Текст книги "Цветок Фантоса. Романс для княгини (СИ)"

Автор книги: Наталия Фейгина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Лепесток 16

В первый раз на резное крыльцо дома княгини Улитиной штабс-ротмистра Петра Кваснёва привело дело чести. Дело простое и понятное. Во второй – дело государственной важности, хотя Пётр и предпочёл бы нанести просто визит вежливости прелестной Аннет. Увы… Вместо цветов и сладостей штабс-ротмистр был вооружён саблей, пистолетом и штатным амулетом универсальной защиты. Кроме этого, он, как и трое его спутников, активировал амулет незаметности, отводивший глаза любопытствующим обывателям.

Приказ, в соответствии с которым он действовал, гласил: «Выделить 4-ый взвод Н-ского уланского полка под командованием штабс-ротмистра Кваснёва для силовой поддержки операции Тайной Магической Канцелярии Его Императорского Величества, проводимой чиновником по Особым поручениям Его Императорского Величества статским советником Задольским». Штабс-ротмистр чуть заметно усмехнулся. Вот так мальчишечка! Чин статского советника при Тайной Магической Канцелярии был чином не статским, то есть штатским, а скорее военным, и по Табели о рангах стоял выше полковника. Так что вся история с замечанием, сделанным Афиногену Слепнёву, выглядела теперь совершенно по-другому. Корнету следовало не на дуэль столичного гостя вызывать, а «Виноват, Ваше Превосходительство» отвечать. И не то странно, что полковник Лискин задиру на гауптвахту определил, хотя обычно смотрел сквозь пальцы на вечерние отлучки корнетов. Странно то, что с гауптвахты раньше времени выпустил.

И вот теперь Слепнёв шагал следом за штабс-ротмистром вместе с двумя корнетами четвертого взвода, Ртищевым и Дымовым. Корнеты чеканили шаг, пребывая в настроении приподнятом, чему немало поспособствовали напутственные слова полковника. «Не буду рассказывать о том, какие возможности для карьерного роста открывает участие в операциях Тайной Канцелярии», – сказал Лискин, – «и о том, насколько высок риск. О первом вы знаете и без меня. Что касается второго, то я уверен, что в нашем полку трусов нет.»

Штабс-ротмистр трусом не был, но и адреналиновой лихорадки не испытывал. Даже перспектива спасения прелестной Анны от неведомой опасности бледнела перед сознанием, что опасность эта ей угрожает. А в том, что статский советник без особой нужды запрашивать поддержку не стал бы, Кваснёв не сомневался. Для чего понадобились уланы Задольскому, штабс-ротмистр не гадал, но был готов к тому, что указания статского советника покажутся странными.

Поразмыслить как следует о странностях штабс-ротмистр не успел, поскольку дверь распахнулась прежде, чем он успел постучать. На пороге возвышалась Матрёна.

– Здравия желаю, вашбродь, – приветствовала она штабс-ротмистра, – проходите, барин ждёт вас.

Она улыбнулась Кваснёву щербатой улыбкой, столь же неуместной на её лице, как неуместен был бы бантик, завязанный на эфесе боевого палаша, додумайся кто до подобного кощунства.

– Господин штабс-ротмистр! – нежный голосок Анны заставил позабыть о странной служанке, видящей сквозь амулет незаметности. – Господа корнеты! Проходите же скорее!

Статский советник тоже торопился. Не прошло и часа, а посреди комнаты стояли корнеты, как три капли воды неотличимые друг от друга, а, главное, от господина Задольского. А ещё через несколько минут мнимые Задольские разъехались в разные стороны. Задольский-Слепнёв отправился коротать вечер «У томалэ», Задольский-Дымов – к мадам Каро. Задольский-Ртищев отправился наносить прощальные визиты. Самому же Кваснёву достался самый ответственный пост, как сказал Задольский, объявляя, что штабс-ротмистр назначается телохранителем Анны.

– Вот ещё! Мне не нужен телохранитель, – возмутилась девушка, принимавшая самое непосредственное участие в преображении корнетов. – Я вполне могу сама позаботиться о себе!

Недовольство своё Анна высказала штабс-ротмистру, подождав, пока брат выйдет из комнаты.

– Я не кисейная барышня, чтобы падать в обморок при малейшей опасности.

При этом взгляд, которым она одарила Кваснёва, был полон негодования. Сердце штабс-ротмистра забилось сильнее при мысли о том, что красавица изволит гневаться за барышню Косову. А, значит, во время знаменательного ужина Аннет посматривала украдкой в его сторону.

– Вам нет нужды, – пылко сказал Кваснёв, – прибегать к такого рода уловкам. Стоит лишь пальчиком поманить, и все мужчины будут у Ваших ног.

– И что же я, любезный Пётр Андреевич, буду делать с мужчинами, лежащими у моих ног? – рассмеялась девушка. – В штабеля складывать? Брюнеты туда, блондины сюда?

И принялась раскладывать воображаемых поклонников в две кучки.

– А рыжих куда? – уточнил штабс-ротмистр, покручивая рыжий ус.

– Куда? – девушка на мгновение задумалась, демонстративно наморщив лобик. – Рыжих сюда.

Анна показала рукой на кресло.

– Как прикажете, прелестнейшая, – галантно ответил Кваснёв.

Штабс-ротмистр опустился в указанное кресло, развернув его прежде так, чтобы держать под наблюдением и окно, и дверь.

– И что же вы будете делать «у моих ног»? – лукаво улыбнулась Аннет.

– Охранять Вас, – ответил штабс-ротмистр.

– По долгу службы? – снова улыбнулась девушка.

– Так точно, сударыня, – подтвердил Кваснёв, но, заметив, что собеседница улыбаться перестала, добавил негромко: – И по велению сердца.

Анна удовлетворённо улыбнулась, и позволила штабс-ротмистр перевести разговор на события предыдущего вечера. Кваснёв завёл непринуждённый разговор, одновременно флиртуя и пытаясь выяснить, от чего же он должен охранять подопечную. Инструкции её брата были краткими: «Ваша задача, господин Кваснёв, беречь мою сестру в первую очередь от неё самой. Не позволяйте ей подвергать себя опасности». Штабс-ротмистр шутил и осыпал красавицу комплиментами, не расслабляясь ни на минуту. Он был готов в любую секунду вскочить и заслонить Анну собой от неизвестного врага. И его напряжение не осталось незамеченным.

– Расслабьтесь, Пётр Андреевич, – сказала девушка. – Весь дом и двор опутаны охранками, мимо них муха не пролетит незамеченной. К тому же моя интуиция подсказывает, что в ближайшие несколько часов тревожиться не о чем.

– А потом? – настороженно спросил штабс-ротмистр?

– А потом, – вместо Анны ответил возникший на пороге Задольский, – как подсказывает моя, – последнее слово он выделил голосом, – интуиция, здесь станет жарко.

Анна, сидевшая спиной к дверям, вздрогнула от неожиданности, а штабс-ротмистр нахмурился.

– Муха, моя дорогая, – продолжал Задольский, – может, и не пролетит незаметно, а вот маг средней руки или даже просто обладатель хорошего амулета обойдет охранки запросто.

– А мы ждём мага? – с невинным видом спросила девушка. Штабс-ротмистр нахмурился ещё сильнее. Он почувствовал, что подопечная встрепенулась, словно борзая, почуявшая добычу, и понял, что уберечь её будет непросто.

– Вы, – Задольский коснулся одного из своих перстней, и голос его зазвучал глуше, – никого не ждёте. Вы сегодня же вечером забираете детей и уезжаете.

– Детей? – удивлённо воскликнула Анна.

– Детей? – переспросил штабс-ротмистр, с ужасом представивший себя в роли няньки.

– Арсения Вотнова, – пояснил Задольский.

Девушка ободряюще улыбнулась Кваснёву.

– Арсений уже достаточно взрослый и неглупый мальчик, – пояснила она. – С ним не должно быть проблем.

– Да уж, все проблемы будут с тобой, – усмехнулся брат. – Хотя ты вроде уже достаточно взрослая и неглупая девушка.

Анна покраснела и смущённо опустила глаза, а Задольский чуть заметно подмигнул штабс-ротмистру.

– Вы сказали «детей», – поспешил на выручку красавице Кваснёв, заслужив её благодарную улыбку.

– Да, – подтвердил Задольский. – Ещё с вами поедет Лиззи Загряжская.

– Лиззи? Ты нашёл её! – В голосе Анны звучали изумление и восторг. – Нашёл!

Штабс-ротмистр с вежливым недоумением посмотрел на девушку, захлопавшую от радости в ладоши.

– Девочку искали восемь лет, – всё так же восторженно пояснила Анна. – Восемь лет! И не нашли даже следа! А Тали нашёл её!

Штабс-ротмистр почтительно склонил голову перед Задольским.

– Лиззи – чудесная девочка, – сказал тот, многозначительно глядя на сестру, – но она незнакома с правилами хорошего тона.

– Клара быстро её научит, – фыркнула Анна.

– Увы, – сокрушённо вздохнул Задольский, – Клара останется со мной. Так что тебе придётся хотя бы на время стать образцом хороших манер для Лиззи.

– Позволь мне остаться с тобой, – взмолилась Анна. – Пусть детей увезёт Клара!

– Нет, – ответил ей брат таким тоном, что сразу стало понятно: шутки закончились. – На детей идёт охота. Твоя задача – доставить их целыми и невредимыми в Беркутово. С тобой поедут Матрёна и Василий. Сопровождать вас будут уланы под командованием господина штабс-ротмистра.

Анна опустила голову, но потом снова подняла, глядя в глаза брату:

– Ты не можешь отправить со мной и Матрёну, и Василия! Ты остаёшься один! Кто будет тебя охранять?

– Меня? – Задольский чуть усмехнулся. – Со мной останутся господа корнеты, так что я остаюсь под охраной нашей доблестной армии! Потом на его лицо вернулась маска холодного высокомерия, которую штабс-ротмистру уже доводилось видеть.

– Анна, у тебя час на сборы, приступай, – скомандовал Задольский. Он развернулся и вышел из комнаты.

Девушка молча подошла к окну. Штабс-ротмистру видны были только затылок и напряжённая спина.

– Аннет, – начал было Кваснёв, – послушайте…

Анна повернулась к нему.

– Вы не понимаете, – горько сказала она. – На учениях или в бою вы всегда знаете, где свои, где чужие. А нам… – Девушка прикусила губу, словно пытаясь поймать нечаянно вылетевшее слово. – Служащим Тайной Магической Канцелярии приходится играть вслепую. И Тали, похоже, собирается ловить противника на живца.

– На живца? – переспросил штабс-ротмистр, от которого не укрылось коротенькое «нам».

– Да! – яростно подтвердила Анна. – И живцом собирается быть сам! А меня отсылает, чтобы не путалась под ногами! Как будто я совершенно ни на что не годна!

– Напротив, – возразил Кваснёв. – Если бы он считал, что вы ни на что не годитесь, то не доверил бы Вам защиту детей.

– Вы так думаете? – с надеждой в голосе спросила Анна.

– Я абсолютно в этом уверен! – ответил штабс-ротмистр, про себя подумав, что Задольский правильно делает, отсылая сестру. На войне не место женщинам, какими бы способными они ни были.

Лепесток 17

Павел Алексеевич сидел в кресле и с беспокойством смотрел на лежащую на столе купчую. Документ этот за небольшую мзду был составлен стряпчим Домоткановым, лишь в одном месте упомянувшим, что «имущество передаётся без обременения опекунством». Хотя юный Задольский и высказал недвусмысленное желание избавить от заботы об Арсении, Павлу Алексеевичу хотелось оставить себе опеку над мальчиком и его имуществом. Отдав мальчика Мадам, и оставив себе векселя на имя княгини Улитиной, Павел Алексеевич убил бы сразу двух зайцев, став одновременно и молодым, и богатым. А что ещё человеку нужно для счастья?

А посему он сделал всё возможное, чтобы у Задольского не выдалось и одной свободной минуты на чтение купчей.

Так что теперь всё зависело от Виталиона, который не потрудился даже прийти вовремя. Явившись же, молодой человек сухо кивнул суетливо поклонившемуся стряпчему и любезно улыбнулся Павлу Алексеевичу. Но на лице мальчишки, скрытого иллюзией, не промелькнуло даже тени улыбки. Он смотрел на Павла Алексеевича взглядом хищника, оценивающего добычу.

– Виталион, дорогой мой, – тоном доброго дядюшки укорил Павел Алексеевич, умевший скрывать свои эмоции без всякого генератора иллюзий. – Вы заставляете себя ждать.

– Покорнейше прошу прощения, Павел Алексеевич, – откликнулся юноша, весь вид которого показывал, что он нисколько не сожалеет об опоздании. – Задержался у Василия Матвеевича.

– У господина городничего? – почти испуганно переспросил Домотканов, и его без того сутулая фигура изогнулась ещё сильнее в порыве подобострастия.

– У господина городничего, – пожал плечами Задольский, словно не было ничего необычного в утреннем визите к городничему, не утруждавшему себя обычно ранними подъёмами. И продолжил с нарочитой любезностью: – Как поживаете, любезнейший Павел Алексеевич? Как Арсений?

Павел Алексеевич был готов к последнему вопросу. И, сохраняя добродушную улыбку, ответил:

– Прекрасно, голубчик, прекрасно. Юный Вотнов под руководством своего гувернёра собирает вещи и готовится к переезду.

– Чудесно, – вежливо улыбнулся иллюзорный Задольский, скрывая ехидную усмешку оригинала. – Могу я рассчитывать, что он будет готов покинуть усадьбу к завтрашнему утру?

– Безусловно, – подтвердил Павел Алексеевич, ещё накануне решивший не признаваться в том, что Арсений уже покинул усадьбу. Если Виталион подпишет купчую без исправлений, то поиски Арсения станут проблемами Мадам, если же нет, то искать мальчишку придётся самому Задольскому. – Но это всё частности. Отчего бы нам не приступить к главному – к подписанию купчей.

– Приступим, Павел Алексеевич, обязательно приступим, – чуть передразнивая собеседника, ответил Виталион. – Но в купчую вкралась небольшая ошибочка. Как только исправим её, так и подпишем.

– Ошибочка? – удивление в голосе Павла Алексеевича прозвучало вполне искренне. – Пётр Феоктистович, как можно?

– Помилуйте, господин Задольский, – возопил возмущённо стряпчий, которому был адресован укор, – как можно!

– То есть вы хотите сказать, – вкрадчиво спросил Виталион, – что намеренно включили в купчую оговорку об отсутствии обременения опекунством?

– Разумеется, господин Задольский, – подтвердил Домотканов. – Разве может особа женского пола, коей без сомнения является Её Сиятельство, стать опекуном особы мужского полу?

Павел Алексеевич мысленно зааплодировал стряпчему, но радость его оказалась преждевременной.

– Являясь особой женского пола, Её сиятельство может перепоручить юного Вотнова опеке одного из родственников мужского пола, – парировал Задольский. – Например, мне.

– Но захочет ли она это сделать, – с сомнением спросил Павел Алексеевич, – узнав о вашем визите к мадам Каро?

Он надеялся, что Виталион испугается или смутится, но иллюзорный красавец даже бровью не повёл, а веснушчатый мальчишка расхохотался.

– Думаю, – ответил Задольский, – что куда больше её, а также господина Великого Инуктора заинтересует информация о том, что в Версаново происходят несанкционированные магические возмущения. Господин городничий настоятельно просил меня не упоминать о маленьком недоразумении, произошедшем вчера. Но вы ведь понимаете…

Не понять Задольского было сложно. Стряпчий заметно съёжился при одной о мысли о том, что сделает господин городничий, когда до него дойдёт слух о том, по чьей вине Задольский пренебрёг настоятельной просьбой. И тотчас кликнул письмоводителя, чтобы перебелить купчую.

Домой Павел Алексеевич вернулся в настроении прескверном. Разбранил отворившего ему дверь Агафона, чуть не прибил было попавшегося под руку Никанора. Но, сменив фрак на халат, и выпив рюмочку рябиновой настойки, которую поспешил поднести хитрый камердинер, Павел Алексеевич успокоился. В самом деле, нет ничего страшного в том, что подписание купчей отложилось на день. Наоборот. Если Мадам собирается нанести нынче вечером визит Задольскому, то неизвестно, будет ли кому подписывать завтра купчую от имени княгини. А если так, то сделка отложится на неопределённый срок. И кто знает, не будет ли более сговорчивым новый представитель Улитиной?

Придя к такому выводу, Павел Алексеевич кликнул Никанора, предусмотрительно убравшегося с глаз хозяина.

– Что изволите, батюшка-барин, – почтительно спросил камердинер, немедленно возникший перед хозяином.

– Вот что, голубчик, – приказал хозяин. – Ступай-ка к своей Марьюшке или как её там…

– Это к той, что кухарит у Скворцовых? – ухмыльнулся Никанор. – Так та Ульяшка.

– Да хоть Глашка, – фыркнул Павел Алексеевич. – К вечеру доложишь о Задольском. И смотри мне, не балуй…

– Помилуйте, барин, – снова ухмыльнулся Никанор. – Разве ж я когда балую?

Вопрос был чисто риторическим. И камердинер, и его хозяин прекрасно знали, что ни кухарки, ни горничные не могли устоять перед весёлой наглостью Никанора. Не устояла и дородная красавица Ульяна, хозяйствовавшая на кухне, из окон которой просматривалась улица перед домом княгини. Словоохотливость означенной девицы не уступала её любопытству, а потому Никанор, не прилагая особых усилий, мог за десять минут узнать о Задольском и его спутниках всё, что Ульяна успевала высмотреть за день.

Кое-что Никанор успел увидеть сам и, вернувшись затемно, доложил о лихорадочной активности, которую развил Задольский. За вечер тот, по крайней мере, трижды выезжал из ворот, и в последний раз вернулся со взводом улан.

Вскоре после этого из ворот выехал карета с сестрой Задольского, сопровождаемая уланами. Рядом с каретой ехал штабс-ротмистр Кваснёв.

– Никак лису доверили охранять цыплёнка? – усмехнулся Павел Алексеевич.

– Так цыплёнок же и доверил, – в тон ему ответил камердинер.

Однако Мадам, которой Павел Алексеевич доложил всё, что узнал, отнеслась к отъезду Анны куда серьёзней.

– Зашевелился, змеёныш! – почти прошипела она, заставив Павла Алексеевича подумать, что змеиная маска подошла бы самой Мадам куда больше птичьей. – Почуял!

Что мог почуять Задольский, Павел Алексеевич не понимал, и молча ёжился под колючим взглядом женщины, смотревшей на него из зеркала.

– Что ж, – продолжала Мадам. – Посмотрим, как он зашебуршится, когда мы нанесём ему визит сегодня вечером.

Павел Алексеевич мысленно позлорадствовал, подумав в очередной раз, что Задольскому будет завтра явно не до купчей, и не сразу обратил внимание на «мы». И напрасно.

– Будьте готовы к десяти вечера, – приказала Мадам, и Павел Алексеевич похолодел. Ему совершенно не хотелось «наносить визит» Задольскому, но его согласия никто не спрашивал.

К десяти часам вечера Павел Алексеевич, облачённый в лучший свой фрак, стоял перед зеркалом, в очередной раз подправляя дрожащими пальцами галстук. Галстук был повязан безупречно, да и тянуть с вызовом дальше было нельзя. Обречённо вздохнув, Павел Алексеевич осторожно, стараясь не запачкать фрак, уколол палец и капнул кровью на свечку.

Холёное мужское лицо, чуть одутловатое, обрамлённое рыжеватыми бакенбардами, которое только что смотрело на него из зазеркалья, сменилось знакомой птичьей маской.

– Отойдите, – приказала Мадам.

Павел Алексеевич послушно попятился и на всякий случай закрыл глаза. А когда открыл, прямо перед ним стояла высокая и стройная фигура в чёрном плаще с капюшоном. Капюшон скрывал лицо так, что Павел Алексеевич не мог разглядеть даже птичьей маски.

– Вы готовы? – чуть хрипловатым голосом спросила гостья.

– Дддда, – чуть заикаясь, ответил хозяин, до полусмерти перепуганный её неожиданным появлением. Ещё больше, чем само появление, пугала Павла Алексеевича появиться в городе в обществе таинственной незнакомки.

– Тогда прикажите подать карету, – приказала женщина. И добавила с лёгким смешком:

– Не дрожите, меня никто не увидит.

Лепесток 18

Усевшись в карете рядом с Павлом Алексеевичем, Серафима с гордостью подумала, что небольшое представление с зеркалом удалось на славу.

Всего-то и потребовалось, что амулет незаметности и немного иллюзий. Ни один инуктор не почувствует магических возмущений, а если и почувствует, то никак не свяжет их с почтенной госпожой Батовой, прибывшей в Версаново нынче утром в качестве наставницы дочери городского головы. Серафима чуть не засмеялась, вспомнив, с каким почтением, если не сказать подобострастием, встречали её баронесса с дочкой. Ещё бы. Не так-то просто было им найти даму, знавшую бы все тонкости обхождения «большого света» и при том согласившуюся приехать в Версаново.

Настоящая госпожа Батова, любезная сестрица Калерия Андреевна, щедрое предложение барона Горде отклонила было с возмущением. Но тут вмешалась Серафина.

– Ты знаешь, что поместье моё заложено, – сказала она Калерии, – и скоро наступает срок выплат по закладной. Почему бы мне не воспользоваться щедрым предложением барона?

– Но он же приглашает меня, – растерянно ответила сестра.

– Разумеется, – согласилась Серафина. – Он рассчитывает воспользоваться твоими связями и твоим авторитетом.

Калерия кивнула.

– А ты не желаешь рисковать ни тем, ни другим, выводя в свет неотёсанную провинциалку.

– Разумеется, – ответила Калерия.

– Но ты не возражала бы вывести в свет идеально воспитанную девицу? Калерия с подозрением посмотрела на сестру.

– Где ты возьмёшь идеально воспитанную провинциалку? – спросила она.

– Воспитаю, – коротко ответила Серафина.

Спорить с сестрой, которую с детства боялась, как огня, госпожа Батова не посмела, и Серафина отправилась в путь под её именем.

Нет, почтенную госпожу Батову никто не заподозрит в причастности к несанкционированным магическим возмущениям. Подозрение падёт скорее на юную Задольскую, чей поспешный отъезд можно истолковать как бегство. А о том, что эта девчонка – Одарённая, известно всему Версаново. И Серафина ненавидела её, как ненавидела всех остальных Одарённых. Хотя какая там на самом деле Одарённая! Для того, чтобы справиться с магическим гигантизмом, ей потребовалась жидкая субстанция-посредник. Глупой девчонке повезло, что под рукой оказалось вино!

Да, не зря её братец отправил из города. А у самого, похоже, Дара ни на гра[8]8
  Гран (от лат. granum – зерно, крупинка) – устаревшая единица массы на основе веса среднего ячменного зерна.


[Закрыть], иначе пёс не посмел бы рычать на него. Интересно, на что змеёныш рассчитывает? На многочисленные амулеты и обереги? Серафина презрительно фыркнула, заставив Павла Алексеевича вздрогнуть от неожиданности.

– Вы что-то сказали, Мадам? – прошептал он.

– Долго мы ещё будем тащиться в этой колымаге? – негромко ответила Серафина.

Она, так же, как и её спутник, не хотела привлекать внимание кучера. Павел Алексеевич, конечно, уверял в преданности Степана, но какая преданность устоит перед настойчивостью инукторов?

Лишние свидетели Серафине были не нужны. Того же Игнатьина не брала бы с собой, но лишние руки могут пригодиться, когда она будет забирать детей.

– Уже почти подъехали, – прошептал Павел Алексеевич, осторожно выглянув в окно.

И правда, всего через пару минут экипаж остановился у ворот двухэтажного дома.

Расторопный кучер распахнул дверцу, и Павел Алексеевич вышел из кареты. Серафина с удовлетворением отметила, что от нервной дрожи, бившей Павла Алексеевича в карете, не осталось и следа. Перед кучером предстал вальяжный, уверенный в себе барин.

– Подождёшь меня здесь, – небрежно бросил он и, не дожидаясь ответа, зашагал через тёмный двор к спящему дому. Невидимая Серафина двинулась за ним. На ходу она отметила, что весь двор от ворот до крыльца опутан простенькими охранками, поставленными, судя по всему, совсем недавно. Мадам ничего не стоило пройти мимо, не потревожив ни одной.

А Павел Алексеевич неторопливо поднялся на крыльцо и протянул руку к медному кольцу на двери, чтобы постучать. Однако Серафина удержала его.

– Погодите, – шёпотом приказала она.

Дом, как и двор, был погружён во тьму. Светилось лишь одно окно на первом этаже. Мадам спустилась с крыльца и прошла вдоль дома. Павел Алексеевич последовал за ней.

Заглянув в окно, Серафина увидела Задольского, сидевшего за ломберным столиком с тремя молодыми офицерами, корнетами, судя по эполетам. Казалось, что они увлечённо играют в карты. Но, прислушавшись, Серафина поняла, что разговор был совсем не карточным.

– А что такое Грань, Тали? – спросил один из офицеров звонким девичьим голоском.

– Грань отделяет Тот свет от Этого, – ответил Задольский, не отрывая глаза от карт, – и не позволяет душам свободно перемещаться между ними.

– А как души же умерших попадают на Тот свет? – спросил второй офицер мальчишеским голосом.

– Их проводят светлые Стражи, – ответил Задольский, делая ход.

– А что делают тёмные Стражи? – спросил первый офицер, крутя в руках карту. Казалось, он не знает, что с ней делать.

– Они охраняют Грань от беглецов с Того света, – ответил Задольский. – Тех, кто пытается избежать воздаяния за свои прегрешения.

– Разве оттуда можно сбежать? – удивлённо спросил третий офицер, оторвавшись от своих карт. Его голос также прозвучал слишком высоко для мужского.

Серафина, торжествующе улыбнулась и отошла от окна, не дожидаясь ответа на вопрос. Она знала его – будь иначе, разве кружили бы по Грани тёмные стражи, разве откликались бы на зов чёрных магов души, готовые служить призвавшему за возможность задержаться на Этом свете? И если Охотник, вызванный ею, за Этот свет не цеплялся… Что ж, исключения только подтверждают правило. Знала она теперь и другое: Задольская никуда не уезжала, а осталась с братом.

Надо отдать им должное. Мысль спрятать детей за иллюзией улан остроумна, да и исполнена неплохо. Вот только с голосами оплошали, не додумались или не сумели их огрубить.

Всё ещё улыбаясь, Серафина вернулась к замершему у неё за спиной Игнатьину.

– Идёмте, – приказала она и небрежно коснулась рукой двери. Повинуясь простенькому заклинанию замок чуть слышно щёлкнул и дверь распахнулась. Серафина уверенно вошла в дом, собираясь преподнести Задольским неприятный сюрприз. Павел Алексеевич неохотно поплёлся за ней, в темноте то и дело спотыкаясь и налетая на мебель. Шум, устроенный им, должен был бы встревожить обитателей дома. Но они так были увлечены своим разговором, что не повернули головы даже тогда, когда в комнату вошла Мадам, сопровождаемая Павлом Алексеевичем.

– Я пришла за своим, – патетически воскликнула Серафина, выходя на середину комнаты. Появление таинственной незнакомки в чёрном должно было ошеломить хозяев и дать ей преимущество, но правило дешёвых эффектов на этот раз не сработала.

– И что же вы почитаете своим? – лениво спросил Задольский, не выпуская карт из рук. Вся его фигура казалась абсолютно расслабленной, и только холодный оценивающий взгляд, которым он окинул незваную гостью, выдавал обманчивость этой расслабленности.

– Девчонку, – ответила Серафина, указывая на сидевшего прямо перед ней усатого корнета. От её взгляда не укрылся генератор иллюзий, замаскированный под перстень с печаткой, красовавшийся на руке мужчины, нет, девочки замаскированной под мужчину.

– Мальчишку, – эхом откликнулся Павел Алексеевич, указывая на офицера, спрашивавшего про души умерших.

– Кого это вы назвали мальчишкой, милостивый государь? – воскликнул тот, вставая и опрокидывая кресло. Выпрямившись во весь свой немаленький рост, офицер начал вытаскивать из висевших у него на боку ножен саблю, но Мадам уже избавилась от плаща и руки её уже начали плести паутину танца.

– Сядьте, юноша, – приказала Серафина, и корнет, заворожённый движением её рук, покорно опустился прямо на пол, рядом с опрокинутым креслом.

– Никто из вас не сможет встать, – проговорила Мадам, по очереди обводя взглядом сидящих, – пока я не прикажу. Никто не может противостоять такуте.

– Только другая такута, – ответил Задольский, грациозно поднимаясь из кресла. Одним движением он сорвал с головы сапфировый генератор иллюзий. Юношеский облик выцвел, расплылся, и сквозь него проступил другой, настоящий.

Платье из мерцающего раснийского шёлка ничуть не стесняло движений женщины, грациозно шагнувшей навстречу Серафине. Золотые браслеты с сапфирами и чёрными опалами змеями обвивали тонкие руки, а в чёрных волосах сияла огнями драгоценных камней диадема, увенчанная головой кобры. Холодный взгляд Тали полон был спокойной уверенности, словно речь шла не о смертельном поединке, а о тренировке. Тренировке? Взгляд Серафины скользнул по родимым пятнам на щеке противницы, по тонкому шрамику, соединившему их… И хотя Мадам не верила, не хотела верить, с кем вместо мальчишки-змеёныша свела коварная Судьба, губы её уже шептали имя противницы:

– Натали!