Текст книги "Стихи из моих миров"

Автор книги: Наталия Мазова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Не такова ли и ты, моя Сирэллиэ?

12.06.94

Подражание "Биографиям трубадуров"

Ан-де-Тианне

Алаида Ле Грие была дочерью богатого купца из Каркассона, который торговал шелком и иными дорогими тканями. Говорят, что была она не только хороша собой, но и для девицы ее звания прекрасно образована. И многие любили Алаиду, но ни на чью любовь не ответила она, и никто не знает, кому посвящала она свои канцоны.

Однажды молодой рыцарь, именем Бертран де Гийяр, пришел занять в долг у ее отца. Но купца не было дома, и Алаида предложила рыцарю подождать. Бертран же увидел на полке сборник ее канцон, и не зная, с кем говорит, сказал: "С тех пор, как услышал я эти канцоны, одно желание у меня поцеловать ту руку, что написала эти слова, и те губы, что произнесли их". Тогда Алаида вспыхнула и сказала: "Сеньор мой и господин, не так уж несбыточно твое желание, ибо та, что сложила их – перед тобою". Услышав это, Бертран поклялся Алаиде, что всегда будет любить ее, и только ее, и не надо ему иной дамы, будь она хоть герцогиней...

Так Алаида Ле Грие стала женою Бертрана де Гийяра и, если верить людям, это был счастливый брак. Но мир много потерял от того, ибо, выйдя замуж, никогда больше не писала она прекрасных канцон.

13.06.94,

исправлено 22.12.97

* * *

Meredith

Идемте со мной. Идите за мной, сестренки, и я научу вас всему, что умею сама.

Вы пойдете за мной в залы, где ночью горит свет и звучит гитара, где собирается круг людей, разучившихся быть друзьями. Скользят мимо бархатных кресел изысканные дамы в платьях, расшитых драгоценными камнями, шелестят черные плащи, водопад золота и серебра слепит глаза... Я научу вас не смотреть в глаза этим людям, научу заводить с ними беседу о своем, научу отбирать у каждого лучшее, чем он владеет, потому что вам это нужнее, чем ему. Я научу вас видеть эту толпу так, как вижу ее я, и вы тоже будете отводить глаза от цепкого чужого взгляда, в котором так много презрения и так мало желания понять...

Я научу вас гасить это сияние Словами, мягко вплетать свою нить, серую или зеленую, в это сверкающее великолепие. Я дам вам в руки оружие, о силе которого мало кто ведает здесь, в кругу, где вечно звенят скрещенные клинки самолюбий.

Вы вскинете на плечи свои нехитрые пожитки и полезете за мною на третью полку в грязном вагоне, чтобы, проснувшись на рассвете, увидеть новые, неведомые города, свежие в невинности утра, безмолвием своим зовущие вас отрешиться от боли и неудобств, скинув оковы пыльных квартир, забыть все в трепете первых лучей и встать лицом к лицу с этой безмолвной песней. Вы шагнете за мной в корону зеленых гор, под благоухающий полог леса, вы забудете все, что не важно, и однажды, глядя друг другу в глаза, в венках из лесных цветов, назовете себя своими истинными именами, а прежние бросите, как ненужный хлам.

Вы встанете рядом со мной у ночного костра, и заглянете в звездное небо, и тонкое полотно тумана, пронизанное лунным светом, ляжет плащом на ваши плечи. И звенящая под звездами песня отберет у вас душу, и перекроит ее по своему усмотрению, и вы навсегда станете чужими миру обычному и своими – Миру Света. Вы на земле познаете то, что все религии мира обещают где-то и когда-то, и отныне будете вечно читать не те книги и молиться не тем богам.

Вы ворветесь за мною в пылающие крепости, ощутите рукоять клинка в своей ладони, вы сумеете сами выбрать свою сторону в великой битве, что не прекращается никогда – и склонившись над упавшим другом, захлебнувшись собственной болью, вы навсегда разучитесь предавать. Вы познаете весь калейдоскоп многочисленных Сутей и научитесь листать их, как книгу. И, если достанет вам сил и тепла души, займете в каждой из них подобающее вам место.

Я научу вас искать и находить людей на этих просторах, запоминать строку из песни, оброненное слово, руку, поданную при переходе моста, небрежно повязанную ленту, и складывать эти воспоминания в тайники своего сердца, любуясь ими в одиночку или с друзьями и ничего не прося взамен. Я научу вас благодарить за особый взгляд – особыми словами, медленным кивком головы – за глоток вина и обжигающим чаем в закопченной кружке – за любимую песню, меняться кольцами со случайными людьми и ни о чем не жалеть.

А еще я научу вас слушать, как выбивают монотонный ритм по натянутой палатке падающие капли, и спать на полу в зале ожидания, и месяцами не входить под иную крышу, чем крыша вокзала, и вышивать в поезде, и...

И когда на наш громкий и странный разговор будут оборачиваться случайные люди, вы поймете, что пути назад нет. Идите за мной, и единственная благодарность, которой я попрошу – не прокляните меня в тот миг, когда неизбывная боль перервет ваше дыхание. Ибо и я когда-то заплатила...

7.07.94

Паладину

Не спрашивай, что я делала эти одиннадцать дней. Я плакала, пела, любила, ездила, рассказывала – в общем, я жила. Недаром так потускнело серебряное кольцо на моей руке...

Я могу только гадать, какой ты запомнил меня в последний раз. Под звездным покрывалом – такой ли? Специально для тебя я надела это черное платье и россыпь сверкающих украшений, и ты, замирая, припадал к моим ногам и играл витым браслетом на тонком запястье. Но ведь я никогда не была Леди Ночь, не принадлежала ей – ты понял это уже потом, когда я сидела, купаясь в сером свете, и из всех драгоценностей на мне осталась лишь серебряная цепочка. Я не знала, каким ты видишь мое тело, этот мой облик, но наверное, это было прекрасно – я читала это в твоем взгляде, в твоих чуть дрогнувших губах.

Я еще помню это – ведь я никогда ничего не забываю – но сейчас над лесом стоит полная луна, и ноги мои босы, а подол длинной зеленой юбки намочила роса. Не удивительно ли, что эта танцовщица из дикого племени тоже я? Но музыка играет с моим телом, как морская волна, и я кружусь по поляне, залитой звездным светом, пьяная, но не от вина. Юбка моя развевается, звенят браслеты на обнаженных руках, высокий гребень покачивается в такт пляске под музыку звезд.

Руки мои простерты в священном жесте – правая в сторону и вверх, левая в сторону. Ибо сказано: тот, от кого ты берешь, выше тебя, тот, кому ты даешь, равен тебе. А я отдаю то, что взяла, я лишь среднее звено в этой цепи, и неведомая сила несет меня. Я одна знаю, кому принадлежит моя правая рука, но в танце вполне можно ухватиться за левую... Песня ночи безмолвна, но сильнее ее страстный призыв:

"Встань и иди!"

И ты выходишь на край поляны и замираешь... Сегодня ты в черном, серебряная повязка прикрывает твои волосы – но мы уже давно узнаем друг друга по глазам. Ты еще не вспомнил. Твой взгляд удивленно скользит по гриве моих волос, зачесанных на сторону, по длинной подвеске в левом ухе. Не туда смотришь... Смелей же, лови мой взор! Даже обведенные черной тенью, эти глаза остались моими. Узнал, угадал – смущенная улыбка просияла на твоих губах. Так шагни же в круг, возьми мою левую руку – она твоя, ибо ты один равен мне – тот, чьих имен не исчислить, но первое было Асменаль!

Ты целуешь меня... Осторожнее! Разве ты забыл, как однажды обжег губы о цепочку?

7.02.95

Легенда о влюбленном ветре

Все ближе зеленый ветер!..

Зачем толпа собралась на рыночной площади? Видно, снова пляшет Эмерит, красавица из красавиц. Слышите звуки бубна? Под жарким полуденным солнцем, в пыли, раскаленной июлем, танцует смуглая Эмерит, Солнце Ночи.

Хэй-о, Эмер, Эмерит! Плечи твои заласканы солнцем, зацелованы солнцем руки, ветви плакучей ивы, и ноги твои, не знающие сандалий. Черна твоя одежда, но чернее волосы твои – атласный лепесток ночи. Подобна гибкому стеблю, подобна змее и кошке, подобна цветку тюльпана – таков твой танец, Эмерит! Глаза твои – два солнца, такие же золотые.

Ай, Эмерит, для всех ты – и ни для кого! Кто обнимал золотые плечи, не скрытые ночью шелка, кто ласкал обнаженные руки, кто целовал твои губы? Ветер, один только ветер, что налетает из дальних степей, неся с собой запах мяты и чабреца. Никто тебе не под стать, и никого ты не любишь, красавица из красавиц...

Пришел в наш город ветер-бродяга, увидел пляску Эмерит, коснулся ее одежды – и полюбил ее страстно.

Хэй, молодой чужестранец в зеленой одежде – ты как юный колос на майском ветру, такой же тонкий и гибкий. Светлые твои волосы тронуты солнцем рассвета. Гляди же во все глаза на ту, которой нет равных! Огонь искрометных глаз, ливень ночных волос, вихрь черного шелка – таков твой танец, Эмерит! Но что это? Впервые опустились черные ресницы, румянец окрасил щеки – неужели и ты влюбилась, Солнце Ночи?

Хэй-о, Эмер, Эмерит! Ночью, зеленой и душной, крадучись, спускаешься ты к ручью, что обсажен кипарисами. Плакучие ивы свесили пряди волос нерасчесанных – под ними ждет тебя любимый. Не подглядывал я, но видел сплетение рук и объятий. Не подслушивал я, но слышал жаркий шепот: "Люблю..." – или то ветер шелестел в ветвях кипарисов?

Ай, ветер-бродяга – зачем ты стал человеком? Чтоб коснуться тела под черным шелком, чтоб снять поцелуем пыль с ножки, не знавшей сандалий... У неба есть звезды, тысячи глаз, а у деревьев есть уши. К чему же искать того, кто вас выдал?

Есть у Эмерит два брата – один рыбак, другой наемник. И незавидна участь того, кто посягнет на честь их сестры!

Перед самым рассветом, когда утихает ветер, выследили братья Эмерит с ее возлюбленным. Но не обнажил клинка молодой чужестранец со светлыми волосами – был он безоружен, когда достал его нож брата-наемника. Кровь запятнала одежду, алая на зеленом, и умер без стона бродяга... Горе вам, братья Эмерит – зачем вы убили ветер?!

И опустился на город зной – ни облачка, ни дуновения. Жара придавила город каменною плитой. Солнце, всюду одно лишь солнце, и листья деревьев стали как жесть – солнце сожгло их зелень, больше не дают они тени. Висят паруса рыбацких лодок – как выйти в море без ветра? И опустела рыночная площадь. Где ты, красавица из красавиц, Эмерит, Солнце Ночи?

Стоит над ручьем серый камень. Им стала танцовщица в горе, увидев, как умер безмолвно тот, кого она полюбила...

Застыл на века в оцепенении проклятый город...

24.09.95

* *

Когда я умру – а в этот раз я, наверное, еще умру – на моей могиле вырастет трава. Тонкий стебелек перечной мяты с буроватыми листьями, вкус которых будет одновременно нежным и обжигающим. Он пробьется наружу, даже если накрыть мою могилу базальтовой плитой. Представляешь – тонкая пахучая травинка, растущая прямо из черного камня!

А в ночи полнолуния, если только не будет дождя, ты увидишь сидящего на камне призрака – юношу со светлыми волосами и раскосыми глазами лесного эльфа. И если очень повезет, ты услышишь, как он напевает, перебирая струны гитары:

"Я ухожу за ней..."

Приходи и ты ко мне, но обязательно в третью неделю сентября и не раньше, чем проводишь свою двадцатую весну. И принеси с собой кисть рябины. Четыре или пять ягод положи на камень, остальное съешь.

И тогда я буду окончательно уверена, что, когда я снова вернусь в этот мир, мне будут рады. А в том, что я вернусь, не может быть никаких сомнений. Ведь каждую весну из земли вновь прорастает зеленая трава...

Только дождись меня, сестренка! Обещаешь?

6.05.96

* * *

Какое это имеет значение – сейчас? Он был красив и не похож на простых смертных, он был из тех, перед кем нельзя не склониться. О таких, как он, мечтают в семнадцать лет – а я была не старше, и так гордилась, что из всех – умных, прекрасных и светлых – он выбрал именно меня!

И когда он протянул мне руку – я ухватилась за нее обеими, но пальцы мои сомкнулись на остро отточенном лезвии меча. И сталь изранила мои руки, и кровь капала с них в траву... А он выдернул меч, причинив тем самым дополнительную боль, и ушел во тьму, лишь одарив меня на прощание грустной улыбкой.

Я не проклинаю и не осуждаю – его. Он был тем, кем он был, он не был простым смертным...

Но ладони мои кровоточили, и я не находила себе места от боли, и вот однажды, в безумии ночи, посмела бросить вызов Тому, кто все видит и понимает. Сделай же что-нибудь, крикнула я в отчаянии, или я перестану верить в Твою благость!

И тогда разверзлись небеса, и раздался Голос – мудрый и, верно, оттого печальный:

"Что проку в слезах твоих? Лишь время лечит эти раны – но нет лучшего целителя, и поверь мне, что и следа не останется на твоих ладонях..."

"Время?" – переспросила я. "Когда-то оно настанет, это время – а больно мне СЕЙЧАС! Если не можешь исцелить – заставь хотя бы забыть!"

"Тогда держи," – и в мои израненные руки лег тот самый меч.

"Я не хочу мести!" – воскликнула я.

"Я знаю," – отозвался Голос. "Всегда и везде ты хотела лишь одного силы. Сила этого человека была в его мече. Достаточный ли это выкуп за ту боль, что он причинил тебе?"

"О да!" – усмехнулась я и сомкнула руки на обтянутой кожей рукояти кожа мгновенно напиталась кровью. "Клянусь, что никогда не посмею употребить эту силу ради неугодного Тебе деяния!"

"Лучше не клянись," – Голос стал еще печальнее. "Ибо любой силой надо научиться владеть."

"Я научусь!" – пылко воскликнула я. "Дни и ночи буду проводить я в упражнениях, ни на минуту не выпуская меч из рук!"

"Знай же," – сурово сказал Голос, – "что ладони твои не заживут, пока ты держишь в руках этот меч! И чем больше будешь упражняться, тем больше будут они кровоточить! Ты все еще хочешь взять его – ты, что просила меня об избавлении от боли?"

Я задумалась. Но меч так удобно лежал в руках, что выше моих сил было от него отказаться – а о будущем как-то не думалось... И, пока я стояла в размышлениях, небеса снова закрылись, и лишь коснулся моего слуха слабый отзвук Голоса:

"Ты выбрала. И выбор этот непросто будет переиграть!"

И с тех пор я верна этому выбору, которого, по сути, не делала... Поначалу меч в моих руках вызывал лишь насмешки, но шли годы, мастерство мое росло, и со мной начали считаться. А обещание не осквернять меча неугодным небесам деянием я держала... старалась держать, ведь я простая смертная и не получила Меры в придачу к обретенной силе...

Вот только ни те, во славу кого я поднимала свой меч, ни те, кому не удалось от него уйти, не видели крови, капающей с моих ладоней в каждой схватке. Никто не знает, что, прежде чем причинить боль кому-то, я обречена причинить ее себе. Все видят только сверкающее лезвие, только быстрый полет клинка и усмешку на моих губах...

И это очень правильно, что не видят. Так честнее. В конце концов, у меня был выбор. А чье-то сострадание способно привести лишь к тому, что я выпущу свой меч из рук в самый ответственный момент.

Разве что с клавиатуры кровь стирать очень обременительно – она же между клавишами затекает...

26.04.97