Текст книги "Ночная певица"
Автор книги: Наталия Медведева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Действительно, зачем вот этот фильм (я даже не знаю его названия!) с Софи Марсо называют современной "Анной Карениной"? Как будто без "Анны" он был бы хуже (если вообще может быть хуже!). И пародист Арканов уже поет свою пародию не на "Анну Каренину", а на фильм! Только у него девушка "не хочет подсесть на иглу", как в фильме, а все-таки бросается под колеса. В моем детстве, высмеивающем все и вся, это были колеса трамвая.
А еще написал он про Анну
Ты на ночь ее не читай
От жизни такой разнесчастной
Попала она под трамвай.
Вопрос, почему надо подстраивать все под середнячков, неизбежно приводит к ответу – потому что их больше. У большинства экстравертная модель мышления, они не могут сосредотачиваться на самих себе и своих мыслях, они не то чтобы не хотят, но не могут себя заставить самосовершенствоваться. Поэтому и надо что-то попроще, что они могут быстро "схавать", проглотить не задумываясь. Потребить, то есть купить. Монетаристское мышление, рыночные отношения и экономика как цель (а что в нашей стране цель? Экономика!) приводят к тому, что происходит подмена качественных характеристик количественными. Чем больше купили, тем лучше, и даже вы – чем больше можете купить, тем вы и лучше. Поэтому, конечно, не важно, что Моррисон был бунтарем с суицидальными наклонностями, – сегодня его растиражируют, потому что его песню спел прилизанный буржуазный мальчик. И "Анна Каренина" туда же. Главное, чтобы большее количество людей приобрело-потребило. "Схавало".
"Хавать" картофельные чипсы вредно потому, что они содержат много холестерина. А он, в свою очередь, плохо влияет на сердечно-сосудистую систему и может вызвать паралич. Ноль реакций то есть! То же самое можно сказать и о масскультуре, о голливуд-ском подходе к свободному времени, к отдыху. Главное, чтобы ни о чем не думали! Само собой чтобы крутилось в голове! "Мальчик хочет в Тамбов! тра-ля-ля-ля-ля-ля!" Интересно, что массовую популярность эта песенка обрела с подачи "самой известной и авторитетной женщины России" (Е. Киселев, программа "Итоги" за 13.04.97) – то есть А.Б. Пугачевой. Ну, положим, не сама песенка, а певец, ее исполняющий. Ну ясно, что он может исполнить и кто ему пишет. Но получается, что люди, помогающие занять такой вот собачьей чуши передовое место в сегодняшней культуре, признаны авторитетами, духовность для них "понятие глобальное". Если бы в ней хоть намек был на "тамбовского волка", тогда ее можно было бы принимать как нечто неразрывно связанное с прошлым нашей культуры и являющееся, таким образом, ее продолжением. Но недавно я узнала, что эта фраза о "тамбовском волке – товарище" из фильма "Дело Румянцева". Вряд ли "мальчик" его смотрел. А ведь, по идее, любое произведение – музыкальное, изобразительное, кинематографическое – должно в вас пробуждать что-то. Вас должно трогать и будить желание познать еще, перечитать кого-то, побежать посмотреть, чтобы сравнить. Но... Холестерин... сердечно-сосудистая... паралич.
1997 г., Москва
ПРОСТАЯ СОВЕТСКАЯ МАМА
В ПАРИЖЕ
Простая советская – это мама, не говорящая ни на одном языке, кроме русского. В возрасте от 55 до 65, на пенсии, но еще работающая. Социальная ее принадлежность не ярко выражена и находится где-то в низших слоях интеллигенции – медицинский работник, воспитатель, административный работник. Муж у нее давно умер, но личной жизни она так и не устроила – все на детей. Вот к одному из деток она и едет. В приглашении, правда, сказано, что не к ребенку, а к ее жениху.
Пригласить может только имеющий постоянное место жительства, зафиксированный адрес. Прописку?! Зафиксированный где? В документе! Тут же разбиваем два мифа о волшебном Западе – миф о том, что жить можно где угодно, и миф о том, что там документы не нужны. (Вспоминается восторг отъезжающих в 70-е годы в Америку через Израиль: "Там у них, в Лос-Анджелесе, вместо документов водительские права, Сеня!" Ну да, потому что в Лос-Анджелесе люди не ходят. Там все в машинах, в Лос-Анджелесе, поэтому и водительские права с пятнадцати лет. Мои до сих пор хранятся в портмоне.)
Зафиксированное место жительства необходимо для: устройства на работу, открытия банковского счета, права на голосование, снятия квартиры. (Есть маленькая ловушка: чтобы снять квартиру, надо уже иметь постоянную работу. За студентов, например, при съеме ими квартиры расписываются – дают гарантию родители.) Если вы ничего этого не хотите иметь, можно и без зафиксированного, можно переснимать квартиру у друзей. Если у вас изначально американский паспорт и много американских денег, если доллар на бирже не падает, то вас это не касается. (Вообще, во Франции 500 тысяч бездомных. Откуда эта цифра, не совсем понятно – раз бездомные, то как же их нашли? 2 миллиона живет в квартирах, не соответствующих санитарной норме, 10 тысяч жилищ без водопровода. Соотносить эти цифры надо с населением Франции – 58 миллионов, а не СССР. В 89-м году префектура полиции города Парижа зафиксировала 40 тысяч нарушений иностранцами – нелегальное проживание.) Доказательством постоянного места жительства являются: квитанция за уплаченный телефонный счет, квитанция за уплаченный газ, свидетельство об уплате налогов – на ваше имя. Не на имя жениха. Поэтому жених и приглашает маму. Его невеста в процессе развода – это отдельная тема: женщина в период и после развода, – и каких-то документов у нее еще нет.
Милая мамочка – я узнаю ее за расползающимися дверьми в аэропорту. Ой, она не одна – под ручку с какой-то другой простой советской. А на Западе принято считать, что русские недружелюбны, суровы... Русские очень любят друг друга, никогда не пропустят знакомства друг с другом. Приблизительно два часа я занималась этой второй мамой – ее никто не встретил, она тоже – ни на одном языке, она забыла в Новгороде телефон пригласивших ее, их имя написано у нее по-русски... Мы оставляем ее в аэропорту с табличкой на груди "Вера". Не напрасно у нее такое имя – она верит, что мир не без добрых людей. Она, правда, думала, что такими людьми будут представители "Аэрофлота". А они выходные.
Когда проезжаешь на такси в полдень по воскресному Парижу, он кажется полупустым. Закупив еды в магазинах, открытых до двенадцати, французы разбегаются есть. Вот на лавочке, свесив ножки, лежит зарядившийся уже рабоче-крестьянским красным – полуторалитровая бутыль – клошар. Это очень заинтересовывает маму: "И у вас не забирают в милицию?!" Клошары – это неприкосновенность, им можно лежать почти везде, и они оповещают всех о том, что "Мы здесь, во Франции! Я француз! Дерьмо!" – перевожу я маме обычные их крики. "Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме", – напоминает мне мама русскую мудрость, и я соглашаюсь. И замечаю, что не только на уме – в речи любого политического деятеля всегда очень много французов, француженок, французов вообще и напоминаний о том, что "мы здесь, во Франции!". По поводу ругательств я буду объяснять маме на протяжении всего ее визита. Нет, на стенах ругательств почти нет. Да и понятие "ругательство" как-то потеряло свой изначальный смысл. Куда популярней эмблемы типа: "Ле Пэн = свастика!", "Звезда Давида = свастика!", "СССР = свастика!" (Какое повальное увлечение свастикой!) Ругательства как-то потеряли силу. Но ими не брезгуют – все в общем-то по нескольку раз на дню повторяют слово "мерд", но, видимо, его надо переводить как "черт". Так оно в принципе незначимо. С другой стороны, ни одному телевизионному ведущему не придет в голову начать репортаж с этого слова. В то время как интервьюируемому им типу не возбраняется ответить этим словом. То есть все на вашей сове-сти, воспитании, восприятии ситуации. В Соединенных пуритански лживых Штатах, например, телевидение и радио обладают так называемым радаром, улавливающим все нехорошие слова, и если вы произносите их, то радар из них делает бипающие сигналы. Ваша фривольная речь таким образом становится следующей: "Я ему сказал, бип, чтоб он мне, бип-бип, больше этого, бип-бип, не посылал, бип!" Возможно, это, правда, только в передачах в записи, а в трансляциях на прямую все опять же на вашей совести и ответственности. Не на совести радио и телевидения.
Привезя маму в квартиру, любезно оставленную соседом-поэтом со второго этажа на целый месяц, я сразу прошу ее не держать включенным под вскипевшим чайником газ, как это делают в Ленинграде. Дом довольно старый, и мало ли что, тем более жара в Париже. Мама обещает так не делать еще и потому, что видит в коридоре несколько коробочек счетчиков – на газ, воду, электричество. И все они крутятся, крутятся, крутятся. Быстро довольно-таки при включении чего-либо.
Наш первый визит не в "ТАТИ". Оказывается, мама даже не знает, что это такое. О "ТАТИ" знают все советские балерины, все новые советские бизнесмены, все жены советских дипломатов и все русские, проживающие в Париже и ездящие в СССР. О "ТАТИ" также знают все местные жители арабского происхождения. Французы тоже знают о "ТАТИ", но, выходя из магазина, они срочно стараются избавиться от розово-синего мешочка с его эмблемой. "ТАТИ" – это дешево и безобразно. Самому там надо быть довольно сердитым, так как требуется орудовать локтями, дабы рыться в наваленных кучами вещах. Изначальное качество вещей оставляет желать лучшего – места изготовления в основном Тайвань, Корея, Китай, Гон-Конг. Тот самый Гон-Конг, о котором Владимир Буковский в интервью "Литературной газете" восторженно говорит: "Такой маленький и такой богатый по сравнению с гигантским Китаем..." Конечно, за счет работающих за гроши китайцев, малайцев, тайваньцев, индусов. Как и Сингапур, куда я отправляюсь после отъезда мамы. Вещи из "ТАТИ" очень популярны у советских кооператоров; СССР, похоже, собирается вести оживленную торговлю со странами, поставляющими свою продукцию в "ТАТИ"...
Наш первый визит в культурный центр имени Жоржа Помпиду. Гигантский "завод" с трубами и эскалаторами, красно-сине-белого цвета – француз-ский, выстроенный итальянцами, вызывал немало недовольств в свое время. Но теперь он неотъемлемая часть Парижа. Как и Эйфелева башня. Мы устремляемся на пятый этаж к экспозиции Энди Уорхола. Энди мог бы стать духовным лидером перестройки с его видением мира – много-много-много кока-колы, много-много-много баночного супа "Кэмбэл", много-много-много Мерилин Монро. Много-много электрических стульев? Ну да! Для тех, кто мешает иметь всего этого много-много-много. Вот уже 5, а до этого 68 лет советским людям кто-то мешает... Символы эти Америки и современного мира тоже легко разбить. Если на ночь в концентрат кока-колы положить зуб, наутро от него ничего почти не останется. Баночный суп "Кэмбэл" очень-таки невкусный и сделан черт знает из чего. Мерилин Монро была посредственной актриской... Но когда этого много-много-много, ощущение изобилия заставляет забыть, что рай пластиковый, что прогрессивные изобретения эти для бедных.
Увидев много-много-много Мао Цзэдунов, мама вспоминает молодость и тихонько напевает-нашептывает: "Сталин и Мао – братья навек!.. Какие мы веселые были на демонстрациях! Бежали с цветочками..." Я: "И что, никто не гнал вас, не под дулом пистолетов бежали веселые?" Мамочка смущается и говорит, что сами были веселые. "Вот странно-то, – думаю я, – что ни прочту в советской прессе, так не страна была, а каторга: никто веселым не был, с цветочками не бежал, всех пытали и везли в Сибирь!" Мама говорит, что так надо. По-моему, это девиз многих советских простых мам – надо.
При выходе из залов с Энди Уорхолом – небольшой магазинчик. Видимо, такие имел в виду председатель Ленсовета Собчак, говоря о том, как может обогащаться город. Мы с мамой в тот магазинчик не пойдем, город не обогатим. Все, что в нем продается, в три раза дороже, чем в магазине в ста метрах от центра. Эти магазинчики рассчитаны на приезжих, не знающих город, на людей, которые второй раз уже не придут в магазинчик, и нужно сорвать куш, так сказать, с туриста.
В нашем городе Париже первое, что удивляет приезжих, – это тротуары. Не тем, что они такие узкие порой, что вдвоем не разойтись, и не тем, что они большей частью покатые, так что дождь с грязью замечательно стекает вниз к мостовым, а тем, что на них. Любовь французов к животным выражается в цифрах в Париже 250 тысяч собак, это значит 20 тонн экскрементов ежедневно. Провести закон о штрафовании владельцев, не убирающих за своими четвероногими, равносильно политическому самоубийству. Любители животных, возглавляемые такими знаменитостями, как Ален Делон, быстренько лишат вас своих голосов. Поэтому мэр города Ширак изобрел разъезжающие по городу и убирающие проказы четвероногих г...сосы, в результате годовой бюджет на уборку – 42 миллиона, частично из карманов налогоплательщиков.
Так как я не очень уверена в памяти моей мамы – она все время забывает, куда положила очки, – мы идем сделать дубликат ключа от квартиры. Он готов через полчаса и стоит 89 франков. Мама переводит на рубли, и этот ключик получается просто-таки золотым, за 89 рублей (по официальному курсу). Я объясняю, что все равно это выгодней, так как если она потеряет ключ, нам придется вызывать службу по взлому дверей и это обойдется в 1000-1500 франков. Не дожидаться же настоящих взломщиков (по данным префектуры Парижа, в 89-м году произошло 42 тысячи взломов квартир – зафиксированых – и 66 тысяч разнообразных грабежей). Так что я советую маме приглядывать за сумочкой в многолюдных туристских районах. 1700 вооруженных ограблений на нас не распространяются, так как имеются в виду магазины, банки, и прочие достопримечательности, "где деньги лежат".
Мэрия города находится почти в географическом центре Парижа. На бывшей Гревской площади, где когда-то публично пытали, казнили, жгли и четвертовали. Ширак живет в мэрии, этой почти крепости на вид. Никто не прибегает с плакатами, чтобы он освободил помещение для плохо устроенных, несмотря на то что государственная помощь жилищами сократилась. В 77-м году государство помогло 200 тысячами квартир, в 89-м только 93 тысячами. Также почти в центре города – Дворец Правосудия, куда люди ждут очереди годами. Еще не будучи осужденными, но уже заключенными. Недавно был освобожден один итальянец, отсидевший в тюрьме семь лет. Дождавшись своей очереди в суд, он был приговорен к... четырем годам. Ну а три он отсидел просто так, в ожидании. В ожидании своей невеселой участи в одной из башен Консьержери томилась когда-то Мария Антуанетта – я фотографирую маму на фоне башен. И сейчас в подземельях находятся камеры предварительного заключения.
Беспокоясь о маминой памяти, я сама забыла билеты на метро, и приходится покупать два, что дороже, чем десять сразу. Мама подсчитывает и спрашивает, а сколько же будет наш/ваш советский пятачок. Я умею считать, но получается какая-то ерунда, получается пять сантимов. Та малюсенькая монетка, которую порой и не учитывают при оплате чего-либо, – 595.95, например, может быть и 595.90.
В метро нам "везет". На каждой станции входит просящий. Есть новый тип попрошаек – агрессивный. Они входят по принципу – ошарашить и испугать, то есть заставить дать денег. Есть просящие очень тихие. Так что даже не замечаешь их протянутой руки или коробочки. Обычная их речь при входе в вагон о том, что вот уже год как они потеряли работу, что зафиксированного места жительства у них нет, что у них жена и дети. К просящим можно отнести и музыкантов-певцов. Они, конечно, скажут, что зарабатывают, а не просят. Очень часто хочется дать денег, чтобы только не пел, не играл. В последнее время слышны польские песни, и однажды я слышала "Перекати поле" – кто-то из перестроечной волны. Но это временно, так как у музыкантов метро чуть ли не свой союз и просто так вам долго петь не удастся. Недавно же провели повторный закон о нарушении спокойствия пассажиров – так много развелось непризнанных талантов. Просящие сидят и в переходах, обычно с табличками "Хочу кушать!" или "Я голоден!". Если у них есть облезлая и худая собака с грустными глазами, они более везучи – собака вызывает больше жалости, так как сама по себе действительно беспомощна. А вот молодой тип мог бы и ящики еще где-то погрузить... Так думает моя мама, и я тоже. Говорят – нет работы, и женщина идет на панель. Каждый день я вижу вывески на магазинах – нужна продавщица. Может, временно, но нужна. А на постоянную работу чтобы устроиться, об этом надо было думать в 14 лет и овладевать профессией на будущее. Мир делится на хороших и плохих учеников. Хорошие идут на постоянную работу в бюро, плохие на временную в булочную. Есть еще одна категория – не плохие и не хорошие. А сами по себе. Желающие принадлежать себе, а не бюро или булочной. Таким сложнее всех. С кого требовать улучшения? Кого обвинять в ухудшениях? Вот они, видимо, поистине свободные люди.
Наступает очень важный момент – поход в продовольственный магазин. Мама уже довольно насмотрелась на изобилие продуктов в маленьких лавочках и магазинчиках. Но поход в супермаркет будет как бы кульминационным – там всего много-много-много. Моя мамочка пережила блокаду Ленинграда, еда для нее – это что-то большее, чем просто продукт. Во время моего детства мама всегда беспокоилась, чтобы все было "свеженькое". Поэтому ее очень удивляет количество свежей рыбы, разложенной на прилавке со льдом: "Она же стухнет, если никто не купит!" Я объясняю, что все высчитано и проверено – сколько покупателей каждый день, сколько чего необходимо. Если остается продукт, то есть необыкновенные холодильники – самые вредные для атмосферы. Ну а если вообще не купят, то после определенного количества дней хранения выкинут, даже если не стухнет. Очень строгий контроль – маме это интересно, потому что она санэпидемиолог. Невероятное количество еды ежедневно выкидывается. Я это знаю, так как годами пою в кабаре и ресторанах всего почти мира (Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Париж, Цурих, Сингапур даже) и вижу гигантские мешки с выкидываемыми продуктами. Они всегда находятся близко к кухне, а кухню всегда надо проходить, чтобы попасть в гримерную. "Боже мой, почему же не отдать бедным? Если не нам, то ведь в Эфиопии какой голод!" – разумно рассуждающая мама крутит в руке авокадо. Я согласна с мамой. Но великодушные гуманисты, заботящиеся о бедных, говорят, что нет денег на перевозку продуктов. Стоит не построить один "Мираж" (не клуб, естественно, а самолет), и столько миллионов освободится...
Мы долго думаем, относится авокадо к фруктам или овощам. Я пытаюсь вспомнить, что было написано в "Книге о вкусной и здоровой пище" 1957 года издания. Из той книги я помню фразу: "Если увидите в магазине кролика купите!" Цинично она должна звучать для сегодняшних читателей. Но еще я помню, что в 75-м году с баскетболистом по прозвищу Гулливер мы таки покупали кролика и объедались им, зажаренным в духовке.
С мамой мы покупаем упакованную курочку – без лап, без потрохов, без головы и без шеи. Лапы у курицы отсутствуют не только потому, что несъедобны, но и по эстетическим причинам. Курицы в супермаркеты поступают с ферм, где на каждую птицу приходится 400 кв. сантиметров. Это 20 на 20. Ходить такие курицы не умеют. И лапы у них деформированы, поэтому и обрезаны. Но зато их много-много-много. Маленькие лавочки не способны конкурировать с супермаркетами, поэтому их курочки, выращенные в естественных условиях, на природе, стоят дороже. Они, конечно, вкуснее, но кто говорит сегодня о качестве...
Когда мы возвращаемся к нашему дому, маму удивляет, насколько фасад его чище и свежее лестницы: "У вас тоже косметические ремонты делают?" Да, и то, видимо, благодаря тому, что мэрия района заставила хозяина дома сделать такой ремонт. Вообще, не все в городе чистят и реставрируют – это зависит от бюджета владельца здания. Если владелец – город, то все в порядке и здание ждет своей очереди. Правда, этот закон был проведен только в конце шестидесятых годов тогдашним министром культуры Андре Мальро. До этого Париж был очень-таки закопченным, как и до сих пор не вычищенная почему-то церковь Святого Николая на пересечении улиц Реомюр и Бобур.
Вечерний город – это будто другой город. Париж ослепляет богатством. Освещено все. Но ясно, что владелец маленькой ремонтной мастерской не оставит в ней свет на ночь, в то время как владелец модного дорогого бутика – оставит. Париж, таким образом, все больше превращается в город дорогих бутиков, современных бюро. Участились случаи выселения людей из старых домов. Их сносят, выстраивают на их месте новые – современные – и сдают под бюро и бутики. Дороже, естественно. Население с небольшим доходом все больше отодвигается к окраинам, за город. Так образуются гетто. В городе со смешанным населением преступность ниже, чем в районе с населением одного социального класса, особенно если он беден. Начавшаяся в 60-е годы и приветствуемая населением модернизация Парижа сегодня ясно дает знать, что город постепенно теряет все человеческие качества, то, за что Париж и был любим.
Свой первый вечер в Париже мама заканчивает перед телевизором. Ее поражает манера дикторов все время смотреть на телезрителя: "Как это они все по памяти говорят?" Мама не понимает, что они говорят. По мне бы так поменьше. Все новости-информация снабжены комментариями, то есть готовыми для вас, телезрителя, ответами, взглядами, мнениями. Это как футболки, которые невозможно теперь купить без надписей, или поздравительные открытки – за вас на них и обнимают и поздравляют, а вы только подписываетесь. Еще мне кажется, это немного глупо, что диктор таращится, как рыба, на зрителя – на самом-то деле он читает текст, который дается ему на панно или телеэкране. У некоторых не очень натурально получается такое чтение, и вы видите тогда, как дрожат и бегают округленные зрачки слева направо (на экране наоборот).
За месяц туризма с мамой я лишний раз смогу убедиться, что простые советские мамы крепче всего впитали в сознание революционный лозунг о равенстве. Маме даже официанта жалко: "Загоняли его, бедного!" В ресторане и кафе она по-советски гость, а не клиент платящий, а следовательно, и "музыку заказывающий". Недаром во время опросов общественного мнения, проводимых ВЦИОМ, чаще всего большинство голосов отдают за что-то всеобщее, всенародное, равное.
"Купола в России кроют чистым золотом..." – не обойдется и без Высоцкого. Эту строчку мама вспомнит, стоя на парижском мосту... Александра Третьего! Подарок русского царя французам сияет золотыми крылатыми конями по четырем краям. С моста виден золотой купол Дома Инвалидов. Единственные купола в городе, сияющие золотом. И в Версале прозорливая мама заметит, что золото на попках амуров поизносилось, так что наполовину они негритосы. "А где же королевские предметы? У нас-то все вплоть до зубочисток царей!" – Удивление мамы наводит меня на мысль, что русская революция была гуманней, а народ сознательней: здесь не украли только кровать Марии Антуанетты, и то, видимо, потому, что нелегко ее, кроватищу, было красть. Зазывающие сфотографироваться на площади Согласия под украденным Наполеоном в Египте обелиском послужат темой для разговора о том, какой бизнес будет открывать мама, когда окажется среди 30-40 миллионов безработных. Как я не верю Саше Соколову, заявляющему, что "в Греции никто не работает, а все греки богатые..." (интервью в каком-то из номеров журнала "Юность" 89-го года), так я не верю, что все эти миллионы срочно захотят открыть свои лавочки и киоски. "Глажу рубахи!", "Чиню унитазы!", "Сосу ...!" – вот эти последние, предлагающие свой сервис, освободят, правда, занимаемые ими – по документам – должности уборщиц гостиниц.
Как реликвии, я буду хранить растворимый кофе, чай и зубную пасту, привезенные мамой "хоть как-то помочь тебе за границей". Для простой советской мамы я все еще за границей, вот уже 15 лет. Как странно мне слышать сожаления людей о тех, кто должен жить за границей... Это же такой шанс! Не туристом обежать туристские же достопримечательности, а именно жить. Узнать другую культуру, ритм, обычаи. Чтобы себя узнать! И чтобы стать более зрячей к своему дому, пусть он и не является зафиксированным местом жительства вот уже пятнадцать лет.
1990 г., Париж
P.S. СССР уже не существует, как и советский пятачок. Местные дикторы ТВ так же пялятся в зрителя якобы. Но согласно последним высказываниям первого Президента РФ – мир хочет быть разнообразным и не хочет под диктовку Клинтона жить, смеяться и т.п. Разнополярности, многополярности... Ха! сидя перед компьютером и творя каждый свой виртуальный мир! Главное – суметь отличить потом реальный от виртуального.
1999 г., Москва
ЩИ КИСЛЫЕ – СОЛЖИКИ ЖАРЕНЫЕ
"Архипелаг ГУЛАГ" я читала зимой 74-го года в Москве. Только-только изданный за границей, я возила в метро толстенный том первый, будто испытывая судьбу: заберут меня или нет? Наверное, в 16 лет, в поисках острых ощущений, не особенно задумываешься: а не будут ли они настолько острыми, что опасными для жизни? Еще какое-то неверие (в связи с непониманием, видимо) в значимость "Архипелага" придавало смелости и подталкивало на опрометчивые поступки. Требовать от шестнадцатилетнего человека принципиальных и закоренелых взглядов – глупо. Это как раз тот возраст, когда можно все отрицать, но ответов еще не знать. Еще можно... С другой стороны, я согласна с Эрнстом Юнгером (немецкий писатель-философ, одно время национал-большевик, анархист и одиночка), сказавшим, что люди в общем-то не меняются, а наоборот. Действительно, какие-то жизненные понятия у меня остались теми же, что и в 16 лет. Дурацкая вера в справедливость, в то, что самые важные – люди таланта, деньги не важны, вера в героя, то есть романтизм (в смысле идеализма, а не "палатки-костра-водки-гитары")... Поэтому мое отношение к Солженицыну, собственно, не изменилось, а закрепилось. Тот факт, что я "знакома" с ним с 16 лет, видимо, позволяет мне не испытывать трепета перед его именем. Да и вообще, наше поколение, мне кажется, ни перед кем его не испытывает, и фраза: "Нет кумиров в своем отечестве" – распространяется на весь мир. То, что телевидение заменило сегодня библию – истину и правду, – что оно у многих в спальнях – то есть вы у себя в постели "принимаете" и президента, и звезду, и писателя, и философа, – позволяет такое "короткое" отношение к этим "гостям". Укорачивает дистанцию и, разумеется, притупляет значимость и важность событий и персонажей. Сколько раз за день умирают перед глазами, проходят голодные и обездоленные или, наоборот, – озаренные славой... Впечатление подчас, что вы сами уже выступили и на концерте Майкла Джексона, и вы сами сказали, что будем бомбить Ирак, и вы сами едете в шикарном автомобиле к своему дому, а не персонаж "Санта-Барбары"... И эти слова, произнесенные Солженицыным по француз-скому телевидению в программе "Бульон культуры", получается, были сказаны вам, как бы с глазу на глаз... Не затаив дыхания, внимаете вы им, не думаете, что для многих людей, видимо, этот человек "живой миф", профет и мессия.
Действующие лица спальни:
Домашняя хозяйка (живет в Париже, коллекционирует работы рус. художников).
Переводчица (проездом в Париже из Питера).
Коммерсант (в прошлом работник научно-исследовательского ин-та, тип одновременно "физиков и лириков", занявшийся коммерцией не так давно).
Аналитик (программист-информатик, полуукраинец, живет в Париже).
Художник (собирательный персонаж, живет в Париже).
Певица (живет в Париже, действие происходит в ее спальне).
Персонажи экрана:
Солженицын А.И.
Бернар Пиво – ведущий программ "Апостроф", "Бульон культуры".
Глюксман – профессиональный диссидент.
Гер?а – журналист.
Андронников – переводчик.
Албанский писатель
Небольшая комната – диван, постель вечного студента (матрас), кресло, стул. Посередине – столик, заставленный чашками "ЛФЗ", пакетами печенья, сладостей. На стенах – картины, плакаты, в том числе и советские. Над постелью: "Повернуть ход истории вспять не дано никому!" – плакатный рабочий указывает рукой на постель, покрывало которой с аппликацией серпа и молота. Все персонажи у телевизора. Передача уже началась.
Домашняя хозяйка. Хорошенький! Худенький. Без пуза... Но помню, я была в ужасе от его предыдущего выступления у Пиво, когда он заявил, что всю жизнь мечтал играть в теннис, аж в лагере!
Художник. У меня от него аллергия! (Встает на стул в позу памятников Ленина.) Но он стал цивилизованней. Для Запада!
Бернар Пиво. Александр Солхенищин! Первый во-прос к вам: как вы?
Солженицын. У меня все хорошо. Дела идут плотно. Но когда на Родине они плохи, можно ли думать о своих...
Певица. На Родине они плохи сейчас. А он все о семнадцатом годе! (Полулежит на постели, курит.)
Солженицын. Все сегодняшние невзгоды России – в семнадцатом году.
Певица. После семнадцатого года уже три поколения выросло и четвертое подрастает!
Коммерсант. А он весь в прошлой борьбе...
Переводчица. Жаль, за переводом не слышно самого... Еще этот старый Андронников, он у де Голля переводил, с такой плохой дикцией...
Домашняя хозяйка. А у него трепет перед Солженицыным. Боится лишь бы какое слово употребить... Поэтому не все и переводит... Но этот, Глюксман, чудовище, под горшок остригся, а?
Переводчица. Он похож на Бабу Ягу!
Певица. Это еще ничего! Раньше у него были длинные волосы, один нос торчал... Худой, как будто болен СПИДом...
Аналитик. Солженицын, конечно, далеко от Толстого не ушел...
Бернар Пиво. Когда? Когда? Когда?
Солженицын. В мае девяносто четвертого года.
Певица. Необходимо, чтобы в России до мая прошли выборы, а то он внесет такую сумятицу в и так уже затуманенные умы...
Бернар Пиво. Значит, ровно через двадцать лет! А почему же раньше вы не ехали?
Солженицын. Не мог бросить начатую работу. Не мог вернуться туристом. В России негде было жить. Только два года назад получил паспорт.
Аналитик. Да на кой он нужен, паспорт этот неизвестно какого государства. А теперь еще и выбирать надо! Во, придумали! У Советского Союза хоть было соглашение о двойном гражданстве, а у СНГ...
Певица (поет). Гэ-гэ-гэ!
Бернар Пиво. Не думаете ли вы, что пока ваш дом строился, Александр Солхенищин, российский разрушился?!
Певица. Вот это да! Ну Пиво выдал пафос!
Солженицын (машет руками). Он разрушался начиная с семнадцатого года!
Аналитик. Действительно, чего торопиться, раз уж семьдесят лет гниет!.. Вообще, это маразм! Прямо, ничего там не построено?!
Домашняя хозяйка. Я вот там университет закончила, самый такой факультет... журналистики... никого не брали... Дочь врага народа... Жена врага народа...
