Текст книги "Храм пустоты (ЛП)"

Автор книги: Насу Киноко

Насу Киноко
Граница пустоты 04. Храм пустоты
Kara no Kyoukai

Граница пустоты: часть 04 00

 
И изрек он:
Ты, принявший в себя все,
Навсегда избегнешь ран.
Все, что не сродственно тебе,
Все, что не мило тебе,
Все, что непозволительно тебе.
Приняв в себя безропотно все,
Ты навсегда избегнешь ран.
Отринув все дары,
Ты примешь бесчисленные раны.
За все, что сродственно тебе,
За все, что мило тебе,
За все, что грезилось тебе.
Отринув все дары без жертвоприношения,
Ты примешь бесчисленные раны.
Пропасть между двумя сердцами,
Неспособными ни принять, ни отвергнуть.
Меж ними лишь ничто.
Меж ними лишь я.
 

– Слышала о пациентке из отдельной палаты на третьем этаже?

– Конечно! Эта история у всех на слуху с середины вчерашнего дня. Даже невозмутимый доктор Асика из нейрологии утратил обычное хладнокровие. Как ни старались все погасить, слухи полетели, будто на крыльях. Говорят, та пациентка пришла в себя – до сих пор не могу поверить!

– И это еще не все! Ты не слышала, что было дальше. Знаешь, что она натворила, как только очнулась? Только не падай, предупреждаю. Сразу же попыталась выдавить себе глаза!

– Не может быть! Ты серьезно?!

– Еще бы! Новость пока еще не вышла за пределы нейрологического отделения, но мне-то рассказала подруга, которая хвостом ходит за доктором Асикой, так что можешь быть уверена – это чистая правда. Представь себе, стоило Асике на секунду отвернуться, как пациентка принялась давить ладонями на глазные яблоки – прямо через бинты. Ужас какой-то!

– Постой, но как же она смогла? Если пролежать в коме два года, то суставы должны закостенеть, а мышцы – атрофироваться, разве нет? Да такой пациент и пальцем не сумеет пошевелить!

– В обычном случае – конечно. Но девушка ведь из богатой семьи. И все это время ей ежедневно делали физиотерапию, разминали конечности, поэтому суставы и двигаются. Конечно, за два года тонус мышц упал, и координация нарушилась. К счастью – ведь из-за этого она и не сумела себя ослепить, как собиралась.

– Все равно, это просто чудеса какие-то. Нас же учили, что в коме все физиологические процессы замедляются так, что тело превращается в тряпочку. Хотя нам, медсестрам, за иммобилизованным пациентом гораздо проще ухаживать. Если эта девушка пролежала два года – от нее почти ничего не должно было остаться!

– Именно потому даже у доктора был такой вид, словно его застигли врасплох. Теперь все бегают, как встрепанные. Погоди, как же это называется?.. Когда у пациента кровоточит склера?

– Субконъюнктивальное кровоизлияние.

– А, точно! По идее, должно зажить самостоятельно – конечно, если она снова не начнет беситься. Сейчас глаза в плохом состоянии, ведь она повредила склеру почти до состояния глаукомы, и ничего не видит. Говорят, наложили повязку, как она и просила, кстати.

окружает только тьма. Звучит… немного неправильно.

– «Немного»? Мягко сказано. Мало того, это еще не все. Афазия, потеря речи – на закуску. Она не может говорить, доктор уже вызвал для нее логопеда. В нашей больнице специалиста не нашлось.

– Ах да, ведь доктор Арая уволился в прошлом месяце. Так, значит, пока она в таком состоянии, посещения не разрешат?

– Скорее всего. Пока хотя бы психика не нормализуется, даже родителей пускают на пару минут.

– Хм, тогда мне жаль мальчика.

– Какого мальчика?

– Разве ты не знаешь? С тех пор, как пациентка сюда попала, он навещал ее каждую среду. Постой, за это время он подрос, и мальчишкой его уже не назвать. Говори что хочешь, но, будь я на месте лечащего врача, разрешила бы ему увидеть подругу.

– А, ты имела в виду того милого мальчика со щенячьими глазами! О боги, он все еще приходит?.. Чудеса! Вот уж не думала, что в наше время остались такие верные сердца.

– Еще бы. За два года он остался единственным, кто ее не оставил и не отчаялся. Знаешь, я бы сказала, что это чудесное воскрешение – благодаря нему. Говоришь, странно звучит от той, что проработала здесь столько лет? Ох, милая, сама себе не верю. Может быть, и со мной что-то не так?

Граница пустоты: часть 04 01

Здесь было темно. Внизу простиралась угольно-черная плоскость.

Осознав, что меня окружает только черное «ничто», я убедилась – это смерть. Я умерла.

Я парила в чернильном океане, где не было ни единого проблеска света, ни единого звука. Обнаженная человеческая сущность по имени Рёги Шики тонула в неизмеримых глубинах.

Только мрак.

Да, скорее всего, я ошиблась – здесь некуда падать.

Потому что здесь не было ничего.

Не просто отсутствие света, здесь не было даже самой темноты. «Ничто», не видимое и не воспринимаемое глазом. Концепция падения утратила здесь всякий смысл.

Мое тело тонуло в бесформенном «ничто», отрицающем любую упорядоченную структуру. Я была бессильна и беззащитна – в ядовитых мрачных тенях, наполняющих ужасом и отвращением. Один взгляд на них вызывал тошноту, но отвернуться, и не видеть их было невозможно – они были повсюду. Ничего, кроме ядовитой темноты

– …Это смерть.

Мой шепот не мог нарушить оглушающего безмолвия. Казалось, я говорила в вату, как бывает в дурном сне.

Потом я обнаружила нечто, что можно было назвать «временем». В этом бесконечном мраке оно почти утратило свое значение, но я каким-то чудом уцепилась за возможность следить за его течением. Единственное, что я могла.

Терпеливо, как вода, точащая камень, как разложение, гложущее и превращающее в прах мертвое тело, я пропускала через себя бесконечное время.

Больше здесь не было ничего.

Как бы пристально я ни вглядывалась вдаль, я не видела ничего.

Как бы страстно я ни ждала, чтобы что-то случилось, ничего не происходило.

Стерильность и безмолвие.

Нет, постойте… раз здесь ничто не имело значения, само понятие «бытие» здесь оказалось возведено в абсолют.

Это была смерть.

Мир, коснуться которого способны лишь мертвые. Мир, невидимый для живых.

Но я была все еще жива.

Не знаю, почему я не сошла с ума.

Два года в самом сердце мрака, имя которому могло быть только одно – «смерть». Но это была не нирвана – скорее, это напоминало яростную битву.

По мере того, как незаметно подкрадывалось утро, госпиталь оживал. Шаги медсестер из одного конца коридора в другой, вздохи и бормотание просыпающихся пациентов, погружающихся в свои утренние заботы, множились, накладывались друг на друга. По сравнению с ночным безмолвием это оживление заставляло меня почувствовать себя посреди начинающейся ярмарки.

Для того, кто только что очнулся от бесконечного сна, шум был практически невыносим.

По счастью, моя палата была отдельной. Пусть снаружи все шумело и кипело, по крайней мере, здесь было тихо. Чуть позже появился и доктор. Утренний обход.

– Как вы себя чувствуете, Рёги-сан?

– М-м-м… не знаю.

Безразличный ответ заставил доктора озадаченно поднять брови.

– В самом деле?.. Ладно, хорошо и то, вы выглядите спокойнее, чем вчера. Это может вас взволновать, но я должен объяснить сложившуюся ситуацию. Если что-то будет непонятно, не стесняйтесь, спросите у меня.

В ответ – тишина. Меня не слишком-то интересовало то, что и так очевидно. Но доктор, по всей видимости, принял молчание за знак согласия.

– Хорошо. Тогда я буду краток. Сегодня четырнадцатое июня 1998 года. Вы, Рёги Шики, оказались жертвой дорожно-транспортного происшествия и были доставлены в наш госпиталь пятого марта, но – два года назад. Вас сбила машина на пешеходном переходе. Припоминаете?

Я снова не ответила. Впрочем, отвечать было нечего. Последним зрительным образом, который я смогла найти в памяти, оказалась картина с моим одноклассником, в оцепенении замершим под ночным дождем. Никакой аварии – я не смогла вспомнить ничего.

– Если вы не помните – ничего страшного. Я полагаю, что вы заметили опасность и пытались избежать удара. Благодаря этому внешние повреждения оказалась незначительными. Но, с другой стороны, я подозреваю сильнейший удар головой и сотрясение. Вы уже находились в коме к тому моменту, когда вас доставили в госпиталь, хотя, к счастью, сам по себе мозг не был поврежден физически. На этом основании я могу предположить, что потеря памяти о происшествии – результат двух лет, проведенных в коматозном состоянии. В принципе, это должно пройти, поскольку на электроэнцефалограмме, снятой во время проведенного прошлой ночью обследования, никакой патологии не обнаружилось. Воспоминания должны постепенно вернуться, хотя я не могу гарантировать, что это непременно произойдет. Да что там говорить, тот факт, что вы вышли из комы, сам по себе – чудо.

Два года.

Неужели?..

Но что бы доктор ни говорил, в его словах не чувствовалось веса реальности. Для спящей Рёги Шики это время было все той же нескончаемой пустотой.

Для личности по имени Рёги Шики единственным вчера была только та промозглая дождливая ночь двухлетней давности.

Но не для меня.

Для нынешней «меня» вчера было только пустотой.

– Далее. Повреждения ваших глаз тоже не слишком серьезны. В плане глазных травм удары тупым предметом всегда считались наименее опасными. Это просто счастье, что у вас под рукой вчерашней ночью не оказалось ножниц или еще чего-нибудь острого. Мы постараемся снять повязку как можно скорее. Думаю, вы уже сможете полюбоваться пейзажем за окном на следующей неделе или около того.

В словах доктора звучал мягкий упрек. Должно быть, моя попытка выдавить себе глаза заставила его здорово понервничать. Прошлой ночью он уже пытался выспросить, зачем я это сделала, но не получил ответа.

– С сегодняшнего дня я назначил вам физиотерапевтические упражнения по утрам и после обеда. Но что касается посещений членами семьи, боюсь, придется ограничиться одним часом, не более. Мы выпишем вас, как только психика и физическое состояние вернутся к норме. Придется нелегко, но, пожалуйста, постарайтесь вытерпеть.

Его речь, как и можно было ожидать, вогнала меня в мрачное настроение.

Отвернув голову от излучающего жизнелюбие доктора, я попыталась поднять правую руку. Но она почти не слушалась. Мало того, тело совершенно не ощущалось моим собственным. Жест получился страшно замедленным, словно во сне. Настоящей была только боль, грызущая мышцы и суставы. Едва выносимой.

Неудивительно – ведь я не использовала их целых два года.

– На это утро – все. Поскольку вы успокоились и пришли в себя, я не буду назначать постоянную сиделку. Если вам что-нибудь потребуется, рядом с подушкой находится кнопка. За следующей по коридору дверью – пост медсестры. Не стесняйтесь вызвать ее, как только вам что-нибудь потребуется – даже незначительное.

Доктор говорил мягко и доброжелательно. Хотя я и не могла его видеть, уверена, что с его губ не сходила довольная улыбка. Поднявшись, чтобы выйти, он остановился у двери и добавил, как будто только что вспомнил:

– Ах, да. С завтрашнего дня вас будет посещать консультант. Психолог-логопед. Наш специалист ненамного старше вас, думаю, вы сможете беседовать без напряжения. Сейчас важнее всего восстановить ваши речевые функции.

Дверь закрылась, и я осталось одна.

Лежа на больничной кровати, безучастно обратив лицо вперед, я подняла руки, приложив ладони к закрывающей глаза повязке.

– Мое имя… – прошептала я пересохшими, едва двигающимися губами. – …Рёги Шики.

Но человека с таким именем более не существовало.

Потому, что два года холодной пустоты убили меня.

Нет, я прекрасно помнила все, что относилось к жизни Рёги Шики: детство, родителей, школу. Но что с того? Что значат эти воспоминания для того, кто умер и случайно вернулся обратно?

Два бесконечных года пустоты полностью нарушили связь между «мной-нынешней» и «мной-прошлой», словно между расцепленными вагонами.

Безусловно, я – в теле Рёги Шики, ничьем ином. Но я не могу признать ее воспоминания, ее память своими.

Возрожденная, восставшая из мертвых личность словно смотрела на экран, где крутился фильм о жизни человека, которого звали Рёги Шики. Но его главная героиня – совсем не я.

Словно призрак, случайно проступивший на негативе.

Я закусила губу.

Понятия не имею, кто я такая.

Совсем не уверена, что Рёги Шики – это я.

Наверное, подобным образом себя ощущает человек, полностью лишенный индивидуальности.

Это тело – пустая ракушка, пещера, в которой уныло и одиноко завывает ветер.

Не знаю, откуда, но в моей груди возникла огромная дыра.

Так тревожно. Так одиноко.

Мое сердце – словно пропавший кусочек головоломки. Без него я стала пустой, невесомой, словно перышко.

Во мне так пусто, что я не видела причины, по которой стоило бы утруждаться и жить дальше.

«Но – что же, если даже и так, Шики»?

Какая мне, в конце концов, разница?

Удивительно, но эта тревога, эта нервная дрожь утраты, которая стискивала сердце, оказались такими знакомыми… почти родными. Словно я вернулась домой.

Тоска. Боль.

Но они были так привычны для той девочки по имени Рёги Шики – она жила в них, словно рыбка в воде, с самого детства.

Апатия. Безразличность.

Возвращение к жизни через два года смертного сна? Что же с того? Оно не заставит меня дрогнуть и загореться человеческим теплом.

Гораздо лучше плыть в потоке времени, словно невесомая пушинка на ветру. Не нужная никому. Не задевающая никого. Не чувствующая ничего.

Не чувствующая даже того, что все-таки жива.

Граница пустоты: часть 04 02

Пришел новый день.

Даже я, неспособная увидеть яркий утренний свет, встретила его с некоторым облегчением. Мимолетное событие, крошечное удовольствие. Я задавалась вопросом, почему тяжесть в груди как будто немножко ослабла, не обращая внимания на то, как начался и закончился утренний врачебный обход.

Мне не дали передышки и после него – навестить пришли мать и старший брат. Нельзя сказать, что разговор прошел гладко. Ощущение отчужденности, неузнавания, заставило меня говорить с этими незнакомцами скупо и осторожно. Но деваться было некуда и, воспользовавшись услужливо распростершейся передо мной памятью Шики, я ответила на все вопросы, которые они поспешили задать. Мать ушла с написанным на лице облегчением. Ничего не заметив, не уличив меня в самозванстве.

Смешно. Я даже и сама не знала – притворяюсь ли я.

Наступил вечер, и появился консультант, о котором вчера говорил доктор.

Женщина, представившаяся логопедом-терапевтом, начала знакомиться столь бодро и шумно, что я пришла в некоторое замешательство. Быстрая веселая речь не позволила заглянуть за ширму радушных слов и понять, что за характер за ней скрывается.

Мне раньше никогда не приходилось сталкиваться с докторами, обращающимися к пациенту со словами: «Приветик! Как наши делишки»? И этим вовсе не закончилось.

– Ах, я думала, что ты будешь вся такая истощенная и высохшая! Но что за чудесная кожа! Оказывается, медсестрички не наврали. Подумать только, впервые услышав эту историю, я представила тебя прозрачной и чахленькой, как несчастный призрак под сакурой. Хи-хи, мне даже не очень-то хотелось приходить. И вдруг я вижу такую красотку, как раз в моем вкусе – вот повезло, так повезло!

Женщина, которой по голосу можно было дать лет двадцать пять-тридцать, уселась на стул, стоявший у изголовья моей койки.

– Рада познакомиться. Я – врач-логопед, и буду заниматься твоей афазией. Поскольку я нештатный сотрудник госпиталя, показать свою идентификационную карточку не могу – да, впрочем, ты бы ее все равно не увидела.

– У кого это еще тут афазия… – сердито пробурчала я.

– Хо-хо.

Женщина-врач, как мне показалось, удовлетворенно кивнула, наконец-то получив хоть какой-то ответ.

– Не стесняйся, я и так вижу, что ты злишься. Афазия – не очень-то приятная вещь, но, к счастью, в твоем случае мы имеем что?.. Правильно – ошибочный диагноз. Доктор Асика все делает по книжке, и немного слабоват, когда дело доходит до таких сложных и специфических случаев. Но тут есть и доля твоей вины. Неудивительно, что возникает непонимание, если ты не снисходишь до ответов на вопросы.

Женщина говорила так доверительно и сердечно, словно мы с ней были лучшими подругами. Не знаю почему, но у меня возникло стойкое ощущение, что она из тех, кто носит очки.

– Они решили, что у меня афазия?

– Конечно. Если мозг пациента пострадал в результате несчастного случая, то подозрение на повреждения речевых центров всплывает самом собой. Ошибочка! Причина твоего молчания не столько физиологическая, сколько психологическая, верно? Дело вовсе не в афазии, как я погляжу. Просто ты немножко упрямишься и вредничаешь. Что особенно грустно, в таком случае моя помощь совсем не требуется. Но было бы слишком обидно расстаться, только познакомившись и поговорив пару минут, не находишь? Раз уж мне заплатят, и это не мешает моей основной работе, я не против немножко поиграть по твоим правилам.

Пытается выставить себя доброй самаритянкой? Нет, спасибо, не нуждаюсь.

Я потянулась к шнурку звонка, которым вызывают медсестру, но докторша ловко выхватила его у меня из рук и убрала в сторонку.

– Что вы делаете?..

– Ух, ты меня напугала. Стоит тебе наябедничать Асике, как меня тут же выгонят в толчки. Так не пойдет. Я понимаю, как удобно прикрываться афазией, чтобы не отвечать на глупые вопросы, так что у нас с тобой у обоих рыльце в пушку. Зачем же вредничать и устраивать друг-дружке неприятности? Не лучше ли сохранить ли статус-кво?

В общем, это верно. Но кто же она такая, что говорит так беспардонно?

Взгляд моих глаз, скрытых под толстым слоем бинтов, устремился в сторону собеседницы.

– Вы вовсе не доктор.

– Ни капельки. По профессии я – магичка.

Это звучало так абсурдно, что я фыркнула.

– Маги мне ни к чему.

– А-а, прямо в точку. Никакой маг не поможет залечить дыру в твоей груди. Единственный, кто смог бы ее заполнить – самый обычный человек.

– Дыра в груди?..

– Да. Ты уже должна была бы почувствовать. Ты осталась одна.

Хмыкнув, докторша с шумом отодвинула стул и поднялась на ноги. Судя по тому, как зацокали ее каблучки, она направилась в сторону двери.

– Об этом, впрочем, говорить еще рановато. Завтра загляну еще. Не скучай!

Выскочив, как чертик из коробочки, она исчезла так же внезапно.

С трудом преодолевая сопротивление ослабших мышц, я подняла правую руку и прикоснулась к губам.

Осталась… одна…

Дыра в груди.

Как же такое могло случиться?..

Да, я действительно не понимала до сих пор.

Его не было. Как бы я ни звала, он не отвечал. Сознание, которое звали Рёги ШИКИ, делившее со мной тело девушки, носившей имя Рёги Шики, пропало. Исчезло без следа.

Шики страдала раздвоением личности, неся в одном деле две самостоятельные личности: женскую и мужскую. Генетические особенности фамильной линии клана Рёги периодически приводили к рождению детей с раздвоением личности. То, что привело бы в ужас нормальную семью и заставило бы ее стыдиться, для Рёги являлось предметом гордости. Расценивая рождение такого ребенка как проявление наследия древней, трансцендентной нечеловеческой крови, члены клана находили в этом тайное удовлетворение. Такое событие праздновалось, а ребенок – носитель двойной личности становился истинным наследником рода.

Шики унаследовала ту кровь. Именно здесь крылась причина того, что ее старший брат оказался обойден, отодвинут в сторону, и преемницей всех тайн клана Рёги должна была в будущем стать только она.

Ведь подобные дети не рождаются часто.

Две личности: Янь, тяготеющая к мужской и женская – Инь. Когда они схватывались за лидерство в одном теле, Янь практически всегда оказывался сильнее. Те немногие истинные наследники крови Рёги, что появлялись на свет до сих пор, рождались мужчинами с женской личностью в довесок. На этот раз произошла какая-то ошибка, флюктуация, и родилась девочка, совершенно выбившаяся из правил.

В теле женщины по имени Шики, был заключен и мужчина – ШИКИ.

Власть над телом принадлежала только женскому сознанию Шики – мне.

ШИКИ был моей обратной стороной. Стороной со знаком «минус». В нем собрались все мои негативные, подавляемые эмоции. Шики росла, постоянно сражаясь, загоняя внутрь тьму, носившую имя ШИКИ. День за днем, ежечасно, ежеминутно она убивала свою обратную ипостась и жила, притворяясь нормальной. ШИКИ не выказывал неудовольствия. Проиграв, он дремал глубоко внутри, просыпаясь лишь для уроков кэндо, позволяя себе жаловаться, что принимать власть над общим телом в такие моменты скучно и раздражает.

Могло показаться, что наши отношения складывались как у хозяина и слуги, но на самом деле все было далеко не так. Как бы то ни было, Шики и ШИКИ были одной личностью, поэтому то, что творила Шики, не шло против воли ШИКИ, а он подавлял свои пристрастия в угоду ей.

…Да, ШИКИ был прирожденным убийцей. Насколько я знаю, ему не довелось попробовать крови, но в нем бушевала жажда – крушить, резать, убивать эти хрупкие живые существа, окружавшие его. Людей. Таких же, как мы. Доминирующая личность Шики безжалостно душила его поползновения в зародыше – она была против.

Шики и ШИКИ были неразделимы, хотя старались игнорировать друг-друга. Шики выглядела одинокой и отстраненной, но вторая личность, ШИКИ, всегда был с ней. Маячил за плечом.

И вот пришло время, когда неразрывная связь распалась.

Это случилось два года назад, когда Шики стала ученицей первого класса старшей школы. То время, когда ШИКИ, никогда не вмешивавшийся в то, что делало наше тело, впервые захотел выйти наружу и действовать по своему усмотрению – и попросил об этом.

С того момента воспоминания Шики расплывались в тумане.

Сейчас, лежа на больничной койке, я не могла вспомнить почти ничего из начала первого года в новой школе. Вплоть до момента несчастного случая.

Перед глазами вставала только одна сцена – я сама, замершая посреди кровавой лужи. Место преступления? Но за ней всплыл следующий обрывок, более ясный и четкий.

Классная комната, залитая пламенем алого заката.

Тот, кто уничтожил Шики, мой одноклассник.

Мальчишка, которого Шики хотела убить.

Кусочек нормальной жизни, который Шики хотела спасти.

У меня возникло такое чувство, что эта сцена будет всегда преследовать меня. Всю жизнь.

Но его имя было единственным, что новая «я», очнувшаяся от бесконечного сна, никак не могла вспомнить.

С приходом ночи госпиталь постепенно затихал.

Только редкое шарканье тапочек по гулким пустым коридорам напоминало о том, что я не сплю.

Тьма во тьме, и я в бесконечном пустом пространстве. Затопивший меня мрак ослепил, пронзил сердце отчетливым осознанием – я осталась одна. Та, прошлая Шики, никогда не испытала бы такого безмерного, космического одиночества. Шики, всегда существовавшая наедине со второй ипостасью. Но она исчезла. ШИКИ не стало.

Кто же тогда остался? Кто я – Шики или ШИКИ?

Я не знала.

По логике, если ушел ШИКИ, то я должна признать себя, как женскую половину, Шики.

– Хм… задали же задачку. Вычесть половину из суммы. Но в учебнике никогда не пишут, какую из половин…

Жалкая попытка заговорить сама с собой ни на грош не погасила страшного ощущения внутренней пустоты. Слабая мысль о том, что надо бы грустить, лишь скользнула по стеклянной броне бесчувственности и канула в никуда.

Мне все равно не узнать наверняка. Никогда.

Я – никто. Конечно, воспоминания Рёги Шики по-настоящему мне не принадлежали, я не чувствовала себя вправе присвоить их. Да есть ли в этом хоть какой-то смысл? В пустой ракушке по имени Рёги Шики свищет ветер, безжалостно унесший прочь ее обитателей.

Кому она нужна теперь?

Как больно.

Но что же может болеть в гулкой пустой пещере?

Разве ее может что-то наполнить?

– …Я …иду.

Откуда пришли эти неожиданные слова? Я услышала их?

Воздух дрогнул, словно открылась дверь.

Показалось?

Я повернула лицо с забинтованными глазами к двери.

Там…. там что-то было.

Облачко белесого дыма. Мои незрячие глаза почему-то различили во тьме неясные очертания. Клубок дыма подозрительно напоминал человека. Или нет, скорее – бескостное человекообразное существо, извивающееся и покачивающееся на ветру, как подсолнух с тяжелой головой.

Облако приблизилось, и меня пронизала дрожь инстинктивного отвращения.

Бежать я не могла, поэтому лишь молча ждала.

Призрак? Дух? Мне все равно не страшно.

По-настоящему страшные вещи не имеют формы. Каким бы угрожающим и отталкивающим не было это создание, ему не напугать меня, если его можно загнать хоть в какие-то рамки.

Пусть это действительно призрак – но отличаюсь ли от него нынешняя «я»? Он неживой, и я – утратившая причину существовать. Где разница?

Дымное облако качнулось вперед и окутало меня.

Леденяще острое прикосновение, заставившее все тело судорожно напрячься. В позвоночник словно впились и процарапали сверху вниз острейшие птичьи когти.

Это было отвратительно, но я продолжала сидеть. Прямо и молча. Бесчувственно глядя перед собой. Время тянулось, словно вечность, но, наконец, присосавшийся ко мне призрачный туман растаял, словно слизняк, посыпанный солью.

Очнувшись, я поняла, в чем дело. Пять часов миновало, и призрак растворился, изгнанный спасительной новой зарей. В изнеможении я откинулась на подушки, пытаясь заснуть.