Текст книги "Комон, стьюпид! или Африканское сафари для дуры"

Автор книги: Наталия Доманчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Она никогда не была гадким утенком, а я до сих пор нахожусь в стадии превращения, и до прекрасного лебедя мне еще как минимум целая жизнь. Я была самой высокой девушкой в классе, и к тому же очень худой. Отец называл меня велосипедом, а брат – суповым набором: кожа да кости. Однажды я решила ускорить стадию превращения лягушки в принцессу, кардинально изменив свою внешность, то есть подстричь волосы. За ужином, сообщив родителям, что моя длинная коса мне надоела, и услышав от отца «Никогда», я поняла, что мне придется идти другим путем. Накопив на стрижку деньги, я появилась на пороге родного дома с «Авророй» на голове. После этой выходки отец не разговаривал со мной почти месяц, а мать долго причитала: «Как же ты могла!»

Как же я могла? Да очень просто! Страна нуждалась в новом дыхании! Нужно было как-то разбудить Герцена. «Аврора» должна была сыграть свою роль в истории. «Аврора» должна была зацепить всех этих глупых мальчишек и открыть им глаза на меня. Но никто не зацепился.

Потом годы взяли свое, и из велосипеда я превратилась в мотоцикл с коляской.

Сейчас, как и всегда, я недовольна фигурой, своими мыслями, да и вообще всей своей неудавшейся жизнью.

Живу только для того, чтобы посмотреть, что ждет меня впереди.

Но вернемся к нашим баранам.

Анька, естественно, машину водить не умела. Как оказалось.

Денис опять стал читать нравоучения о том, что нельзя так легкомысленно относиться к жизни, и, посадив нас с Анькой в машину, начал урок вождения.

К вечеру он разрешил нам, вернее Аньке, порулить самостоятельно. Несколько раз мы проехались от его дома к нашему, медленно, со скоростью сорок километров в час, и только потом, перекрестившись, брат уехал домой. В ответ на просьбу Инги остаться и поболтать с девочками, то есть с нами, он только хмуро на нее посмотрел и шепнул:

– Быстро в машину.

А мне действительно очень захотелось, чтобы она осталась с нами. Не из-за того, что мне ее было жалко. Просто вчера мы так увлеклись обсуждением моих любовных похождений, что совсем забыли поговорить о том, что было с Анькой и Ингой.

– Да, кстати, ты не рассказала мне, как вчера провела время, – спросила я у Аньки, когда машина Дениса исчезла за воротами.

– Никак, – пожала она плечами и направилась к дому.

– Что значит «никак». У тебя был с кем-то секс?

– Не было. Зато у меня «трамц-бумц» до сих пор в ушах стоит.

– Так что, ты только танцевала и все?

– Это можно назвать танцами?

– И ни с кем не познакомилась?

– Нет. И как я понимаю, то, что вчера произошло с тобой, знакомством тоже назвать нельзя.

Я пожала плечами:

– Зато мне классно было.

– Не сомневаюсь.

Когда мы зашли в дом, я вдруг заревела и сказала:

– Ань, мне так плохо.

Анька не на шутку испугалась:

– Как плохо? Что-то болит?

– Да.

– Что? Говори, что болит?

– Хвостик.

– Какой хвостик? О чем ты говоришь? Что с тобой?

– Мой хвостик. Мне тридцать с хвостиком. Вот он и болит.

Анька облегченно вздохнула.

– Там уже не хвостик, а целый хвост, – и, немного помолчав, добавила: – Дура ты, Лорик!

Я заревела еще громче.

– Вот и я об этом. Мне столько лет, а я дура, и у меня нет ни профессии, ни семьи – ничего, – вытирая слезы ладонью, причитала я.

– Фу, какая ты некрасивая, когда плачешь, – вдруг выдала Анька.

Я перестала реветь и посмотрела на нее.

– А что, можно плакать красиво?

– Конечно. Вот смотри.

Она взяла в руки платок, села за стол, и из ее глаз потекли, нет, просто посыпались, слезинки-горошины. Они так красиво падали, а Анька сидела ровно, выпрямив спину, смотрела куда-то вдаль и тихонько вытирала слезы красивым кружевным платочком.

– Ну, а ты чего плачешь? – спросила я.

– А почему мне не плакать? – вопросом на вопрос ответила она. – У меня, между прочим, тоже хвост имеется, и на семь месяцев больше, чем твой, а ни семьи, ни любимого у меня тоже нет.

– Слушай, а можно так научиться плакать? – вдруг спросила я.

Анька театрально захлопала ресницами.

– А что, красиво, да?

– Очень, – ответила я, – я просто потрясена, какая ты хорошенькая, когда плачешь!

Анька вздохнула.

– Я долго этому училась. Альберт помог. Он из меня столько сил высосал! Я каждый день ревела! Так и научилась.

– Слушай, по-моему, я кое-что поняла.

– Что?

– Нам не подходят русские мужчины. Они все – козлы.

– Точно, – подтвердила Анька и вытерла последние слезы.

– Нам надо найти мужиков здесь.

– Нигеров?

– Ну почему сразу нигеров? Нормальных, белых, только тутошных. Они, мне кажется, совсем по-другому относятся к женщинам.

– Как по-другому?

– Они их боготворят.

– Кто тебе такое сказал?

– Никто. Я просто чувствую. Вот чую я, что здесь мы найдем себе мужчин.

Зазвонил телефон. Это была Инга.

– Девчонки, Денис уехал играть в гольф, приезжайте ко мне.

– Уже выехали!

Инга ждала нас. На столе в гостиной были разные вкусности: выпечка, конфеты, фрукты и бутылка шампанского.

– Я вам так рада, вы даже себе не представляете! – сказала она и усадила нас на диван.

– Инга, нам нужна твоя помощь, – сказала я и сделала самое серьезное выражение лица, на которое только была способна.

– Слушаю вас, – ответила Инга и, по-моему, немного испугалась.

– Нам с Анькой скоро тридцать пять лет, – начала я. – Ну, ты знаешь, да?

Инга слегка кивнула.

– Нам надо найти классных мужиков и выйти за них замуж.

– Я поняла, – спокойно ответила Инга. – Если надо – сделаем.

Мы с Анькой переглянулись.

– С чего начнем? – спросила Анька.

– С тебя начнем. А точней, с твоего имиджа. Сейчас я принесу бумагу, ручку, и мы составим план.

Пока она ходила в кабинет за бумагой, мы с Анькой тупо смотрели друг на друга и часто моргали.

– Значит так, начала Инга, – у тебя, – обратилась она к Аньке, – отличная внешность и шикарная фигура. Чуть-чуть подкрасить волосы, затушевать морщинки у глаз и рта, сходить к классному стилисту, чтоб он научил тебя правильно наносить макияж Еще я бы посоветовала тебе полностью поменять гардероб. То, что ты носишь, оставь на то время, когда тебе будет за сорок… хм, нет, за пятьдесят. Я прекрасно понимаю, что у тебя имидж бизнес-леди, но поверь мне и моему опыту, мужчины боятся таких женщин. К тому же, у тебя и в голове что-то имеется, и для мужика два в одном слишком много. Надо что-то исключить. Или ты продолжаешь носить строгую одежду и строишь из себя дурочку, или ты покупаешь себе короткие, наивные платьица, заколочки «а-ля тупица» и остаешься такой интеллектуалкой, какая есть. Что ты выбираешь?

Анька задумалась.

– Наверное, все-таки второй вариант. Не смогу я сидеть, хлопать ресницами и рассказывать, что в году тринадцать месяцев и один из них называется медовый.

– Согласна. Мне тоже ужасно тяжело строить из себя дуру. – И взяв авторучку, Инга написала:

АНЯ

1. Рыжий цвет волос

2. Морщинки

3. Макияж

4. Новый гардероб

– Теперь ты, – обратилась она ко мне, – с тобой намного труднее.

– Почему это? – возразила я. – Я прекрасно смогу строить из себя дуру.

– Тебе это не нужно, – сказала она и написала на другом листочке:

ЛАРИСА

1. Похудеть на 20 кг

2. Косметолог

3. Каждый день учить по 5 умных слов

– А новый гардероб? – возмутилась я.

– Похудеешь на двадцать килограммов и экспроприируешь у Ани.

Мы с Анькой сидели и смотрели на свои листочки.

Инга ходила взад-вперед по комнате, как лектор, и говорила:

– И еще вы должны понять одну вещь. Нам, русским женщинам, подходят только русские мужчины. Ни с каким африканером вы не будете так счастливы, как с нашим Васей.

– Что? – спросила я.

– Лучше говорить не «что», а «возражаю». Тогда все подумают, что ты юрист, и начнут проникаться к тебе уважением.

– Я уже по уши в дерьме от этих русских мужчин. Я хочу только тутошного.

– Боже мой, какие манеры. Во-первых, Лара, слова «ту-тош-но-го», – повторила она по слогам, – нет в русском языке. Во-вторых, если тебе действительно хочется учиться на своих ошибках, а не использовать мой опыт – пожалуйста, действуй. Только время потеряешь.

– Ну хотя бы один раз, – включилась в нашу беседу Анька, – хотя бы просто для сравнения.

– Да бога ради. Организую я вам «ту-тош-но-го». Без проблем. Только вот как все это организовать, чтоб Денис на меня не злился?

Мы с Анькой молчали.

– Ладно, что-нибудь придумаем. В конце концов, с мужчинами можно знакомиться не только по вечерам, но и по утрам тоже. Теперь вернемся к вашему списку. Кому что не понятно? Аня?

– Мне все понятно. Когда приступим к моему образу?

– Давай завтра с утра. Поедем в салон. Там и визажист, и парикмахер для тебя, и косметолог для Лары есть, а потом можно по магазинам пройтись и накупить тебе кучу новых вещей.

– А со мной что? – спросила я.

– Список умных слов я тебе завтра выдам. Косметолог – тоже завтра. А вот худеть надо уже сегодня.

– Можно мне сейчас вот то пирожное съесть, а потом сразу взяться за похудение? – спросила я.

– А мужа ты хочешь? А детей иметь хочешь? – спросила Инга.

Я кивнула.

– Так вот, чтоб все это иметь, ты должна похудеть. И никто не должен стоять над твоей душой и говорить: «Лара, тебе не нужно есть этот пирожок, съешь лучше яблочко».

Я схватила со стола яблоко и начала его жевать.

– Вот видишь! Можешь, когда хочешь. Хотя, если быть до конца откровенной, я уверена, что у тебя ничего не получится. Ни-че-го, – произнесла она по слогам и уселась в кресло.

– Ах так! Аня, поехали домой.

Анька вздохнула и направилась к выходу.

– Чтобы завтра ровно в девять вы были у меня, – сказала Инга, когда мы садились в машину.

Всю дорогу мы с Анькой молчали.

Когда вернулись домой, я взяла свой ежедневник и закрылась в кабинете.

«Да что она себе вообще позволяет!» – ругалась я.

Потом села и красивым ровным почерком написала:

В жизни каждого человека наступает момент, когда он останавливается и говорит себе: «Хватит, я ТАК больше жить не могу и не буду! Я изменюсь! Я стану чище (думаю, вы понимаете, что тут дело не в бане) и светлей (и не в перекиси водорода).

Я уже слышу голос из прекрасного далЁка…..

Хотя это не прекрасное далёко, это сумрачное настоящее, которое бьет меня по башке и говорит: «У тебя нет силы воли! Ты ничего в жизни не добьешься! Ты – неудачница!!!!»

– Ах, так! – восклицаю я. – Ну, тогда держись, далёко!

Я… я… да я… сейчас как сяду, да как напишу план действий, да как разобью тебя в пух и прах, да как…

А действительно, почему бы и нет?

Итак, сначала изложу главные задачи, которые мне надо выполнить в жизни.

Потом составлю план, как я буду достигать цели.

И каждый день я буду писать отчет: что сделала по тому или иному пунктику и насколько продвинулась вперед к прекрасному далёку.

Значит, волнует меня в жизни вот что:

1. Любовь (желательно взаимная).

2. Секс.

3. Фигура (моя).

4. Учеба и работа (хорошо бы, чтоб кто-то вложил в мой мозг некоторую сумму знаний, а также повысил меня в должности).

5. Творчество (мое).

Теперь ставлю для себя планку, то есть пишу план:

1. Выйти замуж за Владимира Машкова. (Программа минимум – переспать с ним.)

2. Хочу нормального человеческого секса. Да, хочу.

3. Похудеть на двадцать килограммов и весить ровно пятьдесят восемь.

4. Выучить французский и итальянский языки. А также устроиться в крутую компанию менеджером.

5. Написать гениальный рассказ, получить за него Букеровскую премию и стать заслуженным писателем.

Итак, именно с сегодняшнего дня я начинаю жить по-новому.

Нет, я не сажусь на диету, как я обычно делаю каждый месяц. Я начинаю жизнь с нового листа. Я меняю образ жизни, привычки.

Теперь надо придумать программу.

На всю жизнь!!! Самое главное – понять, что это программа не на две недели, как моя последняя неудавшаяся «японская» диета.

Самое главное – понять, записать, положить на одну из полочек в своем гнилом мозгу, а потом принять этот факт за действительность: ЭТО НЕ ДИЕТА!!! ЭТО НА ВСЮ ЖИЗНЬ!!!

Мда… Пока что это не укладывается в голове. Почему-то видится мне, что после нескольких сброшенных килограммов на горизонте появится кусок торта, и даже если я не позволю себе съесть его вечером, то утром уж точно ухомячу.

Надо обязательно написать манифест и читать его каждый раз, как мне захочется съесть что-нибудь вкусное, что совсем не позволительно в моей новой жизни:

«Я начинаю новую жизнь! Красивую, правильную, успешную! (Боже мой, я в это почти верю!!!) С каждым днем, начиная с сегодняшнего, я буду преображаться на глазах! (Не думаю, что это преображение будет заметно изо дня в день, но… поживем – увидим.) Благодаря тому, что у меня есть и сила воли, и терпение, я не соблазнюсь вкусным шоколадным тортом (во что верится с огромным трудом), я с каждым днем буду превращаться в красивую, умную, стройную… блондинку…»

СТОП! При чем здесь блондинка? Да, я понимаю, что любая брюнетка мечтает стать натуральной блондинкой, но это, как ни крути, не в моих силах. По крайней мере, в этой жизни. Итак, что там у нас?

«…я с каждым днем превращаюсь в красивую, умную, стройную… женщину (вот это лучше). Все мужчины будут оборачиваться мне вслед…»

Мда!!! Какой кайф эта моя новая жизнь!!!

Но все-таки для статистики мои данные на сегодня: рост – 176 см, вес – 78 кг, мозгов – 2,5 г с плесенью, желания – мама мия, моих желаний хватит на десятерых.

Все, можно идти спокойно спасть.

Утро вечера мудреней. Завтра с утра встану, посмотрю на все это трезвыми глазами и начну подниматься по ступенькам к чистому и светлому.

Так был положен первый кирпичик в основание новой жизни.

Спала я отвратительно.

Мне снилась Инга в пеньюаре и с указкой. Она кричала на меня: «Ты – дура, ты – дура, ты – непроходимая дура».

День пятнадцатый

Утром я встала рано.

Как была, в ночнушке, прыгнула в бассейн и долго плескалась. Пока не вышла Анька.

– Привет, – сказала она.

Я что-то буркнула в ответ.

– Я всю ночь не спала. Все думала. Все-таки Инга нехороший человек. Она… – Анька пыталась подобрать нужное слово, но получилось так, что мы хором сказали:

– СУКА!

Потом засмеялись, и Анька, тоже в ночнушке, прыгнула в бассейн.

– Так что, никуда не едем? – спросила она.

– Почему это? Обязательно поедем. У нее неплохие идеи. Я прекрасно знаю, что мне надо похудеть, и я похудею. К тому же мне очень хочется получить твой гардероб.

Анька засмеялась.

– Если тебе нужны шмотки, я с удовольствием пройдусь по магазинам и куплю тебе, – тут она задумалась, – один костюмчик.

– Договорились. Только сначала я все-таки похудею.

Еще я решила постоянно носить с собой ежедневник и записывать, что я ела целый день.

Вот что я имела к вечеру в ежедневнике:

7 утра – стакан воды.

8 утра – яблоко (залетело в мой желудок со скоростью немецкого истребителя).

10.30 утра – в салоне красоты нам принесли завтрак: два яйца и чай без сахара (тот, кто придумал пить чай без сахара, – садист).

Полет нормальный.

12.00 – стакан воды (как мертвому припарка этот стакан воды). Я жрать хочу! Что такое два вареных яйца для огромной толстой тетки?

12.30 – съела банан и мандарин.

Чувствую себя ужасно. Но начала гордиться собой.

14.00 – йогурт с чаем (без сахара).

Полет отвратительный, но гордилка на взлете.

16.00 – салат из овощей.

Почему я не родилась в семье дистрофиков???

Надо быстренько почитать манифест. А еще лучше распечатать и почитать в 17.00, 18.00, 19.00, 20.00 и 21.00.

21.00 – что-то мне очень фигово, хочется спеть «Интернационал».

А теперь про наши дальнейшие приключения.

У Инги мы были ровно в девять, как она и сказала, чтобы не дразнить злую собаку.

Салон находился неподалеку.

Оформлен он был в греческом стиле, наверное потому, что греческие женщины когда-то считались эталоном красоты. Вручную расписанные стены, на которых изображена Афродита с подружками, предметы интерьера из резного дерева, белая плетеная мебель… На полочках красовались разнокалиберные бутылочки с кремами, шампунями и всякой другой косметической радостью.

Зал был круглый и очень большой, а посередине располагались большие, просторные кабинки с матовыми стеклами: маникюрная, педикюрная, помещение для массажа, солярий, салон тату, косметические кабинки и несколько парикмахерских комнат. В самом центре салона, за матовыми стеклами, был небольшой бассейн, окруженный искусственными пальмами, в котором бурлила вода.

Там Ингу все приветствовали, и было видно, что она частый гость.

– Значит так, как мы решили вчера, – сказала она и указала пальцем на меня, – тебе чистку лица и разные масочки. Да, Лара, на, почитай, выучи, что понравится. – И протянула мне тетрадку. – А тебе, – она обратилась к Аньке, – моднейшую стрижку, покраситься в рыжий цвет и навестить визажиста. Себе я сделаю, как обычно: маникюр, педикюр, ну и все остальное.

Мне ужасно захотелось узнать про все остальное, но ко мне подошел косметолог, и мы удалились в другую комнату.

Когда мне на лицо положили очищающую маску, я достала тетрадку, которую дала Инга, и прочитала:

Идиосинкразия – непереносимость. Вообще термин медицинский, но употреблять можно везде и всюду. Например: «У меня к дуракам идиосинкразия!»

Да, полезное слово. Теперь я знаю, что у меня к Инге.

Трансцендентальный – отвлеченный, абстрактный, академический, мысленный, умозрительный, умственный, теоретический.

Метафизический – примерно то же самое, что и трансцендентальный. Термин хорош для ответа на вопрос, суть которого ты не поняла. Например, так:

– «Как вы относитесь к схоластике?

– В метафизическом смысле?

Схоластика – средневековое философское течение.

Эзотерика – тайное учение.

Трюизм – общеизвестное мнение или высказывание. Типичный пример трюизма – «Волга впадает в Каспийское море».

И еще множество таких слов и их определения.

«Боже мой, какой бред», – почему-то сразу подумала я.

Какой нормальный человек будет изъясняться на таком языке?

Я убедилась, что Инга не просто дура, а полная дура, и закрыла тетрадку.

У косметолога я была впервые. Мне очень понравилось.

Потом, когда надо мной закончили колдовать, я перешла в зал, где Аньке делали суперприческу.

Часов в одиннадцать нам принесли завтрак: два яйца, бекон, два тоста с маслом, чай.

Я съела только два яйца и выпила кружку чая без сахара.

Все-таки новую жизнь начала!

К обеду Аньке наконец-то сделали новую стрижку и перекрасили в рыжий цвет, добавив темно-красных прядок.

– Слушай, Инга, а почему ты решила, что для Аньки рыжий цвет самый лучший? – спросила я.

– Может, он и не самый лучший, но, по крайней мере, редкий. Это у вас там, – сказала она с ударением на «там» и указала пальцем выше головы, – блондинки на вес золота, а у нас каждая первая блондинка. И причем натуральная.

– Значит, я тут буду в цене, – предположила я.

– Поживем-увидим, – ответила Инга и подула на ногти.

После салона мы поехали по магазинам покупать Аньке школьные платьица и заколочки «я у мамы дурочка».

Анька очень долго капризничала, примерила, наверное, с сотню разных глупых юбочек и топиков и, в конце концов, купила всего одну рыженькую юбочку в горошек и черную маечку с открытыми плечами.

– Ну а сейчас давайте пообедаем в каком-нибудь ресторане, – предложила Инга. – Может, с кем-нибудь и познакомимся.

Выбранный нами ресторан назывался «Хабор», а что означает этот хабор, я, к сожалению, сказать не могу.

Потому что я в английском ни бум-бум. Мы с Анькой в школе немецкий учили.

Но перспектива познакомиться с мужчиной, который говорит только на английском, лично меня совершенно не путала.

Мы уселись за стол, и к нам подошел официант.

Что заказала себе Инга, я не поняла. Она много раз повторяла слово «паста». Мне оставалось только надеяться, что она не предложит эту пасту нам.

Поэтому, когда официант посмотрел на меня, а потом на ручку с блокнотом, которые находилась у него в руках, я смело сказала:

– Салат энд кофи.

– ОК, сЭлад энд кофе. Вот абаут ю? – спросил он у Аньки.

Анька кивала и показывала пальцем на меня.

– Девочки, вы что, не знаете английского? – с ужасом в глазах спросила Инга.

– Почему не знаем? – возразила я. – Я очень хорошо знаю английский. Меня, видишь, официант понял. Я попросила салат и кофе, и он мне сейчас его принесет.

– Я тоже знаю, – сказала Анька, – йес, но, о’кей, плиз, бэби комон и ноу проблэм.

– И все? – опять спросила Инга, и ее глаза округлились, став размером с пятирублевые монетки советского образца.

– Этого достаточно, поверь мне, – ответила Анька, посмотрела на официанта и опять показала пальцем на меня.

– Сэлад энд кофе? – решил он поиграть в угадайку.

– Йеееесс, – громко сказала Анька, – и с оксфордским акцентом повторила: – Сэлад энд кофе, плиз. – И уже обращаясь к Инге: – Английский – очень простой язык!

Когда официант скрылся, Инга прикрылась салфеткой и шепотом спросила:

– И с таким английским вы собираетесь клеить местных мужиков?

– Чего ты шепчешь, – удивилась Анька, – тут же все равно по-русски никто не понимает.

– У любви свой язык, – решила соригинальничать я.

Инга взялась за голову.

– Нет никакого языка у любви! У вас ничего не получится, если вы в английском ни бельмеса.

– Как это не получится? Спорим? – сказала Анька и встала. – Вон там, видишь, сидят два мужика. Я сейчас пойду и как минимум проговорю с ними полчаса или до тех пор, пока нам не принесут еду.

– О чем ты с ними будешь говорить? Господи, я думала, что ты умней. – Инга театрально закрыла лицо руками, показывая, что она в полном шоке. – Мужчины не настолько глупы, как ты думаешь!

– Да, мы знаем! Они еще глупей, чем мы думаем, – вставила я свои пять копеек.

– Нет, дорогуша, ты ошибаешься. Для того чтобы понравиться мужчине, ты должна по крайней мере за полчаса общения хоть десять минут потратить на то, чтобы похвалить его, его маму, его одежду, его собаку…

– Так он ведь там без собаки сидит, – удивилась я и опять посмотрела в ту сторону, где сидели двое незнакомцев.

– У-у-у, – не выдержала Инга. – Идите, идите к ним. Я очень хочу посмотреть, что у вас получится.

Я резко встала, сказала «хык» и, взяв Аньку под руку, направилась к соседнему столику.

– Как будет «здрасьте» по-английски? – тихо спросила у меня Анька.

– Не помню, – так же тихо ответила я.

Когда мы подошли к столику, где сидели мужчины, Анька сделала лицо китайской фарфоровой куклы, подняла правую руку и помахала им. Я несколько раз кивнула и улыбнулась.

Мужчины ничего не понимали и только глупо улыбались.

– Туристо, – наконец вспомнила я английский.

– А-а-а, – обрадовался один из мужчин и, протянув мне руку, сказал: – Иво.

Второй тоже решил включиться в беседу:

– Алесандро.

– Лора, – ответила я, – а это Анна.

– О, Лора, Анна!

Они смотрели на нас и улыбались.

Но у меня почему-то было такое впечатление, как будто это не мы не понимаем по-английски, а они.

– Э-э… – попытался взять инициативу на себя Иво, но Алесандро его перебил и изрек:

– Che cosa?..

Мы с Анькой переглянулись.

– Чего? – спросила я. – Какая коза? Ты что-нибудь поняла?

Анька замотала головой:

– Мы русские. Ферштэйн?

В тот момент мужчины были похожи на небольшой вычислительный центр, который после нескольких алгебраических операций и обмена информацией запищал, задымился и выдал ошибку. Они опять посмотрели на нас и улыбнулись своей неповторимой наитупейшей улыбкой.

– Вод-ка. Прос-ти-тут-ки, – вдруг вспомнила Анька, чем славится наша родина.

– Руссо? – догадался Алесандро.

– Да, руссо, Путин, коммунизм, – обрадовалась Анька, что ее, наконец-то, поняли.

– Э-э… – опять что-то попытался сказать Иво, но этот гад Алесандро его опять перебил и громко сказал:

– Итальяно. – И слегка наклонил голову.

Я вздохнула, а Анька закатила глаза и сказала:

– Итальянцы, мать их!.. Бай-бай! – И, взяв меня за руку, повела к Инге.

– Ну как? Не получилось? – спросила Инга и хихикнула.

– Конечно не получилось. Они на английском совсем говорить не умеют, – возмущалась Анька.

– Они иностранцы, – добавила я.

– Да вы что? И откуда? – опять поинтересовалась Инга.

– Да итальянцы, блин.

– Шурик и Ваня, – уточнила я.

– Обожаю итальянцев, – сказала Инга и встала из-за стола. – Ждите меня здесь, никуда не уходите.

Она подошла к иностранцам, присела за их столик, они о чем-то болтали, что-то показывали на пальцах, смеялись. Потом она попросила официанта принести ее заказ за этот столик, затем начала что-то доставать из сумочки, и они смеялись, нет, они гоготали на весь ресторан.

Мы с Анькой ели свой салат, пили кофе и исподлобья следили за Ингой и ее новыми товарищами.

– Вот как это у нее получается? – спросила Анька.

– Это врожденное, – ответила я и вздохнула.

– Знаешь, мне кажется, если мы во всем будем ее слушаться, то через пару месяцев точно будем носить колечко на безымянном пальце.

– Я готова не только ее слушаться. Я готова быть ее рабыней, только чтоб в ближайшее время услышать марш Мендельсона.

– Я тоже, – ответила Анька.

Инга еще немного посидела с иностранцами, потом они обменялись телефонами, и подруга вернулась к нашему столику.

– Вы уже рассчитались?

– Нет, – промямлили мы.

Она попросила счет и так, совсем невзначай сказала:

– Заплатите только за себя. За меня уже заплачено, – она еще раз бросила взгляд на итальяшек и улыбнулась.

После ресторана мы поехали к Инге.

– Расскажи, что мы станем делать дальше, – попросила Анька.

– Значит так. Пока вы будете учить английский, я познакомлю вас с русскими мужчинами. Чтобы время зря не тратить.

– А где ты нас познакомишь?

– У нас есть русское сообщество. Раз в неделю мы встречаемся в одном клубе. Там только русские. Если не напиваться до усрачки, то это довольно скучная компания, а если прийти и тяпнуть пару стопочек водки, то все будут казаться милашками.

– А свободные мужики там есть?

– Есть. Целых три штуки! Одного зовут Геннадий. Раньше работал переводчиком, сейчас перебирает бумажки в каком-то офисе. Сразу говорю: даже не подходите. С виду очень приятный и симпатичный, на самом деле тоже вполне безобидный, но НИ-КА-КОЙ, – произнесла она по слогам.

– В каком смысле? Импотент? – спросила я.

– Почему сразу импотент? Нет, с этим у него все о’кей. Просто он балбес. Ничего не имеет и не хочет иметь в жизни. Или ждет, что все это упадет с неба. А такого не бывает.

– Понятно, – кивнула Анька, – давай дальше.

– Второй – Сергей. Ну что я могу о нем сказать? Умный он. Очень. И дом имеет, и тачка классная. И работа супер. За таким не пропадешь. Но у него есть один маленький недостаток.

– Наверное, он гей. Потому что у нормального человека не может быть столько положительных качеств, – предположила я.

– Нет, никакой он не гей. Он – еврей. Вы антисемитки?

– Нет, – ответили мы с Анькой хором.

– Ну и отлично. Он вообще-то не обрезанный, насколько я знаю.

– Ты с ним спала? – спросила я.

– Нет, конечно, бог с тобой. Запомните одно правило: нельзя спасть с мужиком, который знаком с твоим мужем.

– Нам еще до этого правила ехать и ехать, – вздохнула Анька.

– Да, это точно, – согласилась Инга. – Итак, на чем мы там остановились… да, Сергей.

– А почему это недостаток? – не поняла Анька.

– Потому что. Вот скажи мне, кто жена у бегемота?

Анька задумалась.

– Бегемотиха, наверное.

– Правильно, а крокодил кого себе выберет?

– Крокодилиху.

– Правильно. А еврей женится только на еврейке. Понятно?

– Так мы не еврейки с Анькой, – тихо сказала я и скосила глаза на свой нос, – хотя нос у меня жидовский!

– Твой нос тебе не поможет.

– Понятно, этот экземпляр нам не по зубам. И что, нет совсем никаких шансов?

– Ну почему нет? История знает несколько случаев спаривания еврея и не еврейки. Шанс всегда есть. Правда, мизерный.

– Ладно, третий кто? – спросила Анька.

– Третий – Альберт.

– О, нет. Только не Альберт, – простонала Анька.

– В чем дело? Вы знакомы? – удивилась Инга.

– У Аньки аллергия на Альбертов, – объяснила я. – Нельзя ли этого Альберта сразу задушить?

– Зачем? Он самый классный. Спокойный, уравновешенный, обеспеченный. И работа у него отличная: он почти всегда в командировках.

– Чем же это так здорово? – спросила я.

– Вот выйдешь замуж – поймешь, – ответила Инга. – Он, между прочим, доктор наук И как раз в таком возрасте, что готов жениться хоть завтра. Время поджимает. Он постоянно ищет кого-то. Хочет иметь детей. Но он…

– Гей? – опять попыталась угадать я.

– Нет, уже крикнула Инга. – Не гей он. Что у тебя за манечка такая?

– Она просто мечтает иметь друга-гея, – объяснила Анька.

– Зачем тебе это?

– Да что ты слушаешь ее! – обиделась я.

На самом деле это была правда.

Я всегда мечтала иметь друга-гея, чтобы он жил со своим бойфрендом по соседству. Утром он бы заезжал ко мне на своей машине, обязательно подправлял мне прическу и ругал, если бы я была без макияжа.

Потом мы бы мчались на его «BMW-Z3» за покупками. По дороге болтали бы о всякой чепухе, сигналили проезжающим машинам и во всю глотку распевали песни Элтона Джона и Принца.

Он бы мне говорил: «Выглядишь сегодня чудесно», я бы, не смущаясь, отвечала: «Спасибо». Или: «Что-то мне сегодня, подружка, не нравится, как ты выглядишь. Давай я тебе помассирую плечи» – и делал бы мне легкий массаж…

Он бы слушал со мной Колю Баскова. Он бы не курил в моем присутствии, а когда я просила бы его помочь мне приготовить ужин, он бы говорил: «Ну конечно, сядь, отдохни, я все сделаю сам», бежал на кухню и жарил рыбку в божественном соусе. Я совсем не против, чтоб он был итальянцем. Тогда бы мы с ним часами упражнялись в итальянском, он бы пел мне голосом Тото Кутуньо «Donna, donna mia» и вместо рыбы готовил спагетти с сыром.

– Все это враки! Так что там с ним не так? – я попыталась сменить тему.

– Он – еврей! – решила угадать Анька.

– И не еврей, и не гей. Он нормальный мужик, только он… большой ребенок. Рассеянный с улицы Бассейной. Про него столько анекдотов ходит! – ответила Инга и закатила глаза.

– Расскажи хоть один, – попросила я.

– Один раз он проверял уровень масла в своей старенькой машинке и забыл закрыть капот. Так и поехал на работу.

– Ну и что тут такого? – удивилась Анька. – Я даже не знаю, где этот капот открывается и закрывается.

– Нет, ты не поняла. Он его полностью открыл, понимаешь? Поднял к лобовому стеклу и так и поехал.

– Как же он дорогу видел?

– Он смотрел в щель между капотом и корпусом и только минул через пять понял, что ему не очень удобно ехать. Остановился, вышел из машины и лишь тогда увидел, что капот открыт.

– Ну, это не смертельно, – вынесла свой приговор Анька.

– А если бы тебе пришлось выбирать, кого из этих троих ты бы выбрала? – спросила я у Инги.

– Альберта, конечно.

– Из-за командировок? – поинтересовалась выбором я.

– В большей части да.

– Все понятно. И когда мы их увидим?

– Послезавтра. В понедельник.

Вечером мы с Анькой сидели, опустив ноги в бассейн, и болтали о кандидатах.

– Значит так, – сказала Анька, – давай сразу договоримся, что к Альберту я даже не подхожу. Вообще. Потому что я точно знаю, что если я подойду, меня сразу на него стошнит.