Текст книги "Комон, стьюпид! или Африканское сафари для дуры"
Автор книги: Наталия Доманчук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Мне надо купить лифчик, который поднимает грудь?
– Нет. Тебе надо просто забыть о нем.
_____
Когда Денис уехал, я закрылась к своей комнате и разревелась.
Потом села и написала письмо Всевышнему:
Здравствуй, Господи.
У меня к тебе несколько вопросов.
Скажи мне, почему ты создал меня такой?
Почему ты не дал мне хотя бы на сто грамм больше мозгов или, на худой конец, красивые ноги? Почему, ну почему ты кому-то с барского плеча даешь и богатого отца, и светлые волосы, и жесткий характер (Ксения Собчак), а мне достался отец-инженер-механик, по стопам которого я пошла, темные волосы и характер белочки, которая всю жизнь скачет с ветки на ветку и грызет орешки-объедки?
Почему, ну почему ты мне не подарил красивые зеленые глаза с поволокой, а выдал пару стекляшек неопределенного цвета?
Почему, почему ты позволил Карло Коллоди сочинить сказку про Пиноккио.
День двадцатый
Сегодня четверг.
Анька уже собрала все необходимые вещи и с нетерпением ждет завтрашнего дня.
Альберт звонил Аньке уже раз пять за сегодняшнее утро и все время о чем-нибудь напоминал.
Первый раз – чтоб она взяла купальник.
Второй раз – чтоб она взяла крем для загара.
Третий раз – чтоб она взяла шляпку от солнца, потому что мы будем очень много гулять и можем получить солнечный удар.
Позвонив в четвертый раз, он напомнил, что из еды ничего брать не надо. Обо всем позаботится он сам.
И пятый, последний, раз он сообщил, что билеты ему уже доставили и мы вылетаем завтра в час дня. В аэропорту надо быть за два часа.
Когда через пять минут опять зазвенел Анькин телефон, я не выдержала:
– Слушай, он тебе еще не надоел?
– Нет, мне нравится, когда обо мне беспокоятся, – ответила Анька и поднесла мобильник к уху. – Да, да, Альберт, я поняла. Если тебе это действительно будет несложно сделать, то я буду очень признательна.
Она положила мобильник на стол и посмотрела на меня.
– Что ты вылупилась? А в аэропорт мы как будем добираться, ты подумала?
– У нас машина есть.
– И она будет три ночи стоять в аэропорту? И зачем?
– Что ты предлагаешь?
– Не я, а Альберт. Он заедет за нами завтра в одиннадцать.
– Как мило с его стороны. А за это он, конечно же, ничего не просит? Только тебя, да?
– Ну что ты злишься? Между прочим, у меня такого заботливого мужчины еще никогда не было.
– Ага. Ну, тогда могу сказать одно: и не будет. ТАКОЙ только один. Поздравляю, ты выиграла главный приз.
– Лорик, ну что с тобой? Почему ты злишься?
Я заплакала.
– Я толстая. Я некрасивая. Почему тебе уже шесть раз позвонили, а мне ни одного!
– Мы просто… ты просто… не дала свой телефон Сергею, вот он и не звонит. А если бы дала, то он бы обязательно позвонил.
– Шесть раз? – спросила я и заревела громче.
– Ну, может, и не шесть. А зачем тебе так много? Честное слово, пять раз вполне достаточно.
Я вытерла слезы.
– Я завтра же дам ему свой номер телефона, и пусть он только попробует мне не позвонить.
– Подожди, подожди, нельзя его принуждать.
Я на секунду задумалась, а потом разрыдалась в голос:
– Я зна-а-аю-ю-ю. Но мне так хочется, чтоб он позвонил. Хотя бы один раз.
Тут зазвенел мой мобильник. Я нажала на кнопочку и услышала:
– Здравствуй, ангел!
– Здрасти, – ответила я, и мои глаза чуть не вылезли из орбит. Меня по-разному называли. Была я и киской, и зайкой, и розовым поросенком, но ангелом меня еще никто не называл.
– Мне только что звонил Альберт и сказал, что все к поездке готово. Мы заедем за вами завтра в одиннадцать часов.
– Хорошо, – ответила я почти шепотом.
– Тогда до завтра.
– До завтра.
Я положила мобильник и посмотрела на Аньку.
– Ну? – спросила она.
– Что ну? Это Гена. Крокодил.
– Лорик, не крути носом. Никакой он не крокодил. Мне он, кстати, больше всех понравился.
– Ну и бери его себе.
– Знаешь что, ты просто невыносима. Пойду-ка я лучше поработаю.
И Анька решительной походкой направилась к себе в комнату.
Ну вот. Обидела лучшую подругу. И все из-за чего? Из-за того, что мне не позвонил Сергей.
А почему он должен был звонить? Разве он обещал?
Я пыталась успокоить себя, но все равно ничего не получалось.
Я пошла к себе в комнату, забралась в кресло с ногами и просто думала. Обо всем. В основном о том, что я влюбилась. А влюбляться мне нельзя. Я становлюсь просто сумасшедшей. Я не могу просто любить. Я бросаюсь в любовь с головой, с руками и ногами и даже со своим хвостиком. Я пытаюсь отдать все, что у меня есть. Я не обращаю внимания на недостатки. Точнее сказать, я их просто не вижу. Я забываю обо всем на свете и думаю только о предмете своей любви.
Эдуард как-то сказал мне: «Иногда мне кажется, что ты задушишь меня своей любовью. Как ты не понимаешь, что мне нужен воздух!»
Тогда я усмехнулась и спросила его, не другая ли женщина подразумевается под «свежим воздухом». А сейчас я понимаю, что он имел в виду просто свободу.
Я бы очень хотела, чтобы меня кто-то полюбил так же горячо и сильно, как умею любить я. Чтоб хоть раз в жизни испытать такую любовь, когда тебя любят вот такой, какая ты есть: толстой, длинноносой, целлюлитной…
Можно и дальше перечислять все прелести моего тела, но думаю, что пока и этих достаточно, чтобы процитировать: «Такой, как я, нет, не было и… не надо».
ГОРОД ХУДЕЮЩИХ
Первый раз в Город Худеющих я попала после того, как родила дочь.
На пропускном пункте бабушка, годочков под триста, меня спросила:
– Кого позвать?
Кроме того, что я не отличаюсь ни умом, ни сообразительностью, еще и девятимесячная реакция на ослабевающий умом организм сделала свое дело: я молчала, хоть и изо всех сил пытаясь пошевелить хоть одной распрямившейся извилиной.
Вахтерша посмотрела на меня сквозь очки и еще раз грозно спросила:
– Кого позвать?
У меня началась паника. Этот город был совсем мне не знаком, и приятелей у меня там не было. Но я напрягла все свои оставшиеся умственные силенки и тихо предположила:
– Может, президента?
Вахтерша привстала, окинула меня взглядом и спросила:
– А ты точно по адресу пришла, деточка? Тебе, часом, не туда? – и кивнула в сторону дороги, где на указателе красовалась надпись «Город Умалишенных». – К нам часто приходят по ошибке. Путают дороги.
– Нет. Мне точно к вам. Я собираюсь похудеть на двадцать или хотя бы на десять килограммов, – отрапортовала я и протянула свой паспорт.
Вахтерша вздохнула, ввела мои данные в компьютер, потом нажала на какую-то кнопочку на столе, наклонилась ближе к телефону и крикнула:
– Клава, принимай товар.
Я осмотрела себя со всех сторон, пытаясь выяснить, что именно во мне является товаром, и улыбнулась вахтерше.
Через несколько секунд в дверях показалась Клава. Достоинств у нее было много. Во-первых, рост. Не как у Майкла Джордана, но примерно как у разводящего баскетболиста. Во-вторых, вес. Где-то килограммов пятьдесят. В-третьих, грудь. Памела Андерсон может закусить локти и умереть от удушья. В-четвертых, глаза. Я не буду их описывать, потому что все равно не смогу: букв таких Мефодий и Кирилл не придумали. Была еще куча достоинств – вроде ног такой же длины, как весь мой рост, – но, если я начну перечислять все, вы удушитесь, как Памела, а я потеряю своего читателя.
Итак, Клава посмотрела на меня глазами электрика, который пришел менять проводку, и голосом Мэрилин Монро, но почему-то с легким немецким акцентом сказала:
– Пойдемте.
И мы пошли. По коридору. Впереди я увидела голубую дверь с надписью «Приемная».
Там я присела на стульчик, а Клава зашла в каморку и вышла, держа в руках мою голову.
Да, я не сошла с ума. У нее в руках была моя голова. Еще одна. Только не живая, а как будто манекен.
Я в ужасе схватилась за свою родную голову, пока еще живую, но Клава только зло улыбнулась и сказала:
– Да что вы все боитесь! Это же ваша, приглядитесь внимательно.
Я попыталась приглядеться, но мне стало дурно. Клава подала мне стакан воды и добавила:
– Сейчас я подключу ее, и все будет нормально.
Одним резким движением она наклонила мою живую голову к коленям, что-то щелкнуло у меня на шее, и, когда я поднялась, увидела, что у меня теперь не одна, а целых две головы. И обе живы и в легком шоке.
– Ну а теперь я кое-что вам объясню, – сказала Клава, уселась поудобней в кресло и откусила кусочек от морковки, которая лежала у нее на столе. – В Городе Худеющих женщина становится слабой. Она иногда забывает, зачем вообще сюда пришла. Поэтому мы изобрели вторую голову для того, чтобы она следила за процессом худения и ставила женщину на путь истинный, когда это требуется. Как только вы решите покинуть наш город – надеюсь, это произойдет не раньше, чем вы похудеете, – вторая голова будет сразу же удалена, и вы в полном порядке возвратитесь домой.
Наконец-то я нашла в себе силы заговорить:
– Я очень сильная женщина, и мне ваша помощь совершенно не нужна, – промямлила моя родная голова и покосилась на чужую.
Клава хмыкнула, захрустела еще одним куском морковки и выдала:
– Все вы так говорите. Посмотрим, как вы запоете на третий-пятый день. Ладно, у меня времени нет. Давайте я быстро запишу ваши данные. Итак, ваше имя?
– Наташа, – еле слышно пропищала моя родная голова.
– Рост?
– Метр семьдесят шесть.
– Вес?
– Семьдесят шесть.
– У вас десять килограммов лишнего веса, – отрапортовала Клава.
– Я хочу похудеть на двадцать, – промямлила моя родная головушка.
– Хык, – ответила чужая, – ты вначале на десять похудей, а потом поговорим!
Клава махнула рукой Чужачке: мол, оставь ее в покое, пусть витает в мечтах, если ей это нравится, – и, посмотрев на меня, сказала: – Вот, возьмите папку. Она ваша. Почитайте. Если что-то будет непонятно – спрашивайте у меня.
Потом она сдала меня с рук на руки какой-то толстой тетке, которая провела меня в палату и строго сказала:
– Пейте побольше жидкости. Это вам поможет.
Я хотела ей возразить, что заграница нам поможет, но решила не будить в ней зверя.
Открыв папочку, я нашла там описание тридцати восьми диет и комплекс упражнений по похудению. Больше всего мне понравилась система Протасова и какого-то Маньяка или Мантияка, а также упражнения на «бедро внутри» и «бедро сбоку», которые можно выполнять, лежа на животе.
Как ни странно, но к своей второй голове я очень быстро привыкла. Она почти все время молчала, и только если я пыталась перелистнуть страничку в папочке, останавливала меня и говорила: «Читай внимательней».
На обед я съела какой-то салатик и кусок отварного мяса без соли. Сделала комплекс упражнений и сто раз попрыгала на скакалке.
Перед сном, кое-как уложив две свои головы на одну подушку, я начала мечтать: если приложить усилия, то с двумя головами я запросто могу стать президентом, ну, или на крайний случай премьер-министром. С такими прекрасными грезами и уснула.
Насколько плохо иметь вторую голову, я узнала только утром, когда кроме положенного вареного яйца и ломтика помидора присмотрелась к овсяному печенью и дотронулась до него пальцем. Чужая голова стала истерически кричать и даже попыталась стукнуться об стенку.
Уж не знаю, остановили ее мои родные мозги или что-то другое, но, когда я в страхе залпом выпила стакан кипяченой воды, голова перестала истошно орать и посмотрела на мои бедра.
– Что? – сказала моя родная головушка. – Бедра как бедра. Попробовала бы ты родить трехсполовинойкилограммового ребенка.
Чужачка ее речи не вняла и пискнула:
– Клава, между прочим, тоже недавно родила!
Это был нокаут. В самое солнышко.
В этот день я не то что не притрагивалась к печенью, я боялась его представить, даже в километре от меня.
На второй день Чужачка вела себя хорошо и почти все время кемарила.
На третий день мои две головушки устроили спор.
– Да я вообще не знаю, что тут делаю, – кричала Роднуля и рассматривала себя в зеркало. – Кто вообще сказал, что мне нужно худеть? Я выгляжу великолепно!
– Ты выглядишь, как свинья, – орала ей в ответ Чужачка и скрипела зубами.
Чтоб хоть как-то заглушить этот спор, я пошла прогуляться по городу. К вечеру они угомонились и стали играть в молчанку.
На четвертый день я проснулась в диком голодном поту. Чужачка, непонятно каким образом предвидевшая мой приступ голода, уже не спала и шепотом подсказывала: «Выпей стаканчик кипяченой водички с лимоном».
– Да пошла твоя водичка знаешь куда?! – завопила моя Роднуля.
Чужачка замотала собой, показывая, что не понимает.
– И ты сейчас пойдешь туда же! – ответила ей Роднуля и отдала ногам команду бежать на кухню.
Ноги с радостью выполнили ее приказ, а руки уже открывали холодильник в поисках кусочка копченого мяса, сыра или шоколадного торта.
Чужачка снова стала истерически орать, Роднуля пыталась затолкать ей в рот торт, но та его выплевывала и закатывала глаза.
Кончилось это тем, что появилась Клава, отобрала у меня папку, силой выдернула Чужачку, успокаивая ее словами: «Без собеседования больше никого впускать не будем», а мне все с тем же немецким акцентом сказала: «Вон!»
Так я впервые оказалась за пределами Города Худеющих. Я стояла спиной к входной двери и видела перед собой уже знакомый указатель «Город Умалишенных».
Боясь, что туда меня примут без собеседования, я стала колотить ногами в знакомую дверь и кричать: «Я больше не буду! Пустите меня назад».
Мимо проходила полная дворничиха. Она подошла ко мне и заговорщицки прошептала на ушко:
– Сейчас они тебя все равно не впустят. Зря стараешься. Езжай домой, отдохни, расслабься и приезжай сюда через недельку-другую.
– Но мне нужно похудеть сейчас. И срочно! Мне надо экзамен сдавать, а преподаватель любит худеньких, – объяснила я дворничихе свою проблему и смахнула слезу. – Ну да, сорвалась, – продолжала я. – Ну подумаешь, с кем не бывает! Нельзя же сразу выгонять. А поговорить? А объяснить? А наставить на путь истинный?..
– Нет, тут такого нет, – вздохнула дворничиха.
Вытирая слезы рукавом платья, я не переставала жаловаться:
– Да, я слабая. Ну так я же за помощью пришла. А эта Клава… – Я на секунду задумалась. – Где-то я ее уже видела… рожа у нее такая знакомая….
– У тебя Клава, у меня Анжелина. У каждого свой предмет обожания.
Тогда я совсем не поняла, что мне сказала дворничиха. Я вытерла слезы и пошла домой.
Вечером, пролистывая новый глянцевый журнал, я чуть не подавилась овсяной кашей, когда увидела на обложке Клаву.
«Клаудиа Шиффер, – было написано под фотографией, – родила ребенка».
– Вот значит как! – не выдержала я. – Понимаешь ли, я ее боготворю, считаю самой шикарной на свете женщиной, а она… меня… выгнала?
Так окончилось мое первое посещение Города Худеющих. Потом было еще очень много других попыток, которые заканчивались так же плачевно, только я уже не принимала это так близко к сердцу. Теперь я постоянно меняю предметы обожания и с нетерпением жду их в приемной Города Худеющих. Ну где еще можно увидеть Анжелину Джоли и получить от нее рекомендации по уменьшению веса, а потом услышать с легким английским акцентом: «Вон из города».
В мое последнее посещение, буквально несколько дней назад, меня встретила в приемной точная моя копия, только похудевшая на двадцать килограммов. Я продержалась целых три недели. Это был настоящий рекорд. И похудела на восемь килограммов.
Поэтому я совсем не расстраиваюсь и с нетерпением жду новой встречи. И кто знает, может, очень скоро я буду сидеть в приемной и с легким русским акцентом рассказывать пациенту, как избавиться от жира на бедрах.
День двадцать первый
Утро пятницы. Когда я работала в офисе и рисовала электрические машины в разрезе, я очень любила пятничное утро. Тут, в Южной Африке, где все дни проходят одинаково монотонно, я не жду пятницу.
А сегодня у меня просто началась истерика.
Я не захотела ехать в Кейптаун.
Анька долго ходила вокруг меня, интересовалось, что случилось, но я молчала, как партизан, и только смотрела в окно.
– И что, не поедешь? – спросила она и уперла руки в боки.
– Не хочу, – ответила я и опять уставилась в окно.
– А ради меня? – попросила Анька.
Я молчала.
– Я ради тебя сюда приехала, а теперь, когда я, может, нашла свою настоящую любовь, ты мне ставишь палки в колеса?
– Никакие палки я тебе не ставлю. Езжай сама, я тебя не держу.
– А ты подумала, как я буду выглядеть наедине с тремя мужиками?
Я пожала плечами.
Тогда она привела очень важный и весомый аргумент:
– У тебя секс был. На прошлой неделе. А у меня не было. А я хочу. Понимаешь ты или нет?
Я кивнула.
– Но без тебя я не полечу. Ты полетишь со мной? Ты ведь сделаешь это, да?
Я опять кивнула.
Она поцеловала меня в щечку и, напевая какую-то мелодию, пошла в ванную.
Геннадий с Альбертом приехали за нами ровно в одиннадцать и сказали, что Сергей поехать не сможет. У него какие-то проблемы по работе, и он должен остаться.
«Может, так оно и лучше», – подумала я.
В самолете Анька с Альбертом уселись вместе, и мне пришлось сесть рядом с Геннадием.
Гена весь полет рассказывал о своей бесподобной маме. О том, как она мечтает нянчить внуков, о том, как ему было тяжело первое время в Африке, ну и, конечно же, о том, что сейчас он уже очень крепко стоит на ногах и может создать семью. Да, он еще сказал, что хочет иметь двух детей. Естественно, мальчика и… еще одного мальчика. То есть двух мальчиков.
Я делала вид, что мне все это очень интересно. Уж лучше слушать кого-то, чем самой нести такую ерунду.
С воздуха Кейптаун сильно отличается от Йоханнесбурга.
В основном холмистостью. Кроме того, когда я летела в Джобург (это сокращенное название Йоханнесбурга), то на протяжении всего полета над городом были отчетливо видны маленькие домики с бассейнами. Вид на Кейптаун был совсем другим. Я даже спросила у Гены, есть ли там дома с бассейном; в ответ он засмеялся и сказал, что есть, только в основном они находятся в районах, прилегающих к океану, а мы пролетаем над тауншипами.
Тауншипы – это строения для черных. В лучшем случае это маленькие домики с двумя окнами, площадью не более пятнадцати-двадцати квадратных метров. В худшем – халабуды из подручного материала: картона и жести.
Зрелище не для слабонервных.
Я думаю, что людям, которые жалуются на судьбу, надо показывать, как живут некоторые негры, и они сразу начнут ценить то, что имеют.
Хотя сами негры не считают условия своего существования ужасными и даже радуются жизни.
К концу полета ландшафт сильно изменился. Из белых воздушных облаков стали выглядывать горные вершины, как будто сделанные из черного бархата и облитые сверкающей смолой. Было такое ощущение, что можно забраться на эту вершину и потрогать белое облако. Сочетание белого и черного делало пейзаж просто фантастическим. Потом самолет немного снизил высоту, и я увидела океан. Затем показались крошечные домики по всему побережью, и они все действительно были с бассейнами.
В аэропорту мы взяли машину напрокат, и Альберт сказал:
– У нас есть три дня. Можно посмотреть Столовую гору, порт, мыс Доброй Надежды, ботанический сад, морских котиков, пингвинов; можно проехать по Садовому кольцу, попробовать разные вина и домашний сыр, ну и просто походить по музеям. Тут их предостаточно. Что бы вы хотели?
– Всё! – ответила Анька.
– По-моему, музеи лишнее, – произнес Геннадий и почесал за ухом.
Тут я была с ним согласна на все сто. Глупо тратить время на музеи. Если мне что-нибудь надо будет узнать, я прочитаю в книгах или в Интернете.
– Я тоже против музеев, – сказала я, и Геннадий одарил меня улыбкой с ямочками.
– Тогда предлагаю так, – Альберт решил взять инициативу в свои руки. – Сейчас едем в мой скромненький домик, оставляем вещи, потом на Столовую гору и вечером в порт. Там и поужинаем, я знаю неплохой ресторанчик.
«Скромненький домик» находился на берегу Атлантического океана и имел холл, четыре спальни, кабинет, кухню, столовую, комнату отдыха с плазменным телевизором и еще много построек во дворе.
Каждый из нас выбрал себе по спальне. Очень скоро мы уже сидели в машине и двигались по направлению к Столовой горе.
У Столовой горы весьма необычная вершина: она представляет собой ровное плато, протянувшееся на несколько километров. Из-за этого гора напоминает стол. А когда на нее опускается облако, кажется, что стол накрыли скатертью.
Наверх можно было подняться по канатной дороге, но из-за сильного тумана она не работала. Поэтому мы поднялись на машине.
Вид со Столовой горы на город был просто неописуемый. Мы находились выше облаков, но город было очень хорошо видно. Он был крошечным, почти кукольным. Мы сделали много фотографий и очень пожалели о том, что канатная дорога не работает.
Вокруг нас крутилось множество смешных животных, похожих на сусликов. Они явно выпрашивали угощение, но, поняв, что у нас ничего нет, побежали к другим туристам. Анька очень внимательно смотрела на них, даже присела на корточки, чтоб получше рассмотреть, а потом сказала мне на ушко:
– Очень милые. Они тебе никого не напоминают? – и хихикнула.
Я с возмущением посмотрела на нее.
– Ты погляди, они постоянно что-то жуют, – сказала она и опять хихикнула.
Я пригляделась к забавным зверькам. Точно. Они очень походили на меня.
– А как они называются? – спросила я.
– Тушканчики, – ответил Альберт.
– Нет, по-моему, слонопотамы, – возразил Геннадий.
– А по-моему, их просто лориками зовут, – опять шепнула мне Анька и снова хихикнула.
– Слонопотамы существуют только в сказках, – сказал Альберт и посмотрел на Геннадия.
Геннадий сделал умное лицо, пытаясь подобрать слова, чтоб возразить.
– Сейчас мы спустимся на машине и поедем в Аквариум, – сказал Альберт, и мы уселись в машину.
_____
Океанариум «Два океана» потряс меня своим размером. Особенно зал медитации – помещение в виде амфитеатра… В центре располагался большой круглый аквариум с рыбами, ярко освещенный изнутри. В зале горел тусклый свет, звучала тихая, приятная музыка.
Мы уселись на покрытый ковром пол в позе лотоса. Через некоторое время я почувствовала, что улетаю. Было ощущение безразличия ко всему: к своей фигуре, к своим недостаткам, вообще ко всему, что было в моей жизни.
Хотелось только одного: сидеть и никуда не уходить.
Очнулась я оттого, что Анька дергала меня за рукав:
– Пойдем, а?
– Я почти улетела!
Она вздохнула:
– Мы тебя уже более получаса ждем. Хватит летать. Нас ждут земные дела.
Вот так всегда. Если тебе хоть несколько минут было хорошо, сразу после этого становится плохо. Это закон такой. Почему никогда после того, как было хорошо, не становится еще лучше?
По-моему, мне пора составлять законы.
Первый закон.
Тебе хорошо? Твое тело расслаблено? Твои мысли где-то очень далеко? Ты не думаешь о том, что на тебе двадцать килограммов целлюлита? Тебя не беспокоит то, что вместо мозгов у тебя опилки? Тебе правда кайфово?
Ба-бах! Сюпрайз! Просыпайся! Твое тело – мешок целлюлита, твои мозги – опилки, а сама ты – большое, очень большое недоразумение.
После Столовой горы мы направились в порт.
– Уотерфронт – одна из достопримечательностей Кейптауна, – пытался Альберт вести экскурсию. – Раньше здесь был порт, потом построили новый, большой и современный, а на месте старого построили небольшой развлекательный комплекс. Тут есть и рестораны, и кинотеатры и очень красивый океанариум с рыбами, змеями, пингвинами, а также множество отелей и музеев.
– Где мы будем ужинать? – спросил Геннадий.
– Мне очень нравится один ресторанчик. Там есть все и рыба, и мясо, и очень вкусные десерты, – ответил Альберт и на слове «десерты» взглянул на меня.
«Это уже действительно не смешно», – подумала я, но Альберт смотрел так по-доброму, что я улыбнулась.
_____
Ресторан оказался португальским, но с африканским дизайном.
Вместо скатертей на столах были подставки для тарелок из шкур различных зверей. На стенах висели чучела животных, даже тарелки были с орнаментом под леопардовую шкуру. А на ручках столовых приборов красовался глиняный леопард с открытой пастью.
Я заказала себе мидии в белом вине, Альберт – устрицы, Геннадий – креветки с овощами, а Анька долго листала меню, делая вид, что все прекрасно понимает, но потом, устав от английских каракулей, спросила Альберта:
– Что ты можешь предложить? Хочется чего-то такого, чего я никогда не пробовала, но чтоб это было не совсем экзотическим и чтоб я сто процентов съела.
– Попробуй улитки, – предложил Альберт. – Если не понравится, закажем что-нибудь обычное.
Мидии мне очень понравились, а Анька была очень довольна улитками и даже дала мне одну попробовать.
Геннадий любезно заплатил за наш ужин.
В дом Альберта мы вернулись поздно.
Анька и хозяин дома сразу уселись в гостиной с бокалами вина, а я, не давая никаких надежд Геннадию, сослалась на усталость и ушла к себе в комнату.
Как только я легла в кровать, в дверь постучали.
На мне была шелковая пижама с поросятами, которые напоминали амурчиков: у них за спинами были стрелы, а на грудках красовались сердечки. Эту пижаму я купила себе перед самым отъездом, и мне она очень нравилась.
Вначале я хотела накинуть халатик, но потом передумала, решительно повернула ручку и немного приоткрыла дверь.
Опершись о стену одной рукой, а в другой держа бокал с вином, на меня, улыбаясь, смотрел Сергей. Я даже открыла рот от удивления.
– Привет! – поздоровался он.
– Привет, ты откуда взялся?
– На такси приехал.
– Из самого Джобурга? – поинтересовалась я и открыла дверь пошире.
Увидев мой наряд, Сергей чуть не поперхнулся вином:
– Классная пижама.
– Ручная работа, – добавила я.
– Дашь поносить? – спросил он и засмеялся в голос.
Вот хам! Самый настоящий хам!
Мало того, что посреди ночи он стучится ко мне в комнату, будит меня, смеется надо мной, так он еще изображает из себя артиста-юмориста.
Ну хорошо, посмотрим, кто из нас сейчас будет смеяться.
И я стала расстегивать пуговицы на пижамной кофточке.
На его лице по-прежнему выражался восторг по поводу собственного остроумия.
Когда последняя пуговичка была расстегнута, я сняла верхнюю часть пижамы, оставшись по пояс голой, и, протянув ее Сергею, спросила:
– Штаны тоже нужны?
Тут началась игра. Он должен был или принять ее правила, или сделать какой-то остроумный шаг.
Я смотрела ему прямо в глаза и пыталась понять, обескуражен он или нет. Но он с такой же иронией смотрел мне в глаза, не пытаясь даже опустить их и оценить мою грудь, и наконец сказал:
– Нет, штаны мне не очень нравятся. Подержи, пожалуйста, бокал, – и, протянув мне бокал, начал расстегивать пуговицы на своей рубашке, потом, сняв ее, протянул мне, а сам взял у меня пижамную курточку и надел ее.
Я стояла не шевелясь и наблюдала за его действиями.
Когда последняя пуговица моей пижамы была застегнута, он похлопал по шелковым карманам и, улыбнувшись, спросил:
– Мне очень нравится. А тебе?
И, взяв у меня свой бокал с вином, уже не стесняясь, опустил глаза на мою грудь и добавил:
– Красивая. Надень мою рубаху, тут прохладно.
Я сделала, как он сказал.
– Не уверен, что так лучше, но по крайней мере безопасно. Спокойной ночи, – прошептал он мне на ушко и пошел в сторону гостиной.
Через несколько секунд я услышала хохот. Это было показательное выступление моей пижамы на публике.
Накрывшись одеялом, я попыталась крепче завернуться в рубаху Сергея, потом несколько раз вдохнула ее запах и сказала:
– Я ему нравлюсь. Я чувствую это.
Я была очень довольна тем, что Сергей приехал в Кейптаун. Да, возможно, он это сделал не для того, чтобы повидаться со мной, хотя… кто знает, может, именно для этого.
ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ
Здравствуйте, дорогая редакция.
Пишу я вам потому, что… (простите, я сейчас успокоюсь и продолжу писать)… что вы моя последняя надежда.
Прошу вас опубликовать мое письмо, чтобы… она… и все такие же неблагодарные, как она, одумались.
Сначала хочу написать пару слов о себе.
Родилась я… Это не важно. Я пока еще молодая и красивая. Всю свою жизнь прожила с родственниками и подружками, с которыми была счастлива. Да, я не скрою, что мечтала о настоящем доме, о душевном покое, который с удовольствием нашла бы в маленьком флакончике духов, помаде, небольшом кошельке и ключах от машины.
В таких вот мечтах меня и моих сестер-близняшек и застала она.
Она взяла меня силой, повернула боком, понюхала (зачем-то), потом опять положила на место, подошла к моей подружке… и тут (простите, не могу сдержать слез) меня дернуло сказать ей: «Ну возьми, возьми меня!» Она повертелась возле моей сестрички, небрежно толкнула ее и опять обратила внимание на меня.
Я была так счастлива! В предвкушении думала, как буду сидеть рядом с ее шляпкой, в прихожей, разговаривать по ночам с зонтиком, как познакомлюсь с новыми подружками, как, может быть (простите, я не могу писать, слезы душат меня)… может быть, у этой милой женщины есть любимый мужчина, у которого тоже, может быть… (простите, рыдаю) есть барсетка.
О чем я мечтала? О простом семейном счастье.
Итак, когда я оказалась в ее машине, меня уже стали терзать смутные сомнения.
Она бросила меня в багажник! Оставила в темноте, наедине с коробкой торта, который противно пропах сливками, и бутылкой коричневой жидкости, которая называлась «кока-кола».
Когда я ступила на порог ее дома, меня ждало еще большее разочарование.
Ни барсетки, ни подружек в доме не было.
Первый день был хорош. В меня поместили то, о чем я мечтала: маленькое зеркальце, помаду, тушь для ресниц, небольшой флакончик духов.
В мой внутренний карманчик она сунула паспорт и заначку, примерно сто баксов.
Второй день был напряженным, но тоже терпимым. В меня добавили две авторучки, блокнот, ключи от дома, ключи от машины, мобильный телефон.
После посещения магазинов в меня каждый раз совали новые чеки, какие-то глупые бумажки, на которых было написано: свекла, морковь, листья салата, йогурт…
Я ничего не имею против этих бумажек, но, чтобы быть с вами до конца откровенной, скажу, что никогда ничего из этого списка куплено не было. В основном мы ходили в магазин за тортами, печеньями, кексами, сливками, орешками и… конфетами. Простите, мне очень тяжело произносить это слово «конфеты», потому что я их… НЕНАВИЖУ. Все фантики от этих… идиотов… доставались мне, они шуршали, давили на мозги и… просто разрывали на куски весь мой внутренний мир.
Все это еще можно было терпеть, но вот когда в меня начали пихать кошелек ее мужа, ключи от его машины… когда моя молния лопалась на глазах, а она только прихлопывала и говорила: «Ну давай, не ломайся, ну что ты как девственница!» – я… простите, опять слезы рекой… этого я потерпеть не могла.
И еще. Вы знаете, где я сплю?
На полу. Возле ее кровати.
Граждане, вдумайтесь! Я ведь не собака!!!
У меня нет НИКАКОЙ личной жизни, поэтому я и решила написать письмо в редакцию. Пожалуйста, опубликуйте его в ближайшем номере или перешлите в учреждение по правам и защите кожаных аксессуаров.
