Текст книги "Врата Валгаллы"

Автор книги: Наталия Ипатова

Соавторы: Сергей Ильин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шельмы не спали. Из раздвинутых дверей отсека лился приглушенный свет и еще – разговор, негромкий и ровный, как гул хорошо заизолированного двигателя. Рубен переступил порог.

Так.

– Что это?

Эскадрилья расступилась, пропустив командира к новому столу, на котором громоздилась пластиковая коробка. Уже почти сутки Рубен с переменным успехом сопротивлялся желанию воспринимать любую неожиданность как подвох.

– Это... как бы сказать... пополнение.

Случай, когда комэски поминают маму. Скажите, что я догадался неправильно!

– Шельма-Тринадцать.

Из– за решетчатой дверцы таращились злые желтые глаза. Остальное скрывалось в густой тени. Нагнувшись, Рубен легонько постучал пальцем по пластику. Реакция пилота спасла его: только-только успел отдернуть руку от ударившей меж прутьями лапы. Выпущенные когти ничего хорошего не сулили.

– Осторожно, командир, – воскликнули над плечом. – У него стресс, вцепится.

– Стресс, говоришь? – Рубен прищурился. – Судя по тому, что я слышал про эту тварь, Тринадцатого, стресс она не способна испытывать в принципе. Как он к нам вписался? Нет-нет, пока не открывайте. Выпустим – изловить и запихать назад будет труднее. А, заместитель? Докладывай.

– При жеребьевке... съер.

– Бюллетени проверил?

Улле помотал головой и уставился в пол. Врет. Не было никакой жеребьевки. Кису захотел. Ну, и что с тобой делать? Прилюдно мордовать?

– Командир, – неожиданно вмешался Дален, – съер, ну что такого необычного в Тринадцатом? Он сроду с кем-нибудь живет и всегда переходит по жребию, когда его эскадрилья отправляется на планету.

– Когда эскадрилья отправляется! – передразнил его Рубен. – А кто нынче отправлялся? То-то же. Кто вам это впарил?

Эскадрилья угрюмо молчала.

– Командир, – сдержанно начал Улле. – Съер. Ну пожалуйста...

Рубен приподнял дверцу, предусмотрительно стараясь держать руки вне досягаемости Тринадцатого. Из темного зева неторопливо, соблюдая достоинство, вышел полосатый бобтэйл, выгнул спину, озираясь по сторонам, и встопорщил бакенбарды. Зевнул, собрав вперед богатые, совершенно белые усы. Подобравшись, мягко канул со стола, мелькнув коротким, вздернутым хвостом.

– Мужик, – уважительно прокомментировал Демонстрируемый ракурс Гектор Трине.

Рубен перехватил кота под плотное пузо, и как раз вовремя. Тот явно собирался покуситься на командирскую койку.

– Я здесь командир. Тебе тоже это придется доказывать?

Презрительное выражение желтых глаз напомнило, что выслуга у Тринадцатого позволяет ему как минимум крейсером командовать, а уж лейтенантов он перевидал! Рубену было что порассказать об этом мифологическом существе.

Никто уже не помнил, как он тут завелся. Впечатление такое, будто он служил па авианосце всегда. Вторая по значимости фигура после вице-адмирала Эреншельда. Нечто вроде корабельного призрака, возникавшего под ногами неожиданно и требовавшего к себе столь же уважительного отношения, как и главком. Как справедливо заметил Трине, Тринадцатый был полноценным неурезанным котом. И в соответствии с поговоркой, гласившей, что у доброго кота и в декабре – март, оглашал «Фреки» романтическими ариями, невзирая ни на какую флотскую дисциплину. Первым естественным побуждением руководства была попытка раз и навсегда пресечь нарушителя хирургическим путем. Пилоты – до сих пор эскадрильи оспаривали друг у друга первенство инициативы, подобно тому, как греческие города наперебой приписывали себе право зваться родиной Гомера – выхватили Тринадцатого буквально из-под скальпеля мед-техника. В прошении о помиловании на имя капитана Крауна отсутствовали имена разве что убежденных котоненавистников.

Именно с тех пор Тринадцатый был зачислен на довольствие и позиционировался как полноправный член истребительной эскадры. Раз в полгода, для сохранения мужского здоровья он даже ездил в отпуск на планету и всегда возвращался, перенося скачок на удивление безразлично. Эскадрилья, на попечение которой он доставался, обязана была заботиться о его здоровье, внешнем виде и пристойном поведении. Никто не простил бы опекунам, если бы он заболел, потерял аппетит и внешний лоск или, не приведи высшие силы, издох.

– С другой стороны, – задумчиво предположил комэск, удерживая гребущее лапами животное как можно дальше от себя, – собака хуже. У матери были бассеты, с ними гулять надо. Это, насколько я понимаю, устройство, совершенно противоположное по назначению. Я ничего не знаю про кошек.

Подошедший Улле молча забрал у него с рук кота. Тот зримо напрягся всем коротким мускулистым туловищем и крепко лягнул Ренна в живот задней ногой с растопыренными когтями.

– Линяет, – вполголоса заметил кто-то из Риккенов.

Рубен бросил на рукав черной формы взгляд, полный отчаяния.

– Этого еще не хватало. Кто-нибудь тут имел дело с кошками? А, Шельмы? Сандро? В твоей семье вроде какой-то бизнес с животными?...

– Нет, – покачал головой Кампана. – Если бы это была лошадь, туда-сюда.

– Вы неправильно его держите, – сказал Вале. – Ему неудобно. У моей матери были кошки. Они все сплошь интроверты, их... понимать надо.

Ренн молча протянул ему Тринадцатого. Иоханнес усадил кота в «колыбель» из сгиба локтя и осторожно, одним пальцем почесал ему подбородок. Зверь сразу успокоился и исторг глубокий утробный рык. Пилоты, привыкшие, что если мотор работает ровно, то жизнь удалась, несмело заулыбались.

– Ему не понравилась клетка, только и всего.

Ага. И встретили его недружелюбно. Так уж и скажи.

– Я хочу, – сказал комэск, – чтобы в отсеке не воняло. Чтобы форма не была в шерсти. И чтобы он держался подальше от моей койки. На этих условиях я согласен его терпеть. Насчет остального, что ему надо, составьте список, я подпишу.

Ренн, Тринадцатый и Вале отправились шептаться в угол зама. Комэск – в свой. Магне Дален посмотрел в одну сторону, в другую, и, как загипнотизированный, потянулся на протяжный муррр.

– А мне – можно?

И ты, Брут!

Кот напряженно следил за ладонью Далена, тянущейся к его голове. Рубен Эстергази – тоже. Цапнет? Или обойдется?

Неожиданно ладонь Магне метнулась ко рту, он резко запрокинул голову и с оглушительным чихом треснулся лбом о кроватную стойку. Наверное, у бедняги искры брызнули из глаз, но за первым последовал второй, третий... Все Шельмы, кто был еще на ногах, прекратили разговоры, а Магне никак не мог остановиться. Тринадцатый, испуганный его бурной реакцией, под шумок вырвался, забился под койку и огласил отсек надрывным воем. Гулкий удар сотряс стену, отделяющую Н-18 от Кинжалов. Причем прекратить явно требовали не чих. Йодль, тихо ругаясь, на четвереньках полез доставать кота. Там в темноте иод койкой между ними явно не обходилось без боевых ранений.

– Черти! – расстроено сказал комэск. – Аллергия! Вам это надо?

– Мы вписали антигистаминные, – пискнул Улле. – Вот список, съер.

Он поспешно, бочком, как виноватый переместился в командирский угол.

– Кошачьи консервы, гелевые вкладыши для его... ванночки, липкие роллеры – ими легко снимать шерсть с комбезов.

– И еще контрасекс ему, – тяжко вздохнул Рубен, подтверждая файл командирским кодом. – Чтоб «смирно» знал. Еще важное есть? Тогда комэск ушел.

С этими словами он скинул ботинки, сунул в ухо «ракушку» приемника и завалился на командирскую койку, лицом к степе, предоставив Шельмам заниматься своими делами. Предел его замотанности на сегодня был превышен.

* * *

Среди ночи, среди дня тяжко мучает меня

то ли сон мой, то ли придурь, то ли муть:

серый дождик моросит,

в сером небе гусь висит – это я...

Башня Рован

– Машины прибыли!

Вопль динамика, ворвавшийся из наушника прямо в мозг, был, вероятно, каким-то образом оформлен в соответствии с системой армейских обращений, но спящее сознание отсекло все, кроме сути. А суть сработала, как гидравлика выталкивания: Рубен подскочил, ударом ладони врубая в отсеке свет.

– Машины пришли!

Шельмы посыпались с коек, словно по боевой тревоге, еще и глаз не продрав спросонья, а уже затягивая «молнии» комбинезонов. И то – боевые тревоги вскорости станут буднями. Приход же машин – судьбоносная встреча, важность ее очевидна каждому пилоту и без приказа командира эскадрильи.

Грохочущим вихрем Шельмы пронеслись по трубчатым коридорным кишкам к «своему» ангару, еще пустому, где только ползали взад и вперед дроиды-уборщики, и почтительно сгрудились за спинами команды механиков, которые распоряжались приемом загруженных кассет. И даже дыхание затаили, прикинувшись, что их вообще нет, когда раздвинулись внутренние ворота шлюза.

Чрево его было освещено ярче, чем просторное низкое помещение ангара, металлопласт внутренней отделки отражал люминесцентный свет, поэтому кассета вышла чернильным пятном, почти неразличимым в сияющем нимбе.

Пилоты не выдержали. Транспортер еще двигался, а Шельмы, протиснувшись вперед, во все глаза рассматривали забитые в ячейки новенькие машины. Рубен двинулся к хвосту, надеясь, что народ у пего взрослый и без присмотра под гусеницу не угодит. Череда округлых носов – одиннадцать штук – проплыла над его головой. Он остановился перед двенадцатым. Створки грузового шлюза сомкнулись, на секунду стало темно. Кряжистый пожилой механик, глянув на пилота искоса, с помощью ПДУ выпустил шасси – и это была песня, как беззвучно они вышли! – снял машину с колодок, и истребитель плавно выскользнул из ячейки на палубу. Рубен пригнулся, пропуская стабилизатор над головой. Впечатление было – будто большая рыба проплыла поверху, хищная и легкая. Дышащая холодом от пребывания в неотапливаемом грузовом отсеке. Повинуясь механику, с потолка выдвинулась люминесцентная лампа, зависла над истребителем и залила его белым режущим светом.

– Что за чертовщина! – голос Магне ни с чьим не перепутать, парень не умеет соизмерять звук, и веселое эхо мечется под стропилами. – Я прежде таких не видал!

– Это, я так полагаю... – Рубен сделал несколько неторопливых шагов вдоль корпуса, и, вынырнув из его тени, вновь оказался в поле зрения эскадрильи: -...Тецима-9. О которых так долго твердила общественность.

– Bay! – все голоса эскадрильи блуждали где-то вдалеке, на периферии сознания, но этот потрясенный тенорок несомненно принадлежал Ренну. – И мы будем первыми, кто их обкатает?

Да уж. Пришлось сделать несколько шагов назад, чтобы окинуть истребитель единым взглядом. Велика птичка, метров этак двенадцати в длину. Тупой скругленный нос с овальными ноздрями сопел реверсов, параллельный палубе, цилиндрический кокпит вынесен вперед и прикрыт керамлитовым блистером, снаружи совершенно непрозрачным. Вся начинка в тулове по оси: батареи, маршевые двигатели, тяги, между всем этим даже аварийный отсек предусмотрен на случай, если придется подобрать подбитого товарища. Элегантные стабилизаторы с подвесками под торпеды выходили из тулова назад, начинаясь где-то с последней трети длины, и утолщались по мере приближения к идеальной вогнутой полусфере кормы. На стабилизаторах – плазменные пушки; на остриях стабов, в «гнездах» – бокалы маневровых двигателей, и такие же, только утопленные в поверхность – по обоим бортам на носу и корме. Стопроцентно функциональные – лететь без них можно только по прямой! – они выглядели декоративными элементами, внесенными единственно, чтобы нарушить прохладное единообразие борта. Рубен никогда не оставался равнодушен к магии летающих машин. Тем более таких... небезобидных. Зеркально-черное покрытие казалось провалом в реальности. С него соскальзывала даже мысль. А ладонь к лаковому боку тянулась сама. Пусть даже обожжет кельвиновскими холодами. Но – неожиданно теплым оказался этот бок. Тепловой хамелеон? Инфракрасная невидимость?

– Писать на этом командирский номер?

С усилием Рубен отвернулся от машины. Старый механик смотрел ему в глаза, с достоинством ожидая очереди на его внимание. И это был не тот человек, для которого стоило делать каменное лицо. И это был человек, в руках которого – жизнь. Главнее доктора. Летать я, собственно, могу и чуть ли не будучи мертв. Летать для Эстергази не работа – свойство души.

– Рубен Эстергази, – сказал он. – Черная Шельма.

– Ларсен. Они, – механик мотнул головой, – зовут меня Фрост.

Рубен кивнул.

– Да. Этот для меня.

– Батареи сразу ставлю на заправку, – сказал Фрост, – и мне потребуется ваша медицинская карта, чтобы настроить компенсатор. Потом передам оружейникам для фокусировки пушек.

– Я летаю на девяноста процентах.

Рубен подсознательно напрягся: на этом месте с механиками всегда возникали проблемы. Обычно приходилось доказывать, что «чувство машины» для пего намного важнее, чем комфорт и гипотетические проблемы со здоровьем лет через десять. Иной раз – вплоть до смены персонала, когда вопреки указаниям пилота механики норовили сделать по-своему. Но Фрост спорить не стал. Тоже поди-ка... оценивал.

– Кабину можно открыть?

Фрост кивнул, нажал на своем пульте соответствующую кнопку, блистер отошел назад, младший механик подтащил к Тециме трап и зацепил его на борту. Рубен даже дыхание придержал в смешной боязни, что металлические крючья оставят следы на великолепном блистающем покрытии. Потом махнул рукой и забрался в кокпит. В общем, именно этого мы всю дорогу и ждали, нет?

Наконец-то они сделали кабину достаточно длинной! И в плечах... Оранжевая губка ложемента привычно спружинила под его весом. Скафандр-компенсатор, смонтированный как часть пилотского кресла, Рубен застегивать не стал, просунул только руки в перчатки. Системы управления встроены «под ладонь». Слева рычаги управления ходовыми двигателями, справа – ручка с гашеткой пушек, на ней же, сверху, под большой палец – кнопка пуска торпед. Тут же радары, связь, автопилот, рукоять катапульты – все это он удостоил лишь беглого взгляда. Внутренняя поверхность блистера – один большой монитор, и индикаторы проецируются на него же. Коснувшись нужной кнопки, Рубен опустил блистер и скрылся от зрительских глаз.

Психологически в это было трудно поверить. Изнутри композит был совершенно прозрачен. Казалось, он висит в кресле прямо над головами своей эскадрильи, и знание, что они его не видят, противоречило чувствам. Каково это будет в вакууме? Он почувствует себя обнаженным? Или вовсе – одиноко парящей душой?

Он отщелкнул блистер, поймав себя на желании вообще отсюда не вылезать. Эскадрилья столпилась внизу, задрав головы и ожидая его вердикта. Когда у нас там первые тренировочные полеты? Привычно опершись о борта, Рубен выбросил себя из кокпита.

– А вот ежели скормить этакой птичке кошачьи таблетки, – робко заикнулся Содд, – ну, те... она тогось... голову под крыло не спрячет?

Эскадрилья грохнула, согнувшись, кашляя, лупя друг дружку локтями под ребра. Трине, зажав голову шутника под мышкой, молотил его кулаком между лопаток. Плюнув на субординацию, комэск от души присоединился к своим пилотам.

* * *

Какой уж тут сон. Шельмы, перевозбужденные, только что под снисходительными взглядами механиков облазившие свои новые машины вдоль и поперек, пробирались по кишкам «Фреки» обратно в жилой отсек. На авиабазе не было официальной ночи и дня: в любое время какая-то вахта исполняла свои обязанности. Это касалось и военных подразделений, и технических служб. Шумовой фон в любое время, исключая, разумеется, боевую тревогу, был примерно одинаков.

А вот в тренажерном зале, куда Рубен заглянул, проходя мимо, судя по сигналам контрольных панелей, заняты были только две кабины. Драконами Зари, судя по идентификаторам. Время было не Шельм, но...

– Как насчет поиграть?

– Ага. То есть, слушаюсь, ком...

– Заткнись.

Улле, исполнив последнюю команду с явным удовольствием, еще раз кивком подтвердил свое согласие... Рубен не без тайного удовольствия выбрал из множества кабин новенькую, сегодня только установленную Тециму-9. Посмотрим, на что способна птичка. Ренн, даже не глядя в его сторону, забрался точно в такую же. На цыпочках Шельмы прокрались к мониторам слежения, толпой послушных школьников окружив два, замкнутых на кабины, избранные комэском и его замом

– Дуэль или гонка? – деловито спросил Улле, уже опуская шлем на голову.

– Гонка, – решил Рубен. – Не хочу в тебя стрелять. А вот стряхнуть попытаюсь, готовься.

– Я готов.

На правом мониторе в вертикальной колонке сбоку высветилась телеметрия Ренна: адреналин, давление, пульс. Оставленные в зрителях Шельмы встали перед экранами тесным частоколом. Пи дать, ни взять – экзаменационная комиссия, которой во время оно сдавалось сперва индивидуальное пилотское мастерство, а после – тактика управления вверенным подразделением. Подразделению всегда охота знать, в чьи руки их вверили.

Рубен нырнул в полость губчатого, пронизанного капиллярами скафандра-компенсатора, вмиг присосавшегося к телу, застегнул молнии, включил тумблер гравитатора, создававшего для тренирующегося пилота направленный вектор перегрузок согласно игровому ускорению. Внутренние датчики шлема коснулись висков. Наушники, микрофон у рта. В этот момент на мониторе вспыхнули строчки его собственной телеметрии. Блистер закрылся, и он оказался в прозрачной, обманчиво уязвимой кабине, перед раздвижными воротами нарисованного ангара.

– Ну... поехали!

Ворота откатились, гидравлика вышвырнула истребитель за борт. Чтобы остановить вращение, Рубен на долю секунды включил маневровый. В нескольких сотнях метров болтался треугольник второй Тецимы. «Нарисованные» истребители, в отличие от настоящих, были окрашены в белый цвет. Отработку маневра должно быть видно. В остальном – имитация была совершенной.

– Шельма-Лидер Синему. Держись справа. Отойдешь на... пять километров – потерялся.

– Синий понял. Лидер, как насчет трех километров?

– Хммм... Ну смотри. Напросился.

Белый треугольник справа развернулся перпендикулярно курсу. Рубен ухмыльнулся, чувствуя, как в нем разгорается глубинный внутренний жар, и без предупреждения врубил ходовые.

Гравитатор откликнулся на показатель ускорения, тело вдавилось в спинку. Убедить себя в том, что это всего лишь датчик... не было времени. Существо, которым он становился, включая двигатели, покрывало полторы тысячи километров в час и на такой же скорости воспринимало мир.

Сперва – по прямой, чтобы удалиться от АВ. Стандартно настроенная программа компенсировала перегрузку лучше, чем тело привыкло, поэтому было немного трудно адекватно оценивать обстановку. Летящий в космосе в сущности слеп. Что он видит, кроме рисунка далеких огней в темноте? В самом деле, заметить десятиметровый кораблик на расстоянии в несколько километров, в вечной, так сказать, ночи, с помощью одного только человеческого зрения трудно, даже периодически включающиеся двигатели так легко принять за звезды. Да и многокилометровый авианосец со всей кружащей возле него армадой – тоже совершенно незначителен в сравнении с преодолеваемыми расстояниями. Здесь нет ни верха, ни низа, ни абсолютной системы координат. Единственный центр, к которому ты можешь привязаться – это ты сам.

– Синий – Лидеру, я обгоню вас?

– Только попробуй!

Часть сознания, помнящая, что это только игра, пока отдавала себе отчет, что «радиопереговоры» игроков несутся из динамиков на радость всем, кто столпился рядом. Но – она угасала, растворяясь в радостном азарте. Кто-то полагает, будто я люблю летать? Ничего подобного. Можно ли любить дышать?

Синий завис над правым стабилизатором и шел как приклеенный, ежесекундно дразня своей способностью уйти в отрыв. Щас! Салага... Мгновенный толчок ручки, и лидер отвалился переворотом через левый стаб. В глазах потемнело, тело ощутило себя мешком с водой, правая сторона, кажется, шла на разрыв с левой, и даже компенсаторы это не тянут, но Ренн ухитрился поймать его на самой границе оговоренных километров. Видимо, чтобы это обстоятельство не доставило играющим много радости, система вбросила в контролируемое пространство «боты» условного врага. Справедливости ради стоило заметить, никто никогда не знал, откуда, когда и в каком числе вынырнет «противник». Система руководствовалась случайным выбором.

– Вижу цель!

– Готов!

Еще бы ты не был готов. Твоя работа – быть готовым.

– Мой – левый, – процедил Рубен вслух, заходя противнику в брюхо и вспарывая его короткой очередью. Первый «бот» – детская игрушка. Полусекундой позже взорвался правый «бот». Как по учебнику. Ладно. Ведущий развернулся лихим кувырком назад. Сердце зашлось от перегрузки. Это ничего. Дышать глубже...

– Вижу цель!

– Ммать Безумия, этот откуда еще?...

– Отставить разговорчики, Синий!

Неужели это его собственный голос полон ликования, словно у зеленого стажера, которому первый раз чиф разрешил свободную охоту?

– Есть отставить! – выкрикнул в наушники шлемофона голос, более всего похожий па эхо его собственного восторга.

Все– таки это была учебная программа. В настоящем бою, в настоящем вакууме ты никогда не увидишь рассекающую ночь сверкающую трассу! Либо он вспыхнет, либо ты промазал. Две распустившиеся хризантемы, и следом – еще две. Блистер потемнел, поляризуя слишком близкую вспышку.

– Вижу цель! Синий, займи свое место.

– Виноват, съер...

Рубен ощущал, как пылают щеки. Падать на цель – право ведущего. Ведомый следит за чистотой спины. Но... трудно не понять нетерпение Улле! Не сговариваясь, оба разошлись вилкой, падая один через правый стаб, другой – через левый, пропустив таким образом между собою вражеский, огрызающийся огнем клин, и обстреляли его с двух сторон. Свершив сие благое дело, и, разумеется, не ожидая, пока Улле соблаговолит развернуться – все ведь помнят, какой у нас был уговор? – Рубен что было мочи в двигателях помчался обратно к базе.

То, что в реале запрещается делать категорически! Сто километров. Пятьдесят. ДВАДЦАТЬ!

– Я на месте, съер!

Десять! Белая сверкающая стена вырастала над ними. Чужой авианосец давно разнес бы их на атомы. Да и свой никогда не допустил бы взбесившегося истребителя в такой опасной близости от себя. Лазерная пушка, словно в замедленной съемке, повернулась и рыгнула огнем. Это что-то значило... Это означало, на какой скорости они идут. Чудо, что за нервы у ведомого. Я... эээ... давно хотел это попробовать!

Ручку – на себя.

Два крохотных треугольника скользнули и понеслись вдоль поверхности корабля-матки. Их черные тени бежали по его белой спине. Ай, Тецима, ай, птичка... Кажется, ее крылья росли из его собственных плеч. Орудийные башни, тарелки радаров, прочие элементы конструкций представляли для крохотной Тецимы смертельную опасность. Едва ли в нее попали бы – на расстоянии нескольких метров от поверхности истребитель шел в сплошном «слепом пятне». Но вот разбиться в облако брызг, на сумасшедшей скорости оборачиваясь один вокруг другого, меняясь местами, становясь на крыло там, где идти обычным боевым порядком из-за тесноты было уже невозможно, танцуя, расходясь в паре метров, едва не чиркая стабилизаторами... было просто нечего делать!

Вероятно, у Рубена было два-три момента расплющить ведомого об ограждение, но ведь не это было его задачей, правда? Паршивец впился, как клещ в собаку. Ну да есть еще одна маленькая хитрость.

Борт авиабазы оборвался, перед двумя сумасшедшими Тецимами вспучились дюзы, истребители послушно задрали носы. Ведомый взмыл великолепной свечкой – маневр из разряда естественных, какие тело исполняет само, а Рубен, лишь чуть приподнявшись, чтобы перевалить через край, тут же толкнул ручку от себя. И – реверсы. Тецима пошла по спирали, гася скорость.

Внутри дюза выглядела как пасть. В реале... ну, в реале это было бы полным безумием, конечно. Это сейчас она безжизненно тиха, авианосец плывет в пустоте под действием сил гравитации системы, а также – начального импульса. И только бог и командир знают, когда им приспичит вновь ударить плазмой. Тогда не то, что игрушечный истребитель, другой авианосец равного ранга поостережется проходить в опасной близости. Да кстати, в реале пилота, сунувшегося с включенными двигателями вовнутрь драгоценных дюз, скорее всего, разорвало бы на части собственное командование. Ну да ладно. Весь смысл, собственно, был, чтобы помнить: ты находишься внутри раскрашенной картинки. На это мы с Тецимой ведомого и поймали, заморочив ему голову танцами. И... мало ли где мыслишка эта пригодится.

– Конец игры!

Стащив шлем, Рубен уронил его на колени, стараясь переводить дыхание как можно незаметней. Ренну помогли освободиться от виртуальной сбруи, голова у него оказалась мокрая и встрепанная, глаза – в кучку. Смеется, непроизвольно вздрагивая, словно нервной икотой его встряхивает.

– Грязная уловка, съер!

– Командир, съер... А... эээ... можно спросить?... Что это было?

Эскадрилья давилась ухмылками и прятала глаза. Вале выглядел совершенно убитым. Комэск покосился на показания телеметрии. Давление, пульс, ударная доза адреналина... ну, в общем, можно представить, какими комментариями обменивались за спинами ослепших и оглохших командиров «деликатные» Шельмы.

– Ну, мы же не станем отрицать, что нам это нравится?

Зам покраснел до корней волос, будто его и впрямь в чем-то уличили. Рубен, выбравшись из своей кабины первым, дружески шлепнул его по плечу, отчего Ренн, сконфуженный, снова плюхнулся в ложемент. Но о нем уже забыли.

– Не дрейфь, – вполголоса, проходя мимо, к Иоханнесу Вале. – В реале все по-другому. Прямее и проще. Ни один здравомыслящий противник не позволит нам этаких танцев. Вернешься десять раз – я буду за тебя спокоен.

– Я не смерти... – вспыхнул нилот. И замолчал, с силой сжав губы. Рубен кивнул. Не место, и не время взламывать психологические шифры. И доверие тоже не дастся даром.

– Командир! – возопил Магне ему в спину. – Съер! А и нам бы таким же манером погоняться было бы полезно!

Рубен, как осаженный, остановился у самой двери. Устало уронил плечи. Кого-то тут беспокоит уровень гормонов? Совершенно напрасно. Раньше внимательное начальство и дисциплинированные подчиненные... кхм... живьем сожрут.

– Командиры звеньев, позаботьтесь!

* * *

Был па одном патрулировании – видел их все. Если, разумеется, не попадал в нештатную ситуацию. А ситуации, как назло, словно затаились, ожидая, пока пламя боевого зуда выжрет само себя. Иной раз Шельмы – да и не одни они – испытывали сильнейшее раздражение, недоумевая, где именно поганые Кинжалы ухитрились сбить десяток вражеских машин, каковое обстоятельство послужило к их чести и всевозможным послаблениям по службе.

Вечная ночь во все стороны – на бесконечность километров. Иной раз удивляешься, зачем конструкторам приспичило делать блистер прозрачным. Рубен не встречал еще пилота, страдающего агорафобией, но было чертовски странно чувствовать себя висящим в пустоте. Только перегрузки, те самые нескомпенсированные десять процентов, напоминали, что он смотрит вокруг не глазами осиротевшей души.

Ну, и радиопереговоры, конечно. Патрулирование подразумевало трехчасовой полет с проходом через контрольные точки и соответствующим «отзвоном» на базу в условленное время. Что делать по дороге – целиком отдавалось на откуп комэску. Хоть кувыркайся. Чем и занимались, отрабатывая маневрирование в стандартном построении «ладонью» и произвольными парами, линией и лестницей. Не забывая при этом поглядывать на радары.

На истребителе они, конечно, не чета широкоохватным станциям авиабаз. Любой крейсер или эсминец «видит» дальше. Но ни один крейсер и ни один эсминец, не говоря уже о вальяжной, уважающей себя крепости авианосца, не сравнится с истребителем в быстроте реагирования.

Одним из обязательных условий гиперпространственного перехода считается гравитационная однородность точки выхода. Поэтому там, где условия меняются существенным образом, из «гипера» необходимо выйти, чтобы переключиться с двигателей Брауна-Шварца на обычные. Условно рассчитываемая граница входа в систему представляет собой естественный оборонительный рубеж, где и перехватываются вторгшиеся корабли. Не будь этого условия, ничто не помешало бы захватчику выйти с бомбами прямо на орбиту главной планеты. Каковое обстоятельство, вообще говоря, накладывает ограничения па агрессивные формы экспансии.

Некоторое время, пока враг будет перенастраивать свои системы, даже одна эскадрилья сможет нанести ему серьезный урон. Уход же в прыжок требует строго заданного вектора и определенной начальной скорости, что на протяжении некоторого времени влечет полный отказ от маневрирования. Корабль, уходящий в прыжок, – жертва почти безобидная. Как правило, он даже почти не огрызается огнем.

Посему Тецимы несли полный боезапас. Две тяжелые торпеды, подвешенные к стабилизаторам, в ангаре, кажется, совершенно испортили очертания изящных стремительных машин. Да и маневренность у «чистой» Тецимы – не сравнить. Однако сейчас уверенность в том, что одним движением руки ты способен отправить в полет «умную смерть», была очень даже не лишней. Хотя в большинстве случаев истребители ориентированы на драку с другими такими же, каждый в глубине души мечтает завалить крейсер.

Шельмы возвращались, подхватываемые погрузочными кассетами – командир всегда последний – и так, пачками, втягивались в ангар. Тецимы попадали в руки механиков: заправка топливом, зарядка батарей, осмотр и проверка, и еще полировка, от качества которой зависели защитные свойства машин. Не было у истребителей иной брони, кроме зеркальной пленки титаново-иридиевого сплава.

А пилоты топали в душ. Потом был ланч, «Сэхримнир» со вкусом курицы, рыбы, грибов или креветок. Два часа тренажеров. Два часа лекций... Два часа спортзала. Ужин. Изредка – стрельбы, когда комэск неподвижным наблюдателем зависал в пространстве, а эскадрилья по очереди отрабатывала по учебному зонду. «Лидер – Красному-Четыре. Повторить упражнение. Заметно лучше. Можешь, я вижу». Особенных улучшений, правда, Вале не показывал, но... надо же что-то сказать. Немного личного времени. Причем в самый раз, чтобы – немного. Чуть поболтать, раскинувшись на койках. Почитать, подремать или набрать и отправить письмо под аккомпанемент вялого, но нескончаемого спора о достоинствах популярных актрис. И об их происхождении. Эно Риккен настаивал на генетической оптимизации. Гектор Трине оказался наивным сторонником естественных красот. Магне Далену было в общем все равно, лишь бы всюду побольше, и блондинку, но если прямо тут, и немедленно, то он, в принципе, согласен на многое закрыть глаза. Улле время от времени грозился всех пришибить. Авторитет замкомэска действовал, но – недолго.

Так что когда База вызвала Шельму, приказав срочно – нет, СРОЧНО! – переместиться в восьмой сектор, чтобы прикрыть там Баньши, атакованных большой группой уродов, восторженное «Йа-ха-ха» на волне эскадрильи не оставило никаких сомнений.