минуточку свернул с рельсов, – объяснила Алла.

Беседа с инженером Костиным, хоть и необходимая, начала ей сильно надоедать.

– Не понял, ты что, придуриваешься? – спросил Шура.

– Это ты придуриваешься и очень неумело, – сказала Алла. – Битый час морочишь мне голову, и каждую деталь приходится вынимать клещами. Я устала, время даже не позднее, а раннее. Или мы с тобой советуемся, как компаньоны по несчастью, или иди домой. И каждый выпутывается в меру своего разумения.

– Чего ты от меня хочешь? – впрямую спросил Шура Костин.

– Расскажи с самого начала, может я пойму. Не исключено, что соображу, как мне быть. – ответила Алла.

– Посоветуйся с женщиной и поступи наоборот, – бросил в пространство инженер Костин, но тем не менее начал рассказ. – Ну, я тебе сказал, что знаю тех мужиков – так вот знаю, да не очень. Скорее догадываюсь. Сам дурак, и никуда не денешься. Встретил одного тут недавно около нашей конторы. Шел вдоль забора и нате! Сто лет не виделись, и вот он! Сразу друг дружку признали, пошли пить пиво. Как зовут его, вообще не помню, может, и не знал, виделись в компашке, он меня признал первый. Все смеялся, мол, какой солидный стал, совсем начальник! Я от большого ума расхвастался, что здесь заправляю, из своего кабинета все могу сделать. Хочешь, налью тонну мазута, подгоняй цистерну. Одно слово – дурак. Вот он с мужиками и пришел ко мне в кабинет, я его узнал в маске. Остальных никого не знаю. А он сказал напоследок: "капнешь на меня, кореш, скажу, что были с тобой в доле, лучше забудь". Про тебя тоже предупредил: "поднимешь звон сразу – свернем телке голову, пришлем по почте". Ну, я и молчал, потом понял – раз смолчал сразу, то ничего другого не остается, иначе меня возьмут на подозрение. И что я им расскажу? Ни имени, ни фамилии – не знал и не знаю. Могу описать, могу заявить, что признал в маске, могу рассказать, что, сам дурак, навел на свой кабинет с пультом – большое спасибо мне скажут.

– Да, это понятно, – согласилась Алла немного поразмыслив. – Положение хуже губернаторского, я бы сама молчала в тряпочку при таких условиях. Но зачем меня в розыск объявил, почему не сказал, что бандиты взяли в заложницы учительницу английского языка? Скажем, беседовали вы с нею на иностранном языке, они ворвались… Я бы подвердила слово в слово.

– Соображай головой, зачем им заложница, если они меня не знают, только контору обули? – спросил инженер Костин угрюмо. – Они себе путь прикрыли – никто не пикнул, могли все на хрен взорвать и сжечь. Если бы я сказал, что тебя увели и мне пригрозили, то непременно кто-нибудь догадался бы спросить. «А чего они боятся, если уже уехали? Что ты знаешь, главный инженер хренов, о чем молчать должен? И почему не тебя взяли, а ее?»

– А действительно, почему? – поинтересовалась Алла.

– Не знаю, – сознался Шура Костин. – Кто их к черту разберет? Может сдуру, а может быть, еще зачем-то. Понимаешь, чем меньше я ментам расскажу, тем меньше будет вопросов. Все равно я знаю мало и доказать ничего не могу. Сейчас не могу.

– То-есть? – заинтересовалась Алла. – А когда сможешь?

– Видишь, есть одна зацепка, без охоты сознался Шура. – Может быть, я смогу достать улику и посообраааажать. Но это сложно и без гарантии. Если получится, то разговор будет совсем другой. Сейчас я думаю, и очень прошу тебя подождать, посидеть тихо. Потом посмотрим.

– Теперь я кое-что поняла, – сообщила собеседнику Алла. – Тебе нужно время, чтобы достать свою улику. Когда добудешь, то сможешь доказательно объяснить, что произошло и почему ты молчал. И зачем меня подставил. Тогда я смогу не бояться, что меня опознают. О твоих планах и что за улика, не спрашиваю. Все равно из тебя не вынешь, разве что начать допрос с пристрастием.

– Это как? – поинтересовался Шура Костин.

– Это с применением пыток, – объяснила Алла. – Я не умею, и мне такие методы не нравятся.

– Зря прибедняешься, – заметил инженер Костин. – Ты мне еще тот допросик устроила, все вынула, что хотела.

– Отнюдь, – возразила Алла. – Мне про твою улику очень любопытно, но я себя сдерживаю, понимаю, что лишние знания ни к чему. И так знаю больше, чем нужно. Но, извини, опять возвращаюсь к нашим баранам…

– Какие к черту бараны? – на этом этапе допроса инженер Костин не выдержал и сломался. – Выражайся проще, я живой человек, нормальный мужик, а не твой лохматый мазила! Ты с ним и со своими мальчишками бедными так разговаривай, им деваться некуда, они стерпят! Ты думаешь, что очень культурная, ты хуже любой стервы вокзальной! Мотаешь нервы и улыбаешься!

– Прости, я не хотела тебя обижать, – переждав паузу, продолжила Алла. – Про баранов – это цитата, из классической французской комедии. Значит, что люди все время возвращаются к надоевшей теме. Лично тебя никто в виду не имел, поверь. И постарайся не перебивать, я тебе не невеста, а соучастница, твое мнение мне безразлично в высшей степени. Кстати, я не давала оценок и свое мнение держу при себе. Nota bene.

(Шура Костин мрачно молчал, но стиснул зубы.)

– Так вот, о баранах, – бесстрастно продолжила Алла Кирилловна. – Я хотела предложить вариант на тот случай, если улика не подоспеет, а нас попросят объяснить, вместе или порознь. Вариант унизительный, но правдоподобный. Можешь сказать, что побоялся жены, поэтому ничего толком объяснить не смог и не хотел.

– Не понял, – нерадостно промолвил Шура Костин. – При чем здесь жена?

– Представь, что бандиты застукали тебя в кабинете с любовницей, и взяли ее в заложницы, – бесстрастно предположила Алла. – Для страховки. После ты постыдился признаться, что на рабочем месте предавался разврату, к тому же испугался, что жене станет известно. Расскажи что-нибудь про жену, какая она ревнивая и безрассудная, или что побоялся всенародного разоблачения. Я могу подыграть, так и быть пожертвую репутацией. Будет неприятно, но жить останемся. Это на случай очной ставки, называется согласовать показания, старый трюк. Но лучше, чем…

– Скандал будет изрядный, но за это не сажают, – согласился Костин. – Что ж ты сразу не подсказала? Мы тут время теряли.

– А я на самом деле так и думала, – пояснила Алла. – Ты уж меня извини.

Шура Костин проглотил унизительное обвинение молча, видно было, что он усиленно думает о другом. Не исключено, что поздравляет себя с тем, что избежал опасности вступить в брак с кошмарной бабой, по сравнению с которой вздорная супруга Лидка представилась сущим ангелочком.

– Тогда мы вроде уладили, – Шура наконец прервал молчание. – Деньги за уроки, вот они. Извини, что так получилось. Я появлюсь попозже, так будет лучше. Мальчишкам передай привет. Английскому ты учила хорошо.

– Спасибо на добром слове, – не осталась в долгу Алла Кирилловна. – Мне жаль, что все так нескладно обернулось. Однако, друг мой Шура, ты пожалуйста не забудь, что вариант показаний, губительный для моей репутации – временный, пока ты не нашел улику. За здорово живешь я такую роль играть не хочу, у меня дети и работа, может быть, замуж соберусь со временем. Репутация мне пригодится.

Шура почти встал из-за кухонного стола, но прощальное слово хозяйки вернуло его обратно.

– А мне, думаешь, приятно будет? – со всем возможным сарказмом спросил он. – У тебя одной, что ли, репутация? Надо мной смеяться станут до упаду, между прочим. Ты жертву из себя не строй!

– Ужасным мужем ты бы оказался, – как бы в раздумье произнесла Алла. – Я толкую о деле, а ты счеты сводишь, как баба, право же… Так вот, выражаясь проще: я жду не просто, а определенное время. А то рискую не дождаться. Через две недели, не позже, ты объявляешься и докладываешь. Как с твоей уликой, в каком мы положении, и перевел ли ты меня из наводчицы в пострадавшие. Если тебя не будет, я буду наводить справки сама, начну с твоей жены Лидки. Я не угрожаю, я вношу ясность в дело. Если мне придется остаться в неопределенности и в розыске, то я потребую компенсации за моральный ущерб. За твоих друзей-бандитов, за прогулку в их машине и за свидание с поездом на рельсах надо платить. А учеником ты был неплохим. До скорого!

– Это какая компенсация? – спросил Шура Костин без всякого удовольствия. – Деньги?

– Именно, – согласилась Алла. – Так что старайся с уликой, будет выгоднее.

– Однако тебе палец в рот не клади, – заявил на прощание Александр Иванович Костин, но в голосе у него слышалось больше уважения, чем негодования.

Закрыв дверь за полуночным гостем, Алла открыла окно на кухне, чтобы табачный дым скорее выветрился, и секунду постояла, вдыхая сыроватый ночной воздух. Последнее условие, выдвинутое незадачливому соучастнику, требование денежной компенсации – вот что удивило ее самое. Ничего подобного Алла не планировала, сказалось помимо ее воли, наверное от саднящего чувства обиды. Шура Костин не принимал ее интересов во внимание, обходился с нею, как с лишней деталью в головоломке, спешил ее устранить и отбросить. Свинское отношение к ней лично волновало Аллу Кирилловну мало, однако ситуация выявилась сложная, а компаньон по несчастью заботился исключительно о себе.