Текст книги "Сестра моя Боль"
Автор книги: Наталия Ломовская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 4
Обухов думал – сестра будет первое время чувствовать себя как не в своей тарелке, затоскует по дому, по своим друзьям-по-дружкам, потребует, чтобы ее развлекали. Но Эля освоилась сразу же и принялась наводить порядок. Она купила новый холодильник, сшила на все окна занавески, даже стала поговаривать о ремонте и в скором времени этот самый ремонт затеяла. Как Руслан ни сопротивлялся.
– Элечка, мы же, в сущности, в чужой квартире. Вдруг полковнику дороги эти обои с райскими птицами…
– Так позвони ему и спроси, – упорствовала Эля.
Обухов пошел и позвонил. Полковник не возражал.
– Это твой дом, друг дорогой. Как тебе там живется?
– Все в порядке, – ответил Руслан, и они тепло попрощались.
Только потом ему пришло в голову, что полковник не спросил его о сестре, не задал самого формального вопроса: как она? Осваивается? Для Семеныча, видимо, женского пола не существовало в принципе.
Ремонт начался и продолжался невероятно долго – как известно, ремонт нельзя закончить, его можно только прекратить. Эля вселилась в комнату, где до этого жил Руслан, а еще раньше – черноглазая, нежная и смешливая полковница. Эле понравилась новая комната, и она почти ничего в ней не изменила, только положила новое покрывало на кровать, повесила шторы, да на туалетном столике прибавилось косметики. Руслану казалось, сестра должна бы обожать мягкие игрушки, она ведь маленькая совсем – он помнил, как Лялька, много старше Эли, часто шептала на прогулках: «Ой, смотри, какой котик (песик, зайка, бегемотик), какая пуся, давай купим, а?» Приходилось весь вечер таскать с собой эту пахнущую пылью пусю, и в кафе сажать за столик третьим и смотреть, как Лялька с наигранной ребячливостью чмокает громаду в носик.
Руслан подарил Эле громадного игрушечного сенбернара, в самом деле очень хорошо и подробно сделанного. Он лежал, положив голову на толстые передние лапы, и морда у него была добрая и виноватая, а глаза блестели, как живые. Ему было жаль, что он не мог подарить такую игрушку сестре, когда та была школьницей. Руслану вспомнился вдруг какой-то бесформенный желтый урод с китайскими глазами, которого Элька повсюду таскала за собой и с которым даже разговаривала. Он забыл, как урода звали.
Он подарил сестре собаку, но Эля не умилилась и не завизжала, а поблагодарила, чмокнула в щечку и посадила пса в изножье кровати.
– Слушай, а как звали твою любимую игрушку?
– Какую еще… Я не помню.
– Ну, он был такой желтый, то ли лис, то ли заяц… Уши длинные.
– Длинные уши… Я потом вспомню, ладно?
Тут было нечего возразить.
И только ночью Обухов вспомнил, имя этого загадочного зверька прикатилось из темноты, как ярко раскрашенный, звонко подпрыгивающий мячик – Пикачу, Пикачу! Конечно же его звали Пикачу! Нет, но как Элька могла об этом забыть, ведь он-то до сих пор помнит всех своих солдатиков и индейцев?
Она мало интересовалась не только игрушками, но и прочие радости, предназначенные молодым девушкам, ее не волновали. Концерт? Зачем? Клуб? Глупости все это. Убедившись, очевидно, в том, что голодная смерть ей не грозит, Эля приоделась. У нее был вкус и чувство стиля, но одежду она выбирала такую, чтобы в ней казалась старше своих лет. Вскоре она устроилась на работу.
– Я думал, ты станешь работать по специальности. Ты ведь парикмахер…
– Да какой из меня парикмахер, – отмахнулась сестра.
Она стала секретаршей, и Руслан вспомнил, что мать тоже всю жизнь проработала в какой-то стройконторе секретарем. Похоже, ей нравилось. Руслан терялся – сестра делала карьеру в Москве легко и непринужденно. Все, казалось, было ей на руку – уравновешенность, умение разговаривать с людьми на их языке, даже сдержанная манера одеваться. Правда, с компьютером у нее возникли трудности.
– Как ты умудрилась не освоить этой премудрости?
– У меня же не было компьютера, – спокойно сказала Эля. Она не обвиняла, но у Руслана загорелись уши. – И потом, не то чтобы я совсем ничего не знаю. Я ходила к девчонкам. К своим однокурсницам. Они, кстати, когда звонят, всегда о тебе спрашивают. Спрашивают, не собираешься ли ты жениться… Ты не собираешься? – Эля шутя ткнула его пальцем в бок.
– Я никогда не женюсь. Мы всегда будем вместе, только ты и я, брат и сестра, – ответил Руслан.
Сестра не часто бывала в веселом расположении духа, но тот день ему хорошо запомнился. Еще и тем, что он купил Эльке смешной розовый ноутбук.
Пожалуй, им было хорошо вместе. Руслан не мог уделять сестре достаточно внимания – много работал. Но он старался компенсировать, как мог, – дарил ей подарки и каждый год отправлял в какое-нибудь экзотическое путешествие. С Элей было легко. У нее было чувство юмора, она заботилась о нем и умела принимать заботу. Были у нее и недостатки. Характер у нее был в точности как у матери. Она была ревнива. Она замыкалась, если видела рядом с Русланом девушку. Она не любила, когда кто-то посторонний ночевал в их квартире. Однажды Эля полчаса отмывала ванну с помощью различных едких средств, да так, что руки ее опухли и покраснели, а все потому, что утром подружка Руслана принимала душ. А когда он посоветовал Эле выстирать кислотой и то полотенце, которым девушка вытиралась, чувство юмора вдруг отказало сестре, и она заплакала.
Вскоре Руслан избавился от всех подруг. На них-то и так почти не было времени.
В общем, получалось так, что он как бы женат. Только без супружеских отношений.
Как-то Руслан встретил приятеля, того самого, который когда-то уступил ему комнату в квартире полковника. Тот был уже женат на Инессе, нарастил небольшое брюшко и завел в бумажнике фотографию мордатенького младенца.
– Ты хотя бы понимаешь, что это ненормально?
Они сидели в баре полчаса. За это время Инесса позвонила ему четыре раза.
– Думаешь, это более нормально? – ответил Руслан вопросом на вопрос, указывая на телефон.
– Разумеется. Все так делают.
– Ну и что хорошего?
– Между прочим, твоя сестра мне вообще не нравится. Какая-то она неживая.
– Между прочим, твое мнение меня мало волнует.
– Нет, серьезно.
– В зубы хочешь? – ласково спросил его Руслан.
– Не хочу.
– Вот и молчи. И помни, что речь идет не о моей девушке – тут я кое-как бы тебя выслушал! – а о моей сестре. Сестер не выбирают.
– Ты уверен, что она тебе родная?
– У нас разные отцы. Это называется – единоутробная.
– Слово-то какое, – поморщился приятель.
Его телефон завибрировал, поехал по столешнице и запел сладеньким голосом. Руслан быстро простился и ушел. Не хотел больше слышать его приторных сюсюканий с Инессочкой. Видеть его больше не желал.
* * *
Двадцать шестого апреля Руслан провожал Элю в аэропорт. Стоя на пороге квартиры, захлестывая вокруг щиколотки серебристый ремешок туфельки, она давала ему последние инструкции:
– Значит, так: сколько бы ни было работы – старайся лечь спать до полуночи. Лучше пораньше встать, чем попозже лечь. В постели не кури. Спиртного много не пей, а лучше не пей вообще. Не ешь всухомятку…
– Тут наблюдается явное противоречие, – заметил он, потому что ему нравилось дразнить ее, не по годам серьезную сестру.
– Никакого противоречия. Без бутербродов, понятно? Утром вари себе овсянку и яйцо. Борща я наготовила, на неделю тебе хватит. Не грей всю кастрюлю, налей в ковшик, не ленись. Ковшик вымой сразу. И вообще, мой посуду, чтобы я не возвращалась к заросшим плесенью курганам и барханам!
– Я всегда мою посуду! Ты еще пешком под стол ходила, а я уже ее мыл!
– Не возражай. Помни: кофе на ночь – вредно. И чай – вредно. Лучше стакан теплого молока.
– Или клюквенного киселика!
– Не ерничай! Будь серьезней.
– Слушаюсь, мон колонель. Мы не опоздаем на самолет? Сейчас везде пробки.
– Ох… И правда, опоздаем. Дай мне сумку.
– Ты ничего не забыла? Подзарядку от мобильника? Косметику? Купальник?
– Я никогда ничего не забываю.
– Да уж… Ну присядем на дорожку?
Конечно же они забыли – ключи от машины. Пришлось вернуться. Обухов хотел вернуться один, но Эля настояла. Вдвоем потащились пешком (лифт не работал) на шестой этаж, дружелюбно переругиваясь. Взяли ключи с подзеркальной полочки, суеверно посмотрелись в зеркало. Они были почти одного роста, но этим сходство ограничивалось. На первый взгляд они были так мало похожи, что со стороны ни за что не скажешь – брат и сестра. Но какая-то общность в них все же была, неочевидное, не бросающееся в глаза, но подспудное сходство, общее выражение глаз, у него – светло-карих, у нее – бледно-голубых. У него в темных волосах пробивалась ранняя седина, Эля недавно стала пепельной блондинкой. У Руслана на лбу пролегли три глубокие морщины, желтизна на висках и синева под глазами, у нее – фарфоровое личико, аккуратно и незаметно подкрашенное. Он курил крепкие сигареты, Эля обожала духи, но рядом с братом ее волосы пропитывались табачным дымом, а на его одежде оставались незримые метки ее ароматов, но у них была одинаковая осанка и пластика, общая манера улыбаться одним уголком рта, один и тот же насмешливо-ласковый взгляд.
– Постарайся загореть там, ты такая бледненькая… – сказал Обухов.
– Загар теперь неактуален. А вот тебе и в самом деле стоило бы отдохнуть. Знаешь, ты какой-то желтый.
– Желтый?
– И даже синий. Пей поменьше, пожалуйста. А лучше совсем не пей, ты ведь за рулем. И постригись. Весь оброс.
Она убрала прядь волос с его лба, Руслан перехватил ее руку и коснулся губами запястья. Теплый ванильный вкус, быстрое тиканье пульса.
– Не буду. Постригусь. Идем. Не хватало опоздать.
Они не опоздали, но прибыли впритык, регистрация уже заканчивалась, служащая за стойкой, увидев Элю, замахала руками, словно надеясь провентилировать душноватое помещение аэропорта. Система кондиционирования у них полетела? Обухов смотрел, как Эля уходит – пряменькая такая, в черных джинсах и серебристый ремешок сумки через плечо. Независимо помахивает по спине блондинистый хвост, как маятник между худенькими лопатками – вправо-влево, вправо-влево. На нее оборачивались мужчины. Руслан в который раз заметил, что сестра умеет удивительно грациозно передвигаться в сверхпереполненном пространстве мегаполиса. Никаких столкновений, даже мимолетных соприкосновений локтями. Людской поток словно огибал ее с двух сторон, и Эля двигалась в невидимом коконе – недосягаемая для мира, для человеческих эманаций, для шума, для запахов… Руслан невольно сделал шаг вперед – какой-то торопыга, спешивший на посадку, тяжело вооруженный спортивной сумкой, едва не влетел в узенькую спину Эли. Но она только обернулась на звук его шагов, и тот остановился, как будто наткнувшись на невидимую преграду, потом бестолково затоптался на месте, присел на корточки, зачем-то подергал хорошо завязанные шнурки на кроссовках. А Эля пошла дальше как ни в чем не бывало.
«То-то, знай наших», – с гордостью подумал Руслан, и сестра, словно услышав его мысли, подняла руку в прощальном приветствии. Пошевелила в воздухе наманикюренными пальчиками, как Лайза Минелли в «Кабаре». Это Руслан как-то сказал Эле – вот, мол, самый шикарный, самый женственный и самый печальный жест во всем кинематографе. Она запомнила. Она схватывает на лету, впитывает, как губка, но ум ее очень избирателен, невозможно уследить за его логикой… Странная, милая, – с чем, с чем, а с сестрой ему здорово повезло.
Так думал Руслан, еще не зная, что вскоре его везение кончится. Не зная, что не пройдет и месяца, как он проснется за полночь, один в пустой квартире, обмирая от ужаса и тоски, прислушиваясь к звукам непонятного происхождения.
С Маргаритой он познакомился в аэропорту, когда провожал Элю. Вернее, они встретились еще раньше. Маргарита работала менеджером в туристической фирме, где Руслан купил Эле путевку. Быть может, ему и в самом деле стоило поехать вместе с ней? Она так просила его, словно без него и Бали – не Бали, и Индийский океан – просто теплая лужица с бензиновой радугой! Но нет, он был, видите ли, слишком занят, к тому же две путевки пробили бы брешь в их общем бюджете. Эля округлила глаза, услышав в агентстве, во что им обойдется путевка, и смешно потащила Руслана за руку со стула, а он упирался, и тогда она с пафосом указала на плакат на стене.
«Автобусом к Черному морю! Самые дешевые туры! Все включено, роскошный сервис! Всего 6999 рублей!» – гласил плакат. Эля тянула Руслана за руку и шепотом вопрошала, почему бы ей не отдохнуть, например, в поселке Лазаревском – вон как дешево, а там все то же самое – и солнце, и море, и воздух! Руслан смеялся над ее ужасом и только было собрался объяснить, какой именно роскошный сервис она поимеет за эти неискренние 6999 российских рублей, как сотрудники туристического агентства наконец-то сообразили, что клиент вот-вот уплывет из рук, и взялись за дело. Три сладкоголосые сирены в одинаковых поддельно-скромных блузочках окружили их и завели песнь. Говорилось в той чарующей песне о городе Джимбаран, о лучшем азиатском СПА-курорте, который назывался не то «Риц», не то «Карлтон», не то и так и этак, этого Руслан не понял, а Эля поняла и разрумянилась от удовольствия. Говорилось в той песне и об общепонятных удовольствиях – о дайвинге и сноркелинге, о конных прогулках на закате по кромке океана, о храмах, рисовых террасах и горных озерах. А морепродукты! Это вам не замороженные креветки пополам со снегом и со всякой несъедобной дрянью! Их ловят в океане, тут же, на берегу, жарят на углях из кокосового ореха и подают вам с пылу с жару! Эля была очарована, обезоружена и наконец согласилась.
В качестве тяжелой артиллерии «сирены» подтянули начальство рангом повыше. Из кабинета вышла худенькая женщина в безупречном белом костюме. У нее были большие глаза, медные волосы и веснушки на вздернутом носике.
– Там настоящий рай, – сказала она. – Я отправляю в этот же тур свою маму. Ну так что? Решено?
– Решено. – Ей нельзя было не улыбнуться в ответ. На правой руке этой ухоженной женщины не было обручального кольца, и Руслан вдруг подумал, что было бы неплохо увидеть ее еще раз.
– Какой вы заботливый брат! – хором пропели славу «сирены», и Обухов чуть не лопнул от удовольствия.
Он уже третий год подряд отправлял Элю в экзотический тур и твердо решил делать это каждый год. Это было то, в чем он сам себе поклялся. Он чувствовал вину перед сестрой и хотел ее искупить во что бы то ни стало. Но так устроен мир, что одна вина всегда влечет за собой другую.
Самолет поднялся в воздух. Обухову не хотелось уезжать. Ему уже звонили с работы несчетное количество раз. Наконец он украдкой отключил телефон и пошел в бар, где было тихо и прохладно. Уговаривая себя, что, мол, не замечаю, куда иду, так, иду куда глаза глядят, он дошел до ресторана – там было прохладно и пусто. Сел за столик, заказал салат и коньяк и тут же вспомнил, что обещал Эле не пить, особенно за рулем. Пришлось довольствоваться апельсиновым фрешем.
– Извините? – сказал кто-то рядом с вопросительной интонацией.
«Наверное, официантка решила, что пора сменить пепельницу, или хочет предложить что-нибудь посущественнее сока», – подумал Руслан. Но рядом со столиком стояла та милая женщина из туристического агентства. Руслан сразу вспомнил, что видел ее у стойки регистрации, но не узнал. Когда он видел ее в первый раз, на ней был строгий деловой костюм, и волосы были гладко зачесаны. Теперь она была одета в платье, а медно-рыжие волосы рассыпались по плечам легкими волнами. Такой она понравилась Обухову еще больше.
– А, это вы, – сказала она натянуто.
Она подошла неслучайно – тоже, должно быть, узнала его в очереди и теперь решила познакомиться получше. Вокруг было сколько угодно пустых столиков, но она-то подсела к нему. Это что-то да значило.
– Проводили маму?
– Что? Да. Надеюсь, все будет хорошо. Очень волнуюсь.
– Может быть, выпьем чего-нибудь? Для снятия стресса?
– Хорошо бы «Мартини».
Быть может, тому виной был так называемый синдром попутчика, но они сразу, если можно так выразиться, включили третью скорость. Маргарита охотно говорила о себе, как могут делать очень открытые и искренние люди: она москвичка, живет с мамой. Была замужем, но развелась и не думает, что когда-нибудь еще раз выйдет. Мама больна, проблемы с позвоночником.
– Когда есть о ком заботиться, жизнь приобретает смысл, правда?
Люди часто говорят подобные банальности, потому что им от этого легче. Но на этот раз Руслан согласился.
– А вы… заботитесь о своей сестре?
Это было плохо замаскированное любопытство, и Руслан рассмеялся.
– Она сама в состоянии о себе позаботиться. Но я отправляю ее на отдых. Что-то вроде традиции. – И, чтобы она не трудилась, изобретая новые намеки, продолжил: – У меня больше нет никого родных. Только Эля. И женат я не был, и детьми пока не обзавелся, так что заботиться мне больше не о ком. Но я с вами согласен – это придает жизни смысл.
Они поговорили еще немного, а потом Маргарита вдруг спохватилась:
– Слушайте, что же это! Я болтаю, болтаю, а мне ведь необходимо ехать на работу!
– Там без вас, конечно, все пойдет кувырком, – с усмешкой заметил Руслан.
– Нет, но все же… И я еще выпила! Как я сяду за руль? Нет, вы определенно плохо на меня влияете!
– Это я еще не старался, – ухмыльнулся Руслан. – Вопрос решаем. Давайте я вас отвезу. Я-то не предавался безудержному пьянству посреди бела дня.
– Нахал! – Она кинула в него салфеткой.
Все, что у другой получилось бы глупо и вульгарно, выглядело уместно и мило в исполнении этой маленькой женщины. И Руслан не мог бы поверить, что она никогда не садилась за руль после пятидесяти граммов «Мартини». Тем лучше.
– Я отвезу вас на вашей машине. А за своей приеду потом. Устраивает такой вариант?
– Какая жертва! Я этого не забуду, обещаю.
Маргарита сдержала свое обещание.
И потом, ночью, когда Руслан целовал ее тонкие ключицы, ее прохладную грудь и теплую впадинку под горлом, она все отстраняла его голову, все глядела весело и вопрошающе, точно хотела спросить – как все это вышло? Почему они здесь вместе, почему ее дыхание так же горячо, как и его? Но ему нечего было ей ответить, и он просто закрыл глаза. А когда открыл их, за окном вспыхивали красные, зеленые, синие цветы – где-то пускали фейерверки. Искры и всполохи отражались в глазах Маргариты. Упругое «бам-м» доносилось до слуха спустя секунду, тут действовал тот же непреложный закон, что и во время грозы. И, должно быть, согласно тому же закону Руслан проснулся на рассвете, обливаясь ледяным потом, томясь знанием какой-то уже свершившейся, неисправимой, ужасной беды, и это было не обычное явление грустного зверя. Через несколько минут зазвонил телефон, зазвонили сразу два телефона, его и Маргариты, и им сообщили то, что Обухов уже знал самым дном души, – самолет потерпел крушение при заходе на посадку, зловещий фейерверк расцвел над океаном, все пассажиры погибли.
* * *
Когда у человека горе, горе огромное, неподъемное, ему лучше быть в каком-то незнакомом краю, иначе все предметы, вещи, даже сам воздух станут ему врагами и будут безжалостно напоминать об утрате. И лучше всего человеку быть тогда рядом с чужими людьми, не готовыми к участию, чтобы они не дали ему почувствовать всего значения его потери… В этом смысле некое место, куда привезли Обухова с Маргаритой, представлялось идеальным, хотя на самом-то деле место было препаршивейшее, чего там. Какой-то большой холл, слишком ярко освещенный, по которому беспорядочно были расставлены стулья, скамьи и какие-то офисные щегольские кресла – Руслан увидел мужчину, сидевшего в таком кресле, мужчина мучительно рыдал, мял руками лицо, как тесто, а кресло медленно вращалось вместе с ним… На это было невозможно смотреть. В одном углу был импровизированный медпункт, оттуда разило валерьянкой, нашатырем и еще какой-то дрянью. Люди тихо разговаривали друг с другом, то тут, то там слышались рыдания, и во всех углах разом видели высокую женщину. Она подходила к людям, трогала их понурые плечи пухлой, в перстнях, рукой и что-то тихонько спрашивала. Очевидно, это был психолог, говорят же в выпусках новостей, посвященных таким же трагедиям, что, мол, с родственниками жертв работают психологи… Но Руслану совсем не хотелось, чтобы с ним «работала» эта женщина с красивым сдобным лицом, с профессионально мягкими жестами! Единственный человек, с которым он мог бы, пожалуй, сейчас говорить, была Маргарита, но она, едва услышав страшную новость, стала подобна Лотовой жене, глаза ее остекленели, губы подернулись пленкой, а на щеках застыли белесые дорожки – от пролитых слез. Едва же они вошли, Маргариту обнял за плечи и увел от Руслана какой-то человек, и по тому, как привычно она ответила на его объятие, как свободно зарыдала, уткнувшись ему в грудь, Руслан понял, что это ее бывший муж. Став лишним ей, Обухов непостижимым образом стал лишним самому себе.
Вести, которые доносили до них корректные люди в синих формах, были самые противоречивые. То и дело повторялось одно и то же словосочетание «международный авиационный комитет». Сначала утверждали, что вот-вот поступят какие-то списки то ли выживших, то ли погибших. Руслан не верил в существование таких списков, потому что не верил в то, что кто-то выжил, такие трагедии уносят всех и, быть может, только родившаяся в сорочке стюардесса будет прятаться, обезумев, в хвостовой части. Затем говорили, что «родственников пострадавших» немедленно отправят на место трагедии. Потом выяснилось, что трагедия произошла над океаном, и вот именно сейчас никого туда отвезти не представляется возможным, так что если гипотетическая стюардесса и существовала, то дела ее были плохи. Наконец всем стало ясно, что сегодня никуда не отправят и пора разъезжаться по домам.
Руслан плохо помнил, как оказался в своей квартире. Кажется, он еще пытался выпить чаю, но в чайнике не было воды, а он забыл, где в кухне кран. Он пытался накормить кошку, но кошка не стала есть, забилась под стол и шипела оттуда – так она себя не вела никогда.
Потом Руслан оказался в постели, но постель пахла Маргаритой, и с потолка на него сыпались какие-то сухие иголки. Руслан ушел в спальню Эли. Там он заснул, но проснулся через несколько секунд, потому что ему приснились слова: «Международный авиационный комитет», и он вспомнил, что у него больше нет сестры. Тогда ему удалось заплакать.
